Их велосипеды доставили по приказу Роланда прямо в особняк.
– Вы сделали всё, как я просил? – переживал Данька.
– Да, молодой человек. Мой посланник передал ваши извинения за отсутствие на прощании со Штефаном, оплатил кремацию по высшему разряду и купил самый дорогой венок, который нашёлся в том нищебродском крематории. Это всё?
– Да, мы вас покидаем и забираем девочку.
– У вас получится её уговорить? Она довольно… упрямая особа.
– Мы очень постараемся, – ответила Василиса.
Одри больше не хотела убивать. Но жить она не хотела тоже.
– Во мне сегодня что-то сломалось, – сказала она.
– Оно сломалось раньше, – ответила Васька. – Сегодня ты это наконец почувствовала.
– Вы правду говорите, что если я тут останусь, то все умрут?
– Правду.
– Меня так часто обманывали… Я всем для чего-то нужна, мне все говорят неправду. Я хочу вам верить, но у меня плохо получается.
– Давай поступим так, – очень серьёзно сказал Данька. – Ты пойдёшь с нами, и я покажу то, что тебя убедит.
– А если оно меня не убедит?
– Мы вернём тебя назад.
– Честно?
– Да. Это будет очень глупо и опасно, но я клянусь, что сделаю, если ты так решишь.
– Мне кажется, ты говоришь правду, – неохотно признала Одри, просвечивая Даньку синими прожекторами глаз. – Ладно, покажи мне то, что хотел. Но я не умею ездить на велосипеде. У родителей вечно не хватало денег, чтобы мне его купить…
– Я повезу тебя сам, на раме. Ты лёгкая.
Двор особняка достаточно просторный, чтобы устраивать там кольцевые велогонки, не то что просто прокатиться.
– Надеюсь, я принял верное решение, отпуская вас… – сказал с сомнением Роланд. – Идея ехать по городу зимой на велосипедах кажется мне довольно дурацкой.
– Буквально через несколько секунд вы поймёте, что мы знаем, что делаем. И если увиденное вас убедит, то вы, возможно, примете во внимание и мой совет.
– Какой?
– Заканчивайте ваше противостояние. Этот мир слишком близок к системной катастрофе. Даже не самый выгодный компромисс лучше.
– Я, уж простите, как-нибудь сам разберусь. Но обещаю подумать над вашими словами.
– Большего я и не прошу. Вась, ты готова? Держись рядом. Поехали!
Данька подсадил Одри, усевшуюся на раму боком, покатил к воротам ограды особняка, но, набрав скорость, коснулся локтя едущей рядом Василисы – и они оказались в странном туманном ничто, называемым Дорогой.
– Как тут красиво! – восхищённо закричала Одри. – Никогда не видела такой красоты! Как будто я внутри самого дорогого и сложного на свете конструктора!
Василиса огляделась – они по-прежнему едут в тумане, где видно только десяток метров дороги вперёд и назад и смутно просматриваются тёмные обочины. Данька, заметив её недоумение, пояснил:
– Мы можем видеть структуры Мультиверсума. Отсюда, с изнанки Мироздания, они особенно хорошо видны. Внимание, сворачиваем и выходим, держись рядом.
Василиса увидела, как на обочине обозначился съезд, они свернули, мир моргнул, зажглось солнце.
– Лето! – сказала удивлённо Одри. – Тут лето. Как это может быть?
– Мы в другом мире. Я же тебе говорил. За тем холмом – море. Ты когда-нибудь видела море?
– Нет, что ты! Отдыхать на море – это для богатеньких. Мы только на городской пляж ходили, но там мусор и вода плохо пахнет.
– Тогда ты просто обязана его увидеть! Пойдём.
***
Решительная Одри моментально разделась и без малейшего смущения плюхнулась в тёплую воду голышом. Василиса подумала, что у них, может быть, так принято. В конце концов, она совсем ребёнок. Сама она порадовалась тому, что её купальник так и остался в закреплённой на багажнике сумке. Он, кажется, даже до сих пор чуть-чуть влажный, хотя намок совсем в другом море совсем другого мира.
