Veni, vidi, vici

Глава 18

Я очнулся в какой-то пещере, лежа на холодной каменном полу, со связанными за спиной руками. Все тело затекло так, что я даже не смог сначала пошевелиться. Как только мне это удалось, пришла боль, отрезвляющая лучше колодезной воды.

— Где мы? — раздался тихий мужской голос. Говорили все на том же французском языке. Я поморщился. Похоже, моим надеждам услышать в этой первобытной глухомани родную речь не суждено сбыться. Кое-как приняв вертикальное положение, с трудом сел, прислонившись спиной к стене, необработанные каменные грани которой тут же врезались в спину.

Помещение, где я очутился, было небольшим, едва вмещающим в себя двух мужчин, помимо меня, которые выглядели потрепано и сидели друг напротив друга и оглядывали помещение вместе со мной. Как я понял, пришли в себя мы одновременно, что говорило только о том, что к нам было применено еще какое-то заклинание в довесок к физическому воздействию. С одной из сторон виднелась металлическая решетка с толстыми прутьями. Что находилось за ней, разглядеть было невозможно. Свет, падающий откуда-то сверху на нас, слепил и создавал ощущение черной пустоты там, куда шел выход из этой камеры.

— Я не знаю, Жан, последнее, что я помню, как на нас напали местные аборигены, когда нас прибило к берегу, — один из них покачал головой и посмотрел в мою сторону. — Ты кто такой?

Ответить я не успел. Раздались громкие шаги и лязгающий звук открывающейся решетки. В камеру зашли три мужика, практически копии тех, кто напал на меня в доме этой суки-жрицы. Подойдя ко мне, один из них схватил меня за волосы, запрокинул голову и попытался влить в рот содержимое какой-то глиняной пиалы, которая находилась у него в руке.

Я попытался призвать силу, но почувствовал лишь ее небольшой ответ, который отразился небольшой искрой, выходящей наружу из одной из рук, не хватившей даже на то, чтобы поджечь веревку, сковывающую мои руки. Я был опустошен. Та стычка и использование щитов полностью истощили меня. Это было досадно, но совершенно ожидаемо.

Мотнув головой, не дав поднести пиалу к моим губам, я перекатился на бок и сделал резкий взмах ногой, подсекая бугая, заставляя того упасть на спину от неожиданности и вылить на себя ту мутную жижу, которой он хотел меня напоить.

В том положении, в котором оказался, я понимал, что мало что могу сделать, но покорно выполнять их требования точно не входило в мои планы. Лучше уж потрепыхаться перед смертью.

Двое мужиков, вошедших вместе с тем, который проворно поднимался на ноги, прожигая меня злобным взглядом, подхватили меня за локти, заставляя подняться. Что характерно, меня не пытались бить, даже тот, который получил пинок, лишь злобно скрипнул зубами. Один из них схватил меня за волосы, снова запрокидывая тем самым голову назад. Насильно открыв рот, мне все же влили то, что собирались, зажали нос и проследили, чтобы я, сделав судорожный глоток выпил эту мерзкую жижу, после чего бросили на пол, как тряпичную куклу, и тут же вышли из камеры, вновь оставляя нас одних.

На вкус варево было похоже на навоз, смешанной с болотной водицей. По крайней мере, ощущение от ее испития были именно такими. Голова начала кружиться, а перед глазами появилась белесая пелена. Слова моих невольных сокамерников никак не хотели достигать мозга, поэтому я не понимал, о чем они говорят. Захотелось просто лечь и уснуть, но я сопротивлялся как мог, пока просто не отрубился.

Пришел в себя в каком-то лесу с диковинными растениями, которых раньше я не встречал. Стоял я на едва видимой глазу тропке, покрытой корнями деревьев и заросшей травой, которая вела куда-то вглубь этого странного места.

Было душно. Липкий пот стекал ручьями под одеждой, которая оказалась нетронута. Что примечательно все оружие было при мне, хотя я прекрасно помнил, как в пещере очнулся практически голым и безоружным. Мне хотелось снять куртку, но пролетавшие мимо комары и другие насекомые, которые были крупнее, чем те, которые я встречал на родине, вкупе со змеями, обвивающими стволы высоченных деревьев, разом убили эту зародившуюся глупую идею в моей голове.

