Вендетта. Том 2

Глава 7

Иван Лопухин приостановил коня, чтобы трясти так сильно перестало, прицелился из пистолета и выстрелил. Пуля прошла мимо всадника, скачущего впереди, не задев его. Всадник при этом лишь слегка пригнулся, продолжая нестись вперед, не снизив скорость и не изменив своего движения. А лошадь была настолько хорошо вышколена, что даже не обратила на этот выстрел никакого внимания. Как не сбросили скорость и другие члены этого небольшого отряда, которых преследующие их русские почти сумели догнать. Им не хватило совсем чуть-чуть, совсем немного… И стрелял Лопухин скорее от бессильной злости, чем от желания действительно в кого-то попасть.

И вот всадники на полном скаку подъехали к холму, из-за которого показался большой отряд, который тут же пропустил беглецов в середину и сомкнул за ними ряды.

– Ушёл, гад, – Лопухин повернул коня к подъехавшем у к нему Груздеву. – Ушёл!

– Я вижу, Ваня, не надо так кричать. – Груздев в этот момент убирал подзорную трубу. – Не могу понять, кто их встречал?

– Французы, – к ним подъехал казачий подъесаул Воронин. – Их встречали французы, Вон Соловей успел рассмотреть форму, когда пруссаков в кольцо взяли.

– Ты уверен? – Лопухин с Груздевым переглянулись. Это была не та новость, которую им хотелось бы услышать. Потому что другого толкования, кроме предательства у неё не было.

– Да че мы франков от немчуры не отличим что ли? – подъесаул даже немного обиделся. – Форма разная у них, да и манера держать себя дюже отличается.

– Никто не сомневается в твоих умениях Кондрат, – прервал его возмущения Груздев. – Просто французы вроде бы наши союзники, или я чего-то не понимаю?

– Дык, может всё-таки «вроде»? – Воронин придержал коня, который гарцевал на месте, так и норовя пуститься вскачь. – Союзнички, мать их ити, – и он сплюнул на землю.

– Разворачиваемся, – сжав зубы скомандовал Лопухин. – На постоялом дворе решим, что делать дальше будем.

Они уже почти неделю гонялись за сбежавшим королём Фридрихом. Они практически не вылезали из седла, спали, где придется: в лесу, на обочинах дорог и очень редко в кроватях на постоялых домах. Все были заросшие и грязные. Недельная щетина уже начала казаться чуть ли не бородой у привыкших бриться ежедневно офицеров.

Они ведь почти догнали небольшой отряд прусских офицеров во главе с самим Фридрихом недалеко от Праги, когда и появился этот отряд, состоящий почти из трех десятков всадников. Тут и гадать не надо было, что это конец их миссии, хорошо ещё, что французы не послали за ними погони. Может быть, испугались, что небольшой отряд это всего лишь разведчики, или вырвавшиеся вперед торопыги, и за ними следуют куда большие силы. А может быть, какая-то другая причина стала основной. Лопухин с Груздевым могли только гадать, почему их не приказали уничтожить или в плен взять.

Казакам же на такие нюансы было вообще начхать. Они проверили, что погони нет, сделав круг в обратном направлении, и успокоились. А почему её нет, Воронина и его подчинённых мало интересовало.

Уже позже, в обеденном зале придорожно таверны Лопухин и Груздев сидели за столом и могли без суеты обсудить сложившуюся ситуацию.

– Странно не то, что такой отряд французов появился возле Праги, австриячка вроде тоже наша союзница. Странно то, что французы прислали за Фридрихом такой большой отряд, и ни одного солдата нам в помощь, – Иван смотрел на кружку с пивом так пристально, словно заметил в пене муху.

– В баню хочу, – ответил ему Груздев. – В парную. Да с веничком. У нас знаешь какая баня в Еловом? Не могу больше мыться в лохани.

– Да сходишь ты в баню, не гунди, – отмахнулся Лопухин. – Скажи лучше, почему французы помогли пруссаку с попустительства Австрии?

– Да что тут гадать, предали нас союзнички, договорились о чём-то за спиной Петра Фёдоровича. – Зашептал Груздев, наклоняясь к Лопухину.

