Глава 6

Одеваясь на прием, Мариетта не в первый раз задавалась вопросом, каково это будет, когда они с Алексом встретятся снова. Возможно, он будет зол или не придет совсем.

Как только они с Еленой были готовы, они пошли повидаться с Бьянкой. Все еще бледная и слабая, она сидела, поддерживаемая подушками, и улыбнулась, как только увидела их. Сестра Джаккомина, сидя у постели ребенка, с довольным выражением подняла глаза от книги, которую читала ей.

— Посмотрите, насколько лучше чувствует себя наша пациентка сегодня вечером, — проговорила она, указывая на пустую чашку и кружку на прикроватном столике.

— Ты действительно съела весь свой ужин, Бьянка? — воскликнула Мариетта с одобрением.

Ребенок с гордостью кивнул:

— До единого кусочка!

Елена зааплодировала:

— Отлично!

— Мне должны разрешить ей встать ненадолго из постели завтра.

— Это хорошая новость. — Мариетта собиралась сказать, что вернется, чтобы провести ночь, как только закончится прием, но монахиня опередила ее:

— Бьянка знает, что я буду спать здесь каждую ночь до тех пор, пока она не сможет вернуться в свою спальню. Важно, чтобы ты снова должным образом отдохнула, Мариетта.

Признаком выздоровления маленькой девочки было то, что она восприняла новый распорядок без слез. Если бы это была сестра Сильвия, все могло бы быть по-другому, но все дети любили сестру Джаккомину за ее материнское отношение.

На приеме представления были уже в разгаре, когда прибыла группа французов. Мариетта заметила Алекса сразу же и узнала по всплеску радости у него в глазах, что время, проведенное врозь, только усилило его чувства к ней. Хотя она очень хотела побежать прямо к нему в объятия, она осталась на своем месте в ряду принимающих, улыбаясь и приседая в реверансе, когда маэстро и другие учителя из штата служащих переводили посетителей от одной девушки к другой.

Затем, когда Мариетта поднялась из своего следующего реверанса, оказалось, что она смотрит прямо в глаза Анжелы Торриси.

— Мне очень приятно, синьорита, — сказала Анжела, улыбаясь. — Я восхищаюсь вашим чудесным голосом.

— Для меня это честь, синьора. — Мариетта была благодарна, что жена Доменико была одна. Было бы трудно сохранять самообладание под высокомерным взглядом ее мужа. Затем следующие слова Анжелы Торриси заставили Мариетту забеспокоиться.

— Я хотела бы немного поговорить с вами позднее. — Анжела склонила голову и двинулась дальше.

Елена, которая стояла впереди Мариетты, любезно отвечала французским гостям на их родном языке. Затем она услышала имя Десгранж и поняла, что делает реверанс Алексу.

— Для меня честь познакомиться с вами, — сказал он, подмигивая и осознавая, что другие не слышат их.

— Я надеюсь, вы с удовольствием проводите свое время в Венеции, — ответила она, ее улыбка показывала, что ей приятно познакомиться с ним. — Сегодня гвоздь программы — хор Пиеты.

Когда он подошел к Мариетте, его глаза были полны заразительного веселья. Она весело ответила с глубоким реверансом на преувеличенную пышность его поклона.

Как только представления закончились, Анжела сделала знак Мариетте, чтобы та села рядом с ней. Несколько неуверенно Мариетта повиновалась, но вскоре преодолела свое беспокойство, когда они начали разговор. Прошло немного времени, и Мариетта обнаружила, что рассказывает о своем пении, жизни в деревне и надеждах на будущее.

— Итак, вы стремитесь на концертную сцену, — заметила Анжела с интересом. — Не оперная труппа?

Мариетта издала легкий смешок.

— Я слышала много историй о том, как плохо импресарио относятся к своим исполнителям, заставляя даже больных вставать с постели, чтобы петь, если это нужно. Такая жизнь мне не нравится.

— Я верю, что такое безжалостное отношение довольно обычно, но не по отношению к примадонне, которой вы станете.

— Вы делаете мне большой комплимент, синьора.

— Никто не засуживает похвалы больше. Но я отняла слишком много вашего времени. Другие ждут, чтобы побеседовать с вами. Мы встретимся снова, я уверена.

Наконец Мариетта смогла направиться сквозь собравшихся в сторону Алекса. Он оборвал разговор с группой джентльменов, когда она подошла к нему. Елена, переходя от одного гостя к другому, заметила, как они увлечены друг другом. Затем она увидела, что молодая женщина, мадам д'Уанвиль, тоже внимательно наблюдает за ними. Под сдержанным выражением ее лица можно было прочитать намек на раздражение.

Той ночью, когда Мариетта вышла из Пиеты, они с Алексом побежали навстречу друг другу, он схватил ее и закружил, ликуя, что снова видит ее. Он больше не сомневался, что глубоко и непоправимо влюблен.

Когда их ночные встречи возобновились, Алекс страстно желал оказаться наедине с ней, вдали от кофеен, ридотто и общественных танцевальных залов, где они проводили свое время. Но он мог сказать, что она никогда и не думала о том, чтобы пойти куда-либо еще. Она была счастлива, где бы они ни были, танцевала без устали, легкая, как бабочка. Только в лоджии ее охватывала страсть, когда она отвечала на его поцелуи, и каждый раз он мучился, представляя ее лежащей в его объятиях.

При встречах с Мариеттой вся его натура отказывалась от вульгарной мысли вести ее в место для любовных встреч, которых было много в Венеции. Он был совсем не уверен, что она согласится. Квартира, которую они снимали, была бы идеальной, но, хотя Генри редко возвращался до рассвета, Жюль спал слишком чутко.

