Вершина Красной Звезды

Глава 2

В отель мы возвращаемся все вместе — Вячеслав, я и Владимир Петрович. Резидент сказал, что пока он сам нас в самолет не посадит, не успокоится. А то мы такие лихие, что еще во что-нибудь вляпаться можем. В его кабинете мы приняли чуток на грудь — ага… на троих сообразили. Бутылка армянского Арарата под лимончик мигом ушла. Вот неправда, что русские не знают меры в выпивке! Могли бы мы с резидентом раздавить бутылку на двоих? Могли. Но нет… как порядочные позвали Вячеслава.

И только тогда отпустило нас немного. Разговорились. Безопасники начали вспоминать разные случаи. Кто откуда сбежал, как именно, да чем все это потом закончилось. У Славки хоть нормальный осмысленный взгляд появился, а то ведь как зомби был. Я и то более стрессоустойчив на его фоне — ну, так с моим-то послужным списком! И звонок сразу же сделали в отель, чтобы Давыдыч тоже расслабился и переживаниями до инфаркта себя окончательно не довел. Многого по телефону не скажешь, но хоть в двух словах успокоили его.

По приезду первым делом иду в номер Веры. Сидят голубчики, ждут, что же Москва с беглянкой решила. Спешу их окончательно успокоить и четко обрисовываю ситуацию:

— Вера с сегодняшнего дня в официальном отпуске на две недели, МВД дало ей добро на поездку в Париж — строго смотрю на присутствующих — В качестве поощрения за прекрасно проведенные гастроли. Все оргвыводы по ее самоволке откладываются до возвращения в Москву, а тяжесть наказания будет напрямую зависеть от того, насколько разумно Вера станет себя вести во Франции. Вы меня хорошо поняли, Татьяна Геннадьевна?

— Поняла — выдыхает она — Спасибо, Витя, что вступился за Верочку, Тебе ведь, наверное, за нее досталось…

Дальше ее душат слезы, и она снова начинает рыдать. Достала своими причитаниями, лучше бы за дочкой следила! Но понять эту женщину можно — дочь одним махом загубила сразу три карьеры. Понятно же, что никто из этого семейства за границу больше не поедет. И Вера с матерью у нас работать не будут, и бедного Александра Павловича вполне могут попереть из МИДа за выкрутасы дочери. Это только в кино сын за отца не ответчик, и прочие красивые побасенки, а в жизни все отвечают за поступки близких, и еще как! Без работы эта семья, конечно, не останется — у нас в СССР так не бывает — но о нынешнем достатке и былых привилегиях им придется забыть. Короче, подгадила Верунчик семье по-крупному своим глупым поступком.

— Не знаю, как я теперь таможню буду проходить… — вздыхает Татьяна Геннадьевна и растеряно обводит взглядом чемоданы и сумки. Один из чемоданов, самый большой, явно дочкин — Верочка забрала с собой лишь документы и самые красивые обновки.

— Да никак. Оставите ее чемодан в Москве в аэропорту, и он будет там храниться в специальной службе, как забытый багаж. Пока Вера сама его потом не заберет.

— Нет, ну как же…

— А вот так же! — зло передразниваю я ее. Здесь карьера целого коллектива чуть не разрушилась, судьбы многих людей на волоске висели, а она все о каких-то тряпках переживает. Как есть идиотки, что одна, что вторая… И вот кстати.

— Григорий Давыдович, а как собственно Верин загранпаспорт оказался у нее на руках? Он же у вас должен был храниться.

Клаймич тяжело вздыхает и опускает голову. Потом смотри мне в глаза, тихо произносит:

— Витя, мы можем переговорить наедине?

Верина мать тактично выходит в коридор, директор закуривает.

— Вы же бросили?! — удивляюсь я.

— Бросил, начал — машет рукой Георгий Давыдыч — Устал я Витя. Не потяну дальше эту махину.

— Что значит не потяну? — напрягаюсь я, понимая куда идет разговор.

— Я же концертный директор! — Клаймич устало прикрывает глаза — В армии не служил, спецслужбы раньше только в КДСе на правительственных концертах видел…

Молчу, давая ему высказаться о наболевшем.

— Это же ад какой-то кромешный… То меня в тюрьму сажают, то я схожу с ума, когда вас захватывают в Савое… Теперь ЦРУ с микрофоном и эти корейские террористы!