– Это-то понятно, – Иван, наконец, сделал глоток и поморщился. – Не понятно, известно об этом его величеству, вот в чём вопрос.

– Не знаю. Вроде бы, фельдмаршал как-то обмолвился, что у его величества почти при каждом дворе есть шпионы, но так оно или нет, нам-то точно никто не расскажет. – Груздев повел болевшими плечами, которые буквально заставлял себя держать расправленными.

– Тебе, когда велено явиться к его величеству? – как бы невзначай спросил Лопухин, допив пиво до дна и поставив кружку на стол.

– Да сроков не было указано в послании. Сказано лишь, что по возможности должен явиться. – Груздев поковырялся в тарелке и бросил ложку на стол. Есть не хотелось. Хотелось спать, потому что голова от недосыпа уже плохо соображала.

– Я сейчас твой командир, Олег, – протянул Лопухин. – Так что, слушай приказ. Как выспишься, сразу же поедешь в Петербург. Возможность совпала с приказом, что может быть лучше? Мы не будем гадать, донесли шпионы до Пера Фёдоровича вести о предательстве, или нет. Мы увидели всё собственными глазами, и обязаны передать государю про такое предательство.

– Зато теперь понятно, почему сбежал Фридрих. – Олег начал подниматься. – Он потерял армию, Англия вовремя не пришла, Берлин захвачен, и там находятся весьма ценные заложники, которых из-за волнений в Польше не вывезти в Петербург, если только морем, через Гольштинию. Впору только застрелиться, или яда какого выпить, потому что плен – это еще хуже смерти. И тут у него появился шанс всё исправить. Как исправить, каким способом, нам не известно, но есть в Петербурге люди, которые получше нас с тобой во всём разберутся. Да, Пётр Фёдорович должен об этом знать. Хотя бы затем, чтобы принять правильное решение.

Пётр Румянцев прочитал доставленную ему от Петра Фёдоровича бумагу и издал вопль, который больше подошёл бы какому-нибудь древнему татарину из Великой Орды, чем русскому графу, галантного века.

– Хочешь оправдать своё прозвище русского варвара? – в кабинет в доме Ван Вена, который сам хозяин успел привести в порядок, прежде, чем уехал по очередному секретному поручению Петра Фёдоровича, вошёл Гюнтер с полуулыбкой наблюдая за Румянцевым.

– Да плевать я хотел с колокольни Исаакия, как меня назовут эти отсталые люди, самое главное, Гюнтер, заключается в том, что Петр Фёдорович велит нам с тобой возвращаться домой! Сдать все дела Олсуфьеву, и прибывшему сюда в Амстердам Волконскому Михаилу. А после того, как всё сдадим, нужно ехать прямиком в Петербург с докладами.

– Слава богу, – весьма искренне произнес Криббе, который уже порядком устал от Голландии, и всё чаще ловил себя на мысли, что скучает по императору и его семейству. Ведь сын у Петра подрастает. Пора бы уже шпагу в его ручку вложить. А кто, кроме него Гюнтера Криббе сможет достойно обучить наследника фехтованию? – А Пётр Фёдорович знает про меня и Хельгу? – он немного замялся.

– Конечно, я же ему отписал, – Румянцев посмотрел на прищурившегося Криббе удивленно, словно не понимая, почему Гюнтер вообще такие странные вопросы задаёт. – Да, тут про тебя тоже есть. На коронации нас не было, где положено награды разные раздавать, но там насчёт наград не густо было. Ломов, по-моему, только баронство получил, но тот заслужил, и даже большего. А так, офицерам может быть звание повысили, и то малой части. Моряков чествовали, тех да, которые англичанам по суслам настучали. Сейчас-то тот же Кондратьев им спуску на море не дает, но то, что сумел и людей многих сохранить и товары, дорогого стоит. Его сразу адмиралом сделали. Главное, чтобы не загордился.

– Слишком долгое вступление, граф, – Криббе молча разглядывал Румянцева, не зная, то ли ему по морде дать, то ли на дуэль вызвать. Пока он раздумывал, Петька продолжил.

– Так это я к чему говорю, это я к тому, что тебя, да и меня награды ждут. Вот только тебе они будут полагаться, если ты выполнишь одно условие.