Они с Данькой синхронно отвернулись, переодеваясь, и тоже плюхнулись в прибой на мелководье.
– Я об этом мечтала, спасибо, – серьёзно сказала Одри. – Теперь и умирать не так жалко. Скажу маме и папе, что в настоящем море купалась! Пусть завидуют! Как вы думаете, там море есть?
– Где? – растерялась Василиса.
– Ну, там, куда люди после смерти попадают? Я бы хотела, чтоб было. Оно даже лучше, чем я о нём думала. Такое огромное и такое ласковое!
– Я не знаю, куда люди попадают после смерти, – сказал Данька. – Никто не знает. Ведь никто не вернулся, чтобы рассказать.
– Наверное, там так хорошо, что никто не хочет возвращаться. Или сразу про всё забывают. Это было бы правильно – зачем им помнить про то, что они умерли? Но мои родители меня ждут и помнят. Они обещали. Как вы думаете, если я умру тут, а не дома, то мы встретимся?
– Я думаю, если такое место есть, то оно одно на всех. Ведь люди везде одни и те же, – ответила Василиса.
– А вы думаете, что такого места нет? Мне мама говорила, что многие люди не верят, что после смерти что-то есть. Но я знаю, что есть. Потому что не может быть, чтобы не было – как я тогда родителей увижу?
– Я думаю, что нет, – тихо сказал Данька. – Я бы не хотел, чтобы после смерти всё продолжилось. Должно быть место, где ставится точка, и слово «Конец», иначе ни в чём нет смысла.
– А думаю, что есть, – возразила Василиса. – Я не хочу, чтобы конец. И не хочу, чтобы близкие уходили навсегда. Я знаю, что Мирозданию плевать на мои желания, но если можно выбрать для себя посмертие, то пусть там что-то будет. Пусть там будут мама с папой, Лёшка, даже кот пусть будет. Ну и все хорошие люди, ты, например. А если это не так, то я всё равно не узнаю.
– Ты права, наверное, – сказал Данька. – А я просто очень устал от всего. Иногда мне кажется, что мне лет тыща, просто я всё забыл. Забыть – забыл, а усталость осталась. Не мог же я за семнадцать лет так устать жить?
– Дань, – осторожно спросила Василиса, воспользовавшись тем, что Одри отбежала поплюхаться достаточно далеко, чтобы их не слышать. – А что, у всех будущих корректоров всё так плохо в жизни сложилось? Ну, как у Одри?
– У всех, – кивнул он. – Мироздание отчего-то любит несчастных детей. Фокусом коллапса ребенок становится в момент боли и отчаяния, но почему именно он? Неизвестно. Может, нужна предрасположенность. А может, просто так.
– У тебя было так же плохо, как у неё?
– Нет, Вась. У меня было хуже.
– Эй, русалка белобрысая! – крикнул он Одри, вставая. – Вылезай! Пора ехать дальше!
***
– Что здесь случилось? – испуганно спросила Одри.
Они катятся на велосипедах между застывших на шоссе рядов машин. Четыре ряда в одну сторону, четыре – в ту же самую, хотя и через разделитель. Видимо, всем очень нужно было туда и никому – обратно. Восемь рядов стоящих бампер в бампер автомобилей. Они уже успели сильно запылиться, но ещё не успели проржаветь: колёса сохраняют форму, стёкла прозрачны. «Год, не больше, – прикинула Василиса. – Если аккумулятор зарядить, заведутся». Но люди, оставшиеся внутри салонов, не будут их заводить. Они выглядят так, как будто это мумии, вынутые из египетских пирамид и смеху ради засунутые в современные костюмы.
– Его звали Питер, – сообщил Данька, ссаживая девочку с рамы и ставя на асфальт.
– Кого?
