Велетская слава

Ночь Папоротника и Воды

- Клянусь Сварожичем – я начал думать, что ты забыл о родном крае. Что, так понравилось шастать по морям с данами?

Драговит, князь ратарей и всех велетов, неодобрительно посмотрел на Люба. Это был высокий мужчина, чье лицо уже покрыли морщины, но тело хранило силу и ловкость молодости. Он носил багряно-черный плащ, поверх короткой туники и черных штанов. С бритой головы, как и у сына, спадала длинная прядь, левое ухо украшала золотая серьга с парой самоцветов – единственное украшение старого князя. Драговит восседал на большом троне, покрытом изумительной красоты изображениями диковинных птиц с женскими лицами, извивающихся змеев и крылатых псов.

Стоявший перед отцом Люб был одет куда богаче: его плечи покрывал красный плащ, отороченный мехом черно-бурой лесы и скрепленный золотой фибулой. Сам плащ был наброшен поверх красного кафтана, расшитого золотом и перехваченного шелковым кушаком. Из-под кафтана выглядывали шаровары, заправленные в красные сапоги. Бритую голову прикрывала высокая шапка с меховой опушкой. Как и у отца, левое ухо Люба украшала золотая серьга, с драгоценным камнем, но помимо нее, княжич носил на шее гривну из золотых и серебряных нитей, а на правом запястье - золотой браслет, украшенный алыми рубинами и синими сапфирами. С шеи на цепочке свисал молот Тора – сам Люб считал его молотом Руевита. С пояса свисал меч в отделанных золотом ножнах, украшенных рисунком в виде дерущихся волков.

-Когда я посылал своего наследника к конунгу Сигфреду, чтобы заключить союз против бодричей, - медленно произнес Драговит, - то никак не думал, что он сначала подрядится воевать против конунга Харальда, а потом и вовсе загуляет с данами, вернувшись домой через четыре года. Как и то, что приведет девку, носящую мужской наряд и воюющую наравне с мужчинами. Не такую жену мы с твоей покойной матерью хотели княжичу.

- Власта – княгиня чехов, - возразил Люб, - так что я не уронил своего рода. Что же до остального – конунг Сигфред все равно не собирался идти к нам на помощь, занятый своей войной. Что же теперь он мертв, а конунг Годфред,– молод и горяч…

-Такой же сорвиголова, как и ты, - пробурчал князь.

-Все так, - княжич склонил голову, пряча усмешку, - а еще – он мой побратим. Несколько лет я ходил в набеги – и вместе с данами и с собственной дружиной. Мой меч теперь знают в землях свеев, норвежцев и поморян. Побывал я и в стране куршей, поднимался вверх по Двине до земель кривичей. Многие из тех, кто шел со мной, остались в дружине – так что теперь у меня много больше воинов, чем когда я впервые прибыл в Хедебю. И все эти воины – твои, отец!

-Воины, - пробурчал Драговит, - посмотрим, каковы они в деле, когда настанет пора сразиться с франками.

- Многие из них уже сражались с королем Карлом, - кивнул Люб, - в моей дружине есть и саксы и фризы и даны. Есть даже англы – Орм, этелинг из Мерсии, один из самых отчаянных моих рубак. Что же до моей жены, то ее девы щита в ярости и искусству сражения не уступят многим мужчинам.

- Бабское воинство, - хмыкнул Драговит, - не думал, что доживу до такого позора.

- Власта сражалась за конунга Харальда и никто не видел в том позора. Ее соратница Хеда сразила множество данов, прежде чем норвежец застрелил ее из лука.

-Твои даны носят патлы как бабы, - отмахнулся Драговит, - что им хорошо, нам…эх, да что с тобой говорить. Одно хорошо – может ободриты помрут хоть от смеху, когда увидят твоих девок.

-Никому не было до смеха, кто встречался с ними в бою, - еще раз напомнил Люб.

-Слышал я кое-что про этот Девин, - продолжал Драговит, - говорят, твоя Власта лютовала в землях чехов, слово сама Морана, которой поклонялись ее девки. За это народ и изгнал их, не пожелав бабского царства. Думаешь, здесь Власт будет вести себя иначе?

