Сон женщины был тем же самым сном, который так часто одолевал ее прежде, но она никогда еще не испытывала такой ужас. Черные крылья бились, бились прямо над ее головой. Они вращались, эти лопасти пыточного колеса неслись на нее, угрожали засосать ее. И голоса:
«Уильям. Она могла бы стать величайшей из нас…»
«Она сопротивляется нашей власти. Она всегда сопротивлялась.»
«Она еще ребенок. Когда она осознает истину, она все поймет.»
«Сопротивляться нам — значит сопротивляться знанию».
Колесо вращалось, голоса переходили в вой:
«Линда, Линда…»
Из темноты, из центра вращения глаза смотрели, руки тянулись, рты звали:
«Линда, Линда…».
Она билась и отбивалась, но была погружена в какую-то вязкую невидимую жидкость, какую-то эфирную жижу, которая делала ее самые сильные усилия слабыми, а самые быстрые движения медленными:
«Линда, Линда…».
Она почувствовала что проигрывает борьбу, идет ко дну и закричала.
Ее разбудил звук собственного крика.
Она обнаружила, что лежит обнаженная на кровати, в жаркой темноте. Какой-то голый мужик навалился поперек нее, схватив за руки. Она брыкалась, извивалась и снова кричала.
— Линда, проснись. Пожалуйста, проснись. Это всего лишь сон. Это всего лишь сон. — Его слова вонзались в нее и наконец проникли в сознание. Она обмякла и замолчала. — Узнала его.
И через мгновение она вспомнила, где находится, — на комическом корабле и поскольку она ощущает свой вес, то корабль все еще идет с ускорением.
— С тобой все в порядке?
— Да, — хрипло прошептала она.
Он отпустил ее запястья, приподнялся и присел рядом на кровать:
— Линда, скажи…
— Не называй меня Линдой. — Ее голос был пустым, лишенным силы и эмоций. — Линда умерла.
В его ответном молчании чувствовалось, что он с этим не согласен. — Для него Линда жива.
Женщина вглядывалась в лицо мужчины, видя его лучше, чем он ее. Для него, в темноте, она была непосредственной реконструкцией памяти, знакомой формой, теплым запахом, сладким ощущением рук. Но для нее слабого красного огонька комлинка на стене каюты было достаточно, чтобы видеть его гладкую мускулистую кожу, отсвечивающую слабым румяным сиянием. Она увидела, как его глаза блеснули в ночи. Его запах был похож на пряный хлеб, густой, успокаивающий — и возбуждающий. Она согрелась и вспомнила все окончательно.
Они были в двух днях пути от Земли на быстроходном корабле, направлявшемся на Марс. Сначала они изображали просто друзей, но познакомившись с кораблем и командой, и видя, что никто не обращает на них внимания, больше не чувствовали неловкости из-за того, что оставались одни в каюте. Правда ей потребовалось больше времени, чем ему, чтобы ослабить ее врожденную застенчивость. О всех важных делах, которые им предстояли, можно было забыть до того дня (почти через две недели), когда корабль достигнет своей цели.
Она думала, что сможет полюбить его. Он уже признался, что любит ее. Ей нравилась его любовь: чуткая, понимающая все ее недостатки (в конце концов, он знал ее с детства), одновременно умная и отзывчивая. В тоже время его любовь, его жажда любви была и настойчивой, и физической. Казалось, что их занятия любовью будут такими же легкими и естественными, как если бы они никогда не расставались, как если бы они всегда жили вместе.
Сегодня, после ужина в кают-компании, когда корабельные часы приглушили свет в коридоре, они исчезли в ее узкой каюте.
Через несколько минут после того, как они закрыли за собой дверь каюты, вся их одежда упала на пол, и они растянулись рядом на узкой койке, не обращая внимания на тесноту. Что-то, чего она не могла определить, было неправильным. — Она замешкалась. Он, почувствовав это, тоже не стал торопиться. Она чувствовала, чего это ему стоило. Это усилие, чтобы сдержать горячую кровь, она чувствовала так же сильно, как если бы она была Блейком. Его любовь была выше физической жажды, но плотское влечение было очень сильно в нем. И она тоже хотела его, ее тело хотело его, и только его.
Когда она снова попыталась приблизиться к нему, ее пронзила внезапная боль, явно не физическая, но непреодолимая:
— Я… Я не могу. Мне очень жаль.
— Не можешь? Если это не… Я имею в виду, просто скажи мне …
— Что-то не так.
— С тобой все в порядке? Может вызвать врача?
— Нет. Нет, оставайся здесь. Останься со мной. Мне уже лучше.
Он остался с ней, обвив ее руками, ногами и всем своим телом, прижавшись к ней. Она, отвернувшись от него, отдыхала в его объятьях, плакала тихими слезами и наконец заснула. Он не спал, оберегая ее сон, а затем тоже заснул, ослабив объятия.
А потом начался этот кошмар…
И теперь, проснувшись, она была вновь полна страха и желания, но страх все же перевесил. Она села рядом:
— Я думаю, что ты должен уйти. Я не могу быть собой, когда ты здесь находишься.
На мгновение Блейк замер, не двигаясь. Затем он встал с койки:
— Как скажешь, Эллен.
Он наклонился, чтобы поднять свою рубашку и брюки с пола.
У нее кружилась голова:
— Постой. Ты неправильно меня понял. Я не это имела в виду.
— Что ты имела в виду? Объяснись.
— Что-то… Во мне… — Слова слетали с губ не связанные между собой. Спарта заставляла себя сказать то, в чем не хотела признаваться даже самой себе. — Я имела в виду, что… Что, боюсь, я больше не человек. Вот что я думаю.
Он сел на кровать, протянул руку, коснулся ее плеча. Она заплакала, прижалась к его груди, позволила его рукам обнять себя за плечи. Спарта оплакивала все, что потеряла в жизни — потерю родителей, потерю самой себя, потерю друзей, потерю любви.
Она долго плакала, прежде чем заснула во второй раз. Блейк осторожно положил ее обратно на кровать, укрыл простыней. Он сидел рядом с ней в темноте, держа ее за руку.
После этого они больше не спали вместе. И почти не разговаривали, когда встречались. Спарта много читала. Чем занимается Блейк она не спрашивала. — Было трудно видеть его обиженный и отстраненный вид.
Через три ночи сон повторился. Было ощущение, что это не сон, а живое и яркое воспоминание. И оценивала происходящие события она с точки зрения своего теперешнего опыта:
Раздался стук в дверь спальни — ее спальня находилась в доме серой женщины, низком кирпичном доме, красиво обставленном, с большим двором и старыми деревьями, но при всем своем пригородном очаровании дом находился внутри хорошо охраняемого комплекса в Мэриленде — и стук удивил ее, потому что серая женщина и серый мужчина никогда не стучали, они просто входили, когда хотели, не заботясь о том, одета ли она или нет, и чем занята, подчеркивая отсутствие у нее права на уединение. Она знала, что такое промывание мозгов, и знала, что это было частью того, что они делали или пытались сделать с ней, с тех пор как забрали ее у родителей.
Но сейчас раздавался стук в дверь:
— Линда. — Это был голос ее отца, и она почувствовала его тепло через дверь.
— Папа! — Она вскочила, открыла дверь и увидела его, стоящего в узком холле, маленького, усталого, в коричневом твидовом костюме, помятом, как будто он не снимал его несколько дней. В его черных волосах было больше седины, чем она помнила.
— Линда, слава богу, ты в порядке, — прошептал он.
Она бросилась в его объятия:
— О, Папочка. — К своему удивлению, она расплакалась.
Он крепко обнял ее на мгновение, затем прошептал:
— Дорогая, нам немедленно нужно отсюда уходить.
— Сейчас я принесу…
— Нет. Бросай все. Идем.
Его прикосновение и запах выдали ей его страх. Она молча кивнула и он повел ее за руку через темный дом. У парадной двери, у двери в кухню, возле стеклянных дверей на задний двор стояли мужчины с пистолетами наготове. Отец подал им знак и они все вместе вышли в стеклянные двери наружу, охрана окружила ее с отцом, бросая нервные взгляды по сторонам.