Ярко светила луна, когда Мариетта увидела, что Алекс, наряженный в костюм Арлекина, ждет ее в лоджии. Снаружи, на улочке, она восхитилась его внешностью.

— Ты представляешь собой экстравагантного Арлекина! Я уверена, что на тебе одна из масок синьора Савони!

— Да. — Его жакет и панталоны были ярко расписаны ромбовидным узором, кружевное жабо — белым. Дуги украшали его туфли, а в шляпе с круглыми полями торчало перо.

Она притворилась печальной.

— Я потеряю тебя при встрече с первой Коломбиной, несмотря на то что на мне моя замечательная зеленая маска.

Он взял ее за руку, с любовью глядя на ее лицо.

— Она уже здесь. Сегодня мы будем праздновать карнавал на площади Святого Марка со всеми остальными, но сначала мы должны преобразить тебя.

Они бежали почти всю дорогу к магазину торговца театральными и маскарадными костюмами в галантерейном магазине Мерсерии. В конце недели, когда карнавал набирал обороты, тем, кто занимался торговлей, связанной с этим, было выгодно держать свои деловые владения открытыми допоздна. Когда Алекс и Мариетта прибыли, запыхавшиеся и веселые, торговец сразу понял, что им нужно.

Позади ширмы Мариетта переоделась в костюм Коломбины, который он предложил ей, сделанный из шелка, сияющего бирюзовым цветом лагуны в летний день. Довольно пышная юбка была окаймлена пестрыми нашивками в форме ромбов, обрамленных серебряной тесьмой. Узкая розовая оборка у шеи сочеталась с маленьким передником и дугами на рукавах длиной до локтя с ниспадающими манжетами из кружев. В заключение она надела белый парик и поверх него маленькую розовую, украшенную оборками шапочку. Зеркало показало ей, что она — настоящая Коломбина. Даже Доменико Торриси не смог бы теперь узнать ее. Как танцовщица, она легко выпрыгнула из-за занавеса, чтобы Алекс мог оглядеть ее. Его реакция была предсказуемо восторженной.

— Браво!

Она оставила свой плащ и платье с мантильей в магазине костюмера, чтобы переодеться в них позже, потому что он не собирался закрываться в течение еще трех часов. Затем рука об руку молодые люди поспешили присоединиться к веселящимся на площади. Музыка звучала в воздухе. Повсюду брызгали фейерверки и летали ракеты. Высоко на соборе четыре бронзовые лошади изменяли свой оттенок с каждой вспышкой звезд. Разносчик продавал розы, маленькие на коротких ножках цветы темно-красного цвета, которые были привезены из какой-то более теплой страны. Алекс успел как раз вовремя, чтобы купить ей последнюю. У цветка не было шипов.

— Я люблю тебя, — сказал он, давая ей розу, — навсегда.

Ее сияющие глаза не отрывались от него, когда она приложила розу к губам в знак признательности за его слова. Ее сказанный шепотом ответ был едва различим в карнавальном шуме, но он услышал его, потому что казалось, что они стоят одни в центре урагана.

— Эту ночь я буду помнить всю свою жизнь.

Мягкий комок разноцветных раскрашенных лент, брошенный кем-то, случайно упал на них, когда они целовались. Затем он помог ей сунуть розу глубоко между грудей, потому что она боялась потерять ее, и их глаза снова встретились, когда он ласкал ее, перед тем как повести в танцующую толпу.

Здесь не было никаких официальных танцев, а только подпрыгивания, вращения и скачки, приправленные поцелуями и смехом. Однажды длинный ряд гротескно замаскированных веселящихся людей прошел волной через толпу подобно змее; последний схватил руку Мариетты, увлекая ее и Алекса вместе с ними вперед. Затем последовали еще танцы, и наконец Алекс посмотрел вверх на часы Мурса, чтобы увидеть, что давно прошло то время, когда нужно было забирать одежду Мариетты.

— Костюмер, должно быть, уже закрыл магазин! — воскликнул он озабоченно. К его удивлению, Мариетта, опьяненная карнавалом, как вином, ничуть не была расстроена.

— Неважно, — ответила она с сияющей улыбкой. — Ты можешь забрать одежду завтра. — Она сцепила пальцы у него на затылке. — Я не осмелюсь возвращаться теперь со стороны улочки. Сторож будет расхаживать повсюду, так как он ждет своего часа, чтобы уйти с дежурства. Сестра Сильвия будет тоже поблизости.

— Но как еще?..

— Ученик булочника на рассвете доставляет хлеб ко входу в Пиету с воды. Если ты дашь ему взятку, он отвлечет их на кухне, а я смогу проскользнуть с той стороны. Елена тоже может оказаться там, и она тоже поможет. — Мариетта поднялась на носочки от радости. — Разве ты не понимаешь, что это означает? У нас есть возможность до рассвета быть вместе!

Он крепко прижал ее к себе.

— Ты запланировала все это заранее?

Ее улыбка была озорной.

— Не раньше, чем надела этот костюм и увидела свое отражение в зеркале. Тогда я поняла, что могу не возвращаться домой до рассвета.

— О, Мариетта, — произнес он мягко, — я обещал тебе целую ночь на карнавале, но планировал, что это произойдет, когда не будет больше никакой опасности для тебя.

— Как бы ты добился этого?

— Сделав тебя своей женой.

Мгновенно она отклонилась назад и приложила кончик пальца к его губам, качая головой.

— Не говори об этом! Пожалуйста, особенно этой ночью, потому что этого не может быть.

В ту же секунду у нее возникло ощущение, что за ней наблюдают, и она быстро посмотрела вверх на одно из освещенных окон над северной аркадой. Среди тех, кто смотрел вниз на буйное веселье, был мужчина, чья золотая маска отличала его от остальных. Его сверкающий взгляд был устремлен на нее.

