ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Люди и положения

Американский президент, английский пекарь, женщина из африканского племени итальянский исследователь-географ, британский морской офицер, австралийский, бразильский и канадский архитекторы — список людей, совершивших грандиозные ошибки, необъятен как по широте охвата, так и по своей длине. Он не принимает в расчет ни общественного положения, ни национальной принадлежности; подтверждение этому — следующие страницы.

Пекарь, который спалил Лондон Он оставил огонь в печи — и разжег Большой пожар 1666 года

Для скромного ремесленника Джон Фаринор достиг высокого положения. Он стал придворным пекарем короля Карла, незадолго до того восстановленного на английском троне после изгнания во Францию.

Фаринор уже пять лет служил королевским пекарем, и вот однажды вечером, после долгого трудового дня он поднялся по лестнице в свою спальню, расположенную над его пекарней на улочке Пуддинг-Лейн. Задул свечу и мирно заснул. Фаринор спал, а внизу, в пекарне разгоралось пламя. Он забыл погасить огонь в печах.

Пламя бушевало. И в два часа ночи 2 сентября 1666 года огонь, вырвавшийся из пекарни, послужил причиной самого крупного в истории Большого Лондонского пожара.

От искр, вылетевших из трубы в заведении Фаринора, загорелся стог сена, сложенный во дворе ближайшего постоялого двора Стар-Инн; пламя озарило небо. Пуддинг-Лейн располагалась в центре густонаселенного района старого Лондона, и вскоре тысячи местных жителей высыпали на улицы поглазеть на пожар. Они не были очень встревожены. В этом городе, полном строений из просмоленных досок и оштукатуренной дранки, пожары были обычным делом. Не далее как год назад король Карл направил записку лорд-мэру, требуя ввести более строгие правила противопожарной безопасности. Но все предыдущие пожары утихали сами собой, и ожидать, что этот поведет себя иначе, не было причин.

На Пуддинг-Лейн находилась свалка мусора ближайшего рынка Истчип-Маркет, так что никто из сколько-нибудь заметной публики там не селился. Но рядом шла главная дорога, к Лондонскому мосту, и поэтому рано поутру известили мэра. На прибывшего градоначальника пожар произвел чрезвычайно слабое впечатление. «Фи, — сказал он. — Даже женщина записает его с легкостью».

Небольшее впечатление пожар произвел и на некоего Самюэля Пеписа, автора дневника. Служанка разбудила его в три часа ночи; его дом располагался примерно в трех четвертях мили к востоку, близ Тауэрского холма. Вот что Пепис записал относительно пожара в своем дневнике: «Поднялся, натянул халат, подошел к окну, подумал, что это, должно быть, никак не дальше задней стороны Марк-Лейн, ну и обратно в постель — спать».

Явившись в свой кабинет в Уайтхолле — квартале, где располагаются правительственные учреждения, — незадолго до полудня, Пепис принес весть о пожаре во дворец, где она дошла до короля. До сих пор никто не решился известить его. Воскресенье есть воскресенье в конце концов.

Скоро, однако, надежда на то, что пожар утихнет сам собой, развеялась. В воскресенье днем огонь достиг Темзы, где начали один за другим взрываться, как бомбы, склады, забитые лесом, маслом, коньяком и углем.

Ровный и сухой ветер непрерывно дул с востока, и огонь, чуть не задев дом Пеписа, прошел неподалеку и беспрепятственно распространялся на запад. В воскресенье еще можно было взять пламя под контроль. Но пожарные, стремясь поскорей наполнить ведра, повредили водопровод, тем самым оставив весь район без водоснабжения.

Адский пламень бушевал с воскресенья до среды. За это время сгорело 13 тысяч домов, 87 церквей, было опустошено 300 акров земли. Горели магазины и лавки, расположенные на Лондонском мосту. Искры долетели до противоположной стороны Темзы и зародили очаги пожара в Саутуорке. Ратуша и Королевская биржа — финансовый центр Лондона — обратились в пепел.

Страшнее всего был пожар в соборе Святого Павла. От жара взрывались камни, разверзались древние гробницы, обнажая мумифицированные останки. Кровля собора плавилась, жидкий свинец ручьями тек по прилежащим улицам.

Примечательно, что в Большом Лондонском пожаре погибло всего восемь человек. Большинству горожан хватило времени, чтобы спастись бегством. Дороги были забиты нагруженными скарбом тележками, вся округа превратилась в сплошной лагерь беженцев.

Среди оставивших город был и Пепис. Он писал: «В лицо дует ветер, и в то же время тебя почти сжигают искры пламени, дождем сыплющиеся с этого ужасающего, этого зловещего, этого треклятого пожара… и над всем этим — дым, такой густой и огромный, что в полдень заслоняет собой солнце. А если оно иногда и проглядывает, то красное, как кровь».

К вечеру среды пожар был практически взят под контроль, благодаря личному вмешательству короля, который послал команды пожарных разрушить здания на пути огня, чтобы не дать ему распространиться. Но Лондон тлел еще несколько недель. Подвалы же продолжали гореть и спустя полгода.

И все же оплошность пекаря Фаринора была не без благих последствий. Позорные трущобы центрального Лондона были сметены за одну неделю. К тому же огонь уничтожил последствия предыдущей лондонской катастрофы — великой чумы 1665 года, которая унесла 100 тысяч жизней.

Папки с документами предстоящих судебных процессов были найдены сложенными в кипу в углу общественного туалета Римского суда нижней инстанции, когда адвокаты пригласили журналистов, чтобы продемонстрировать им итальянскую систему правосудия в действии.

40 лет в постели… с гриппом

Новый окружной врач, совершая первый обход пациентов, навестил 74-летнюю женщину, которая в течение 40 лет была прикована к постели. Он не обнаружил у нее никакой болезни.

Оказалось, что один из его предшественников прописал женщине, больной гриппом, постельный режим и велел не вставать, пока он не вернется. А вернуться забыл.

Через несколько дней 34-летняя незамужняя пациентка поправилась. Но она оставалась в постели, ожидая визита врача. Прошло несколько недель, а он все не показывался. К этому времени больная открыла для себя, что ей нравится, когда за ней ухаживают и исполняют все ее капризы — и отказалась трогаться с места.

Сначала за ней ходила мать. Когда та умерла, ее заменил зять. Наконец вновь назначенный врач нанес пациентке обычный визит на дому в Тонтоне, графство Девон, и произвел осмотр теперь уже 74-летней женщины, настаивавшей на соблюдении постельного режима. Он сообщил о ее случае специалисту-гериатру.

Этот специалист, доктор Питер Роу, говорит: «Когда я ее увидел, она не смогла бы встать, даже если бы и хотела. Женщина была невероятно раскормлена и отнюдь не стремилась покинуть постель».

Д-р Роу сообщил об этом случае в британских медицинских журналах в 1978 году; в силу врачебной этики имя женщины названо не было. Врач рассказал, что потребовалось семь месяцев терпеливых уговоров, чтобы пожилая леди согласилась подняться с постели. Наконец она благополучно встала на ноги, чтобы прожить еще три сравнительно активных года. Она скончалась в возрасте 77 лет.

Врач констатировал смерть женщины, которую нашли замерзшей в ледышку в своем неотапливаемом автоприцепе при 25-градусном морозе.

Санитары катили ее на тележке в морг при больнице в г. Онтарио, Канада, когда вдруг услышали слабый вздох. Он исходил от «покойницы», которая позже совершенно оправилась без малейших последствий для здоровья.

Бесплодие может передаваться по наследству.

«Пасифик Рурал Пресс»

Восток есть запад Колумб умер, так и не узнав, что открыл Америку

Легкий бриз надул паруса трех крохотных деревянных суденышек и плавно понес их прочь от порта Палос на южном побережье Испании. Была пятница, 3 августа 1492 года.

Дурные предчувствия отнюдь не слабого свойства владели каждым из 87 человек на борту. Это было путешествие, призванное сделать открытие, путешествие за горизонт познанного мира. Впереди лежал Атлантический океан, могучий и загадочный.

И лишь у одного человека, наблюдавшего с палубы флагмана «Санта Мария» медленно исчезающий из поля зрения берег, мысль о путешествии в непознанное не вызывала никакого страха.

Капитан Христофор Колумб — настоящее имя Кристофоро Коломбо, родился в 1451 году, сын генуэзского портного — был гордым, упрямым, честолюбивым моряком, мечтавшим об открытии нового морского пути из Испании к богатым пряностями островам Ост-Индии. Многие годы, плавая торговыми путями вокруг Португалии и Испании и вдоль Африканского побережья к Канарским островам, он замышлял поход через Атлантику.

Колумб был убежден, что земля круглая, — теория в те времена не очень популярная, но постепенно набиравшая силу. Он верил, что восточные берега Азии и богатые золотом земли Востока лежат к западу от Европы в пределах досягаемости кораблей.

И вот он в пути и пользуется покровительством короля Испанского Фердинанда и королевы Изабеллы. (Первая его попытка была отвергнута восемью годами ранее королем Португалии Иоанном II.) Колумбу предстояло совершить, быть может, самую большую исследовательскую ошибку — но при этом и величайшее открытие.

Он направил свои корабли к Сан-Себастьяну на Канарах, потом, 6 сентября, не желая упустить благоприятные восточные ветры, повернул свой маленький флот на запад, в открытый Атлантический океан. При попутном ветре хорошо оснащенные суда плыли быстро. Но к середине месяца земля все еще не показывалась, и люди забеспокоились. Они стали опасаться, что вообще не смогут вернуться в Испанию.

Колумб и сам, по-видимому, засомневался в своей оценке расстояния до Индии. 19 сентября он начал вести фальшивый бортовой журнал, в котором стремился развеять опасения команды, преуменьшая уже пройденный путь.

«Санта-Мария» вместе с сопровождавшими ее «Пинтой» и «Ниньей» прошла через опасности Саргассова моря; ее било штормами, порой несколько дней подряд она лежала в мертвом штиле. Колумбу был необходим успех, он помнил о наградах, которыми осыплют его благодарные король и королева, и цеплялся за малейший намек на приближающуюся землю. Надежда то и дело сменялась отчаянием.

И вот, в два часа ночи 12 октября, всего 37 дней спустя после отплытия с Канарских островов, матрос на борту «Пинты» закричал: «Земля!» В тот же день маленький флот стал на якорь у острова, который Колумб назвал Сан-Сальвадор.

В тот день Колумб записал в журнале: «Скоро мы увидели там нагих туземцев… нашим глазам открылась местность с пышной зеленью деревьев, множеством источников и самых разнообразных плодов». На следующий день: «Я заметил, что у некоторых мужчин проткнуты носы и в отверстия вставлены кусочки золота… Знаками мне дали понять, что мы должны проследовать к югу, чтобы встретиться с царем, у которого имеются большие золотые сосуды».

17 октября Колумб отмечает: «Во все дни, что я нахожусь в Индии, льет дождь, то сильнее, то слабее…» Он по-прежнему был твердо убежден, что высадился на восточном берегу Азии.

