Велосипед судьбы

Глава 3. Два разных моря

– В первую очередь я прошу прощения, – сказал Даниил. – Я поступил плохо, я всё сделал неправильно, я дурак.

– Хорошее начало, – одобрительно кивнула Василиса.

– Ты очень на меня злишься?

– На тебя – нет. Немножко на себя, что повелась. А ты просто такой, как есть.

– Я не такой, как есть! То есть, конечно, такой, но не такой… Ой.

– Запутался?

– Да. Я хотел сказать, что у тебя создалось обо мне неверное впечатление из-за того, что я поспешил, ничего не объяснил и проявил неделикатность.

– Ничего страшного, именно такое впечатление у меня и создалось. Как о неделикатном и торопливом нелюбителе объяснений. Не вижу, что тут неверного.

– Васька, тебе говорили, что ты редкостная язва?

– Это сейчас была деликатность? Или объяснение?

– Это был комплимент. Ты мне нравишься, я хочу с тобой общаться. Вот, сказал прямо. Деликатно объяснил.

– Осталось понять, хочу ли этого я.

– А ты хочешь?

– Не знаю. Вчера утром хотела. Вчера вечером – нет. Сегодня – не уверена.

– В таком случае позволь мне поступить так, как следовало с самого начала. Пригласить тебя на прогулку к морю. Море находится в одном пустынном срезе, там сейчас лето, тепло, отличная вода и шикарный пляж. Просто искупаться. Там очень здорово. Я клянусь, что доставлю тебя обратно в любой момент по первому твоему слову и впредь ни за что не буду решать что-нибудь за тебя.

– Правда?

– Честное корректорское, век Дороги не видать!

– Мне очень хочется тебе поверить, – вздохнула Васька. – Наверное, тётя Симза правильно говорила, что я наивная.

– Ты наивная? Баграт сейчас лопнул бы от обиды! Он-то всем рассказывает про самую ушлую девчонку на рынке!

– Ладно, уговорил. Пойду отпрошусь у мамы и возьму купальник.

– Спасибо!

***

– Вась, ты уверена, что оно того стоит? – спросила мама.

– Ты же только что говорила, что Данька тебе нравится.

– Я не думаю, что он захочет тебя обидеть. Но Мультиверсум опасное место.

– Мам, я пересекла с полсотни срезов, меня преследовали военные, меня взяли на работу роботы, меня похитили рейдеры, меня везла под обстрелом безумная женщина верхом на бочке бензина. Я знаю, что Мультиверсум – опасное место.

– Ты считаешь, эта речь должна была меня успокоить? – удивилась мама.

– Она права, Свет, – сказал папа. Оказывается, он незаметно вошёл на кухню и всё слышал.

– В чём права, Иван?

– Мультиверсум – это теперь наша жизнь. Мы экипаж волантера, мы живём в доме на изнанке Центра, мы покупаем товары у Людей Дороги, мы скоро снимемся с якоря и отправимся в дальний поход. Надо привыкать к тому, что наши дети вырастут гражданами Мультиверсума.

– Ей всего пятнадцать!

– Василиса – умная и самостоятельная девочка, которая в свои пятнадцать видела и пережила больше, чем большинство взрослых за всю свою жизнь.

– Спасибо, пап!

– Это не делает её взрослой, – недовольно проворчала мама, но было видно, что она сдаётся.

– Мам, я буду очень осторожна, клянусь!

– Ну разумеется. Я прямо верю в это!

– Мам, посмотри на это с другой стороны. Я отпрашиваюсь всего лишь на велосипедную прогулку на пляж. Абсолютно житейская ситуация! А что маршрут пройдёт чуть-чуть необычным путем – тут папа прав, надо привыкать к Мультиверсуму!

– Ладно, езжай, что поделаешь. Однажды приходится смириться с тем, что дети вырастают.

– Один момент, – остановил направившуюся в лестнице дочь папа. – Хочу сказать тебе важную вещь.

– Да, конечно, пап.

– Не путай «мы тебе доверяем» с «нам всё равно». Мы будем за тебя переживать, какой бы ты ни была взрослой и умной. Всегда будем. Помни об этом, принимая собственные решения. Ты имеешь на них право, просто помни.

– Да, пап. Я вас очень люблю, – Василиса обняла родителей, прижалась к ним, как в детстве, и подумала, что хорошо быть просто дочкой, а не каким-нибудь там корректором, хотя синие глаза – это, конечно, красиво.