Она резко отвела глаза в сторону и обняла Алекса, как будто в поисках защиты прижавшись к нему щекой. Он крепко обхватил ее, оба стояли без движения среди сверкающей бурлящей толпы. Затем так же резко она оторвалась от него.

— Давай уйдем отсюда! — попросила она.

— Я знаю, куда мы можем пойти.

Скоро ее веселое настроение вернулось, и она снова смеялась.

— Куда мы идем?

— В квартиру, где я остановился. Граф на всенощной вечеринке играет в карты, а Генри на карнавале. — Это был шанс, о котором он мечтал.

В квартире она легко двигалась по элегантной гостиной, так как ей было интересно посмотреть, как размещались путешественники, приезжающие в Венецию. Дойдя до зеркала, она сняла маску и парик.

— Никто не узнает меня здесь, — заявила она, улыбаясь своему отраженному образу, расчесывая пальцами волосы. — Ты осознаешь, что это первый раз, когда вокруг нас нет множества людей?

Он очень хорошо осознавал это. Она прошла через комнату к пылающему огню, автоматически вытягивая вперед руки, хотя ночь была теплой и она совсем не замерзла. Его взгляд задержался на ней. Она стояла спиной к нему, и в свете камина ее волосы были похожи на стекло, раскаленное до красно-золотого цвета, какой он видел у стеклодувов на расположенном неподалеку острове Мурано.

Стоя позади нее, он прислонился губами к ее затылку. Она откинулась назад, позволяя его рукам обнять ее. Он зарылся лицом в ее волосах. Они хранили запах лета. Когда он посмотрел вниз, то увидел затененную ложбинку.

— Жаль, что мы не могли прийти сюда раньше, — произнесла она мечтательно. — Здесь уютно и тихо. Все наши часы вместе были чудесными, но это так отличается.

— Моя дорогая Мариетта, — выдохнул он. — Нас ожидает много таких часов в будущем.

Она притворилась, что неправильно понимает его.

— Да, ты будешь далеко в Лионе, а я — в Венеции, но огонь камина — удовольствие везде.

— Мы не должны быть далеко друг от друга. — Он почувствовал, как она напряглась при этих словах.

— Не говори больше, Алекс.

— Ты не заставишь меня молчать сейчас. Я люблю тебя и верю, что ты любишь меня, даже если отказываешься признать это. Скоро я, возможно, покину Венецию, но я не могу уехать без тебя. — Он положил руки ей на талию и повернул лицом к себе, но она склонила голову, отказываясь смотреть ему в глаза.

— Пожалуйста! Нет! — Ее голос прозвучал как щелчок.

— Скажи мне, насколько я дорог тебе, Мариетта. Я хочу, чтобы ты вернулась во Францию в качестве моей жены. — Он ласково взял ее за подбородок, заглянул ей в глаза и увидел, что они полны слез.

Она ответила ему сбивчиво:

— Я дала тебе мой ответ, когда мы были на площади. Ни один из нас не может получить разрешение, чтобы жениться. По закону ты не достиг брачного возраста и все еще зависишь от воли твоего отца, в то время как я связана правилами Пиеты относительно браков с иностранцами.

— Я знаю все это. Но любишь ли ты меня? Вот что я хочу знать. — Он заглянул ей в лицо. — Скажи мне.

Он не понимал, почему разозлился, но он очень хотел вытянуть из нее слова, которые так отчаянно жаждал услышать. Если она не скажет ему сейчас, что любит его, он не сможет строить планы на свадьбу, которая, по ее мнению, не могла состояться. Когда он увидел, что ее губы сжались, как будто она боялась, что сердце может выкрикнуть то, чего она не хотела говорить, он схватил ее за плечи и сильно встряхнул.

— Я не позволю тебе уйти отсюда, пока не добьюсь правды от тебя! Если на это потребуются сутки, клянусь, я не отпущу тебя. И тогда Пиета выбросит тебя на улицы как распутницу, и тебе не останется другого выбора, кроме как остаться со мной.

Она взмахнула рукой и изо всех сил ударила его по лицу. Когда он отступил назад в шоке, она бросилась к двери, распахнула ее и стрелой метнулась на улицу. Мгновенно он последовал за ней и догнал ее на середине улицы.

— Прости меня! Я не имел в виду того, что сказал! — прокричал он. — Я боюсь потерять тебя!

Она боролась с ним, колотя кулаками по груди, ее лицо выражало ярость и страдание.

— Даже если я люблю тебя, для нас нет будущего! Он притянул ее крепко к себе, держа за руки.

— Послушай меня! Мы можем сбежать!

Она внезапно успокоилась и отбросила назад волосы, чтобы вопросительно посмотреть на него. Усталость и неуверенность сквозили в ее чертах, как будто она стояла на перекрестке, где все пути были неизвестными.

— Пиета не откажется от меня, если я исчезну. Будет шум и крик по всему городу, чтобы найти того, кто похитил меня. Если заподозрят, что я сбежала, одна или с другим человеком, стража будет безжалостно преследовать меня до тех пор, пока не найдет.

— Я знаю это. Но я найду выход.

Неожиданно она почувствовала надежду. Она любила его и хотела убежать из Венеции вместе с ним. Отчаяние улетучилось. Когда он пригладил ее волосы, которые взъерошились во время их борьбы, она заглянула в его глаза.

— Это возможно? — спросила она.

— Доверься мне, — убеждал он, обнимая ее.

