Вечность - Благая Весть

“Даврий”. — “Да, Иисус?” — “Доведи все до конца, и Я надеюсь, что справедливость восторжествует. И про­шу вас с Корнилием, не ругайтесь никогда”. — “Иисус, но мы же все…” — “Иосиф, Клавдия, Осия, спасибо вам за все, ибо вы являлись Моей неотъемлемой частью жизни. Вы ее прожили вместе со Мной, видя при этом и спра­ведливость и беззаконие. Огромное вам спасибо за все. Я не ухожу от вас и надеюсь, что никто из вас не подведет Меня и не осрамит Мое имя. Понимаю, что все выглядит пред вами сном, но вы убедились в том, что это не сон, слушая прекрасную музыку Простора Божьего. Ведаю все о каждом из вас, изменить же не вправе Я ничего, хотя в отдельных случаях Я всегда буду приходить к вам на помощь. Павел, Варнава, вы молоды и не жалейте своих сил. Отдайте все во благо человечества и во славу Все­вышнего”.

— “Брат Ты наш и Учитель, считай, что это уже сделано”.

— “Павел, прощайся с мамой Диной”. Павел об­нял свою мать. “Давид, я жду тебя”.

— “Мама, Мне пора”. Мария посмотрела на Иисуса и заплакала. Даврий обнял Зарру, она про­шептала: “У нас все впереди”. — “Зарра, я тем и буду жить. Поэтому не прощаюсь с тобой”.

— “Мариам?” — “Да, бабушка Рахиль?” — “Ну, пожалуйста, не смотри на Меня так”. — “Я уже спо­койна как никогда”.

В проем небесной колесницы первым вошли Иосиф, Рахиль, Зарра, Александр. Иисус же был пос­ледним. Он поднял руки к небесам и громко сказал: “Люди, помните обо Мне, помните имя Мое ради сво­их детей, самих себя и всего того, что вы видите вокруг себя!” Казалось, что его глас пронесся над всей Землей, люди, окружавшие Елеонскую гору, вздрогнули. Был слышен сильный плач. Да, именно Земля прощалась с Богом. Он же оставался во всех сердцах человечес­ких. Проем закрылся, послышалось шипение, и небес­ная колесница медленно стала подниматься к небе­сам. Люди, поднявши руки к небесам, кричали: “Гос­поди, прости нас, грешных, и сохрани”. Но небесная колесница уже выглядела маленькой звездочкой в не­бесах. После вовсе скрылась.

Иисус стоял молча, слезы текли по Его щекам. “Учитель, — обратился Александр, — о чем Ты ду­маешь?” — “Александр, о том, что Я вернусь снова на эту Землю”. — “Иисус, я Тебя не узнаю, Ты меня­ешься на глазах”. — “Нет, Я не меняюсь, просто Я принимаю Божий вид”. — “О, Господи, это чудо, я вообще не узнаю Тебя”. — “Не бойся, лик Мой зем­ной и лик Мой небесный имеют разницу — это есть таинство. А сейчас, Александр, отдыхай. Мне же нужно

побыть одному”. Он весь светился. От него исходило много тепла. Бог был в раздумье, и Его мысли мед­ленно оседали на грешную Землю. Он молчал, но Он же думал о Земле, уносясь в Царствие Отца Своего Небесного.

Иисус Христос думал, и мысли Его были толь­ко о человечестве. Земля пред Ним выглядела ма­ленький песчинкой в бессмертной Вечности. “Зем-ля-я, Земля-я, Земля-я!”

ЕЛЕОНСКАЯ ГОРА. Развеялся небесный ту­ман. Люди успокоились, но до утра никто не покинул того места. Они стояли в надежде, и все хотели, чтобы Иисус вернулся. Но Его не было. Помнили Его и слова Его: “Я останусь в ваших сердцах”.

По небу медленно стали ползти темные тучи. Кор­нилий посмотрел на Даврия. Его же взгляд пронизы­вал Простор Небесный. “Не дай Бог, если сейчас пойдет дождь”, — подумал Корнилий, — и тогда Дав­рий вовсе сойдет с ума”.

— “Даврий, видишь тучи?” — “Зарра, что ты гово­ришь?” — “Слушай, какая я тебе Зарра, я еще Корни­лий. Говорю: ты тучи видишь, дождь будет сейчас”. — “А, пусть идет”. И в это мгновение прогремел гром, пустился теплый дождь, Даврий как никогда был рад дождю. Он поднял руки к небесам и закричал: “Зар­ра, я тебя люблю!” — “Вот это да, ну, следователь”, — Корнилий рассмеялся. “Что ты смеешься?” — “Нет-нет, я ничего, но ты так заорал, что тучи разогнал во все стороны. Вот что значит любовь”. — “Корнилий, ни­чего ты не понимаешь в жизни”. — “Действительно, куда уж мне”. — “Корнилий, кстати, ты не видел Артему?” — “Нет, может, он уже в Риме или в колес­нице улетел”. — “Слушай, хватит шутить. Послезавт­ра я отправляюсь в Рим. Сейчас я уж точно знаю, что я там буду говорить пред властями”.

Марию окружили Ученики Иисуса. Она была спокойна. “Мария!” — “Что, Корнилий?” — “Идемте все ко мне”. — “Хорошо, я согласна”. Вслед за Мате­рью Божьей в сторону Иерусалима двигалась огром­ная толпа людей, истинно божьих людей. И впереди них шла женщина — святая из святых. Она шла с гордо поднятой головой к Небесам, к тем Небесам, где находился Ее Сын — Бог человеческий.

Все находились в доме Корнилия. “Мария, что Ты решила делать дальше?” — “Корнилий, Я хочу с Пав­лом и Варнавой отправиться в Назарет и некоторое время прожить там, ибо в Иерусалиме Мне будет труд­но”. — “Мария, я Тебя понимаю. Возьмите моих ло­шадей”. — “Спасибо тебе, Корнилий, ты очень хоро­ший человек, но Я хочу весь путь преодолеть пешком. Хочу посетить те места, где побывал Сын Мой. Да и спешить Мне некуда”. — “Что ж, быть по-Твоему. Петр, а что вы решили?” — “Понимаешь, Корнилий, я сейчас не могу тебе ответить, ибо еще не решил”. — “Но у вас времени предостаточно. Мария, когда Ты намерена отправиться?” — “Завтра с утра”. — “Я тогда Тебя немного провожу”. — “Хорошо, Корни­лий. Можно ли Я прилягу, устала и хочу отдохнуть”. — “Конечно, Мария! Спокойной ночи Тебе, Мать Мария”. — “Петр, вы что, уходите?” — “Да, нам пора, ибо нам нужно обсудить свои дальнейшие планы”. — “Тогда удачи вам”. — “Спасибо”. — “Но завтра мы Тебя тоже проводим”. Мария их уже не слышала. Все вышли из дома. Божья Мать отдыхала от всех тяжестей земных.

— “Мама Марии!” — “Да, Иисус? Сынок, Я знала, что Ты вернешься”. — “Я же говорил, что Я с вами останусь навсегда. Встань и подойди ко Мне”. Мария встала и подошла к Иисусу. “А сейчас, Мама, посмотри вон туда, кто там лежит?” — “О Боже, да это же Я, а точнее Мое тело. Но почему Я так выгляжу?” — “Ни­чего, Мама, в Назарете Ты преобразишься и будешь выглядеть иначе, а пока будь таковой, как есть”. — “Иисус, мне так легко, что не хочется возвращаться на­зад в тело”. — “Нет-нет, Я Тебя успокоил и сейчас Тебе нужно возвратиться обратно”. Мария глубоко выдохнула и открыла глаза. Рядом никого не было. “Господи, спасибо Тебе, что Ты есть на самом деле, а все-таки интересно видеть Себя со стороны”. Она сно­ва уснула и уже до самого утра. Утро было нежным и теплым. Мария чувствовала себя прекрасно.

— “Мария, смотрю на Тебя и вижу, что Ты сегод­ня в настроении”. — “Корнилий, по-другому не может и быть, ибо Я встречалась с Иисусом и говорила с Ним”. — “Это же хорошо”. — “Конечно, Я убеди­лась в том, что Он рядом с нами. Павел, собирайтесь с Варнавой, и мы отправимся в путь по стопам Брата вашего”. — “Мама, мы уже готовы и можем следовать, тем более, Петр с Учениками уже здесь”. — “Корни­лий!” — “Да-да, Мария?” — “Идем”.

Они шли по улицам Иерусалима. Только впереди шел не Иисус, а Матерь Божья. Они даже не заметили, как подошли к лобному месту. “Петр, давайте немного постоим здесь”. Пред Ее глазами вмиг промелькнула вся жизнь Иисуса. Она отчетливо услышала: “Мама Мария, начиная с этого места, уверенно иди вперед, ведя за собой братьев наших”. — “Хорошо, Иисус, и вот, начиная с этого места, Я буду идти навстречу своему бессмертию и во славу Твою”. Она обратилась к Уче­никам: “Все, дети Мои, вы знаете, где Меня можно най­ти. Я не прощаюсь с вами и жду вас каждый день, дабы восславить Господа нашего. До встречи, дорогие вы Мои, и спасибо вам за все”. Ученики стояли молча и смотре­ли вслед Божьей Матери, уходящей с двумя Ее сыновь­ями в простор Божьей искренности и любви. Мать Божья шла по Земле, на которой Ее Сын оставил пло­ды свои духовные.

— “Даврий, грустно у меня почему-то на душе”.

— “Корнилий, мне тоже нелегко”. — “Слушай, а Ар­тема нашелся?” — “Да вот он спит, я даже не знаю, где он два дня пропадал. Он только молчит и краснеет”.

— “Ну тогда с ним все понятно. Ты-то что решил?”

— “Понимаешь, Корнилий, я посетил Понтия и Иро­да, был в синедрионе, провел там, на мой взгляд, поучи­тельную беседу. В общем, все, кто виновен, очень ско­ро будут в Риме держать свой отчет пред властями и сенатом. Я считаю, что дело в отношении убийства Иисуса я довел до конца и исполнил свой чисто чело­веческий долг. И мне поутру тоже следует отправиться в Рим. Так что, дорогой ты мой сотник, пришел и наш час. Трудно мне будет без тебя, но жизнь требует своего”. — “Даврий, я же отправлюсь в Капернаум, но не

знаю пока, чем там займусь. Судя по всему, буду про­поведовать христианскую Веру везде и каждому. И сейчас, я сейчас не шучу, обязательно посещу Кипр”.

— “Мир вам, Корнилий”. — “Петр, уходите, не стойте как стражи. О, вы все пришли?” — “Да, ибо знаем, что Даврий уезжает и хочется…” — “Петр, дальше ничего не говори, я уже знаю, чего вам хочется, но не будем делать из этого праздника. Просто посидим, по­беседуем и обсудим, как всем жить дальше”. — “Кор­нилий, у меня есть предложение: а что, если мы поедем к водам Иордана?” — “Мы все согласны”.

Прохладная вода Иордана шумела. Корнилий, Даврий и все Ученики Иисуса нашли для себя удоб­ное место и разместились в тени. Вопрос стоял лишь один: как быть и жить дальше, и кто будет первым после Иисуса среди нас. Очень долго шли споры, но к единому мнению так никто и не пришел.

Слово взял Корнилий: “Дорогие мои братья, снача­ла давайте проводим Даврия и чуть погодя отправимся в Назарет к Матери Марии. На мой взгляд, Она расста­вит все на свои места”. С Корнилием все согласились. “А пока давайте сюда мелехи с вином…”

— “Клавдия, ну что ты все время молчишь? Ведь я тоже хочу узнать, что же происходило на Елеонской горе”. — “Понтий, рассказать тебе, то ты не поверишь, ибо на то нужно только смотреть и все прочувствовать своей душой”. — “Ты же прочувствовала, вот и рас­скажи мне. А то Даврий уже сделал мне предложе­ние посетить Рим. И я должен быть в курсе всех событий”. — “Понтий, дорогой, о событиях нужно было думать раньше, но не сейчас. А вообще, грубость чело­веческая может рушить все то, что попадается под ее давление. Она никого не помилует. Ибо сами своими глазами видели, как она уничтожила Бога, разорвала Его на части. И вот в этом давлении находились и мы с тобой, и все те, кто звериным голосом орал: “Распять Его”. Понтий опустил голову: “Ты снова начинаешь на меня давить?” — “Понтий, это мелочь по сравнению с тем, что мы натворили”. — “Клавдия, скажи мне, а ты видела “луну”? — “Не только видела, но и входила вовнутрь ее”. — “И как там?” — “Ума, ума моего, Понтий, не хватит для того, чтобы объяснить тебе все, ибо оно все Божье”. — “Хорошо, я все понял. Давай лучше будем.., а вообще-то нет, я лучше отдам пред­почтение мелеху с вином”. Клавдия посмотрела на него, заплакала и удалилась отдыхать.

“Этим уже не переиначишь, — подумал Понтий, — и как бы ты не рыдала, Иисуса, можно сказать, уже нет. И ты, лично ты, Клавдия, Его никогда не вернешь. Хотела бы ты этого или нет”.

До глубокой ночи Клавдия не могла уснуть. Пон­тий же наслаждал свое чрево напитком, который был подарен ему солнцем. В том наслаждении он и уснул.

— “Ну, Корнилий, вот и настало время”. — Дав­рий, плохо мне будет без тебя”. — “Понимаешь, Кор­нилий, мы с тобой породнились, понимали друг друга даже по выражению глаз, и мне кажется, что все люди должны быть такими”. — Дай Бог, дай Бог, Даврий, чтобы все были таковыми. Но пока идет по-другому. Я вот сейчас думаю, не проклянет ли Всевышний всех людей, ведь люди подняли руку на святое. Мы были рядом и ничего не смогли сделать ради того, кто нас сотворил”. — “Корнилий, я это понимаю, но я могу быть лишь следователем на этой Земле. Что же каса­ется другого, то я здесь бессилен, хотя совесть о чем-то говорит и даже тревожит. И порой, особенно после Вознесения Иисуса, во мне что-то изменилось, ибо, видя все происходящее у себя на глазах здесь, не только совесть, но и разума можно не удержать своего. Ведь сам видел своими глазами: был Он и вознесся. Видел все, мне даже не верится. —”Даврий, согласись, ведь было же такое. Конечно, я понимаю, пройдет много лет и люди с трудом будут верить в это. Так что возра­дуйся тому, что мы жили в эти времена — времена Божьих деяний”. — “Корнилий, я понимаю, что Бог оставил свой след на Земле, но и мы же должны в память Его оставить что-то после себя”. — “Лично я думаю, что все так и будет”. — “Что ж, тогда давай обнимемся на прощанье. Мне нужно спешить, ибо, Корнилий, ты знаешь, каков Кесарь да Нерон, вместе с ним взятый. Артема, в путь”. — “Слава Богу, нако­нец-то дождался и я своего дня”. — “Смотри на него, ну, второй Бог. Неужели до тебя не доходит, что ты был свидетелем Вознесения Господня?” — “Свиде­тель, свидетель… Я домой хочу”. — “Вот, Корнилий, видишь, что уже сейчас происходит, а ты говоришь, что в каком-то далеком времени… Хотя, ладно, время свое покажет и рассудит всех по деяниям их. Все, Корни­лий, я больше не могу, до встречи!” Даврий вскочил на лошадь, улыбнулся, посмотрел на Корнилия и ускакал со слезами на глазах. Корнилий же долго стоял, мол­чал и думал: “Боже, что мне делать, я сойду с ума от такой скуки”. “Корнилий, не сойдешь, ты скоро с ним встретишься”. Он посмотрел вокруг. “Да-да, конечно, я все понимаю”. Светило солнце, сушило своим мгно­вением слезы на щеках Корнилия.

РИМ. Поздней ночью Даврий с Артемой при­были в город. “Что делать, идти к Кесарю или… — подумал Даврий, но решил, — лучше я отдохну, а утро подскажет само, что делать”. Он зашел в дом. “Мне кажется, что я вечность не был здесь”. Грусть давала о себе знать. “Выпью я вина, пусть оно меня успокоит. Интересно знать, чем занимается сейчас Корнилий?” Даврий уснул. Во сне он видел лишь одно явление: пред ним стоял огромный осиновый крест, и ему каза­лось, что крест вот-вот упадет и раздавит его. Но жен­щина в белом одеянии пыталась удержать крест: Зар­ра, Зарра, ты? И Даврий проснулся. Светило солнце, день предвещал быть теплым, мягким. Хотя настрое­ние у Даврия было плохим, в таком состоянии он от­правился к Кесарю.

