Ведьмина дочь. Руны судьбы (СИ)

Глава 3

Вся труппа собралась у костра и наблюдала за репетирующими новый танец с кинжалами сестрёнками-близняшками. Кинжалы были не бутафорские, настоящие, купленные во время последнего торга. Ирса и Ямза, миниатюрные, гибкие и грациозные девушки скользили по поляне, перемежая плавные движения с резкими выпадами и поворотами. Создавалось впечатление, что они не касаются ногами земли, а парят над ней в вечной схватке противоположностей. Одна была одета в чёрный костюм, другая — в белый. Девчонки так виртуозно совмещали иллюзию боя с танцем, что невозможно было оторвать взгляд, и моего появления никто не заметил. Но тут, в костре затрещала сырая ветка, вскидывая сноп искр, рука одной танцовщицы дрогнула, полоснув кинжалом по запястью другой. Ирса вскрикнула, зажимая рану, сквозь её пальцы начала сочиться и сбегать на траву алая кровь. Ямза бросила кинжалы и кинулась к сестре, бормоча извинения. Похоже, порез был глубоким, во всяком случае крови было много.

— Вадома бы сейчас пошептала, бальзамом помазала, к утру только шрам бы и остался, — задумчиво проговорил Родин, наш плотник, оружейник и вообще мастер на все руки.

Он часто пользовался услугами целительницы, получая травмы во время работы.

Все загрустили.

— Дай я посмотрю, — шагнула я вперёд, выдавая своё присутствие.

Большинство собравшихся у костра вздрогнули и опасливо посмотрели на меня. Ирса бросила испуганный взгляд на Ронияка и, получив одобрение в виде скупого кивка, нерешительно протянула мне раненную руку. Я подошла и осторожно убрала её окровавленную, зажимающую порез ладонь, придерживая повреждённую руку. Над поляной воцарилась напряжённая тишина, все замерли в тревожном ожидании. Я действовала по наитию, сама не понимая, что делаю. Положила ладонь на порез, слегка надавила, не обращая внимания на судорожный вздох девушки, и закрыла глаза, сосредоточившись на пульсирующей ране.

Ирса вскрикнула и отдёрнула руку, разрывая контакт. Я распахнула глаза и пошатнулась, в ушах зашумело, а голова закружилась от накатившей слабости.

— Ничего нет! — воскликнула Ирса, неверяще глядя на своё запястье. — Смотрите, пореза нет! — она продемонстрировала испачканную в крови, но абсолютно здоровую руку. — И не болит совсем! Спасибо, Амируна!

Девушка бросилась меня обнимать, а я едва не упала. Подошла Зария, отстранила возбуждённую Ирсу и, поддерживая под руку, отвела меня к костру. Усадила на подушку и протянула кружку с исходящим паром ароматным травяным чаем.

— Выпей, силы быстрее восстановятся, — проговорила она, поправляя сползший с моих плеч платок.

Так меня приняли обратно в семью. По негласной договорённости все сделали вид, что я и не умирала. А мои новые способности, видимо, посчитали прощальным даром ушедшей Вадомы.

До Верна мы добрались после полудня следующего дня, разбили становище недалеко от города.

— Отрабатывайте программу, а я к градоначальнику, — распорядился Ронияк, седлая лошадь. — Эх, застоялись мы с тобой, Ветерок. Надо почаще практиковаться, — проворчал он, кряхтя забираясь в седло.

— Родин, натяни мне канат, — крикнула я распрягающему лошадей мужчине. — Хочу новое движение попробовать.

— Ты не выступаешь, — перебил Ронияк. — Не в этот раз, девочка.

— Нет! Только не сейчас, только не в этом городе! — твёрдо ответила, повернувшись к руководителю труппы. — Я буду выступать.

Ронияк вдруг вздрогнул, поёжился и, как-то затравленно оглядываясь, промямлил:

— Ну как хочешь.

Потом встряхнул головой, будто сбрасывая дурман, непонимающе осмотрелся, пожал плечами и, подстегнув Ветерка пятками, направился к городу, договариваться с градоправителем по поводу выступления.

Никто не обратил внимания на наше противостояние, но мне самой стало жутко от осознания, что, каким-то образом, я на мгновение взяла под контроль сознание Ронияка и заставила его поменять решение.

— Здесь пойдёт? — окликнул Родин, указывая на участок между двумя грузовыми повозками.

Я только кивнула, продолжая думать, в кого же я превращаюсь? А что, если та жуткая, кровавая сцена, которую мне показала гримория — это моё будущее, и я уже встала на путь к нему?