Она ответила охотно на его поцелуй. Если она мимолетно и подумала, что ее счастье происходит больше оттого, что она убежит от угрозы золотой маски, чем от перспективы тайного бегства с возлюбленным, она быстро отогнала эти мысли из головы.

Они не вернулись в квартиру, потому что для нее она была местом их ссоры, и она не хотела идти туда снова. Гуляя по городу, они пришли к одной из маленьких площадей, где карнавальный люд в более спокойном настроении сидел на ступенях домов, слушая группу певцов с аккомпанирующими лютнями. Мариетта и Алекс нашли места и оставались там до тех пор, пока не пришло время ей возвращаться в Пиету. Он окликнул гондольера.

В предрассветном свете гондола услужливо ждала под мостом бокового канала, ведущего к водному входу в оспедаль. Легкий туман лежал над лагуной, как покрывало из тюля. Когда ученик булочника подъехал в своей лодке, Мариетта обратилась к нему с просьбой. Он кивнул и положил в карман деньги, которые предложил ему Алекс, затем пришвартовался у водных ворот, спрыгнул на ступени и потянул шнурок звонка. Когда ему открыли, он понес первую корзину с хлебом, а вернувшись за второй партией, сделал знак, что берег свободен.

Гондольер подтолкнул свое судно к ступеням. Мариетта поцеловала Алекса, быстро спустилась и исчезла в Пиете. Она дошла до своей комнаты, никого не встретив. Это было очень вовремя: как только она закрыла дверь, начали открываться другие, и вокруг послышался топот шагов. Прежде чем снять костюм Коломбины, она поставила розу в вазу с водой. Цветок сохранял свою свежесть в течение недели.


Луиза не хотела уезжать из Венеции, но она приехала туда за три месяца до приезда Алекса и дата отъезда не зависела от нее. Ее тетя и дядя, с которыми она путешествовала, были готовы ехать домой. Последнее светское мероприятие ее пребывания в Ла-Серениссиме — костюмированный бал для трехсот человек в честь ее двадцатилетия — случайно совпадало с последней ночью карнавала. Хор Пиеты, включая Мариетту, давал короткое представление перед ужином, а затем оркестр должен был занять их место и аккомпанировать танцам вплоть до завтрака с шампанским на рассвете.

Луиза никогда не любила бросаться в глаза, и семейный вечер с несколькими друзьями был гораздо более в ее вкусе, но ее дедушка так радовался всему тому, что организовал, что она не осмелилась протестовать. Наконец он согласился на то, чтобы все было венецианским. Ей казалось бессмысленным организовывать это иначе. Она будет скучать по Венеции, но, пока ее бабушка и дедушка будут в добровольном изгнании, будет возвращаться, когда только сможет.

Именно приближающаяся неотвратимость отъезда Луизы заставила Алекса понять, каким скоротечным было его собственное пребывание в Венеции. Могло случиться так, что Жюль без предупреждения решит, что пришло время паковать чемоданы и двигаться дальше. Дни быстро проскальзывали мимо, схемы тайного бегства приходили на ум Алексу и отклонялись, когда ранее невидимые недостатки выходили на поверхность. Только когда Мариетта упомянула, что будет петь на празднестве, посвященном дню рождения Луизы, он смог додумать план до конца. Казалось случайным, что корабль уедет из Венеции во Францию в то же самое время, что состоится завтрак с шампанским на рассвете. Но ему понадобится помощь Луизы. Она уже один раз доказала свою дружбу, но, возможно, на этот раз решит, что он просит слишком многого. Набросив плащ и взяв шляпу и перчатки, он вышел из квартиры, чтобы навестить ее.


Во дворце Селано проходила семейная встреча. Марко сидел, смотря на группу, расположившуюся полукругом, как будто он находился перед инквизиторами из Совета Трех, и его раздражение нарастало. Важность случая потребовала присутствия его матери в Венеции. Синьора Аполлиния Селано, маленькая женщина шестидесяти лет, жила в пригороде с овдовевшей сестрой Марко, Лавинией. Его две другие сестры были в монастыре закрытого ордена, помещенные туда против своей воли их матерью, когда они не смогли заполучить мужей, которых она считала подходящими. Пять из его шести братьев тоже присутствовали, четыре пришли из дворцов Селано в городе, которые он позволил им занять. Его самый старший брат, который принадлежал к духовенству, что было обычно для первенца благородной семьи, приехал из Рима, чтобы быть оратором. Три пожилых дяди завершали собрание. Его самый младший брат, Пьетро, родившийся к большой досаде их матери, когда ей было сорок пять, обучался навыкам медицины в монастыре в Падуе и был искренне предан лечению больных. Ожидалось, что он останется там и станет священником в свое время.

Взгляд Марко прошелся по всем присутствующим.

— Я не позволю, чтобы мне диктовали, — заявил он твердо. — Моим покойным отцом было решено, что я должен стать его наследником с правом жениться, и никто из вас не может оспорить это. Даже ты, мама. Даже ты в твоей сутане кардинала, Алессандро!

Алессандро в своем красном шелковом одеянии сидел на стуле с высокой спинкой рядом с матерью, его локоть лежал на деревянном подлокотнике, а подбородок опирался на указательный и большой пальцы.

— В твоем случае мы можем, брат. Когда будущее венецианской линии поставлено на карту, даже священник может получить специальное разрешение, предоставляемое в исключительных случаях, чтобы жениться и произвести сыновей.

Заговорил другой брат, Маурицио, тридцати двух лет, он был следующим по возрасту за Алессандро. С проницательным взглядом, тонкими губами ученого, страдавший от слабого здоровья, как результата детской болезни, он был организатором двух планов, использованных в борьбе с семьей Торриси.