“В чем дело, почему ты так долго был там?” Это были первые слова, которые произнес Тиверий, увидя Даврия. Даврий не знал, с чего начать разговор, но отве­тил: “Я следователь и до конца должен был разобраться в страшном злодеянии”. — “Именно, именно скажи, ви­дел ли ты пророка?” — “Я видел Бога и говорил с Ним, видел Его Вознесение в Царствие Небесное, и многое, многое другое видел я своими глазами”.

В этот момент в палату влетел Нерон: “Где, где этот пророк?” “Даврий улыбнулся: “Он уже на Небесах”. — “Почему ты Его не доставил сюда?” — “Ува­жаемый Нерон, это я тебя мог бы доставить в любое место, но Бога не доставлять нужно, а за Ним нужно идти”. — “Что ты несешь, какой Бог?” — “Истин­ный”. — “И ты, умный человек, увидел в том голод­ранце Бога?” — “Именно в Нем я увидел то, что тебе никогда не удастся увидеть, ибо Бог — это сокровен­ное и, главное, что не ваше. Вы не достойны даже дотронуться до Него рукой”. — Да, я чувствую, — сказал Нерон, — не того человека отправил я для следствия. Но ты мне хоть скажи, был ли такой про­рок на Земле?” — “А почему был, Он везде с нами”.

— “Как, и со мной?” — “Наверное, нет, Нерон, с тобой находится дьявол”. — “Даврий, знаешь, сенат тебя мо­жет…” — “Да, я знаю, и я уйду по своей воле, но не по прихоти вашей. Но когда вы окажетесь там, — Дав­рий указал на небо, — то вы заговорите иначе, ибо там не Земля, а нечто другое”. — “Какое?” Тиверий пере­бил Даврия: “Кто виновен в смерти пророка?” — “Списки у меня есть”. — “Сюда их немедленно”. — “Они со мной”. — “Да-да, а я этим лицам доверял, всех ко мне и немедля. Нерон, ты можешь быть свобо­ден. Даврий, ты же останься”. — “Если можно спро­сить, зачем?” — “Мне нужно с тобой поговорить как человеку с человеком”.

“Ехидна, — подумал Нерон, — но я тебя все рав­но обойду стороной, и Даврия я уничтожу”.

Даврий думал же о Зарре и о Корнилии. Но самая из самых мыслей тревожила его больше: “Где Иисус, где Он, ведь Простор Небесный очень большой, а мы пред ним такие маленькие и затерянные в пус­тыне бездны”. — “Даврий, что с вами?” — “Тиверий, я слушаю тебя”. — “Можем ли мы поговорить с глазу на глаз? Это свечение, которое мы видели все, это…”

— “Да, это было то, о чем все думали и не только думали, но и знали”. — “Значит, Он был?” — “Да, я видел Его и то, что Он действительно вознесся в Не­беса”. Тиверий удивился: “Да-а, на небесной колесни­це? То был не сон?” — “Увы, Тиверий, я ничего не скрываю как человек и как подданное вам лицо”. — “Но почему тогда Пилат и Ирод скрыли все от меня?”

— “Отвечу так: они боялись Иисуса, ведь Он был намного сильнее. Он был — Бог, а они же правители земные”. — “Но ведь Понтий — человек благора­зумный”. — “Это на ваш взгляд, а в принципе — да, он человек благоразумный, но не в том деянии, что он сотворил. Ирод же слабый и в то же время сильный, хотя все это по-разному можно охарактеризовать. Но судить вам придется их, ибо они виновны в смерти Бога. Это я утверждаю. Всех людей я не могу осу­дить. Да, они требовали казни невинного ни в чем человека, но в итоге — Бога”. — “Даврий, я чувствую, что Нерон…” — “Тиверий, я это все понял. И когда до меня дошли слухи о том, что была массовая резня…”

— “Слушай, об этом лучше не говори. Я чувствую, что мне очень скоро придется оставить свой пост, ибо Не­рон…” — “Тиверий, я все знаю. Ибо люди убили Бога, а мы есть всего-навсего простые люди, которые подвластны неведомым силам. Так что будем наде­яться на все хорошее”. — “Ответь мне, Даврий, каков Он был из себя?” — “Тиверий, Он был человеком, и всего лишь две родинки украшали лик Его. Он был певуч, как птица ночная, ибо из Его уст исходило духов­ное пение, я думаю, всех душ наших. Но звучание души Его было особенным, да и особенным это не назовешь, ибо Он — Господь, Он величен, величен как солнце, согревающее всех нас”. — “Даврий, мне стыд­но, но я хочу просить у тебя совета: как быть мне, как поступить в данную минуту?” — “Что я могу ответить? Вызывай Ирода и Пилата, тех членов синедриона, что я преподнес вам в списках. И ведите следствие сами, с меня же предостаточно, включая все то, что я и ви­дел. Но лично я думаю, что виновные должны понести наказание со стороны справедливого суда. А со сто­роны Божьей каждого из них ждет участь, я даже не могу представить, какая”. — “Даврий, судя по всему, я так и сделаю — немедля пошлю гонца в Иерусалим”.

— “Тиверий, сделай это без промедления”. — Да, я все понимаю, ибо видел некое свечение в небесах, и мне пришлось призадуматься. Лично ты видишь, как себя ведет Нерон, он метит на мое место, всякими путя­ми он хочет искоренить все Господнее”. — “Да, он уже натворил столько… Я уже знаю. И поэтому гово­рю, что сила Божья не обойдет его стороной”. — “Дав­рий, на сегодня хватит. Я с тобой поговорю еще завт­ра. Мне нужно еще кое о чем подумать”. — “Тиве­рий, я не против”. — “Тогда ты свободен”.

НАЗАРЕТ. Мария благополучно добралась и, увидев свой дом, Она зарыдала. Перед Ее глазами прошла вся жизнь Ее единственного Сына.

— “Павел, Варнава, входите. Этот дом надолго будет являться нашим духовным очагом. Я вас попро­шу: наведите здесь достойный порядок. Я же хочу по­сетить свое любимое место, ибо оно Меня притягивает своей необыкновенной силой”. — “Мама, мы все сде­лаем. Пойди отдохни”. Мария молча удалилась.

— “Павел, мне не верится, что здесь жил Иисус Христос”. — “Варнава, считай, что Он здесь почти и не жил, ибо все время был в пути”. — “Но, Павел, все равно, это Его родительский дом”. — “Дом Его — это вся наша Земля и все то, что мы видим, чем дышим и чем живем”. — “Я понимаю, и мне приятно нахо­диться в доме, где жил наш Учитель и Бог”.

Мария сидела молча, но мысли не давали Ей по­коя. Они теребили и рвали Ее душу. И в один момент Она услышала: “Мама, Я снова рядом с Тобой. Прошу Тебя, не грусти”. — “Эммочка, Я слышу Тебя, но Мне очень грустно”. — “Мама, Я говорю Тебе, что грусть — явление временное, а дальше нас с Тобой ждет только благое, и мы с Тобой будем неразлучны”. — “Эмма, Я верю Тебе”. — “Мамочка, Я прошу Тебя, не опускай руки, продолжайте Мною начатое”. — “Сы­нок, Я и так стараюсь”. — “А сейчас, Мама, иди, Павел и Варнава убрали весь дом, и Тебе приятно будет отдохнуть в нем. Забудься во сне, ни о чем не думай, ибо впереди вас ждет еще очень много приятно­го и, увы, не очень”.

ИЕРУСАЛИМ. Корнилий уже несколько дней не мог уснуть. Ни в чем он не находил покоя. Необыч­ная тоска одолевала его. В душе он плакал: “Господи, сил моих не хватает, чтобы успокоить свою душу. Труд­но все пережить. Разлука с Тобой и с теми людьми, к которым я привык — это тяжесть нечеловеческая, — думал он. — Что, что мне делать дальше?”

— “Корнилий, отправляйся вместе с Моими Уче­никами в Назарет, и ты найдешь свое успокоение”. — “Хорошо, Иисус, пусть будет по-Твоему, и я снова пре­клоняюсь пред Тобой, как пред всем святым и величе­ственным”. — “Спасибо тебе, Корнилий”.

ОТ ЛУКИ. Корнилий был добрым и порядоч­ным человеком, это замечали все. Его искренность, его доброта и шутки, но особенно улыбка его заставляли нас задуматься о том, что он действительно был чело­век, рожденный Богом. Даже в общении с Иисусом он все время улыбался и часто шутил. Иисус смеялся и говорил: “Корнилий, не обессудь Меня, но душа у тебя теплее солнца. Ты радуйся этому, ибо таких людей очень мало Я встречал”. Было заметно, что Иисус его очень уважал, ибо Он любил веселых людей. И таким Он радовался, как малым детям. С другой же стороны Корнилий был очень силен. Он ничего не боялся, все­гда выглядел как настоящий воин. Из его тела исходи­ла необыкновенная сила, но он применял ее только в отдельных случаях и особенно в тех, когда были физи­ческие нападения на Иисуса Христа. Вообще-то он чем-то напоминал своей внешностью Варавву. Од­нажды в Иерусалиме завязалась потасовка, Корнилий на все смотрел сначала спокойно, но после нервы, на­верное, не выдержали, и он ввязался в то нечистое дело. И лично я своими глазами видел, как виновники того “торжества” летали, как птицы небесные. А Корнилий по-прежнему оставался спокойным, но делал свое дело. Иисус тоже видел, и когда все закончилось, Он ему сказал: “Корнилий, в твоем лице Я видел истинно­го Бога, Бога справедливости, ибо ты никому не навре­дил, но проучил”. — “Учитель, ведь я же человек”. — “Корнилий, здесь все понятно”. — “Учитель, прошу Тебя, не обессудь меня, ибо я как воин должен поддер­живать порядок везде”.

Вообще-то каждый человек прекрасен по-своему. Корнилий не был исключением, ведь его плоть состоя­ла из части Творения Божьего.

ОТ ЛУКИ.

Прошло семь недель после того, как Иисус воз­несся в Царствие Небесное. Петр с Учениками Гос­пода Бога отправились к Матери Марии, входя по пути в каждое селение, проповедуя Истину Божью. Встречали их везде по-разному, ибо те, кто не видел Иисуса, требовали, дабы Он явился пред ними. Трудно было что-либо доказать, но последователи Иисуса де­лали возможное и невозможное. Переубеждали и были довольны этим. Их забрасывали камнями, и душам их тогда становилось обидно, но они терпели все и вся и ни от чего святого не отрекались.

Добравшись до Назарета, они сразу посетили Мать Божью: “Мир Тебе, Матерь Божья”. — “Господи, Петр, вы? Извините Меня, Я не ожидала вас”. — “Мать Ма­рия, не беспокойся ни о чем. Мы прибыли к Тебе с подарками”. — “Корнилий, и ты с ними?” — “Да, Ма­рия, ибо я уже не могу по-другому представить свою жизнь”. — “Спасибо тебе, Корнилий. Я вижу, что только вы остались преданны Моему Сыну”. — “Мария, да нет, не только мы, последователей у Иисуса очень много и со временем будет больше, мы в этом убеждены. Лучше скажи, как нам быть дальше?” — “Корнилий, дети вы все Мои, не могу я вас заставить делать то или это. Вы уже зрелые мужи и решать вам. Хотя, путь пред вами открыт Иисусом, вот и следуйте этой дорогой, несите в люди то, чему учил вас Иисус, Спаситель наш. Петр, что ты при­уныл?” — “Нет, я думаю, как лучше поступить”. — “А так, как душа тебе твоя подскажет”. — “Вот, Мать Ма­рия, я и пытаюсь ее услышать и не желаю ошибиться в выборе своем”. — “Что ж, время у вас есть, хорошо обду­майте все, и то, что предпримете для себя, пусть будет вашим. А пока можете отдыхать, хотя мысли ваши не дадут вам покоя, ибо в душах ваших давно был заложен огонь Божий. И он, только он будет руководить вашими помыслами и деяниями”. — “Мать Мария, Ты истинно права, только огонь Божий будет нас вести по этой греш­ной земле, и времени для раздумий у нас очень мало. Нужно спешить и торопиться, ибо Царствие Небесное видит нас и ждет от нас посева добрых плодов”. — “Вот-вот, Петр, Я же говорила, что огонь Божий сам подскажет, как поступить”.

ИЕРУСАЛИМ. — “Понтий!” — “Что, Клав­дия?” — “Прибыл гонец с депешей из Рима”.— “Пусть он зайдет ко мне”.

Через минуту вошел гонец. Понтий внимательно посмотрел на него и сразу все понял. “Я слушаю тебя”. — “Тиверий, Кесарь, требует от вас немедленно при­быть в Рим вместе с Иродом. Ирода я уже предупре­дил, он готов в дорогу”. — “Я тоже уже давно готов, только ждал этого часа, и вот он настал. Ты можешь отправляться в Рим, я же прибуду попозже”. — “Нет, мне велено прибыть вместе с вами. Одному мне воз­вращаться нельзя”. — “Но все равно тебе придется немного подождать. В пределах двух дней мы отпра­вимся в Рим”.

Понтий начал нервничать. Он выходил из себя: “Ну натворил дел, не выбраться мне из этой ямы правосудия. Но как бы ни было, буду говорить только правду. Ирод, думаю, тоже поступит так же. Но как же мне быть пред Богом? Как мне попросить помилования у Него? Вот где заложена вся суть дальнейшей жизни моей семьи. Хотя семейного очага я давно уже не чувствую, живем с Клав­дией, как дикие звери. Порой даже не замечаем друг друга. Вроде бы и терять нечего, но, с другой стороны, не хочется мне неприятностей”.

Клавдия подошла к Понтию и обняла его. “Я пони­маю так, что нам нужно собираться?” — “Да, Клавдия, будем готовиться, сам не знаю к чему. Хотя мало чего хорошего ждет нас, а точнее, меня с Иродом”. И они заплакали. В своих слезах и горечи совести своей они видели лицо Иисуса, которое смотрело на Понтия с Клав­дией, молчало, но взгляд был особенный, и так Он долго смотрел на них. Понтий не выдержал: “Все, завтра же с утра отправляемся. Я жить больше так не могу. Пусть Тиверий делает со мной что хочет, но судьей моим для меня будет только моя совесть, ей решать все за меня. И что она решит, то так и будет”. Клавдия посмотрела на Понтия. “Не нужно, Клавдия, помолчи, так будет лучше и для меня и для тебя. Не хочу я в такие моменты вступать в разногласия с тобой”. Понтий удалился, оставив Клав­дию одну. Она присела и громко зарыдала: “Боже, Боже,

прости нас. Знаю, что сохранить Ты нас уже не смо­жешь, но прости”.

РИМ. — “Иродиада, Соломия!” — “Антипа, до­рогой, ты прибыл?” — “Да, Иродиада, но не один, со мной Понтий и Клавдия”. — “Сейчас мне, Антипа, стало все понятно. Ответь мне, это действительно на­ступило возмездие?” — Да, оно пришло за нашими душами, и мне очень страшно становится за нас. Завт­ра меня ждет Тиверий, в общем, судьба наша в его руках”. — “Дорогой, успокойся”. — “Нет, успокоить меня может только смерть моя, ибо еще над нами есть Бог, ведь я видел, как светились небеса в день Его Вознесения, и понял все”. — “Я тоже видела, как они светились, но ведь ничего же не случилось”. — “Учти, Иродиада, пока что не случилось, а ведь произойдет это незаметно, ибо наказание уже находится рядом с нами, только оно еще не изъявляется. Соломия, а как у тебя дела?” — “Прекрасно. Я пока счастлива и скоро хочу выйти замуж”. — “Я поздравляю тебя, ибо вижу, что ты и здесь понапрасну времени не теряла. Твое дело, поступай как хочешь. Иродиада, я хочу отдохнуть, ибо устал, а поутру вместе с Понтием придется идти на наше “распятие”. Ночь для Антипы прошла в страш­ных снах.