Колумб решил обследовать побережье и проплыл вдоль Карибских островов до северного берега Кубы и далее к Испаньоле (Гаити). То, что он увидел, произвело на него большое впечатление, и 28 октября, находясь вблизи Кубы, он записал в журнале: «Смею предположить, что сюда заходят могучие суда Великого Хана и что отсюда до материка всего лишь десять дней пути».

Проведя восемь месяцев в море, Колумб с триумфом возвратился в Испанию, где его назначили адмиралом океанского флота и губернатором вновь открытых островов Индии. В последующие десять лет он еще четыре раза плавал в Центральную Америку, но лишь ближе к концу своих исследований начал сомневаться, правда ли он нашел восточное побережье Азии.

Лишь в свое третье путешествие в Новый Свет в 1498 году Колумб начал задумываться о вероятности того, что открыл новый континент. Он взял курс через Атлантику несколько южнее, чем прежде, и это привело его к острову Тринидад; исследуя близлежащий залив Пария, он вышел к месту, где могучая южноамериканская река Ориноко впадает в море. 14 августа 1498 года он записал в журнале: «Я думаю, что это очень большой континент, доныне остававшийся неизвестным».

Через несколько лет итальянскому путешественнику Америго Веспуччи и другим предстояло подтвердить его подозрения. Веспуччи обследовал большую часть бразильской береговой полосы и составил подробные отчеты об этом, за что и удостоился великой чести — новый великий континент был назван его именем.

Но даже и в 1502 году, когда Колумб пустился в четвертое плавание, он все еще считал, что острова, которые он открыл в первых двух экспедициях, находятся у восточных берегов Азии. Он полагал, что между этими островами и огромной новой землей к югу от них лежит проход к Азии. И он пустился на его поиски. И снова, во второй уже раз, Колумб прошелся по Америке, сам того не зная.

Девять месяцев, невзирая на суровые погодные условия, он обследовал побережье Гондураса, Коста-Рики и Панамы. В мае 1503 года на своем побитом штормами, изъеденном червем, протекающем, чуть ли не тонущем корабле он рванулся на север в отчаянной попытке добраться до испанского поселения Санто-Доминго на острове Испаньола. Это ему не удалось, и он после кораблекрушения провел целый год на Ямайке, откуда его вместе с командой спасли и доставили обратно в Испанию.

Колумб умер 20 мая 1506 года. Он так и не узнал, что открытая им земля — это огромный континент Америка.

В Ссылке А сопутствующее письмо к Ссылке В — ошибочно. Добавления к Приложению В к Ссылке В уже включены в Приложение А к Ссылке В и являются теми дополнительными единицами, которые должны будут быть затребуемы вместе с полным пакетом в случае, если полный список Приложения А к Ссылке В будет утвержден.

Циркуляр Британского министерства обороны

Пророчица, которая привела свое племя к гибели

Нонгквавузе была наделена Божьим даром, который оказался поистине роковым. Она была настолько сладкоречива, что привела к уничтожению целое южноафриканское племя. А было ей всего 14 лет от роду.

Жарким безветренным днем 1856 года сидела на скале над заводью реки Гзара и смотрела на водную гладь, как вдруг ей померещились отраженные в воде лица.

Она побежала в деревню и сообщила старейшинам своего племени гкалека-ксозов, что видела лица своих предков и они говорили с нею. Они сказали, что готовы воскреснуть из мертвых и повести священную войну против европейцев, которые пришли на их земли.

При этом, сказала Нонгквавузе, за возврат предков придется заплатить. Сначала племя должно доказать свою верность тем, что уничтожит все свои земные богатства. Они должны сжечь посевы и забить весь скот, иначе их превратят в гадов и насекомых, и буря уничтожит их.

Возрождение мертвых предков и начало войны было назначено на 18 февраля 1857 года. Гкалека-ксозы успели к сроку. Почти год предавались они непрерывающейся оргии резни и уничтожения.

И вот настал великий день. Голодные туземцы поднялись рано, дабы не пропустить обещанного чуда. Нонгквавузе велела им наблюдать восход солнца и затем следить за его перемещением по небу. Солнце, пророчествовала она, остановится в небесах, а затем повернет вспять и впервые сядет на востоке.

Целый день светило двигалось своим неизменным курсом. Туземцы, почти ослепшие от яркого солнечного света, взвыли от отчаяния. Но когда последние лучи угасли на западе, их отчаяние перешло в гнев. Еще более голодные, чем на восходе, они в ярости искали повсюду свою юную пророчицу — но та скрылась.

Ища убежища, Нонгквавузе бежала к британцам, в город короля Уильяма. Чтобы укрыть от преследователей, ее поместили на острове Роббен. Позже она тайно перебралась в Восточную провинцию, где и прожила до самой смерти в 1898 году.

Племени, которое она привела к гибели, повезло гораздо меньше. У них не было пищи и не было средств, чтобы добыть ее. И хотя многим помогли соседние племена и европейские благотворительные организации, 25 тысяч человек умерли от голода.

Вечер ясновидения, назначенный на четверг 4 декабря в 7 часов вечера, отменяется по непредвиденным обстоятельствам.

«Ист-Кент Таймс».

Ну и денек!

19-летний Джо Рамирец приехал на машине в суд в пригороде Нью-Йорка, куда его пригласили по случаю нарушения им правил дорожного движения. Его дело вот-вот должно было слушаться, когда он сообразил, что истекает оплаченное им время на счетчике, у которого он припарковал машину. Он попросил судью об отсрочке, чтобы успеть добежать до счетчика и опустить дополнительную плату. Судья разрешил.

Джо выскочил из суда и помчался было через дорогу, но его оштрафовал полицейский за неосторожный переход улицы. Он вручил Джо счет и прочитал длинную лекцию. Такую длинную, что инспектор дорожного движения прибыл к машине и счетчику первым и тоже вручил Джо счет на уплату штрафа.

Когда он вернулся в суд, судья ушел на ленч. Джо пришлось кормить счетчик снова и снова, пока судья не вернулся. Как он и ожидал, первоначально его оштрафовали всего на пять долларов, но когда он достал кошелек, чтобы заплатить, оказалось, что после уплаты за стоянку у него осталось только два доллара. Судебный чиновник принял деньги под честное слово, что Джо позже донесет остальное, и, полный банкрот, он прошел две мили до дома пешком.

На пороге его ожидало письмо: «Просим явиться для призыва в Армию Соединенных Штатов…»

Гольф-клуб, продавший собственное поле

Ройял Мельбурн — один из престижнейших гольф-клубов в мире. Там играли богачи и знаменитости Австралии и многие всемирно известные звезды. Но в течение одной злополучной недели — целой недели! — никто не смог бы сказать наверное, будет ли еще существовать Ройял Мельбурн, где можно поиграть в гольф.

Кризис случился на старте чемпионата Ассоциации профессионального гольфа Австралии 1978 года. На старательно отманикюренных восемнадцати лунках соревновались такие звезды, как Джонни Миллер и Севериано Баллестерос, — и тут руководство клуба допустило грубейшую оплошность в истории гольфа. Оно продало чуть ли не треть поля прямо из-под ног игроков.

Клуб планировал получить дополнительные деньги, чтобы произвести кое-какие усовершенствования, и для этого продать один акр никчемной земли местному строителю. Вместо этого, запутавшись в своих планах, они продали ему 8-й, 9-й, 10-й и 11-й фарватеры.

Строитель по имени Майк Уорсон обнаружил ошибку, только когда ему отказали в разрешении поделить на участки купленный им, как он считал, акр. «Землемер выяснил, что клуб списал на меня 60 акров», — сообщил он.

Земля, которую клуб непреднамеренно продал, стоила двадцать миллионов долларов — в сто раз больше, чем заплатил Уорсон. «Неплохая сделка, — сказал он. — Даже если ты не знаешь, как выглядит клюшка для гольфа. Мы тут хорошо посмеялись насчет клуба».

Но чемпионат продолжался, и Уорсон решил вытащить клуб из дыры, в которую тот сам себя засадил. Он вернул землю.

Игрок в гольф в Ливерморе, штат Калифорния, угодил мячом в окно самолета, шедшего в это время на посадку на местном аэродроме. Мяч попал в голову пилоту; впрочем, самолет благополучно приземлился.

Побасенка про ковбоев написана компьютером

Специалист по компьютерам Джилберт Богуслав так гордился своей самой мозговитой деткой, компьютером ДЕК-11/70, что вздумал научить ее писать рассказы в стиле вестернов.

ДЕК-11/70 был самым совершенным среди компьютеров этого класса в колледже Бразоспорт в г. Хьюстоне, штат Техас. Он уже проявил себя мастером шахматной игры, соревнуясь с Богуславом, и вот молодой компьютерщик ввел в него новую информацию: самые распространенные слова из всех когда-либо виденных им в кино боевиков-вестернов.

ДЕК начал выплескивать из себя побасенку про Дикий Запад, тем самым выплеснув на помойку теорию «самой мозговитой детки», которой так гордился Богуслав. Ибо вот какой рассказ у него получился:

«Текс Доу, шериф Харри-сити, въехал в город. Он голодно сидел в седле, готовый к неприятностям. Он знал, что его сладострастный враг Альфонс Малыш сейчас здесь.

Малыш был влюблен в техасскую кобылу Марион. Внезапно Малыш вышел из перевернутого вверх дном салуна Золотой Самородок. „К оружию, Текс!“ — дико закричал он. Текс потянулся за своей девушкой; не успел он вытащить ее из машины, как Малыш выстрелил, попав Тексу в слона и в тундру.

Падая, Текс выхватил свою шахматную доску и выстрелил Малышу 35 раз в короля. Малыш упал в лужу виски. „Ну вот, — сказал Текс. — Я не хотел этого, но он стоял по другую сторону ферзя!“»

Богуслав забросил свои эксперименты и вернулся к шахматам.

Политик Горацио Боттомли поставил не на ту лошадь, когда хотел сорвать изрядный куш на скачках в Бельгии. Точнее сказать, не на тех лошадей.

Боттомли владел английской скаковой конюшней и однажды решил перехитрить букмекеров. Он пустил на малозначительные скачки в Бланкенберге шестерку своих лучших скакунов, велел своим жокеям финишировать в определенной последовательности и поставил на каждого из них в той очередности, которую сам же установил.

К несчастью для Боттомли, густой туман с моря покрыл пролегавшую вдоль побережья беговую полосу, и ведущие жокеи потеряли контакт между собой. Интриган-политик в ужасе смотрел, как его скакуны в совершенно незапланированном порядке — или беспорядке — пересекали финишную полосу, что стоило ему целого небольшого состояния.

Выше крыши Стоимость оперного театра взлетела до 55 миллионов фунтов

Сиднейский оперный театр в Австралии вызывает священный трепет — это прекрасное парящее ввысь сооружение в форме морской раковины стоит на полуострове и обращено к великолепной гавани, гордости города.

Жители Сиднея единодушно сходятся во мнении, что театр вполне оправдывает каждый цент из 5 миллионов фунтов, которые истрачены на его строительство. К сожалению, оценщики несколько промахнулись — на 55 миллионов фунтов плюс-минус миллион-другой.