– Какое? – стиснув зубы процедил Криббе.

– Женишься на Хельге как полагается. – Спокойно ответил Румянцев.

– И, это всё? – Гюнтер ушам своим не поверил.

– Да, всё. Только лучше тебе, друг мой, уже женатым вернуться к Петру Фёдоровичу, иначе нравоучения замучаешься выслушивать. Это я тебе из личного опыта советую. Поверь, так оно и будет, – добавил он мрачно.

– Если это единственное условие для моего спокойного возвращения, то я попытаюсь выполнить его прямо сейчас. Вот только, я не знаю, как отреагирует Хельга. Она привыкла к определенной самостоятельности…

– Брось. Она умная женщина и не может не понимать, что как графиня фон Криббе будет более защищена, чем простая фройляйн. К тому же после указа его величества о служении, в котором женщины дворянского происхождения тоже обязаны сжить Отечеству, никто и слова не скажет, если она продолжит заниматься своей любимой бухгалтерией.

– Какая ещё графиня… – Криббе замер, уставившись на Петьку.

– Вот такая. С земельным наделом неподалеку от Ораниенбаума. Там, правда, ещё несколько условий по наделу будет, но об этом вы с Петром Фёдоровичем сами потом договоритесь. – Сказал Петька, и аккуратно сложил письмо, спрятав его в рукав. – Ладно, пошел я дела сдавать, а ты лучше ступай свои дела семейные реши, чтобы потом локти себе не пытаться кусать, сетуя, что никак не достанешь.

Криббе кивнул, так и не придумав, как отплатить Петьке за такое мелкое вредительство, как донос государю про его не слишком правильное поведение. Немного постояв, раздумывая, что и как будет говорить, он пошёл искать Хельгу, чтобы сделать ей уже, наконец, предложение и покончить с этой греховной историей.

Так как дом у главного бухгалтера Голландской Ост-Индийской компании, сгорел, то ей, после устранения беспорядков в Амстердаме, предложили поселиться в доме Ван Вена, разумеется, временно. Тем более, что скоро ей необходимо будет ехать на доклад Петру Фёдоровичу в Петербург. Доклад из-за беспорядков и так уже порядком подзадержался, и тянуть дальше, испытывая терпение императора, не было никакого смысла.

А ведь работа только увеличивалась в компании, которая начала переживать второй расцвет, в основном из-за военной поддержки караванов судов флотом Российской империи. Уже давно каперы, да и просто пираты старательно обходили стороной суда, шедшие в охранном порядке под защитой кораблей с Андреевским флагом, развевающимся на ветру. И от этого прибыль только росла.

И купцам было плевать, что они фактически частично содержат Российский военный флот. Главное, что они постоянно получают огромные прибыли, небольшую часть которых не грех и отдать на защищающий их интересы флот. Тем более, что Голландия перешла под внешнее управление Российской империи, и никто не пришёл, и не остановил Петра, который филигранно рассчитал момент. Самое главное, Голландия вроде бы и осталась Голландией, вот только фактически стала очередной губернией Российской империи.

И ведь никто не возразил, когда подписывал бумаги. Многие олигархи вообще ни о чём не думали, лишь бы этот кошмар с обозленной чернью закончился. Когда же бунты подавили, в некоторых района республики довольно жестко, кто-то попытался возмутиться, но император Пётр устами своего верного слуги Румянцева заявил, что, какая им разница, под чьим внешним управлением находиться, немцев или русских? В их-то жизни мало что изменится, во всяком случае, пока. А недовольных никто не держит. Вон, у прусского короля как раз проблемы на франтах, он только будет рад новым рекрутам. Только всё добро придётся оставить, да и зачем оно потенциальным покойникам?

Олигархи прониклись, и перестали бузить, а те, кто был поумнее, быстренько присягнули лично императору, и уже красовались с дворянскими грамотами, правда, безземельных дворян, но, какая разница, главное, потомственных. Таких было немного, десятка полтора всего. А вот остальные тут же перешли в ряды не слишком благонадежных, и за ними было установлено наблюдение представителями Тайной канцелярии, которая начала обосновываться в городах, еще когда и бунты-то не везде Румянцев подавил.

