Венера Прайм 3

Пролог

Дэйр Чин — помощник мэра Лабиринт-Сити, самого большого города на Марсе, находился в своем кабинете на втором этаже ратуши. Вообще-то Чин не был нервным человеком, но сегодня он нервничал. И все это проклятая табличка, широко известная марсианская табличка, найденная десять лет назад где-то в районе северного полярного ледника. Парень, который ее нашел погиб при аварии на буровой и никто не знал места находки. На зеркальной поверхности таблицы были нанесены рядами неразборчивые символы. Было доказано, что этот предмет оставили существа за миллиард лет до того, как человек появился на земле.

В эту минуту с этим артефактом, ниже этажом, работал Морланд. Чин только получил факс, в котором говорилось, что этот ученый подозревается в кражах экспонатов из музеев, где он проводил свои исследования.

Таблица была одной из достопримечательностей, которые привлекали туристов на Марс. Нужно принимать срочные меры. Еще и эта проблема, а у него и так дел выше крыши. Ведь на нем весь город. Город, который остро нуждается в воде. Город, жители которого нуждаются в кислороде, нуждаются в тепле. Город, в котором остро стоит проблема утилизации сточных вод.[1]

А эти аборигены. Почти каждые выходные напиваются и режут друг друга. Туристов ежедневно обманывают, грабят или смертельно оскорбляют. А сливки общества — ученые и бюрократы, предположительно имеющие лучшее образование, — обладают нравственностью диких кошек и проводят свободное время, играя в игры по обмену супругами, компаньонами и детьми.

Словом в голове такая каша, что впору или что-нибудь разбить, или заплакать, или повеситься, или сделать все это сразу.

Высокая блондинка, смотревшая на него через стол, ничуть не облегчала ему настроение. У нее было худощавое, крепкое телосложение и сеть тонких морщинок вокруг глаз, — издержки профессии шофера-дальнобойщика, в рейсах ей приходилось постоянно щурится, вглядываясь вдаль. На ней был стандартный коричневый скафандр «поликанвас», шлем небрежно висел на поясе.

— Ты не можешь оттолкнуть меня сегодня, Дэйр. В любую ночь, только не сегодня. Завтра мне в рейс. Или мне списать тебя со счетов перед отъездом? — говорила она громко, почти крича.

Лидия Зеромски была его любовницей уже давно. Он встал и двинулся к ней, его руки раскрылись в мольбе:

— Лидия, между нами ничего не изменилось. Но не пытайся давить на меня прямо сейчас. У меня куча работы. Плюс парень внизу, за которым мне нужно следить. Он вытащил из ящика наш самый почитаемый кусок металлолома…

— И ты боишься, что он уронит его и оставит на нем вмятину? Ну да, конечно.

Чин раздраженно вздохнул. Марсианская табличка была тверже алмаза, тверже любого материала, который люди умели делать, и это было всем хорошо известно:

— Ступай. Мы с тобой увидимся до твоего отъезда.

— Забудь об этом. — Она натянула шлем на голову, движение было настолько отработанным, что походило на надевание солнцезащитных очков. Задержалась в дверях, бросила на него последний обжигающий взгляд, но ничего не сказала. Повернувшись и быстро зашагав прочь, она запечатала свой лицевой щиток. Чин слышал ее мягкие шаги, как она идет по коридору, а затем спускается по лестнице на первый этаж. Он уставился через стеклянную дверь в этот тускло освещенный зеленый коридор, пытаясь собраться с мыслями.

Узкое лицо Чина было красивым, у него были прямые черные волосы, черные глаза и широкий твердый рот. Он был высоким мужчиной, стройным, сохранившим стройность (как и Лидия) за двадцать лет жизни при силе тяжести в 2,5 раза меньше земной. Это было типичное телосложение для марсиан.

Сквозь стеклянную наружную стену он заметил свет на продуваемой всеми ветрами улице — желтый свет ручного фонаря патрульного пробивался сквозь зеленое стекло. Свет возобновил свое медленное движение. Чин взглянул на часы: 20.08. — Старый Наттинг был точен, как цезиевые часы.

Чин вернулся к своему столу, сел, откинулся на спинку стула, глядя сквозь стеклянный потолок на десятки тысяч немигающих звезд.

Лидии Зеромски нужно было побыть одной, подумать как жить дальше. Она закрыла шлем и вышла прямо наружу, в морозную ночь. Лабиринт-Сити раскинулся вокруг нее, выполненный почти сплошь из стекла. Если не считать светящейся громады межпланетного отеля «Марс» слева от нее, примостившегося на краю обрыва, единственным источником света были тусклые лампы на напорных трубах и ночные огни темных зданий — сотни маленьких светящихся сфер за зелеными стеклами. Она остановилась и обернулась. Был ясно виден человек внутри центрального купола ратуши, освещенный, как пациент в операционной, склонившийся над табличкой, углубившийся в работу. Высоко над куполом сияние огней ратуши отражалось от сводчатого песчаного холма, нависающего над городом. Она поискала взглядом Дэйра в его кабинете, свет там горел, но не было заметно никакого движения. Она повернулась и пошла, пока не подошла к краю обрыва. Остановилась, вглядываясь в темноту.