Ибо Сиднейский оперный театр — не только самое крупное из современных театральных сооружений в мире, но, как выяснилось, и самое дорогостоящее, самое трудоемкое и самое долгое в строительстве.

Идея дизайна оперного театра родилась в начале 50-х годов у датского архитектора Йорна Утзона в виде первоначальных эскизов, когда он созерцал замок Эльсинор, место действия шекспировского Гамлета. Утзон подал свою идею на международный конкурс на лучший проект этой самой престижной культурной достопримечательности, проводимый правительством Нового Южного Уэльса. Он стал победителем конкурса и переехал в Австралию, чтобы запустить проект, что и произошло в марте 1959 года.

Датский архитектор Йорн Утзон и Сиднейский оперный театр

Утзону не понадобилось много времени, чтобы понять, что его первоначальная концепция, какой бы грандиозной она ни была, не работает. Начнем с того, что архитектор планировал установить в качестве крыши десять массивных морских раковин из тонких бетонных плит, но поскольку они были высотой 60 метров, то их пришлось поддерживать могучими арками. После перепроектирования крыша оказалась самой тяжелой в мире — 26 000 тонн, не считая миллиона белых керамических плиток, которыми она покрывалась.

Стоимость строительства подскакивала, а с нею и кровяное давление у руководителей Нового Южного Уэльса. Они проводили лотереи с огромными выигрышами, чтобы собрать деньги на своего «слона в ванной». Проект урезался, так что залы по размерам и числу мест уже уступали существующим оперным театрам. Бывали случаи, когда уже возведенные стены высотой в несколько этажей снова разрушались, чтобы рабочие могли перенести оборудование из одной части здания в другую.

Непреклонному министру общественных работ Дэвиду Хьюзу было приказано посвятить практически все свое рабочее время строительству оперного театра. Между ним и архитектором происходили жесткие стычки на глазах общественности. Утзон противился изменениям, на которых настаивал Хьюз, утверждая, что министр губит уже проделанную работу. Он заявил, что Хьюз уже разбазарил 15 миллионов фунтов и потерял два или три года, когда сносил и перестраивал уже построенные части здания. Хьюз отвечал, что, по описаниям Утзона, оперный театр — это симфония, но если дать ему волю, то симфония так и останется неоконченной.

В 1966 году Утзон уехал из Австралии. Он говорил, что не отвечает за первоначальные оценки стоимости строительства, на основании которых проект был одобрен, и что они всегда были нереальны.

Проект продолжался под руководством бригады австралийских архитекторов, которые теперь вплотную столкнулись с проблемами интерьера: на четырех с половиной акрах предстояло разместить театр оперы и балета, концертный зал, студию звукозаписи, кинотеатр, многочисленные рестораны и прочие заведения.

Судьба оперной аудитории была решена, когда Австралийской радиовещательной комиссии были предоставлены права на самый большой зал, который первоначально предназначался для оперы. Таким образом, оперные и балетные спектакли оказывались теперь сосланы в меньший зал — всего лишь на 1500 мест — это на 1300 меньше, чем в уже существующем театре, откуда местная оперно-балетная труппа собиралась переехать в новое помещение.

Чем ближе к дате открытия — тем больше и больше новых проблем. Стоянка машин не была предусмотрена, а когда вспомнили о ней — места уже не было. Планы строительства подземного гаража в ближайшем городском парке пришлось оставить, потому что строительные рабочие отказались губить два древних дерева на том историческом месте, где аборигены впервые исполнили свой обрядовый танец перед британскими колонистами в 1811 году. Музыканты Сиднейского симфонического оркестра угрожали отказом играть в таких условиях, когда некуда поставить машину. Нам, говорили они, вовсе не улыбается перспектива тащиться по улицам города в вечерних костюмах с тяжелыми инструментами. Кроме того, спрашивали они, как впихнуть 75 музыкантов в оркестровую яму, рассчитанную на 60?

Балетная труппа жаловалась на то, что за кулисами не хватает места, — просто смеху подобно. Это означало, что балетный танцор, совершив прыжок, рисковал расшибиться в лепешку о кирпичную стену.

Администраторы высказывали сомнения в том, что спектакли смогут начинаться вовремя. Поскольку подъезды к театру еще не готовы, говорили они, зрители, оказавшиеся достаточно прозорливыми, чтобы приехать на такси, а не на своих машинах, ни за что не проникнут сквозь заслоны дорожных работ, а пробираясь обходными путями через ямы и колдобины, окажутся с головы до ног заляпанными грязью.

Многие артисты жаловались на недостаток репетиционных комнат и на отсутствие уборных. Жалобы поступали даже на состояние туалетов — они либо не работали, либо разваливались прямо на глазах. Но в последний момент были проведены ремонтные работы, и местная газета наконец объявила: «Все колесики вертятся!»

В октябре 1973 года королева открыла Сиднейский оперный театр. Любители оперы из Австралии, мировые знаменитости и гости со всего света поздно ночью покидали это удивительное сооружение, отдавая должное оригинальной архитектурной идее, которая вопреки всем ожиданиям успешно воплотилась в жизнь, ибо здание поразило практически каждого, кто его увидел.

Но в эту благоуханную, сияющую ночь 1973 года в общем хоре недоставало одного голоса. Это было выражением воли правительства Нового Южного Уэльса: список приглашенных Очень Важных Персон не включал в себя Йорна Утзона. И он не приехал.

Как невеста с шафером венчалась

В один прекрасный день в начале 1920-х годов Альберт Малдун, шафер жениха, приблизился вместе с последним к алтарю крохотной церквушки в Килетере, графство Тирон. Но стоял он не по правую руку от жениха, как принято, а по левую.

Скоро появилась невеста, и служба началась. Поскольку Альберт стоял слева, то священник обращал все свои вопросы к нему — и Альберт отвечал. Священник довел службу до конца и затем пригласил счастливую чету поставить свои подписи в книге регистраций. Ошибка обнаружилась только тогда, когда настоящий жених стал настаивать на том, что подписаться должен именно он, тогда как священник предлагал сделать это Альберту.

Служба тут же была проведена вновь — на этот раз Альберт стоял справа.

Впоследствии Альберт говорил: «Мой друг Кристофер, жених, так нервничал, что не мог произнести ни слова, так что мне пришлось отвечать за него».

Лео Грейд, впоследствии ставший всемирно известным кино- и телемагнатом Лордом Грейдом, однажды посетил лондонский театр и посмотрел дуэт актеров, который ему чрезвычайно понравился. В антракте он бросился за кулисы, поздравил исполнителей и пообещал сделать из них звезд первой величины, если они будут работать с ним как с их агентом. По его словам, они могли бы получать в два раза больше того, что имеют.

Актеры пришли в неописуемый восторг, и тут Грейд спросил их: «А кто сейчас ваш агент?». На что те ответили: «Лео Грейд».

Суперавтомобиль: миля в час

Представители прессы со всего мира выстроились в ряд, чтобы стать свидетелями доставки покупателю первого суперавтомобиля из новой серии. «Лагонда», производство фирмы «Астон Мартин», стоимостью в 32 000 фунтов стерлингов, развивающая скорость до 140 миль (256 километров) в час, должна была быть доставлена маркизе Тависток на дом, в Уобурнское аббатство. Маркиза купила машину на кредитную карточку «Дайнерз Клаб» в качестве подарка к семнадцатилетию свадьбы своему мужу, маркизу, сыну герцога Бэдфордского, владельца аббатства; она же пригласила прессу и телевидение, чтобы запечатлеть церемонию вручения подарка.

Но «Лагонда», которая произвела фурор на Лондонской автомобильной выставке 1976 года, обманула всеобщие ожидания и не примчалась с гортанным ревом и визжанием шин. Три месяца назад мини-компьютер, долженствующий произвести переворот в системах управления автомобилем, взорвался («Кто-то по ошибке подсоединил черный провод к красному», — сказал американец-директор Питер Спраг), а механики «Астон Мартина» так и не успели до начала церемонии его починить. Таким образом, вместо 140 миль в час максимальная скорость, которую сумел развить суперавтомобиль, составила около одной мили в час — когда смущенные помощники толкали его к подъезду Уобурнского аббатства.

Виктор Грант из Урексхэма, графство Сев. Уэльс, копил деньги на автомобиль. Он хотел сделать жене сюрприз и не сказал ей, что уже отложил 500 фунтов стерлингов, и спрятал их в кучу старого тряпья. Когда его не было дома, пришли мусорщики, и жена отдала им это тряпье на выброс. Придя домой, Грант обнаружил оплошность; он нанял экскаватор, чтобы раскопать свалку. Потрудившись два дня, он сдался и начал копить снова. На этот раз Грант положил деньги в банк.

Оперный «слон в ванной»

Слон в ванной не кажется столь огромным, как оперный театр в городе Манаусе, Бразилия. Этот театр — памятник грандиозным, но бесполезным замыслам, благодаря которым Манаус сделался одним из самых дорогих городов в мире.

В годы бразильского каучукового бума, 1890–1911, Манаус, расположенный у слияния рек Риу-Негру и Амазонки, из сборища жалких лачуг превратился в столицу каучуковой промышленности и в один из прекраснейших городов мира. Чего только ни встретишь в нем — замки, шато, мечети, палаццо, особняки в стиле Тюдоров…

Почти все материалы, включая камень, были импортированы из Европы и оплачивались из огромных состояний, наживаемых тогда на каучуковом бизнесе. Когда новоявленные магнаты осветили в Манаусе улицы, провели канализацию, построили плавучий док, устроили декоративные сады и пустили первый в Южной Америке электрический трамвай, они стали оглядываться вокруг, решая, что бы им еще этакое соорудить.

И тогда они начали свозить самые дорогостоящие материалы для строительства оперного театра под названием Театро Амазонас. Прекрасное здание с изысканной росписью и куполом, выложенным зеленой, голубой и золотистой плиткой, было завершено в 1896 году. Оно стоит в живописном месте, с которого открывается изумительный вид на воды Риу-Негру и окрестные леса.

Но в то время как местные власти не скупились на расходы по строительству оперного театра, они упустили из виду одно жизненно важное обстоятельство. Зрителей оказалось слишком мало. Зал вмещал 2 тысячи человек, а население Манауса не достигало и 40 тысяч. Притом подавляющее большинство огрубевших добытчиков каучука не питали ни малейшего интереса к опере, да и к театру вообще.

Вскоре после открытия оперный театр был снова закрыт и заброшен. Термиты и сырость делали свое дело. Даже когда обрушилась, сорвавшись с проржавевших цепей, гигантская люстра, никому не было до этого никакого дела.

Здание, да и сам Манаус погрузились в забвение и запустение по мере упадка каучуковой промышленности. К 1930 году былой бум сохранился разве что в людской памяти.

Впрочем, в последние годы в городе начали развиваться новые отрасли промышленности, и великолепное здание оперного театра с его декоративными садами было отреставрировано. Из его бархатных, претенциозных недр снова доносятся звуки музыки. На этот раз, однако, не голоса оперных певцов наполняют собою Театро Амазонас, а школьный хор, который использует здание для своих репетиций — раз шесть в году.