***

– Действительно, отличный пляж, – сказала Василиса.

– Я же говорил!

Море шикарное – прозрачное, тихое, тёплое. Берег покрыт тонким белым песком, плещется на мелководье небольшая волна, дальше обрыв в тёмную глубину.

– Отвернись, я переоденусь.

Надев купальник, Васька с разбегу плюхнулась в воду.

– Какой кайф! – сказала она плывущему рядом Даньке. – Мне очень не хватало моря. Мы, пока жили в Коммуне, выезжали два раза в год на две недели. Тоже пустой срез, там пансионат небольшой остался, его восстановили для отпусков сотрудников закрытой зоны. Но там пляж галечный и вода не такая прозрачная. И вообще скукотища. Мама загорала, папа ловил рыбу, а я только за братом присматривала. Но всё равно, море – это здорово!

– Я часто тут бываю. Тут хорошо и никого нет. Купайся сколько влезет. Говорят, что раньше, во времена волантеров, Дорога была открыта всем. Не нужны караваны и глойти, любой мог отправиться, куда хотел. Представляешь, живёшь ты где-нибудь на севере, пасёшь тюленей, или чем там люди занимаются. А вечером сел на велик – и к морю, купаться! И плевать, что это в другом мире…

– Не уверена, что тюленей надо пасти, – засмеялась Василиса, зависая в теплой воде. – Но идея мне нравится. Когда перед каждым открыт Мультиверсум, всякий может найти идеальное место для себя.

– Да, – серьёзно сказал Данька. – Я вот нашёл.

– Здесь?

– Нет, что ты. На море прикольно, но это просто пляж. Он быстро надоедает, потому что тут всегда одно и то же. А бесконечно купаться устают, наверное, даже дельфины.

– Не знаю, – Василиса погрузилась в воду по уши и зафыркала, как дельфин. – Я ещё не скоро устану, наверное. А что у тебя за место?

– Я устроил себе домик в одном красивом срезе. Наткнулся на него случайно и прямо как по башке шарахнуло: «Я хочу жить тут!» Там ничего такого особенного, на самом деле. Просто это моё место. Не знаю, почему.

– Покажешь?

– Ты серьёзно? Это в другом срезе.

– Да, я хочу посмотреть, если можно.

– Заметь, это ты предложила!

– А ты, можно подумать, совсем такого не ожидал, разжигая мое любопытство!

– Может быть, чуть-чуть, – сказал Данька. – Я никогда его никому не показывал.

– Ты, небось, всем девушкам это говоришь! – хмыкнула Васька, одеваясь.

– Нет, – ответил он, – у меня хреново получаются отношения. Ну да ты заметила.

– Это точно! – Васька засунула мокрый купальник в сумку и закрепила её на багажнике.

Данька просто натянул шорты поверх мокрых плавок.

– Поэтому я ещё раз спрашиваю, – ты действительно хочешь прокатиться со мной туда? Это недалеко, но несколько переходов сделаем.

– Да. Но только ненадолго, ладно? А то родители будут волноваться.

– Не успеют. Сейчас, когда мораториум сломан1, у моего среза отрицательный временной лаг к Центру.

– Что это значит?

– Пока там проходит час, в Центре – минут десять. Точнее сказать не могу, надо приборами мерить.

– Удобно!

– Ещё бы! Я туда ухожу, когда надо хорошенько выспаться или о чём-нибудь подумать.

Они сели на велосипеды, набрали скорость по влажному песку вдоль линии прибоя, Данька коснулся её локтя, и мир моргнул.

– Слушай, а почему велосипед? – спросила Василиса, когда они вкатились на высокий холм в срезе, состоящем, кажется, из одних возвышенностей. – Уф, давай передохнём.

Дорога ныряла вниз, поднималась вверх, и она, не выдержав, слезла с велосипеда, застонав от боли в ногах. Отвыкла, давно не каталась. А вот Данька как будто совсем не устал.

– А почему нет? С машинами столько хлопот! А я не курьер, которому нужна скорость, и не торговец, которому груз везти.

– Хотя бы электровел бы завёл себе. Чтобы в горку сам ехал. Если в него акк засунуть, то катись куда угодно!

– Это не очень хорошая идея. Акк – большая ценность, захотят отнять. А обычный велосипед никому не нужен. Он ничего не стоит, его можно бросить без сожалений, а в следующем срезе найти новый. До велосипедов везде додумались.

