(Одна лишь деятельная страсть, Виттиг, приводит в это место, хотя слов для ее обозначения не существует. Обычно ее называют состраданием. Но для того, о чем я говорю, это слово не годится. Потому что эта страсть кипит, бурлит, воспламеняется, взрывается, хлещет через край, увлекая за собой все - как и та, которая является лишь ее подобием. Ей присущи то же самое напряжение и то же неистовство. Страсть, которая приводит в это место, так же как и та, другая, ослабляет руки, сбивает с ног, завязывает узлом солнечное сплетение, вызывает тошноту, грызет и опустошает кишки, затуманивает глаза и закладывает уши. Но, так же как и та, другая, она дает рукам силу, чтобы драться, ногам - чтобы бежать, устам - чтобы говорить и уму - чтобы мыслить. Она развивает мускулы, заставляет учиться владеть оружием и различными ремеслами, меняет форму тела. И если бы не эта деятельная страсть, Виттиг, что бы оставалось делать в этом проклятом месте, кто смог бы надолго здесь остаться? Ты часто спрашивала меня о моем назначении - теперь ты видишь, в чем оно заключается.)
Так сказала мне Манастабаль, моя проводница, сидя за столиком кафе возле длинной стойки бара. Я сижу рядом с ней, пью текилу и наслаждаюсь, глядя на танцующих - потому что только здесь, во время короткого отдыха, можно на время забыть о преисподней. Здесь чистилище - хвала тем, кто его придумал! - место, где становишься собой и где за тобой не наблюдают каждое мгновение. Это еще не рай, но, не будь его, ад распространил бы и сюда свои владения, и по одному этому можно судить, насколько такое убежище необходимо и ценно, и в то же время одиноко и непрочно. И вот что я отвечаю Манастабаль, моей проводнице:
(Прежде всего я хотела бы, чтобы деятельная страсть дала моим ногам силу бежать - такую, которая позволила бы осилить марафонскую дистанцию. Она ведь уже преодолена теми, кто сейчас здесь - странницами и беглянками? Если нужно бежать дальше, так побежали!)
Она говорит:
(Откуда такая мысль, Виттиг? Думаешь, нужно будет форсировать Миссисипи, чтобы освободиться? Мы бежим быстро, но движемся по кругу. Мы не можем преодолеть большое расстояние, потому что нечего преодолевать.)
Тогда я говорю:
(Ах, Манастабаль, моя проводница! Стало быть, нескоро мы окажемся в раю!)
Одна из танцующих, которая давно поглядывает на нас, подходит к нашему столику и приглашает Манастабаль, мою проводницу, потанцевать. Мне представляется совершенно невероятным, что она отправится на танцпол. И она, с мягкостью Вергилия, готового уступить любому юному отроку, говорит, что ей очень жаль, но она вынуждена отказаться. Я молча поражаюсь такому неожиданному проявлению деятельной страсти. И Манастабаль, моя проводница, говорит:
(Ты ведь не хотела бы, Виттиг, чтобы я послала ее к черту? Впрочем, ты могла бы заметить, что отношения, которые сложились у нас во время путешествия с душами чистилища, были основаны на чистой вежливости. Мы пересекались с ними по пути. Мы едва их знали. Мы мало с ними разговаривали. Потом снова расходились.)
Меня вновь охватывает беспокойство:
(А ты уверена, что мы оттуда вернемся?)