Криббе постучал и вошёл в комнату любовницы, которая сидела на диванчике с таким растерянным видом, что Гюнтер сразу понял, что-то случилось.

– Мы очень скоро уезжаем в Петербург, тебе нужно начинать собираться, – сказал он, не дождавшись от Хельги ни слова.

– Я не… – она замолчала, а затем быстро проговорила. – Я, наверное, не смогу поехать. Попрошу тебя передать его величеству мой доклад, и прошение об отставке, – голос Хельги задрожал, ей очень нелегко далось это решение.

– Что ты такое говоришь? Конечно ты поедешь, – Криббе нахмурился.

– Я не могу, – она заломила руки. – Как я смогу предстать перед его величеством, если я беременна?

– Что? – Криббе моргнул.

– Я жду ребенка, – она испуганно посмотрела на него.

– И ты молчала? – он невольно подался вперед, а Хельга отшатнулась. – Господи, женщина, я так могу подумать, что ты меня боишься.

– Я не знаю, как ты это воспримешь? – пробормотала она.

– Конечно, я весьма положительно это восприму, – он шагнул к ней, рывком поднял на ноги, а потом подхватил на руки. – Я и так шёл, чтобы сделать тебе предложение, теперь же всё стало куда проще.

– Ты мне делаешь предложение? – Хельга почувствовала, как по щеке побежала слезинка. С её настроением творилось что-то странное, но она не могла этому сопротивляться.

– Нет, конечно, – Криббе усмехнулся. – Время для предложений прошло, мы с тобой просто сейчас поженимся. Найдем священника посговорчивее и вступим в законный брак. Наверное, ты хотела другую свадьбу, но тут уж ничего не поделать. – Он медленно опустил её на пол. – Мне тут птичка на хвосте принесла весть, что, возможно, если ничего не измениться, по возвращению в Петербург, меня ждёт титул. И, значит, тебя тоже. А по Российским законам дворянка должна поступить на службу. Понимаешь, что я имею в виду?

– Я никогда даже не думала о свадьбе, – Хельга в упор смотрела на Гюнтера. – Но, черт подери, я всё же надеялась, что получу однажды нормальное предложение.

– Хорошо, – и Криббе опустился на одно колено. – Ты окажешь мне честь и станешь моей женой?

– Да, – и Хельга разревелась, спрятав лицо в ладонях.

– И из-за этого столько переживаний, – Криббе поднялся на ноги. – Раз сейчас мы всё прояснили, значит, пойдём, найдём священника, чтобы время зря не терять.

Я отшвырнул зашифрованное донесение от моего шпиона в Париже, и в ярости саданул по столу.

– Суки! – схватив стоящий передо мной стакан с водой, швырнул его в стену. Во все стороны полетели осколки, а я почувствовал небольшое облегчение. Но, когда мой взгляд упал на письмо, я снова почувствовал подступающий к горлу комок. – Твари!

– Ваше величество, – дверь приоткрылась и в кабинет заглянул Бехтеев.

– Прикажи тут всё прибрать, – я указал на осколки и рухнул в кресло.

– Что случилось? – Бехтеев зашёл в кабинет, глядя на меня с беспокойством. Он проверял письмо, но прочитать его не успел, тем более, что оно нуждалось в расшифровке.

– Этот озабоченный мудак Луи заключил договор с Фридрихом и австриячкой против меня. Более того, эти твари ещё и Порту в свой заговор втянули. Как же я не хотел сейчас с турками воевать, но, похоже, придется. Да ещё и против французов и, наверное, австрийцев. Дранг нах Остен очередной задумали, сволочи. И, самое главное, мне ни слова не передали о том, что наши отношения несколько изменились. И мои ребята всё также под французскими флагами… Так, стоп. Я вам устрою кузькину мать. Пиши приказ Кондратьеву, пускай нападает на всех англичан без разбора. Можно даже не ввязываться в затяжные бои, напакостить и быстро уйти. Главное, флаг французский чтобы получше англичане рассмотрели. Сюда же пусть идут испанские и португальские корыта. Олсуфьеву, пускай все верфи в округе выпотрошит, но мне нужны ещё корабли. Сколько найдёт, пускай оснастит командами. Преимущество отдавать немцам и французам. Они пойдут навстречу флоту Кондратьева. Шифром в конце приказа Кондратьеву, этих первыми пускать в бой. Чтобы их речь была жертвам хорошо слышна.