— Какие террористы?! — подскакиваю я в кресле.

— Виктор, я же не дурак — Клаймич поправляет галстук — Окна моего номера в Киото выходили в сторону бассейна. Я видел как ночью люди Вячеслава тела уносили…

— Мнда… — я чешу в затылке. Прокололись наши чекисты — А откуда знаете, что корейцы?

— Услышал случайно разговор Славы с Альдоной — Кламич поднимает на меня глаза — Вить, извини, но я подумываю уйти со студии.

— В каком смысле? — обалдеваю я.

— Вера была последней каплей. Мы же с ней если не дружили, то нормально общались. Я у ее родителей в гостях был, а она… Вчера утром до завтрака пришла ко мне в номер. Поговорить. Начала жаловаться на тебя, на коллектив. Потом ей стало плохо. Я побежал за Татьяной. Сегодня смотрю — паспорта нет! Выкрала!

Трамп красава! Всего за сутки умудрился сделать ей визу во французском посольстве. Вера тоже актриса! Я матерюсь про себя. Конец ей. Я не я буду, если… А что собственно, если?!

— Ну предала она нас — успокаивающе кладу я руку на плечо Клаймича — Не она первая, не она последняя. Григорий Давыдович, с этого корабля спрыгнуть не получится.

— Меня родственники в Израиль зовут — с заминкой произносит директор — Обещают хорошую должность в Израильском филармоническом оркестре…

— Езжайте! — пожимаю я плечами — Держать не буду. Только потом… Когда мы дадим первый концерт в Белом доме…

— Как в Белом доме? — открывает рот Клаймич.

— А вот так — подмигиваю я директору — Картер сам мне предложил…

У меня с коньяка слегка развязался язык, чувствую, что понесло. Как говорится, «кто не врет, тот спокойно живет».

— Потом жалеть будете, что так не вовремя бросили нас.

Клаймич обалдело смотрит на меня, вытирает лоб шелковым платком. Сигарета тлеет — вот-вот пальцы обожжет. В воздухе повисает мхатовская пауза.

— С Верой я решу вопрос — усиливаю я напор — Ответьте только: вы со мной?

— Куда ж я денусь с этой подводной лодки — наконец, отвечает мне директор фразой из моего же анекдота — конечно, я с тобой.

Когда я объявляю коллективу об «отпуске» Веры и ее неожиданном отлете в Париж, в холле на несколько секунд воцаряется тишина. В глазах людей изумление вперемешку с недоверием: «а что, так можно?!» Лишь Альдона тревожно смотрит на меня, понимая, что произошло нечто неординарное, и никакой демократией здесь не пахнет. Но я уверенно демонстрирую народу полное спокойствие и хорошее настроение, так что причин для беспокойства у коллектива вроде бы и нет.

— Даю всей группе те же две недели на отдых, на поездку домой и устройство личных дел. Музыкантам только десять дней. Потом мы садимся в студии, готовим репертуар к гастролям в США. Как всегда, добавим еще 3–4 новых песни.

— Идеи уже есть? — деловито интересуется Клаймич. Ну, вроде отпустило мужика…

— Конечно, есть! С музыкальными темами я вполне определился, сейчас тексты к ним в голове сочиняю. Хвалиться пока не буду, но надеюсь, что это будущие хиты. Тьфу-тьфу-тьфу! — стучу я по подлокотнику.

Суеверный Клаймич повторяет мой жест. За ним стучат по дереву все остальные. Настоящая «коза ностра»! Глаза у музыкантов тут же загораются интересом. И это отлично. Сейчас самое оно — переключить внимание людей с сомнительных новостей о Вере.

Нет, а чего? Мысли о том, что именно нам необходимо добавить в репертуар для Штатов, у меня и правда уже есть. Одна вещица будет забойная, вторая лиричная, третья с сахарком — все как любит американская публика. Аранжировки сделаем в нашем узнаваемом стиле, но при этом попробуем представить американцам совершенно новое направление. Нужно бы осторожно проверить их реакцию. От диско там тоже уже устали, всем хочется чего-то новенького. Даже Би Джис это наконец-то поняли, и начали писать песни на продажу. Вот Стрейзанд с их «Woman in Love» через полгода обязательно подвинет нас с первой строчки в хит параде. Переживаю ли я? Нет, это хоть и неприятно, но вполне ожидаемо. Иначе придется американский журнал Billboard срочно переименовывать в Каталог популярных песен «Red Stars». Шутка.