— У тебя было двенадцать лет, Марко, — сказал он непреклонно, — за которые ты должен был выбрать невесту. Ты злоупотребляешь своей привилегией.

— Мне дано право на некоторое время холостяцкой жизни, — ответил Марко.

Послышался иронический смех Виталия, чье симпатичное лицо преждевременно состарилось от распутства, настроение постоянно ухудшалось, а тело опухло от алкоголя.

— Давай же, брат. Это наша участь. Твоя — взять жену. — Он повернулся к брату, который сидел рядом с ним. — Что скажешь ты, Элвайз?

— Я согласен. — Элвайз, сильный и мужественный, считал себя лучшим фехтовальщиком Венеции. — Марко превысил лимит времени, требующегося для того, чтобы остепениться.

Жесткие нотки голоса их матери прорезали их разговор.

— Твои братья правы, Марко. Двух лет флирта более чем достаточно. У меня есть право на внуков, а у дома Селано — на наследника!

Ее третий сын, Филиппо, который не говорил ранее, наклонился вперед на своем стуле, чтобы поглумиться над Марко. Широкоплечий и сильный, он не испытывал любви к этому брату, который унаследовал все, что он так сильно желал сам.

— Ты в трудном положении, брат. Помни, тебе еще придется доказать свое мужское достоинство!

Марко вскочил на ноги, сжав руки.

— Если бы ты не был моим братом, я бы убил тебя за это оскорбление.

— Я не сомневаюсь, что у тебя есть незаконнорожденные в Пиете и других сиротских приютах. Я говорю о законном наследнике.

— Довольно! — Марко сделал шаг вперед, но был остановлен своей матерью, резко ударившей веером о подлокотник кресла. Это был не первый раз, когда два враждующих сына брались за мечи друг против друга: прошло несколько лет, с тех пор как Марко нанес шрам на щеку своего брата. Она понимала, однако, что, так как Филиппо на восемнадцать месяцев старше, чем Марко, было естественно, что он ревновал к удаче более молодого мужчины.

— Успокойся, Марко! Сядь и послушай то, что я скажу. — Она повернулась к Филиппо, как будто он все еще был мальчиком, и велела ему молчать. Затем, видя, что Марко вернулся на прежнее место неохотно и с сердитым взглядом, она снова обратилась к нему. — Наше терпение как семьи исчерпано. Несколько недель назад я поручила твоему дяде Джакомо найти подходящую жену для тебя, и он сделал это, за что мы благодарим его. Она не наследница, но это не повод для сожаления, так как нам нужен наследник, а не деньги. Фактически я замечала слишком часто, что наследницы, происходящие, как это неизменно бывает, из семей, где отсутствуют наследники мужского пола, часто являются бесплодными, какой оказалась жена Доменико Торриси, или не производят никого, кроме дочерей. Итак, приданое молодой женщины выбрано, но это не имеет большого значения. Бедное происхождение тоже подойдет. Важный фактор заключается в том, что она происходит из плодовитого рода.

Марко резко дернулся вперед на своем стуле.

— Мама! — проревел он. — Я из-за твоего почтенного возраста извиняю тебя за то, что ты осмеливаешься говорить в такой манере со мной, главой Дома Селано! — Его гневный взгляд обратился к остальной компании. — Я даже не хочу слышать имени женщины, которая была недолжным образом выбрана для меня. Я больше не злосчастный юнец, которого можно женить, не учитывая его мнение по этому поводу.

Его мать проговорила резко:

— Ты должен благодарить меня за это! Я ходатайствовала за тебя перед твоим отцом, когда тебе было пятнадцать, чтобы ты избежал этой участи! — Она вспомнила, как стояла на коленях перед своим мужем, умоляя, чтобы их сыну было позволено принять свое собственное решение, когда он достигнет брачного возраста. Она тогда надеялась, что Марко возьмет жену, о которой будет нежно заботиться в течение всего брака. Между ее мужем и ею не было ничего подобного. Она не знала тогда, что ее муж уже подозревал, что Марко, скорее всего, станет дамским угодником. Единственной слабостью ее в остальном сильной и жестокой натуры была материнская привязанность к своему пятому сыну. С момента своего рождения он пробудил скрытые в ней материнские инстинкты, чего не смогли сделать все остальные дети. Она предполагала, что испортила его по глупости, но оправдывала себя, потому что это часто случалось с одним ребенком в семье. Если у Марко и был какой-то недостаток в ее глазах, то это его характер Селано. Но, как всегда, она находила оправдание для него: всю вину можно было свалить на Филиппо, потому что, когда они были мальчиками, он руководил остальными, чтобы причинять боль Марко, ее любимому сыну.

Неизбежно Марко пришлось находить способы мстить им до тех пор, пока он не вырос, чтобы соответствовать им в силе и росте. Ее расстраивало то, что теперь они загнали его в угол, так как она знала, что они злобно наслаждались его беспомощностью. Филиппо намеревался стать наследником Марко, а Алессандро и ее деверь посоветовали ей сделать его главой семьи, если Марко не сможет выполнить их желания. Она собиралась сделать все от нее зависящее, чтобы этого не случилось. Слегка повернувшись, она сделала знак веером своему деверю Джакомо.

— Сообщи Марко наш выбор.

Пожилой мужчина поднялся со своего стула, чтобы подчеркнуть важность заявления, которое собирался сделать.

— Мы выбрали синьориту Терезу Реато. Ты знаешь ее с детства, Марко. Я поговорил с ее отцом, и он хочет разрешить брак, когда закончится карнавал. Не в Великий пост, конечно же, поэтому мы решили назначить свадьбу на первую субботу после Пасхи.

Марко издал смешок.

— Так вы попытаетесь навязать мне это создание! У нее фигура как у палки, а лицо как кухонная сковорода.