– Ладно, – вздохнула Васька, – продолжу формировать линию бедра, как тот продавец говорил.

– Потерпи, уже недалеко.

***

– Какое странное место! – сказала Василиса задумчиво.

Они вынырнули с Дороги на крутой просёлок, стекающий серпантином с гор к морю. Не к тёплому, зелёному и прозрачному, а к серому, неприветливому и холодному.

– Тебе не нравится?

– Пока не знаю. Для начала тут холодно.

– Тут всегда холодно. Погнали вниз, пока я к седлу не примёрз!

– А вот не надо было в мокрых шортах ехать! Погнали!

Они помчались вниз по гладкой, но извилистой дороге, выписывая колёсами петли серпантина. Холодный ветер свистел в ушах и выдувал из глаз слёзы, но это было весело. Разогнались так, что к концу спуска Василиса уже вовсю пользовалась тормозами, чтобы не улететь в кусты.

Внизу нашёлся небольшой деревянный дом, стоящий на сваях над линией прибоя.

– Завернись пока в плед, я сейчас разведу огонь, – сказал Данька замёрзшей девочке.

– Переоденься в сухое сначала! – ответила она недовольно. – Ну точно, как мой брат. Вы, мальчишки, все балбесы.

– Ладно, ладно, сейчас, не бухти! На вот тебе кофта, надень, – он кинул на диван серое флисовое худи.

Оказалось великовато, но уютно. Василиса завозилась, укрываясь пледом. От одежды пахло Данькой, и это было странно. Дома она часто таскала папины рубашки и свитера – просто так, ей нравилось ощущение. Как будто папа вокруг – его одеколон, его запах, его тепло. В Данькиной кофте было похоже, но иначе. Сложно объяснить, но опыт определённо волнующий.

Парень вернулся в спортивных штанах и шерстяной рубашке.

– Тут очень ровный климат, – сказал он, растапливая небольшую чугунную печку со стеклянной дверцей. – От плюс пяти до плюс десяти обычно. Правда, когда ветер с моря, то прилично прохватывает. И волну нагоняет такую, что дом трясётся.

– И тебе это нравится?

– Ага! Я могу часами валяться у печки, читать книжку и слушать, как волны бьют в берег. Мне нигде не бывает так уютно, как тут. А тебе совсем не нравится?

– Я ещё не решила, – Василиса с интересом оглядывалась.

Небольшая комната с ничем не отделанными дощатыми стенами. Простые застеклённые окна с одинарными рамами, диван, на который с ногами забралась она, кресло, в котором устроился Данька. Вдоль стен – книжные полки, явно самодельные, из нестроганых грубо обрезанных досок. На них много книг, самых разных. Многие корешки потерты и запачканы, некоторые выглядят слегка обгоревшими. Васька подумала, что Данька их явно не в магазине брал. А если и в магазине, то продавцов там уже много лет не было.

– У тебя удивительно чисто.

– Правда? Не задумывался.

– Я думала, все мальчишки – свинохрюшки, как мой брат, который, если его предоставить самому себе, ведет счастливую жизнь опоссума в мусорке.

– А девчонки – нет?

– Конечно, нет! У девчонок в комнатах всегда абсолютная чистота и идеальный порядок! По крайней мере, так говорит моя мама.

– И у тебя?

– А я – исключение. Поэтому ответного визита в мою комнату не будет. Мама называет её «Васькин хлевуар».

– Смешно.

– Обхохочешься. Ты книг по пустым срезам натырил?

– Да, в основном наугад. Открою посередине, прочитаю пару фраз, если чем-то зацепило – кидаю в сумку.

– И они все на русском?

– Ну да. Я немножко английский знаю, и альтери2, ещё пару языков, но читать предпочитаю по-русски.

– Слушай, а почему везде говорят по-русски?

– Далеко не везде, что ты. Просто ты общалась в основном с людьми дороги. Почти все, кто связан с Мультиверсумом, знают русский, точнее, как они его называют, «язык Коммуны3». Так повелось, что он стал языком сборщиков, контрабандистов и караванщиков. Но действительно, срезов с русским или похожими на него языками, довольно много. Я не знаю точно почему. Легенды утверждают, что на нём говорили Основатели. Но легенды – это легенды.

– А кто такие Основатели?

– А чёрт их знает, – улыбнулся Данька. – Нечто вроде демиургов, наверное. Говорят, в начале времён они проложили ту самую Дорогу, вокруг которой потом возник Мультиверсум. Это просто древние сказания, причём даже неизвестно чьи.