-Она многому научилась с тех пор как покинула родную землю, - кивнул Люб, - и теперь убивает не всех мужчин – а только тех, кто угрожает ей или мне.

-И ты хочешь, наверное, чтобы я благословил вас, - хмыкнул Драговит, - поглядим на твоих девок в бою, а там я подумаю. Скоро Святая ночь, любитесь сколько хотите.

- Спасибо и на этом, батюшка, - княжич склонил голову в знак благодарности, но отец недовольным взмахом руки велел ему убираться.

- Ну что? Что твой отец говорит обо мне?

Власта ждала его на входе в княжеские хоромы: словно коня оседлав перила, свесив по ноги в мужских штанах, туго обтягивающих округлые бедра. Помимо них она носила кожаную куртку и изящные сапожки из тонко выделанной оленьей кожи. С шеи свисало ожерелье из янтарных бус, волосы были убраны под шапку из волчьего меха. Неподалеку от своей княгини расположились и остальные девушки – кто-то чистил коней, кто-то точил клинок или пересчитывал стрелы в колчане.

Люб помог девушке спуститься с перил и, не выпуская из рук, страстно поцеловал ее.

-Старик упрям, но отходчив, - рассмеялся он, - и уже наверняка смирился с тем, что ты станешь его невесткой. И не такого он плохого мнения о твоем воинстве как он хочет показать – говорит, что наслышан о том, что ты творила в Девине.

-Не те истории, что любят слушать мужчины, - хищно улыбнулась Власта.

-Мой отец не из пугливых, - хмыкнул Люб, - пусть твои девок бояться франки.

- Они еще не знают с кем связались, - рассмеялась Власта, - одна только Хельга съест трех ваших франков за один присест.

Поигрывая окованной железом булавой, рослая деваха оскалила крепкие зубы, словно показывая, что слова Власты не такая уж и шутка. Выглядела она, впрочем, вполне миловидно: стройная, но грудастая, с двумя толстыми косами цвета спелой пшеницы. Темно-синие глаза напоминали цветом море, окружавшее остров Лесё, где Люб и Власта впервые увидели эту девушку. До того как вступить в «девичью дружину», Хельга была прислужницей в храме Эгира и Ран – на острове находилось известное по всей Скандии святилище морских великанов. Говорили, именно здесь свирепые девы-волны – дочери Владык Моря, – задали жару самому Тору и их неукротимый норов перешел и девам Лесё. В память о священном острове Хельга носила на шее связку раковин – этим талисманом девушка дорожила больше, чем любым трофеем.

У ног Хельги притулилась тоненькая как тростинка девушка, неторопливо точившая свой кинжал, время от времени проверяя его остроту большим пальцем. Светлые, почти белые волосы и почти бесцветные глаза, выдавали уроженку земель эстов. Йильма, купленная Властой на невольничьим рынке в Бирке, также как и Хельга входила в число тех девушек, что Власта набирала в свой отряд, возмещая потери еще со времен Чехии и позже – в битве при Бравалле. Все эти девушки неотлучно сопровождали свою княгиню, не выпуская оружия из рук, давая тем самым множество поводов для слухов и сплетен.

- Надеюсь, твоим девицам скоро придется показать свою удаль, - усмехнулся Люб, - отец говорит, что посмотрит чего ты стоишь на войне, а там подумает и о свадьбе.

-Надеюсь, не разочаровать свекра, - хмыкнула девушка, - и долго ждать той войны?

-Скорей всего нет, - понизил голос Люб, - хотя и тут отец не говорит прямо. Он хочет дождаться Ночи Папоротника и Воды, но до нее осталось совсем ничего. Скорей всего, он ждет знамения, что позволит ему принять верное решение.

- Будем надеяться, что боги не оставят его знаками, - пылко сказала Власта, - я ночами молюсь Моране, чтобы она прекратила этот затянувшийся мир.