Нижний город рассыпался, как горстка кристаллов, по склону утеса. Среди его крутых лестниц, теснящихся домов и рубинового сияния ночных винных заведений двигался единственный покачивающийся желтый фонарь — старый Наттинг совершал свой обход.

Мысли Лидии были так заняты, что она почти не видела знакомую панораму, огромные скалы Noctis Labyrinthus — Лабиринта Ночи. Полосатые пласты красного и желтого песчаника в полутьме превращались в полосы черного и серого, иногда с тонким слоем ярко-белого цвета. Белое было льдом, вечной мерзлотой, законсервированной водой, которая наполняла Лабиринт тонкими сублимированными облаками в самое теплое время. Водой, которая делала Марс обитаемым, от которой зависела вся его жизнь и торговля. Шпили и впечатляющие каменные арки вырисовывались на фоне неба, усыпанного твердыми голубыми звездами, — сотни шпилей, выстроившись неровными рядами, маршировали к горизонту, который должен был быть совсем близко, но терялся в мягкой дымке, похожей на китайскую картину тушью, в дымке висящей микроскопической пыли.

Лидия стояла тихо, почти не шевелясь, пока успокаивающийся ветер шевелил мелкий песок вокруг нее. Она заметила еще одну фигуру, стоящую и наблюдающую за небом, силуэт которой вырисовывался на фоне зарева двигателя межпланетного корабля.

Лидия знала этого человека, даже в скафандре высокая грациозная фигура Халида Саида была легко узнаваема. Он смотрел на далекий горизонт, где мерцали два ярких огонька. Один из них, выделяясь на фоне неподвижных звезд, медленно двигался к востоку: это была «Станция Марс», раскачивающаяся достаточно высоко над планетой, чтобы поймать свет солнца. Другой тоже был странником, но он двигался слишком медленно, чтобы его движение можно было заметить за одну ночь: это была планета Юпитер. Лидии показалось, что она знает, что Халид смотрит не на Юпитер, а на что-то далекое за пределами этой планеты, далекое, темное и невидимое, но с каждым днем приближающееся к Марсу.

Ее внимание привлекло какое-то движение. Главный шлюз на входе в отель открылся, и на мгновение на фоне вестибюля показалась группа туристов, беззвучно смеющихся. Они немного побродили, пьяно покачиваясь, а потом нашли улицу, которая вела в нижний город. Она отвернулась, но успела заметить, что менеджер отеля последовал за ними. Это был Вольфганг Протт, человек, которого Лидия ненавидела, елейный очаровашка, у которого хватало здравого смысла держаться подальше от местных женщин, но которого редко видели без туристки под руку. Его романы длились примерно столько же, сколько средняя турпоездка. Лабиринт-Сити — маленький городок, люди, жившие здесь, слишком хорошо знают друг друга. Они относятся к Протту с юмором, но Лидии было трудно с этим примириться.

Что же делать с Лидией? Этот вопрос мучил Дэйра Чина сейчас также как и все три года что они были близки. Она была моложе его, страстная, требовательная женщина, слишком требовательная для него. Он был не уверен, что ее желания совпадают с его возможностями…

Нет, сегодня нужно выбросить все личное из головы. Нужно решить, что делать с полученной информацией.

Он вытащил желтые листы факса из-под стопки других бумаг, куда спрятал их, когда услышал неожиданные шаги Лидии на лестнице. Еще раз внимательно все прочитал. Нет, для кардинальных действий информации было явно не достаточно. И Чин решил просто напугать Морланда, дать ему понять, что он находится под наблюдением. Чин вышел из кабинета и спустился по лестнице на первый этаж. Морланд стоял посреди комнаты, склонившись в круге яркого белого света.

Доктор философии Дьюдни Морланд прибыл на Марс неделю назад, получив разрешение от Комиссии по культуре Совета Миров. Ему приходилось работать по ночам, потому что его оптические приборы были чувствительны даже к таким незначительным вибрациям как шаги.

Морланд сердито обернулся:

— Ты! Посмотри, что ты наделал, Чин! Двадцатиминутная запись испорчена. Сначала эта топающая корова, теперь ты. Что нужно сделать, чтобы в ваши провинциальные головы дошло — мне нужна абсолютная тишина.