Его мать вспыхнула от гнева.

— Постыдись! Как ты смеешь говорить так о достойной молодой женщине! — Она толкнула руку своего сына-кардинала веером. — Расскажи ему, Алессандро.

— Помолвка будет объявлена после подписания брачного контракта завтра, — сказал Алессандро медленным размеренным тоном, — и свадьба состоится в день, который был выбран. Если ты откажешься принять это соглашение, мы подадим в суд и понизим тебя до постоянного положения холостяка. Филиппо заменит тебя в качестве главы Дома Селано.

Марко был ошеломлен. Его мать кивнула, чтобы показать, что она полностью поддерживает это решение. Было невероятно, что она пошла против него сейчас. Он знал, что ему в конце концов придется жениться, но Тереза Реато была последней, на ком бы он остановил свой выбор. Его единственный шанс заключался в том, чтобы выиграть время.

— Очень хорошо, — ответил он снисходительно, — я женюсь, но не на Терезе. Я настаиваю на том, чтобы самому выбрать невесту.

— В пределах предоставленного времени? — продолжал давить Алессандро.

— Помолвка по истечении четырех недель.

— Нет. Это недостаточно хорошо. Бесполезно увиливать. Решение должно быть принято сегодня. С кем ты хочешь быть помолвлен? — Филиппо насмешливо растягивал слова со своего стула, видя, как и все они, что Марко в затруднительном положении. — Мы ждем, Марко.

Марко знал, что попал в ловушку. Мысленно он перебирал дочерей семейств, которых он знал, но ни одна не отличалась от остальных. Затем возникло озарение, когда он вспомнил упоминание Филиппо о Пиете. Он планировал сделать Елену своей куртизанкой. Это было бы легко организовать, если бы он был уверен в ней. Пиета никогда не отпустила бы ее для этой цели, но, так как он владел одним из оперных театров в Венеции, ей могли предложить должность примадонны, и все было бы отлично организовано. Теперь он увидел Елену в ином свете. Он изогнул губы в удовлетворенной улыбке, откидываясь назад на своем стуле.

— Елена из Пиеты будет моей женой.

Изумленное молчание встретило его заявление. Затем, как он и ожидал, все начали говорить одновременно. Алессандро, привыкший наполнять собор своим зычным голосом, произнес вопрос, заставивший всех других замолчать:

— Она солистка в хоре или оркестре? Ты забываешь, что, хотя я знаком с высокими моральными стандартами молодых женщин Пиеты, я был вдали от Венеции слишком долго, чтобы знать кого-либо из них по имени.

— Она певица.

— Она незаконнорожденный подкидыш?

— Нет. Ее отец был мелким торговцем в винном бизнесе, а ее мать — благородной женщиной. Оба умерли от лихорадки через несколько лет после заключения брака, и Елену воспитывала уважаемая родственница. Ее поместил в Пиету адвокат, действующий как ее опекун, в качестве ученицы, которая платит за обучение, когда эта родственница заболела и вскоре после этого умерла.

Алессандро повернулся к своей матери.

— Итак, мама? Что ты думаешь?

Она кивнула, внутренне очень обрадованная тем, что Марко взял верх над своими братьями.

— Нужно немедленно обратиться к руководителям, Алессандро. Отправляйся сейчас в Пиету, чтобы провести тщательное расследование. Повидай молодую женщину сам. Если все хорошо, мы можем действовать, как было первоначально запланировано. Я пробуду здесь до свадьбы и останусь до тех пор, пока не смогу быть уверенной, что она знает, как вести благородный дом и все, что это включает.

Ее овдовевшая дочь Лавиния, которая сидела позади нее во втором ряду, вышла вперед:

— Как мы можем быть уверены, мама, что молодая женщина согласится выйти замуж за Марко? Я всегда слышала, что у тех, кто занимает высокое положение в хоре, уважают их желания.

Синьора Селано всегда относилась деспотично к своим дочерям, и, хотя две другие были вне ее досягаемости в своем монастыре, Лавиния была ежедневной жертвой ее острого языка.

— Только ты могла задать такой глупый вопрос, как раз тогда, когда мы решили будущее нашего семейного богатства и власти! Нет двери, которую не могут открыть деньги, нет дорожки, которую они не могут разгладить. Все девушки в Пиете надеются на хорошую партию. Ни одна, обладающая хоть небольшой долей здравого смысла, не откажется от этого шанса, а что может быть лучше для нас, чем молодая девственница без пятна на репутации? Если там будут какие-либо колебания, в чем я сомневаюсь, Алессандро предложит под мою ответственность такое большое пожертвование Пиете, что руководители точно подпишут брачный контракт, что бы девушка ни говорила.

Лавиния, соответствующим образом раздавленная, смиренно кивнула. Немногие женщины брачного возраста могли контролировать свою собственную судьбу. Она была единственной среди своих сестер с истинным духовным призванием и с нетерпением ждала момента, когда наденет покрывало в закрытом ордене далеко от Венеции, но затем старый и похотливый вдовец пожелал ее видеть своей очередной четвертой женой. Так как он имел огромное богатство, ее мольбы и протесты не оказали влияния на ее родителей. Тем не менее, когда он умер пять лет назад, она оказалась без гроша: все было отписано сыну от первого брака. И она в возрасте двадцати пяти лет снова попала под контроль своей семьи, которая обрекла ее быть компаньонкой их вспыльчивой матери. Лавиния надеялась, что Марко будет добр к Елене, с которой она надеялась подружиться, но доброта была не достойной внимания добродетелью в семье Селано.


Недалеко, в палаццо Куччино, Луиза снова сидела на желтом диване.