Утром Антипа встретился с Понтием Пилатом. “Ирод, готов ли ты?” Антипа опустил голову. “Так, с тобою все понятно. Хочется или не хочется, но идти к Кесарю нам придется прямо сейчас”.

Тиверий находился у себя в палате. Вошел слуга. “К вам пожаловали Антипа Ирод и Понтий Пилат”.

— “Проси их войти сюда”. — “Понтий, иди ты пер­вым”. — “Хорошо, Антипа”. Они вошли.

— “Скажите мне, цари земные, вас сразу казнить или вы будете оправдываться и просить прощения у меня”. — “Нет, просить прощения мы не будем, ибо знаем, что виновны. С нашей помощью был убит сам Господь Бог — Царь Небесный”. — “Так вы еще и сознаете это?” — “И осознаем, и признаем”, — отве­тил Понтий. “Значит, ум у вас еще есть. Но мне хо­чется знать, где он был тогда, в тот день, когда вы осуществили самое страшное. Вы что, были пьяны?” - “Нет, Тиверий, мы все понимали, но народ требовал своего”. — “А народом кто правил, не вы ли? Не­ужели вы, люди высшего общества, не могли понять и увидеть в том пророке нечто необыкновенное и доло­жить мне”. Антипа не выдержал: “Мы видели все, но не придали этому особого значения”. — “Вот своей невнимательностью вы и приговорили себя к наказа­нию. Лично мне не хочется отвечать за ваши деяния пред самим Всевышним”. — “Тиверий, что нас ждет?”

— “Не спешите, дорогие. Следователь Даврий мне изложил до мельчайших подробностей, и, в принципе, знаю все, но дело не в этом. Скоро сюда прибудут духовные овечки из синедриона, и когда я вас всех здесь соберу, то мы начнем новое следствие. Сколько оно будет длиться — я не знаю. Пусть это будет год, два, но все равно после этого будет суд, суд справедли­вости, ибо вы казнили, повторяю вам, не простого ни­щего, думаю, тем самым вы казнили весь белый свет, потому что я видел, как негодовали Небеса, и мне бы не хотелось находиться на вашем месте”. “Вот зверь, я бы хотел видеть тебя на нашем месте, ишак ты без­мозглый”, — подумал Понтий, но сказал: “Что ж, Ти­верий, мы согласны, будем ждать нового следствия. Мы можем быть свободны?” — “Да, Ирод пускай идет, а ты, Понтий, останься”. Антипа покраснел, его одолели темные мысли: с чего бы это? “Антипа, ты свободен”. Он молча вышел.

— “Понтий, скажи мне, не отразились ли на атом твои постоянные ссоры с Иродом?” — “Да нет, ни в коем случае. Мы оба знали Иисуса и неоднократно встречались. В отдельных случаях он нам помогал”. — “И вы решили отблагодарить Его таким страш­ным наказанием?” — “О Боже! Тиверий, тебе легко рассуждать и винить нас, но посмотрел бы ты на свя­щенников, что они вытворяли с Ним и Его Матерью. А люди, люди? Даже те, кому Он помог, как они могли кричать и требовать, жаждать Его смерти? Лично я виновным Его ни в чем не считаю”. — “Понтий, на твой взгляд, как к Нему относился Антипа?” — “Мне трудно ответить на это. Мне кажется, он уважал Иисуса, но боялся признать это даже предо мной, ибо на его совести еще один грех — голова Иоанна Предтечи. Вот после этого он как бы замкнулся в себе”. — “Скажи, а этот, как Его, Иисус, да Иисус, смог бы ли что-то изменить между людьми, если бы сейчас Он был жив?” — “Думаю, что да. Он бы мог сделать многое, ибо за Его спиной стоял весь Простор Небес­ный”. — “Идиоты, что вы наделали? Я бы мог Его возвысить, как Бога и использовать в своих целях. Понимаешь ли ты это?” — “Я-то понимаю, только, Тиверий, Он бы не понял тебя”. — “Я бы Его заста­вил, на коленях бы просил Его, но заставил бы, и Он подчинился бы мне”. — “Нет, Тиверий, Он был на­стоящий, истинный Бог и не позволил бы Себя ис­пользовать в твоих корыстных делах. Он бы мог тебя наказать, и ты бы ослеп или потерял дар речи, ибо в этом Он был силен, хотя делал обратное. Он исцелял и помогал, никому не отказывая”. — “Если все дей­ствительно так, то вы пред Ним с Антипой просто умалишенные люди”. — “Тиверий, пусть лучше суд это решит”. — “Хорошо, ты можешь идти. Но учтите, вы мне в любую минуту можете понадобиться”.

Антипа ждал Понтия на улице. “Что он хотел от тебя?” — “Ничего, он обнял меня и поцеловал, сказав, что мы с тобой ишаки лопоухие. И больше ничего. Хотя понять Тиверия трудно. По нему видно, что он играет и хочет остаться чистым. А ведь по его приказу сколько мы убили виновных и невинных. Так что, Ирод ты мой ненаг­лядный, были мы ослами и помрем, предстанем пред Иису­сом такими жалкими овечками, что стыдно нам будет пред всем Царствием Божьим”. — “Понтий, идем ко мне”. — “Да нет уж, изволь. Я боюсь, что могу напиться и буду приставать к твоим сожительницам, а у тебя удар очень сильный. Лучше пойду я к себе, проведу сегодняшний день с Клавдией. А на днях мы встретимся с тобой, судя по всему, снова у Тиверия. Так что ослик, да нет, ишак, иди один в свою обитель и наслаждайся прекрасной жизнью, что подарил нам Господь Бог, а мы Ему своей безмозглос­тью отблагодарили сполна, честь нам и слава, только не от Небес, а от преисподней, ибо там наше место. А тебе, Антипа, еще ниже предстоит посетить место, ибо на тебе еще висит смерть Иоанна Крестителя. Но не бойся, все равно будем рядом”. — “Бессовестный ты, Понтии”. — “Нет, мы оба бессовестные. Совесть в Иерусалиме оста­лась, а здесь лишь наши тени. Нас уже, можно сказать, нет”. — “Ладно, ступай с Богом, хотя… Стой, смотри, это же Даврий идет, давай поговорим с ним”.

— “Мир тебе, Даврий”. — “Мир вам”. — “Мож­но ли нам с тобой поговорить?” — “Но разве я мало с вами беседовал в Иерусалиме?” — “Извини нас, но мы хотим знать, не казнят ли нас после суда?” — “Ничего убедительного я вам не могу ответить, хотя мне жалко вас. Но обернитесь назад и посмотрите на ваши деяния. Извините меня”, — и Даврий удалился.

Антипа обернулся: “Понтий, я ничего не вижу поза­ди себя”. — “Эх ты, царь ты, царь галилейский… Вижу, что ты совсем уже выживаешь из ума. До встречи”.

Антипа возвратился домой. К нему подошла Иро­диада. “Антипа, что с тобой?” — “Иродиада, дай мне лучше вина, и побольше”. — “Ты мне скажи, о чем Тиверий с вами беседовал?” — “Все о том же. О Предтече и Иисусе”. Иродиаду затрясло. “Соломия, я думаю, что тебе срочно нужно покинуть Рим и где-то скрыться, пока здесь все это закончится”. — “Мама, так и будет, ведь я уеду к своему мужу”. — “И чем быстрее — тем лучше будет для тебя. Антипа, я пра­ва?” — “Иродиада, в чем-то ты права, но не во всем. Никакое бегство не поможет, а лишь участь продлит”. — “И все-таки Соломия уедет”. — “Делайте что хотите, я вам не советчик уже, ибо один раз вы меня уже наказали. Но смывать грех нам придется всем вместе”. — “Не говори с нами больше так, ведь ты знаешь, как мы тебя любим. И, как бы ни было, я все время буду находиться рядом с тобой до конца дней наших”. — “Спасибо тебе, Иродиада. Пусть Соломия все-таки покинет Рим — найдет где-то укромное ме­сто и ждет там нас с тобой. Но учтите, чтобы о нем никто не знал, даже Понтий Пилат. Пусть Соломия заберет драгоценности, сбережет их до нашего прибы­тия. Я чувствую, что нам трудно придется доживать свой век. Иродиада, я прошу тебя, отправляйся и ты вместе с Соломией, я же вас найду”. — “Но, Анти­па…” — “Нет-нет, я так решил, и пусть будет по-моему”. — “Тогда, Антипа, жди от нас весточку, мы сообщим о том месте, где будем находиться”. Через два дня Иродиада и Соломия отправились в неизвестном никому направлении, Антипа снова остался наедине со своей совестью и горечью от того, что натворил за свою жизнь. В страшных мучениях проходили дни пребы­вания его в Риме. Он ненавидел себя и свою прожи­тую жизнь; он снова занемог.

— “Клавдия, я чувствую, что с Иродом что-то слу­чилось”. — “Что ж, Понтий, посети его”. — “Я от­правляюсь немедля”.

Антипа не ждал Понтия. “Что ты разлегся, царь земной?” — “Понтий, я себя плохо чувствую”. — “Не страшно, ибо не в первый раз это происходит с тобой. А где Иродиада и Соломия?” — “Их нет, они покину­ли Рим”. — “Интересно, куда же?” — “Я сам не знаю”. — “Ну, ты и ехидна, не может быть такого, чтобы ты не знал, а вообще-то твое дело. Мне лично без разницы, где вы помрете. Вставай, я тебя буду вра­чевать, только не так, как делал Иисус, а сосудом с вином, и ты у меня за один день примешь достойный вид. Тебе срочно нужно поправиться, а то Тиверию ведь все равно, болен ты или нет, идти к нему придет­ся”, И так несколько дней в пьяном угаре они прове­ли вместе. Казалось, что обсудили все возможное и невозможное, и им обоим намного стало легче на душе.

Шло время, светило солнце, дул ветер, шел дождь, каждый день приносил что-то новое — заметное и нет. Люди вспоминали об Иисусе Христе, и все, кто Его знал, ждали Его возвращения. Жизнь кипела, рождала и забирала свое, и во всем этом жили Апостолы Божьи, Небесные посланцы от Всевышнего. Они творили и претворяли идеи Бога в жизнь. Казалось, что трудные времена остались позади, но это лишь только казалось, ибо муки и страдания нечеловеческие ходили рядом с каждым избранным Апостолом.

РИМ. Ровно полтора года длилось следствие над Иродом и Понтием Пилатом. Семь членов синедрио­на были приговорены к распятию, Ироду и Пилату предложено было покинуть Рим навсегда и на протя­жении десяти лет не появляться в пределах города.

— “Вот, Понтий, мы уже с тобой никто — и не цари, и не люди. Но слава Богу, что нас миновало самое страшное”. — “Антипа, а ты полностью в этом уверен? Ведь суд земной над нами был, а суд чести Божьей находится у нас внутри. И если мы его вы­держим, то значит, еще немного проживем”. — “Бу­дем надеяться, что так и будет”. — “Антипа, идем ко мне, Клавдия уж нас заждалась. Я думаю, что нам с тобой придется попрощаться по-человечески, несмотря даже на то, что мы являемся зверями, только двуноги­ми”. — “Понтий, сейчас я согласен со всем, что ты говоришь. Раз ты настаиваешь, то идем”.

Антипа и Понтий вошли в дом. “Клавдия, мир дому твоему”. — “Мир тебе, Антипа. Присаживай­тесь”. — “Клавдия, мне стыдно пред тобой”. — “Уже поздно, Антипа, это признавать. Скажи мне, ты-то куда отправишься?” — “Иродиада поселилась с Соломией в одном небольшом городе. Я пока не могу вам сказать, но со временем скажу вам. Вот там, думаю, и проведу я свою оставшуюся жизнь. А что предприняли вы с Понтием?” — “Мы отправимся с ним в Галлию. В городе Вене у нас есть уже небольшой дом, и мы там обоснуемся. Не знаю, чем он будет заниматься, но лич­но я буду проповедовать Веру в Господа нашего, с кото­рым я была лично знакома”. — “Да, Клавдия, ты ока­залась действительно сильнее нас и духом и плотью своею”. — “А я ведь раньше вас предупреждала: будьте царями, но не забывайте о том, что вы еще и люди”. Последнюю ночь в Риме они провели все вместе, и утром, распрощавшись, Антипа Ирод отправился к Иродиаде и Соломии в Лугдунь, на юге Франции. В предсмертные часы судьба их еще сведет вместе, но это будет лишь через девять лет.

НАЗАРЕТ. — “Мария, мир Твоему дому Божь­ему!” — “Боже, Корнилий, как долго Я тебя не видела, как долго”. — “Прости меня, Мария, дела поглотили, а они связаны с именем Сына Твоего и Бога нашего. Я строю Храм в честь Его, где и буду проповедовать Веру Христианскую”. — “Спасибо тебе, Корнилий. А ты постарел”. — “Ничего, душа у меня еще молода, и в теле моем полно еще сил. А почему я не вижу с Тобой Павла и Варнаву?” — “Они с Петром в Риме”.

— “И Ты их отпустила одних?” — “Корнилий, они уже взрослые, и их Мне было не удержать. Да и вообще, все Ученики разбрелись в разные стороны Земли нашей родимой. И пусть их ждет везде удача и человеческое понимание”. — “Мать Мария, как кста­ти, ведь я тоже хочу отправиться в Рим к Даврию”. — “Думаю, что дети Мои находятся у него”. — “Мария, вот это будет встреча. Я раньше даже и не мог поду­мать об этом. В общем, Ты меня обрадовала”. — “Корнилий, если не секрет, где будет воздвигнут Храм?”

— “Избрал я для него красивое место в Кесарии. Храм Божий будет виден со всех сторон, и никто его не обойдет стороной. Ибо своей красотой он будет привлекать всех, тем более проповеди буду вести я. Я знал Иисуса, мне будет легко преподносить знания о Нем людям. Думаю, что многие станут моими прихо­жанами и примут Истину Бога нашего единородного”.

— “Корнилий, как Мне это приятно слышать. Еще раз тебе большое материнское спасибо”.

РИМ. По улице города двигались три человека. Никто не подозревал, что они посланники Божьи — Петр, Павел и Варнава.

— “Павел, я впервые вижу такую красоту. Это не город, а волшебство”. — “Варнава, ты в чем-то прав, но истинная красота нас ждет только на небесах”.

— “Павел, Варнава, не отставайте, нам нужно спешить, ибо мы можем остаться без ночлега”. — “Хорошо, Петр”.

— “Петр, а будет ли Даврий рад нашему приходу?”

— “Не знаю, будет ли он рад, но я лично буду рад месту для отдыха, что он нам предоставит. Идемте, идемте”. — “Петр, но ведь вокруг все выглядит так интересно”. — “Мы здесь пробудем долгое время, так что увидите мно­гое”. — “Смотри, Петр, вот ведь и пятый холм, а дома Даврия не видно”. — “Но он же говорил, что дом его насаждениями закрыт. Может быть, тот дом, что виногра­дом укрыт?” — “Павел, ты не ошибся, стучи в дверь”. Он постучал. “Есть кто дома?” — “Входите”. — Дав­рий, мир дому твоему”. — “Боже, братья мои, как я рад. Проходите, ведь вы не в гостях, считайте, что вы у себя дома”. — “Спасибо тебе, Даврий”.

“Петр, извините меня, но самый первый вопрос будет у меня такой: как живет Мать Мария?” — “Пока нормально. Она у себя на дому принимает людей и, как может, старается им помочь”. — “И у Нее это получа­ется?” — “В какой-то степени да”. Даврий посмот­рел на Петра: “Петр, что с тобой?” — “Даврий, я устал и хочу отдохнуть”. — “Что же ты сразу не сказал, иди сюда, вот здесь и отдыхай. Павел, Варнава, а вы?” — “Даврий, нам хочется посмотреть город”. — “Так ведь уже поздно”. — “Ну и что”. — “Нет, в такой поздний час одних я вас не отпущу, а завтра, пожалуйста, може­те гулять, столько сколько захочется”. — “Даврий, но…”

— “Нет, нет с этого момента я отвечаю за вас”. — “Тогда мы будем отдыхать”. — “Вот и хорошо. При­ятных вам сновидений”.

ЮГ ФРАНЦИИ. ЛУГДУНЬ.