- И как меня угораздило влюбиться в столь кровожадную женщину? - Люб улыбаясь, привлек Власту, сбивая с нее шапку и запуская руку в русые волосы. Но, даже целуя алые губы, он помнил о собственном пророчестве, услышанном от жены, - теперь уже вдовы конунга Сигфреда. Богиня смерти, столь почитаемая Властой, должна дать свой знак – и он уже измаялся в ожидании.

- Я Бог твой, Я Тот, который одевает поля муравою и листвием леса; в Моей власти плоды нив и дерев, приплод стад и все, что служит в пользу человека: все это даю чтущим Меня и отнимаю от отвергающих меня!

Пламя костров, горевших на берегу озера, отражалось в черной воде, пока стоявший меж них жрец, в белом одеянии и с венком из зеленых листьев, читал молитву. На груди его, на кожаных ремнях, висел человеческий череп. Позади жреца начинался мост, уводящий к острову посреди священного озера, где и возвышалась Ретра, главное святилище ратарей. Высокие стены храма покрывали изображения Богов и Богинь, вырезанных с необычайным правдоподобием. На стенах торчали и мрачные свидетели побед велетов — высокие шесты с черепами поверженных врагов. Люб знал, что внутри храма стоял сам бог – идол, изображавший воина с бычьей головою на щите, хищной птицею на шлеме и секирой в руке. Вокруг Радегоста Сварожича, главного бога священной Ретры, стояли идолы других божеств, с написанными на них именами. Однако бог, что чествовался сегодня, воплощался не в идоле из древа – его подобием стал жрец, вышедший из врат храма к собравшимся на берегу велетам. Справа стояли мужчины, средь которых особенно выделялась группа знатных мужей, во главе с самим княжичем. Слева же находились женщины, облаченные в белые сорочки, с зелеными венками на распущенных волосах – но даже сейчас среди них безошибочно можно было узнать Власту и ее дев.

Послышался стук копыт и младшие жрецы вывели из храма белого коня, убранного зелеными побегами и цветами. Шедшие впереди животного служители бога несли перед собой длинное копье, меч и широкий щит: Яровит, бог приплода и любовной страсти, покровительствовал всякой ярости – в бою и любовных утехах внушая страсть и волю к победе, на ристалище или любовном ложе.

Верховный жрец, приняв из рук слуг меч, подошел к коню, успокаивающе погладив его по гриве и вдруг резким ударом разрубил ему шею. Забившееся в агонии животное рухнуло на землю, жалобно суча копытами. Меж тем служитель Яровита, приняв из рук жрецов сноп золотистых колосьев, макал его в алые струи и окроплял толпу, произнося слова благословения:

- Святая ночь, да наполнит чресла ваши желанием и не отпустит без приплоду! Как Яровит сходится с Живой, осеняя все живое своей благодатью, так и этой ночью, да соединится мужское с женским, дабы напитать божественной силой наши поля и скот наш и людей наших! Девы – да одарит Жива ваши лона своей благодатью!

Он повелительно взмахнул рукой и все женщины, что были на берегу с визгом и хохотом бросились в лес.

- Мужи – да одарит Яровит вас своей силой!

Он снова взмахнул снопом и капли крови оросили уже лица мужчин – и те, с воинственными криками, устремились за женщинами, чей заливистый смех еще раздавался из леса. На берегу остались лишь служители Яровита, к которым по мосту шли обнаженные женщины с венками в распущенных волосах – жрицы богини Живы. Шедшая впереди всех – зеленоглазая красавица, с длинными светлыми волосами, – с порывистым вздохом прильнула к груди жреца, властно распахнувшего одеяние, обнажив поджарое мускулистое тело. Его член гордо вздымался, наливаясь мужской силой и откликаясь на шаловливые ласки нежных рук и влажных губ. Другие жрецы также быстро нашли себе спутниц на ночь и вскоре весь берег озера наполнился похотливыми стонами и страстными шепотами, воздающими извечную славу богам - покровителям жизни, любовной страсти и земного плодородия.