Что мне следовало делать было не совсем понятно. Туман еще не до конца выветрился из головы, но оглушительный звук, подобный гонгу ударил по ушам, выветривая одурманивающее пойло, словно его и не было никогда.

Стоять, как и ничего не делать было глупо, поэтому я решил двинуться вперед по тропе, в надежде, что она хоть куда-нибудь меня выведет. Я очень сомневался, что к свободе, или приведет к Ольге, но таким образом точно что-нибудь сможет уже, наконец, проясниться. Достав кинжал из ножен, я, крадучись, постоянно оглядываясь по сторонам, двинулся туда, куда направляли меня местные язычники.

Долгое время ничего не происходило. Даже местность оставалась точно такой же, я уже было подумал, что хожу кругами, все же флора была мне не известна, как вышел на абсолютно пустую поляну, имеющую форму круга. В центре этого круга стоял деревянный стол с разложенными на нем предметами.

Ненавижу загадки. Особенно те, которые были созданы явно не устроителями состязаний. Прямо передо мной лежала только что забитая курица, по крайней мере, кровь еще сочилась из ее отрубленной головы, кружка с водой и пиала с рисом.

Я поднял голову на шелест листьев и звук шагов и увидел, как из противоположного моему выходу вышел один из моих сокамерников с обнаженным длинным мечом в руках. Следом за ним откуда-то сбоку вышел еще один из заложников с направленным на нас пистолетом. Они неуверенно приблизились к столу, пристально глядя на меня непонимающим взглядом.

— Что нам делать? — неуверенно спросил тот, кто держал в руках пистолет, который, он опустил и уже не направлял в мою сторону.

— Я не знаю. — Честно ответил я, рассматривая то, что лежало передо мной. Звук, прошибающий до самых пяток повторился. От напряженного ожидания я вздрогнул и перевел взгляд наверх.

Прямо над нами зависла каменная платформа, на которой стояли несколько мужчин в отлитых золотом и сверкающем на ярком солнце одеяниях. Я не видел их лиц, но судя по тому, что те тоже издавали подобные блики, пришел к выводу, что они были покрыты масками.

Они синхронно подняли руки наверх и начали нараспев что-то петь на незнакомом мне языке. Напряжение на поляне становилось уже практически осязаемым, и у одного из мужчин первым не выдержали нервы. Он поднял пистолет в направлении этой самой платформы и несколько раз выстрелил. Ни одна из пуль не достигла своей цели, а прямо из центра каменной громады вылетела одна молния, которая точно попала в смутьяна и прошив того насквозь через секунду превратила в горсть пепла.

Я еле слышно выругался словами, которыми меня научил в свое время Петр и лихорадочно начал соображать, что следует делать с водой, рисом и мертвой курицей.

Француз, стоявший напротив меня, довольно громко читал молитву и очень сильно меня нервировал, и тем самым отвлекал.

Очередной удар гонга возвестил, что время на раздумья истекло. Это я понял на каком-то интуитивном уровне, собственно, как и мой собрат по несчастью. Он переводил взгляд с курицы на меня, но мужчина, как и я, совершенно не понимал, что следует делать. Еще один удар гонка и очередная молния превратила француза в пепел.

Решив не искушать судьбу и хоть как-то замедлить казнь, я взял в руки тушку курицы. Думай, Петя, напрягая мозг, если не хочешь умереть во второй раз так же быстро и нелепо. Еще бы знать для чего это все нужно. Они собрали пришлых, опоили и заставили показывать ум и сноровку, но вот зачем?

Что эта тварь-жрица говорила про своего местного божка? Не помню. Но эти кровожадные аборигены явно должны есть, пить и приносить жертвы своему языческому богу. Что они хотят от чужака? Чтобы он уважал их традиции. Значит, он должен, как и все, работать на благо племени и почитать их богов. Вполне возможно, что курица — это жертва богу. А рис нужно сначала вырастить, прежде, чем собрать. Только как растить рис, я не имел ни малейшего понятия, тем более, я даже не был до конца уверен, что эти серые продолговатые зерна являются рисом. Лучше бы в каком-нибудь ритуальном круге заставили сразиться с местным бойцом.