– Мальчика с синими глазами, катализатора коллапса. Он не был похож на тебя, Одри. Он был старше, ему исполнилось шестнадцать. Он вырос в очень богатой семье, владеющей половиной промышленности страны, и с детства ни в чём не знал отказа. Он учился в лучшей частной школе, занимался спортом – выездкой. У него была своя лошадь, очень красивая, её звали Беллой. Его любили родители. Он был счастливым ребенком. А потом вдруг всё сломалось – его отца застрелил какой-то безумец. Отец занимался производством оружия. Его многие ненавидели, считая, что он наживается на войнах. Отчасти они были правы, но на войнах всегда кто-то наживается, а Питер своего отца очень любил. Мать, красивая, но очень нервная женщина, не выдержала стресса, тяжело заболела и практически сошла с ума, став бледной тенью самой себя. Мальчик стал владельцем огромного и очень конфликтного бизнеса. Им пытались манипулировать недобросовестные опекуны и попечительский совет, на него давили, но он держался. Питер, несмотря на безоблачное детство богатого наследника, оказался очень упорным и волевым парнем. Он продолжал дело отца, он профинансировал частное расследование его убийства, потому что подозревал, что это был не случайный сумасшедший. Детективы нашли ниточки, ведущие от стрелка к деловым партнёрам отца, осталось только найти доказательства, но они почувствовали опасность и решили его напугать.
Питер, как и полагается юноше шестнадцати лет, был влюблён. Совершеннейший мезальянс – ему очень нравилась дочь конюха, которая ухаживала за лошадьми в клубе верховой езды. Прелестная добрая девушка, в неё трудно было не влюбиться.
– Красивая? – спросила Одри. – Ты её видел?
– Нет, но я видел её фото у Питера. Красивая, на Василису немного похожа.
Одри внимательно посмотрела на Ваську, как бы оценивая, достаточно ли она хороша, чтобы в неё влюбился какой-нибудь юный миллионер. Кивнула, видимо, оценив положительно. Василиса покраснела.
– Она не знала, что Питер в неё влюблён, он никогда не показывал ей свои чувства.
– Почему?
– Потому, что он миллионер, а она дочь кучера. Это поставило бы её в ужасно неловкое положение. Все говорили бы, что он её купил.
– Какая глупость! – возмутилась Одри.
– Увы, так бывает. Общество часто устроено не самым лучшим образом. Что бы сказали у вас, если бы голубоглазый полюбил черноглазую и женился на ней?
– Некоторые говорили бы плохо, ты прав.
– Вот видишь. В общем, он так ей и не признался, но нашлись люди, которые догадались о его чувствах. Это несложно заметить со стороны. Девушку похитили и выставили ему требования.
– Какие?
– О больших деньгах и очень серьёзных уступках, подробности не так важны, да я их и не знаю. С деньгами он бы расстался, их всегда можно заработать ещё, но пришлось бы отказаться от того, на что положил жизнь его отец – отдать ключевые патенты и разработки, причём людям, которые могли ими воспользоваться не лучшим образом. Компания его отца занималась производством оружия и была близка к научному прорыву. Питер тянул время, надеясь на то, что его детективы найдут девушку, и они нашли. Но опоздали. Она… Очень нехорошо погибла. Когда детективы доставили Питеру подробный отчёт с фотографиями, он не выдержал. Вряд ли он был самым несчастным подростком этого мира, но чувство вины за то, что случилось с девушкой, не перенёс. Он стал фокусом коллапса, глаза его посинели.
Одри слушает с горящими глазами, как будто Данька рассказывает сказку. Они неторопливо идут по шоссе, ведя велосипеды руками, и девочка так увлеклась, что не смотрит на страшное содержимое застывших в вечной пробке машин. А вот Ваське очень не по себе, ведь это совсем не сказка, а события, которые в конце концов, убили всех этих людей.
– Что было дальше? – требует продолжения Одри.
– Когда я сюда добрался, всё ещё можно было спасти. Новое оружие было готово и испытано, результаты ужаснули даже его создателей, но несколько опытных образцов – это не массовое производство. Да и производство не означает немедленного применения. Люди постоянно придумывают всякие ужасные способы убить друг друга, но это не всегда приводит к концу мира. Мальчика с синими глазами можно было забрать, и кризис с высокой вероятностью рассосался бы.
– Но ты его не забрал? Почему?
– Питер отказался уйти со мной.