Окраина города. Антипа подошел к небольшому дому. Конечно, это не дворец, но жить можно. Он постучал: “Иродиада, Иродиада!” Дверь открылась: “Ан­типа, дорогой ты мой, у тебя все в порядке?” — “Как видишь, я еще жив. А где Соломия?” — “Не беспо­койся, она скоро придет”. — “Иродиада, я посмотрел со стороны на дом и сравнил его с нашим дворцом, но. судя по всему, я его заслужил”. — “Антипа, не думай об этом. Главное, что мы живы”. — “Я согласен с тобой, но это еще ни о чем не говорит. Думаю, что у нас все еще впереди”. — “Антипа, прошу тебя, не говори больше об этом, ибо мне страшно так будет жить”. — “А для меня страшно то, что я на протяжении не­скольких лет не смогу вернуться в Рим”. — “Антипа, как-нибудь обойдемся без Рима. Я рада, что мы снова вместе, и мне больше ничего не нужно. Скажи, а как дела у Понтия и Клавдии?” — “Точно так, как и у нас. Правда, я ему не сказал, где мы будем жить. Пусть все успокоится, и тогда я сообщу ему, хотя… зачем. Пусть будет так, как будет. Сколько раз я с ним ссо­рился и не хочу в конце дней своих вступать с ним снова в эти разногласия”.

РИМ. Даврий посмотрел на отдыхающих духов­ных братьев своих: “Носители добра и любви Божьей, вставайте. Солнце уже высоко, а вы еще нежитесь”.

— “Даврий, извини, но мы вчера очень устали”. — “Что ж, все уже позади. Трапеза готова, так что прошу к столу”. Даврий посмотрел на Павла. — “Вот после трапезы можете посмотреть город, а мне с Петром нужно поговорить”.

— “Павел, что так быстро?” — “Нет-нет, мы боль­ше не хотим”. — “Тогда ступайте, и вы действительно убедитесь в том, что Рим красивый город”. — Дав­рий, мы на это еще вчера обратили свое внимание”. Павел и Варнава, радостные, удалились.

— “Даврий, я хочу знать, как вообще римляне и высокопоставленные власти отнеслись к происшедше­му в Иерусалиме?” — “Понимаешь, Петр, отношение разное. Но меня беспокоит другое. Тиверий Иисуса признал как Бога, сенат же, во главе с Нероном, отвер­гает, и вот я боюсь, как бы чего-то не произошло имен­но между Тиверием и Нероном. Ибо вижу, что они между собой часто вступают в конфликты. Точно знаю, что друг друга они ненавидят, и, ежели Нерон придет к власти, то простым римлянам надолго придется за­быть об Иисусе Христе и Вере Его. Он ради власти пойдет на все, и будет много жертв, ведь от него уже пострадали невинные люди”. — “Даврий, а что ты решил?” — “О, Петр, что я могу решить, я обыкновен­ный следователь, а судя по всему, уже нет, ибо хочу оставить это занятие и уехать на Кипр. И там буду проповедовать Веру в Иисуса Христа. Это произойдет очень скоро. Дом же свой решил оставить вам, будете здесь жить. Думаю, что вы не зря прибыли в Рим”.

— “Да, Даврий, мне с Павлом и Варнавой придется здесь задержаться надолго. Будем среди людей вос­певать имя Иисуса, и другого пути у нас нет. Ибо все Божье должно осесть здесь”. — “Петр, вам будет очень трудно. Представь: Рим — город язычников и они всегда будут стоять у вас на пути”. — “Я понимаю, но ведь и сидеть нельзя сложа руки, ибо Иисусу мы обещали, что никакие трудности нас не остановят”. Беседа продолжалась еще долгое время.

В дом вошли Павел и Варнава. “Ну как вам город, понравился?” — “Даврий, это не то слово, это рай Бо­жий. Хотелось бы посмотреть еще на бой гладиаторов”.

— “На смерть, Павел, лучше не смотреть, ибо вы ее видели часто и предостаточно”. — “Что ж, ты прав”.

— “Петр, мы уже общались с некоторыми жите­лями Рима и проповедовали им о Боге”. — “И как они отреагировали?” — “Знаете, по-разному, но боль­шинство заинтересовалось, они просили встретиться с нами и чтобы мы побольше рассказали им об Иису­се”. — Вот и хорошо, Павел, дом у меня большой, мо­жете и вести здесь проповеди”. Петр посмотрел на Даврия: “А не боишься ли ты, что…” — “Нет, Петр, я не боюсь. И в дом без моего разрешения даже Кесарь не войдет”. — “Тогда, Павел, сегодня вечером ты с Варнавой пригласи сюда желающих, мы начнем свои духовные деяния”.

СЕНАТ. “Уважаемые члены сената, — обратил­ся Нерон, — вы знаете, что Тиверий Кесарь хотел провозгласить нищего пророка из Назарета Богом, и поэтому нам следует решить один вопрос: может ли Кесарь оставаться дальше у власти?” Большая полови­на членов сената была согласна с Тиверием, но боя­лась высказать пред Нероном, ибо знали, на что он способен. Поэтому все единогласно решили, что от Ти­верия нужно избавиться. Но как это сделать, никто не знал. А в голове Нерона уже формировались ужас­ные мысли. Он окончательно решил: “Я его отравлю или… И тогда восторжествует справедливость”.

“Боже, вот я и приближаюсь к Риму, скоро увижу Даврия”, — думал Корнилий. В доме у Даврия со­бралось очень много людей. Шел большой разговор. Вопросы сыпалась на Учеников Иисуса. Никто не заметил, как в дом вошел Корнилий. Найдя себе мес­то, он тихонько присел и внимательно слушал всех. Не заметил, когда и уснул.

— “Петр, смотри, это же Корнилий”. — “Да, дей­ствительно, он. Но как он здесь оказался? Вот чудо”.

— “Эй, воин Соломон, вставай!” — “Нет-нет, не тре­вожьте меня, я хочу спать”. — “Вставай, мы хотим знать, как ты оказался здесь?” — “На лошади я при­был сюда”. — “А мы-то думали, что ты с небес к нам снизошел”. — “Даврий, прости, мир дому твоему, и дай я тебя обниму”. Он обнял Даврия: “А где же люди, их здесь было так много?” — “Ты так можешь все проспать”. — “Нет, я уже в своем сознании. Сразу передаю вам низкий поклон от Матери Марии”. — “Как Она там?” — “Тоскует без вас, но находит силы, среди женщин Назарета Она проповедует о Боге на­шем. Я видел, как Ей трудно. Мне жалко Ее как женщину. Но уверен, Она выдержит все. Даврий, как мне тяжело было без тебя. Точно так, как тебе без твоей любимой”. — “Корнилий, ты остался в одной поре, но я рад тебе. Как там в Иерусалиме?” — “Все по-прежнему. Люди немного успокоились, синедрион пока не заседает. Они никак не могут опомниться от казни своих собратьев. То им урок, и, думаю, что они изменят свое отношение к людям. Как обидно за то, что они натворили”. — “Корнилий, обсудим все за столом. Прошу вас сюда”. — “Вот с этого и нужно было начинать”.

ДВОРЕЦ КЕСАРЯ. Тиверий много думал об Иисусе, но еще больше его тревожил Нерон. Изба­виться от него физически — значит взять грех на душу свою. “Тогда вообще Боги разгневаются на меня. Да на это я никогда не пойду. Постараться лишить его власти? Но сенат Нерона поддержит. Они его все боятся. Как поступить, кто мне даст совет?” Тиверий не успел довести свои мысли до конца, как к нему вошел Нерон.

“Тиверий, я вижу, что мы уже являемся настоящи­ми врагами и до всего довел нас нищий пророк. Как нам быть и как будем жить дальше?” — “Нерон, сама жизнь решит, как нам жить дальше. Бог же рассудит по-своему”.

“Это Бог, но до Бога я все сделаю без всяких рассуждений”, — подумал Нерон.

— “Тиверий, ты того пророка хотел возвысить как Бога. Ответь, если бы произошло по-другому, ты бы сделал это?” — “Да, я бы сделал и гордился бы этим, потому что Он рожден был в нашей империи”. — “Смот­рю я на тебя и смеюсь: ты зрелый муж и такое несешь. Пойми, что нищий есть самозванец”. — “Нет, Нерон, это мы нищие самозванцы. Ты видел, как небо…” — “Да, я все видел, но это еще ни о чем не говорит”. — “Для тебя, может, быть, все безразлично, я же это вижу по-своему”. — “Извини меня, мне с тобой больше не о чем говорить”, — и Нерон удалился.

“Все, с меня хватит. Хорошо все обдумаю, и тогда пусть сам Бог помогает ему”, — внутренне Нерон улыб­нулся, получив при том огромное удовольствие.

Тиверию стало не по себе, но быстро прошло, он успокоился. “Хотелось мне увидеть живого Бога, но этого не случилось, значит, увижу Его там где-то на Небесах, — подумал Тиверий. — И какой бы я ни был грешный, думаю, что Бог мне поможет”.

— “Слуги, срочно ко мне пригласите Даврия, по­вторяю: срочно”. — “Господин, сейчас он будет здесь”. Слуги отправились за Даврием.

В доме Даврия беседа была в разгаре, говорили только о Матери Марии и об Иисусе. В этот момент вошел один из слуг. “Господин Даврий, тебя срочно требует явиться Кесарь”. — “Он не сказал, зачем?” — “Нет, но он толь­ко что встречался с Нероном”. — “Тогда все понятно, я сию минуту буду у него. Вы можете идти. Петр, вот ви­дишь, не успели мы об этом поговорить, как что-то случи­лось. Мне придется отправиться к Кесарю”.

Войдя в одну из палат, Тиверия он не увидел. “Где же он?” — подумал Даврий.

“Даврий, Даврий, быстрее сюда!” Даврий буквально вле­тел в другую палату, на полу лежал окровавленный труп Кесаря. “Вот все и свершилось, — подумал Даврий. — Я знал, что так и будет, хотя Нерон уйдет от ответа. Очень хитер он, сделал все по-своему и очень умно”.

Даврий обратился к слугам: “Кто еще, кроме Не­рона, входил к Тиверию?” — “Никто не входил”. — “А Нерон не возвращался еще раз сюда?” — “Мы не видели, но он долго стоял у дверей, не решаясь уйти отсюда”. — “Тогда все ясно, уберите труп, ибо он уже не император. Судя по всему, очень скоро здесь по­явится новый правитель. Мне же здесь делать больше нечего”. И Даврий отправился домой.

— “Что ты так быстро вернулся?” — “Братья, Кесарь мертв, и его убил Нерон. Я в этом убежден. Корнилий, вот видишь к чему приводит корысть”. — “Да, Даврий, я все вижу и понимаю”. — “Что ж, братья мои, значит, мне придется покинуть Рим, ибо Нерон не даст мне здесь спокойно жить. Петр, вас же попрошу: будьте осторожны, ибо Нерон — не человек, он хуже зверя”. — “Даврий, ты что, сразу уезжаешь?” — “Нет, не сразу, но скоро”. — “Понимаю, на Кипре тебя ждет…” Даврий посмотрел на Корнилия. “Вот именно, ждет другая жизнь”.

Варнава обратился к Даврию: “Можешь ли ты меня с собой взять? Кипр ведь моя родина, я снова хочу уви­деть свой город Саламись”. — “Варнава, я не против, но мы отправимся туда только тогда, когда Нерон оконча­тельно объявит себя Римским императором. Представ­ляю, что он будет творить с теми людьми, кто верит в Иисуса и кто проповедует Веру христианскую”.

Павел подошел к Варнаве. “Значит, мы скоро рас­станемся с тобой?” — “Павел, но ведь мы же можем встретиться с тобой в любой момент. Лично мне хо­чется, чтобы и на моей родине, на Кипре, знали об Иисусе Христе”. — “Молодец, Варнава, другого от­вета я и не ожидал”.

Прошло три месяца. Римским императором был провозглашен Нерон. С первых же дней своего прав­ления он начал устраивать гонения на христиан. Мно­го крови пролилось за Веру в Иисуса. Нерону донесли, что в Риме есть Ученики Иисуса, которые яро пропо­ведуют христианскую Веру. И Нерон начал охоту на Петра и Павла. Они, чувствуя опасность, решили по­кинуть Рим и вернуться к себе на родину.

НАЗАРЕТ. Наступал вечер, уставшая Мария присела отдохнуть и представила, что рядом с Ней сидит Иисус. Ей стало легко на душе, и Она начала мысленно говорить с Ним: “Эмма, трудно Мне одной”. Внутри себя Она слышала: “Мамочка, держись”. Она вспомнила о подаренном перстне: “Господи, прости Меня, но я хочу воспользоваться этим”. — “Мама, ни в коем случае, еще не время”. Постучали в дверь, Мария вздрог­нула: “Кто же может быть? Кто там?” — “Мама, от­крой. Это мы, Павел и Петр”. “Иисус, спасибо Тебе, услышал Ты Меня. Дети мои, входите, как Я рада. Что случилось, почему Я не вижу среди вас Варнаву?”

— “Мама Мария, скоро его не жди. Он с Даврием сейчас на Кипре, но они обещали посетить Тебя”. — “Я знаю, что они Меня не забудут, вы-то надолго?” — “Мы еще точно не знаем, но пока Павел останется с Тобой, я же завтра отправлюсь в Капернаум, соску­чился я по своей семье. Но в Рим мы еще вернемся, ибо в Веру Иисуса люди поверили и будут ждать нас. Мать Мария, видела ли Ты кого из наших братьев?”

— “Иоанн гостил у Меня четыре дня, но Я так и не смогла с ним по-настоящему поговорить. Он полнос­тью отдан писанию. А вообще-то у него все хорошо. Кое-что он Мне прочел, и знаете, дети, Я была в вос­торге от услышанного. Чувствую, его будут чтить во все времена, — она посмотрела на Павла и Петра, — точно так, как и вас, дети вы Мои. Ведь вы у Меня такие хорошие, очень добрые и очень красивые”. — “Спасибо Тебе, Мама”. — “Видели ли вы Корни­лия?” — “Да, он был в Риме, но недолго, ибо весь в заботах, сейчас находится в Капернауме”. — “Вот, дети, как жизнь вас разбросала. И вы находитесь везде. Понимаю, что трудно в одиночку нести веру по Земле, но дело это достойное, и радость жизни каждый из вас увидит в этом. Три дня назад Меня посетила Мария Магдалина, она тоже недавно вернулась из Рима и рассказала Мне о всех событиях, что произошли там. И знаете, Мне почему-то стало жаль Кесаря, ибо в какой-то мере он тоже пострадал за Иисуса”. — Да, он пострадал, но где же он был раньше? Ибо все бросаются в последний момент после свершенного. Мать Мария, Рим — центр нашей империи и там царит двоякое мнение. Знаю, что многие стоят за Веру в Иисуса, но страх пред Нероном их придерживает, не все хотят уходить в Царствие Божье”. — “Петр, ведь, уходя, никто и ничего не теряет, но об этом лишь только мы знаем, а всем остальным ведает Иисус”. — “Ма­рия, будем придерживаться последнего, и Он нам под­скажет что делать”.

КИПР. Даврий и Варнава добрались благополуч­но. Даже галеру ни разу не всколыхнула волна. “Варнава, где же мы остановимся?” — “Даврий, это моя родина, и место мы найдем везде, даже в том доме, где жили мои родители”. — “А ежели там уже кто живет?” — Дав­рий, не спрашивай, ибо я есть хозяин своего благополу­чия”. — “Варнава, а ты все-таки молодец, но я попрошу тебя, давай сначала остановимся на ночлег у тех людей, кто может принять нас”. Пройдя несколько улиц, Даврий остановился. “Все, я больше не могу. Стучи вот в этот дом и проси, чтобы нас пустили только на ночлег”. — “Даврий, тебе что, плохо?” — “Да, раны дают о себе знать, и я чувствую, что скоро пойдет дождь”. Варнава посту­чал. “Можно ли у вас остановиться на ночлег?” — “Нет, уходите отсюда”. — “Но нам нужно где-то переспать, потому что моему другу очень плохо”. Дверь отворили. “Вы кто?” — “Мы-то странники или по-другому гово­ря… — Варнава внимательно посмотрел на вышедшую девушку. — Диана, это ты?” — “Да, это я, но кто ты?” — “Я же Иосия Саламись, в детстве я дружил с тобой”. — “Я не помню”. — “Но все равно, пусти нас”. — “Вхо­дите”. — “А где твой отец Авраам?” — “Он умер, я живу одна”. — “Диана, ну вспомни меня, я — Варнава, прости, Иосия, прокаженные”. — “Да-да, но вы же умер­ли”. — “Да нет, Диана, как видишь, я жив. Помнишь, как мы с тобой…” — “Иосия, сейчас я все вспомнила. Как ты меня узнал?” — “Я все время помнил о тебе, ты же была и есть самая красивая”. — “Иосия, ты мне льстишь?”