– А корректоры?

Парень замолчал и задумался.

– Ты удивишься, но я не знаю. С одной стороны – я корректор. Ирка – корректор. Твоя подружка Настя станет однажды корректором. С другой – никто толком не знает, что мы такое. Известно, как мы появляемся, но неизвестно, зачем и почему.

– И как же это происходит?

– Практически каждый срез – то есть, отдельный мир, входящий в Мультиверсум, – однажды приходит на грань коллапса. Почему? Неизвестно. Есть разные гипотезы. Самая популярная – коллапсы имеют антропогенную природу, то есть их вызывает деятельность людей. С ней согласны почти все исследователи. Но какая именно? Иногда в срезе черте-что – мировая война, геноцид, тоталитарный ужас, голод, мор и все такое, а коллапса нет. А иногда вроде все благополучно, а потом за две недели раз – и никого. Но начавшийся коллапс не всегда приговор срезу. Тебе интересно?

– Да, очень, – кивнула Василиса, – рассказывай, пожалуйста.

– Так вот, когда коллапс уже близок или только-только начался, какой-то ребёнок или подросток вдруг смотрит на себя в зеркало – а глаза у него стали синие.

Данька поднял очки и посмотрел на Василису.

– Почему именно он – неизвестно. У всех нас одно общее – большая личная беда. Как говорят в Школе: «Мироздание любит несчастных детей». Или наоборот, не любит, как посмотреть. Будущий корректор всегда доведён до полного отчаяния. Но почему именно он? В любом мире полно отчаявшихся детей, а синие глаза получает кто-то один. Вряд ли самый несчастный – когда мои глаза посинели, вокруг было полно ребят, которым ничуть не лучше. Но с этого момента он становится фокусом коллапса. Вокруг него начинает закручиваться воронка событий, ведущих к гибели среза. Он становится триггером негативных вероятностей. Что бы он ни делал – всё становится только хуже.

– Какой кошмар!

– Да, веселья мало. Но в этот момент и его и срез можно спасти – если ребенка убрать из этого мира, то коллапс с высокой вероятностью рассосётся сам собой. Но никто не понимает, что происходит. С началом коллапса срез как бы капсулируется, туда становится трудно попасть обычными путями и гораздо труднее из него выйти. Когда коллапс состоялся, мир раскрывается снова, но там уже никого, или почти никого, нет. Иногда выживают достаточно большие группы людей, но человечества как организованного социального феномена в срезе не остаётся. Что при этом происходит с фокусом коллапса – неизвестно. Об этом просто некому рассказать. Предполагаю, он погибает вместе со своим миром.

– Но ты же не погиб?

– Мне повезло. Меня вытащила в последний момент Аннушка. Она к тому времени уже разругалась со Школой и просто болталась по Мультиверсуму, придумывая себе занятия. В мой срез попала случайно, но, будучи обученным корректором, не смогла пройти мимо. Нашла точку фокуса – меня – и вывезла. Деликатностью она никогда не отличалась, поэтому ничего не объяснила, привезла в Центр, выкинула на пороге школы едва живого и умчалась, пока никто не спохватился. Что всё это значит, мне объяснили уже потом.

– Как странно, – сказала задумчиво Василиса. – Я случайно встречаю случайных людей, а они оказываются между собой связаны…

– Это не странно, – отозвался Даниил. – Мультиверсум – псевдослучайная структура. Как любой фрактал, развёрнутый из одной точки первособытия, он имеет множество неочевидных внутренних связей. Вокруг нас куда меньше случайного, чем кажется. А может быть, и вовсе нет. Если смотреть без очков, то я вижу часть этих структур. Для меня они выглядят, как просвечивающий сквозь мир чертёж. К сожалению, слишком сложный, чтобы я мог воспринять его целиком. Но ты в нём определенно присутствуешь!

– Не знаю, рада ли я этому.

– А нас никогда не спрашивают. Я тоже не испытывал ни малейшего желания становиться корректором, даже пытался несколько раз удрать из Школы. Меня никто не пытался поймать и вернуть, это не принято. Но я возвращался сам, каждый раз думая, что ненадолго. Вот только отведу очередного синеглазого малолетку, брошу на пороге и смоюсь… Ведь я его встретил совершенно случайно! А потом я понял, что ничего случайного в этом нет. Это именно то, для чего меня выбрал Мультиверсум, и, как бы я ни дёргался, окажусь не в том месте не в то время и встряну в очередную историю. Так не лучше ли действовать с открытыми глазами? Даже если на них очки. Но я верю в то, что однажды это закончится. И тогда я вернусь в этот дом на холодном берегу холодного моря, растоплю печку, возьму с полки книжку и останусь тут жить.