Низкий черный вертолет присел на лужайке, его двойные роторы тихо раскачивались в свистящих дугах, его двойные турбины шептали приглушенными выхлопами. С ее сверхъестественным зрением Линда могла видеть в ночи, могла видеть белое лицо своей матери, ожидающей в открытой боковой двери вертолета.
Они пробежали уже половину расстояния до вертолета, когда начался кромешный ад.
Чья-то рука оттащила мать Линды в сторону, и на ее месте в двери вертолета показался человек с оружием в руках. Над головой завизжали огненные полосы трассирующих пуль. Огонь велся с трех точек — с вертолета, с крыши дома и с дерева. Оказавшись под перекрестным огнем, захваченные врасплох, охранники падали.
Отец дернул ее за руку и они покатились в траву, но Линда тут же вскочила на ноги.
(В то время она не знала о всех способностях своего мозга, но Спарта, которая наблюдала этот яркий сон, понимала что происходит. Соответствующий отдел мозга Линды включился, моментально оценил обстановку и сделал выводы. Ее правый глаз сфокусировался на человеке в вертолете. Она увидела как он тщательно прицеливается и по траектории стрельбы его автомата поняла, что он старается не попасть в нее. Все это происходило глубоко в подсознании Линды, но именно этим она руководствовалась в своих действиях.)
Она молниеносно пересекла последние несколько метров лужайки под свистящими лопастями винта и бросилась на стрелка, отбила его оружие в сторону ударом, ломающим запястье. Стрелок в нерешительности промедлил — он не должен был ее убивать, и вывалился из вертолета мертвым — ему в голову угодила пуля одного из раненых охранников.
Линда кинулась к человеку, который удерживал ее мать, узнала в нем серую женщину, свою похитительницу, и одним ударом отправила ее в глубокий нокаут.
— Линда, сзади. — Крикнула мать.
Линда развернулась и нырнула в кабину вертолета. Увиденное там ей представилось просмотром картины в замедленном темпе. Человек, двигавшийся ей навстречу, поднимал кольт 38-го калибра с глушителем со скоростью один миллиметр в столетие. Второй, по-видимому, штатный пилот лежал безжизненно на полу.
Через мгновение этот кольт оказался у нее и обрушился на голову противника. Время пошло в нормальном темпе, — мужик рухнул.
Линда, двигаясь с грацией и уверенностью акробата, прыгнула в кресло пилота и взялась за рычаги управления. Она толкнула дроссели вперед, повернула регулятор тангажа[2], и бронированная машина вздрогнула и поднялась на полметра от земли. Развернув вертолет на четверть оборота в направлении стрелков на крыше дома, нажала на спусковые крючки крупнокалиберных пулеметов Гатлинга.
Пронзительный вой. Голубое пламя (сотня выстрелов за полсекунды) пожирало крышу дома.
В ослепительно белых лучах прожекторов вертолета она увидела тело отца, лежащее лицом вниз в траве.
В траве лежали и другие неподвижные тела — тела охранников. Она опустила нос машины вниз, и тяжелый корабль ревя двинулся вперед, пока отец не оказался между полозьями вертолета.
Линда громко обратилась к вертолету:
— Снарк, это Л. Н. 30851005, ты меня признаешь?
После недолгой паузы вертолет ответил: «Я поступаю под твое командование».
— Снарк, держать эту позицию и открывать только ответный огонь.
Очередь угодила в нос вертолета, задев бронированное стекло кабины. «Снарк» дернулся, заработал пулемет правого борта, — дерево, с которого велся огонь, превратилось в щепки.
— Приказ принят, — сообщил вертолет, в этих словах машины Линде почудилось удовлетворение.
— Всем прекратить огонь, — услышала она в темноте мужской голос и узнала его: голос серого человека, Лэрда.
— Мама, помоги мне. — Вместе с матерью, сильной и стройной женщиной с такими же черными волосами, как у ее мужа, они вытолкнули из вертолета, не пришедших в сознание, седую женщину и пилота, напавшего на Линду .
— Оставайся внутри, — сказала Линда матери и выпрыгнула из вертолета, легко приземлившись на обе ноги.
Черные волосы отца блестели от крови, вытекавшей из раны на голове, но он был в сознании:
— У меня сломана нога.
— Ничего, я тебя вытащу.
Вертолет внезапно слегка развернулся и она увидела силуэты, бегущих по краю лужайки. Но из темноты не вылетело ни одной пули, и «Снарк», точно следуя приказу, не выстрелил. Присев на корточки, она схватила отца за плечи, и он делал все что мог, чтобы ей помочь, отталкиваясь здоровой правой ногой от грязной лужайки. При этом он потерял башмак. В течение пятнадцати секунд она оставалась незащищенной, пока тащила его к двери.
Вдвоем с матерью они с трудом затащили его в вертолет. Когда Линда приготовилась прыгнуть следом, она почувствовала удар в бедро. Боли не было, но как будто кто-то ударил ее и толкнул на землю, а когда она снова попыталась вскочить, ничего не получилось.
Пулеметы «Снарка» молчали, ведь звука выстрела не было.
Лежала на спине, глядя в переплетение лопастей, она видела белые лица матери и отца всего лишь в метре над собой.
— Линда! — Мать уже начала перелезать через край проема двери.
— Снарк, — крикнула Линда. — Немедленное уклонение. Принять все необходимые меры для защиты пассажиров.
Снарк услышал ее. Его прожекторы погасли, турбины мгновенно набрали полные обороты, и он взмыл в небо, раскачиваясь из стороны в сторону.
Крик Лэрда:
— Огонь! Огонь! Остановите их!
Трассирующие пули рвали вертолет, отскакивали от его обшивки и со свистом уносились прочь от винтов.
Своим сверхъестественным зрением Линда увидела, как ее мать отступила от открытой двери, как бронированная дверь захлопнулась. — «Снарк» предпринял шаги, чтобы защитить свой человеческий груз.
Через несколько секунд вертолет исчез в туманном ночном небе, а она лежала на спине беспомощная, вдыхая запах влажной теплой травы, сгоревшего топлива и крови, а из темноты выбегали фигуры, останавливаясь над ней.
— Убить ее, сэр?
— Не говори глупостей.
— Мы должны смотреть фактам в лицо, Билл, мы не можем делать вид, что ничего не происходит…
— Не учи меня делать дела. Пусть ее залатают и сделают это как следует. Возможны расспросы.
— Билл…
— Это еще не конец. Все можно исправить.
— Уильям…
Серый человек вздрогнул, и Линда увидела лицо, вторгшееся в сужающийся круг ее сознания, лицо серой женщины; она стояла рядом с Лэрдом, ее длинные седые волосы были спутаны, в руке она держала пистолет с глушителем. Вот кто стрелял в нее, поняла Линда, после того, как Лэрд приказал всем не стрелять. И все потому что у Линды не хватило времени, не хватило воли убить ее первой.
— Но почему ты стреляла в нее, ведь ты должна была убить ее отца и мать? — Рявкнул Лэрд.
— Я не собиралась убивать ее, Уильям. Я намеревалась оставить ее здесь.
Появился, шатаясь, перепачканный, пришедший в себя пилот вертолета, его лицо исказилось от ярости (еще бы, так получить кольтом по голове):
— Ты оставила ей лазейку! Она…
— Заткнись, — сказал пилоту Лэрд, свирепо глядя на женщину:
— Надь был близок к успеху, но он еще не закончил. Как ты могла быть такой беспечной?
— Мы не можем просто стереть ее, Уильям. Она могла бы стать величайшей из нас.
— Достаточно! Она сопротивляется нашей власти. Она всегда сопротивлялась. Посмотри на нее … Это катастрофа.
— Она еще ребенок. Когда она осознает истину, она все поймет.
— Сопротивляться нам — значит сопротивляться знанию.
— Уильям…
— Достаточно. Разговор окончен. — Он посмотрел на Линду сверху вниз таким жестоким взглядом, которого она не видела раньше, на его суровом лице. — Посмотри, ведь это просто кусок бездуховного мяса. Мы упрячем ее куда-нибудь, где ее не найдут. А затем начнем все сначала.
На этот раз, когда она проснулась, рядом с ней никого не было. Она лежала одна в темной каюте, ее сердце бешено колотилось, она изо всех сил пыталась вспомнить, что ей только что снилось.