— “Нет, ибо я вышел уже из того возраста. Диана, мой брат устал, и ему нужно отдохнуть”. — “Я вас понимаю, но одного не могу понять, как ты нашел меня?” — “Это не я, Бог мой помог мне”. — “А я слышала о неком про­роке Иисусе. Иосия, ты веришь этому?” — “Я не только верю, но я с пророком жил рядом и я есть Ученик Его”.

— “Хм, смешно, неужели на белом свете бывают такие чудеса?” — “Диана, все бывает, только мы не замечаем. Но когда происходит, мы не придаем значения”. — “Из­вини меня, Осия, но твой друг, этот симпатичный мужчина уже спит”. — “Ничего страшного, я сейчас его…”, — “Варнава, не нужно, я все слышу”. — “Вот и хорошо, у меня есть мясо, немного вина, подходите сюда”. Даврий встал. “Ваше имя Диана?” — “Да”. — “Извините нас за дерзость, но мы очень устали и с вашего позволения я выпью только лишь вино и буду отдыхать”. — “Конечно, делайте, что хотите, ибо я вижу, что вы люди добрые”. — “Диана, ты не ошиблась, тем более, знаешь Варнаву”. — “Ответьте мне, а Бог, которого вы знали, Он был добр?”

— “Диана, Он очень добр и справедлив”. — “Вы изви­ните меня, я вас проверяла, ибо в городе проповедует некий Лазарь. Он проповедует Веру в Иисуса Христа и часто рассказывает нам, что однажды он уже умирал, но Иисус его воскресил”. — “Слава Богу за то, что и Ла­зарь здесь. Диана, не сомневайся, это правда. И вот я думаю, как все-таки судьба Божья нас сводит вместе. Варнава, дай мне еще немного вина, и я буду отдыхать. А поутру хочу поближе познакомиться с городом. Хочу уви­деть все, ибо нам с тобой долгое время придется жить здесь, да и не только. Диана, где мне можно отдохнуть?”

— “Так вот же”. — “Спасибо тебе”, — и Даврий ус­нул… “Любимый мой, вот ты и здесь, как я тебе и обеща­ла. Знаю, ты прибыл не только из-за проповеди в Веру Иисуса, но тебя тянула и я сюда, а точнее, наша любовь, которая воссоединит нас и укрепит”. — “Зарра, я не могу без тебя. Ты здесь?” — “Да. Но сначала найди меня, ибо я сейчас не в том виде, что видел ты меня, хотя ты улицезреешь меня как Зарру”. — “Дай Бог, чтобы это произошло быстрее”. — “Даврий, не торопи время. Нам спешить некуда, ибо мы везде будем рядом. Все сбудется, как я и обещала”.

— “Варнава, а с кем это он говорит?” — “Понима­ешь, Диана, я пока не могу тебе объяснить, но скоро ты обо всем узнаешь”. — “Странные вы люди. Мне ка­жется, что вы больны”. Варнава улыбнулся. “Мы не больны, у нас души божественные, вот поэтому мы выгля­дим необычными пред всеми остальными”. — “Ладно, я все равно не пойму”. — “Понимаю, что сразу ты не поймешь, но когда придет твое время, то ты изменишь свои взгляды не только по отношению к нам, но и на всю свою жизнь. И еще, прошу тебя, пожалуйста, помоги нам найти дом, где бы мы смогли жить”. А разве мой дом тебе не подходит?” — “Но я же не один”. — “А почему ты мне так говоришь?” — “Варнава, я не знаю, но, навер­ное, мой возраст говорит обо всем”. Он посмотрел на Диану. “Я тебя понял, но я же не могу бросить Даврия одного.” — “А разве я прошу тебя об этом?” — “Давай выйдем из дома и там при звездном небе обсудим все. Даврий пусть же отдыхает”. Они вышли из дома, была полная луна, светили звезды.

— “О чем ты думаешь?” — “Диана, где-то там, в глубине этого простора, находится наш Учитель, Иисус Христос. Точно знаю, что Он видит всех”. — “Скажи мне, а я могу ли увидеть Его?” — “Диана, ты прочув­ствуй Его своим сердцем”. — “Но я же не видела Его?” — “Это не имеет никакого значения. Ты жива, значит, дух Его в тебе”. — “Варнава, не пойму я тебя и сейчас”. — “Как тебе все объяснить. Пойми, ты есть творение Божье. В нашем теле заложен дух Все­вышнего. Чтобы услышать Его, прочувствовать и по­нять, к нам, людям, был послан Сын Божий, дабы все разъяснить. Но люди не поняли Его и предали страш­ным мукам, которые привели Его, нет, не к смерти, а к бессмертию. И Иисус воскрес после распятия, вос­стал в Духе Святом и явился пред всеми, кто верил в Него, и пред теми, кто не верил”. — “Варнава, вроде бы ты и не безумец, но как можно верить тебе?” — “Хорошо, дай мне кувшин с водой, только наполни его сполна и не пей из него”. — “Сейчас я принесу”. Диана пошла за водой: “Неужели будет колдовать, ведь за это священники строго наказывают. Я знала его еще с детства и не думаю, чтобы он отдался черной силе. Но мне все равно интересно. Посмотрю, что он сможет мне показать”. Она набрала полный сосуд воды. “А что, если я испью из него?” Она прикоснулась губа­ми и сделала несколько глотков. Подойдя к Варнаве, она отдала сосуд с водой. “Диана, я же тебя просил: не пей из этого сосуда”. — “Боже, но как ты узнал?” — “Господь мне помогает. Ступай набери снова”. Она согласилась и через несколько мгновений стояла рядом с Варнавой.

“Вот сейчас ты все сделала правильно, поставь со­суд на землю, только так, чтобы на воде было видно отражение Луны”. Диана долго искала такое положе­ние и вдруг закричала: “Я вижу, вижу отражение Луны. Что мне делать дальше?” — “Подойди ко мне”. Она подошла. “Я слушаю тебя”. — “Загадай свое жела­ние и посмотри на Луну, отображающуюся в воде”. Диана медленно и боясь подошла к сосуду, взглянула. Луна была видна на поверхности воды. Она долго смотрела на Луну, и пред ее взором возник образ: “Гос­поди, кто это?” — “А какое желание ты загадала?” — “Я хотела увидеть образ своего суженого”. — “И что ты увидела?” — “Мне стыдно, но я увидела твое лицо”. — “И ты испугалась”. — “Признаться, да”. — “Не бойся, Диана, это уже твоя судьба. Попробуй еще”. Диана прищурила глаза: “Я вижу здесь чей-то незна­комый облик. У Него две родинки на лице”. — “А вот сейчас ты видела Господа нашего, Я же говорил тебе, что Он находится в каждом нашем сердце. Вот ты и убедилась”.

— “Варнава, не пугай девушку”. — “Даврий, по­чему ты не отдыхаешь?” — “Сны не дают мне покоя”. - “Скоро пройдет, и ты встретишься с…”. — “Варна­ва, молчи. Я знаю и готовлюсь к этому. Идемте лучше отдыхать, а завтра нам полностью нужно благоустраи­ваться. Варнава, я прав?” Тот покраснел, даже при све­те Луны было заметно.

НАЗАРЕТ. — “Мама Мария, не нравится мне все это”. — “Павел, что ты имеешь в виду?” — “То, что мы, братья, начали жить сами по себе. Люди могут неправильно понять”. — “Павел, не беспокойся. Вера Божья объединяет всех вместе, и чрез людей вы стано­витесь снова все едиными. И во главе вас стоит сам знаешь кто”. — “Но, когда мы были вместе, веселей было жить, да и прочно мы чувствовали себя между людьми”. — “Павел, в единстве ты увидел силу, сей­час тебе предстоит прочувствовать ее в Вере. И вы будете сильнее, чем были”. — “Мама Мария, по но­чам мне снится крест, даже два. Я этого не боюсь, но почему-то становится не по себе”. — “Павел, а как же было Иисусу наяву выдержать”. — “Я понимаю. Муки я могу выдержать, меня интересует другое: не вещие ли сны?” Мария обняла Павла. “Сынок, вещие, Я точно знаю, но ничего не могу поделать. Люди со­творят, как сотворили и с Эммой”, — подумала Мария, услышав внутренний глас души своей. Павел понял:

“Мама, я ни пред чем не остановлюсь, имя Брата свое­го духовного никогда не опорочу. Я видел невинную смерть матери моей, видел голову Иоанна, многих рас­пятых людей, и это меня больше укрепило, как… как мужчину”. — “Павел, да, ты уже мужчина, но пред Моим взором…” — “Мама, я знаю, о чем Ты подума­ла”. — “Павел, думаю, что ты Меня никогда не забу­дешь и не оставишь”. — “Мама, об этом никогда не думай, ибо я есть Твой сын”.

КИПР. САЛАМИСЬ. — “Даврий, почему ты не отдыхаешь?” — “Я сам не знаю. Вы отдыхайте, а я хочу пройтись по улицам города”. — “И по сравнению с Римом ты это селение считаешь городом?” — “Ко­нечно, ибо для острова селение есть город”. — “Что ж, тогда наслаждайся красой его”.

Настроение было “не очень”, но Даврий выдержи­вал эту тяжесть. Солнце слепило глаза, жара брала свое, он шел, сам не зная куда. “Хочу, хочу тебя встре­тить, ибо я не могу без тебя”, — думал он. Появлялись первые прохожие, он всматривался в каждое лицо вся­кого прохожего. Хотел услышать голос той, которая пришлась ему по нраву, но, увы. Пробыв до полудня в городе, он вернулся в дом Дианы.

— “Даврий, я вижу, что ты еще больше расстро­ился”. — “Варнава, ты правильно заметил, душа моя тревожит меня. Ибо чувствую, что счастье мое где-то должно быть рядом, но его нет”. — “Не спешишь ли ты?” — “Может быть и спешу, но ведь года мои проно­сятся мимо меня”. — “Мне понятно, Даврий, и думаю, что нужно смириться, и, когда ты прочувствуешь духов­ный покой, тогда все и явится. Можно сказать, непри­метным образом”. — “Извини меня, Варнава, я все-таки отдохну”. — “Твое дело”. Даврий прилег: “О Боже, какая благодать”.

“Даврий, Даврий!” — “Кто это, хотя голос мне очень знаком. Зарра, ты?” — “Да, я”. — “Но как же, я искал тебя целый день”. — “Не беспокойся, я была рядом с тобой и видела тебя. Тем более я ощущала твои чувства”. — “Как мне быть дальше?” — “Купи дом, но не только для одного себя, а и для меня. Не утруждай своим присутствием молодых, жди меня в нашем доме. Я тебя сама найду”. — “Зарра, я хочу…”

— “Знаю, построй небольшой, но чтобы этот Храм был в честь Иисуса”. — “Все сделаю, деньги у меня есть”.

— “Вот и возводи Храм, а я явлюсь пред тобой в белом одеянии”. — “А почему в белом?” — “Это не прихоть моя, но я буду иметь немножко другой вид”. — “Но как я пойму, что это ты?” — “Господи, Я сама тебя обниму и скажу, что это я. И чтобы ты убедился, что я есть, я тебя ущипну”. — “Ой”, — Даврий вскочил. “Варнава, где ты?” — рядом никого не было. Он вышел на улицу: “Зачем, зачем все это”, — подумал он.

К нему подошел Варнава. “Что, снова кошмары?”

— “Да, снова пригрезилось”. Варнава улыбнулся. “Да нет, это не кошмар, она была здесь, и мы ее видели. Но она как тень унеслась отсюда, значит, что-то есть в этом видимом и невидимом мире”. Даврий посмотрел на Варнаву. “Ты еще молод, но как ты к этому отно­сишься?” — “С уверенностью могу сказать, что поло­жительно”. — “Тогда дело за мной. Я все сделаю, чтобы было именно так, как хочет Зарра и хочу я. И пусть это принесет нам счастье, в котором мы будем жить вечной жизнью. Ты молод и прекрасен в душе своей, Варнава, мне с тобой придется прожить еще многие лета”. — “Даврий, за сегодняшний день ты мне уже несколько раз говорил об этом”. — “Нервы мои говорили, но не я”. — “Пусть даже нервы говори­ли, но я всегда буду рядом с тобой”.

— “Варнава, у меня есть очень много денег. Нуж­но найти людей, которые смогли бы построить Храм Божий в честь нашего Учителя”. — “Даврий, но ведь ты знаешь, какая здесь вера исповедания”. — “Да, я знаю и поэтому хочу изменить все” — “Трудно ведь будет тебе”. — “Пусть трудность будет физической, а духовную я осилю”.

КАПЕРНАУМ. — “Петр, где ты пропадал так долго?” — “Мне трудно что-либо тебе сказать, доро­гая Ада, я был рядом с Богом. А сейчас, можно ска­зать, я ушел от Него. И моя совесть меня давит”. — “Петр, но ведь ты посланник”. — “Ада, я это пони­маю”. — “А где брат твой Андрей?” — “Он молод, и пред ногами его и совестью его путь лежит далекий до неведомых нам доселе стран. Пусть бороздит простор земной, а после — Простор Небесный”. — “Как же ты будешь жить дальше?” — “Ада, мне снова придет­ся отправиться в Рим и продолжить начатое. Ибо я обещал Господу, и я должен пред Ним, чувствую, что мне нужно вернуться”. — “Ну, а как же мы?” — “Суть Божья должна быть первой во мне, а после лишь вы”. — “Симон, но ведь мы живы еще?” — “Вот именно, еще вы живы, но я хочу надеяться, и я уверен, что все еще у нас впереди”. — “Обними хотя бы детей”. — “Я обниму их и согрею Божьим теплом”. — “Симон, мне кажется, что я больше тебя на увижу живым”. — “Нет, увидите меня, и я буду живой, как и Иисус”. — “На это есть какие-либо гарантии?” — “Да, есть”. — “И ты можешь доказать?” — “Ада, зачем тебе все это доказывать, ведь я пока жив и стою пред вами”. — “Симон (Петр), это ты стоишь сейчас, а что дальше будет?” — “То, что сказано Богом. Я уйду от вас, но не навсегда, и встречу вас всех в Царствии Небесном”. — “Но зачем нас сейчас бросать?” — “Сила Божья влечет”. — “Как же мне быть с детьми?” — “Дорогая, пойми, в них тоже есть сила Господня, наша телесная и Божья, духовная. Господь нас вел, и мы слушались Его как ведущего”. — “Я знаю, вас избивали, неужели тебе не хочется взяться за свое ремесло, ведь рыбой мы жили”. — “Рыба есть рыба, а внутренняя, духов­ная плоть — сильнее от всякой рыбы, и этим нужно наслаждаться. Знаю, теряю семью, но сразу же чув­ствую, что нахожу некую обитель не только для себя, но и для всей нашей семьи”. — “Симон, странно ты го­воришь, но убедительно. Ибо сначала я сомневалась, но душа говорила свое”. — “Наконец-то ты поняла меня. Иисус рядом, я в Иисусе, Он во мне, и это сейчас невозможно разделить. Ада, знаю, что беспокоишься обо мне, но успокойся, ибо изменить меня в другую сторону уже невозможно”.

