Veni, vidi, vici

Глава 3

В голове слегка прояснилось, и я более внимательно начал осматривать кладку. Манера работы, элементы декора, все это показалось мне знакомым. Не всплыло в памяти у Петюни, а показалось знакомым именно мне. Где-то я подобное уже видел. Например, вот эту надпись. Я обвел пальцем выложенное камнями слово «Гойда». Откуда здесь она?

— Эй, Романов, тут, кажется, какой-то проход, — я обернулся к Щедрову, который стоял возле противоположной стены, и в том месте было действительно гораздо темнее, словно стены там нет.

Я подошел поближе, там действительно был проход. А еще рядом стояла бочка, заполненная прогорклым маслом. Коснувшись поблескивающей в свете светляка жидкости, растер ее в пальцах и поднес к носу. Точно масло. А вот и кремень с кресалом. Внимательно осмотрел стену и присвистнул, пара факелов, словно специально нас ждала.

Уверенно сняв со стены один из них и убедившись, что пакля находится в приличном состоянии, макнул в масло и протянул Щедрову.

— Подержи, — после чего приступил к извлечению огня.

Как оказалось, навык еще не пропал, и после четырех неудачных попыток искры все же попали на пропитанную маслом паклю и факел загорелся, освещая все вокруг ярким светом, гораздо лучше, чем магические светляки, которых я развеял, после того, как факел осветил то помещение, в котором мы находились. Я запоздало понял, что магия тут есть и она работает. Когда я создавал светляков, как только мы здесь оказались, то я не придал этому значения. Второй факел я зажег от того, который держал в руке Щедров. Он выпучил глаза и порывался что-то сказать, но каждый раз захлопывал рот.

— Ну что еще?

— Откуда ты знаешь, что надо делать? — наконец, ему удалось сформулировать вопрос.

— Оттуда, какая разница? — я скривился. Ага вот прямо сейчас тебе расскажу, что трубку прикуривал в гораздо раннем возрасте, и научился огонь при помощи этих штуковин извлекать. — Прочитал. Ты мне лучше скажи, а то я запамятовал что-то, как далеко школа от Московского кремля находится?

— Ну как далеко, я что измерял расстояние? Школа на окраине Москвы стоит, — тщательно подбирая слова ответил Щедров, настороженно посмотрев на меня. — И все-таки, где ты научился огонь добывать, как в каменном веке?

— В каменном веке огонь не так добывали, — историю развития этого мира я изучал с особой тщательностью, и по книгам из школьной библиотеки и находя про тот или иной период в Сети. Как я понял, существенные различия между нашими мирами начались именно в тот момент, когда пришла магия. До этого момента все было более-менее одинаково, если отличия и были, то не слишком существенные, и это, наверное, правильно, людей-то не переделаешь, в каменном они веке жили или сейчас.

— Романов, ты можешь ответить нормально? — Щедров вспылил. Мы оба чувствовали себя не в своей тарелке, поэтому я решил ответить, как он говорил «нормально», чтобы не усугублять наше состояние близкое к панике.

— Так огонь еще при Иване четвертом Рюрике добывали. Прозванного впоследствии Грозным. Не так давно это и было, чтобы забыть принципы. И да, Щедров, я читал про это, — он засопел, потом протянул.

— А почему магию не применил, несколько искорок и все готово. Зачем было так -напрягаться? Я же сначала и не понял, что ты хочешь сделать, а то бы помог.

— Щедров, а почему ты не предложил помочь сразу, как только я в руки факел взял? Только не говори, что ты не знаешь, что это такое. Я не подумал, понял? — прорычал я. Этот разговор ходил вокруг до около и начинал уже раздражать. А про небольшую огненную искру я и правда не думал, все как-то на автомате получилось.

— А почему ты вообще об Иване Грозном заговорил? — он подошел к проходу и посветил внутрь. Ничего необычного в нем не было, все та же кладка уходящего куда-то вперед коридора.

— Ты знаешь, что это? — я ткнул пальцем в надпись, которая привлекла мое внимание.

— Нет, откуда? — он глянул мельком и пожал плечами.