Надеюсь, что мои догадки верны, и я не стану удобрением для местных цветов. Положив курицу на место, я поднял руку раскрытой ладонь вверх, показывая, что сейчас все будет, не нужно меня превращать в пепел.

Нагнувшись, я взял в руки горсть земли, которая была рыхлая как раз возле самого стола и насыпал ее на столешницу, потом положил несколько рисовых зерен в землю и залил это все водой. Взяв курицу, я капнул несколько капель крови в образовавшуюся на столе кашу и закрыл глаза. Но никакого наказания не последовало. Наоборот послышалось несколько ударов гонга и напевные речитативы мужиков на платформе снова возобновились. Открыв глаза, я увидел, как платформа отъезжает в сторону, а поляну начинает окутывать зеленоватый дым, от которого скрыться не было никакой возможности. Достигнув меня, он тут же проник в нос, рот, словно начал впитываться в кожу, и через несколько секунд после этого я снова погрузился в темноту.

Грохот барабанов ворвался прямиком в мозг, куда-то в район макушки. Этот монотонный, дико раздражающий звук заставил открыть глаза и посмотреть по сторонам, чтобы найти источник звука и приказать уже прекратить стучать! Мысли текли вяло, прорываясь словно сквозь густую кашу, такую, какую только повариха Матрена умеет варить. Но эта муть в башке, мне совершенно не нравится. Такое было лишь однажды, когда с Ванькой, другом лучшим перепил грогу, да выкурил тогда табака немерено. Но что эти барабаны расстучались? Неужто в пьяном бреду прежде, чем заснуть, велел учение какое провести? Надо все-таки посмотреть.

Я приоткрыл глаза и обвел мутным взглядом окружающее меня пространство. Шок от увиденного заставил распахнуть глаза на всю ширь. Память тут же вернулась туда, откуда, казалось, исчезла, и я с ужасом начал рассматривать... самого себя! Точнее, свое практически обнаженное тело, на которое какой-то хрен в этот момент наносил последние мазки белой, светящейся в наступившей темноте, краской. Лицо тоже было разукрашено неизвестными мне рунами. Да и узнал я себя только по высоченному росту и золотистой макушке. Ну и... я единственный среди присутствующих был белым. Первой мыслью было, что я каким-то образом снова оказался един со своей кошкой, но, немного напрягшись, все же не смог заметить посторонних мыслей, которые тогда присутствовали, да и изображение было четким и цветным.

К моему телу подошла та дрянь, которая вырубила ударом по голове в своем доме, и поднесла к губам чашу с дымящимся содержимым. Судя по всему, тем же самым, которым накачали меня в камере до этого.

— Выпей это, муж мой, — проворковала она, улыбаясь, глядя, как я послушно глотаю эту, совершенно точно одурманивающую меня, жидкость. Внезапно девка словно почувствовала мой ненавидящий взгляд и резко развернулась, глядя прямо мне в глаза. При этом ее глаза мерцали серебристым светом, а по губам блуждала мерзкая улыбка. — Не надо меня так ненавидеть. Поверь, после проведения обряда, ты сможешь вернуться обратно, — она кивнула на мое тело и провела ладонью по обнаженной груди. Я содрогнулся, словно почувствовал прикосновение своей сущностью, насильно отделенной от тела. — У тебя будет небывалая власть мужа Верховной жрицы, тебе понравится, я уверена. Ты — избран, ты прошел инициацию, тебя принял мой народ, тебя принял сам Упулере. Я верила в тебя, и ты справился. И тебе ничего не будет угрожать, во всяком случае, пока я не рожу дочь, которая сможет однажды занять мое место. — И она откинула голову назад и рассмеялась. Затем кивнула трем полуголым девицам, чьи тела были бесстыдно выставлены напоказ, а темная кожа блестела в свете затухающей луны, словно была натерта маслом. Они подхватили меня под руки, заставляя подняться, и куда-то повели. Их обнаженные груди и бедра то и дело касались моей кожи, и тогда я понял, что их действительно обильно натерли маслом.