ИЕРУСАЛИМ. Синедрион. После долгого пере­рыва новый ведущий собрал членов синедриона. “Госпо­да, прежде чем начать нашу работу, я, новый человек среди вас и хочу спросить: все то, о чем мне рассказывали, дей­ствительно было правдой или это?..” — “Нет-нет, госпо­дин, это была не только правда, но и что-то необъясни­мое. Многие из нас тоже новые люди. Те, кто был до нас, — осуждены, некоторые преданы смерти, но несколько человек, кто верил в Иисуса, находятся среди нас, и они могут подтвердить те факты, что касаются имени Иисуса Христа”. — “Тогда вот что я вам скажу: позор на нас всех лежит несмываемый и не будет смыт во все времена. Поэтому прошу вас быть внимательными к необыкновен­ным людям, дабы не повторить ошибку. Лично я верую, что нами руководит Простор Небесный во главе со Все­вышним и Он видит всех нас и наши деяния. Ежели кто со мной не согласен, то тот прямо сейчас может покинуть наше собрание”.

“Господин ведущий, — обратился один из священ­ников, — я понимаю вас так: вы призываете всех нас проповедовать христианскую Веру и воспевать Иисуса Христа. А известно ли вам, какой закон издал Не­рон?” — “Да, мне известно, что каждый будет распят, даже тот, кто только подумает об Иисусе или вспомнит имя Его. Но Нерон живет в Риме, а Бог жил здесь рядом с вами и, на мой взгляд, мы должны этим гор­диться. Согласитесь со мной, что императоры — люди временные, а Бог — вечен. И мы, сознательные люди, должны почитать сначала Бога, а потом уже слушать безумие императоров”. — “И вы не боитесь говорить такие слова?” — “Нет, я не боюсь, ибо знаю, что Господь всегда пойдет на помощь такому человеку, который вос­певает Его духовную истину”. — “Господин, я лично ждал, когда Иисус сойдет с креста, но этого не про­изошло. Многие это видели и ждали”. — Я с вами согласен. Он не сошел с креста, ибо дух Его был отдан Отцу Всевышнему. Но через три дня Он все-таки воскрес, чтобы всем доказать, что есть Царствие Небес­ное, о котором мы еще мало что знаем. И сейчас нам нужно хотя бы тайком, но прислушаться к проповедям Учеников Его, ибо Он их многому научил. Некоторых из них я уже слышал и вам советую, дабы смягчить грех свой пред единым Богом”.

Среди членов собрания начался спор. Каждый старался высказать свое мнение. У некоторых на этот счет были не только мысли, но и планы.

— “Господа, успокойтесь. Спорить нужно было при жизни Христа. Знаю, что кто-то из вас может донести на меня, без подобного еще нигде из обходилось, но это не остановит рождения новой Веры, ибо людям надоела, извините меня, ваша болтовня. Они ждут чего-то нового, и вот оно рождено у нас, и мы должны сохранить это прекрасное дитя. Вот всё, что я хотел вам сказать. Мы должны осмыслить сказанное и избрать свой путь. Но учтите, пред Богом мы виновны все — и царь, и нищий. Я удивляюсь, животные, дикие звери не трогали Иисуса, чувствуя в Нем Бога. А люди, люди смогли проявить все нечеловеческое и отдать на страдания и муки Его. Думаю, что души людские зачерствели в своей непри­язни, бездуховности и безграмотности. На сегодня мо­жете быть свободны”.

РИМ. Дворец императора. Нерон был в гневе. Истинный зверь открылся в нем. Он негодовал. И вот в таком состоянии негодования он посетил сенат.

— “Я приказываю, — в этот момент у него свети­лись глаза, — я приказываю вам изловить всех Учени­ков Иисуса, где бы они ни находились: в Риме, Иеру­салиме, Капернауме,” Арарате, и всех казнить. Всех при­гвоздить. И пусть уходят в свое Царствие, а нас пусть оставят в покое. С завтрашнего дня открыть ярую охо­ту на безумцев, не жалеть никого и, ежели кто пожалеет хотя бы одного из этих голодранцев, тот сам будет рас­пят. И вот еще что: если появится в Риме рыбак Си­мон и Павел, немедля схватить и доставить их ко мне. Сколько вам нужно воинов — столько и берите. Я собственноручно буду казнить пророков. Давайте лю­дям побольше денег, деньги сделают свое дело, они укажут, где искать умалишенных”. Не успел он дого­ворить, как у него носом пошла кровь. Ему стало плохо, и он упал. Его одолевали судороги, он корчился. Кто-то из членов собрания невольно подумал: вот, не успел открыть охоту, как сам оказался жертвой.

Нерона вынесли из палаты, он долго не приходил в сознание. Очнувшись, заорал не своим голосом: “Всех, всех на крест! Копьями их, стрелами, искоренить эту не­чисть, и пусть земля освободится от этой грязи”. И он снова упал в беспамятстве и два дня пробыл в небытии.

Из Рима во все стороны отправились воины на охо­ту, на истребление святых посланцев Божьих. Ученики пока не догадывались. Никто из них не знал, кого какая ждет участь. А участь их ждала страшная.

ИЕРУСАЛИМ. Неподалеку от города на юго-востоке находился Силоамский целебный водоем. Местные жители называли водоем Силоамской ку­пальней. По тем временам это было очень красивое место. Рядом с водоемом стояла башня, окруженная несколькими деревьями. Здесь всегда было многолюдно, особенно в те дни, когда в этом месте находился Иуда Алфеев и вел свои проповеди. Со всей земли обето­ванной собирались здесь люди, чтобы узнать побольше об Иисусе Христе, исцелиться от своих недугов в це­лебном водоеме. Иуда, видя большое скопление веру­ющих людей, всегда радовался увиденному. “Значит, не зря я живу на земле. Брат Господь мой многому меня научил. И где бы я ни находился, всегда меня окружало много людей”, — думал Иуда. Стоял теп­лый летний день. Люди, как всегда, окружили Иуду. “Скажи, а ты родной Брат Господа нашего?” — “Нет, братья мои, родной я только по духу с Ним, а по плоти я двоюродный, но это мне не мешает быть Ему родным Братом”. — “Правда, что Иисус скоро вернется к нам?” — “Правда чистая, но сначала мы к Нему возне­семся и Царствие примет нас”. — “Но нам на Земле хочется жить”. — “Чтите и почитайте Веру, и вы обретете жизнь вечную и на небе, и на земле. Так всем отвечал мой Брат Иисус”. — “Иуда, а тебе не страшно умирать?” — “Да, мне страшно, но не уми­рать. И если подойдет этот момент, я жалеть буду лишь о том, что мало сделал хорошего ради Бога Всевышне­го. Я думаю так, что не в смерти своей нужно искать страх свой, а в деяниях наших”. — “А почему вы сейчас проповедуете в одиночку?” — “Понимаете, нужно везде успеть. Поэтому мы разошлись, дабы охватить больше пространства и посеять добрые семена Веры нашей. А сейчас, братья мои, ответьте вы мне: готовы

ли вы принять Веру в Иисуса?” — “Если бы мы были не готовы, то мы бы не пришли сюда”. — “Спасибо вам, братья. Я везде слышал такие ответы от людей, где бы ни находился”. — “Правда ли, что Петр может исцелять людей, как это делал твой Брат?” — “Да, кое-чему Петр научился, и у него получается. Но для нас главное — исцелять души, дабы они были чисты при вознесении в Божью благодать”. — “А как уз­нать, что душа чиста?” — “В помыслах своих прочув­ствуйте ее, и ежели возлюбите Бога, то сама душа запоет внутри вас”. — “Почему мы не видим душу свою?” — “Братья, это таинство Божье, но через нее вы видите все — и плохое, и хорошее. И вам избирать, как и чем наградить душу блаженного”. — “Можно ли с ней поговорить?” — “Конечно, сколько хотите, и ведите разговоры с ней в мыслях своих”. — “Иуда, можешь ли ты воскресить из мертвых человека?” — “Нет, что подвластно Богу, то лишь Он вправе делать. Я же такого права не имею, и даже если бы у меня получалось, то я бы не делал, дабы не разгневать Гос­пода нашего”. — “С тобой так интересно вести бесе­ду, ты был рожден таким?” — “Нет, когда Иисус гос­тил у нас с Матерью Марией, Он много нам расска­зывал о Царствии Божьем и об Отце Своем небес­ном. И мы, братья, старались все запомнить. Ибо Он говорил: “Запоминайте все, и вы станете Помазанни­ками Божьими и Бог вознесет всех в Истине своей”. Мы тогда еще не понимали, о чем идет речь, но запом­нили все, и поэтому сейчас мне легко говорить с вами”.

— “Смотрите, смотрите, в нашу сторону движутся воины. Не к добру”. — “Люди, успокойтесь”. — “Но ведь это же римляне, нам нужно покинуть это место”. Но уже было поздно. Все христианское общество было окружено воинами.

— “Что здесь за столпотворение?” — обратился сотник. “Мы в роднике исцеляемся”, — ответил тот, кто был посмелее. Иуда подошел к сотнику: “Что вам нужно от нас?” — “Наконец-то, ты будешь вторым у нас после вашего пророка Иисуса. Ты проповедуешь Веру в Него?” — “Да, я”. — “Нерон всех вас пригово­рил к смертной казни”. — “И вы во мне видите преступника?” — “Нас это не интересует, вы все есть преступники”. Иуду ударили. “Что ж, бьете меня — бойтесь за себя, ибо все вы, но не я — есть преступни­ки. Одно дело вы уже совершили, творите и другое”. Возникла паника. Все бросились в башню, но она не выдержала, и кладь ее рухнула. Послышался крик, крик о спасении. Но им никто не смог помочь. Девятнад­цать трупов оказались под развалинами строения. Иуда хотел им помочь, но он был бессилен. Взяв одного из младенцев на руки, он заплакал: “Боже, Иисус, что же творится? Ведь дитя не виновно ни в чем”.

Воины подошли ближе к Иуде: “Положи эту плоть и идем с нами”. — “Да, я пойду, пойду на все. Только не трогайте невинных людей!” — “Хорошо, мы их не тронем, но пусть они посмотрят на тебя, как ты будешь умирать”. — “Я согласен. Только прошу вас, вы слы­шите крики из развалин, помогите им, ведь они не я”. — “Да нет, пусть они с Божьей помощью выползают из обломков, ты же следуй за нами”.

— “Господи, вот и мой час настал, скоро я пред­стану пред Тобой”. — “Иуда, не бойся. Физическую боль ты стерпишь, и Я тебя с легкостью приму в свое Царство”. Два воина взяли под руки Иуду и подвели к дереву. “Слушай ты, брат Бога, будешь ли ты просить прощения?” — “У вас — никогда, У Бога — да”. — “Ну, что ж, сейчас при помощи веревки ты можешь встретиться с Учителем”. Иуда закрыл глаза, петля была очень крепкой. “Господи, прими Меня”. Грудь пронзила тройная боль. Три стрелы вонзились в уже нетленное тело Иуды. Люди бросились в разные сто­роны. Труп Апостола слегка качал легкий ветерок, из ран сочилась кровь.

— “Иуда, прости Меня”. — “Иисус, я снова вижу Тебя. Как мне еще больно”. — “Ничего, сейчас все пройдет. Только перейди барьер, смотри не за телом своим, а за душой. И в тот момент, когда она отойдет, прикоснись к этому яркому свету”. — “Но я не вижу Твою плоть.” — “Иуда, плоть Моя находится далеко, а твоя душа — рядом. Так что иди ко Мне”. — “Иисус, мне уже легко, я иду к Тебе. Но как же быть с теми людьми, кто погиб в той башне?” — “А ты посмотри назад”. — “Иисус, я вижу, они в растерянности”. — “Иуда, это не страшно, ибо они идут за тобой”. — “Учитель, тогда прими меня в Свою обитель со всеми теми, кто пострадал за Тебя”. — “Вот-вот, Иуда, и ты понял, что и зачем следует”. — “Прости меня. Учи­тель, были и у меня такие моменты, что я сомневался, но когда я уже нахожусь у Тебя, я начинаю понимать, что это мой дом и я предан Тебе”.

Все, кто остался жив, начали плакать над трупами по­гибших. Прохлада тени колыхала труп Иуды. Никто не подозревал, что он в этот момент уже говорил с Иисусом.

Жизнь продолжалась. Вокруг шумело и цвело. Светило солнце, шумела вода, пели птицы. Только жизни, оборванные раньше времени, уже находились в руках Господних.

— “Иуда, мир тебе”. — “Александр, это ты, ты жив?” — “Да, я в теле, ты же, Иуда, в силе Божьей. Лично я разницы не вижу”. — “Александр, но мне как-то не по себе”. — “Привыкай, ибо это другой мир”. — “Но я его пока не могу понять”. — “Поймешь со време­нем. Просто ты привык к телу своему”. — “Александр, а ты прав, мне было жалко покидать его. Я на него смотрел как на что-то непонятное”. — “Не беспокойся, уже все позади, лишь Господь, наш Иисус, стоит впере­ди”. — “Я понимаю. Но как мне вести себя дальше?” — “А ты посмотри вот на этих прекрасных Ангелов”. Иуда посмотрел, пред ним стояли блаженные люди, кото­рые глядели на него. — “И что, они помогут мне?” — “А ты лучше всмотрись в их лица”. — “О Боже, как же я раньше не мог заметить, ведь в одном из них я вижу себя”. — “Ты прав, это ты, или твой дух”. — “Но кто же тогда я?” — “Ты — единое Божье Творение”. — “И что, я буду так и жить с двойником своим?” — “Иуда, вы объединитесь и будете одной духовной плотью”. — “Александр, я не могу понять”. — “Что ж, сначала обжи­вись, а после ты поймешь. Сейчас тебя просит Иисус войти в обитель Его”.

— “Учитель, Брат Ты мой!” — “Иуда, больше ничего не говори, слушай только Меня. С этого мо­мента ты находишься в Царствии Божьем, и здесь все выглядит иначе, чем на Земле. Видишь ли ты сейчас образ Мой?” — “Учитель, нет. Лишь яркий свет осеняет меня”. — “Ты боишься?” — “Признаться, да”. — “Что ж, страх Я снимаю с тебя, и ты вольешься в Силу Господню”. — “Учитель, мне жалко мое тело”. — “Не беспокойся, его сегодня предадут земле. Ты же будешь рядом со Мной, и очень скоро мы унесемся с тобой”. — “Если не секрет, куда?” — “Иуда, недале­ко”. — “Иисус, но я же…” — “Иуда, привыкай пока к этой обстановке”. — “Понимаешь, Иисус, мне хочется сразу все понять, дабы я мог быть уверенным во всем”. — “Подойди ко Мне. Я коснусь твоего чела”. — “Господи, но мне не по себе”. — “Подойди. В ярком свете ты прочувствуешь Мою руку, которая коснется тебя, и все твои предрассудки исчезнут в один миг”. Иуда сделал шаг, другой. Он почувствовал сильный жар. “Иисус, я сейчас сгорю”. — “Нет, ты не сгоришь, ты очистишься от нечисти”. Он плыл в приятном бла­женстве. От него что-то отрывалось и уходило в без­дну. “Господи, что со мной?” — думал Иуда. И дей­ствительно, с ним происходило что-то необыкновенное, его несло в некую тьму, пред ним горел и светился огромный шар, который манил его. “Иисус, я больше не могу”. — “Терпи, ибо это есть все то, о чем Я вам раньше говорил”. На какое-то мгновение все внезапно остановилось, и Иуда почувствовал полное блаженство: “Боже, Иисус, спасибо Тебе. Я на месте и чувствую себя истинной частицей Божьей”. — “А вот сейчас, Иуда, ты по-настоящему принял Царствие Мое. Пусть твоя душа отдыхает здесь и после возьмется с новыми силами за свои новые деяния”. — “И в чем они будут заключаться?” — “Иуда, не трудно догадаться, Мы Веру Мою будем нести по всему Простору Небесному”. — “Иисус, я рад, что удостоился такого внимания. Я буду исполнять все, что прикажешь мне”. — “Нет, приказы­вать Я не могу. В дуновении Моем духовном Моя просьба предстанет пред тобой”. — “Тогда, Учитель, я повинуюсь пред всем Твоим”. — “Иуда, это все Мое как и твое, и всех остальных, ибо видишь, сколько здесь таковых”. — “Иисус, но как же быть с теми, что оста­лись там?” — “Иуда, это есть лишь посев, плоды, как видишь, оседают здесь. И очень скоро к плодам доба­вятся Петр и Павел, ибо жду их, но они пока не ведают об этом. Вот, Иуда, посмотри вокруг себя, нравится ли тебе все это?” — “Да, Учитель, легкость меня влечет и Покой Небесный”. — “Тогда радуйся, ибо все начатое -нескончаемо”. — “Что Ты хотел этим сказать?” — “А все то, что рождено силами Всевышнего есть, да и всегда будет являться вечным”. — “Иисус, Учитель мой, умру ли я здесь?” — “Нет, Иуда, сюда ты пришел на­всегда. Во всем этом заключается бессмертность”.