— «Гойда» — это боевой клич опричников, — я подошел к нему. — Вот только есть один нюанс, здесь слишком чисто. Нет ни пыли, ни паутины, масло опять-таки не пропало, — я демонстративно провел рукой по стене и показал ее Щедрову. Рука была чистой.

— Обычные чары сохранности и нетления, — он смотрел на меня нахмурившись.

— Точно, и как я сам не догадался, — я хмыкнул, а Щедров насупился. — Вот только во времена Ивана четвертого магии еще не было в мире. Она пришла вместе с зеленым камнем немного позже. Кто бы не сделал это место, он постарался, чтобы оно напоминало о царе Иване, а вот зачем, этого я пока не понимаю.

Говорить на подобные темы с человеком, который никогда не поймет, что я чувствую, когда вижу здесь нечто знакомое, не хотелось, и я, замолчав, пошел по коридору, освещая дорогу факелом, да и в принципе с человеком, который ничего не знает и далек от истории и событий, которые не так уж и давно происходили на земле. Тысяча лет — это далеко, а век-полтора — ерунда. Я задумался о том, что историю в школе не преподавали, так по верхам, и то в головах учеников мало что, после этого оставалось. Тут не астрономию нужно преподавать, а историю, или домоводство изменить, разбавляя ее такими вот нехитрыми способами добычи огня или умения ориентироваться в пространстве. Начинания под руководством Изиды Петровны были похвальные, но не такие глубокие, чтобы действительно выжить где-нибудь в подобной ситуации.

В нескольких местах по обе стороны коридора мы замечали боковые проходы, но они были гораздо уже, чем тот, по которому мы шли, и не внушали доверия, потому что из них тянуло сыростью, тленом и какой-то безнадежностью.

— Ты видел? — Щедров поднял факел повыше и остановился напротив совсем уж узкого прохода, выводя меня из размышлений о несовершенстве учебной программы в школе. — Там какое-то шевеление.

— Где? — я вглядывался в темноту до звездочек в глазах, но так ничего и не увидел, зато почувствовал просто неестественный ужас, который напал на меня слишком уж внезапно, хотя до этого ничего подобного за собой я не замечал. — Вот что, пошли-ка отсюда, пока нами никто не решал подзакусить, все-таки не мог твой дружок отправить нас совсем в безопасное место, даже, если мой кинжал и как-то изменил конечную точку перемещения. Кстати, что именно он применил?

— Я не знаю, как это правильно называется, — Щедров еще некоторое время пристально всматривался в темноту, но потом с видимой неохотой отошел от привлекшего его внимание прохода. — Что-то вроде неминуемой гибели. Да, ты прав, он должен был выбросить нас в место, в котором кишит нежить, чтобы мы даже сориентироваться не сумели, как нас уже обгладывали бы, а позже наши объеденные тушки встали бы и пополнили ряды тварей.

— Фантастическая перспектива, — процедил я сквозь зубы. — И знаешь, что, учитывая, что кинжал все-таки не может полностью гасить негативные заклятья, боюсь, что парочка упырей нам все же может повстречаться. Кто вообще ему в руки подобный артефакт дал? Он же предсказуемый психопат с жаждой отмщения, всем, кто встанет на его пути. И так понятно было, что не сегодня, так завтра он бы им воспользовался.

Мой невольный спутник ничего мне ответил, только скрипнул зубами, разворачиваясь, чтобы уйти от этого места. Мы только возобновили движение по коридору, как из того самого прохода вылетела огромная сова с горящими красным огнем глазами. От неожиданности я упал на задницу, когда она задела меня крыльями. Упал я потому, что ощутил вместо птичьих перьев прикосновение чего-то невыразимо отвратительного, как будто протухший холодец до моей кожи дотронулся. Кроме этого пахнуло склепом и разлагающимся трупом, да так сильно, что я, невзирая на то, что вроде бы уже частично освоился в этом мире, и даже умудрился переспать с прекрасной представительницей местной нечисти, принялся бормотать молитву, пытаясь рукой нашарить под рубахой несуществующий крест.

