Я сидел в своей комнате перед зеркалом, уставившись в свое отражение. Не то чтобы я любил смотреть на себя, или мне нравилась своя внешность, просто нужно было удостовериться, что "маскировка ауры" наложилась так, как задумывалось. Да и смотрел я не на себя, а на пространство вокруг себя.
— Ладно, сойдёт и так, — поморщившись, произнес вслух, кто меня здесь услышит, в комнате кроме меня никого, — всё равно атрибуты от чтецов ауры не скрыть.
Взглянув после этого себе в глаза, я слегка прищурился. Самая обычная внешность для юнца, которому лишь недавно исполнилось шестнадцать. А вот глаза выдавали истинный возраст, тот самый, который измеряется не годами, а прожитыми событиями. Я криво ухмыльнулся, и впечатление мудрости исчезло.
— Молодой господин, спускайтесь к завтраку, — раздался голос за дверью с одновременным стуком. Судя по голосу, это была Беата, молодая служанка, только недавно устроившаяся на работу в дом Болдоров.
— Буду через пару минут, — крикнул я, поднимаясь. Не хотелось заставлять мать с дядей ждать, напрашиваясь на очередные нотации. Хотя, почему-то была уверенность, что нравоучения всё равно будут, опоздаю я или нет. События моей жизни, после недолгого затишья, вновь начинали ускоряться, и вскоре понесутся, как снежный ком с горы.
Спустившись к столу, я пожелал доброго утра уже сидящим за столом Килике Болдор, своей матери, и её брату Санлису. Тот, как обычно, только зыркнул на меня, недовольный тем фактом, что я в принципе существую, неприязнь, повисшую между нами, казалось, можно нарезать ножом на дольки и расфасовать в мешочки. Мать же, холодно пожелав мне доброго утра в ответ, пригубила дурман из бокала, уставившись на висящую на стене картину. Я, не обращая никакого внимания на, казалось бы, вопиющее поведение невольных пленников одного стола, сел и приступил к тому, зачем сюда и пришел, к поглощению питательных веществ. К подобному радушию я уже успел привыкнуть, меня бы удивило, если мои родственнички начали вести себя нормально. К матери я, после случившегося три года назад, никаких родственных чувств не испытывал, как отрезало. После того, как в нашем доме появился её брат, который сразу же начал относиться ко мне так, будто ненавидел сам факт моего существования, мать под его влиянием начала всё больше отдаляться от меня, а в последние несколько недель я её без бокала в руках не видел. Догадки о том, что мой дядя приложил к этому руку, в последнее время переросли в уверенность. Впрочем, это была далеко не самая главная моя проблема.
— Лордин, сынок, завтра приедет рекрутор из Цитадели, он посмотрит на твои магические способности, — внезапно промолвила мать, по-прежнему избегая смотреть на меня.
— Сколько раз мне тебя просить, зови меня Дин, мне не нравится моё полное имя, — проворчал я с набитым ртом, не желая останавливать процесс жевания, ведь это влекло за собой увеличение времени за столом, проведенное в столь неприятной компании.
— Как ты смеешь так разговаривать с матерью, мелкий ублюдок?! Немедленно извинись! — дядя, как всегда, открывал рот лишь для того, чтобы извергнуть из себя очередные неприятные слова в мой адрес.
— Сан, не надо, — поморщилась Килика, — это же твой племянник, относись к нему, как ко мне.
— К этому мелкому уродцу?! Да скорее моя собака летать научится! — фразу про собаку дядя каждый раз вставлял вместо почему-то избегаемого "никогда". Всем живущим в этом доме было известно, что собаки у него нет и никогда не было.
— Я нормального роста, просто кое-кто слишком высок и часто бился о верхнюю перекладину дверей. — На самом деле задача подколоть человека, по какому-то недоразумению приходящегося мне родственником, была где-то в самом низу списка моих приоритетов, но вот случая применить остроумие и чувство юмора, которые помогали хоть как-то не сойти с ума от всего того, что со мной происходит, я не упускал.
— Лордин, мальчик мой, не нужно отвечать агрессией на агрессию, ты должен уметь прощать! — Мать в последний год сильно ударилась в Конрадианство, не упуская случая выдать мне очередное нравоучение в стиле "возлюби ближнего своего, каким бы он ни был", сетуя о том, как грешно мы живём. Каким образом это сочеталось в ней с любовью к дурманосодержащим жидкостям, оставалось для меня загадкой. Наверно, дурманящий напиток и был для неё этим самым ближним.