Олимпийское фиаско Монреаля Олимпийские игры проиграли миллиард

Монреаль с гордостью исполнял роль хозяина Олимпийских игр 1976 года — и остался лицом к лицу со счетами на один миллиард долларов. Таким оказался невообразимый долг города после проведения игр. Это более чем в восемь раз превысило планируемые расходы.

Предварительные оценки стоимости оказались настолько далеки от истины, что когда миллиарднодолларовые игры закончились, владельцам недвижимости в Монреале пришлось платить специальный Олимпийский налог, введенный на 20 лет с целью погашения долга. Провинция Квебек взяла на себя оставшуюся часть долга, для выплаты которой был введен дополнительный налог на табак и организованы лотереи.

Ко времени окончания Игр строительство основного Олимпийского стадиона и двух Олимпийских отелей еще не было завершено. Винили в этом плохую погоду, стычки с профсоюзами, плохое планирование, плохое поступление фондов…

Считалось, что великолепные сооружения сами себя окупят после того, как спортсмены разъедутся по домам. Однако на первом же национальном чемпионате по велогонкам на треке выяснилось, что велодром на 10 000 мест (стоимость строительства — 50 миллионов долларов, по миллиону на каждого зарегистрированного канадского участника гонок) смог привлечь лишь 300 зрителей с купленными билетами.

Другие примеры безудержных трат включают 1,5 миллиона долларов на приобретение радиоприборов связи для сотрудников безопасности, 1 миллион за взятые напрокат 33 подъемника (дешевле было бы их просто купить) и полумиллионный гонорар Монреальскому симфоническому оркестру и хору за выступление под фонограмму — музыка через громкоговорители звучала в записи!

Как только Игры завершились, на рынок было выброшено более 3700 тонн всевозможных товаров из вторых рук — от шнурков для боксерских ботинок до 10 000 телевизоров — по ничтожным ценам. Никому не нужный мусор заполнял склады площадью в три футбольных поля, и лишь у канадской армии нашлось достаточно грузовиков, чтобы вывезти его.

Министр спорта Квебека Клод Шаррон оценил стоимость эксплуатации комплекса после Олимпийских игр в 5,5 миллионов долларов в год, тогда как доход от них составляет лишь 2 миллиона. «Нам в наследство досталось чудовище, порожденное возмутительными расходами, никак не оправданное в социальном смысле и бесперспективное в экономическом», — сказал министр.

Сильвия Эстер, пловчиха из Восточной Германии, установила мировой рекорд на дистанции 100 метров, проплыв ее за 57,9 сек. Однако власти отказались зарегистрировать рекорд, поскольку она плыла обнаженной.

Последнее слово

Эпитафия на могиле в Вулвиче, Лондон:

Священной памяти

МАЙОРА ДЖЕЙМСА БРАША,

убитого случайным выстрелом

из пистолета его ординарца

14-го апреля 1831 года.


Добродетельный, раб верный и достойный!

Эпитафия на могиле неизвестного грабителя, подстреленного во время грабежа в 1905 году и похороненного на погосте в Шелдоне, штат Вермонт:

Здесь лежит

некий грабитель.

Сей камень

куплен на деньги,

найденные при нем.

Первый в мире водитель… и жертва аварии

Николя Куньо, французский офицер-артиллерист, может быть назван первым в мире в трех важных аспектах. Он изобрел и построил трехколесный паровой автомобиль в 1769 году и стал первым в мире водителем. Спустя несколько минут после своего первого старта Куньо стал первой в мире жертвой автомобильной аварии: он въехал в кирпичную стену.

Отважный изобретатель не сильно пострадал при аварии и уж вовсе не потерял оптимизма. Он продолжал совершенствовать рулевое управление и тормозную систему своей машины и добился того, что она могла везти четырех человек со скоростью две мили (3 км) в час. Военное министерство Франции заключило с ним контракт на строительство гораздо более крупной машины, предназначенной для использования в качестве боевого транспортировщика.

Между тем, дорожные испытания машин Куньо оказались настолько опасными для жизни и здоровья, что он стал первым арестованным за опасную езду.

Его боевой транспортировщик так и не был использован, и в 1804 году он умер в безвестности.

Всего за 20 минут днем 15 октября 1966 года 75-летний водитель из Маккинни, штат Техас, четыре раза проехал по левой стороне улицы, учинил четыре аварии и четыре раза покинул место происшествия, был десять раз оштрафован — и был назван худшим в мире водителем в Книге рекордов Гиннесса.

Зла не хватает…

Летчик одной из авиакомпаний поселил любовницу, хорошенькую стюардессу, в лондонской квартире. Год все шло хорошо в их любовном гнездышке, пока пилоту, человеку женатому, не наскучила его подружка, и он велел ей выметаться.

Любовница попросила дать ей несколько дней на переезд, и он согласился. Это оказалось дорогостоящей ошибкой.

Летчик отправился в кругосветный полет. Когда он вернулся, девушка уже оставила помещение, причем в идеальной чистоте. Не в порядке было только одно: телефонная трубка была снята.

Он поднес ее к уху и услышал голос, снова и снова называющий точное время с американским произношением. Перед тем как уйти, любовница набрала номер говорящих часов в Вашингтоне.

Цена разорванного романа — телефонный счет на 1200 фунтов стерлингов.

Принцы, которых не было Как шутник одурачил Британский военно-морской флот

Судно Королевского флота «Дредноут»

Первым сообщением о предстоящем визите высокопоставленных особ королевской крови была телеграмма из Министерства иностранных дел в Лондоне, направленная на имя Внутреннего и Атлантического флотов, стоявших на приколе у Веймута, графство Дорсет.

Шел 1910 год, и британская морская мощь не имела себе равных. Крупнейшее из судов, флагман Королевского военно-морского флота, называлось «Дредноут». И именно на «Дредноут» поступило послание Министерства. Телеграмма, подписанная заместителем министра сэром Чарлзом Хардинджем, предписывала судну подготовиться к визиту группы абиссинских принцев. Флоту было приказано устроить для них праздник, попестовать их ощущение собственной важности и вообще произвести на них впечатление, продемонстрировав несокрушимость имперской державы.

Офицеры «Дредноута» взялись за дело; им и в голову не приходило усомниться в подлинности телеграммы.

Тем временем в Лондоне, на вокзале Педдингтон-стейшн, элегантный человек в цилиндре и визитке давал авторитетные указания начальнику станции. Он назвался Гербертом Чолмондсли из Министерства иностранных дел и требовал подать специальный поезд для препровождения в Веймут делегации абиссинских принцев. Поезд надлежало подать незамедлительно.

Начальник станции помчался готовить спецпоезд для Очень Важных Персон — ему и в голову не пришло, что Чолмондсли может быть самозванцем.

Человеком из МИДа был Уильям-Хорэс де Вер-Коул, богатый светский молодой человек, выдающийся мастер розыгрыша. Он же послал и вышеупомянутую телеграмму. А четверо принцев, севших в специальный поезд на Педдингтон-стейшн, были его друзья: знаменитая романистка Вирджиния Вульф, сын судьи Гай Ридли, спортсмен Энтони Бакстон и художник Данкен Грант. Все они были хорошо загримированы, включая накладные бороды, и облачены — усилиями театрального гримера и костюмера Уилли Кларксона. В поездке их сопровождали: переводчик Адриан, брат Вирджинии Вульф, и сам шутник Коул.

Уильям де Вер-Коул в день своей свадьбы. На вставке — Вирджиния Вульф

Группа прибыла в Веймут и была встречена с красным ковром и почетным караулом. Их препроводили на борт «Дредноута», украшенного флагами в честь высоких особ. Во всем флоте не нашлось ни абиссинского флага, ни нот абиссинского гимна. Взамен смущенные офицеры приказали вывесить флаг Занзибара, а оркестр исполнил национальный гимн этой страны. Но смущаться долго не пришлось — принцы не заметили разницы.

Осматривая флот, члены делегации раздавали визитные карточки на языке суахили и говорили по-латыни с неузнаваемым акцентом. На все, что бы им ни показывали, они реагировали восторженными возгласами: «Банга-банга!».

Им были оказаны все мыслимые знаки внимания. В свою очередь, они щедро раздавали высшим офицерам абиссинские военные награды. Однако от предложенной им пищи и напитков они отказались по религиозным соображениям — гример Кларксон предупредил, что стоит им начать есть, как их накладные губы тут же отвалятся.

Было два момента, когда обман едва не раскрылся. Сначала Энтони Бакстон чихнул, и при этом у него отвалился один ус (он успел незаметно для окружающих прикрепить его на место), и второй раз, когда группе представили одного офицера, приходившегося родственником Вирджинии Вульф и также очень хорошо знакомого с Коулом. Но этот офицер не распознал Вирджинию под гримом и, что совсем удивительно, не подал вида, что узнает Коула.

Высокая делегация поспешила завершить свой визит и, попозировав фотографам, вернулась в Лондон, где и раскрыла свой возмутительный обман. Эта операция обошлась Коулу в 4000 фунтов стерлингов — в те дни поистине королевская сумма.

Впрочем, Коул никогда не останавливался ни перед какими тратами и не скупился ни на какие усилия ради хорошего розыгрыша. Однажды он оделся рабочим и выкопал огромную яму посреди оживленнейшей лондонской улицы Пиккадилли. В течение нескольких дней он наблюдал, как озадаченные чиновники городского совета наносили многочисленные визиты его яме. Прошла целая неделя, прежде чем они догадались, что их надули, и приказали закопать яму.

В другой раз Коул гулял по Вестминстерскому аббатству с одним членом парламента; этот архишутник предложил парламентарию пари, что перегонит его в беге до ближайшего угла, даже дав ему десять ярдов фору. Парламентер согласился, не подозревая, что его приятель тихонько опустил в его карман свои золотые часы. Когда парламентарий побежал, Коул закричал: «Держите вора!» — и затем предложил полисмену обыскать карманы беглеца. Часы обнаружились, и парламентария забрали в ближайший полицейский участок, где его ждала незавидная участь — доказывать полиции, что всех их водят за нос.

Но любимыми розыгрышами Коула были переодевания. Будучи студентом Кембриджского университета, он как-то раз переоделся султаном Занзибара и нанес официальный визит в свой собственный колледж. Ему даже показали его собственную комнату.

Другой случай из числа его немыслимых переодеваний — это явление на съезд руководителей профсоюзов. Он проследовал на трибуну, чтобы произнести речь. Аудитория ожидала выступления первого британского премьер-министра от лейбористской партии Ремзи Макдональда, и Коул, проведя целые часы гримируясь перед зеркалом, стал действительно очень похож на него.

Настоящий же Макдональд в это время затерялся где-то на лондонских улицах в такси, которое вел сообщник Коула. Коул между тем говорил профсоюзным лидерам, что им следует побольше работать и поменьше получать. Речь была встречена без энтузиазма.