– Он тебе не поверил? Ты не смог его убедить?
– Хуже. Он поверил, но решил, что мир должен погибнуть.
– Но почему! – возмутилась Одри.
– Питер сказал, что мир, который так поступил с теми, кого он любил, не достоин жить. Думаю, на самом деле считал он себя виноватым в смерти девушки. Настолько виноватым, что не смог перенести вины. Где-то в глубине души ему казалось, что уничтожение мира сотрёт его вину, потому что сотрёт вообще всё. Как будто отменит случившееся.
– Как глупо!
– Да, люди не всегда мыслят рационально. Особенно когда им очень больно.
– Я знаю. Я поняла, зачем ты мне это рассказываешь. Я не такая маленькая и глупенькая, как ты думаешь. И что было дальше?
– Не знаю, Одри. Он заставил меня уйти. Сказал, что иначе убьёт меня. У него была возможность это сделать. А когда я вернулся, здесь уже было так. Может быть, сработало новое оружие. А может быть, какое-то другое оружие, которое использовали, чтобы не дать использовать то самое. Спросить уже было не у кого.
– Питер тоже погиб?
– Наверняка. Никто не знает, что происходит в момент коллапса с носителем его фокуса, потому что об этом некому рассказать. Но никто не видел пережившего коллапс синеглазого.
– Надеюсь, он теперь со своими родителями и девушкой. Я думаю, она его простила, ведь он не хотел, чтобы с ней такое случилось. Простила, он рассказал, как её любит, и теперь они вместе катаются на лошадях там, где никому нет дела до того, что он был миллионером, а она дочерью конюха.
– Давай будем думать так, Одри, – вздохнул Данька. – Мне нравится такое окончание истории, а то уж очень она печальная. Поехали?
– Обратно на море?
– Нет, нам в другую сторону.
– Ну-у-у…
– Но мы можем заехать по пути на другое море, хочешь?
– Хочу!
***
«Другое море» оказалось не таким теплым, погода хмурится, по воде бежит рябь, ветерок довольно свежий. Берега тут зашиты в гранит, к воде спустились по лестнице.
– Странно, я думала набережные только в городах бывают – удивилась Василиса.
– Чего только не случается в Мультиверсуме, – пожал плечами Данька. – Может, тут прогулочный теплоход, например, приставал, туристов привозил. А дальше они садились на автобус и катили к местным достопримечательностям. Вот, смотри – тумбы. Когда сюда подходил пароходик, на палубу выбегали матросы и крепили за них причальные концы.
– Пьяные матросы? – развеселилась Василиса.
– В драбадан! – поддержал её Данька.
Что нам делать с пьяным матросом,Что нам делать с пьяным матросом,Что нам делать с пьяным матросом,Этим ранним утром?
– запели они хором.
Может быть, нам обмотать его тросом,Дать по башке железным подносом,Чтобы он стал просветлённым даосом,Этим ранним утром?
Одри, несмотря на прохладу, разделась и, радостно взвизгнув, плюхнулась в воду.
– Вода тёплая! – объявила она, отфыркиваясь. – Снаружи холоднее!
– Не перекупайся, простынешь с непривычки, – заволновалась Василиса. Девочка совсем чуть-чуть старше брата, Лёшки. Сработал рефлекс «старшей сестры».
– Я ни одного моря не пропущу! – заявила Одри. – Даже если там льдины будут плавать! Море – это самое главное! Если бы было можно, я бы на море поселилась.
– Можно, – улыбнулся Данька, – я вот поселился.
– Это правильно, – сказала девочка и нырнула.
– Хоть что-то хорошее мы для неё сделали, – вздохнула Васька. – Мне её так жалко. Бедный ребенок.
Одри стремительно вынырнула, и тут же вылезла на гранит набережной, обняла себя худыми руками и задрожала.
– Замёрзла? – Василиса кинулась вытирать голую девочку полотенцем. – Я же говорила!
– Я не замерзла. Я испугалась. Там на дне корабль лежит, а на нём скелетов целая куча. Бр-р-р. Тут тоже все умерли, да?
