Вестник на Кавказе

Глава 12

Заходить в Вестникъ Вадим не стал. Его ждали в СЕИВКе, в простонародии третье отделение. А туда было не принято опаздывать, особенно если звал сам государь.

Именно с этими словами Вадим попрощался с Кондратом и поехал навстречу. Правда, до канцелярии пришлось высадить Захарченко у дома, а то бывалый вояка наотрез отказывался навещать супругу.

— Вадим, ты пойми, вдруг этот, как его, супружеский долг придется исполнять, — замялся Захарченко.

— А как его исполнять, если она страшная? — поддел его Вадим, и как ребенок остался сидеть с широко открытым ртом, ожидая реакции на шутку.

— Ты же меня понял! — смутился Захарченко и даже впал в краску.

— Я, может, и понял, но и ты пойми, — Вадим перешел на строгий тон, — шепотки за спиной, при общем нашем багаже, — он обвел потолок кареты пальцем, — не то внимание, которое стоит привлекать. Так что, будь добор, делай что должен. Хоть мешок ей на голову натяни, может понравится даже. А потом хоть на могилку своего друга иди и цветочки там нюхай.

Михаил вспыхнул, но под тяжелым взглядом ограничился поигрыванием желваков на бритых скулах.

— Твоя остановка, выходи, а то соплей мне здесь напустил, — Вадим открыл дверь кареты, под прожигающим взглядом Михаила, даже не моргнув.

По нормам времени Вадим бы давно уже словил в лицо кулаком или перчаткой. Не так важно чем именно, ведь Михаил знал, что ни то ни другое не испугает Призрака, а главное, не изменит истины. Захарченко тяжело вздохнул, приводя мысли в порядок, прежде чем подняться в свою квартиру. Вадим знал, что у этого человека достаточно выдержки и смекалки, чтобы, наконец, вылечить раны, по которым так легко плясать.

С вылеченными ранами Михаил приближался к высоким стандартам Вадима на роль полноправного товарища, а не солдатика на побегушках.

Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии сосредоточило в себе политический центр страны и заменяло несколько министерств. С сорок второго года к корпусу управления жандармерией прибавилась экспедиция, отвечающая за цензуру. Вадим зашел через парадный вход, показал консьержу приглашение и поднялся на третий этаж. По коридору сновали адъютанты высокоплодородных чиновников, пока в приемных кабинетов ожидали очереди чиновники всевозможных рангов. Вадим миновал три караула, прежде чем осторожно постучался в огромную дверь из красного дерева и заглянул внутрь.

— Извините, а кто последний? — улыбнулся он пятерке генералов, которые сидели рядом с кабинетом его Величества.

— А вы кто? — поинтересовался секретарь, наверное, его Величества. Низенький такой человек, почти сросшийся с рабочим столом. Только для кабинетной должности у него отросло непомерное эго, как естественный механизм защиты от всяких высоких гостей.

— Ну, я собственно, это, — Вадим прошел к секретарю и показал приглашение.

— Штабс-капитан, вы чего мямлите? И где ваш мундир? Его императорское Величество не любит, когда… — похоже, секретарь нашел, на ком можно было отыграться за годы пренебрежения и завел пластинку.

— А я не при исполнении, комиссован после кровавых боев на Кавказе, — ответил Вадим, и прошелся взглядом по столу, пока не наткнулся на мраморного белого мишку. Вадим схватил статуэтку и откусил мишке голову, пережевывая под ошарашенным взглядом секретаря. Генералы и караул не увидели, что именно произошло, поэтому только удивленно прислушались.

— Но, но он же казенный, — секретарь шмыгнул носом. То ли он очень любил мишку, то ли секретарю светил нагоняй от начальства.

— Что за шум? — в прихожую заглянул статный мужчина, в черном мундире генерала от кавалерии. Человек обладал тяжелым взглядом и громким голосом, который тут же поднял ожидающих военных и заставил вытянуться караул. Вадим проникся моментом и вытянулся по стойке смирно.

— Александр Иванович, штабс-капитан Беркутов, явился по приказу его Величества, — Вадим отдал честь.

За его спиной скрипнул стулом секретарь государя вставая.

Вадим стойко выдержал тяжелый взгляд военного министра князя Чернышёва.

— Идемте со мной, — Чернышёв прошел в дверь напротив кабинета Николая Первого, а Вадим поспешил за ним в большой зал с длинным столом. На стенах висели портреты императоров и видных военных деятелей. В убранстве сказывалась фанатичность Николая к всему военному.

Министр показал Вадиму на кресло и сел рядом, почти в панибратской обстановке.

— Ваше высокопревосходительство? — Вадим вопросительно поднял бровь.