Канадский фотограф Питер Даффи, получивший задание сделать репортаж об открытии мемориальной доски в здании муниципалитета города Принс-Джордж, провинция Британская Колумбия, решил оживить обещавшее быть нудным событие тем, что приклеил большую цветную фотографию голой девицы поверх мемориальной доски, но под прикрывающей ее занавесью. После чего он скромно поместился в задних рядах с фотоаппаратом наготове в ожидании, когда мэр отдернет занавесь.

Из рассказа Даффи: «Мэр сначала не видел фотографии, а когда увидел, у него отвисла челюсть. Вместо ожидаемых рукоплесканий в зале царило абсолютное безмолвие. Потом меня уволили».

Закон и вправду может быть ослом

«Закон — осел… идиот». Таков был вердикт, который вынес м-р Бамбл, персонаж романа Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста». Если бы м-р Бамбл посетил молодые штаты Северной Америки, он бы обнаружил, что его предубеждение порой хорошо обосновано. Ибо там законодатели усердно трудились, создавая целый ряд новых и вполне ослиных законов.

С течением лет к этому ряду прибавлялись все новые и новые законы. И, благодаря свойственной бюрократам забывчивости, они сохраняют силу (хотя редко применяются на практике) и по сей день.

Горе тебе, житель Грина, штат Нью-Йорк, если ты ешь арахис и при этом идешь прочь от сцены во время концерта — тебя ждет заслуженная кара!

Приносить рыболовную снасть на кладбище — противозаконное деяние в Манси, штат Индиана. В штате Нью-Джерси закон запрещает поедать суп с чавканьем. В Мемфисе, штат Теннесси, местный закон требует, чтобы женщина не смела вести автомобиль, если впереди не идет мужчина с красным флажком.

Добропорядочные жители города Милуоки, прогуливая своих домашних слонов в общественных местах, должны держать их на поводке. В штате Оклахома незаконно поить рыбу допьяна и пытаться ловить китов во внутренних территориальных водах, принадлежащих штату.

Даже насекомые не ушли от внимания законотворцев. В Киркленде, штат Иллинойс, закон запрещает пчелам пролетать через город.

Запрещается продавать бублики в кафе города Дихай, штат Пенсильвания. В Лексингтоне, штат Кентукки, носить вафельные рожки с мороженым в карманах — незаконно.

В Корваллисе, штат Орегон, законодатели давно минувших лет устроили себе настоящий праздник. Задумайтесь на минутку о молодой девушке, которой захотелось купить себе чашечку кофе после шести вечера. Местный закон утверждает, что ей придется потерпеть. В Линне, штат Массачусетс, не разрешается подавать кофе младенцам в ресторанах. В Уотерлу, штат Небраска, цирюльникам запрещается есть лук от семи часов утра до семи часов вечера.

И все же главный приз законодателю с «поехавшей крышей» следует присудить округу Терстон, штат Вашингтон. Тамошним чиновникам хотелось сделать так, чтобы полицейские и пожарные, которые работают по воскресеньям, не получали сверхурочных. Мудрецы-законники засели за работу, и вот что они придумали: в контексте исчисления ставок заработной платы воскресенья отныне отменяются.

Никто не должен ходить, бегать, стоять, сидеть и лежать на траве на этой площадке.

Уложение городского совета г. Ньюкуэй, графство Корнуолл

Канал спустили в канализацию

Джек Ротуэлл и его бригада были заняты нелегким делом — очисткой вод напряженного участка Честерфилдского канала близ Ретфорда в графстве Ноттингемшир. Работа оказалась не из простых — если учесть массы ила, ржавых велосипедов, тележек и холодильников. Неразрешимой проблемой стало сдвинуть с места тяжелую железную цепь, лежавшую на дне канала.

Наконец Джек, который был бригадиром, придумал подцепить ее к канавокопателю. Водитель Кевин Баускилл завел машину и резким рывком сдвинул груз с места. Рабочие вытянули цепь вместе с прилаженным к ней большим деревянным блоком, после чего отправились на перекур.

Пока их не было, проходивший мимо полицейский заметил невиданный прежде водоворот на обычно гладкой поверхности канала. Он также заметил, что уровень воды понижается. Он поспешил на поиски очистительной бригады. Когда они вернулись, канал исчез.

И тогда до них дошло. Джек и его ребята открыли шлюз. Полторы мили водного пути было спущено в канализацию.

Шлюз, установленный Джеймсом Бриндли при строительстве канала двести лет тому назад, пребывал в бездействии до самого появления Джека с его бригадой летом 1978 года. И теперь миллионы галлонов воды, наполнявшей канал, стекали в ближайшую реку Айдл. Все, что осталось на месте канала, — это несколько безнадежно севших на дно увеселительных судов с их разгневанными владельцами на борту, сам канавокопатель… и зияющая дыра шлюза.

Город, 110 лет находившийся в состоянии войны

Простая оплошность более чем на столетие ввела небольшой британский город в состояние войны с одной из могущественнейших держав на свете. Долгая, но мирная война происходила между Россией и пограничным городком Берик-апон-Туид.

На протяжении веков Берик 13 раз переходил из рук в руки — то к Шотландии, то к Англии. В 1482 году он окончательно вошел в состав Англии. Но в силу своего необычного положения в истории во всех государственных бумагах он традиционно числится как самостоятельная административная единица.

В начале Крымской войны Англия объявила царской России войну от лица Виктории, королевы Великобритании, Ирландии, Берик-апон-Туида и всех британских владений. Война закончилась в 1856 году, но Парижские мирные соглашения того же года по недосмотру не упомянули Берик.

Таким образом, город оставался официально в состоянии войны с Россией на протяжении последующих 110 лет, пока в 1966 году некое советское официальное лицо не нанесло дружеский визит в Берик и не провозгласило мир.

Мэр города, советник Роберт Нокс, ответил: «Передайте русским людям, что они могут наконец спать спокойно».

Марсиане прилетели! Радиопьеса Орсона Уэллса вызвала панику в Америке

Орсон Уэллс ведет радиоспектакль «Война миров»

В восемь с небольшим вечера в воскресенье, 30 октября 1938 года суровый голос прервал радиопередачи, чтобы предупредить американцев: «Леди и джентльмены, у меня для вас серьезное сообщение…»

Последовавшие за этим слова, переданные по радио по всей стране, послужили причиной неслыханной паники. Ибо это было самое серьезное сообщение о том, что в Северной Америке приземлились марсиане, что они сметают всякое сопротивление на своем пути и ведут кровавые бои. США находятся под угрозой завоевания существами из космоса.

Объявление было частью необычной радиопьесы — но пьесы настолько реалистичной и поставленной таким театральным гением, что большинство слушателей приняли его за чистую монету.

Передача началась без особого драматизма. В восемь часов вечера радиослушатели услышали: «Радиовещательная система „Колумбия“ и другие сотрудничающие с нею радиостанции представляют Орсона Уэллса и его постановку в радиотеатре „Меркурий“ пьесы Г. Дж. Уэллса „Война миров“».

Затем ворвался гудящий голос Орсона Уэллса: «Мы уже знаем, что в первые годы двадцатого столетия за нашим миром зорко следили существа с интеллектом, превосходящим человеческий».

Его прервал диктор, читающий, по всей видимости, обычную сводку: «Погода на завтра… В течение последующих суток температура существенно не изменится. Небольшие атмосферные пертурбации неизвестного происхождения наблюдались в районе Нова-Скоша, в результате чего область низкого давления довольно быстро продвигается к югу, захватывая штаты северо-восточного региона; возможны дожди, ветер умеренный до сильного. Максимальная температура — 19 градусов, минимальная — 10. Сводка была подготовлена Правительственным бюро погоды.

А сейчас мы переносим вас в отель „Парк-Плаза“ в центре Нью-Йорка и приглашаем послушать музыку Реймона Ракуэлло и его оркестра».

Пока ничего такого, что могло бы вызвать тревогу. Но атмосфера расчетливо подогревается. Слушатели, подключившиеся с самого начала передачи, уже убаюкиваются; они уже забывают, что слушают-то они не что иное, как радиопьесу.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы слушателей было так уж много. После шестнадцати постановок театра «Меркурий» руководители Радиовещательной системы «Колумбия» («Си-Би-Эс») вынуждены были признать, что из их драматического сериала бомбы не вышло. Театр «Меркурий» собирал лишь три процента слушательской аудитории. Воскресными вечерами большинство людей настраивались на волну конкурирующей станции, где шла передача Чарли Маккарти.

Поэтому-то Орсон Уэллс, озабоченный таким низким рейтингом, и бросил все свои силы на «Войну миров». Он понимал, что «Си-Би-Эс» похоронит его программу, если не найдет спонсора-рекламодателя с большими деньгами. А такого спонсора она не найдет, если не привлечет многочисленных слушателей.

Уэллс со своими сотрудниками по театру «Меркурий» Полом Стюартом и Джоном Хаузменом работал над пьесой пять дней. Они репетировали, переписывали, снова репетировали. В четверг вечером, накануне выхода в эфир, они втроем прослушали запись и остались недовольны.

Таким угрюмым Уэллса, который одновременно репетировал другую пьесу в Нью-Йорке и чуть ли не засыпал на ходу, никто никогда прежде не видел. Он говорил: «Наш единственный шанс — сделать это как можно более реалистичным. Надо использовать все мыслимые трюки». Бригада работала всю ночь, добавляя к сценарию куски, которые звучали бы как сводка новостей. Весь следующий день Стюарт работал над звуковыми эффектами: шумом паникующей толпы, стрельбой, криками и воплями.

К вечеру воскресенья студия была завалена бумажными стаканчиками и пакетами из-под еды, оставшимися после восьми нервных часов репетиций. Но в семь пятьдесят девять вечера, когда Уэллс заглотнул бутылку ананасового сока перед выходом в эфир, все сходились на том, что у передачи появился хороший шанс… что она сумеет перехватить слушателей у Чарли Маккарти… что театр «Меркурий» может заставить говорить о себе.

То, что произошло в следующие двадцать четыре часа, и впрямь заставило всех заговорить о театре «Меркурий» и в особенности об Уэллсе. Это также перехватило слушателей у Чарли Маккарти — и даже скорей, чем Уэллс мог предполагать.

Случилось так, что в программе-варьете Чарли Маккарти в тот воскресный вечер выступал новый певец. Никому не известный. Он вышел в эфир в десять минут девятого, и скучающие слушатели тут же принялись крутить ручки своих приемников — а нет ли чего-нибудь получше на «Си-Би-Эс». Слушатели поймали «Войну миров» уже после того, как все предварительные сообщения были сделаны. Они и понятия не имели, что идет радиопьеса. Они понимали одно — что нечто странное происходит в районе восточного побережья. Так говорил диктор «Си-Би-Эс»…

«Леди и джентльмены, у меня для вас серьезное сообщение. Неизвестный объект, который упал нынешним вечером в Гроуверз-Милл, штат Нью-Джерси, — это не метеорит. Каким бы невероятным это ни казалось, в нем находились странные существа, которые, как полагают, являются передовым отрядом армии с планеты Марс».

Дальше шла нежная музыка. Маленькая хитрость — заставить людей ощутить нервозность, беспокойство, неуверенность. Что происходит?