– Скорее всего, – подтвердил Данька.
– А почему? Ты тоже кого-то не уговорил?
– Нет, я тут никогда раньше не был. Я не могу успеть везде.
– Ты что, один… Как это называется?
– Это называется «корректор». Нет, я не один, но нас мало. Слишком мало для Мультиверсума. Куча миров погибает из-за того, что мы туда не успели. Вот, может быть, ты поможешь.
– Я? А что я?
– Ты можешь стать корректором и спасти не один мир, а много. Ты же хотела быть Спасительницей? Это единственный способ для таких, как мы.
– И что для этого надо?
– У нас есть специальная школа. Она так и называется «Школа корректоров». Там учатся дети с синими глазами.
– Наверное, это здорово, – сказала задумчиво Одри. – Хотя в моей школе мне не очень нравилось. То есть, сначала нравилось, а потом туда набрали черноглазых, они всё время хулиганили и меня обижали.
– У нас никто никого не обижает, уж это точно, – успокоил её Данька. – У нас отличная школа.
– А ты там будешь?
– Буду появляться, когда не спасаю очередной мир.
– Ух, это прозвучало круто! Получается, что ты настоящий герой?
– Я просто корректор. Накупалась? Поехали дальше?
– Знаешь, – серьёзно сказала Одри, – я поняла, что ты мне хочешь показать. Миры, где ты не справился, где тебя не послушались, и всё кончилось плохо. Чтобы я тебя послушалась, и всё не кончилось плохо у нас. Ведь ты обещал меня вернуть, если я потребую, так?
– Да, примерно так.
– Я не дурочка. И на скелеты я уже насмотрелась. Я не буду проситься назад. Лучше покажи мне мир, где у тебя получилось. Любой. А то мне начинает казаться, что ваш Мультиверсум – просто огромное кладбище.
– Договорились, – улыбнулся Данька. – Одевайся.
***
– Как-то здесь… Обыкновенно, – сказала разочарованно Одри.
Городская улица, едут машины, идут люди, работают магазины. Никто не обращает внимания на двух подростков и ребёнка, сидящего на раме велосипеда.
– А ты чего ожидала?
– Ну… не знаю. Чего-то.
– Ты просто не знаешь, насколько редкой стала в Мультиверсуме вот такая «обыкновенность». Хочешь мороженого?
– Хочу! А что это?
– Сладкая холодная еда. У вас разве нет?
– Может, у богатых есть. Мне-то почём знать? Моя мама делала кукол, мой папа водил грузовик – пока в водители не набрали черноглазых. Тогда он остался без работы. В продуктовых наборах для бедных никакого «мороженого» не было.
– Тогда тебе точно стоит попробовать.
Они зашли в небольшое кафе и сели за столик у окна. Велосипеды поставили в специальную стойку у входа.
– Их не украдут? – с опаской спросила Одри.
– Здесь? – рассмеялся Данька. – Ну что ты! Его Величество Степан Четвёртый не одобряет воровства. А чего не одобряет Его Величество – того и быть не может.
– Тут есть король? – удивилась Васька.
– Бери выше – император!
– И его зовут Степан?
– Его зовут «Ваше Императорское Величество». Но по имени он Степан Степаныч, почему нет?
– Мне казалось, что императоров должны звать как-нибудь более пафосно. Ну, там, Октавиан Август или Карл Великий.
– О, Степан Степаныч вполне велик, не сомневайся. Метр девяносто восемь, насколько я помню. И в плечах как четыре меня. Мастер гиревого спорта.
– Да ты, я вижу, поклонник монархии? – засмеялась Василиса.
– Одной конкретной династии, – отмахнулся Данька. – Так получилось.
Девушка-официантка, она же, видимо, владелица кафе, принесла меню и, отойдя за стойку, принялась сверлить их взглядом. Васька подумала, что они действительно выглядят подозрительно – встрёпанные, чумазые, в запылённой мятой одежде. А вдруг сопрут сахарницу и сбегут? Ах да. Император же не одобряет.
– Тебе какого мороженого? – спросил Данька у Одри.
– А какое бывает?