— Что на этот раз? — спросила она, улыбаясь.

Когда Алекс не улыбнулся ей в ответ, а вместо этого нахмурил лоб, она почувствовала боль в сердце, говорившую ей, что события, должно быть, приняли чрезвычайно серьезный оборот.

Он сел на диван рядом с ней.

— Я должен попросить тебя еще об одном одолжении. Гораздо большем, чем прежде.

— Скажи мне, что это, Алекс.

Она не отказалась помочь в том, о чем он тогда просил. Ее дружба с ним была слишком важна, чтобы подвергать ее опасности сейчас, но она пришла в отчаяние от его безрассудной идеи. Все время она была уверена, что он должен был видеть Мариетту как можно больше, для того чтобы дать пламени любви шанс вспыхнуть и снова погаснуть. Тогда он мог бы покинуть Венецию без всякой боли от расставания. Теперь она задавалась вопросом, правильно ли она поступила в первый раз, когда выполнила его просьбу, поддерживая страстное увлечение, которое иначе могло умереть, хотя в качестве его друга не понимала, как можно было поступить иначе. Теперь она еще больше страшилась празднования своего двадцатилетия, потому что собиралась другая туча, чтобы омрачить его.

Когда Луиза снова отправилась в Пиету, Алекс сопровождал ее до моста на Рива-делла-Скьявони, где впервые встретил маркиза. Здесь он вручил ей коробку, которую нес.

— Удачи, — пожелал он.

Она снисходительно улыбнулась ему.

— Я сделаю все от меня зависящее.

Алессандро прибыл к входу в Пиету в то же самое время, что и Луиза. Он слегка ей поклонился, когда они ожидали, чтобы их приняли, но ни один из них не заговорил. Она подумала, что он человек безмерного спокойствия, но у него были холодные глаза и тонкогубый рот, которые не предполагали большого терпения и прощения. В нем также было тщеславие, потому что его струящийся плащ был отброшен назад на плечи, чтобы продемонстрировать его богатые одежды и большой, усеянный драгоценными камнями крест, хотя даже венецианское право запрещало священникам любой показ этого великолепия во внешнем мире, кроме как при церковных шествиях. Дверь открылась, и Луиза вошла впереди него в Пиету. Они были приняты сестрой Сильвией, с которой Луиза разговаривала во время своего предыдущего визита.

— Прибыл ли руководитель Традонико? — высокомерно спросил Алессандро. — Он должен был встретить меня здесь в это время.

Луиза продолжала дальше судить о нем: никакой скромности. Она знала, что глава руководителей был знатным человеком и близким политическим союзником дожа, не подчиненным, который приходил бегом, когда его звали. Как отличался этот кардинал от доброго монаха, который основал этот самый оспедаль и жил как нищий, а все свои деньги вкладывал в благотворительность. Она заметила недовольное выражение кардинала, когда он услышал, что руководитель еще не прибыл, и его жесткие шелковые одежды зашуршали, как будто тоже раздраженные, когда его провели через приемную в гостиную, чтобы он подождал.

Когда монахиня вернулась, Луиза объяснила цель своего визита, и сестра Сильвия подняла крышку коробки, чтобы посмотреть на обычные черные полумаски, которые наполняли ее.

— Вы обратились с самой необычной просьбой, — сказала она. — Наши певцы и музыканты никогда не выступают в масках.

— Я знаю это, но подумала, что, так как это будет такой особенный случай для меня, все будут в костюмах и это будет последняя ночь карнавала, только на этот раз хор и оркестр могли соответствовать духу мероприятия.

Сестра Сильвия не видела никакого вреда в просьбе молодой женщины, но чувствовала, что не может сама принять решение.

— Оставьте маски у меня, мадемуазель д'Уанвиль. Я поговорю с маэстро.

— Но я должна знать, каким будет решение, — твердо сказала Луиза, способная своим повелительным тоном помериться силами с любым. — Пожалуйста, спросите его сейчас.

Сестра Сильвия оставила ее не больше чем на пять минут, перед тем как вернуться и сказать, что маэстро дал свое разрешение. Довольная Луиза пошла прямо во «Флорианс», где ее ждал Алекс. Этой ночью он организует все с Мариеттой.

В Пиете Мариетта в самой большой из музыкальных комнат работала над новым сочинением, когда дверь распахнулась и Елена, разрумянившаяся и взволнованная, влетела в комнату и разразилась слезами радости.

— Это случилось! — воскликнула она, падая у ног Мариетты. — Руководитель Традонико послал за мной, и кардинал Селано был с ним. Марко хочет жениться на мне!

Мариетта почувствовала глубокую растерянность.

— Какой ответ ты дала?

— Пока никакого. Это еще предстоит.

— Что ты имеешь в виду? — Мариетта взяла голову Елены в свои руки и подняла счастливое, покрытое слезами лицо. — Скажи мне.

Елена схватила Мариетту за запястья и произнесла с ликованием в голосе:

— Они думали, что я подпрыгну от радости, услышав это, но я сказала им, что дам свой ответ только Марко после соответствующего ухаживания. Я не упаду ему на ладонь, как спелая слива. Это самая большая авантюра в моей жизни!

— Гордость такого человека не позволит ему рисковать отказом девушки из оспедаля. Ты можешь никогда больше не услышать его.

— Тогда я пойму, что он никогда не дал бы мне той любви, какой я хочу от человека, за которого выйду замуж.

— Ты мудрая и смелая, — произнесла Мариетта восхищенно.

— И да, и нет! — Елена вскочила на ноги снова и раскинула руки в стороны. — О, я так надеюсь, что он придет!

