Вендетта

ГЛАВА 18 ВЕНДЕТТА

Под громкие крики Скай проваливался в темноту; и теперь первое, что услышал, очнувшись, — истошные вопли. Поначалу он подумал, что проснулся от собственных криков. Криков, полных ужаса от всего пережитого. Он еще ощущал вкус горячей крови, чувствовал, как мягкая плоть пульсирует под клыками, и все его существо трепетало от избытка внушающей страх, жуткой и в то же время бодрящей силы человека, обратившегося в зверя.

Но орал не он. Несколько раз моргнув, Скай открыл глаза — и увидел не кровь в лунном серебре, а яркий неоновый свет и белые простыни. Возле кровати сцепились две старые женщины — одна слепая, другая лысая.

Они шумно боролись, и было очевидно, что Паскалин Друэ и Эмилия Фарсезе убили бы друг друга, если б сумели.

Возможно, дело бы до этого и дошло, будь у них больше времени. Как-никак обе женщины были в преклонном возрасте, у одной или у обеих вполне могло отказать сердце, или же они бы поскользнулись на линолеуме, и хрупкие кости сломались бы от удара о металлическую кровать или об пол. Помешала медсестра, ворвавшись в самую гущу схватки и принявшись разнимать противниц. На помощь ей прибежал санитар, и наконец драка прекратилась, а разошедшихся не на шутку старушек растащили в разные углы палаты, словно боксеров на ринге. Несмотря на то что их крепко держали, Паскалин и Эмилия отчаянно вырывались, изрыгая проклятия.

— Бабушка! Бабушка! — закричал Скай.

Паскалин наконец повернулась к нему, не переставая осыпать противницу оскорблениями. Лысая голова блестела от пота. Глаза, пылающие ненавистью, не видели юношу.

— Бабушка! — снова позвал он, щелкая пальцами.

Женщина сосредоточила на нем взгляд.

— Внучек, — произнесла она, а затем указала в другой конец палаты. — Наш враг, Фарсезе…

Сказано это было по-английски, но тут же женщина снова перешла на корсиканский и закричала что-то высоко и пронзительно. Эмилия, несколько успокоившись в руках санитара, не замедлила с ответом.

Мужчине все это надоело, он подхватил Эмилию под руки и потащил к двери. Старая Фарсезе махала руками и ногами, и медсестра, отпустив Паскалин, поспешила на помощь коллеге. Вопли стихли, только когда за ними закрылась дверь в дальнем конце коридора.

Скай обратил внимание на соседнюю койку. Она была пуста, и простыни свернуты.

— Где Джанкарло? — спросил он.

Бабушка отдышалась и наконец ответила:

— Его нет.

— Давно?

— Не знаю. Я пришла навестить тебя, а она уже была здесь. Фарсезе!

Паскалин наклонилась и плюнула на пол.

Скай снова посмотрел на кровать. Возле нее стоял небольшой чемодан. Поверх него лежала кожаная куртка, разорванная во многих местах придорожным гравием.

Указав на вещи, Скай произнес:

— Это его.

— Может, умер, — пробормотала бабушка. — Оно и к лучшему.

— Зачем же так? Он ведь лишь кузен Фарсезе.

— Все равно он из этой проклятой семейки.

Скай покачал головой. Ненависть пожилой женщины не знала границ. Тем не менее, удивляясь силе ее неприязни, Скай чувствовал, как внутри шевелится что-то похожее и откуда-то из самых глубин к горлу подкатывает звериный рык. Ощущение было совершенно чужим, и он попытался ухватиться за что-нибудь более привычное, более нормальное.

— Моя рука, — сказал Скай, поднося ее к лицу.

Как он заметил, повязки поменяли на более легкие, марлевые.

— Она не так сильно болит.

Паскалин повернулась к внуку, и взгляд ее наконец смягчился.

— Когда я пришла, сестра как раз ввела тебе новую дозу болеутоляющего. Через это. — Она показала на капельницу.