СИЛОАМСКАЯ КУПАЛЬНЯ. Люди, смот­рите, что эти дьяволы натворили. Давайте снимем тело Иуды и предадим земле”. Кровь еще сочилась изо всех ран. “Осторожнее, кладите его на хитон”. — “Боже наш, — заплакали женщины, — какого чело­века убили нелюди. За что, за что мы так страдаем, Всевышний, взгляни на нас, обрати свой взор и накажи недостойных”.

Прогремел гром, дождь так и не пошел. Но гром и молнии держали все в своих объятиях. Гремело и свер­кало, ибо Царствие Небесное оплакивало еще одного сына и помазанника Божьего. Весь Простор негодовал, видя беззаконие, но без слез. Ибо слезы были отданы единородному Сыну Бога.

КАПЕРНАУМ. Семейный очаг. В сборе вся семья. На душе у Петра (Симона) было неспокойно. Его тревожил недавний сон, в котором он видел Учи­теля своего. Он искал выхода, но мысли делали со­всем другое. Наконец он решился: “Ада, дорогая, не могу больше я сидеть сложа руки. Учитель явился ко мне во сне, и ежели Он явился — я должен идти и продолжать дело чисто Божье”. — “Петр, я тебя од­ного не отпущу, с тобой пойду”. — “Ада, но ведь…” — “Нет, Петр, я решила, что одного тебя не оставлю, всегда буду находиться рядом с тобой”. Он подошел к ней и поцеловал ее: “Что ж, я согласен, только учти, путь наш не из легких”. — “Петр, я все выдержу. И какие бы трудности ни одолевали нас, я буду стараться во всем помогать тебе”. — “Ада, я, точнее говоря мы, идем вместе. Но сначала зайдем в Назарет и заберем Павла. Лишь после отправимся в Рим, ибо люди нас там ждут”.

— “Петр, прихоть Божья должна быть исполнима, нам с тобой нужно ее осуществить. Когда мы отправимся?” — “Прямо сейчас. Время торопит, оно опережает нас, а мы должны поспеть за ним. Давай простимся с детьми, ибо чувствую, что вижу их в последний раз”. — “Петр, о чем ты говоришь?” — “Ада, о том, что чувствую. Тому, что должно случиться — того не миновать. А чувства мои никогда меня не подводили”. — “Может быть…” — “Нет, Ада, то, что надлежит Богу — должно случиться. Ибо однажды я уже Его…” — “Петр, не вспоминай об этом. Лучше давай будем идти в сторону восходящего солнца”. Петр посмотрел на свою жену, и пред его глаза­ми появилось видение. Оно показалось ему каким-то нео­быкновенным и мимолетным. В нем он увидел нечто страшное. “Нет, мне все это показалось, — подумал он.

— Ада, собери детей, нам пора”.

НАЗАРЕТ. Павел и Мать Мария в этот день отдыхали от всех сует. На улице шел дождь, и на душе было немного грустновато. “Мама Мария, только что сверкнула молния, и мне стало не по себе”. — “Сы­нок, не обращай внимания”. — “Да нет, Мама, со мной что-то случилось, а, точнее, с моими глазами”. — “Па­вел, у тебя действительно, вид плохой”. — “Мама, но не беспокойся, скоро пройдет”. — “Ты Меня напугал”.

— “Извини меня, Мама”, — он вышел из дому. “Гос­поди, брат Ты мой, что со мной случилось?” — “Павел, прости Меня, ты увидел пред собой силу Божью, и она воздействовала на тебя”. — “Я ослепну?” — “Да”. Павел поднял руки к Небесам: “Господи, за что?” — “Этому суждено быть. Но ты прозреешь, не печалься, ибо со тьмой к тебе придет свет Божий”. — “Спасибо, Иисус, Ты меня успокоил”.

— “Павел, с кем ты говорил?” — “Мама, это Ты? Я говорил с Иисусом. Я слышал глас Его, который успокоил меня. Еще, Мама, я чувствую, что скоро у нас будут гости”. - “Павел, к чему это ты говоришь?” — “А к тому, что к нашему очагу приближается кто-то из бра­тьев”. — “Что ж, дай Бог, чтобы так и было, я очень скучаю по всем”. — “Мама, я никогда не ошибаюсь”.

ПРОШЛО НЕСКОЛЬКО ЛЕТ ОТ РАСПЯТИЯ ХРИСТОВА.

ИЕРУСАЛИМ. СИНЕДРИОН. Собрание посетил Агриппа Ирод. “Уважаемые господа, до меня дошли слухи, что большая из вас часть отдает предпоч­тение Иисусу Христу, тем более сам ведущий. Я не ожидал и сразу скажу вам, что я не позволю, чтобы того пророка все вы воспевали, как Бога”. Ирод вниматель­но посмотрел на ведущего. “Будешь ты у меня через три дня находиться в Царствии Божьем”, — подумал Агриппа. И он закричал: “Брата моего Антипу изгна­ли как собаку из-за какого-то лжепророка, и не я буду, если не отомщу за него. У меня есть приказ Нерона, который глаголит: казнить каждого, даже того, кто про­изнесет имя этого проходимца. Я требую доложить мне в ближайшее время, кто в Иерусалиме ведет про­поведи и призывает к новой Вере, и я буду принимать свои меры, а они будут очень жестокими. Ибо я буду подчиняться не только законам, а и совести своей”. Все члены собрания сидели молча. “Господи, зачем Ты даешь жизнь таким людям? — подумал ведущий. — Ведь они готовы на все ради своей славы, а точнее, ради своего унижения”.

“Вам понятно?!” — снова закричал Агриппа. К нему подошел один из священников: “Сейчас в Иеруса­лиме очень сильно влияет на народ некий Иаков Зеведеев. За ним идет народ от мала до велика”. — “Что ж, спасибо за такую информацию. А еще кто?” — “И женщина, именующая себя Матерью Божьей”. — “И что, она тоже очень влиятельна?” — “Да, Она особен­но”. — “Хорошо, Ее я трогать пока не буду. Я хочу узнать о Ней все сам и после решу, как поступить с Ней. А этого Зеведея изловлю и предам его суду”.

“Как я мог работать с такими людьми, — поду­мал ведущий, — нужно срочно найти Матерь Божью, Иакова и предупредить их, ибо снова грех может осесть на наши души. Господи, сколько же горя мы создаем для себя. Иерусалим этого может не выдержать, пре­вратиться в развалины. В общем, нужно спешить, а Бог сам пусть решает, как быть с Агриппой. Я же его не могу осудить”.

ВЕНА. Дом Понтия Пилата. “Понтий!” — “Клав­дия, не мешай жить так, как хочется мне”. — “Но по­смотри на себя, ты же уже не похож на человека”. — “Это мое дело, сколько хочу — столько и буду пить. В напитке я нахожу свою вторую жизнь, а, может быть, и смерть”. — “Понтий, Понтий…” — “Дорогая, не беспо­койся, я еще покажу себя”. — “Перед кем?” — “Пред всеми”. — “Хорошо, Понтий, но давай сначала посетим Ирода, ведь он очень плох, а потом делай что хочешь”. — “Я согласен отправиться к тому ублюдку прямо сейчас. Слуги, лошадей мне!” — “Э, Понтий, были когда-то слу­га у тебя, а сейчас ты сам себе слуга. В общем, проспись, а завтра мы отправимся в Лугдунъ”.

ЛУГДУНЬ. Антипа Ирод был прикован к по­стели. Временами его покидала память, он бредил. Иродиада не отходила от него ни на шаг.

— “Иродиада, я есть хочу”. — “Дорогой, потерпи, может, я что-то и достану для тебя. Ведь сам знаешь, в какой нищете мы сейчас живем.

В дверь постучали. “Входите, открыто”. Первым вошел Понтий. “Мир всем Иродам, кто живет здесь. О Боже, Антипа, и ты в этом “дворце” живешь? Это же хлев не для людей, а для скота”.— “Понтий, я есть хочу”. — “Сейчас мы все сделаем. Клавдия, Клавдия, да где же ты? Вноси быстрее мелех да и все осталь­ное, а то царь у нас на глазах умрет”.

ИЕРУСАЛИМ. Мария жила в доме Корнилия. Здоровье уже давало о себе знать, и на то были осно­вания. Люди Ее почитали и помогали как могли, и Ей всего того хватало. Она часто вспоминала Сына, гово­рила с Ним. После этого Она замыкалась в Себе и днями могла не выходить из дома. Был вечер, Она сидела и мечтала о встрече с Иисусом в Царствии Небесном, представляла ее. В мыслях Она обнимала Его, целовала. Неожиданно заплакала. Вдруг кто-то постучал в двери. “Боже, Сынок, не Ты ли это? Если не Ты, то кто же?”— подумала она, отворяя дверь.

— “Мир Тебе, женщина!” — “Мир и тебе, но Я не знаю тебя”. — “Можно ли мне войти?” — “Конечно, входите, ибо дом открыт для всех и всегда”. — “Я слы­шал, Вас почитают Матерью Божьей, — сказал вошед­ший мужчина, — и мне бы хотелось с Вами поговорить”. — “Я согласна, но Я не знаю, кто вы?” — “Простите меня, мое имя Ицгар. Я ведущий синедриона. Только прошу Вас, не бойтесь меня. Я пришел к Вам, если не ошибаюсь, Мать Мария, с хорошими намерениями”. — “Мне уже нечего бояться, страшное осталось позади”. — “Вот я и пришел, дабы предупредить, чтобы все страшное снова не стало у Вас на пути”. — “А что случилось?” — “Понимаете, Агриппа Ирод решил казнить всех, кто про­поведует Веру христианскую, но пока Вас, именно Тебя, Мать Мария, он трогать не решается. А вот некоего Иакова Зеведея хочет предать суду. И я хочу, чтобы Вы предупредили его. Пусть он на время покинет Иеруса­лим”. — “Я смотрю на тебя, Ицгар, и думаю, что ты хороший человек, раз решился на это”. — “Понимаете, лично я верю в Бога, и Он, наверное, чувствует это”. — “И все-таки Я удивлена, сам ведущий синедриона…” — “Мать Мария, не нужно удивляться. Я сначала человек, а уж после ведущий, и мне тоже хочется многое узнать о Вашем Сыне, хотя я кое о чем наслышан”. — “Хорошо, Ицгар, если не торопишься, то я могу тебе рассказать об Иисусе”. — “Спасибо, я внимательно буду слушать”. И так они в разговоре просидели до поздней ночи.

— “Мать Мария, спасибо Тебе”. Ицгар подумал и сказал: “Ты не простая женщина, Ты — Царица Небес­ная, других слов у меня больше нет. И, если разрешите мне, то Я изредка к Вам буду заходить”. — “Конечно, Ицгар”. — “Ну что ж, мне нужно идти, а Вы поутру предупредите Иакова”. — “Хорошо, Я предупрежу его, но и ты будь осторожен”. — “Да-да, я понял”.

Очень довольный, Ицгар покинул дом Матери Божьей. Медленно он шел улицами города и все вре­мя смотрел на Небеса. “Какая прекрасная женщина эта Мария. Сейчас могу представить, какой был Иисус. Почему десять лет назад меня не было здесь, тогда я бы мог видеть настоящего Бога”, — подумал он. И в тот момент его остановила какая-то сила. “Странно, что за люди следуют за мной от самого дома Марии? Что

делать, бежать, но не успею уже, они рядом. Тогда буду стоять и ждать, пусть подойдут, а может быть, это слу­чайные прохожие”. К нему подошли шесть человек. “Ицгар!” — “Да. Фу, Левий, как вы меня напугали, я уж думал, что разбойники преследуют меня”. — “Не бойся, мы же твои подчиненные, идем домой”. — “Идемте”. — “А где ты так поздно был?” — “Да так, дела”. — “Что, в такой поздний час у ведущего собра­ния есть дела?” — “Левий, а почему бы и нет. Левий, а вы почему не отды?..”

Наутро следующего дня весь народ Иерусалима гудел от негодования. За городом, распятый на дереве с отрезанной головой, был найден труп Ицгара. Над телом была прибита небольшая доска, на которой над­пись глаголила: “Это всем вам месть наша за Бога нашего Иисуса и Иоанна Предтечу — Истинные хри­стиане”. На доске был нарисован небольшой крест.

Огромная толпа собралась у дворца Ирода. Люди требовали казни всех, кто преклоняется пред Верой Христа. Агриппа был очень рад.

— “Левий, ты молодец, так искусно все сделали. С сегодняшнего дня ты есть ведущий собрания. Но для меня главное, что народ поверил, и теперь сам народ будет истреблять безумцев”. Очень гордый Левий стоял пред Агриппой. Ему казалось, что он взлетит сейчас как птица. “Так, Левий, слышишь ты ту толпу? Нам нужно выйти к ним и еще сильнее взбудоражить их”.

“Успокойтесь и послушайте меня, — обратился к тол­пе Ирод, — вот вы убедились, что творят божьи голодран­цы. И я обращаюсь ко всем вам: забрасывайте каждого камнями, забивайте до смерти, нельзя допустить, чтобы го­лодранцы позорили нашу землю и нашу истинную веру”. И разъяренная толпа пошла по улицам Иерусалима вер­шить свое правосудие над всем святым.

“Боже, Сынок, как долго Я сегодня отдыхала. Это на Мне сказалась, наверное, вчерашняя беседа с Ицгаром. Странно, уже полдень, а Я еще не предупредила Иакова”, — и Она в спешке стала собираться. Ниче­го не подозревая, Она вышла из дома и направилась к Иакову. “Интересно, почему люди на Меня так смот­рят, хотя Мне не привыкать”. Подошла к дому Иакова, и у Нее забилось сердце. “Неужели уже что-то слу­чилось? Она постучала, но на Ее стук никто не от­кликнулся. Отворив дверь, Она увидела страшную кар­тину: Иаков был пригвожден прямо к стене, отрезан­ная голова лежала на полу, и еще одиннадцать обезг­лавленных трупов, в том числе были и дети, лежали здесь.

“Боже, Боже, почему же Я… Что, что Мне делать дальше?” Не помня Саму Себя, Она выбежала из дома и направилась к “Своему дому. Возле дома Марию ждала толпа из одних женщин. Приблизилась к ним. В Нее полетели камни со всех сторон. В Нее броса­ли до тех пер, пока Она не потеряла сознание.

Пошел дождь, Мария почувствовала его прохладу и пришла в себя. Вся избитая и окровавленная, Она вползла в свой дом. “Что же это такое — думала Она, — почему вы Меня не убили? Нет больше Моих сил терпеть”. И она снова потеряла сознание.

— “Мать Мария, Мать Мария, очнись”. — “Иисус, Ты?” — “Нет, я, Осия”. — “Я тебя не знаю”. — “Да знаешь Ты меня, я часто бывал у вас, вспомни, с Вараввой”. — “Что ты хочешь от Меня?” — “Я хочу Тебя спрятать”. — “Но Я не могу идти”. — “У меня есть осел с повозкой, идем быстрее, ибо в любую минуту сюда могут прийти”. — “Осия, помоги Мне встать, — Она присела на лежбище. — Осия, вон в том кувши­не лежит Мой перстень, подай его Мне”. Осия поднес перстень. Мария хотела потереть, но снова потеряла сознание. Осия подхватил Ее. “Сейчас, Мать Мария, сейчас, я только возьму что-либо из тряпья, и мы уедем отсюда”. Он схватил одно из полотнищ и чуть сам не упал в обморок, под ним спокойно лежали две ехидны. “Вот на какие муки они Тебя хотели отдать, теперь понятно, почему Тебя сразу не убили”. Положив Ма­рию в повозку, укрыв полотнищем, он, рискуя собой, сохраняя жизнь Матери Божьей, потихоньку отправил­ся домой.