— Вот, пониже сделал, а то бледная ты какая-то, — отчитался добряк Родин.

Я поблагодарила и пошла переодеваться. С костюмом возникли проблемы. Старый оказался велик, за последние дни я похудела, а новый ещё не доделали. Пришлось бежать к близняшкам и просить их помочь с шитьём. Но зато новый наряд получился просто идеальным. Красное бюстье с блёстками, Ямза предложила пришить на него оставленное мне Вадомой монисто. Получилось тяжеловато, но очень красиво и мелодично. При движении начищенные монеты позвякивали и отбрасывали солнечные блики. Юбка же состояла из невесомых полупрозрачных оранжевых лент, которые, развеваясь на ветру, становились очень похожи на языки пламени. По поясу тоже шли позвякивающие монеты. И в этот раз я настояла на вуали, прикрывающей лицо. Вряд ли кто-то узнает в танцовщице из балагана сбежавшую четыре года назад ведьмину дочь, но рисковать всё же не стоит.

Покрутилась перед девочками в новом костюме, поблагодарила за помощь и пошла к канату. Для тренировок канат натягивали всего в метре над землёй. А на выступлении будет высота в четыре метра, огонь и, смотрящие остриями в небо, клинки. Сейчас же ни опасности ни азарта от игры со смертью. Но я стояла перед канатом и не могла заставить себя начать тренировку. Руки дрожали, а в животе собрался колючий комок холодного страха. Впервые за последний год я просто не могла побороть инстинктивный страх. Положила руку на канат, закрыла глаза, стараясь отрешиться от окружающего шума и ощутить пальцами каждую нить в тугом переплетении, задержала дыхание и закинула ногу на арену для своего танца.

— Не слишком ли ты торопишься?

Вздрогнула от неожиданного вопроса, распахнула глаза и обернулась.

Зария стояла, прислонившись спиной к повозке, и внимательно меня рассматривала. Сначала её глаза пробежались по костюму, одобрительная улыбка стала свидетельством того, что и ей новый наряд нравится, потом взгляд поднялся к лицу, и цыганка долго смотрела мне в глаза, будто ища в них ответ на какой-то вопрос. Я отвела взгляд первой, стало неприятно и даже стыдно, словно Зария застала меня за каким-то недостойным занятием. Признаться и себе и окружающим, что боюсь… Не думала, что это будет так тяжело.

— Ты ведь из этих мест? Помнится, Вадома тебя где-то поблизости нашла, — задумчиво проговорила цыганка.

Я поёжилась, но ответила:

— Нет, она меня подобрала у северной дороги, а мы сейчас на восточном тракте.

— Тяжело, наверное, возвращаться, — продолжила пытаться разговорить меня Зария.

— Не тяжелее, чем уходить, — ответила немного грубее, чем собиралась, и легко взобралась на канат: — Прости, мне нужно отрабатывать номер.

Раздражение помогло побороть страх, но не избавило от мерзкого ощущения собственной слабости перед преследующим прошлым. Может, не стоит больше держаться за него? Возможно, правильнее будет жить, смело глядя в будущее. Воспоминание о видении будущего, показанном гриморией, чуть не послужило причиной падения. Но баланс у меня всегда был отменный, и я устояла. Сделала первое движение, и мир опять замер, оставляя меня один на один с танцем над бездной. И было уже совсем неважно, что бездне глубина в один метр. Я танцевала над своей собственной, холодной и бездонной бездной. Когда-нибудь я отпущу себя и рухну в эту пропасть… с улыбкой на губах.

В новом костюме пришлось слегка изменить некоторые движения и поработать над центром тяжести. А ещё, я придумала один рискованный, но зрелищный трюк в конце номера. Нужно было не просто прогнуться назад и коснуться рукой каната, а сделать прыжок и встать на руки, касаясь одной ногой верёвки и согнув другую в полушпагате. Сложно, но если правильно подойти к технике выполнения и проработать натяжение каната, то вполне выполнимо. Первые две попытки не увенчались успехом, с третьего раза почти получилось, только ноги слегка запоздали. А когда я в третий раз подряд выполнила задуманное без помарки, отвлекли одобрительные крики и аплодисменты. Оказывается, вся труппа собралась посмотреть мой номер.

— Ой, каша горит! — всплеснула руками старая Майни — наша главная повариха, постановщица балаганных детских спектаклей и торговка сувенирами в одном лице.