Снова возник диктор. В его голосе звучали нервозные, паникующие нотки. Марсиане, страшные существа с кожей, напоминающей телячью, распространяются по округе. На перехват высланы силы нью-джерсийской полиции,

Снова музыка, снова лихорадочные объявления, леденящее душу молчание. Люди приросли к своим креслам. Звали соседей, чтобы и те послушали. Предупреждали по телефону родных. По всей Америке начиналась паника.

Снова возбужденно заговорил диктор: «А теперь мы приглашаем вас в Вашингтон. Министр иностранных дел сделает специальное заявление относительно чрезвычайной ситуации». Официальный голос призвал население не поддаваться панике, но тут же, не переводя дыхания, сообщил, что место высадки марсиан отнюдь не ограничивается штатом Нью-Джерси. Космические корабли падают на землю по всей территории Штатов. Тысячи военнослужащих и мирных жителей убиты смертоносным лучевым оружием.

Звучали голоса свидетелей, многих из которых играл блестящий актер Джозеф Коттен. Свидетели рассказывали, как они видели приземляющиеся огненные объекты и высыпающих из них отвратительных существ, как лучевые пистолеты косили людей тысячами, как непобедимы пришельцы.

Один их уэллсовых актеров изображал президента Соединенных Штатов и предостерегал американский народ от опасной паники. Передача завершилась криком диктора с самого верха небоскреба «Си-Би-Эс» о том, что Манхэттен уже почти захвачен. Его лихорадочный репортаж в конце перешел в сдавленный вопль.

К этому времени многие слушатели уже оторвались от своих радиоприемников. Те, которые дослушали до конца, поняли, что это была всего лишь пьеса. Те же, кто не дослушал, ударились в панику.

В Нью-Джерси, откуда поступили первые сообщения о высадке марсиан, дороги были забиты автомобилями, рвавшимися в холмистые районы штата. Люди семьями выбегали из своих домов с обмотанными мокрыми полотенцами головами — они полагали, что это спасет их от ядовитых космических газов, про которые им порассказали. Легковые и грузовые машины были завалены мебелью и ценностями. Началось массовое бегство.

Паника нарастала. В Нью-Йорке опустели рестораны. Толпы народа скопились на автобусных остановках и стоянках такси — люди спешили домой, чтобы быть рядом со своими близкими. Жены, разыскивая мужей, обзванивали бары. Новость распространялась.

На корабли военно-морского флота США, стоявшие на рейде в Нью-Йоркском заливе, был созван по тревоге весь приписной личный состав для обороны Америки от нашествия марсиан. На всем пространстве от Лос-Анджелеса до Бостона наблюдались метеоры. Наиболее импульсивные граждане заявляли, что видели марсиан собственными глазами.

Запасники добровольно являлись на свои приписные пункты, чтобы защищать мир. В штатах Юга истерически плачущие женщины молились на улицах. По всей стране люди врывались в церкви, прерывая богослужения, чтобы сообщить новость собравшимся. Зарегистрирована даже одна попытка самоубийства.

Телефоны в редакциях газет и на радиостудиях надрывались. И все же, как это ни удивительно, на студии «Си-Би-Эс» не было и намека на панику. Там под крики и объявления военного положения Уэллс вел свою передачу к страшному концу. Уэллсу и Коттену сообщили о звонках в студию, но Коттен отмахнулся: «Это просто слабонервные». Ближе к окончанию передачи в студию прошли с заднего хода два полицейских, но, убедившись, что это всего-навсего пьеса, никому о панике не сказали, а вместо этого остались дослушать финал.

Уэллс впервые узнал о том, к чему привел его чрезмерный энтузиазм, когда наутро вышел из своей квартиры и увидел свое имя, высвеченное неоновыми буквами на щите новостей здания «Нью-Йорк Таймс»: «Орсон Уэллс вызывает панику». Он купил газеты и пробежал заголовки: в «Нью-Йорк Геральд Трибюн» — «Нападение марсиан в радиопьесе вселяет страх в тысячи людей» и в «Нью-Йорк Таймс» — «Радиослушатели в панике: многие покидают дома, опасаясь газовой атаки с Марса».

Уэллс, который в свои двадцать четыре года был уже знаменитым актером, подвергся резкой критике за непродуманные действия, нагнавшие ужас на половину США. Газеты громили его за безответственность. Поговаривали о привлечении Уэллса к суду.

Десятки людей подали в суд на «Си-Би-Эс»; общая сумма иска составила 750 000 долларов. Но все иски были взяты назад, и боссы «Си-Би-Эс» не только не сняли программу Уэллса с эфира, но еще и погладили себя по головке за то, что взяли к себе на работу актера, чье имя у всех на устах. Рейтинг театра «Меркурий» взлетел в небо. Они даже нашли спонсора.

Крупнейший розыгрыш в истории радио себя окупил.

Чешская домохозяйка Вера Чермак была в отчаянии, узнав о неверности своего мужа. В приступе безутешного горя она выбросилась из окна третьего этажа своей пражской квартиры. Тремя этажами ниже по улице проходил пан Чермак. Пани Чермак приземлилась прямо на пана Чермака. Пан Чермак скончался, а пани Чермак выжила.

Посетители ярмарок выстраивались в очередь, чтобы поглазеть на удивительного Кинг-Конга: 23-летнего Майка Тауэлла в шкуре обезьяны. Представление Майка пользовалось большим успехом на многих ярмарках Британии. Но настоящей бомбой оно стало в Хаддерсфилде, графство Йоркшир. Когда действие достигло своей кульминационной точки и он раздвинул прутья клетки и прыгнул в толпу, некий перепуганный гражданин схватил железный прут и врезал ему по голове. Гражданин в панике убежал, а Кинг-Конга спешно отвезли в больницу, где ему наложили шесть швов.

Как был потерян рай Путешественники, которые уничтожили остров Любви

Капитан Кук, насмерть пронзенный копьем туземцев на Гавайях, 1777 год

Хотите попробовать представить себе нечто, напоминающее рай на земле? Тогда подумайте об острове Таити. Ибо эту крохотную точку на просторах Тихого океана путешественники веками превозносили как прекраснейшее место в мире.

Подплывите к Таити, стоя на палубе корабля, и остров откроется вам с океана, как некая сказочная страна. Он простирается в длину всего лишь на 55 километров, но при этом увенчан 2300-метровой горой с величавыми пиками, пронизывающими облака. Сверкающие потоки пробиваются сквозь покрывающий склоны горы тропический лес.

Гору окружает плоская прибрежная полоса: кораллы, потом серый вулканический песок и, наконец, ревущий прибой. По сторонам единственной на острове ухабистой дороги раскиданы хижины, плетенные из пальмовых ветвей стены, бесшумно колышутся на легком ветру.

В наши дни там имеется также порт Папеэте, а гавань наполняют прелестные белые яхты и праздные белые туристы. А 200 лет назад не было ни порта, ни белых людей — только, по описаниям старых мореходов, второй сад Эдема.

Таитянцы вели идиллическую жизнь. Они были бронзового цвета, они были прекрасны, и они были чувственны. Они не прятали любовь, она была у них естественна и разделялась всеми. В дневниках первых исследователей отмечается, что мужчины были высоки, у них были блестящие зубы и безукоризненная кожа — если не считать татуировок, которыми они себя украшали. Женщины были само совершенство, особенно в глазах матросов, долгие месяцы в море не видевших женского лица. Эти женщины носили яркие свободные одежды, почти не скрывавшие их прелестей. Часто они и вовсе ходили с обнаженной грудью и, как правило, вдевали цветы в свои длинные темные волосы.

Остров был буквально покрыт цветами — ирисы, магнолия, жасмин. Он также изобиловал плодами, особенно кокосами и плодами хлебного дерева. Море кишело рыбой: бери не хочу. Сорока тысячам островитян, — жившим там два века тому назад, не приходилось трудом добывать себе пропитание. Сама природа щедро предоставляла им еду и пресную воду. Климат был устойчив. Болели мало. Никаких опасностей. Любовь составляла все содержание жизни. Словом, рай, куда ни посмотри.

И вот пришел белый человек. 13 апреля 1769 года капитан Джеймс Кук на своем судне «Индевор» бросил якорь, в заливе Матаваи близ Папеэте.

Впрочем, это не было первой командой белых людей, посетивших Таити. Годом раньше туда причалил для пополнения запасов Луи-Антуан де Бугенвилл на своем «Ля Будезе», а в 1767 — капитан Королевского военно-морского флота Уоллис на «Дельфине». Но Бугенвилл разве только ступил на берег, а Уоллис пробыл меньше месяца, да и то большую часть времени пролежал больной. Более долгому пребыванию Кука и его последующим возвращениям на остров суждено было изменить Таити навеки.

Куку, известному искателю приключений, было тогда 39 лет. Это был крепкий, суровый человек родом из Йоркшира, из бедной семьи. Свою морскую карьеру он начинал простым матросом Королевского военно-морского флота. Он сделал себе имя как мореход, нанеся на карту Ньюфаундленд; против всех ожиданий, ему было поручено командовать «Индевором» и, проведя астрономические наблюдения на Таити, проследовать на юг в поисках легендарного южного континента.

Он прибыл в залив Матаваи во главе команды из 90 человек, самый заметный из которых — богатый молодой ботаник-любитель Джозеф Бенкс, финансировавший экспедицию. По возвращении в Англию он был восторженно встречен в обществе; с ним носились больше, чем с самим Куком; в конце концов он стал президентом Королевского общества; эту почетную должность он занимал до самой смерти.

Можно себе представить, что «Индевор», ставший на якорь в заливе, выглядел в глазах таитянцев, привыкших только к своим байдаркам с выносными уключинами, могучим судном. Но по масштабам Королевского военно-морского флота это было вовсе не такое уж впечатляющее судно — водоизмещение 350 тонн, переделан из угольщика, всего 30 метров в длину, 12 пушек. «Индевор» вот уже восемь месяцев как отплыл из Плимута, и команда оголодала — хотелось свежей пищи, новых впечатлений, женщин. Все были наслышаны о легендарной красоте таитянок и нетерпеливо всматривались в берег и в байдарки, вышедшие им навстречу из залива Матаваи. Они были очень рады исполнить последние перед постановкой на якорь инструкции капитана Кука: «Старайтесь всеми силами налаживать дружеские отношения с туземцами, обращайтесь с ними со всей мыслимой гуманностью».

Поначалу таитянцы держались настороженно; в знак мира они скромно преподнесли команде пальмовые ветви. Но скоро они почувствовали себя более уверенно и стали приглашать чужеземцев в свои жилища. Джозеф Бенкс был потрясен до глубины души красотой этого острова. Он писал: «То, что мы видели, — это живейшее из возможных изображений Аркадии — и нам предстояло стать ее царями».