Стройный белый корабль, украшенный голубой диагональной лентой с Золотой Звездой Комитета Комического Контроля, стремительно приближался к Марсу. Корабль падал хвостом вперед к Марсу. Его термоядерный факел был потушен и торможение осуществлялось химическими двигателями с постоянным замедлением в один G.
Защищенный от космического излучения на всех длинах волн, корпус корабля не имел окон, открывающихся во вселенную. Молодая женщина стояла перед огромным видеоэкраном в кают-компании, наблюдая как за кормой черный Фобос (луна длиной всего в двадцать семь километров) скользил по бледно-оранжевому диску Марса, видимый на фоне планеты, находящейся всего в шести тысячах километров отсюда.
Фобос — бугристая, грязная картофелина толщиной девятнадцать километров, покрытая параллельными царапинами.
Женщина, наблюдавшая за Фобосом называла себя Спартой (это было тайным именем, тайным для всех, кроме нее самой), для большинства людей она была известна как Эллен Трой — инспектор Трой из Комитета Комического Контроля. Но настоящим ее именем было — Линда Надь, большинство людей знавших ее настоящее имя хотели убить ее.
Для всех Эллен Трой казалась молодой, красивой, умной, загадочно одаренной, удивительно удачливой. И она действительно была могущественной сверх обычного понимания. Но себя она ощущала хрупкой девочкой с искалеченной психикой, без родных и близких, чья человеческая природа была исковеркана.
И вот теперь ее снова вырвали из привычного, нормального русла жизни — если ее жизнь вообще можно считать нормальной — и бросили разбираться в ситуации, что потребует от нее полной бдительности, полной сосредоточенности и максимальной отдачи, после двух недель удушливого заточения на этом катере.
Учитывая нынешнее расположение планет, переход Земля-Марс за две недели мог сделать только катер, принадлежащий к самому быстрому классу кораблей Солнечной системы.
Размышления Спарты прервал молодой человек, вошедший в кают-компанию:
— Фобос и Деймос, — весело сказал он. — Страх и Ужас. Замечательные имена для спутников.
Молодого человека звали Блейк Редфилд, он был единственным из тех, кто знал ее как Линду Надь и не пытался убить ее за это. Иногда Спарте казалось, что она любит Блейка, но иногда она боялась своей любви к нему. Любовь — тема, над которой она избегала размышлять в последнее время.
— Видишь базу «Фобос». Такое впечатление, что ее построили вчера, — сказал Блейк. — Трудно поверить, что она пустует уже полвека.
Яркие точки алюминиевых куполов блестели на краю Стикни — самого большого вулкана Фобоса (восемь километров в поперечнике). Восемьдесят лет назад на Фобосе высадилась первая человеческая экспедиция на Марс, и в течение нескольких десятилетий луна служила базой для исследования и последующего заселения марсианской поверхности.
На видеоэкране Фобос уже закатывался за Марс, а из-за него выныривала «Станция Марс», — именно из-за нее база «Фобос» была заброшена и больше не имела практического применения. Станция представляла собой большую банку с воздухом, которая вращалась достаточно быстро, чтобы обеспечить достаточную искусственную гравитацию на ее внутренней поверхности.
Немного помолчав Спарта повернулась к Блейку:
— Что касается наших дел… Я тут подумала… Я хочу, чтобы ты оставался на «Станции Марс», пока я не закончу расследование.
— Прости. Я не буду этого делать.
— Они знают, кто мы. Мы не знаем, кто они. Они действуют очень жестко. Я лучше чем ты подготовлена для такой работы. — Произнесла она с металлом в голосе.
— А я считаю, — быстро сказал он — что моя подготовка не хуже твоей, хотя твоя, надо признать, слегка необычна.
— Блейк…
— И я докажу тебе это.
— Докажешь?
— Прямо сейчас, в спортзале. В рукопашной схватке.
— И что это докажет?
— Мы с тобой будем находиться в равных условиях, на любого из нас могут напасть неожиданно и если я докажу, что могу победить тебя врукопашную, или, по крайней мере, буду не хуже, то какая логика в том, чтобы сбрасывать меня со счетов.
Она колебалась лишь мгновение:
— Встретимся в спортзале.
Они вошли в крошечный круглый спортзал корабля с противоположных сторон.
Спарта была стройной, мускулистой, ее песочно-светлые волосы были коротко подстрижены, короткая челка над густыми бровями оставляла открытыми ее темно-синие глаза.
Блейк был на несколько сантиметров выше, с более широкими плечами и более мощными мускулами. Темно-каштановые волосы были такими же прямыми и волнистыми, как и у нее. И взгляд его зеленых глаз был так же тверд. Его китайско-ирландское лицо могло бы показаться пугающе красивым, но от совершенства его спасали слишком широкий рот и россыпь веснушек на прямом носу.
Они поклонились друг другу, затем слегка согнули колени, подняли руки как клинки и начали осторожно сближаться, идя прямо навстречу друг другу. Когда до врага осталось около двух метров, на мгновение застыли. Блейку нужно было доказывать свою сноровку и он начал первым. — Быстрый прыжок и резкий, размашистый удар ногой, который однако не попал Спарте в челюсть, хотя и был для нее неожиданным. Не успел он приземлиться, как был атакован сбоку и, едва успев среагировать, нанес ей сильный удар кулаком в живот, но она увернулась и рубанула его по шее, попав только по воздуху…
Битва началась. Минуты шли — вторая, пятая…
Оба обливались по́том и были близки к изнеможению. Вот уже десять минут они набрасывались друг на друга со всей силой и хитростью, на какую были способны. Спарта пропустила всего лишь один серьезный удар. У нее получилось немногим лучше. Красноватое пятно на ее скуле, от твердого ребра его ладони, потемнело и превратилось в синяк. Синяки на ребрах Блейка и на внешней стороне левого бедра были невидимы, но он будет хромать, когда остынет.
Ни один из них не произнес ни слова, но никто, видя красный блеск в глазах Спарты или напряженные челюсти Блейка, не мог принять поединок за дружеское упражнение.
Поединок стал еще менее дружеским когда Блейк вытащил нож. — Колюще-режущее и метательное боевое оружие, стандартная экипировка Северно-Континентального Альянса.
— Не слишком ли далеко ты заходишь? — Прохрипела Спарта.
— Сдаешься?
— Не заставляй меня делать тебе больно, — предупредила она.
— Болтовня. До сих пор мы были равны. — Он двинулся к ней, крепко сжимая в правой ладони рукоятку ножа, сделал ложный выпад, отдернул руку, прежде чем его успели схватить за запястье, сделал еще один выпад. Уходя от захвата, сделал вид, что отступает, а сам резко подался вперед и она промахнулась. Кончик лезвия разорвал хлопок ее формы на уровне талии — он еле успел скорректировать положение ножа, ведь убивать не входило в его задачу.
Увидев удар, летящий ему в голову, увернулся, но вместо головы ее голая пятка ударила по запястью — нож вылетел из его онемевших пальцев правой руки.
Они оказались лежащими на полу, он обхватил ее сзади за шею, проводя удушающий прием здоровой левой рукой. Победа! Но тут он почувствовал, что острие его собственного ножа уперлось ему в почку. Оказывается, когда они падали, она сумела поймать нож.
Какое-то мгновение они лежали так, застывшие, два дерущихся хищника.
— Ты мог бы сломать мне шею, — прошептала она.
— Да, перед тем как умереть. — Он медленно ослабил хватку и откатился от нее.
Спарта села, молча протянув ему нож рукояткой вперед:
— Ладно, ничья.
Взяв нож, он резко выдохнул.
— Но никто, из тех с кем мы можем столкнуться, не может быть так хорош, как ты.
Он подал ей руку, и они помогли друг другу встать.
— Я доказал, что могу постоять за себя. И ты должна позволить мне принять участие в расследовании. Я проделал весь этот путь не для того, чтобы сидеть в туристическом отеле Лабиринт-Сити.
— Ты гражданский консультант, а не офицер Комитета Комического Контроля.
— Тогда я буду работать над делом в одиночку.
— Я могу арестовать тебя за вмешательство.
— Ты забываешь о том, какой идиоткой будешь выглядеть, ведь это ты меня сюда притащила. Только подумай, сколько времени ты потратишь, пытаясь найти меня после того, как я исчезну.