— Вот Ронияк "обрадуется", — проворчала Зария.

Ронияк всегда бушевал, как голодный зверь, когда портили еду. Нет, он не жадный, но очень рачительный и бережливый. Иначе наш балаган уже давно разорился бы и развалился. Когда три дюжины человек так долго держатся вместе, появляется ощущение, что поодиночке пропадёшь. И мы все полагались на железную руку Ронияка, человека сумевшего собрать и сплотить стольких разных, но схожих в одном людей. А сходство наше было в том, что каждый из нас был одинок и никому не нужен. Вместе же мы были уже не одиноки, и очень нужны друг другу для идеальной работы труппы. Возможно, мы были похожи и ещё кое в чём, по крайней мере, многие из нас — у каждого был свой талант, делающий его обладателя незаменимым.

К возвращению Ронияка горелая каша была выброшена, а котёл отчищен и наполнен свежей, на этот раз не подгоревшей, кашей с кусочками зайчатины и кисленькими лесными ягодами.

— Всё, с управой договорился, и денег даже не взяли, только придётся устроить маленькое представление для семейства градоначальника. Майни, возьмёшь девочек и завтра вечером, после выступления, покажете детишкам пару сценок и танец с лентами. — Ронияк просто светился от счастья. Ещё бы, вся прибыль от выступления пойдёт в "казну". Многие градоправители требовали от пятнадцати до сорока процентов от вырученных монет. Мало кто откажется от дармовых денег, да ещё и народ к себе попутно расположит, позволив бродячим артистам потешить горожан.

— Ну давайте ужинать и спать, завтра тяжёлый день, — засуетилась Зария, накладывая мужу горячей каши.

День действительно предстоял сложный, особенно для меня. И начался он тоже со сложностей, благо не моих. Ширан заболел, его рвало чёрным, и глаза помутнели.

— Ты что, гарью его накормила? — прошипела злющая Зария, хватая втянувшую голову в плечи Майни за рукав. — Старая дура! И что теперь с ним делать? — разорялась цыганка.

Я проснулась от криков, и вышла из вагончика как раз к тому моменту, когда Зария замахнулась, чтобы отвесить пожилой женщине затрещину.

— Не смей! — крикнула, сбегая по ступенькам. Подбежала и загородила дрожащую Майни собой: — Ты забываешься, Зария. Ронияк не рабовладелец, а ты не жена императора. Имей уважение к возрасту тётушки Майни, она тебе в матери годится.

— Я же только светлое собрала, горелое за клеткой закопала, — лепетала Майни, утирая слёзы.

Я метнулась за клетку, так и есть! Этот негодник разрыл схрон с горелой кашей, и нажрался горелок вместе с землёй!

— Майни не виновата, сколько раз уже говорили о том, что Ширана нужно выгуливать, давать точить когти и копаться в земле. А на ночь надо было в дорожную клетку перевести. От того, что зверь поспит на земле, он не нагуляется, — отрезала я, обняла тётушку за плечи и увела подальше, оставив оторопевшую от моей отповеди Зарию.

Ронияк жутко разозлился, когда узнал о случившемся, но он хотя бы не срывал зло на Майни. Только отчитал за испорченную крупу. Ширана попытались отпоить отваром, но он никого не подпускал и отказывался пить. И я решилась войти в клетку. Зверь рычал и шипел, но не бросался. Напротив, жался к задней стенке клети и трясся, будто боится меня. Шепча ласковые слова и уговаривая, я медленно опустилась на колени и протянула руку к коту. Он зашипел ещё громче и попытался ударить лапой по моей руке.

— Прекрати! — прикрикнула я.

Зверь заскулил, лёг и прикрыл морду лапой.

Дикие коты не такие крупные, как большинство их собратьев, не больше средней собаки, но они прирождённые охотники, и знают, как мгновенно обездвижить жертву в два раза крупнее себя. И я решилась подойти к больному, взбесившемуся Ширану только потому, что была уверена — зверь меня не тронет, не посмеет. Откуда пришла эта уверенность, я и сама не поняла, но точно знала — не нападёт.

Кот тяжело часто дышал и боязливо косил на меня жёлтые глаза. Я положила руки на его вздувшийся как барабан живот, закрыла глаза и представила, как желудок животного очищается, как ему становится лучше, а из глаз уходит болезненная мутность. В животе будто появился большой, тяжёлый камень, я застонала и упала на бок, свернувшись калачиком. Ширан заскулил, подполз ко мне и лизнул в щёку.