— А-а-а, пошла прочь! — заорал Щедров и махнул факелом. Сова шарахнулась от живого пламени, и тут до меня дошел ответ на вопрос, а почему, собственно, факелы. Почему тот или те, кто этот коридор организовал, не воспользовался многочисленными освещающими чарами. Главное, что проход в этом место подразумевался не только для магов, если кресало на входе положили, самое оптимальное средство для добычи огня в длительной перспективе его сохранности.

— Господи, спаси мою душу грешную, убереги от лукавого, — все молитвы просто вылетели из головы, но я помню, что говорил Феофан Прокопович, что молитва должна из сердца идти, и иной раз и неважно, что слова нужные забыл или более правильными заменил, теми, которые тебе казались наиболее верными. Я никогда не был слишком набожным, и даже на смертном одре не слишком желал попов подле себя видеть, но здесь мне это обращение к Небесам неожиданно помогло. Дало привести мысли в порядок и успокоиться. Во всяком случае, стало понятно, что делать дальше.

Я вскочил на ноги и подхватил с пола факел, к счастью, не потухший. Сова продолжала атаковать Щедрина, и становилось понятно, что долго он не продержится.

— Эй ты, страхолюдина, — я ткнул в сову факелом, она зашипела и рухнула на пол, тут же начав подниматься уже в виде не слишком свежего покойника. От омерзения меня едва не стошнило, но нельзя было отвлекаться, чтобы не пойти этой твари на закуску. — Ага, заметила. — Не знаю, почему я обращался к монстру, как к женщине, ведь по всем признакам при жизни вот это было мужчиной. — Ну давай, иди сюда, — я снова ткнул факелом прямо в грудь, где проглядывались белые ребра сквозь полусгнившую плоть.

Тварь снова зашипела, стремительно переместилась в сторону, мне даже показалось, что она по стене пробежала, и прыгнула на меня сбоку. Но я к тому времени уже был готов, к тому же, практически был уверен, что знаю, кто этот монстр и как с ним предлагают бороться. Осинового кола у меня, к сожалению, не было, но что-то мне подсказывало, что кинжал клирика вполне способен его заменить. Отмахнувшись от атакующей твари факелом, я другой рукой вонзил кинжал ей в то место, которое заменяло ей грудь, прямо в сердце, но не с той стороны, с которой оно у обычных людей находится, то есть слева, а справа, как это было описано у Мартина Вайнрихома, чьи книги на французском языке, который я знал относительно неплохо, привез мне тайком де Лириа, чтобы заслужить доверие и подмаслиться. Я зачитал их до дыр, настолько они были для меня в диковинку.

Кинжал задрожал, а рубин в рукояти вспыхнул ярче, чем факел у меня в руке. Тварь завизжала, а потом рухнула на пол, неопрятной, дурно пахнущей кучей. Я посмотрел на зажатый в руке кинжал, что ты такое, мать твою? Но дело было еще не закончено, и я, нагнувшись, перехватил рукоять кинжала и рубанул им по тощей шее твари. Почему-то я думал, что придется повозиться, но, к моему удивлению, голова словно сама отделилась от тела и покатилась прямо к ногам прижавшегося к стене бледного Щедрова. Тяжело дыша, я подошел поближе, и пинком отправил голову вглубь коридора, подальше от тела. По-хорошему, надо бы сжечь, но тут тогда такая вонь поднимется, а я даже не уверен в том, есть ли тут вообще выход. Хотя, откуда-то тварь приползла, значит, выход должен быть, и где-то рядом с кладбищем.

— Что это вообще такое было? — прошептал Щедров, глядя, как я возвращаюсь к телу и, преодолев брезгливость, начинаю осматривать руки монстра. Так и есть, нескольких фаланг на пальцах не хватает. Выпрямившись, я устало побрел в том направлении, куда мы и шли, пока решили не повернуть обратно.

— Это стрыга, — наконец, ответил я. — В шестнадцатом веке в Бреслау были какие-то непонятки с мертвецами, и Мартин Вайнрихом, изучивший все местные легенды и сравнив их с легендами Силезии, вывел теорию о том, кого в народе называют стрыга. Похоже, что он не ошибся в своих предположениях.