– Что вы задумали, ваше величество? – спросил Бехтеев слегка побледнев.

– Ничего такого, что эти сволочи никогда сами не проделывали. – Мрачно ответил я. – Витус Беринг открыл путь к Америкам. Северный путь. И я даже знаю, что, если двигаться по этой открытой земле на юг, то можно быстро достигнуть Канады. Отправить туда войска в помощь нашим отважным исследователям. Оснастить их новыми винтовками и мортирами. Пускай движутся к границам Канады. В бои не вступают, но прямо на границе закладывают крепости. Я пока много людей не могу туда послать, мне с турками воевать скоро придется. Помощи я не смогу долго прислать. Так что, на рожон пущай не лезут.

– Готовить армию к войне с Портой? – деловито уточнил Бехтеев.

– Пускай гарнизоны в готовности пребывают, но пока ничего конкретного никому не говори, узнаю, что кто-то болтает про Порту, башку отверчу. Потому что кроме нас двоих про это никто пока не знает. И верните Ласси. Салтыков остаётся командовать армией Берлине. Пока никаких телодвижений пущай не делает. Посмотрим, как себя немцы поведут. – Бехтеев поклонился и вышел из кабинета, я же заметался по комнате, как зверь по слишком тесной клетке. – Как же всё не вовремя.

Дверь снова приоткрылась и в кабинет протиснулся лакей, который принялся убирать осколки стакана. Я несколько минут смотрел на него, затем сел за стол и вытащил ручку. Подумав ещё немного, я принялся писать письмо Луизе, в котором весьма пространно сообщал, что обстоятельства вынуждают меня поторопиться, и что ждать до следующего лета нет никакого смысла. В общем, пускай хватает этого слизняка Фредерика и едет в Петербург вот прямо сейчас, когда в Европе стало чуть-чуть поспокойнее. Закончил я письмо пожеланием, что увижу её вживую в ближайшие пару месяцев. Мол, она лучше, чем кто-либо другой знает своего брата, и что он никогда не смирится с поражением, и сделает всё, чтобы отыграться. Сделать это ему без посторонней помощи будет слегка проблематично, потому что он в первую очередь отрезан от казны, именно поэтому я жопу рвал, спеша попасть в Берлин первым. Но, это не значит, что Фридрих не будет пытаться. Будет, ещё как, правда, ему понадобиться для того, чтобы подготовиться, время. И мы как раз успеем всё подписать, пока я снова не буду связан с ним войной. В самом конце традиционно написал, что целую ручки. Всё, а теперь запечатать и послать гонца, но этим Бехтеев пускай занимается. Вызвав его колокольчиком, я вручил письмо с наказом отправить как можно быстрее.

Зная турок, я не сомневаюсь, что приготовления и различные церемонии у них на год, как минимум, затянутся. То есть, немного времени у меня есть. Надо в Грецию кого посмышленей послать. Греки уже давно созрели к бунту, их нужно слегка ускорить. Оружие подкинуть, деньжат опять же. Нужно же проявить христианскую солидарность, тем более, что греки в большинстве своём православные.

И что там, мать их, в Польше и Литовском княжестве творится? Это самые слабые звенья в моем плане. Но тут уж ничего не попишешь, надо ждать послания от Турка, или же его самого с новостями.

А вот Мария Терезия меня весьма неприятно удивила. Ведь умная же баба, какого черта она на поводу у Луи пошла? Я ведь ей честно хотел Силезию вернуть. Ну, значит, не судьба.

Но как же всё не вовремя! Ладно, волосы на башке буду позже рвать. А пока надо Машу предупредить, что гости нас гораздо раньше посетят. Это пока что всё, что я могу сделать. Вот ведь твари. Я ещё ни одной реформы не закончил, до ума не довел. Ну, ничего, нужно просто немного ускориться. А что-то долгоиграющее заморозить. Ничего, прорвёмся. Я во всяком случае, на это очень надеюсь.