— А сеточка? — Он поднял руку и поморщился. — Ее надевают перед операцией?

Паскалин, прищурившись, уставилась на внука.

— Скай, тебе сделали пересадку неделю назад.

— Неделю? — недоуменно переспросил он. — Но я не помню…

— Ты спал все это время. Врачи уже заволновались.

Юноша лег обратно и уставился в потолок. Его всегда удивляло, как странно течет время, когда он «путешествует». Одни «путешествия» длились несколько дней там, в прошлом, но возвращался он в свое тело спустя несколько часов. Другие же, как последнее, укладывались в день, а выяснялось, что проспал он целую неделю.

Он снова посмотрел на бабушку: ненависть все еще владела ею. Как рассказать все, что он видел, объяснить, что это Маркагги повинны в возникновении многовековой вражды? Что их семья несет ответственность за все эти годы ярости и смерти? Сам он нисколько не сомневался в том, что Филиппи выжил после столкновения с оборотнем, несмотря на изуродованную руку. Тца, маццери сальваторе, целительница, спасла его на ночной охоте. Ему было предопределено выжить — выжить и поведать обо всем, чему он стал свидетелем той ночью.

Конечно, в 1583 году рассказу Филиппи об оборотне безоговорочно поверили. Но поверили бы сегодня? Слово «оборотень» в наше время ассоциируется с персонажем дешевого ужастика или комикса, его не воспринимают всерьез. Однако в этих выдуманных историях оборотни всегда представляются дикими зверьми, не контролирующими свои действия и нападающими на всех подряд, в то время как Тца убивала осознанно и весьма хладнокровно.

«Нет, все еще хуже, — подумал Скай. — Она решала, кого истребить, не только как волчица, но и как женщина. А я был там во время расправы. Какой же отпечаток все это оставило на мне?»

Скай задрожал. Бабушка подошла к кровати и поправила сползшие одеяла. Ну как объяснить ей, что, ненавидя Фарсезе, она ненавидит частичку себя? Скай представлял, что произошло после — как в результате совокупления на верхушке Горна Дьявола у Тиццаны родился ребенок, на что она и надеялась. Узнав девушку так близко — он все еще ощущал в себе ее присутствие, будто дополнительный внутренний орган, — Скай был уверен, что она не искала больше близости с мужчиной. И у нее наверняка появился малыш, иначе Скай просто не смог бы оказаться там, в прошлом.

Он пожевал нижнюю губу. Да, сомнений быть не может: он прямой потомок Тиццаны. И Эмилио. Так же как и Паскалин.

И тем не менее, как бы все ни началось, на протяжении минувших пяти столетий представители обоих семейств совершали ужасные преступления друг против друга. Его родной дед стал последней жертвой.

Скай должен положить этому конец. Вместе с Жаклин Фарсезе. Теперь он это точно знал.

— Бабушка, — прошептал он, — я сделаю то, о чем ты просишь.

От удивления Паскалин вздрогнула, и ненависть на ее лице сменилась надеждой.

— Ты сделаешь?.. Ты исполнишь долг?

Скай вздохнул.

— Исполню.

— Но почему? Почему ты передумал?

— По двум причинам. Эту вендетту может остановить только смерть. И лучше, чтобы это была смерть Фарсезе.

Бабушка наклонилась и схватила внука за здоровую руку.

— Вот теперь ты говоришь как Маркагги. Сейчас твои предки, исполненные гордости, радостно стучат в крышки своих гробов. — Она улыбнулась. — А вторая причина?

— Потому что ты обещала, если я выполню просьбу, научить меня высвобождать фюльгию… — Скай увидел, что последнее слово озадачило ее. — То есть моего духа, по собственному желанию.