Моему духу ничего не оставалось, как следовать за телом, беснуясь от ярости и невозможности хоть что-нибудь сделать.

Вышли мы в полукруглую комнату, с огромными окнами, которые открывали обзор со всех сторон. Посреди комнаты стоял алтарь, а в одном из окон я заметил огромную толпу людей, стоящих на улице. Люди что-то завывали в такт непрекращающейся барабанной дроби, и вообще, создавалось ощущение, что они находятся в непонятном трансе, в который их загонял то ли бой невидимых мне барабанов, то ли зелье, подобное тому, которым меня пичкали уже, похоже, довольно продолжительное время. Кто его знает, может же так случиться, что их всех угостили по бокальчику в честь свадьбы Верховной жрицы.

Пока мы шли в эту комнату, ночь сменилась предрассветными сумерками, которые в свою очередь начали быстро наполняться светом лучей встающего солнца.

Девушки оставили меня неподалеку от алтаря, и я так и стоял истуканом, тупо глядя прямо перед собой.

И тут боковая дверь распахнулась, и в комнату ввели Назарову! Из одежды на ней была лишь краска, которой весьма живописно расписали ее обнаженное тело. Она шла, не сопротивляясь, по всей видимости, то зелье здесь довольно популярно. Но вот когда ее начали укладывать прямо на алтарь, покрытый белоснежными цветами, я так задергался, пытаясь вернуться в свое тело, что у меня едва это не получилось. Но мои попытки обрести контроль были замечены, и одна из девушек тут же выпоила мне еще пойла, от которого взгляд полностью расфокусировался, и я начал сам себе напоминать юродивого, только слюну пустить осталось.

Разложив Назарову как того требовал ритуал, девушки встали напротив самых больших окон и, вскинув руки вверх, начали петь. По мере пения, в комнате начали нарастать потоки магии. Они закручивались в спирали и окутывали поющих жриц, словно в кокон из заворачивая. По этим магическим спиралям то и дело принялись пробегать искорки огня в тех местах, где их касались солнечные лучи. Песня набирала обороты, и когда достигла пика, все три девушки вспыхнули, превратившись в живые факелы. Так вот зачем их так обильно полили маслом. Комната наполнилась отвратительным запахом горелого мяса, но, несмотря на то, что боль должна была быть просто невыносимой, девушки все продолжали петь, раскачиваясь в едином ритме, словно не замечая того, как сгорает их плоть.

Люди на улице встретили это отвратительное и одновременно завораживающее в своей безумной жестокости действие яростными экзальтированными криками, которые даже перекрывали бой барабанов.

Генитсоа появилась в тот момент, как тела жриц рассыпались прахом, который подхватил ворвавшийся в комнату ветер и вынес наружу, развеивая над площадью.

— Упулере доволен, — торжествующий голос Верховной жрицы разнесся по комнате и по площади, усиленный магией. — Он одобряет мой выбор и дарит вам нового Верховного жреца и моего супруга! Да свершится ритуал!

Как только я понял, что сейчас произойдет, то сразу же успокоился. Я убью ее. Как только смогу обрести контроль над телом, так сразу же и убью. Да, скорее всего, погибну сам, но Ольгу все равно в тот момент будет уже не вернуть. И я сам себе не прощу ее гибели, не говоря уже про ее дядю, который мне вполне ощутимое сожжение устроит, и начнет и хорошей такой прожарки яиц, если мне хватит ума вернуться в Российскую империю живым, в то время, как его племянница погибнет на алтаре какому-то грязному языческому божку.

Я не собирался отворачиваться и принял решение смотреть на расправу над Назаровой до конца, вот только я почему-то недооценил всей подлости сложившейся ситуации. Но меня оправдывает в какой-то мере тот факт, что я, являясь православным христианином, не обязан знать языческих ритуалов.

— Возьми этот ритуальный кинжал, муж мой, и принеси в жертву Великому Богу Солнца эту девушку. Окропи наше брачное ложе ее кровью, и после этого сделай меня своей! — я могу все понять, даже ритуальную консумацию, хотя сомневаюсь, что сумел бы, находясь в незамутнённом рассудке, осуществить хоть какое-то соитие, для этого все же требуется определенный настрой. Но вот так, сначала убить свою подругу, своим же оружием, а затем в луже ее крови...