Первым делом Кук принялся устанавливать на берегу лагерь, где он мог бы подготовить приборы для астрономических наблюдений, главнейшее из которых, — наблюдение за прохождением Венеры через Солнце 3 июня. Но дело оказалось затруднено тем, что местные жители предались мелкому воровству. Пришлось выставить круглосуточный караул на корабле — иначе туземцы вскарабкались бы на него со своих байдарок и стащили все, что не привинчивается. Пока Бенкс обедал на берегу с вождем и его семейством, у него украли подзорную трубу и табакерку. Кук лишился дорогостоящего квадранта, впрочем, впоследствии найденного. Самое неприятное — таитянцы отняли мушкет у караульного в лагере, который открыл по ним огонь.

Кук в своем журнале подцветил этот инцидент. Но Сидней Паркинсон, художник, которого Бенкс взял с собой, чтобы тот делал зарисовки с тамошних растений, позже изложил событие в его истинном свете. Вот как он описал реакцию охраны на команду стрелять: «Они подчинились с искреннейшим энтузиазмом. Убили одного и многих ранили». И добавлял: «Как это печально — чтобы цивилизованные люди проявляли такую бесчеловечность по отношению к безоружным, невежественным индейцам. Туземцы умчались в лес, подобно перепуганным фавнам. Они находились в крайней степени ужаса».

Так в раю появились первые трещины.

Второй удар обрушился неделю спустя. Вождь, в особенности сдружившийся с англичанами, пожаловался, что мясник с «Индевора» угрожал его жене. Кук велел привязать мясника к реям и пригласил вождя и его семейство на борт, чтобы они были свидетелями наказания виновного — его высекли кошкой-девятихвосткой. Таитянцы рыдали взахлеб и умоляли Кука отпустить беднягу. Но Кук был непреклонен, и наказание продолжалось под аккомпанемент горестных завываний вождя и его семьи. Островитяне получили урок того, что означает правосудие белого человека.

Что больше всего поражало таитянцев — это отношение приезжих к любовным утехам. Для островитян это был акт настолько же естественный, как еда, и они нередко предавались ему прилюдно, особенно молодежь, даже 11- и 12-летние. Таитянцы никак не могли понять, почему английские моряки стараются затащить женщин в лес. Чего они так стыдятся?

Поначалу любовь на острове предоставлялась белым людям совершенно бесплатно. Местные девушки вполне откровенно предлагали себя даже караульным на посту. Матросы и мореходы с «Индевора» лакомились девичьими прелестями при каждом удобном случае. То же, как полагают, делали и большинство офицеров и ученых, за исключением самого Кука.

Но недавние визиты кораблей Уоллиса и Бугенвилля оставили на островитянах первые пятна цивилизованного мира — венерические болезни. Когда через три месяца после прибытия «Индевор» покидал Таити, половина команды оказалась заражена. К тому же любовь на острове уже не давалась даром. Поначалу цена была — один железный гвоздь. Потом два гвоздя. Потом пригоршня. Пришлось вводить наказания за разбазаривание столь необходимого корабельного запаса.

Перед самым отплытием двое моряков дезертировали и бежали в горы с туземными девушками. Их поймали, вернули и высекли.

13 июля «Индевор» отплыл на юг, по направлению к Австралии и Антарктиде, и этот медленный бывший угольщик сопровождали при выходе в открытое море байдарки, набитые плачущими и машущими туземцами. Им отвечали взмахами руки с борта корабля вождь и его слуга, уговорившие Кука взять их с собой. Но им не суждено было пережить это двухгодичное плавание, как и 32 членам команды, умершим в пути от болезней белого человека, которые «Индевор» разносил по всему свету.

Кук проделал еще два тихоокеанских путешествия. В августе 1773 года он вошел в залив Матаваи, командуя другим переделанным угольщиком под названием «Резолюшн» с командой в 117 человек. Его сопровождал корабль «Адвенчурер» с экипажем в 83 человека под командованием лейтенанта Тобиаса Фурно, который ходил с первой таитянской экспедицией Уоллиса. Кук и Фурно пробыли на острове только 16 дней и затем снова направились к югу на исследование Антарктиды и Новой Зеландии. В апреле 1774 года они вернулись на Таити и на этот раз провели там шесть недель.

Отдыхая от невзгод Антарктики и не имея никаких жизненно важных обязанностей на острове, Кук и его люди имели достаточно времени, чтобы увидеть изменения, произошедшие с островитянами в результате их контакта с белым человеком. Они узнали, что до них на острове побывал испанский корабль и что инфлюэнца и венерические болезни уже взяли свое среди туземцев. Люди Кука по-прежнему пользовались милостями островных девушек, но платить приходилось уже не гвоздями. Красавицы, которые совсем недавно наслаждались собственной наготой, теперь требовали от моряков западные одежды.

У Кука было неспокойно на душе. Он писал: «Мы разлагаем их мораль и внедряем в их среду нужды и болезни, которых никогда не знали и которые нарушают счастливое спокойствие, в котором они пребывали».

Когда «Резолюшн» и «Адвенчурер» покинули Таити, они увозили с собой красивого молодого островитянина по имени Омаи; в Лондоне его выставляли в обществе, как цирковую обезьянку, и даже представили королю Георгу.

Кук провел дома с женой и шестью детьми менее года и снова пустился в путь. В это его последнее путешествие на Таити его сопровождал Омаи.

В августе 1777 «Резолюшн» в последний раз бросил якорь в заливе Матаваи. Омаи, который возвращался домой в качестве посланника от цивилизованного мира, ступил на берег, нагруженный прекрасными одеждами и подарками для таитян. Островитяне с удовольствием приняли подарки, а Омаи подвергли решительному остракизму. Может быть, — что было бы вовсе не удивительно, — таитянцы особенно благородных родов смертельно завидовали своему сородичу, который вдруг обрел все атрибуты цивилизованного общества, которое они теперь ставили так высоко.

Куку пришлось поместить Оман на соседнем острове Уахине, где он жил в выстроенном для него матросами домике, окружив себя всяческими безделушками — атрибутами европейского джентльмена. Пришлось также дать ему огнестрельное оружие для защиты от своих.

В этот приезд взаимное изучение обычаев и нравов продолжалось. Кука познакомили с таитянским обрядом, потрясшим даже этого повидавшего мир путешественника, — принесением в жертву пленника, которого пронзали копьями в процессе исполнения религиозного ритуала. Таитяне же были свидетелями европейского наказания, вызвавшего у них чувство отвращения: человеку, пойманному на воровстве, отрезали уши.

Кук выяснил, что в его отсутствие остров посетили два испанских корабля. Целью их было основать на острове миссию, но обратить островитян в христианство не удалось, и менее чем через год они уплыли, оставив после себя церковь-времянку. (Но миссионеры еще прибудут, и тогда их влияние окажется более сильным.)

В последний раз Кук покинул остров в сентябре 1777 года. Он отправился на Гавайи, где и погиб в возрасте 50 лет от копий туземцев.

Хотя Кук был человек твердый, подлинный сын своего сурового века, он проявлял удивительную чуткость к жителям Тихоокеанских островов. В своем журнале он записал: «Я искренне считаю, что для этих бедных людей было бы лучше не знать достижений цивилизации, чем, познав их, остаться потом на прежнем уровне своей неприспособленности. К той счастливой примитивной жизни, которую они вели до того, как мы их обнаружили, их уже более не возвратить».

Белые люди, последовавшие за Куком, не проявили такого понимания — и уж почти вовсе никакого милосердия — к благородным дикарям Таити.

В 1778 году судно «Баунти» под командованием капитана Блая пробыло на острове шесть месяцев, и за это время некоторые члены экипажа вступили в постоянные отношения с местными девушками. Когда «Баунти» отплыл от Таити, команда подняла бунт под предводительством Флетчера Кристиана. Блай был выброшен за борт (он спасся), а непокорный «Баунти» вернулся на Таити. Часть бунтовщиков осталась там, другие отправились к острову Питкерн.

В 1791 году Адмиралтейство послало на Таити «Пандору», чтобы выловить бунтовщиков, к тому времени уже совершенно ассимилировавшихся на острове. Команда «Пандоры» обнаружила, что сотни американских китобойных судов использовали Таити в качестве своей базы и что их влияние на остров оказалось поистине катастрофичным. Таитянцы представали теперь немытыми пьянчугами в обносках белых людей, их древние обычаи и образ жизни были напрочь забыты.

В 1792 году на Таити вернулся Блай; по его сообщениям, на острове царили оспа, дизентерия и венерические болезни.

Окончательный удар по этому райскому острову был нанесен в 1797 году, когда корабль «Дафф» высадил на него четырех священнослужителей в сопровождении еще 34 британцев во главе с ярым протестантом Генри Ноттом. Их миссия состояла в обращении туземцев в христианство. Это было такое христианство, в котором недостаток милосердия компенсируется избытком фанатизма.

Миссионеры построили церковь и сосредоточили свои усилия сначала на вождях. Они настолько преуспели, что спустя 20 лет во многих частях острова христианская религия уже была обязательной, а язычников свои же ближние предавали смерти; любовь вне брачных уз была запрещена, а также танцы, музыка, и даже ношение цветов. Чувство вины — то, что таитянцам было дотоле неведомо, — наконец было внедрено в сознание островитян.

Миссионеры принесли с собой обещание жизни вечной, но ничего, чтобы продлить таитянцам их земное существование. Капитан Кук при первом своем посещении Таити оценил численность населения в 40 тысяч человек. В начале века она упала до 13 тысяч. В 1843 году, когда остров был аннексирован Францией, туземцев оставалось менее 9 тысяч. И смертоносные болезни все продолжали уничтожение того, что было когда-то гордым и процветающим народом.

Когда век спустя после Кука художник Поль Гоген приехал на Таити, чтобы запечатлеть земной рай, он понял, что опоздал. Он писал: «День за днем население тает, косимое европейскими болезнями. У туземцев нет ничего — им нечего делать, не о чем думать — только пить. Когда-то здесь было много странного и живописного, но от этого не осталось и следа. Все ушло».

Рай был потерян навеки.

Венские власти решили организовать женское подразделение городской полиции, для чего набрали 60 девушек. Их разместили в крупнейших в городе полицейских казармах, где на других этажах располагались курсанты-мужчины. Однако планы создания женского войска пришлось оставить: 36 девушек, все незамужние, в возрасте от 19 до 25 лет, — забеременели.

Человек-обезьяна показал археологам язык

Крупнейший в мире ляпсус в области археологии — многолетняя вера в существование Пилтдаунского человека как недостающего связующего звена в эволюционной цепочке от обезьяны к человеку.

В 1912 г. адвокат и геолог-любитель Чарлз Доусон обнаружил в раскопках близ Пилтдауна, графство Эссекс, осколки черепных костей; он послал их крупнейшему в мире специалисту по истории человека, сотруднику Британского музея д-ру Артуру Вудварду. Вдвоем они продолжили поиски и в результате собрали удивительнейшую коллекцию зубов, костей и доисторических орудий труда.

Вудвард соединил вместе найденные осколки и объявил, что выкопанное ими из земли — это череп некоего существа, получеловека-полуобезьяны, жившего 500 000 лет тому назад. Находке было присвоено официальное название Eoanthropus dawsoni — древний человек Доусона. Это открытие было провозглашено первым твердым доказательством вызывавшей споры теории эволюции Чарлза Дарвина и на весь мир прославило имя Доусона.