Спарта промолчала. Он понятия не имел, как легко ей будет найти его, как бы ловко он ни маскировался, какие бы шаги ни предпринимал, чтобы замести следы. Она могла следовать за его прикосновениями и запахами, за его тепловыми следами, куда бы он ни попытался убежать. Но то, как он с ней сражался произвело на нее впечатление, ведь она сражалась так упорно, как только было возможно без применения своих сверхчеловеческих возможностей. Если бы она задействовала способность своего мозга мгновенно просчитывать траекторию любого движения, она могла бы вдавить лицо Блейка в мат через десять секунд после начала их поединка. Она добровольно осталась человеком и сделала все, что могла. То что Блейк оказался так хорош, ее слегка расстроило, она боялась за него, не хотела, чтобы он принимал участие в этом опасном деле:
— Хорошо, можешь работать самостоятельно, только обещай поддерживать связь.
Она не стала говорить ему, что он оказался прав, что он, вероятно, такой же грозный боец, как и возможные враги. А если они вооружены, что вполне вероятно… что ж, он тоже вооружен.
Выражение его лица было каким-то странным:
— Я это уже обещал.
— Да. Я хорошо знаю тебя, Блейк, — сказала она.
Он наклонился к ней, его губы приоткрылись, в глазах появилась мягкость, почти страстное желание. Но затем по его лицу пробежала тень. Его лицо затвердело:
— Хотел бы я сказать то же самое.
Все еще обливаясь по́том, они поднимались в тесном лифте на командную палубу.
— Все будет бесполезно, если тебя увидят со мной на «Станции Марс». — Сказала Спарта.
— Отдай должное моим мозгам. Перестань обо мне беспокоиться.
Она искоса взглянула на него:
— Просто я не хочу, чтобы что-то пошло не так. И до встречи с тобой я ни о ком, кроме себя, не беспокоилась.
— Ты беспокоилась о том, чтобы найти своих родителей и тех остальных.
— Да. Тех кто пытался убить меня и кто, вероятно, убил родителей.
— Поэтому, именно поэтому я здесь, Линда. В этом-то все и дело. — Это была ошибка, он не должен называть ее так, сработала привычка восьми лет их совместного взросления. — Прости, Эллен, случайно вырвалось.
— Нет, все гораздо проще. Мы здесь, чтобы раскрыть два убийства. Мы здесь, чтобы вернуть марсианскую табличку. Это все, что нам нужно знать.
— Я думаю, твой ясноглазый, с пушистой гривой, голубоглазый космический капитан знает как мне остаться незамеченным. Давай поговорим с ним.
Она не успела ответить — дверь лифта резко открылась.
Ее звали Уолш, и ей было около тридцати лет, этому опытному пилоту катера:
— Через сливные трубы. Мы помещаем тебя в специальный мешок и спускаем в резервуар станции, примерно через полчаса кто-то, кому я сообщу, выуживает тебя оттуда.
Блейк побледнел:
— Вы хотите спустить меня в бак с жидким водородом?
— С дейтериевой жижей, говоря техническим языком. Все предусмотрено, эти мешки чудо как хороши, правда лично мне никогда не приходилось ими пользоваться. Но есть альтернативный вариант. Если ты хочешь, чтобы тебя не видели ни на станции, ни на Марсе, я могу высадить тебя на Фобосе и забрать на обратном пути. Фобос сейчас очень удачно для этого расположен.
— Есть ли какой-нибудь более традиционный метод? — Тихо спросила Спарта.
Уолш покачала коротко остриженной головой:
— Шпионы, порт кишит ими и если под традиционными методами, инспектор, тобой подразумеваются мешки для белья и тому подобное, то все это находится под их наблюдением. Я знаю, что это звучит пугающе, мистер Редфилд, но это работает. Правда я не могу гарантировать, что местные зануды уже не в курсе этого маршрута. Но, гарантировать, что ты там не умрешь, я могу. Когда будешь залезать в мешок, убедись, что твой мочевой пузырь пуст. Это может занять некоторое время.
— Спасибо за утешение. Я буду иметь это в виду.
«Станции Марс» доминировала в марсианском небе, этот здоровенный цилиндр вращался вокруг своей оси, направленной прямо вниз. Более новая и удобная, чем Л-5 (первое из гигантских космических поселений, вращающихся вокруг Земли)[3], но более старая и простая, чем венерианский Порт-Геспер (на данный момент —жемчужина короны колоний Земли), «Станции Марс» была прагматичным сооружением, построенным из металла и стекла, добытых из захваченного астероида, ее дизайн во многом был обязан советским инженерам, которые руководили строительством.
На видеоэкранах катера были видны корабли плавающие «на якоре» в ближнем космосе, ибо стыковочных отсеков на всех не хватало. Но у Комитета Комического Контроля имелся свой персональный шлюз с индивидуальной системой перемещения своих пассажиров и грузов. В этот раз наблюдатели увидели в стыковочной трубе катера только одного сходящего пассажира, хрупкую блондинку в голубом мундире. — Инспектора Эллен Трой.
Блейк провел два часа, свернувшись калачиком в жарком, черном пластиковом контейнере с кислородной маской на лице. Когда он начал ощущать первые уколы беспокойства (помнят ли они, что я здесь?), почувствовался удар — механическая телеуправляемая рука обхватила контейнер и медленно потянула через дейтериевую жижу, в которую он был погружен и через открывшийся запорный клапан поместила его в резервуар, своеобразный шлюз. Там последовала откачка жижи и очистка поверхности контейнера. Затем крышка шлюза отошла в сторону, его пластиковый кокон распахнулся и Блейк обнаружил, что парит внутри насосной станции (условия микрогравитации), окруженный огромными сферическими резервуарами с дейтерием и литием, драгоценным топливом, которое питало термоядерные корабли Комитета Комического Контроля.
— Мистер Редфилд, я инспектор Щаранская — представилась невысокая черноволосая женщина в униформе космического флота, глядя на него с нескрываемым отвращением.
Блейк кивнул, стараясь быть вежливым, и с любопытством оглядел окружающие его стальные стены. — Похожее на пещеру помещение было увешано толстыми гирляндами труб и кабелей. Облака белого пара катились по воздуху, конденсируясь на резервуарах и трубах, по которым тек жидкий водород. Красные и желтые предупредительные огни заставляли облака светиться и превращали мокрую стальную комнату в преддверие ада.
Он снова глянул на инспектора — явно чем-то недовольна:
— Очень рад познакомиться, инспектор.
— Это тебе, — она протянула ему сверток вонючей одежды. — Пожалуйста, одевайся.
Он был рад подчиниться, так как на нем вообще ничего не было надето и ему пришло в голову, что неодобрение Щаранской связано с его наготой. Несмотря на весь свой прогресс за прошедшие столетия, советские люди по-прежнему оставались в большинстве своем пуританами.
Когда он, наконец, закончил натягивать черные штаны, толстую черную фуфайку и черные ботинки (нелегкая задача в невесомости), он повернулся к ней и попытался пошутить:
— В таком наряде меня не будет видно в безлунную ночь.
— На Марсе нет безлунных ночей, — услышал он в ответ
— Я шучу, — сказал он.
— А я нет, — сказала она, энергично качая головой и протягивая ему спортивную сумку. — Вот, здесь другая одежда.
Он молча взял и стал ждать, что последует дальше. Она сверилась со своей записной книжкой, затем протянула крошечный кусочек пластика:
— Это удостоверение личности и послужной список. Ты канадец Майкл Майкрофт.
— Без сомнения, все зовут меня Майк, — весело сказал он.
— Совершенно верно, — кивнула она, продолжая сверяться со своими записями. —Сантехник шестого разряда. Уволен из Центрального Административного Бюро Общественных Работ «Станции Марс».
— Почему?
Она подняла глаза:
— Что почему?
— Почему меня уволили?
После небольшой паузы последовал ответ: «нарушение субординации». Он ухмыльнулся:
— Держу пари, ты это только что придумала.
Она слегка покраснела и наклонила голову еще ближе к блокноту, всматриваясь так, словно страдала близорукостью:
— Ты хочешь вернуться на Землю, но у тебя денег хватает только чтобы добраться до Марса. На станции тебя никто на работу не возьмет, если не найдешь работу на Марсе, угодишь в приют.
Она подняла глаза, и он заподозрил, что она была бы вовсе не против, чтобы он угодил в приют:
— Билет до Лабиринт-Сити забронирован и оплачен.