– Один?

– Как получится. Это только мечта. До сих пор, кажется, ни один корректор в отставку не вышел.

– И что с ними стало?

– А как ты думаешь?

– Можно я не буду об этом думать?

– Конечно. Это вовсе не твоя проблема. Но я хочу тебе кое-что показать, пойдём.

Даниил встал и протянул Ваське руку. Она взялась за его кисть и поднялась с дивана, удивившись, какая у него крепкая и сильная рука. Они вышли на небольшой, нависающий над морем балкон.

– Смотри.

Василиса окинула взглядом бухту, освещённую закатным солнцем. Оно опустилось ниже уровня висящих над берегом туч и подсвечивало их снизу переливами сизого багрянца, превратив море в подобие мрачного зеркала, в котором как будто отражаются тлеющие угли небесного камина.

– Как красиво! – восхитилась она. – Я, кажется, понимаю, что ты нашёл в этом месте. Здесь так… Величественно, пожалуй. Там, где мы купались, тоже красиво, но там попсовая, потребительская красота. Красота для людей, как в рекламе турфирмы. А здесь все само по себе, можно только смотреть. Не море для купания, а просто море. Огромное, суровое и красивое не для нас. Просто красивое.

– Ты офигенно всё понимаешь! Спасибо. Я немного боялся показать тебе это место. Вдруг ты бы пожала плечами и сказала: «Ну и что ты в нём нашёл?» Но ты поняла.

– Наверное, корректору нужно именно такое. Нечеловеческое и прекрасное. Огромное и спокойное. Не для людей, которые однажды всё испортят.

Они стояли, касаясь плечами у деревянного ограждения балкона и смотрели на садящееся солнце. А потом как-то одновременно повернулись друг к другу и соприкоснулись губами.

Василиса никогда раньше не целовалась. Данька тоже не казался опытным. Но это было… Очень волнующе.

– Посмотри туда, – шепнул он, когда у них кончилось дыхание и они остановились.

– Куда?

– Вон, на тот мыс, видишь?

– Похожий на полощущего что-то в воде енота?

– Точно! Так его и назову – Мыс Енота! Смотри на его край. Сейчас должен появиться…

Из-за чернеющего на фоне гаснущего в море заката мыса показался силуэт корабля. С острым, наклоненным вперёд носом, скошенной назад ходовой рубкой, просвечивающими панорамными стёклами пассажирского салона. Остальное на таком расстоянии не разобрать.

– Похоже на большую яхту. Здесь есть люди?

– В том-то и дело, что нет! Я бы почувствовал. Но каждый вечер, в один и тот же час, бухту пересекает корабль.

– Наверное, автоматический беспилотник. Людей, которых он перевозил, давно нет, но он продолжает наматывать свой бессмысленный маршрут…

– Может быть. Я не знаю.

– Ты никогда не пытался выяснить?

– Я решил, что у этого места должна быть своя тайна. Однажды, когда мы окончательно спасём Мультиверсум, и всё закончится, я притащу сюда надувную лодку с мотором, подкараулю этого «Летучего Голландца» и возьму на абордаж! А до тех пор пусть остаётся таинственным силуэтом на горизонте.

– Я понимаю. Хотя я бы, наверное, не выдержала. Я очень любопытная!

– Ты очень классная, – сказал Данька, и они снова поцеловались.

В голове у Василисы при этом было пусто, звонко, горячо и лопались маленькие цветные фейерверки. А потом Данька отстранился, скривился и сказал:

– Ой, как же не вовремя! – он щёлкнул по широкому браслету на руке, там откинулся крохотный экранчик. – Меня вызывает Школа.

– Что-то случилось?

– Пока не знаю. Это надёжный, но очень медленный способ связи. Придётся подождать подробностей. Как раз успеем собраться.

– Нам пора ехать?

– Скорее всего, да. Никто не будет отправлять сообщение по струнам дорожного фрактала, чтобы просто сказать «привет». Хочешь чаю?

– Нет. Скорее наоборот.

– В смысле? Ах, да. Туалет за той дверью.