— Во избежание лишних вопросов от прессы и японских фанатов, мы нашу Сашу слегка замаскируем под Веру. Этим у нас займется Света и Татьяна Леонидовна. Нужно будет придать ей сходство, чтобы никто не заметил временной подмены — черные очки и все такое прочее. Понятно?

Дождавшись кивка, продолжаю.

— Спокойно проходим на посадку. Брифинг будет совсем коротким, я один его проведу. Поблагодарю японцев за теплый прием, пообещаю приехать еще раз. Все понятно?

Народ растерянно кивает. Хорошо, что в нашем коллективе нет привычки, оспаривать мои решения. Что бы не думал Веверс о моем стиле руководства, но это так. А единственная возмутительница спокойствия летит сейчас в Париж навстречу приключениям, которые она нашла на свою шикарную попку.

— Ну, и в завершении, как всегда анекдот на музыкальную тему, для поднятия настроения перед отправкой в аэропорт — улыбаюсь я

«— Молодой человек, а вы не басист случаем? — спрашивает один музыкант другого.

— Да, а как вы догадались?

— У вас глупое лицо!

— Что-о?! Да у вас у самого глупое лицо!

— Ну, правильно… Я же тоже басист.»

Народ взрывается хохотом, Ичиро обеспокоенно заглядывает в холл. Может в Японии и не принято так громко ржать, но мы русские такие. Пользуясь моментом, вытаскиваю его на середину и искренне благодарю Ичиро за заботу о нашем коллективе. Народ поддерживает меня аплодисментами, Клаймич приносит припасенный заранее презент — тот самый посольский сувенирный набор русской икры. Наши все бросаются его обнимать и тискать, и Ичиро, растроганный таким теплым прощанием, кажется совсем не против нарушения всех правил японского этикета. Потом мы делаем коллективное фото на память, где Ичиро у нас стоит в центре группы с Хатико на руках. Щенок сегодня с утра ведет себя беспокойно, видимо чувствует общее волнение перед отъездом.

Наконец, мы покидаем Нью Отани. Внизу оставляем запись в книге почетных гостей, потом фотографируемся на прощанье с персоналом. Бросаем прощальный взгляд в панорамное окно автобуса на наше пятизвездное временное пристанище. Нам здесь было здорово… Ну почти здорово.

Сегодня мы едем в аэропорт все в одном автобусе, к черту уже эти японские правила и политесы, пора возвращаться к привычному распорядку вещей. Я веселю всех в дороге, как заправский клоун, а на настойчивые расспросы музыкантов о новых мелодиях исполняю для них «Paranoid» от Black Sabbath но с Пушкинским текстом. Ага… тем самым:

Этот прикол я еще по прошлой жизни помню, а народ сейчас в культурном шоке — насколько отлично ложится «Зимний вечер» на современную мелодию. Стоя в проходе, я старательно изображаю безумного Озю, играющего на гитаре. Получается смешная карикатура, народ просто угорает. Парни подпевают мне и «подыгрывают» на воображаемых инструментах.

Так что в здание аэропорта мы все заходим с веселыми улыбками на лице. То, что надо! Пресса тут же начинает щелкать фотовспышками, фанаты радостно шумят при виде своих кумиров. Забавно, но подмены одной из звездочек никто даже не замечает. Впрочем, Саша старается особо не высовываться, и держится в тени более популярных Лады и Альдоны. Да и солнечные очки с шелковым платком на голове делают ее практически неотличимой от Веры.

Проходя мимо стены с телевизорами, Альдона неожиданно притормаживает и дергает меня за рукав.

— Смотри-ка… — шепчет она.

На экранах идет экстренный выпуск новостей канала NHK. Подошедший вплотную Владимир Петрович тихо, только для нас двоих, переводит, что по сообщениям американского агентства Associated Press, на одной из секретных военных баз Северной Кореи сегодня прозвучала серия мощных взрывов. Эти взрывы были слышны даже в Пхеньяне, который расположен на расстоянии тридцати километров от базы. Это подтверждают сотрудники западных посольств. По сведениям американской разведки там находился крупный центр подготовки северокорейских диверсионных групп. На снимках из космоса, полученных с американских разведывательных спутников, хорошо видно, что на месте складов с боеприпасами образовалась огромная воронка. Разлетевшимися с территории базы снарядами была также серьезно повреждена одна из загородных резиденций диктатора Кима, находящаяся неподалеку от эпицентра взрыва. Там начался пожар, столб черного дыма от которого тоже виден в Пхеньяне. Есть сведения, что при взрыве погибли военнослужащие из числа курсантов и личного состава базы. Сообщений о жертвах среди мирного населения нет.