— Обещала. Я могу показать тебе. Это, в конце концов, не так и сложно. Ни для кого из нас. В твоей крови, громко взывающей к мести, кроется и это наследие предков. Ты Маркагги, и ты маццери. — Паскалин радостно поднялась на ноги. — И ты поступишь так же, как поступали они, в Jour des Morts, День мертвых? Во время Битвы маццери, когда можно убить другого охотника, не опасаясь расплаты здесь.

Бабушка обвела рукой комнату, но Скай понимал, что она имеет в виду весь этот мир.

— Я все сделаю.

— Хорошо. Месть, неподвластная закону. Как и должно быть. — Она наклонилась и похлопала Ская по плечу. — Твой врач хочет понаблюдать тебя еще какое-то время. Пересадка прошла успешно и… Не знаю, как сказать по-английски… Неполный ожог? Не очень глубокий. Он даст мне знать, когда можно будет забрать тебя отсюда, чтобы ты окончательно восстановился у меня дома.

Паскалин улыбнулась.

— Jour des Morts второго ноября. Ждать еще долго. Так что, может быть, мы пока предпримем небольшую поездку по острову. Он так прекрасен осенью. À bientôt!

«Только что убийца, а в следующую минуту — гид», — подумал Скай, глядя на закрывающуюся за бабушкой дверь.

Некоторое время он лежал, уставившись в потолок и стараясь ни о чем не думать. Он чувствовал себя совершенно обессилевшим. И это объяснимо: в обычной жизни Скай проспал целую неделю после операции, в другой же…

Нахлынули воспоминания, как он ни старался их отогнать, и Скай застонал. Скольких бы людей ни убил Бьорн, он всегда убивал в бою; убивал тех, кто пытался убить его. А Тца, пусть и с самыми добрыми намерениями, осознанно зарезала Эмилио… Да еще получила от расправы удовольствие.

Да, Бьорн был убийцей, но он был воином, а то, что сделала Тца, называется преступлением.

А теперь и Скай стал преступником. Рунный расклад подтверждал это. Дар, Гебо, — в данном случае овладение утраченным искусством маццери сальваторе — всегда подразумевает плату. Будто в комнате включили свет и его теперь нельзя погасить. Скай знал, что какая-то часть его «я» всегда будет берсерком, но не мог пока сказать наверняка, не является ли с этого момента другая часть волком. Выяснится в следующее полнолуние.

Но способность исцелять была лишь одним из даров Гебо. Паскалин предложила Скаю то, чего он желал больше всего, — возможность по желанию покидать собственное тело. Он знал, что это первый шаг на пути к полному контролю над двойником, к той власти, которую имел Сигурд. Но вот ценой за эту вторую милость должна стать жизнь Жаклин Фарсезе.

Дверь снова открылась, и вошла — она. Девушка замерла, едва глаза их встретились.

— О! — воскликнула Жаклин. — Ты пришел в сознание.

«Вполне, — подумал Скай, — особенно если учесть, о чем я только что думал».

— А, ну… — промычал он вслух.

— Так тебе уже лучше?

— Немного лучше, кажется. Да. — Скай кивнул в сторону соседней койки. — А Джанкарло?

Жаклин пожала плечами.

— Для него найти другую палату. Он здесь плохо спал. Постоянно пытаться выбраться из постели.

Скай прекрасно понял, что она имеет в виду.

— В общем, видимо, мне повезло, что он не мог подняться, — рассмеялся юноша.

Он пытался пробудить в ней хоть тень чувства юмора. Безуспешно, как оказалось. Жаклин лишь вскинула голову, так что длинные черные волосы упали назад.

— Так ты скоро вернешься домой?

— В Англию? Пока что не собираюсь.

— Почему?

— Сперва мне нужно еще кое-что сделать.

Девушка шагнула к нему и спросила, понизив голос:

— Кое-что. Не связано ли это Jour des Morts?

Молчанием Скай подтвердил ее догадку.

— Ты не должен отправляться туда, на охоту! — воскликнула она.

— А ты идешь?

Жаклин кивнула.

— Я должна. Это единственная в году ночь, когда можно стать настоящим маццери. Когда можно научиться охотиться в одиночку.