Прошло три недели. “Люди, скажите, где Я?” — “Мать Мария, слава Всевышнему, Ты жива”. — “Осия, как Я оказалась у тебя?” — “А вот сейчас я Тебе все расскажу, только по пути в Ефремь”. — “А почему в Ефремь, Я хочу домой”. — “Ни в коем случае Тебе туда нельзя. Тебя там стерегут каждый день, жаждая Твоей смерти. А в Ефреме нас уже ждет Иосиф, у него и будешь жить”. — “Осия, спасибо тебе огромное”. — “Да нет, Мать Мария, спасибо Тебе за все, за все”.

ЛУГДУНЬ. “Ну, Антипа, ты набил свое брюхо?”

— “Понтий, спасибо вам с Клавдией”. — “Слушай, Ирод, а почему я не вижу Соломию?” — “Знаешь, Пон­тий, в самый трудный момент она забрала все наши драгоценности и с одним сотником уехала в Рим”. — “И что, она там и живет?” — “Нет, ее уже нет в живых”. — “Да что ты говоришь?” — Да, ее уже нет”. — “Она умерла?” — “Нет, еще страшнее была у нее смерть. Она пошла с мужем смотреть бой гладиа­торов. Как она упала в яму ко львам, никто из нас не знает. Но я лично думаю, что ей помог ее же муж, ибо он ради золота мог сделать все, что хочешь”. — “Ан­типа, золото — одно, а Бог — другое”. — “Понтий, дальше не говори ничего”. — “Да, Антипа, я пред­ставляю, какая смерть настигла ее. Нам с тобой через год можно возвратиться в Рим”. — “Понтий, зачем и с чем, ведь мы давно с тобой никто”. — “А-а, Антипа, давай лучше выпьем вина”. — “Нет, я не хочу, лучше перед сном”. — “Смотри, тебе видней”. — “Понтий, а мне с тобой стало намного лучше”. — “Ха-ха-ха. Может, я тебя исцеляю”. — “Не смейся, я точно гово­рю. Даже сейчас могу встать и выйти из дома”. — “А ну, попробуй, если ты встанешь, то я выпью все вино из мелеха”. Антипа приподнялся. “Дорогой, тебе лучше?”

— “Иродиада, да, мне легко и страшно почему-то”. — “Выйди на свежий воздух, давай я тебе помогу”. Они вышли. “Господи, я полтора года не видел неба. Жизнь, какая ты прекрасная”. Иродиада заплакала: “Антипа, присядь”. — “Нет, я хочу стоять и смотреть на солнце. Почему я раньше не замечал этой красоты. Иисус был прав, когда говорил, что видимое — от Бога”, — поду­мал Антипа.

— “Иродиада, куда подевалась моя болезнь?” — “Антипа, мне не ведомо”. — “Клавдия, неси еще один мелех”. — “Понтий, с тебя хватит, ты уже на ногах не стоишь”. — “Тогда я буду отдыхать”. И Понтий ус­нул. Сколько он отдыхал — не помнил, но проснулся

от страшного крика. “Клавдия, Клавдия, здесь что, кого-то зарезали, почему так кричат?” — “Очнись, Понтий, Антипа умер”. — “Что, прямо на улице?”. — “Какая улица, уже утро следующего дня”. Он открыл глаза. Антипа лежал, Иродиада сидела вся в слезах. “Все, он уже в объятиях, только в чьих, не знаю”, — подумал Понтий. “Вы мне объясните, как же случилось, ведь вчера он чувствовал себя хорошо”. — “Понтий, он перед сном выпил немного вина и лег отдыхать. Когда утром Иродиада подошла к нему, он уже не дышал”.

— “Вот сейчас мне все понятно, почему именно вчера ему было хорошо. Клавдия, ты это понимаешь?” — “Понтий, мне страшно”. — “Не бойся, я с тобой. Где вино, голова у меня болит. Иродиада, нам нужно сегод­ня предать тело царя земле, ибо его мухи съедят”. — “А как же я буду без него?” — “Я не могу знать, но на первый случай я оставлю тебе немного денег. Готовь­те его тело, и в полдень его прах уже будет покоиться в земле прекрасной. А мне же нужно выпить”. По за­ходу солнца тело Антипы Ирода было предано земле.

“Понтий, когда мы отправимся домой?” — “Клав­дия, завтра же, а сейчас наступило время обедать, тем более жара уже спала. Иродиада, идем”. — “Нет, вы идите, а я здесь посижу”. — “Что ж, Клавдия, оста­вайся и ты здесь, поплачьте. И ему, и вам будет легче”.

Пилат не знал, что через три месяца Иродиада уйдет вслед за Иродом. Но ее тело никто не предаст земле, оно будет съедено диким зверьем.

Наступил вечер, Понтий храпел. Клавдия с Иро­диадой сидели молча. “Мир тебе, Понтий!”. — “Ха-ха, это снова ты, приведение из винного подвала?” — “Да, это снова я и ты. Ирод уже у меня, и я пришел за тобой”. — “Слушай, не говори глупости, мне еще жить долго”. — “Нет, дорогой, до утра ты не доживешь”.

— “Так может, я уже мертв?” — “Наполовину, и жив еще и уже мертв”, — “Докажи мне!”.

— “Иродиада”. — “Да, Клавдия, идем в другую комнату, ибо он не даст нам отдохнуть своим бормота­нием”. — “Хорошо, идем”.

— “Вот, Понтий, жена твоя и Ирода уже ушли, и мы с тобой свободно можем говорить”. — “Нет, ты тень, и мне с тобой неприятно говорить”. — “Хм, не­приятно говорить, неприятность тебя ждет впереди. Вста­вай, выйди на улицу”. — “Слушай, думаешь, я тебя боюсь? Я согласен, идем, только вина еще выпью”. Он открыл глаза. “Фу, нет никого”. Выпив вино, он поду­мал: “Все-таки мне нужно выйти на свежий воздух”. И он потихоньку вышел. “Ты ко мне?” — “Сгинь от меня, ты мне надоел, тем более, мне нужно поутру отправлять­ся домой”. — “Зачем поутру, давай прямо сейчас. Бери упряжку от лошади и подойди вон к тому дереву”. Не­вменяемый Понтий взял узду. “Ну вот сейчас, Понтий, ты скоро будешь дома…” Он сделал петлю. Где-то вда­леке завыли собаки, Луна была полной.

— “Клавдия, вставай, еще одно горе настигло нас”.

— “Что именно?” — “Понтий покончил с собой”. — “Я этого ждала и знала, что все так и случится. Видно, не зря Господь свел нас здесь всех вместе, идем сни­мем тело”. — “Клавдия, а почему ты не плачешь?” — “Иродиада, я свое выплакала раньше”. На следующий день тело Понтия Пилата было погребено в полдень рядом с Иродом. “Клавдия, что ты намерена делать?”

— “Я вернусь в Иерусалим, хочу найти Мать Иисуса Христа и буду находиться рядом с ней”. — “Да, тебе легче, Клавдия. Меня же, чувствую, ждут голодная смерть и неизвестность”. — “Прощай, Иродиада, и быть мо­жет, до встречи на небесах”. Лошадь уносила Клав­дию в сторону Рима и Иерусалима. Иродиада упала на землю и громко зарыдала.

КИПР. САЛАМИСЬ. Идет служение в Храме Божьем. Варнава ведет проповедь. Даврий наблюдает за ним и не нарадуется на него. Варнава так красноре­чиво говорил, что никто не смог удержать слез.

К Даврию подошла женщина. “Скажите, уважае­мый, кому принадлежит Храм?” — “Женщина, я не вижу твоего лица, но отвечу так: Богу Иисусу Христу”.

— “А строил кто Храм?” — “Люди строили, те люди, кто предан Господу”. — “И на чьи средства?” — “На мои. Женщина, пожалуйста, не мешайте слушать. Что вы делаете, зачем вы меня ущипнули? Боже, Зарра, это ты?” — “Но ведь я обещала тебе, все так и произош­ло”. У Даврия закружилась голова: “Зарра, давай вый­дем, ибо я сознание потеряю”. Они вышли из Храма. “Открой мне свое лицо, я хочу видеть тебя”. — “Ска­жи мне, Даврий, а дом готов ли для нас?” — “Дорогая, все готово, только тебя долго не было”. — “Нет, я была все время рядом с тобой и помогала тебе во всем. А сейчас, Даврий, взгляни на мое лицо”. — “Господи, я еще такой красивой женщины не видел никогда. До чего же ты красивая”. — “Но ведь, Дав­рий, и у тебя лик твой может не одну женщину причаровать”. Даврий покраснел. “Зарра, идем домой, посмот­ришь дом”. — “Знаешь, сколько раз я его видела и мне сейчас не до этого. Я должна побывать в Ефреме и поговорить с Матерью Марией”. — “Значит, ты снова покинешь меня?” — “Даврий, только до вечера. Пригласи в гости Варнаву с Дианой и пусть детей своих приведут к нам”. — “Но откуда ты знаешь?” — “Даврий, пора уже привыкнуть к этому”. — “Но как ты поспеешь к вечеру? Хотя, хотя, извини”. И Зарра внезапно исчезла, как и появилась. “Не сон ли это?

— подумал Даврий. — Люди, пришедшие с Небес, никогда не шутят”. И он, радостный, пошел снова слу­шать проповедь Варнавы.

ЕФРЕМЬ. Мать Мария, Мария-Магдалина, Со­ломия и Тереза сидели у родника. Их окружало очень много людей. Они слушали всякие истории от провод­ниц Иисусовых.

К Матери Марии подошла Зарра. “Мир Тебе, Мать Мария, и мир всем вам”. — “Мир тебе, незна­комка. У тебя есть дело ко мне?” — “Мать Мария, а разве Ты меня не узнаешь?” — “Зарра, дорогая, ты, ты! Ты откуда?” — “Да я из обители Сына Твоего”. — “И надолго ли ты сюда?” — “А навсегда”. — “Ты имеешь в виду до смерти?” — “А разве смерть…” — “Да-да, Я все поняла”. — “Отойдем в сторону, мне нужно поговорить с Тобой”. — “Что-то с Иисусом случилось?”. — “Но разве с Богом может что-то слу­читься? Мать Мария, мне нужно Тебе что-то передать, но чтобы об этом никто не знал, конечно, до поры до времени”. — “Зарра, Я слушаю тебя”. — “Значит так, это слова Иисуса: Мама, дорогая, очень скоро Те… Я все понятно рассказала?” — “Да, Зарра, Я все поня­ла и буду ждать”. — “Ты — Царица Небес наших, дай я Тебя обниму, ибо мне пора”. — “Но куда же ты так быстро?” — “На Кипр, к Даврию и Варнаве”. — “Неужели?” — “Да, я так решила и на всю вечность”.

— “Мне бы тоже хотелось увидеть их”. — “Скоро увидимся, Мать Мария, я не прощаюсь с Тобой, до встречи!”

— “Даврий, ты дома?” — “Варнава, заходите”. — “Извини меня, а где же Зарра?” — “Пока не знаю, обещала быть вечером”. — “Я принес отменного вина”.

— “Что ж, тогда подождем”. — “Дорогие, я уже здесь. Подождите немного меня, мне нужно привести себя в порядок”. “О чудо, она знает о расположении в моем доме, как будто бы она прожила здесь всю свою жизнь”, — подумал Даврий.

— “Вот я и готова”. Все были удивлены. “Зарра, что на тебе за одеяния?” — “Самые обыкновенные, пока не обращайте на них внимания. Я уже чисто по­ земному проголодалась”. — “У нас все готово. Прошу вас, присаживайтесь”.

— “Как могло случиться, ведь она сюда вошла не через дверь”, — подумала Диана. Зарра посмотрела на нее: “Диана, не думай об этом, и не удивляйся. Ты скоро ко всему привыкнешь”. — “Зарра, научи и меня этому”. — “Нет, я не могу, ибо я тоже скоро буду такой, как и вы все”.

После долгих скитаний Андрей Первозванный вернулся в Капернаум. Пешим ходом обошел он мно­гие до того неведомые земли и, где бы он не находился, везде проповедовал Христианскую Веру. По-разному относились к нему — он был гоним и избит, его слу­шали и помогали ему. Но, и вдали от дома, его всегда тянула и манила земля обетованная. И вот, наконец-то, он добрался до родимой обители. За долгие лета его странствия многое изменилось, и он с трудом узнавал все то, что когда-то для него было близким и родным. Немного погостив в Капернауме у своих знакомых и близких, Андрей отправился в Иерусалим. И вот он, долгожданный Иерусалим.

Проходя улицами города, Андрей прислушивался ко всем разговорам. Он хотел хотя бы из одних уст услышать что-либо о своих духовных братьях, но, к сожалению, все молчали, лишь по чистой случайности он узнал, что здесь, в городе, находится Иаков Алфеев. И Андрей отправился к нему.

— “Мир тебе, Иаков!” — “Погоди, погоди, Андрей, ты ли это?” — “Иаков, конечно, я”. — “Где же ты столько времени пропадал?” — “Иаков, понимаешь, Зем­ля очень большая, жизни не хватит, чтобы обойти ее всю. Но небольшую ее часть я смог преодолеть и узнал очень многое о жизни ее обитателей. И от меня многое люди узнали о нашем Учителе. Я посеял добрые плоды среди разных народов”. — “Да, Андрей, я понимаю, как тебе было трудно”. — “Иаков, не в этом дело, главное то, что люди узнали о том, что Бог жил на нашей Земле, и это мне придавало сил. А где же остальные братья?” Иаков посмотрел на Андрея; “Нас остается все меньше и мень­ше. Власти зверствуют и хотят искоренить нами начатое. Петр и Павел сейчас находятся в Риме, Мать Мария — в Ефреме, Варнава на Кипре. В общем, кто где. Я же тайно проповедую здесь”. — “И как же люди относятся к тебе?” — “Андрей, по-разному: кто смеется надо мной, кто камень норовит бросить в сторону, другие же внима­тельно слушают и радуются, слушая меня. В общем, труд­ные времена настали для нас”. — “Ничего, Иаков, на­ступят, думаю, такие времена, когда нас будут уважать и чтить”. — “Андрей, что ты намерен делать дальше?” — “Планов у меня много, но вначале я хочу встретиться с Матерью Марией, ибо так долго я не видел Ее, и лишь после отправлюсь в Патрахь, где и хочу обосноваться. И до конца дней своих буду вести проповеди об Учителе нашем. Пусть люди больше узнают все об Истине Бо­жьей”. — “Что ж, Андрей, ты мыслишь правильно, а мне суждено остаться в Иерусалиме. Я — епископ, и мое место в Божьем Храме. Не знаю, какая участь меня ждет, но я тоже до конца останусь предан Иисусу Хрис­ту”. — “Иаков, если ты не против, давай сходим на Лобное место”. — “Конечно, Андрей, давай сходим к святому месту”. Они шли молча. Андрей приостановился, посмотрел на Иакова. “Знаешь, Иаков, у меня сейчас пред моими глазами все те события, которые произошли здесь, предстают заново. Я даже слышу крики и плач”. — “Андрей, лучше не вспоминай, давай помолчим. Я уверен, что Господь видит сейчас нас, ведь мы стоим на святом месте, и Он возрадуется за нас”. — “Что ж, пусть будет так”.

Долгое время они стояли и молчали, каждый ду­мал о своем. “Андрей, идем снова ко мне”. — “Нет, Иаков, извини меня, но я отправлюсь в Ефремь”. — “Но ведь скоро ночь?” — “Ничего, идти под звездным небом — это большое удовольствие”. — “Увидимся ли мы еще?” — “Иаков, это ведомо только Богу”, — с этими словами Андрей направился в сторону Ефрема. “Дай Бог, чтобы мы свиделись еще”, — подумал Иаков.

Придя домой, Иаков прочувствовал, что настроение покинуло его. Иаков задумался: и встреча получилась какая-то печальная, а ведь раньше было намного веселее, даже преодолевая трудности, мы могли и шутить. А он изменился, и очень сильно. А что, если и я отправлюсь навестить Мать Марию, ведь тоже давно я Ее не видел. Завтра же поутру отправлюсь тоже в Ефремь.

Послышался стук в дверь. “Неужели Андрей вер­нулся?” — подумал Иаков и открыл. Пред ним стоял Левий. — “Левий, тебе что нужно?” — “Просто пого­ворить хочу с тобой”. — “Входи”. — “Но я не один”.