— Естественно… — криво усмехается Альдона — там рядом и населенных пунктов-то нет.

— Так это ты там обучение проходила? — наконец доходит до меня.

— Там.

— Быстро им ответ прилетел…! — удивленно присвистывает Владимир Петрович за нашими спинами.

— Закладка наверняка была, наши же строили — глубокомысленно замечает Снежная Королева и тянет меня прочь. На ее лице я успеваю заметить довольную улыбку, вот же …кровожадная амазонка!

Да, скорым оказался на расправу наш разгневанный генерал! А вот не надо беззащитных детишек обижать. Пусть еще корейцы скажут спасибо, что мы не звери какие, а то могли бы и в самом Пхеньяне резиденцию Кима к е@#ням снести. А что? Все равно они по традиции свалят все на южных корейцев. Никто же не признается, что произошло на самом деле — сор из избы спецслужбы никогда не выносят.

Дальше все проходит по плану. Короткий брифинг для прессы, трогательное прощание с грустными фанатами. На многих из них футболки с нашим логотипом и даже маленькие шляпки со стразами на головах. Девчонки-школьницы плачут и даже не скрывают своих слез.

— Не надо, не грустите! Мы еще обязательно увидимся! — машу я им на прощание толстой лапой Хатико, сидящего у меня на руках — а сегодня вечером в эфир выйдет наш прощальный подарок для японских поклонников — вас ждет приятный сюрприз!

Потом в зале для ВИП клиентов мы прощаемся с провожающими официальными лицами, это в основном японская принимающая сторона и наши, посольские. Советник по культуре Матвей Сергеевич, переводчик Дима ну, и резидент — Владимир Петрович. В отличие от фанатов, в их глазах особой грусти не наблюдается, скорее уж явное облегчение оттого, что мы наконец-то сваливаем. Они хотят забыть гастроли «Красных Звезд» как страшный сон, и снова зажить спокойной размеренной жизнью. Ну, это теперь вряд ли… Новый посол Соловьев этому сонному болоту скучать не даст.

Да и клип на «Каникулы любви» обещает стать популярным, так что лица Лады и Саши долго еще будут мелькать по местному ТВ. Как и реклама Вокмана с моим участием. А там глядишь, и наш концертный диск скоро подоспеет — сразу его рекламная кампания пойдет. Гор плотно взялся за Японию, и пока он ее не выдоит до последней йены — точно не успокоится. С самим Майклом тоже прощаемся, но ненадолго — ему предстоит скорый визит в Москву и объяснение с нашим руководством по поводу халатного подбора американского персонала. Сочувствую…

На борт мы заваливаем веселой гурьбой, переговариваясь, рассаживаемся по местам. Салон лайнера заполнен едва ли на две трети, так что есть счастливая возможность рассесться посвободнее. Заботливо усаживаю Альдону к окошку в бизнес классе, Хатико, как большого мальчика, устраиваю в персональном кресле между нами. Место Григория Давыдовича напротив, через проход. Стюард — молодой холеный красавчик с завышенным самомнением и чувством собственного величия — пытается мне сообщить, что собака должна лететь в переноске и вообще желательно в грузовом отсеке.

— Чего?!! — возмущаюсь я — С какого перепуга-то?

Альдона с Хатико смотрят на парня как на полного идиота. Даже смешно, насколько одинаковые у них сейчас…лица. И такого умненького песика запирать в перевозке? Да, не пойти ли вам… Что я и озвучиваю парню в своей привычной манере:

— Я целый год учил немецкий, и потому идите nach! На это место у нас тоже куплен билет.

Задолбал зануда. Алька фыркает, стюард растерянно оглядывается по сторонам. Клаймич предъявляет ему кучу бумаг. У Хатико оказывается документов раз в десять больше, чем у меня. Парень для вида просматривает их и, извинившись, пытается слинять. Ага… сча-з…! Показательная порка еще не закончена, и вообще у меня сегодня тяжелый день, хочу на ком-нибудь отыграться:

— Мальчик, коньячку принеси моему директору.