Но пальцы на руке этого истукана, в которого меня превратили, сжали такую знакомую рукоять, и я шагнул к алтарю, на котором Назарова начала проявлять признаки жизни.

— Петр? — ее слабый голос задрожал от накатывающей паники, когда она встретила пустой взгляд лишенного духа тела. — Петр, что происходит?

А я тем временем поднял руку с зажатым в ней кинжалом, на лезвии которого заискрились солнечные зайчики. Вот на это я смотреть уже не мог и, беззвучно зарычав от бессилия, закрыл свои призрачные глаза.

— Мя-у-у! — истошный вопль совпал с резким хлопком, и я распахнул глаза, уставясь на появившуюся прямо возле алтаря Соню. Запоздало подумал, что был придурком, забыв, что эти кошки умеют каким-то образом ходить в межпространстве, а толстенькая пантера в этот момент подняла лапу и несильно так, всего лишь чуть шею мне не свернув, ударила по затылку.

Комната крутанулась, и вот я уже вижу распростертую передо мной Ольгу, которая смотрела на меня распахнутыми в ужасе глазами. Я перевел взгляд на кинжал, который застыл в паре сантиметрах от груди девушки. От появления Сони до того момента, как я пришел в себя, прошло не больше нескольких секунд, во время которых ни Верховная жрица, ни столпившиеся под окнами зрители не успели прийти в себя. Генитсоа сделала весьма неосторожный шаг в сторону Сони, направив на нее жезл, который держала в руке, поравнявшись тем самым со мной. Рывок в сторону, и я схватил ее за руку, одновременно спихивая Ольгу с алтаря. Швырнув одним движением жрицу на алтарь, я без всяких сантиментов и разговоров всадил ей в грудь кинжал. Выдернув его, успел заметить, как серебристый блеск уходит из ее глаз вместе с жизнью. Разводить политесы было некогда, тем более, что народ начал шевелиться, а с улицы раздались вопли протеста. Еще мгновение, и нас вообще ничто не спасет, потому что справиться с толпой не сумеет даже былинный богатырь.

— Соня, уноси нас отсюда! — заорал я, хватая Назарову за волосы и подтаскивая к пантере, которую, присев на корточки обнял за шею.

В комнату через окно уже ворвались первые мстители, когда раздался хлопок и мы оказались... Господи, Боже мой, где мы оказались?!

— Что-то удалось узнать? — в дом размашистым шагом вошел Петр Романов. Долгов покосился на деда своего ученика и вздохнул.

— Было использовано копирование моего облика, с частичным копированием ауры, — Долгов поморщился. Если бы он так тесно не был в тот момент привязан к лаборатории в императорском дворце, то что-то кому-то доказать было бы просто невозможно. — Какая-то экзотическая техника, я никогда не видел ничего подобного. А также дублирование дома, как объекта привязки координат телепортации, которые были изменены.

— Эти координаты можно проследить? — отрывисто спросил Романов.

— Нет, — покачал головой Долгов. — Тот, кто это сделал, весьма грамотно замел за собой все следы.

— Разве такое возможно? — Романов поджал итак тонкие губы. — Убрать все следы перемещения из Астрала?

— Если правильно все подчищать, то возможно.

— В таком случае, что вы здесь делаете, вместо того, чтобы искать детей, если узнать место их пребывания по координатам невозможно? — рявкнул пребывающий в плохо сдерживаемой ярости Романов.

— Я пытаюсь определить автора! Если мы узнаем, кто это сделал, то найти детей будет гораздо проще, чем тыкаться наугад во всех дыры нашей не такой уж и маленькой планеты. А вы мне мешаете! Лучше идите девушку вашего внука успокойте, а то она действует мне на нервы еще больше, чем вы, — и Долгов повернулся к Романову спиной, продолжая раскручивать моток весьма сложного заклятья, а именно копирования его облика. Ему даже показалось, что он нашел какие-то весьма знакомые элементы. Словно уже видел нечто подобное в другом заклинании одного конкретного человека. Но ему нужно было убедиться, потому что слишком уж невероятным показалось ему это открытие.