— Я пришел по просьбе его императорского величества, по вопросам требующих личной договоренности, — Чернышёв продолжал изучать штабс-капитана, — прежде всего, вы должны принести кое-какие документы.

— Все так, — Вадим достал из внутреннего кармана стопку перевязанных писем, скрепленных сургучом. Официальные донесения штаб Кавказа отправил через военных посыльных. Часть же с личными впечатлениями офицеров отправили с Вадимом.

Чернышёв проверил печати, прежде чем вскрыл письма и погрузился в чтение. Лицо военного министра не выражало эмоций, пока он не отложил последнее письмо.

— Что вы скажете?

— По какому из поводов, ваше высокопревосходительство?

— По поводу человека, который выпустил молнии из рук, — вот здесь Чернышёв скривился так, как если бы съел целиком лимон.

— А-а-а, про турка, — кивнул Вадим.

— Почему вы уверены, что турка?

— Он говорил на турецком, не понимал ни на русском, ни на черкесском, — объяснил Вадим, — я полиглот, быстро учу языки.

— И как же вы с такими способностями попали в обычную кавалерию, а не к дипломатам? — Чернышёв наклонился ближе, стараясь нависнуть над Вадимом.

— По юношеской глупости хотел доказать отцу, что способен жить самостоятельно.

— Четыре года назад, была еще юношеская глупость? Вам сейчас сколько? Двадцать два?

— Двадцать три, — заметил Вадим и изобразил смущение, прежде чем продолжил, — чувство холодной стали у сердца, — сказочно меняют людей.

— Ну да, и пробуждают коммерческую жилку, — снисходительно улыбнулся Чернышёв.

Потомственный дворянин и военный недолюбливал коммерсантов, считая дело торгашей недостойным.

— А что поделать? Вот когда из-за сломанного кремневого замка, чуть не отрубают голову, то приходится браться за дело самому! — разгорячился Вадим, — и без поддержки любимого Отечества, я смог запустить производство оружия! Дворянский банк отказал мне в кредите, ну ничего, я заработал сам! Меня оклеветали и сослали на Кавказ, так я вернулся с победой!

Вадим говорил громко, плюясь слюной, придавая наглядности своему возмущению и праведности гнева.

— Штабс-капитан, — Чернышёв ударил рукой по столу, — знаю я твои печали.

Он встал из-за стола и заглянул в дверь, громко прокричав:

— Иванов! Найди и приведи моего адъютанта, он в коридоре. И что-нибудь к чаю нам придумай.

Дальше беседа пошла по другому руслу, приняв доверительную атмосферу. По крайней мере, такую пытался показать военный министр, по совместительству глава разведки Российской империи.

Адъютант министра принес поднос с горячим чайником и оставил кожаную папочку.

— Мы оценили ваши карабины и винтовки, Вадим Борисович, и остались довольны качеством оружия, но не его ценой, — Чернышёв похлопал по папке с документами, — большие головы все подсчитали, и мы не потянем. Казна у государства не бездонная.

Вадим понимающе кивнул, сдувая пар с чая, прежде чем спросил:

— Я слышал, что в этом году проходил конкурс на новое линейное ружье…

Александр Иванович хохотнул.

— После вашего образца конкурс отменили, за ненадобностью. Сразу отправили вашу винтовку на испытания.

— Не мою, а мастера Уманского. Я только произвожу, продаю и слежу, чтобы никто не нарушил патент. А то маленького оружейного мастера может обидеть каждый, а вот Вестника… — Вадим многозначительно поднял палец.

— В общем, несмотря на все замечания, — Чернышёв указал на письма от офицеров с Кавказа, — мы бы хотели перекупить патент.

— Только на винтовку?

— Да, карабины и револьверы, пока приняли только на флоте, с ними мы согласны по цене, хотя и будем рады скидке.

— Это обсуждаемо, например, с выделением рабочих к моим заводам и помощи при постройке училищ мы сможем понизить цену.

— Здесь должен решать его императорское Величество, — взял паузу Чернышёв.

— Конечно. И допустим, мы продадим вам патент на винтовки, как вы будете делать для них стволы и патроны? Сколько сейчас нарезных стволов выпускают в Сестрорецке? Сто? Двести?

Военный министр не ответил, ожидая предложения от Вадима.

— В силах моей компании поставить не только станки, но и паровые машины, для оружейных заводов империи. Тысячи нарезных стволов, сотни тысяч. Можно даже расточить имеющиеся. С новой пулей пойдет.

— Это только нарезные стволы, остались патроны, — заметил Александр Иванович.