Стюард молча проглатывает унижение и вежливо спрашивает у Альдоны, пытаясь ее очаровать белозубой улыбкой.

— А вам?

— И мне тоже — неожиданно поддерживает мой демарш подруга — А песику воды.

— Вам, наверное, тоже водички или может лучше сока? — обращается ко мне парень с тонкой издевкой и толстым намеком на мой юный возраст.

— Нет, чувак! Мне водки, рокот космодрома и ледяную синеву! Слышь, я на Родину лечу!

Алька не выдерживает и начинает хохотать, держась за бок. Клаймич тоже заливается смехом. Цитата из известного фильма сработала на ура. Стюард с позором ретируется.

— Витька, я с тобой до Москвы не долечу, в полете сдохну — всхлипывает она, вытирая глаза — А ты чего сегодня такой злой? Давай, уже колись, что на самом деле произошло с Веркой. Что еще наша звездень отчебучила?

Скрывать что-то от Альки бесполезно, ей бы в пыточной работать. Приходится пересесть поближе и рассказать ей на ушко про Веркин побег. В красках.

— Вот сучка! — выносит вердикт подруга — неужели не понятно, что он на ней не женится? Увижу, по морде дам!

— Верке? — ехидничаю я.

— Обоим. А Дональду не только по морде — пусть свою жену по парижам катает.

Да, уж… Вот кого за Веркой в Париж отправлять нужно было. Так и вижу картину маслом: Трамп катается по полу в зале прилета, держась за отшибленные причиндалы, а Верку Аля тащит за волосы на посадку. Такого шикарного скандала в Париже точно не видели! Шарман, бл@…! Мои красочные мечты прерывает испуганный возглас лощеного стюарда.

— Американские истребители…

И точно. В иллюминаторе хорошо виден американский F 15 с уже знакомым мне бортовым номером 043. Такой же истребитель следует и справа от нашего борта.

— А… так это наши старые друзья — смеюсь я — Аль, собутыльники с посольского приема! Решили с нами попрощаться. Вон тот с бортовым номером 043, меня еще и встречал, когда я на МиГе в Токио летел.

Истребители тем временем выстроились эскортом, держась чуть ниже и следуя параллельным курсом с нашим ИЛом. Через прозрачный фонарь хорошо видны разрисованные орлами шлемы пилотов с опущенными затемненными светофильтрами. А у меня теперь тоже такой есть! Штатовцы, повисев еще немного под нами и покачав на прощание крыльями, резко ушли в стороны с красивым переворотом вниз. Опять понтанулись, черти американские! Вот никак они не могут без этого. Но приятно ведь, черт подери…!

По проходу к нам уже спешит один из пилотов. Остановившись рядом, зачитывает, волнуясь по бумажке.

— Виктор, командир американской эскадрильи вышел в эфир. Он прощается с вами и просил передать, что приглашение осталось в силе. За вами должок.

Фыркнув на беспримерное нахальство американских вояк, я сердечно благодарю пилота за любезно переданное сообщение. Ага… теперь еще осталось дождаться появления наших МиГов и залпа артиллерийских орудий с земли — тогда картина нашего прощания с Дальним Востоком станет совсем полной! Гришечкин, ау… ты где?!

Мерно гудели двигатели самолета, навевая сон, я из-под опущенных ресниц устало наблюдал, как стройная стюардесса медленно идет по проходу между креслами. Проходя мимо заснувшего Клаймича, она аккуратно поправила край его пледа. Потом дошла до выключателей и приглушила освещение в салоне. Это правильно… Лететь нам долго, очень долго — до самой Москвы. Умотались в этой Японии все так, что добравшись до своих кресел, никто уже чирикать не в силах, многие сразу же заснули. Мне, конечно, есть о чем подумать, например, об аналитической записке для Романова по итогам моих многочисленных контактов с японцами, или о предстоящих гастролях в США и Италии. Но глаза слипаются, и я тоже проваливаюсь в сон …

…Хорошо выспавшись за время долгого полета, я наконец-то успокоился и пришел в себя. Понятно, за Верку нам с Клаймичем шею намылят, но зато на родной земле не нужно будет каждую минуту оглядываться и ждать подлянку. Дома все проще, там и стены помогают. Настроение мое улучшилось, я подобрел и на выходе из самолета даже извинился перед стюартом, попавшим мне под горячую руку. Тот в ответ проявил любезность и снес по трапу переноску с Хатико, чтобы я мог держаться одной рукой за поручень и не навернулся на крутых ступенях.