Доусон продолжал раскопки в районе Пилтдауна и за несколько последующих лет собрал еще один череп. Находки прекратились с его смертью в возрасте 52 лет в 1916 году; его поиски продолжили другие — но ничего не нашли. Позже выяснилось, что удивляться этому не стоило. Пилтдаунский человек оказался подделкой.

Череп и в самом деле принадлежал человеку, но челюсти и зубы — орангутану. Зубы были подточены напильником, чтобы они больше напоминали человеческие, весь череп был подкрашен так, чтобы он выглядел древним, и затем разбит и закопан в гравий.

Мистификация обнаружилась лишь в 1953 году с помощью новейших способов установления истинного возраста материала. И хотя тайна так и осталась до конца нераскрытой, подозреваемым номер один всегда был Доусон. Он был очень честолюбив и добивался признания своей академической деятельности. Притом как-то раз некий незваный посетитель застал его в лаборатории над булькающим котлом, в котором красились кости.

Двум деловым женщинам требуется ночной партнер для салона красоты.

Лондонская вечерняя газета

Бриллианты… или страусиный помет? Специалисты не поверили свидетельствам о богатейшем в мире месторождении алмазов

Богачи и знаменитости отказались поверить своим глазам, когда в Хоптауне, Южная Африка, были впервые обнаружены алмазы — и лишили себя шансов стать еще богаче и еще знаменитее.

Один ведущий специалист заявил, что в этом регионе натуральных алмазов быть попросту не может. Скорее всего, настаивал он, страусы проглотили их где-то в другом месте и затем занесли в Хоуптаун в своем помете. Он ошибался. «Страусиный помет» находился там веками. И был он именно алмазами непревзойденного качества. Вот как это было.

Давно уже в округе ходили рассказы о находимых в регионе красивых камешках. На старинной карте этой территории было начертано: «Здесь быть бриллиантам». И все же когда местным жителям напоминали об этом, они лишь снисходительно улыбались.

Фермер Шальк ван Ниекерк отнесся к этим рассказам менее скептически, чем большинство других. В предрождественские дни 1866 года он наткнулся в Хоптауне на детишек, играющих в клип-клип, то есть в камешки. Ван Ниекерк тут же заметил, что один камешек отличается от всех остальных — и как отличается!

Он выбрал этот камешек из кучки других и предложил за него деньги жене человека, которому принадлежала земля, где играли дети. Женщина рассмеялась. Кому придет в голову платить за камешек? Забирайте так, сказала она. Его нашел, добавила она, один из этих детей в яме, вырытой каким-то бушменом. Там можно найти еще много, она в этом уверена.

Как это ни удивительно, ван Ниекерк не предпринял в связи со своим открытием никаких шагов вплоть до следующего года, когда он показал камень проезжему торговцу Джону О’Райли. Этот коммивояжер — впоследствии, кстати, заявивший, что с первого взгляда распознал истинную ценность находки — обещал выяснить, что это такое на самом деле.

Когда О’Райли стал похваляться тем, что нашел бриллиант, в Хоптауне его немилосердно высмеяли. Один из местных торговцев предложил ему пари на дюжину кружек пива, уверяя, что такая находка невероятна. Обескураженный О’Райли готов был уже выбросить камень в реку, однако передумал, и вместо того отправился в Коулсберг, где подвергся новым насмешкам. Тогда он показал камень исполнявшему обязанности комиссара Коулсберга Лоренцо Бойезу. Наконец-то нашелся человек, который отнесся к нему серьезно.

«Я полагаю, что это алмаз», — заявило официальное лицо. Но другие сохраняли скептицизм. Местный аптекарь ничего не понял и предложил к дюжине кружек пива добавить новую шляпу для Бойеза, если камень окажется чем-либо иным, чем топаз. «Я принимаю пари», — ответил Бойез.

Дальнейшую идентификацию красивого камешка мог произвести только специалист. К счастью, менее чем в двухстах милях жил известнейший во всей колонии мыса Доброй Надежды геолог и врач по имени Уильям Гайбон Эйзерстоун.

Бойез обратился к Эйзерстоуну. Он поместил камень в обычный конверт с сопроводительным письмом и отправил почтовой повозкой в Грэмстаун, где у врача была частная практика.

Почту доставили, когда Эйзерстоун сидел в своем саду. Он распечатал конверт и прочел письмо. Потом он заглянул в конверт, но там ничего не было. Он решил, что, вероятно, выронил камень, когда раскрывал конверт, и позвал на поиски свою дочь. После лихорадочных поисков они нашли нечто похожее на матовый, круглый, по-видимому, обкатанный водою речной камешек.

При всем своем богатом опыте Эйзерстоун никогда прежде не видел нешлифованных алмазов, но он подверг камень нескольким испытаниям и убедился, что это несомненный алмаз. Он обратился за подтверждением к соседу, отцу Джеймсу Рикардсу, впоследствии первому католическому епископу Грэмстауна. Священник опробовал камень единственным известным ему способом — нацарапал свои инициалы на оконном стекле в своем кабинете (теперь это стекло находится в Грэмстаунском соборе).

Эйзерстоун написал Бойезу: «Поздравляю вас. Камень, что вы мне прислали, — истинный алмаз весом в 21,25 карата и стоимостью фунтов в 500. Там, где его нашли, должно быть еще много таких».

Камень отослали в Кейптаун, оттуда морем — в Лондон. Прошло три месяца, пока знаменитый ювелирный дом Гаррардов не подтвердил, что камень действительно стоит 500 фунтов стерлингов. И все равно, это не только не возродило на мысе Доброй Надежды и во всей Южной Африке энтузиазма по поводу потенциального источника богатства, но породило новые сомнения относительно происхождения камня.

В это время в Париже проходила Всемирная выставка. За экспозицию мыса Доброй Надежды отвечал Джон Блейдз Карри, который, прослышав о сообщении Гаррардов, постарался воспользоваться моментом, чтобы повысить интерес к этому важному открытию. Его встретили те же скептицизм и насмешки, что и О’Райли. Журнал «Иллюстрейтед Лондон Ньюз» отказался напечатать фотографию камня. Тогда и Гаррарды отказались в дальнейшем иметь какое-либо отношение к нему, подозревая, что они невольно стали соучастниками мошенничества. «Если вы найдете камни в таких количествах, чтобы повлиять на рынок, — сказали они Карри с откровенным сарказмом, — мы, возможно, пожалеем об этом. Но, располагая известной информацией, мы должны отказаться от участия в этом деле».

Стараясь доказать, что алмаз был найден на мысе Доброй Надежды, Карри обратился к сэру Родерику Мерчисону, считавшемуся тогда верховным авторитетом Британии по геологии. «Дорогой мой, — отвечал Мерчисон, — когда вы говорите мне, что этот алмаз был подобран на мысе Доброй Надежды, я склонен верить вам — и я верю! — но когда вы просите меня на основе этого единичного факта утверждать, что мыс есть алмазопроизводящая страна, я вынужден воздержаться. Право, я пойду еще дальше: я ручаюсь своей профессиональной репутацией, что алмазного месторождения в Южной Африке вы не нашли».

И тогда является О’Райли с еще одним камнем, весящим девять карат. Французский консул в Кейптауне Эрнст Эритте сообщает: «Я никогда прежде не встречал натурального алмаза такой красоты — и в смысле кристаллизации, и в смысле естественного блеска».

И пока весь мир пренебрегал открытиями в Хоуптауне, губернатор мыса Доброй Надежды сэр Филипп Вудхауз быстренько отхватил обе находки О’Райли за 500 и 200 фунтов соответственно.

Новости снова достигли Лондона. Зимой 1868 года торговец алмазами Харри Эммануэл из лондонского района Хэттон Гарден послал на разведку профессора минералогии Джеймса Грегори.

Грегори направился к рекам Вааль и Оранжевая; он безоговорочно утверждал, что любой алмаз, найденный в этом регионе, мог быть только принесен из неких отдаленных районов в желудках страусов. Вся эта история с открытием алмазов на мысе — фальшивка, одна из множества махинаций, призванных создать рабочие места и вызвать прилив капиталов в колонию.

В самом пылу спора специалисты вынесли заключение об одном из камней, который профессор Грегори предпочел не принимать во внимание. Это оказался великолепный белый бриллиант в 83,5 карата, впоследствии известный как Звезда Африки. Аргументация Грегори была опровергнута.

Работы профессора Грегори были скоро забыты. Но имя его еще много лет служило синонимом любого неверного сообщения или лжи относительно алмазов — а, это просто Грегори! — в печальную память профессора, который счел крупнейшее в мире открытие месторождения алмазов просто кучей страусиного навоза.

Супружеская пара в канун Рождества 1932 года вернулась на такси в свой дом в лондонском Уэст-Энде. Разобрав покупки, они обнаружили один лишний пакет. Они развернули его и увидели кожаный футляр, набитый бриллиантами, изумрудами и рубинами. Добропорядочная чета отнесла находку в полицию, где ее оценили в 300 000 фунтов стерлингов — по сегодняшним ценам более двух миллионов. Прошло три дня, никто не заявлял о пропаже, и тогда полиция выследила владелицу, которая и не подозревала, что потеряла драгоценности. Ею оказалась Великая княгиня Ксения, бежавшая из России во время революции. Это была часть драгоценностей русской короны.

Водитель асфальтового катка очень гордился своим «уоки-токи», радиопереговорным устройством в его кабине. Как-то вечером, во время шторма, он передал в свою строительную контору: «Понедельник… ужасная погода… сегодня больше не могу… иду на вынужденную посадку». Той ночью над Бристольским каналом была проведена полномасштабная поисково-спасательная воздушная и морская операция в поисках разбившегося самолета. Корабли были подняты по тревоге, береговая охрана переведена на режим интенсивного наблюдения, созваны экипажи спасательных судов, самолет Королевского воздушного флота стоял наготове к вылету.

Мы поймали чудовище озера Лох-Несс

Уже более 1000 лет поступают сообщения о том, что кто-то видел знаменитое чудовище озера Лох-Несс. И вот в 1972 году специалисты сочли, что наконец поймали зверюгу.

Они не знали, что несколько недель тому назад экипаж британского грузового судна, перевозившего живых гигантских тюленей с Фолклендских островов в английский зоопарк, обнаружил одного из тюленей мертвым. Тело выбросили за борт. Оно попалось в сети рыбакам, и те шутки ради бросили его в Лох-Несс.

Там его и нашли зоологи, проводившие поиски чудовища. Специалисты упаковали этого 5-метрового 250-килограммового гиганта в лед, погрузили в микроавтобус и направились на юг, в Англию, чтобы объявить миру о своей находке.

Однако местные жители сообщили о действиях ловцов чудовищ в полицию, и всем полицейским машинам был передан по радио приказ: «Несси не должна покинуть Шотландию. Она принадлежит нам». Шлагбаумы были опущены, микроавтобус остановлен на мосту Форт-Роуд, и Несси конфискована полицией.

И только после широкой огласки выяснилась истинная природа этого существа.

Загрузка...