— Верно, но здесь либо полностью делать гильзу из цинка, — Вади заметил, как министр сжал кулаки, — либо донышко с капсюлем из цинка, а гильзу папковую, как мы сейчас делаем. Заводы под гремучую ртуть так и так придется строить. Вы же рассматривали другие ружья уже с капсюлями для армии.

— Вы хорошо осведомлены, для человека, который последние полгода был на Кавказе, — заметил Чернышёв.

— Дела компании обязывают.

— Хорошо, я уговорю его императорское величество, — Чернышёв налил себе коньяку, — чтобы вы хотели для себя?

— Помимо денег? — Вадим мокнул пряник в чай, — право на продажу оружия и строительство оружейных заводов. И еще, пока я был далеко, мои мастера придумали новый револьвер. Думаю, что он будет интересен нашим дипломатам и, может, еще полицейским.

— Вы принесли с собой оружие? На встречу с его императорским величеством?

— Что вы, ваше высокопревосходительство, только рисунок, — Вадим достал из нагрудного кармана чертеж короткоствольного револьвера, который помещался в кармане сюртука.

Чернышёв рассмотрел новый револьвер и заметил:

— Интересно, большего пока сказать не могу. И по поводу разрешения, насколько я знаю, вы и так можете продавать оружие.

— Ваше высокопревосходительство, с документом от министерства за вашей подписью, мне откроется больше возможностей в продвижении отечественной оружейной школы. Вы же назовете новую винтовку Уманской?

— Верно, винтовка уманского сорок второго года, хотя может и сорок третьего, если до конца года не успеем принять на вооружение.

— Отлично, — Вадим постучал пальцами по столу, и многозначительно посмотрел на дверь.

— Подождите, — остановил его Чернышев, — как вы убили того турка?

— Слонобойное ружье. Первый раз мы с этим, хм, человеком встретились, при погоне за Шамилем турок разбил отряд преследования. Если бы не пара надежных револьверов и товарищи, то я бы сгинул, — Вадим приложил руку к груди, — от него отскакивали пули, а кожа в месте попадания покрывалась корочкой. Когда у меня закончились патроны, я прыгнул в реку, чуть не разбившись.

— Это слонобойное ружье, у вас с собой? — Чернышёв спросил просто, как будто из любопытства.

— Сломалось, мне его изготовил известный грузинский мастер перед смертью, теперь даже не знаю, как починить. Может быть, мастер Уманский сможет. А что, армия заинтересована в слонобойных ружьях? Не думаю, что у османов много таких специалистов.

— Ну, это уже заботы штаба, Вадим Борисович, вам как гражданскому лицу, нечего бояться, — оба обменялись взглядами, говорящими: «ах, ты ж сука мстительная», «сам сука торгашная».

За Вадимом закрылась дверь в коридор. Военный министр пошел на разговор с его императорским величеством.

— Ну ничего, солдафон, еще посмотрим кто кого.

Вадим спустился на второй этаж. На улице стоял поздний вечер, через окна шел желтый свет фонарей. Около кабинета начальника жандармерии не осталось посетителей, поэтому Вадим обратился к секретарю Месечкина Алексея Игнатьевича:

— Беркутов к Алексею Игнатьевичу.

Секретарь лениво оценил юношу перед собой, прежде чем осведомиться:

— Вам назначено?

— Больше того, Алексей Игнатьевич поругает вас, за то, что заставляете его и меня ждать.

Может угроза и не надавила на секретаря в должной мере, но из-за стола поднялся и заглянул к начальнику, прежде чем буркнуть, — проходите.

Кабинет Местечкина изменился не сильно, он не стал переезжать в кабинет бывшего начальника, только обновили все платяные на новые картотеки с замками на дверцах.

— Вот он, источник моей головной боли и вечного недосыпа, — Месечкин отложил газету и встал из-за рабочего места.

— Полковник? Еще не генерал? — удивился Вадим, здороваясь с начальником жандармерии.

— Государь ПОКА не миловал, — пожал плечами Месечкин и отпер дверцу шкафа, там у него стояла бутылка водки и закрытая банка огурцов.

Вадим взглянул на газету, которую читал Месечкин. На первой полосе красовалось рекламное объявление: «В Петербурге открыли средство, которое поможет избавиться от бродячих собак!»

— И куда смотрит цензура?

— А, ты про рекламу, так это губернатор лично просил у государя. Он подумал, что нашел золотую жилу для столицы. Чай, кофе не предлагаю, но угостить — угощу.

— Думаешь, что от водки, я быстрее помру? — улыбнулся Вадим, — Зря!

— Попытка не пытка, — они чокнулись.

— Я заметил, что в третьем отделении стало как-то много народу, даже целые военные министры захаживают, — Вадим закусил хрустящим огурчиком.