— Просто Дин. Про прощение, это ты брату своему скажи, вон он сидит, корчит из себя оскорблённого, как будто это я его ублюдком назвал, а не он меня.
— Хорошо, Дин, я бы хотела чтобы ты не занимался сегодня и завтра своими ужасными тренировками, до прихода рекрутора. Если ты станешь магом, они тебе уже не понадобятся.
— Определяющее слово "если", мама. С чего ты так уверена, что у меня достаточно способностей?
— Думаешь, я слепая?! — Внезапно плюхнув почти пустым бокалом об стол, прошипела моя собеседница, пристально уставившись на меня. Её брат на протяжении всего диалога не отрывал от меня буравящего взгляда, так мог бы смотреть Королевский Сыскарь на подозреваемого в покушении на королевскую семью. — Или думаешь, я дура?! Забыл уже свой тринадцатый день рождения?!
— Вот только не нужно мне напоминать о том, что мне почти каждую ночь снится в кошмарах! — Теперь Килику буравил взглядом уже я. Тут пришлось для эффекта слегка преувеличить, кошмары, конечно, мне действительно снились так часто, как я сказал, только вот тематика была намного разнообразнее, как говорится, во многих знаниях много печали.
— Сестра, успокойся, я говорил тебе не раз, незачем ему эта проверка, и мага из него точно не выйдет, для этого нужно чтобы голова не просто торчала, а ещё и работала. — Дядя попытался подколоть меня шуткой, конечно же несмешной, чего ещё можно было ожидать от бывшего военного, которого выгнали из армии за хищения. На мой взгляд, вместо слов успокоения, лучше бы отобрал у сестры бутылку, все эти перепады настроения и резкое изменение поведения суть следствие злоупотребления дурманом.
— Мой мальчик станет великим! Самым лучшим магом, самым сильным! — бескомпромиссно заявила Килика, наполняя слегка дрожащей рукой бокал из бутылки, в которой, к слову, оставалась едва ли треть, притом что дядя к дурману даже не притрагивался. — Соберет себе команду из Приспешниц, и они сожгут этих клятых гурров дотла, всю их поганую Великую Пустошь! — Она опрокинула в себя бокал с таким видом, словно только что произнесла тост.
— Боюсь тебя разочаровать, мама, всё может оказаться совсем не так… — тихо произнес будущий великий маг, отодвигая от себя пустую тарелку. — А от тренировок я не откажусь ни при каких условиях. Доброго дня.
Покидая помещение, я бросил незаметно взгляд на стол, используя для этого шкаф со стеклянной дверцей. Санлис что-то нашептывал Килике, та сидела с расстроенным видом, словно бы не слушая брата. На миг сердце кольнула жалость по поводу резких слов, но потом я вспомнил подвал, боль во всём теле, семь мёртвых тел, непонятно как оказавшийся в руке окровавленный нож и яростные крики матери "Ты убил его, сволочь! Я тебя ненавижу, ненавижу!", и сочувствие как-то резко испарилось. Они все считали, что я очнулся позже и не помню ничего из того, что происходило в тот злополучный день, я же не спешил никого в этом разубеждать. Так было нужно для того, что мне предстояло сделать, если я хочу выжить.
Двинув под палящим светилом на задний двор, я увидел Тревора возле кузни. Тот рассматривал заточку своего клинка и задумчиво хмурился. Пройдя мимо его широкоплечей высокой фигуры, я зашёл на склад возле кузни и взял из угла два деревянных тренировочных меча. Вернувшись, я кинул ему один меч, после чего мы отошли от стены в центр двора.
— Ты, говорят, скоро отсюда уедешь, малец? — Тревор остро глянул на меня, не спеша приступать к учебному поединку.
— Кто говорит? Санлис? — Я опустил учебный меч, судя по всему, придётся сначала поговорить. — Он разве способен разговаривать обо мне без ругательств и пены у рта?
— Да хотя бы и он, какая разница кто, важен сам факт того, что это последняя тренировка. Ты станешь магом и махать железками тебе будет не резон. Видал я вашего брата в деле. Сколько уже лет прошло? Года четыре? Да не суть, — отмахнулся Тревор и почесал усы, — пойдем-ка посидим в теньке, поговорим сначала, нет у меня никакого желания махать деревяшками на такой жаре.
Я не возражал, поскольку эти тренировки нужны были вовсе не для того, чтобы научиться махать острым колюще-режущим. Мы уселись на бревно возле стены, после полудня это место будет залито летним жаром, но сейчас утро, и я наслаждался островком прохлады.