— Я ничего не смыслю в сантехнике. Это как-то связано с трубами?
Щаранская протянула ему еще одну карточку:
— Здесь все нужное для сантехника. Наушник в кармане рубашки. Учись быстро, данные после активации сохраняются только один час и карточка становится популярной музыкальной библиотекой, — последние хиты. Вопросы?
— Э-э, нет смысла спрашивать… просто выведи меня отсюда.
Одетый в засаленный комбинезон, Блейк последовав указаниям Щаранской, беспрепятственно выбрался из сектора Q. До отправления шаттла оставалось еще шестнадцать часов. Щаранская дала ему указание двигаться прямиком в шаттл-порт на другом конце станции, но он подумал, что было бы неплохо как можно ближе познакомиться с марсианской станцией, не привлекая к себе внимания.
Он не стал задерживаться в зоне стыковки на звездной стороне, где сантехнику шестого разряда было не место, и направился в жилой сектор. Из трех медленных эскалаторов он выбрал тот, на входе которого была надпись 270°. Ухватился за движущийся поручень и так как силы тяжести практически не было, то ноги его почувствовали под собой ступени только после нескольких десятков метров спуска.
Путь проходил мимо круглых стеклянных окон, устроенных по принципу линзы Френеля[4], которые улавливали и перенаправляли лучи далекого солнца. Мимо террас, где пассажиры прибывшие из мест с малой гравитацией (Луна, астероиды, длительные космические рейсы), проходили адаптацию к более высокому уровню гравитации. Блейку это было не нужно, так как большая часть времени полета катера с околоземной орбиты проходила при ускорении.
«Станции Марс» была простой по конструкции, но впечатляющей по своим размерам — целый город, свернувшийся внутри цилиндра, диаметр которого составлял один километр. Дома и другие сооружения поднимались по бокам и свисали с противоположной стороны цилиндра высоко над головой. Солнечный свет проникал на станцию из угловых отражателей на обоих концах цилиндра, и некоторые посетители сравнивали этот эффект с жизнью на планете с двумя маленькими, но быстро вращающимися солнцами.
Марсианской станции не хватало размаха поселения Л-5, здесь не было таких же огромных,как на Л-5 ферм и сталелитейной промышленности, не было такого же разнообразия архитектурных форм. Не было и роскоши венерианского Порт-Геспера, с его огромной садовой зоной. Но она была домом для пятидесяти тысяч людей. То есть численность населения была в полтора раза больше, чем на Марсе.
Блейк изучал вид станции, осуществляя привязку к реальности схем водопроводов и канализационных сетей, о которых он узнал из карточки, полученной от Щаранской. Если возникнет такая необходимость, он, как Майк Майкрофт, не ударит в грязь лицом.
Но чтобы вжиться в образ Майка, необходимо знать как протекает повседневная жизнь на станции, ознакомиться с жилищем Майкрофта. И экскурсия началась. Первой остановкой была Невская площадь, здесь эскалатор заканчивался и отсюда было недалеко до жилого дома — последнего места жительства его персонажа. Как и многие другие крупные здания станции, двухэтажный отель был обшит гофрированным железом с нанесенными тонкими полосками черной краски. Издали это производило удивительный эффект плетеного бамбука.
Блейк прошел мимо открытой двери, заглянув внутрь, там за конторкой дремала и похрапывала пожилая консьержка в черном одеянии, быстрыми, тихими шагами прошел к узкой лестнице, поднялся на второй этаж, подошел к своей двери и приложил к ней ухо. Там было тихо. Ему не потребовалось много времени, чтобы отжать язычок замка, правда при этом сломалась пластиковая карточка. Большой беды в этом не было, поскольку все нужное он запомнил, а альбом «последних хитов» его не интересовал.
Комната размером со шкаф, с двухъярусной кроватью, настенным видеоэкраном, железным столом и двумя железными стульями. Ничего деревянного, — это роскошь, откуда на захваченном астероиде деревья? На стенных крючках ничего не висело. Очевидно, что местное отделение Комитета Комического Контроля выполнило порученную работу — позаботилось, чтобы в настоящее время комната была пуста.
Стоя у открытого единственного окна, Блейк видел внизу переполненную площадь. Эскалатор был полон спускающихся и поднимающихся людей.
Он высунулся из окна и посмотрел налево, в сторону звездного конца цилиндра станции. Огромные стеклянные окна (линзы Френеля) перенастраивались, — уменьшали количество пропускаемого света. Синие уличные фонари, окружающие площадь, начали светиться, наступали сумерки.
Время станции было устроено так, чтобы соответствовать времени на главном меридиане Марса. Поскольку нормальные марсианские сутки длились двадцать четыре часа тридцать девять минут с небольшими секундами, то есть практически равнялись земным, люди легко приспосабливались к этому времени.
На Невской площади, напротив его окна, находился ресторан. Искусственные лиственные деревья его патио были увешаны праздничными разноцветными лампочками, которыми на нескольких языках было написано название ресторана: «Невский Сад». До Блейка донесся аромат жареных сосисок, и он понял, что он не ел с тех пор, как более пяти часов назад проглотил упакованную высокоуглеводную закуску на катере. Несомненно, Майк Майкрофт был частым посетителем этого привлекательного места.
Затем Блейк заметил еще кое-что. Двое мужчин и женщина остановились в толпе, образовавшейся перед «Невским Садом», и все трое уставились на него. Один из мужчин указал на Блейка пальцем, и его крик легко донесся сквозь шум толпы:
— Это он!
Эта троица, расталкивая людей, начала пробираться сквозь толпу к отелю, бросаясь бежать, когда перед ними открывалось свободное пространство.
Блейк отпрянул от окна. — Что все-таки происходит? Его приняли за кого-то другого? Или это провал. Одно было ясно — нужно уносить ноги. Но как? Отсюда только два выхода: главная лестница, по которой поднялся, и пожарная в конце коридора. Но их трое и они наверняка разделятся, чтобы прикрыть оба его пути отступления. Оставалось одно. Он выглянул наружу — из троицы никого не видно. Но прыгать рискованно, внизу твердая поверхность, легко можно переломать ноги.
Глянул вверх. — Можно попробовать.
Он поднял оконную раму до упора, встал, придерживаясь рукой за нее, на подоконник, спиной наружу. Дотянулся другой рукой до водоотводящего желоба пологой крыши, ухватился хорошенько и вот он уже двумя руками держится. Подпрыгнул, одновременно подтягиваясь и закидывая ногу на крышу. Железо впилось ему в ладони, но в горячке он боли не почувствовал. Ура! Получилось, он на крыше.
Взобравшись и окинув взором обстановку, он понял, что оказался в мышеловке. Второй пожарной лестницы у отеля не было, а до ближайшей крыши было, на взгляд, никак не меньше двух с половиной метров, правда она была где-то на метр ниже. А единственная (у них здесь стандарт такой что ли) пожарная лестница того дома спускалась во двор, и как раз напротив двери заднего входа отеля. Вот что значит не везет, так не везет.
Время убегало с катастрофической быстротой. Надо было решаться. Разогнался, прыгнул. Отделался вывихом левого плеча и синяком на лбу. А в тот момент, когда он спустился по лестнице, из задних дверей отеля вывалились два мужика, его преследователи. Несколько секунд противники молча смотрели друг на друга. Затем мужчины бросились на Блейка, он оказался загнанным в угол в маленьком саду, окруженном стенами из гофрированного железа. Мужчины — молодые, худощавые, крепкие, удивительно стройные, размахивали кулаками. У них было больше энтузиазма, чем умения. — «слава богу это не провал», мелькнула мысль
— Грязный штрейкбрехер, — прошипел один из них, прежде чем Блейк остановил его пыл точным ударом в пах. Так, один валяется, корчась от боли и удивления. Но второй оказался немного проворнее, осторожнее и более умелым. Блейк почувствовал, что с одной действующей рукой справиться ему будет трудно и, сделав отвлекающий финт, освободивший ему дорогу, кинулся за угол отеля в направлении переполненной площади.