— А что ты на руках у этой, как ты там ее назвал, у стрыги рассматривал? — Щедров, наконец, отлепился от стены и побрел за мной следом, но теперь уже не так уверенно, как в начале, постоянно оглядываясь.

— По легенде стрыгами рождаются, а не становятся, как остальной нежитью. Вроде это люди, у которых всего по два: два сердца, два ряда зубов, две души... — я на мгновение замолчал, затем тряхнул головой и продолжил. — Когда приходит время, и человек умирает, то один комплект исчезает, а второй никак не дает телу упокоиться. Сначала они грызут в гробах свои пальца, потом к соседям в могилы наведываются, ну и в заключении переходят на живых людей, когда понимают, что так вкуснее и полезнее, — я чуть не расхохотался, видя чувство омерзения на лице Щедрова, которое с переменным успехом борется с тошнотой. — А вообще я говорил, что упыри нам с тобой тут просто обязаны встретиться.

— Я надеюсь, он не встанет, — привлек мое внимание к себе Щедров, который ткнул факелом в стену, на полу возле которой лежал человеческий скелет, без какой-либо одежды и, хотя бы, частички плоти, а кости его были выбелены так, что становилось несколько подозрительно.

Я подошел ближе, нагнулся, чтобы рассмотреть останки. Даже прикоснулся к одной из костей пальцем, через тряпку, которую сделал из рубашки, все же трогать голыми руками что-то подозрительное не слишком хотелось. Я посмотрел, как в месте, в котором тряпка соприкасалась с костьми, остаются какие-то маслянистые пятна, разъедающие ткань, словно кислоту на них плеснули.

— Так, пошли дальше, не переживай, конкретно этот не встанет. Но вот то, что стрыга здесь может быть не одной местной достопримечательностью и проводником — это точно. Я конечно не уверен, но конкретно эта тварь точно не обладает ядовитым прикусом, да и яд создавать не может, ну и так, к слову, человека она съедает полностью, не оставляя даже костей, и уж точно не в таком состоянии.

Мы молча пошли дальше. Напряжённое сопение Щедрова меня немного выбивало из колеи и уже откровенно нервировало, но каждый справляется со стрессом как может. Какие у него были развлечения да опасности до этого? Подраться в школе во благо своего Агушина? Лошадь объездить? Вот так и получается, что мельчает аристократия на славе, почете и деньгах своих родителей, которые привыкли жить на всем готовом и не думать об опасностях.

Я остановился, глядя, как перед нами коридор расширился до пределов огромной комнаты. Заметив желобок с маслом, я поднес к нему факел и наблюдал, как огромное помещение начинает озаряться огнем в целой системе желобков, которые были накрыты жаростойким стеклом, чтобы огонь не перекинулся на содержимое комнаты. А ему тут было, где поживиться: вдаль уходили стеллажи, заставленные книгами, заваленные свитками и различными шкатулками, о наличии которых приходилось только гадать.

— Что это за место? — прошептал Щедров.

— А я знаю, — я снова повернулся лицом к помещению, после того, как обнаружил еще одну надпись «Гойда» на стене. — Когда только-только началась смута, все это куда-то вывезли из Кремля, потому что опасались, что все эти богатства достанутся полякам. Проблема заключалась в том, что те люди, которые сопровождали возы с добром в специально созданное хранилище, погибли при возвращении назад. А перевозили они знаменитую библиотеку Ивана Грозного. На самом деле — это была не только его библиотека, она включала в себя все ценности, когда-либо собранные в Кремле, а также многие боярские рода внесли сюда свой вклад. Ее искали, но те, кто все это прятал, постарались очень хорошо, ну а мы, благодаря твоему криворукому дружку, который даже убить качественно не может, только что нашли это величайшее сокровище Российской империи. с чем я нас и поздравляю.

— Все это, конечно, хорошо, и то, что ты такой начитанный и что место это узнал, — Щедров с трудом оторвал взгляд от полок, — но, вот ответь мне на самый главный вопрос, как отсюда выйти?