— Так вот, было это во вторую гуррскую войну, как её теперь называют… — начал мой собеседник, обычно из него слова лишнего не вытянешь, а тут такая словоохотливость. — Разведка доложила, что на наш форт будет наступление, причём очень солидными силами. Мы одновременно готовились к штурму и прощались с жизнью. А потом, вечером, перед предполагаемым утренним нападением, прибыл к нам один франт из Цитадели. С дамочками-помощницами, как это у них водится, значит, непростой кто-то, из элиты. Имечко у него ещё странное было, Велес, кажись. В общем, мы его сразу невзлюбили, ходит такой, во всем чистеньком, свежий, и дамочки такие же, а он так с ленцой им указывает, что делать. Сразу захотелось ему в морду дать, да жалко стало. Себя жалко, не его, меня ж потом за такое начальство порвало бы живьём.
Тревор сделал паузу, глотнув какой-то жидкости из небольшой плоской фляжки, судя по символу на боку, как раз военный трофей тех лет. Я мысленно хмыкнул, сразу видно, настоящий военный, не боится ничего, ни магов, ни противника, только своего командира. — Дождались мы утра, естественно, никто не спал, не из-за волнений, просто готовились к последнему, как все мы считали, бою. И вот, утром, когда эти черномордые твари выстроились к атаке, этот хторов выкормыш на стене встал, а девушки рядом сели, ноги скрестили, а одна из них повернётся и крикнет "глаза берегите". Я тогда не сообразил сразу, к чему это, но на всякий случай зажмурился и рукавом прикрылся. А потом полыхнуло так ярко, что если бы просто глаза закрыл, ослеп бы наверно. А через пару секунд громыхнуло так, что все на время оглохли. И ветром так сильно в стену шибануло, что те, кто на стене оставался, послетали к хторовой заднице во двор. А магу этому с бабами все до одного места, спустился, причем не по лестнице, а слетел так плавненько, и в карету свою магическую двинул. Девки-помощницы подлечили тех, кто попадал вниз, кто глаза не закрыл, и вместе с ним уехали. Эх, красивые девки были!
— А с гуррами-то что было? — Спросил я, больше для приличия, и так понятно было, что после такого не уцелеть.
— А от гурров ничегошеньки не осталось, только яма большая и круглая на поле, ещё деревья все в округе полегли. Я потом узнал, это не простой огнеборец был, а правая рука главы Цитадели. Только вот, хоть и силён был, не спасла его магия, сгинул в Кровавом Котле вместе с помощницами, вместе с большей частью нашего войска, почти двести тысяч там полегло, не говоря уже про стотысячное вражеское войско. До сих пор, как вспомню тот день, так вздрогну, — собеседник поёжился и приложился к фляжке.
— Так ты был там? Расскажи, как всё было на самом деле, слухи об этом сильно разнятся, — мне и вправду это было интересно, я уже слышал несколько версий, в том числе от человека, якобы участвовавшего в допросе пленных. Как выяснилось, почти всем непосредственным свидетелям заткнули рты, либо деньгами, либо острым железом. Но в таверне после бесплатной выпивки у многих развязываются языки.
— Ну как, был… Не совсем, наш отряд в тылу был, по заданию командования, в тот день мы должны были соединиться с основным войском и участвовать в генеральном сражении, только вот задержались в дороге. Если бы не эта задержка, тоже полегли бы всем отрядом, а так только последствия увидели. Ты только особо не распространяйся о том, что расскажу, нас просили держать языки за зубами, чтобы население не нервировать лишний раз, — Тревор, собираясь с мыслями, ещё раз промочил горло и замолчал, словно не очень хотел говорить об этом. Я молчал, не пытаясь его поторопить, моему собеседнику нужно было выговориться.
— Мы уже шли через перевал в долину, вдруг чувствуем, порыв ветра в лицо ударил, и запахло так, будто трупы неделю на жаре пролежали. Такой запашок сильный, хоть вешайся. Но идти-то надо, носы закрыли и вперёд. А потом, из-за поворота фигура на нас выходит, еле ковыляет, форма вроде наша. Ближе подошли, а это труп на нас двигается. То есть, не труп, конечно, только и живым он не выглядел. Плоть заживо гниёт и кусками отваливается, и запах тот же самый. Видимо, эти черномордые какое-то особо изощрённое проклятье на него наложили. Руки к нам тянет и хрипит, то ли "спасите", то ли "добейте", непонятное что-то хрипит, а потом падает. Санлис, он тогда уже командиром отряда нашего был, башку ему клинком отчекрыжил на всякий случай, проворчал что-то про магов, которые вечно создают ему проблемы, и мы дальше двинули. А потом оказалось, спешить не к кому, в долине только трупы. — Старый солдат сделал паузу, словно заново переживая те события. Я сопоставил вышесказанное с уже собранными сведениями, и выводы мне очень сильно не понравились. Очень сильно. Говорить о них собеседнику я, конечно, не собирался.