– Всякое. Тут есть клубничное, ванильное, шоколадное, банановое… Знаешь, что? Закажу тебе ассорти.
– Это как?
– Это когда каждого по чуть-чуть. Сок будешь?
– Буду. Только не спрашивай какой! Любой буду!
– Договорились. А ты что будешь, Вась?
– Мне чай. И пирожное. У тебя есть местные деньги? Нам хватит?
– Хорошо, что напомнила, сейчас посмотрю, сколько…
– Не надо денег, – оказывается, официантка тихо подошла и стоит рядом. – Но если вы распишетесь на меню, я вставлю его в рамочку и повешу на стену. Простите, если моя просьба показалась вам чрезмерной наглостью, принц.
– Ну что вы… – Данька посмотрел на нагрудный бейдж. – …Анджела. Ничуть. Но вам придётся дать мне ручку.
– Принц? – спросила Одри завороженно. – Настоящий?
– Нет. Приёмный. Без права наследования. Просто почётный титул.
Официантка принесла ручку и, кажется, перестала дышать, пока Данька выводил крупными буквами поперёк перечисления кондитерки: «Прекрасной Анджеле и её замечательному кафе, с благодарностью за завтрак – принц Даниил».
– Я сейчас распла́чусь! – сказала официантка и действительно шмыгнула носом. – Считайте, что у вас и ваших гостей пожизненный абонемент. Что вам подать?
– Мороженое-ассорти, стакан мангового сока, чай на двоих, вот это пирожное, и мне кусок яблочного штруделя.
– Сию минуту! – Анджела унеслась на кухню.
– Простите, не думал, что меня узнают, – сказал Данька. – Я тут давно не был.
– А как становятся принцами? – спросила Одри.
– В общем случае – надо родиться у короля и королевы. Но это не про меня.
– А как ты стал принцем?
– Спас принцессу. Это давняя история, я думал, все забыли уже.
– Кино же вышло! – сказала официантка, принесшая большую чашу, полную разноцветных шариков мороженого. – Ваше ассорти, юная леди!
Она поставила посудину перед Одри и указала рукой в окно:
– Вы разве не заметили?
На стене дома напротив огромный рекламный экран, на котором крутится ролик:
«Смотрите в кинотеатрах! Новейший блокбастер «Судьба принцессы Ольги»! Драматическая история великой любви и низкого коварства, благородства и предательства! Великолепные спецэффекты! В главных ролях – сами герои! Потрясающая достоверность внешности, восстановленной по подлинным видеозаписям времён Большого Кризиса!»
Надписи сменились видеонарезкой – видимо, из самого фильма. Рыжая, как огонь, синеглазая красавица смотрит в такие же синие глаза Даниила, их губы сближаются… И кадр сменяется какой-то перестрелкой, где Данька, в неизменных тёмных очках, палит, закусив губу, из огромного револьвера. Потом что-то взрывается, куда-то мчатся какие-то машины, широкоплечий накачанный бородач в тонкой короне на высоком лбу протягивает руки вслед уходящей в закат рыжеволосой фигурке, потом он же, уже в каком-то официальном наряде, прижимает к необъятной груди Даньку, вручает ему какие-то регалии… И снова бегущий текст: «Смотрите в кинотеатрах!»
– Боже, какой кошмар, – с чувством сказал Даниил.
– А у вас правда была такая любовь, – замирающим голосом спросила Анджела, – с принцессой Ольгой? И у вас…
– О господи! – воскликнула она, уставившись на Одри. – Её глаза! Как я сразу не догадалась! Это же ваша дочь! Дочь принцессы Ольги! Божемой, божемой, божемой, все просто умрут, когда я это расскажу! Да я цены подниму в десять раз – и всё равно очередь будет отсюда и до кольцевой дороги! У меня в кафе была дочь принца Даниила и принцессы Ольги!
– Анджела! – укоризненно сказал Данька.
– Да киношники мне… Да я… Да все… Божечки, божечки, я сейчас умру!
– Никакая я ему не дочь, – недовольно сказала Одри, но её никто не услышал.