Когда он пробегал мимо пожарной лестницы, сверху на него что-то обрушилось. Это третий член шайки — женщина своими ногами в сапогах угодила ему прямо в его раненое плечо. Он начал подниматься и тут женщина вновь нанесла удар сапогом по ребрам. Для тощей девчонки она была слишком сильной! Краем глаза он заметил тень двух подбегающих мужчин и попытался отскочить в сторону, но было уже поздно: сзади его ударили чем-то тупым и тяжелым.
На секунду — а может, на минуту, а может, и больше — все вокруг почернело от кружащихся фиолетовых пятен. Когда Блейк очнулся, женщина уходила, глядя на него с нескрываемой злобой, ее бледное лицо раскраснелось, каштановые волосы растрепались, но она явно не собиралась продолжать драку. За ней ковыляли двое мужчин, одинаково злые, но странно подавленные. Тот, которого пнул Блейк, пытался скрыть свою хромоту. Проходя мимо, он сплюнул на землю перед Блейком, но ничего не сказал.
— С тобой все в порядке? — У человека, помогавшего ему сесть, было большое квадратное лицо, высеченное ровными ударами, — грубая заготовка скульптора, с глубокими морщинами вокруг рта и носа. Он был одет в свободный синий комбинезон, который последний раз проходил стирку где-то год назад.
— Что…? Ой! — Жгучая боль пронзила бок Блейка, когда он повернулся, чтобы посмотреть на угрюмую троицу. Те, громко споря между собой, исчезали в толпе.
— Тебя не покалечили?
— Да, нет. Похоже одни ушибы, — ответил Блейк, осторожно ощупывая ребра. — Спасибо за помощь. — Он медленно поднялся на ноги.
— Евгений Ростов, — представился мужчина, протягивая мозолистую, темную от въевшейся смазки, руку. — Я просто убедил их, что они совершают большую ошибку.
— Майкл Майкрофт, — протянул Блейк свою правую руку, внезапно осознав, что она очень плохо сочетается с профессией Майка. Не то чтобы рука была мягкой — Блейк много занимался спортом, но она не была рукой водопроводчика. — Кто они такие? За кого они меня приняли?
— Они, как и я с Марса. Им был нужен человек, который поселился в этом номере отеля в начале прошедшей недели. Но я живу в этом отеле и пояснил им, что номер пустует уже два дня и ты не тот, кто жил в нем раньше.
— Интересно, чем он их так расстроил?
Евгений выразительно пожал плечами:
— Кто знает, дело темное. Пойдем. Возможно врач тебе не нужен, но подкрепиться не помешает.
Через несколько минут Блейк и его спаситель сидели за одним из столиков на открытом воздухе в Невском саду, ожидая особую фирменную колбасу. Официант поставил на цинковую столешницу пару кружек с пенящимся черным пивом.
Евгений поднял кружку:
— Ну будем.
— Будем, — Блейк поднял свою. Он осторожно потягивал непрозрачное варево и находил его незнакомый вкус вполне приемлемым. Площадь постепенно пустела, люди расходились по домам, несколько бедолаг тащились в ночную смену, возможно среди них и водопроводчик шестого разряда.
Население станции, насколько он успел оценить, было одето беднее, чем в венерианском Порт-Геспере и даже чем на Луне. Расовый состав был типичным для космоса, в основном евроамериканцы, японцы и китайцы, реже арабы. Большинство людей были молодыми и среднего возраста, детей и стариков было мало. Но Блейк знал, что не следует делать обобщений из своего краткого опыта.
— Видно, что ты новичок на марсианской станции, — сказал Евгений.
— Проезжаю мимо. Завтра на шаттле отправляюсь в Лабиринт-Сити, — сказал Блейк, подумав, что, возможно, ему следовало бы последовать совету инспектора Щаранской и сразу же отправиться в шаттлпорт.
Густые брови Евгения приподнялись над глубоко посаженными черными глазами:
— Не турист, я думаю.
— Нет, ищу работу.
— И какого рода работа?
— А что ты можешь предложить? — Пожал плечами Блейк. Ему не хотелось говорить на эту тему. Нужно было как-то пригасить излишнее любопытство Евгения. Но и выглядеть слишком таинственным, это тоже привлекать к себе излишнее внимание. Все-таки Щаранская была права.
Принесли обед. Блейк, глотая слюни, нарезал хрустящую коричневую колбаску, а Евгений проткнул свою вилкой и поднес ко рту целиком. После нескольких минут энергичной работы челюстями, разговор возобновился.
— Очень вкусно, молодец повар, — Блейк вытер последнюю каплю жира с подбородка, размышляя о том, что, возможно, жизнь водопроводчика на марсианской станции не так уж плоха.
— Свинья, которая пошла на эту колбасу, выросла здесь, на марсианской станции. Свиньи эффективны. Перерабатывают пищевые отходы в первоклассный продукт.
— Но ведь искусственные белки рентабельнее.
Евгений пожал плечами:
— Ты не очень-то похож на вегетарианца.
Из ресторана вышла женщина и села за столик в тени. — Эллен, стройная и уверенная в себе и уткнулась в смартфон. На ней была синяя форма. У Блейка екнуло сердце и он смотрел на нее на секунду дольше, чем следовало бы, ведь Евгений наблюдал за ним.
К этому времени солнце уже исчезло со стеклянного неба, и смуглое лицо большого человека освещалось только разноцветным сиянием от гирлянд декоративных лампочек. Евгений перевел свой взгляд от Спарты (в полицейской форме) на Блейка:
— Если что, мы своих не выдаем.
— Ты о ней? Я не убегаю от копов, если ты это имеешь в виду, просто красивая женщина.
— Ты найдешь работу на Марсе без проблем. Там сейчас разворачиваются великие дела, преобразовывается вся планета. Через два столетия, а может быть, и раньше, люди будут выходить на улицу без скафандров, дышать чистым воздухом. Вода потечет по поверхности. Рядом с каналами будут зеленые поля, как в книгах фантастов 20-го века.
— Ты сказал, что живешь там?
— В основном. Но приходится много мотаться по Свету. Дело в том, что рабочие нашей Гильдии трубопроводчиков нанимаются и капиталистической корпорацией Нобл Инкорпорейтед, и социалистическим правительством Марса, и Лазурным Драконом. Так что приходится решать вопросы, следить, чтобы все происходило по уставу Совета Миров.
— Ты задержишься на станции еще на некоторое время? — С надеждой спросил Блейк.
— Завтра возвращаюсь на Марс на том же челноке, что и ты. — Евгений поднял свою кружку, несколькими энергичными глотками осушил ее до дна и со стуком поставил ее на стол. — Познакомлю тебя с Лабиринт-Сити, найдем тебе работу… Пей свое пиво, полезно, восстанавливай силы.
— Как здорово, что я встретил тебя. — Блейк, не слишком любивший выпить, сделал глоток и попытался изобразить энтузиазм. Срочно нужно находить какой-то изящный способ отделаться от этого настойчивого дружелюбия, иначе работать со Спартой ему будет затруднительно.
Евгений, медленно повернул свою огромную голову, бросил взгляд на женщин, проходивших мимо, мохнатая бровь его похотливо изогнулась:
— Пойдем, товарищ, прошвырнемся, может быть встретим баб, которые нам понравятся. Тогда тебе будет не нужен номер в отеле.
Прозвучал звонок. Пилот вставил пинцет в держатель, поправил узел оранжевого шерстяного галстука и отправился через каюту к шлюзу на корме. Проверил показания на панели:
— Все в норме, мистер Ноубл, открываю.
— Ну, наконец-то. Опять наводил красоту?
— Внешний вид прежде всего, сэр — визитная карточка фирмы, сэр.
Пилот крутанул штурвал, открыл люк и поплыл обратно в нос космоплана. Ноубл закрыл дверь шлюза и последовал за пилотом. Пока пилот пристегивался к левому сиденью, Ноубл забрался в правое. Ноубл был коренастым мужчиной, волосы песочного цвета, стрижка ежиком. Его красивое лицо было изрезано морщинами, которые он приобрел за два десятилетия бурения и строительства на Марсе.
— Встреча прошла хорошо, сэр? — Пилот, не спрашивая разрешения, уже проводил предстартовую проверку.
— Да, лазерные буры и запчасти для грузовиков будут загружены сегодня и доставлены к нам завтрашним грузовым шаттлом. Текстиль и органика должны будут пройти таможенный контроль. Это займет дня три или около того.