Все детство Люба прошло в селениях лютичей на берегу озера, и леса, окружавшие их, ему также были хорошо знакомы. Однако сейчас, едва ступив в лес, Люб вдруг осознал, что заблудился. Все вокруг, - раскинувшие разлапистые ветви могучие деревья, густые травы, цеплявшие его за ноги, мох и ядовитые поганки, покрывавшие поваленные стволы, - казалось незнакомым и от этого одновременно пугающим и манящим. Вся чаща была наполнена влагой: ноги по щиколотку погружались в сырую почву, случайно задетая ветка норовила пролиться за шиворот холодной водой, а меж деревьев ползли клубы тягучего, белого словно молоко, тумана. Меж высоких папоротников мерцали разноцветные огоньки – будто лепестки легендарного Огнецвета, что распускается именно в эту ночь. Средь деревьев мелькали смутные тени со светящимися глазами, в лесу раздавались шорохи, средь которых Любу послышались отголоски игривого смеха.

-Кто здесь? – громко крикнул княжич, всматриваясь в колышущуюся меж деревьев белесую дымку. В ответ вновь послышался смешок – или то было журчание лесного ручья? – а вслед за ним, меж стволов деревьев мелькнула и исчезла белая фигура. Даже мимолетного взгляда хватило Любу, чтобы узнать соблазнительные женские формы и княжич, охваченный внезапно нахлынувшим вожделением, наложившимся на выпитый перед обрядом жбан меда, лихо свистнув, устремился в погоню за дразнящей незнакомкой. Она все также мелькала впереди: то, останавливаясь, чтобы подождать отстающего княжича, то быстроногой ланью уносясь вперед, едва видная за стеной леса. Забыв обо всем, Люб топтал ногами кусты, рубил мечом ветки, пока, наконец, не оказался на берегу небольшого озерка, окруженного плакучими ивами.

Девушка ждала его здесь: стоя по колено в воде, среди больших кувшинок. Густые волосы, растрепавшиеся во время бега, светлой волной накрывали необычайно красивое лицо девушки, оставляя открытым лишь один синий глаз, лукаво смотревший на Люба. Игривый смех сорвался с алых губ и незнакомка поманила к себе княжича.

- Я тебя знаю? – спросил Люб, шагая в воду, - ты из дев щита?

- Разве я похожа на бой-девок твоей чешки? - девушка гортанно рассмеялась, а ее глаз как-то странно блеснул. Хмель и возбуждение малость оставили Люба – он вдруг понял, кем может быть незнакомая девушка явившаяся в такую ночь. Но прежде чем он успел сделать хоть что-то, девушка неуловимым взгляду движением скользнула вперед, одновременно опускаясь на четвереньки. Белые руки ухватили мужские портки, рывком стянув их. Люб почувствовал на коже порывистое дыхание и в тот же миг светлые волосы накрыли его бедра. Мужская плоть оказалась в кольце умелых губ и сын Драговита простонал от пронзившего его тело острого наслаждения. Двигая бедрами, он погрузил пятерню в растрепанные волосы, пока его член двигался в горячем влажном отверстии. Чувствуя себя на пике удовольствия, он был готов разрядиться в похотливый рот, когда незнакомка вдруг откинула с лица волосы. Люб глянул в ее лицо и тут же шарахнулся назад, падая на спину и ошарашенно глядя на девушку.

Нежданная любовница тоже смотрела на него, по-прежнему одним глазом – вместо второго зияла чернотой окровавленная глазница. Люб бросил взгляд на свой торчавший член – его тоже обильно покрывала кровь. Неведомое отродье улыбнулось и от этой улыбки Люба, не боявшегося сражаться с берсерками один на один, бросило в дрожь.

- Жива и Морана всегда ходят вместе, - даже голос ее изменился, прорезавшись лающим саксонским акцентом, - также как и Яровит – лишь обратная сторона Флинца: бог жизни держит в руках череп, а бог смерти – сноп хлебных колосьев. Не удивляйся, Люб, когда в праздник жизни получаешь знамение от смерти, ибо оба бога соберут великую жатву на великой войне.

На мгновение лицо девушки вдруг смазалось, будто подернувшись пеленой и вместо девичьего лица перед Любом вдруг предстал голый череп. Видение держалось всего миг, сменившись опять изуродованным женским лицом. Алые губы вновь раздвинулись в издевательской улыбке и между них мелькнуло нечто белое, круглое и скользкое. Всего на миг показалось оно изо рта – но даже беглого взгляда, брошенного на странный предмет, Любу хватило, чтобы провалиться в глубокое забытье.