— Ну вот не надо, ну вот не делайте вид, Вадим Борисович, что вы ни при чём. Только вчера государь проводил собрание по поводу борьбы в стране с организованной преступностью! И на меня так посмотрел, — Месечкин потер уставшие глаза и уставился в стенку, — а я ему, вот в столице преступлений меньше стало, теперь на очереди Москва, вот и шумно.

— Порекомендуйте государю в газетах писать о пойманных преступниках и отличившихся полицейских.

— Вадим Борисович, вы не понимаете, у нас в стране преступности нет, ну или так должен думать народ. Вообще, если бы ваши люди работали аккуратнее, то мне не пришлось бы убирать кучу тел из-под Новгорода, — Месечкин развернулся к Вадиму и с вызовом надул щёки.

— Я смотрю, Алексей Игнатьевич, у вас новый секретарь, — Вадим замолчал, пережевывая огурец.

— Старый задохнулся от работы, — сквозь зубы проговорил Алексей Игнатьевич и поставил на стол табакерку. Только на месте табака там лежала пара белых таблеток.

— Подайте нищим, — Месечкин потряс табакеркой.

Вадим ухмыльнулся и протянул коробку с противоядием.

— Я же говорил, что хватит с запасом. Только водкой не запивайте.

— А я их под язык, как карамельки, — оскалился Месечкин.

— Можно и так. Я к вам Алексей Игнатьевич с делом пришел, — Вадим достал из кармана сюртука короткоствольный револьвер.

— Что это?

— Револьвер.

— Понятное дело что не трубка для курения, — Месечкин взял оружие, чтобы рассмотреть, и взвел курок, — не боитесь?

Полковник навел револьвер на Вадима. Вадим же хмыкнул и пододвинулся ближе, схватив ствол, и приставил к своему лбу.

— Рискнете? Останетесь разгребать бардак с московскими в одиночку. Да и через полгода увидимся с вами на том свете, — Вадим улыбался, а по щеке полковника катилась капля пота.

— Ха, ах-ах, — Месечкин засмеялся, сначала робко, потом громче и громче, Вадим тоже захохотал, — он не заряжен же, да?

С этими словами Месечкин навел револьвер на потолок. Вадим только успел зажать рукой дуло, прежде чем прозвучал сдавленный выстрел. Мужчины встретились взглядами. Моментально пришло осознание всей глубины глубин ситуации. Секретарь открыл дверь в кабинет, застав ошарашенных.

Первым сообразил Вадим:

— Нет, ну Алексей Игнатьевич, с таким креслом вы убьетесь! Ничего себе не отбили? Аккуратнее надо, аккуратнее, — Вадим похлопал полковника, изображая заботу, — отдохнуть вам нужно. Чуть копчик не сломали. Ладно, я пойду, а вы отдохните. И больше не падайте.

Вадим пожал полковнику руку и прошел в коридор, мимо обалдевшего секретаря.

— И что это было, Алексей Игнатьевич?

— Со стула упал, чего-чего, — заворчал полковник и жестом приказал закрыть дверь.

Когда же Алексей Игнатьевич остался один, то сел на кресло и положил на стол раздавленную пулю, которую передал Вадим при прощальном рукопожатии.

— Мда, — проговорил полковник, пальцем раскручивая свинцовый блинчик, — полная, хм, жопа.

Револьвер Месечкин спрятал в нагрудный карман мундира.

У выхода из третьего отделения ждал Егерь, сидя на карете. Рядом с ним лежала стопка газет.

— Что интересного пишут? — спросил Вадим, спускаясь по ступенькам мраморного крыльца.

— Ваш благородие, я только учусь.

— Учиться, это дело хорошее, — сказал Вадим и полез в карету.

— Куда едем?

— Уже поздно, поехали домой.

— В Заводское?

— Нет, в городе. Я покажу.

В снятой Вадимом Петербургской квартире оставались слуги, он продолжил платить за аренду, даже уехав из города. Его прибытию если и удивились, то не сильно. Личные вещи остались на своих местах в спальне и кабинете. Вадим проверил тайники, прежде чем пошел в комнату Ефима. Старый солдат не возил с собой много вещей, собрав скромные пожитки с собой на Кавказ. Но даже так, в комнате чувствовались остатки присутствия верного денщика. Вадим замер в дверях, осматривая скромную кровать и сундук Ефима. Он не пользовался шкафами или тумбочками, предпочитая скромный крестьянский быт.

— Ладно, — скрипнул зубами Вадим и пошел работать в кабинет, устроив Егеря в гостевой. Следующий день уже был плотно расписан по каждой минуте.