Паспортный контроль в Международном терминале Шереметьево мы проходим быстро, теперь нужно получить свой чемодан. Сам терминал, досрочно сданный к Олимпиаде на полгода раньше, чем в моей реальности, впечатляет. Все по-европейски солидно, кругом металл и пластик, даже запахи здесь заграничные. Пока я глазею по сторонам, направляясь по коридору в зал выдачи багажа, меня вдруг перехватывают и ловко затаскивают в дверь служебного помещения.

— А ну-ка тормозни! — крепкая рука ухватила меня под локоть.

Я лишь успеваю увидеть, как моя охрана перекрыла подход к двери, открыл рот… и тут же его закрыл. В подсобке меня поджидает Председатель КГБ СССР Имант Янович Веверс. Собственной персоной. В штатском. Из нагрудного кармашка строгого костюма-тройки, щегольски торчит уголок красного платка. Не хватает только гвоздики в петлице для полноты образа.

— Добрый вечер — промямлил я, ставя на пол спортивную сумку и переноску с Хатико.

— Добрый. Пил?! — Веверс наклонился ко мне, с подозрением принюхался.

— Не… — замотал я головой — устал просто.

Генерал недоверчиво дернул бровью, и я тут же начал шарить по карманам. Где-то у меня была японская жвачка с клубничным вкусом, не дай бог, еще мама с дедом учуют…

— А что за секретность такая? — интересуюсь я — С Верой что-то случилось или с Лехой?

— Подельница твоя в Париже уже по магазинам бегает — хмыкнул Веверс — Коростылев идет на поправку, лежит в нашем ведомственном госпитале.

— Тогда в чем дело? — я кивнул на стеллажи с какими-то коробками и швабры с ведрами в углу.

— Виктор, слушай внимательно — генерал взял меня за пуговицу на рубашке, притянул к себе — Против вас готовится провокация. На таможне. Готовит ее лично генерал Бобков. Дождался, пока я с Романовым улечу в командировку и…

— Ясно — я, наконец, нашел жвачку, и задумчиво сунул пластинку в рот.

— Ничего тебе пока не ясно! — дернул меня за пуговицу Веверс — Бобковские поставили видео — камеру в таможенной зоне, сами светиться не хотят. Выйдут чистенькими, если что не так пойдет.

— То есть, трясти нас таможенники будут, и если что — генерал ни при делах? — уточнил я.

— Да. Но ты им нужен, и они сделают все, чтобы довести дело до ареста — Веверс посмотрел на часы — А теперь слушай приказ. Поднимешь вселенский скандал. Разрешаю нахамить и даже подраться с таможенниками. Твоя задача — чтобы Филипп Денисович выполз из своего укрытия и засветился в операции. А дальше уже мое дело.

— Подраться? — нахмурился я — Нас же потом с дерьмом смешают! Я уже вижу заголовки в газетах — «Звезда зазвездилась!»

— Да, не будет никакого скандала — уверенно ответил генерал — Они вашу группу направят в новый накопитель, там других пассажиров нет. А у всех участников мои люди потом возьмут подписку.

Ясно. КГБ всех застращает. Но слухи-то по Москве все равно будут ходить. Что знают двое, знает и свинья.

— Так… а что они мне собираются… вменить? — поинтересовался я.

И тут я впервые в жизни увидел, как Веверс смутился. Лишь слегка, но тем не менее…

— У тебя в группе — замялся генерал — есть двойной агент. Не спрашивай, кто это. Он одновременно работает и на Бобкова и на меня.

— Ясно — я тяжело вздохнул. Опять кого-то из музыкантов поймали на чем-то запрещенном. Только второго Бориса Либермана мне не хватало… Неужели очередной «боевой педераст» в группе появился?

— И какую свинью этот агент нам подложил? — я зло посмотрел на «отчима».

— Не вам, а тебе. Кассету с порнофильмом.

Веверс глянул на часы и тут же заторопил меня — Давай, давай, пора уже. А то хватятся.