— И рядовые солдаты полегли, и маги, и целительницы, ничего не спасло, ни магия, ни амулеты, ни целительство, — печально продолжил Тревор. — Мы уже позже узнали, эти чернозадые какую-то магическую отраву применили против нас, только не рассчитали чего-то, сами тоже там все полегли. Сбежать смогли только те, кто далеко от центра был. А маг этот, Велес который, где-то на передовой ошивался с командой своей, шансов выжить никаких. Девок жалко, красивые девки были! — Тревор снова глотнул из фляжки, задумчиво глядя в безоблачное небо.
— Жениться тебе надо, Тревор. Найди себе какую-нибудь красивую девку, да детей заведи. — Я говорил совершенно искренне, не было у меня негатива к собеседнику, несмотря на то, что это был дядин помощник и телохранитель.
— Да какая дура за меня пойдёт? Денег у меня нет, ценностей нет, хторова война сожрала всех, кто был мне дорог, и всё, что у меня было. Если бы не Санлис, я… — Тревор замолк и вновь приложился к фляжке. Хоть он и не договорил, я догадался, что речь шла о самоубийстве. — Я спас ему жизнь на войне, а он спас мою уже после. Жаль, что он тебе не нравится, он славный малый.
— Ага, видимо где-то очень глубоко. А ему ты обо мне то же самое говоришь? — Я видел, что собеседник совершенно искренне пытается нас помирить, рассказывать ему о том, какая скотина мой дядя, было пустым занятием. Тревор не поверит в то, что его армейский дружок использует наивного приятеля в темную, пока в открытую не столкнётся с предательством.
— Ну да. Также и говорю. А он смеётся и говорит, чтобы я к тебе не привязывался. "Видимо, чтобы ты сильно не горевал, если со мной что-нибудь случится" — мелькнула в моей голове мысль. Собеседник стрельнул в мою сторону глазами, словно почувствовал мои раздумья.
— Ты славный малый, Дин, не знаю, почему тебя тут большинство считает то ли придурком, то ли психом, ты разумнее многих, кого я встречал. Не стоит закрываться от людей, будь проще, и окружающие к тебе потянутся. Давай сегодня без тренировок, лады? Если ты испытание в цитадели пройдёшь, тебе оно и не надо будет, железками махать. — Тревор потряс фляжкой, судя по звуку плеснувшегося содержимого, там ещё оставалось на донышке. — Кстати, давно тебя хотел спросить, вот ты физподготовкой очень старательно занимаешься, на упражнения с мечами очень внимательно смотришь, а как дело до самостоятельного повторения доходит, ты даже не стараешься. Зачем тебе оно надо было?
— Надо, Тревор, уж поверь, я без причины ничего не делаю. — Я не стал говорить, что стена между мной и другими обитателями дома Болдоров — дело моих рук. Просто так проще скрывать то, что никогда не должно стать достоянием общественности. — Кстати, ты же завтра едешь в "Перекрёсток"?
Перекрёстком в нашем селении называли крупную таверну, лежащую на перекрестье торговых путей в паре десятков километров западнее нашего Озёрного. Мне довелось там побывать прошлой осенью, место людное и шумное, можно встретить кого-угодно.
— Ну да, еду, в этой таверне лучшее копчёное мясо в округе, такого даже в Дагере нет, а у нас как раз запасы к концу подошли, а ты откуда знаешь? — Тревор подозрительно прищурился.
— Неважно откуда, важно, что мне тоже туда надо, как раз завтра. Возьмёшь с собой? — Я улыбался, делая вид, что мне это не особо важно.
— Лады, только учти, мы едем вечером с приятелем, на его самоходной карете, а возвращаться будем с купленным только на следующий вечер. Так что, если захочешь вернуться с нами, придётся ждать, устраивает?
— Прекрасно. Только не уезжайте без меня, — теперь я уже искренне улыбался. Остался пустяк, чтобы завтра всё пошло так, как должно было пойти, без неожиданностей.
— Ладно, малец, договорились, а теперь расходимся, значит, по своим делам, — мой собеседник, допив остатки крепкого дурмана из фляжки, поднялся и направился в сторону кухни, видимо, рассчитывая продолжить веселье. Я же направился в сторону сада, нужно было побыть со своими мыслями наедине.