– Анджела! – сказал парень громче. – Послушайте меня!
– О нет! – девушка испуганно прижала руки к груди. – Только не запрещайте мне! Я не посмею ослушаться запрета принца, но я же лопну, если никому не расскажу! Взорвусь и разлечусь на кучу маленьких Анджелок! Это слишком жестоко, принц Даниил, вы не можете так со мной поступить!
– Анджела, – вздохнул он. – Пять минут помолчать вы сможете? Не взорвётесь?
– Пять минут? Очень постараюсь!
– Скажите мне, когда был Большой Кризис?
– Три года назад. Как раз в честь трёхлетия сделали фильм.
– Сколько, по-вашему, этой девочке?
– Ну, лет восемь?
– Десять! Мне десять! – сердито сказала Одри.
– И вас ничего не настораживает в этих цифрах?
– А что? Ах да… Действительно, она не может быть вашей дочерью…
– Мне было четырнадцать, киношники сделали меня взрослее. Ольге было семнадцать. Не было между нами никакой «истории великой любви». Никаких взрывов и погонь тоже не было. И если бы я попытался выстрелить из такого револьвера, – Данька показал на экран, где как раз повторялся этот кадр, – то переломал бы себе руки. У него же отдача, как у гаубицы. Анджела, это просто кино! Они синтезировали мою внешность по записям с камер наблюдения, но это не я, и настоящая история была совсем не такая драматичная.
– Как скажете, принц Даниил, – вздохнула Анджела. – Кино значит кино. Сейчас принесу вам чай и пирог.
Но Василисе показалось, что Данькина речь её не переубедила.
– Очень вкусное мороженое, – сказала Одри. – А где здесь туалет?
– Я думаю, что за дверью с надписью «Туалет», – показала пальцем Васька.
– Ой, не заметила. Скоро вернусь, – девочка слезла с высокого стула и направилась к заветной двери.
– Так ты тут народный герой? – спросила Василиса. – Про тебя кино снимают? А памятник тебе на главной площади стоит?
– Ох, надеюсь, что нет! Там, вообще-то, конная статуя Степана Первого Основателя всегда стояла. С саблей.
– А может теперь там ты? Тебе пойдут конь и сабля, мне кажется…
– Вась, не надо глумиться. Мне и так крайне неловко. Понятия не имею, почему Император допустил на экраны эту чушь… – он махнул рукой в сторону окна. – Ты только не подумай, что я притащил вас сюда специально, чтобы вот так нарисоваться. Я был уверен, что меня все благополучно забыли за три года. Да и забыли бы, если б не кино… И у меня правда ничего не было с Ольгой! Клянусь! Она была на три года старше и настоящая принцесса, а я просто мелкий самоуверенный не по годам корректор. Да и обстоятельства не располагали к романтике – выжили мы буквально чудом.
– Я хочу услышать эту историю! – заявила Василиса.
– А что услышала я! – Одри вернулась из туалета, хихикая. – Там отличная слышимость с кухни, а на кухне телефон.
– И что?
– Анджела кому-то рассказывает, что ты тут инкогнито с дочерью принцессы Ольги, которая стала старше благодаря твоему колдовству. И вы прибыли, чтобы официально сделать её – то есть меня – принцессой. И что Анджела готова кому-то это рассказать за какие-то там деньги. Кажется, очень большие, потому что они торгуются. Кстати, а что полагается принцессам? Может, мне согласиться?
– Принцессам тут полагается пятнадцать лет непрерывной дрессировки, а потом династический брак с кем укажут. Ольгу не пришлось долго уговаривать.
– Ладно, тогда я, пожалуй, не буду претендовать на престол.
– Император Степан будет очень тебе благодарен. Ну что, поели? Поехали отсюда, пока на экраны не вышел фильм «Одри, тайная наследница».
– Уверена, он соберёт в прокате миллионы! – засмеялась Василиса.
Когда они вышли из кафе, рядом с визгом тормозов остановились три огромных чёрных микроавтобуса.
– Принц Даниил! – сказал выскочивший из переднего человек в строгом костюме. – Вас желает видеть Император!