Очнулся он от того, что кто-то плескал на него водой и ожесточенно бил по щекам.

-Просыпайся, Люб! - столько тревоги, пожалуй, еще не раз он не слышал в этом голосе, - пожалуйста, очнись же, любимый!

Княжич открыл глаза – он лежал средь трав и папоротников, под сенью глубокой ивы. Над ним стояла полуголая Власта, с неподдельной тревогой смотря в его лицо. Рядом с ней стояли ее девушки – никогда еще Люб не видел у них таких лиц. Если бы не знал их так хорошо – подумал бы, что они испугались.

- Мы всю ночь тебя искали, - при виде очнувшегося жениха Власта сменила беспокойство на гнев, - где, забери тебя Чернобог, ты пропадал?

-Он самый и забирал, - пробормотал Люб, - хорошо, что хоть вернул обратно.

- Думай, что говоришь! - Власта шлепнула его по губам, - ночь еще не кончилась. Небось перепил с какой-то девкой, да и свалился без памяти.

- Боишься, что у меня отняли мужскую силу? - усмехнулся Люб.

- Докажи, что это не так, - дерзко улыбнулась чешка.

Не тратя времени на дальнейшие пререкания, Люб схватил ее за плечи и бросил на траву. Возбуждение, охватившее его недавно, не спало даже после жуткого видения – напротив, оно еще больше преисполнило его похотью. Власта отвечала на его поцелуи, подаваясь навстречу алчущей плоти княжича и оглашая воздух громкими стонами. Прильнув к ним, ласкали любовников и обнаженные воительницы, в то время как другие, столь же страстно целовали и ласкали друг друга, еще больше горяча кровь у полыхавшего пламенем Яра парня. С негромким рыком он разрядился во Власту, бессильно распростершуюся на траве, и тут же ее место заняла Хельга, усевшаяся княжичу на бедра, в то время как Йильма лобзала ее полные груди. Затем сама Йильма сменила могучую подругу, за ней последовала Ядвига, княжна из кашубской земли, потом – другие девушки и остаток ночи растворился для Люба в сладострастном безумии Яровита.

Уже рассветало, когда Люб, кое-как натянувший разорванную одежду, в обнимку с Властой и в сопровождении остальных девушек, вышел к берегу озера. На него вновь упал туман – и в воде, белой, словно молоко, проступали очертания священного острова и треугольного города-храма на нем.

-Так что же все-таки случилось с тобой этой ночью? – требовательно и в то же время лукаво спросила Власта, прильнув к широкой груди знатного жениха. Тот посмотрел в ее серые глаза и крепко поцеловал с готовностью ответившую княгиню. Позади них послышались сдержанные смешки девушек.

Громкий плеск прервал эти нежности – Люб, оторвавшись от губ возлюбленной, посмотрел на озеро и замер как вкопанный. Встревоженная Ванда проследила за его взглядом и сдавленно охнула.

В воде, то, появляясь в тумане, то исчезая снова, двигалось нечто: огромное, черное, страшное. Когда неведомое чудовище оказывалось вблизи от берега, можно было увидеть огромное рыло, острые клыки, злобно поблескивавшие маленькие глазки. Чудовище напоминало огромного, - величиной с небольшого кита, - кабана, вот только вместо задних ног в воде бился длинный чешуйчатый хвост с высоким плавником. Пасть же, утыканная огромными клыками, могла бы перекусить пополам лошадь. Диковинный зверь величаво проплыл мимо княжича и его спутниц, после чего повернул к острову. Вскоре до Люба донеслись взволнованные крики, он увидел, как вспыхнули сигнальные костры на стенах Ретры: жрецы тоже увидели гигантского кабана.

-Что это значит, Люб? – спросила у него Власта.

- Одноглазая ведьма говорила правду, - торжественно произнес княжич, - если священный вепрь вышел из глубин – значит быть великой войне.