Когда Алессандро вернулся в палаццо Селано с сообщением, только его мать и Марко были там, чтобы выслушать его. Лавиния пошла с благотворительной миссией, а остальные члены семьи разъехались по своим домам, заранее соглашаясь с результатом визита Алессандро в Пиету. В комнатах, которые занимала синьора Селано, когда посещала своего сына, все еще меблированных многими изысканными предметами, она и Марко восприняли новость об ультиматуме Елены совершенно по-разному. Марко ничего не сказал, сложив руки и обдумывая то, что услышал. Его мать была в ярости.

— Как смеет эта маленькая девчонка вести себя так высокомерно? — воскликнула она.

Прошло много лет с тех пор, как она чувствовала себя оскорбленной за своего сына, даже из-за стычек с Торриси. Было непростительно, что Елена сразу же не приняла официального предложения, сделанного ей от имени аристократа, который был зеницей ока своей матери. Шагая взад-вперед по комнате, синьора Селано изливала пронзительно-визгливую тираду против Елены. Марко продолжал сохранять молчание, в то время как безостановочный и карающий крик его матери барабанил ему в уши, раздражая его уже расстроенные нервы. Наконец она зашла слишком далеко.

— Тогда это все решает, Алессандро, — заявила она своим самым непреклонным голосом. — Неблагодарная негодяйка из Пиеты отклоняется. Моей невесткой будет Тереза. Теперь не будет никаких изменений.

Именно тогда Марко повернулся к ней, как обезумевший лев. Слишком поздно она увидела, что распалила его гнев до такой степени, которую она никогда прежде не видела.

— Молчи, женщина! — Взмахом руки он свалил ее бесценную коллекцию античного стекла с секретера на пол. — Ты указывала мне слишком долго. С меня достаточно! Больше этого не будет!

Она думала, что если бы не была его матерью, он схватил бы ее за горло. Алессандро сделал шаг вперед, чтобы стать рядом с ней.

— Но к тебе и имени Селано отнеслись пренебрежительно! — закричала она в самооправдание.

— Ты обижаешься там, где никакая обида не подразумевается! — прокричал он в ответ. — Елена — девушка из Пиеты, а не благородная наследница, погруженная в наши корыстные манеры и более чем готовая отдать себя лицу, предложившему наивысшую цену! Ты удивишься, узнав, что я влюбился в Елену! Потребовалась ты и вся остальная моя семья, чтобы заставить меня понять, что она все, чего я хочу от жены. Теперь, когда она высказала эту простую просьбу, естественную для любой романтически настроенной молодой женщины, я понимаю, что значило бы для меня, если бы я потерял ее. Я искренне верю, что она сможет изменить меня к лучшему. Ты знаешь, что говорят об исправившихся распутниках. — Он стиснул зубы. — Не смей насмехаться, я боюсь, что могу ударить тебя, а это то, чего я никогда не хотел бы делать. Ты не желаешь видеть, что я вырвался из формы, которую ты создала для меня. Я всегда должен был ставить тебя на первое место, оставаться преданным сыном и жениться на женщине, которая бы для меня ничего не значила.

— Это неправда! Я всегда хотела, чтобы ты испытывал настоящую любовь к жене.

— Но только потому, что ты думала, что она окажется преходящим увлечением, как все остальные женщины, которых я знал. Ты думала, что ничто не изменится между тобой и мной, что я по-прежнему буду преданным сыном, руководимым тобой, и что моя жена будет находиться в твоем подчинении до конца твоих дней. Как ты, должно быть, была довольна, когда я назвал девушку из Пиеты своей избранницей. Ты была уверена, что она окажется такой же покорной и покладистой, какой была бы Тереза.

— Что плохого в этих добродетелях?

— Ничего, когда они направлены на мужа, но все, если свекровь будет контролировать ее жизнь. Но ты встретишь достойную соперницу в Елене. Никогда снова ты не будешь унижать всех в этом доме своим острым языком и своим жестоким нравом! Я с гордостью надену обручальное кольцо на палец Елены в день, который был назначен. Помолвка должна состояться завтра!

Хлопнув дверью, он вышел из комнаты. Алессандро взял свою мать за руку, чтобы помочь ей сесть в кресло, но она с яростью стряхнула его руку.

— Оставь меня! Какую неразбериху ты устроил из всего этого дела! Почему ты не оставил при себе то, что сказала молодая женщина, и просто не сообщил Марко, что она отказала ему?

— Мама, я думаю, вы забываете мое призвание.

— Убирайся с моих глаз. Возвращайся обратно в Рим!

Он пошел приказать своему слуге паковать вещи, благодарный Господу за то, что уезжает. Его мать начнет испытывать терпение Божьего избранника, а он еще не достиг этого высокого статуса.

В Пиете Елене сказали, что пришел Марко, чтобы повидаться с ней. Когда она шла к одной из небольших приемных, где он ожидал ее, улыбающиеся лица других девушек появлялись в углах, над перилами и выглядывали сквозь щели в дверях, слышались хихиканья, перешептывания и завистливые вздохи.

Эта встреча должна была стать чем-то гораздо большим, чем первым шагом ухаживания. Марко принес с собой помолвочное кольцо с редким голубым сапфиром, оправленным в бриллианты и золото, который должен был сочетаться с цветом ее глаз. Сестра Сильвия, исполняющая роль опекуна по другую сторону полуоткрытой двери, не услышала ничего, кроме его первого приветствия. Усадив восхищенную девушку на кресло рядом с собой, он прошептал о своей бессмертной любви, затем схватил в объятия и поцелуем смел все ее оборонительные планы, призванные заставить его ждать ответа. Лишившаяся дара речи от счастья, Елена смотрела, как он надевает ей на палец кольцо.

Загрузка...