— Всё будет хорошо, малыш, — прошептала одними губами, погружаясь в спасительное беспамятство.

Как меня обнаружили и вытаскивали из клетки, наблюдала, будто со стороны. Ширан рычал и не хотел меня отдавать, но Ронияк прикрикнул, положив руку на прикреплённый к поясу кнут, и зверь отступил. Потом меня отнесли в вагончик и Зария силой влила мне в рот горький отвар.

— Вот, пей. И только посмей мне выплюнуть, — бубнила цыганка, заставляя меня глотать гадкую жидкость. — Ишь какая умная стала, будет ещё указывать, как мне себя вести. Не доросла, соплячка.

Зария ещё долго ворчала на меня, пока отпаивала, потом придерживала за плечи, когда меня рвало чёрными комьями. Даже засыпая я слышала её недовольный голос.

Проснулась я в прекрасном настроении, и самочувствие было отличным. Повозка покачивалась и подпрыгивала на каменной мостовой, а вокруг шумел город.

Осознание того, шум какого именно города я слышу, мгновенно стёрло улыбку с лица. Я в Верне! Тело покрылось холодным потом, захотелось забиться в угол и накрыться одеялом с головой. Вдруг показалось, что я та самая пятнадцатилетняя девочка, истекающая кровью на грязной мостовой, рядом с дотлевающим пеплом родителей. В сознание ворвались возбуждённые крики толпы и запах гари. Ненавижу толпу! И я уже не та девочка, я Амируна — несравненная повелительница небес, лёгкая как пёрышко, и улыбающаяся толпе, стоя над пропастью.

Но сегодня мне предстоит встретиться лицом к лицу с теми, кто лишил меня всего. Мне предстоит улыбаться тем, кто убил маму и папу, и танцевать для тех, кто бил и забрасывал камнями меня. И я станцую над бездной, это будет мой главный танец. Это будет их последний танец…

Облачилась в сценический костюм, закуталась в большую цветастую шаль, прикрепила к лицу вуаль, оставляющую открытыми только глаза, и смело открыла дверь вагончика.

Поёжилась, осматривая площадь, ту площадь, на которой закончилась моя счастливая жизнь, и пошла искать мужчин, чтобы вместе решить, где лучше натягивать канат. Обычно это делали в центре предоставленной балагану площадки, потому, что мой номер считался самым зрелищным, но сегодня центр балагана означал и центр площади, а это то самое место, где четыре года назад пылал костёр, унёсший жизни моих родителей.

Но, как оказалось, я потратила слишком много времени на одежду и грим, опоры уже установили, осталось только канат натянуть. Сегодня я буду танцевать над пылающим огнём, там, где несколько лет назад в огне погибли самые близкие мне люди. У судьбы жестокое чувство юмора, и шутки её черны, как уголь.

Но я перенесу это, ради того, что задумала, я перенесу всё. Теперь нужно найти Зарию. Завидев меня цыганка попыталась скрыться за вагончиками, но я её уже заметила и быстро догнала.

— Зария! — окликнула, следуя за женщиной по пятам. — Зария, стой! Нам нужно поговорить.

— Мне это не нужно, — пробурчала цыганка.

Но я не собиралась отступать и нагнала её возле уже установленного шатра.

— Я сказала, стой, — приказала, хватая женщину за плечо.

Зария замерла, только спина мелко подрагивала.

— Ты меня боишься? — спросила, поворачивая её лицом к себе.

Цыганка не ответила.

— Отвечай! — начала терять терпение и прикрикнула я.

Зария застонала сквозь зубы, злобно глянула на меня, но ответила:

— Я не доверяю тебе.

— Что ж, ты права, — пришлось признать. — Но сейчас это неважно. Я готова принять то, что может дать мне гримория. Готова именно здесь и сейчас. Ты достанешь книгу оттуда, куда её спрятала, и отдашь мне, сразу же после моего выступления. Ты поняла, Зария?

— Поняла, — почти прорычала цыганка. — Что ты со мной делаешь?

— Всего лишь помогаю принять верное решение, — улыбнулась я. — Ты принесёшь книгу прямо к канату, и будешь ждать внизу окончания выступления. Иди.

Возможно, я неправа, возможно, поступаю плохо по отношению к своим друзьям, возможно, всё что задумала — ошибка, возможно… Но я не отступлю, потому что дышала последние годы ради этого дня, ради шанса отомстить. И даже если я не справлюсь и превращусь в того монстра, которого показала гримория, я готова пойти на это во имя отмщения. Ведь, покарав убийц родных, я потеряю смысл существования, а потому, совершенно неважно, что будет со мной после этого. Я умерла на этой площади ещё тогда, глядя, как родителей пожирает безжалостное пламя.