Морланд был растрепанного вида парнем, с бледным лицом, клочковатой бородой и липкими светлыми волосами, которые выглядели не стрижеными уже несколько месяцев, секущиеся концы их вились над воротником его дорогого твидового пиджака, который давно уже стал бесформенным. Чин знал, что в его оттопыренных карманах лежат трубка и пакетик измельченного табака — атрибуты привычки, которую люди, живущие на Марсе, считают чрезвычайно странной.

На полу рядом со стулом Морланда Чин заметил открытый портфель, в нем лежали несколько факсов и остатки ужина.

— Не мог бы ты отойти в сторону, доктор?

— Что ты сказал?

— Пожалуйста, отойди в сторону.

— Слушай, ты хочешь, чтобы я получил приказ, запрещающий тебе находиться здесь, пока я работаю? Это можно быстро устроить. Здание филиала Исполнительного Совета Миров находится всего в нескольких шагах от отеля.

Чин наклонился вперед, его лицо потемнело:

— Шевелись, толстяк, — проревел он, — пока я не разбил твою глупую рожу!

Это было убедительное проявление убийственной ярости. Морланд отшатнулся.

— Это… это… Я сообщу об этом завтра в комиссию, — задыхаясь, пробормотал он быстро пятясь от витрины. — Ты еще пожалеешь об этом, Чин…

Чин проигнорировал его и шагнул вперед, чтобы рассмотреть табличку. Она лежала на подушке из красного бархата, сверкая в сходящихся лучах света. Серебристый осколок был отколот от какого-то более крупного куска ударом невообразимой силы, но ничто из того, что случилось с ним за миллиард лет, не оставило на нем даже царапины толщиной в волос. Идеальная поверхность, в которой Чин теперь видел себя, как в зеркале, убеждала его, что это не копия металла или пластика, и когда он подышал на нее и увидел, что его мутное дыхание заслоняет его отражение, он понял, даже не прикасаясь к ней, что это не голограмма. Это была настоящая вещь.

Морланд по-прежнему изъяснялся со всей яростью на которую был способен:

— Ты, конечно, должен понимать — что даже конденсат твоего зловонного дыхания на этой поверхности делает все, что я сделал сегодня вечером, совершенно бесполезным. Мне придется ждать еще несколько часов…

— Заткнись.

— Я конечно же, не заткнусь, но…

— Я наводил о тебе справки, Морланд, в Музее Человека Аризонского университета, в Нью-Бейрутском Музее Уцелевших Древностей. — Он поднес желтые факсграммы к лицу Морланда.

Морланд впервые с тех пор, как Чин вошел в зал, замолчал и с опаской посмотрел на факсы, но не попросил дать их прочитать:

— Ладно, Чин. Я презираю твое примитивное поведение, но теперь, по крайней мере, понимаю в чем дело, — сказал он спокойно. — Я хотел бы напомнить тебе, что наказания за клевету прописаны достаточно конкретно в Едином Кодексе законов о защите прав человека и основных свобод.

— Я не собираюсь никому ничего рассказывать о тебе, Морланд, — холодно сказал Чин. — Но ты же на Марсе. — Он кивнул на ближайшую стеклянную стену. — За этой стеной кислорода такой мизер, что и не стоит упоминать. Температура сегодня минус пятьдесят градусов по Цельсию. Наши подающие воздух трубы требуют постоянного технического обслуживания, и время от времени случаются аварии. Если бы это случилось в нашем районе, тебе понадобился бы скафандр — он ведь у тебя с собой, не так ли?

Чин уже заметил, что это не так:

— Нет? Многие посетители совершают эту ошибку — иногда последнюю в их жизни. И даже если у тебя есть скафандр, ты не всегда можешь быть уверен, что он не дал течь. Может быть, ты захочешь внимательно осмотреть свой, когда подойдешь к нему? Надеюсь, ты меня слышишь. У меня нет никакого интереса клеветать на тебя. Я только хочу предупредить.

Чин повернулся к Морланду спиной и вышел из зала. Вернулся в свой кабинет и включил комлинк для связи со штабом патруля. Он не собирался рисковать, собирался уговорить местных патрульных обеспечить достойную защиту таблички, пока Морланд находится на Марсе. Он набрал две цифры трехзначного номера, когда услышал внизу какой-то шум. Чин, бросив набирать, быстро пошел по коридору к лестнице. Медленно, как можно тише, он спускался по ступенькам, надеясь застать Морланда врасплох. Спустившись по лестнице, он на цыпочках прошел по коридору, но на входе в холл резко остановился, удивленный тем, что увидел. Он открыл рот, чтобы заговорить, но это ему не удалось — Дэйр Чин уже раньше произнес свои последние слова в своей жизни.

Прошел час. Суматоха в городе, вызванная преступлением, поутихла. Прошел еще один. Юпитер все еще светил ярко, но станция Марс уже скрылась за восточным горизонтом, следом за ней Фобос выполз из-за края защищающего город песчаного холма. С вершины утеса над городом в небо взлетел белый столб огня.