Нет, не хватились… Я как раз успел к тому моменту, как по ленте транспортера поползли первые чемоданы. Моя группа в это время с интересом вертела головой по сторонам, рассматривая блестящие стены с красивыми панно и лозунгами. Оформление аэропорта и впрямь было на высоте. «Быстрее, выше, сильнее!», «О, спорт — ты мир!», Мишка, приветливо машущий лапой гостям столицы. Во всем чувствовалось дыхание близкой Олимпиады. Всего год, и СССР покажет всему миру красоту и спортивные достижения страны. Не будет ввода войск в Афганистан, нет причин для международного бойкота. Тысячи спортсменов и сотни тысяч туристов приедут в Москву со всей планеты.

Я дождался своего чемодана, поставил его на багажную тележку, сверху пристроил спортивную сумку и переноску. И нас действительно, направили в совершенно пустой накопитель.

— Вить, а чего здесь так много таможенников? — мое благодушное настроение прервал озабоченный Клаймич.

И правда. У каждого из пяти постов для досмотра багажа стояла смена таможенников во главе с инспекторами. Все с рациями, и с какими-то напряженными лицами. Словно не родные советские граждане прилетели, а группа диверсантов из враждебной страны.

— Григорий Давыдович — я повернулся к директору — Вы же теперь снова курите?

— Да, а что? — удивился Клаймич.

— Дайте-ка мне свою зажигалку. И сигареты.

Забрав у обалдевшего директора пачку Мальборо и зажигалку, я сунул их в карман и быстрым шагом, первым из группы направился на досмотр. Альдона попыталась меня перехватить:

— Вить, а что происходит?!

— Сейчас здесь будет шоу. Впервые на арене цирка смертельный номер…!

— Я звоню отцу!

— Не нужно — я наклонился к порозовевшему ушку подруги и обрадовал ее — Он уже здесь.

И начал по очереди выставлять на ближайшую стойку свою спортивную сумку, переноску с Хатико, а за ними и чемодан.

— Добрый день… — нейтрально поздоровался со мной усатый инспектор с глазами навыкате — Ничего запрещенного не везем?

— Везем! — вызывающе ответил я — Стратегические запасы любви к Родине и ностальгии.

— Все шутки шутим, Селезнев — покачал головой таможенник.

— Да, какие уж тут шутки — зло усмехнулся я, протягивая ему папку с документами Хатико — А впрочем… почему бы и нет. Вот вам свежий анекдот в тему!

— Берут интервью у таможенника: — Скажите, почему вы решили стать таможенником? — Знаете, я в детстве посмотрел фильм «Белое солнце пустыни» и меня потряс образ бескорыстного, преданного Родине Верещагина… Опять же эта тарелка черной икры, павлины в саду…

Первыми засмеялись музыканты и звездочки, за ними заулыбались рядовые таможенники. Усатый хмуро глянул на подчиненных, потом бегло пролистал кипу собачьих документов. Они его явно не интересовали, но ему пришлось сделать вид, что он по порядку досматривает все — заветный-то чемодан шел последним! Я решил, что пора уже раздраконить усатого и начал потихоньку хамить, якобы обращаясь к своему псу:

— Хатико, а ты знаешь, что на таможне появились собаки, которые умеют не только вынюхивать наркотики, но и насыпать их ровными дорожками на зеркальце?

Кто-то из таможенников из самых «продвинутых» сдавленно хрюкнул, за соседней стойкой инспектор отвернулся и его плечи мелко затряслись от едва сдерживаемого смеха. Я же решил не снижать темпа:

— А вчера одна таможенная собака, натасканная на наркотики, взглядом дала понять пассажиру, что проблему можно легко уладить за килограмм антрекотов.

Громовой хохот потряс накопитель, и теперь уже смеялись даже старшие по званию.

— Селезнев, прекратите паясничать! — рявкнул на меня таможенник — Анекдоты у вас все какие-то… сомнительные. С душком. Забирайте уже своего пса!

— Подумаешь… — обиженно протянул я — прям уж нельзя собачке свежие новости с таможни рассказать.

Я подмигнул обеспокоенному Клаймичу и, понаблюдав, как усатая сволочь роется своими волосатыми клешнями в моей сумке, продолжил несанкционированный концерт:

— А недавно один таможенный пес обнюхал пассажира и вдруг начал испуганно скулить и подвывать. Думаешь, он наркотики унюхал? Нет, Хатико! На наркотики он гавкает. Просто этот пассажир по дороге в аэропорт два пирожка с мясом купил!