— Я должен там быть по той же самой причине. Мне нужно…

Она яростно прервала Ская.

— Это наши традиции! Не твои, англичанин! И они вымирают! Я и еще некоторые, мы пытаемся сохранить их. Все хорошее, что в них есть.

— Вендетту?

— Нет! Вендетта была похоронена — до тех пор, пока не приехал ты и не возродил ее! Если ты теперь уедешь и никогда не вернешься, она закончится.

— Нет, не закончится. Она просто будет отложена на время, отсрочена до другого поколения. — Голос Ская звучал так же твердо, как и ее. — Моя бабушка сравнивает месть с костром, который еле тлеет, но ждет, когда к нему поднесут трут и искру, чтобы снова разжечь пламя. Однажды оно вновь загорится. При твоих детях, при моих.

— Ты не можешь знать наверняка, — возразила, покусывая губы, Жаклин.

— Могу. — Скай содрогнулся. — Поверь мне: я знаю все о тех тайнах, что дремлют в крови.

— Но если предположить, что ты уедешь отсюда? Ничего не расскажешь детям? Никогда не вернешься на Корсику?

Скай заколебался. Его дедушка попытался так поступить, спрятав сына в Англии, но добился только того, что Скай появился в Сартене и затухший было костер снова запылал.

Жаклин восприняла его замешательство по-своему.

— Вот. Мы согласны. Все кончено.

Она протянула руку. Скай посмотрел на нее.

— Ты считаешь, это так просто? Пятьсот лет взаимной ненависти заканчиваются рукопожатием?

— Неужели мы не можем действительно просто прервать вендетту? Здесь и сейчас? — Она пристально посмотрела в глаза Скаю, настойчиво протягивая руку. — Попробуем?

— Я уеду, — бросил Скай и пропустил мимо ушей ее восторженный крик. — При одном условии.

— Каком же?

— Я уеду после Дня мертвых. Я буду охотиться в эту ночь и узнаю то, что мне нужно. А ты подождешь — в этот раз. Узнаешь то, что нужно тебе, на будущий год.

Очень долго Жаклин смотрела на него не отрываясь; рука ее медленно опускалась. Наконец она произнесла:

— Бабушке очень много лет. Она может не протянуть до следующего Jour des Morts. Так что придется подождать тебе.

Скай также опустил руку. Перед глазами, наложившись на другое лицо, предстало лицо Кристин.

— Я не могу ждать.

Жаклин пожала плечами.

— И я не могу.

Она поднялась, подошла к двери и обернулась.

— И запомни вот что, мальчик из Англии. Я корсиканка. Не какая-то там полукровка! Я уже охотилась прежде, и много раз. Поэтому выбор там будет очень простой — кто из нас умрет. И выбор этот совершится в моем мире, не твоем. В моем!

Она произнесла эти слова чуть ли не с печалью в голосе, но так решительно, что Скай вздрогнул. Затем девушка прошагала к койке кузена, взяла чемодан, куртку и вышла из палаты.

Скай повалился на кровать и снова уставился в потолок.

«Быть может, она и права, — думал он. — Если бы я сейчас уехал и никогда не возвращался…»

Он закрыл глаза. Нет, отъезд не поможет. Для начала: как отпустить Паскалин одну в долину призрачных охотников — навстречу Эмилии и ее посвященной внучке? Сам он также не может уйти, не приняв посвящения. Скай был уверен, что оно каким-то образом станет ключом к освобождению Кристин. И это вторая сторона руны Кеназ — факела во тьме.

Рунный рисунок! Он снова предстал перед мысленным взором Ская. Беркана, искупление. Руна, которая приведет его к последнему символу расклада — руне Наутиз — и к тому могуществу, в коем он нуждается.

И еще Скай понял, что Жаклин ошибалась: в долине смерти перед ними встанет не один выбор. Будет и другой.

Он громко произнес:

— Тца!