— Не придется ждать очереди?
— Нет. Руперт уверяет, что «Дорадусу» обеспечат зеленую улицу. — Ноубл поправил шелковый галстук под ремнем безопасности. — Кстати, здесь следователь Комитета Комического Контроля. Прибыла скоростным катером, я увидел ее на звездной стороне. Отгадай с трех раз. Раскрыла дело «Стар Куин», спасла Форстера и Мерка с Венеры, предотвратила катастрофу на Луне.
Лицо пилота приобрело странное выражение. Оно выражало и удовольствие, и досаду:
— Эллен Трой?
— Правильно с первого раза.
Пилот кивнул и закончил предстартовую проверку:
— Если вы готовы к старту, сэр, я сообщу диспетчеру.
Шины шаттла ударились о взлетно-посадочную полосу выполненную из расплавленного песка. Спарта выглянула в небольшое овальное окно. Дюны, тянулись к подножию далеких утесов, на востоке их вершины были освещены солнцем. Приближался вечер, и сумеречное небо было особого ярко-оранжевого оттенка, в котором уже мерцали бледные звезды. Шаттл замедлил свой стремительный бег и наконец плавно остановился. Тягач зацепил шаттл и медленно потащил его к видневшейся вдалеке группе низких зданий. Свежий ветерок гнал по рулежной дорожке клочья розового песка. Если не считать голубых огней взлетно-посадочной полосы и далекого зеленого мерцания пассажирского терминала, на пыльном пространстве вокруг не было и намека на жизнь. Затем Спарта заметила движущиеся по песку фигуры людей в коричневых скафандрах, сгорбившихся от ветра и мороза.
Внутри терминала было тепло.
Здание было странно очаровательным: это был длинный бочкообразный свод из зеленого стекла, невероятно изогнутый, его внутренняя поверхность была покрыта замысловатыми узорами, его обтекаемая внешняя поверхность была отполирована ветром. Богатое железом зеленое стекло было излюбленным строительным материалом на Марсе, а низкая гравитация позволяла виртуозно творить архитектурные шедевры. В отличие от кирпича и цемента, которые нуждаются в воде для своего производства, стекло требует только песка и энергии. Даже небольшая толщина стекла защищала от вездесущего ультрафиолетового излучения. Так возник целый марсианский стиль, удивительно легкий и утонченный для пограничной культуры.
Спарта задержалась в терминале ровно настолько, чтобы посмотреть как Блейк и его большой, шумный, новый друг Ростов проходят в зал ожидания. На «Станции Марс» они поднялись на борт шаттла, являя все признаки опьянения: русский распевал красочную солдатскую застольную песню а Блейк изображал руками и голосом балалайку — трам-драм-драм. Совсем не характерно для Блейка. — Он не был пьющим человеком.
Вскоре после того, как она заметила их в Невском саду, служба доступа к данным идентифицировала Ростова и предоставила ей его резюме. Евгений Ростов был высокого уровня оперативником в Межпланетной Социалистической Рабочей Партии, в настоящее время бизнес-менеджер «Гильдии Трубопроводчиков», Марс 776. Спарта недоумевала, как Блейку удалось установить такую интересную связь за столь короткое время.
Если только Ростов, а не Блейк не установил эту связь…
Учитывая, что легенда Блейка сделала его практически нищим, зал ожидания шаттлпорта был единственным доступным местом для него. Спарта усмехнулась — в конце концов он сам захотел оперативной работы. Для себя она забронировала номер в межпланетном отеле «Марс».
Среди двух дюжин пассажиров шаттла было несколько бизнесменов и инженеров, но большинство составляли модно одетые, c модными стрижками туристы, которые могли позволить себе большое турне по планетам.
Спарта направилась за своей сумкой мимо стойки обмена валюты к багажной карусели.
Робот-троллейбус у входа в главный коридор, веселый розовый огонек вращается на мачте над его пустыми сиденьями, его голос вещает:
Лучший транспорт до отеля «Марс Межпланетный»! Первоклассное жилье на Марсе! Посетите Феникс-Лоунж[5]! Лучший вид на захватывающие природные чудеса и ночные развлечения.
Посетите «Комнату Офира»![6] Рай для гурманов. Плавайте в самом большом бассейне на Марсе! Принимаются карточки всех крупных банков.
Троллейбус повторял свою болтовню на русском, японском и арабском языках, неуклюжие туристы занимали в нем места.
Спарта не стала в него садиться, он покатился на резиновых шинах вниз по слегка наклонному коридору, она, закинув сумку на плечо пошла следом. Шла долго. Подземный коридор вышел на поверхность и в этом месте стены его были выполнены из стеклянной изогнутой плиты. И открывающийся сквозь прозрачное стекло вид, был изумителен, наверняка троллейбус в этом месте притормаживал. Над головой взлетно-посадочная полоса шаттлпорта заканчивалась обрывом и был виден Фобос, двигающийся на фоне звезд. Ниже по склону горы, на вершине которой она стояла, замерзший поток мягко светящегося зеленого стекла устремился к сгущающимся теням каньона: сам Лабиринт-Сити. Во главе стеклянного каскада располагались главные здания — городская ратуша, здание местного Совета миров, огромный отель «Марс Межпланетный», — защищенные от ветра высоким, арочного вида холмом из песчаника. На террасах, так же прячась, располагались магазины и дома. Ниже располагались гидропонные и животноводческие фермы. В самом низу, сияя ярче, чем город над ним, находился завод по переработке сточных вод.
Спарта сопоставила вид перед ее глазами с картами, которые она хранила в своей памяти.
С этой обзорной площадки было видно начало Noctis Labyrinthus (Лабиринта Ночи) и начало «Долин Маринера»[7] — самого большого каньона из всех известных в обитаемой Вселенной. — Разлома в четыре раза глубже, чем Большой каньон Северной Америки, и длиннее, чем вся Северная Америка в ширину. Одно из самых впечатляющих мест Марса. — Фантастические скалы и высокогорные долины. За свою недолгую историю Лабиринт-Сити развивался одновременно и как научная и административная база, и как туристическая достопримечательность. Еще одним достоинством его месторасположения было то, что он находился всего в восьми градусах к югу от экватора. Это давало ощутимую экономию топлива при эксплуатации шаттлов.
Муниципальные туннели, один поворот, другой и вот грандиозный вестибюль отеля «Марс Межпланетный». Спарта отдала портье свою тщательно упакованную спортивную сумку, тот передал сумку посыльной и опять наклонился к дисплею. Не прошло и тридцати секунд как появился мужчина:
— Инспектор Трой?
Спарта кивнула, она почувствовала тяжелый запах радемаса в его дыхании, этого обычно вызывающего привыкание стимулятора. Светлые волосы мужчины были очень коротко подстрижены, а кожа имела странный жжено-оранжевый цвет, от пристрастия к солярию. Водянистые голубые глаза, желтые зубы.
— Позвольте представиться. — Вольфганг Протт, управляющий эти отелем.
Протт был высоким мужчиной, одетым в блестящий костюм из какой-то шелковистой ткани, но не шелковой, которая стоила бы целое состояние, но все же достаточно дорогой.
— Я здесь для того, чтобы лично и самым сердечным образом приветствовать вас, — продолжал Протт, — нашего высокочтимого гостя. Я приглашаю вас составить мне компанию, посетить нашу прекрасную гостиную Феникса, насладиться напитками за счет заведения и послушать очаровательную Кэти за клавишами.
— Спасибо, но нет, мистер Протт. Я свяжусь с вами позже, чтобы договориться о встрече.
Его, казалось, ничуть не смутил ее отказ:
— Я понимаю, вы устали от поездки, у вас много важных дел, которые нужно решить, — приводил он за нее вежливые оправдания, которые она не потрудилась произнести, — и сейчас не самое подходящее время, правильно, давайте встретимся позже. А сейчас весь наш квалифицированный и дружелюбный персонал в вашем распоряжении. Сожалею, но мои собственные неотложные дела призывают меня, — с этими словами он удалился, натянуто улыбнувшись, выкрикнув напоследок: «было приятно познакомиться!» — и исчез в гулких глубинах гостиничного вестибюля.
Спарта снова повернулась к портье. Клерк, который, несомненно, сообщил о ее прибытии своему боссу, ответил ей серьезным взглядом.