Дождавшись, пока все отсмеются, продолжаю стебаться, все больше накаляя градус:

— Хатико, а ты вообще знал, что на таможне служат собаки? — и сам себе отвечаю тоненьким голоском — Да, но не до такой же степени!

Усатый зло швыряет в мою сторону распотрошенную сумку и наконец-то добирается до вожделенного чемодана. Аж, не дышит сволочь в предвкушении скорой расправы надо мной.

— Так… а это что такое?! — радостно усмехаясь, инспектор вытаскивает из моего чемодана видеокассету, на коробке которой изображена голая грудастая дама, широко раздвинувшая ноги.

Какая прелесть… и не поленился же какой-то гад отыскать в Токио сексшоп! Там ведь порнуха далеко не на каждом шагу продается. Узнаю, кто меня так подставил, своими руками удавлю. В толпе раздается дружный вздох.

— Витяяяя! — стонет Клаймич — о чем ты думал?

— А что это, Григорий Давыдович?! — включаю я идиота и с растерянным видом тянусь к кассете.

Моя рука уже в сантиметре от нее, но вдруг пальцы замирают в воздухе. А потом я резко отдергиваю руку. В глазах таможенника секундное замешательство и… потом на усатом лице проступает такое глубокое разочарование — словно я, негодяй, лишил его тринадцатой зарплаты. Ах, как же ему хотелось, чтобы я дотронулся до кассеты…! Только я-то не дурак, чтобы так подставляться. Про такую грязную подставу каждый уважающий себя юрист знает. А после лихих 90-х даже и детсадовская малышня в курсе. Э-э-э нет, ребята, пулемет я вам не дам!

Невозмутимо вытряхиваю новую футболку из полиэтиленового пакета и, надев его на руку, осторожно беру кассету двумя пальцами. Она действительно японская, новая, запечатанная в пленку, и картинка на коробке не оставляет сомнений — порнушка чистой воды. Брезгливо пакую ее в пакет — будет Веверсу вещдок.

— Какого черта ты творишь…?! — заводится инспектор.

— Это статья, и я еще с ума не сошел, чтобы за кого-то в тюрьму садиться. Сейчас наберу Щелокову — наглею я — и вызовем опергруппу с Петровки. Криминалист снимет отпечатки пальцев с этой кассеты. Начнется следствие — узнаем, кто ее купил и подкинул в мой чемодан. Вот кто подкинул, тот у нас и сядет.

Усатый быстро приходит в себя и командует своим подчиненным.

— Проводите его в кабинет для личного досмотра.

— Да, счаз… — ухмыляюсь я — чтобы вы мне там еще и наркоту в карман подкинули? Не фига! Буду здесь оперативников ждать. Заодно и покурю пока.

Нагло усаживаюсь на стол для досмотра, достаю из пачки сигарету и щелкаю зажигалкой.

— Ах, ты щенок сопливый…!

Один из таможенников не выдерживает и бросается ко мне, пытаясь вырвать сигарету из моего рта, но Альдона начеку. Быстрое движение, и вот уже парень летит в сторону, сшибая по дороге еще одного своего сослуживца. Кто-то из женщин испуганно кричит, а я, не теряя времени, запрыгиваю с ногами на стол, усугубляя начавшийся бардак.

— Чем дальше я узнаю таможенников, тем больше мне нравятся гаишники! — кричу я, подзадоривая нападающих и уворачиваясь от их протянутых рук.

— А ну стоять! — раздается начальственный рык.

Ко мне бросились сотрудники в штатском и невысокий круглолицый мужчина с большими залысинами. Сдернули меня со стола, больно заломили руки. Кто-то выдернул сигарету изо рта и раздавил ее ботинком. В нос сунули развернутое комитетское удостоверение:

— Всем оставаться на своих местах, проводится спецоперация!

Уф-ф, кажется сработало! Все, включая таможенников, послушно застыли на месте.

— Виктор Селезнев…! — лысый наконец, пробрался ко мне через толпу. Ласково улыбнулся, прямо как родному — Ну, так я и знал. Что, паршивец, доигрался? Клубничку любишь?

— А кто ж ее не любит, Филипп Денисович? — раздался от входа еще один громкий голос. Все дружно обернулись. В накопитель вошел генерал Веверс в сопровождении вооруженных автоматами людей.