До начала представления я просидела в своём вагончике, стараясь отрешиться от шума и ни о чём не думать. Да, я боялась, что передумаю, что малодушно отступлю в самом конце длинного пути. Но я не могла позволить себе такую роскошь, как сомнения и жалость. Мама никогда не отступала, даже перед лицом смерти она не склонилась перед толпой, и я не склонюсь. Это они падут к моим ногам, моля о пощаде, но я не пощажу… никого. Пусть в душе пусто и черно, пусть потом будет больно, сейчас больнее.

Ронияк договорился с градоправителем, чтобы он разослал зазывал ещё сутра, так что, поглазеть на выступление бродячих артистов собрался почти весь город, от малышей до стариков, от бедняков до самых знатных горожан. И все они познают силу моей ненависти.

В дверь вагончика постучали.

— Амируна, скоро твой выход. Ты готова? — спросила Ирса, заглядывая в вагончик. — Сейчас мы станцуем, а потом твоя очередь.

— Всё хорошо, я ни за что не пропущу ваш с Ямзой танец, — улыбнулась девушке и добавила: — Беги, а то пропустишь свой выход. Я следом.

Ирса убежала, а я скинула с плеч платок, поправила причёску, хотя какой в этом смысл, всё равно во время выступления ветер волосы растреплет, сделала глубокий вдох и вышла. Благодаря вуали не было необходимости заставлять себя улыбаться, а взгляд я опустила к земле, чтобы не выдать своих чувств ко всем этим зевакам. Ирса и Ямза танцевали под ритмичную музыку и их новый номер имел огромный успех. Я досмотрела их танец до середины и пошла к канату. Скоро я станцую свой танец, танец над бездной, последний танец для жителей этого города.

Когда я взобралась на тумбу, и Ронияк громогласно объявил мой номер, у разожжённого под канатом костра появилась хмурая Зария. Цыганка куталась в платок и прижимала к груди гриморию.

Я взглянула в её глаза и моя решимость на мгновение поколебалась, но только на мгновение. Ничто меня не остановит. Но во взгляде Зарии было столько сожаления, что мне стало холодно, невзирая на поднимающийся от костра жар.

Отмахнулась от сомнений и шагнула на канат.

Толпа взревела, но вот я делаю первый плавный переход, и над площадью воцаряется тишина. Обычная реакция на моё выступление. А я отдалась танцу, находя в нём успокоение и покой. Я танцевала над пропастью, и во время танца даже почти не чувствовала ненависти к толпе.

Зария по-прежнему стояла вблизи костра, лицо её покраснело и вспотело от жара, но она продолжала неотрывно смотреть на меня… с жалостью и разочарованием. И пусть! Сейчас я свободна и счастлива. Я заслужила эти мгновения счастья перед своим последним выступлением. Сейчас я танцую для себя, но следующий мой "танец" будет цвета крови, а вместо музыки сопровождать его будут крики боли и ужаса.

Последний элемент — сосредоточилась, оттолкнулась от каната и взмыла вверх. Кувырок в полёте, руки крепко ухватились за канат. Баланс, главное не отвлекаться и следить за балансом. Нога плавно опускается, касаясь каната. Толпа охнула и снова замерла. Я закрыла глаза, наслаждаясь тишиной. Казалось, что сейчас весь мир растворится, и я воспарю, взлечу над всеми этими людишками, отвергая как их, так и то, что уготовила им. Будто шелест ветра, тихий шёпот "Смотрите, она светится". А потом громкий, взрывающий мой маленький волшебный мирок крик "Ведьма! Она ведьма". Я вздрогнула всем телом от этого крика. Руки ослабли, центр тяжести сместился, и я полетела, но не ввысь… я падала вниз, на острия клинков, в объятия пламени…

Пламя жадно приняло меня в свои объятия, раскалённые клинки с шипением пронзили тело. Одновременно с болью в сознание ворвались крики ужаса, да, я всё же заставила толпу ужаснуться. Как надгробный камень на грудь упала и раскрылась, брошенная Зарией, гримория. Из последних сил подняла руку и положила ладонь на книгу.

Кажется, я умерла, но за мгновение до того, как моё тело поглотил огонь, а сознание затопила чернота, я почувствовала сильный толчок в грудь. Удар исходил из гримории…