Ее гостиничный номер был скромно освещен и прохладен, отделан полированным стеклом и плитами из живописного песчаника. Стекло, лава, окаменевшая пыль: щедрость Марса…
Мигал красным сигал вызова связи.
— Это Эллен Трой, для меня есть сообщение?
— Минутку… — голос принадлежал человеку, а не роботу. — Передать смысл сообщения или дать прослушать запись.
— Давай смысл.
— Звонил Халид Саид из проекта терраформирования Марса. Приглашает вас завтра, в полдень в «Комнату Офира» на ленч. Номер его комлинка…
— Спасибо, — сказала она и отключилась. Номер комлинка Саида ей был известен.
Интересно. Сначала Вольфганг Протт, а теперь Халид Саид. Никто из них не не должен был знать, кто такая Эллен Трой. Откуда утечка?
Зал ожидания космопорта был похож на улей, отсеки, как ячейки сот громоздились друг на друга. Впрочем в разговорах его «улеем» и называли. В отсеке имелась жесткая кровать, полка для одежды и видеоплеер, который можно было смотреть, лежа на спине.
Попрощавшись с Евгением Блейк два часа бродил по шаттлпорту, собирал информацию, пропитывался местными реалиями. Порт оказался более масштабным хозяйством, чем он ожидал. Здесь были сортировочные станции и автобазы больших грузовиков. Отсюда начиналось шоссе Фарсида, по которому в другие районы Марса доставались товары, привезенные с других планет, транзитом через «Станцию Марс», грузовыми шаттлами. Здесь были склады, магазины, склады горючего, общежития для рабочих, исследователей и половины населения Лабиринт-Сити. Живущие в общежитиях называли стеклянные дома на склоне утеса «выставкой».
Если у проходивших через улей бродяг не было ничего, что могло бы их развлечь, кроме фильмов на видеоплеере, то у местных жителей была тусовка, о которой посторонним не говорилось. Но Евгений сказал Блейку, где его искать. — Бар «Сосна». И он, надев скафандр, отправился в дорогу. Пробираясь по песку между полузанесенными песком ангарами и складами, согнувшись, почти падая вперед, преодолевая ветер (ни как не меньше двадцати узлов), он едва не пропустил вход в длинный узкий сарай, прилегающий к задней части ангара.
Блейк протиснулся в шлюз, дождался зеленого сигнала и открыл внутренние двери:
Уникальная, особенная вонь — смесь радемаса, табачного дыма, косметики, прокисшего пива, пропахших потом скафандров и хлорки.
Грохот синтезатора, выдававшего мелодию похожую на мучительный визг шаттла, распадающегося в верхних слоях атмосферы, которая переходила в звуки первых мгновений после Большого Взрыва.
Голубые огни взлетно-посадочной полосы освещали это помещение, им помогала пляска цветных полос и пятен на, развешанных по стенам, плоских экранах. Здесь было бы намного темнее, если бы стены не были обшиты полосами полированной нержавеющей стали.
С потолка свисали стрелянные гильзы ракет и пустые бутылки всевозможных форм.
Повесив на вешалку скафандр и получив свое пиво, Блейк с трудом нашел уголок, где никто не толкал его локтями. Евгений обещал встретиться с ним здесь и потолковать насчет работы, скорей бы он пришел, а то вон там стоят те трое, что напали на него Невской площади и объясняться с ними по новой нет никакого желания.
Сидящие рядом с ним у барной стойки записные «аналитики» во хмелю обсуждали проблемы и районного масштаба, и всемирного почти. То и дело слышались мудреные аббревиатуры ГТ, ПРКТ, ПТМ, что на нормальном языке означало соответственно «Гильдия Трубопроводчиков», «Профсоюз Работников Космического Транспорта» и «Проект Терраформирования Марса». Звучали выражения: «подписать или умереть с голоду», «банкротство ГТ», «Ноубл… акула капитализма… собирается разорить ПТМ», «это самая глупая теория…»
Сопоставив эти пивные дебаты с разговорами, которые он слышал во время своего двухчасового блуждания по шаттлпорту, Блейк пришел к следующим выводам:
Местная гильдия трубопроводчиков оказалась в осадном положении. Огромный профсоюз работников космического транспорта, один из первых рабочих консорциумов, распространивший свое влияние за пределы Земли, пытается поглотить ее.
Многие предприниматели, управляющие частным бизнесом на Марсе приветствуют такие перемены. «Гильдия Трубопроводчиков» слишком неуступчива и с коррумпированным ПРКТ дело иметь будет гораздо проще.
Ноубл, будучи членом правления «Проекта Терраформирования Марса», затеял какую-то свою темную игру.
Ему надоело слушать эти глобальные с постоянными повторами, разглагольствования и он прошел дальше вдоль стойки. Здесь пьяный разговор шел похоже о каких-то хищениях: «…пару месяцев назад полтонны медной проволоки… А три недели назад —несколько разведывательных зондов …», «мой начальник сказал, чтобы я держал рот на замке…».
Тут разговаривавшие стали с подозрением поглядывать на его и он пожалел, что здесь оказался. Но тут как раз вовремя раздалось:
— Майк! Майк Майкрофт! Товарищ! — баритон Евгения оказался сильнее всего того безобразия, что творилось в пабе.
Ничего себе, вот это авторитет — перед Евгением и его спутницей, которую он, обняв за плечи, нежно прижал к себе, образовался свободный проход в этой толпе потных тел.
— Смотри, кого я привел, — прорычал Евгений, подмигнув так, что это сделало бы честь Долговязому Джону Сильверу[8].
— Лидия, вот мой добрый друг, о котором я тебе столько рассказывал. Майк, это Лидия Зеромски, о которой ты слышал столько хорошего. Нам повезло, она должна быть уже в рейсе, но к счастью задержалась.
Большие карие глаза, четкие брови, высокие скулы и широкий рот, длинные светлые волосы, собранные в практичный узел на затылке. — Вообще-то Евгений как-то упоминал Лидию Зеромски, когда составлял список незамужних женщин, за которыми ему следовало бы приударить, но Блейк прекрасно знал, кто она такая (из досье Спарты). Мужчина, в которого Лидия якобы была влюблена, был одной из жертв, убитых две недели назад.
— Приятно познакомиться, — он улыбнулся Лидии своей самой очаровательной улыбкой.
— Взаимно. — Она выглядела излишне серьезной, неприветливой.
— Майк, самые лучшие новости, — произнес Евгений, поворачиваясь от стойки с двумя запотевшими бутылками пива в руках. Одну он протянул Лидии. — Ммм, — махнул рукой Блейку, имея в виду «погоди», и вылил полбутылки себе в глотку и протянул бутылку Андрею.
— А-ах ... Новости! У тебя есть работа, мой друг! Ты механик восьмого разряда, отвечаешь за участок нефтепровода. Несмотря на то, что ты не член нашей гильдии, я смог это организовать.
— Евгений, не то чтобы я тебе не благодарен, но я же сантехник шестого разряда. Механик восьмого разряда — это швабра, мальчик на побегушках.
— Радуйся, товарищ, что тебе не придется поступать учеником, согласно строгому толкованию устава. Кроме того, поскольку я дергаю за ниточки, никакого письменного экзамена для тебя не будет. Приступаешь послезавтра. Явишься в восемь утра на автобазу «Noble Water Works». Кроха отправляется на Фарсид ровно в восемь тридцать.
Блейк несколько секунд смотрел на широко улыбающегося русского, прежде чем обрел дар речи:
— Кроха это что?
— Перевозчик личного состава. Включая тебя, вас будет десять человек. В пути будешь четыре дня. Еда — стандартный космический пакет. А работа у тебя будет хорошая, сэкономишь уйму денег, их там негде тратить. — Евгений рассмеялся смехом похожим на лай. — Бери еще бутылку, угощаю.
Блейк посмотрел на Лидию, которая, казалось, находилась в мыслях очень далеко от этого бара и решил вернуть ее на землю:
— А ты сколько будешь в пути?
— Три дня, — она даже не повернула голову в его сторону.
— Одна?
— Обычно мы передвигаемся конвоем, но в этот раз поеду одна.
— Неужели ты никогда не берешь никого с собой в кабину.
— Никогда. — Она повернулась к нему. — Почти никогда. За очень, очень редким исключением.