Вестник на Кавказе

Глава 13

В скромной квартире на пару комнат бегал откормленный кот. Он несколько раз поскреб в закрытую дверь спальни, громко мяукнул и улегся на полу. В спальне, на широкой кровати тихо спала девушка в ночнушке, укрытая теплым одеялом. Рядом лежал Михаил Захарченко и смотрел в потолок. От созерцания маленькой трещины, к которой крался домовый паук, его отвлек забарабанивший по узкому окну дождь.

Захарченко накинул рубашку, пальто, застегнул ремень с револьверами и вышел подышать воздухом, разбудив кота.

Дверь подъезда выходила в уютный дворик без излишеств. Скромненькие полуболкончики с чугунными перилами нависали над большой лужей в центре, которая собралась из-за забитого мусором стока.

— Миша, — из проулка в сторону проспекта донесся тихий женский голос.

Захарченко медленно-медленно повернул голову в сторону темного проулка и выдохнул облачко пара.

— Миша, — голос звал тихо, но настойчиво.

От подувшего ветра заскрипел единственный во дворе фонарь, который висел над спуском в лавку. Нехорошо так заскрипел. Противненько. По разумению Захарченко, который положил руку на револьвер, за такой несмазанный фонарь люди должны получать… похвалу, чтобы потом ходили по улицам и светили прохожим фонарями под глазами.

— Кто там? — Захарченко шмыгнул носом и перешагнул лужу. Он тихо взвел револьвер и расстегнул вторую кобуру.

— Я это, Миша, я, — голос из чисто женского перешел в завышенный мужской.

Из тени проулка сначала показалось пузо, а потом и толстая рожа. Дождевая капля упала Захарченко на лоб и неудачно скатилась по неморгающему глазу, в котором отразился мерзкий силуэт Седого. Пузатый бандит с бледной, как у утопленника кожей миролюбиво улыбался, пока дождь барабанил по его второму подбородку, капая на растянутый сюртук.

— Не узнал?

— Ты же умер, — прошептал Захарченко в ответ, — я сам тебя убил…

— Ну-у-у-у, как видишь, — развел руками Седой.

— Это можно исправить, — Михаил вскинул револьвер.

Выстрелы загремели, прежде чем Седой успел сказать хоть слово. Бандит покачнулся и неуверенно отошел на пару шагов, снова погрузившись во тьму проулка. Револьвер в руке Захарченко щелкнул бойком по пустой гильзе. Белый дым сдувало в сторону подъезда. Прогремело шесть выстрелов, а бандит так и не упал.

— Зря, могли бы поговорить спокойно, — на уровне глаз Седого во тьме загорелась пара голубых огоньков.

Захарченко отступил и пригнулся. Над его головой, как кнут, мелькнуло полупрозрачное щупальце, звонко щелкнув в воздухе. Михаил прыгнул к стене и перекатился через лужу, когда второй удар щупальцем выбил искры из брусчатки за ним.

— Шустрый!

Михаил не ответил, выхватил из кобуру второй револьвер и выстрелил не вставая. Захарченко разрядил все шесть выстрелов прямо между огоньками во тьме. И ничего. Ни звука рикошета, ни сдавленных криков от врага. Из тьмы ударило щупальце, которое схватило Михаила за плечо и потащило к проулку. Седой не стал выходить на свет полностью, только показал нос и дыхнул Захарченко в лицо недельным перегаром и затхлой гнилью.

— Мне нужно поговорить с твоим начальником, — прошептал Седой и принюхался к Михаилу, как повар нюхает обед перед подачей на стол.

— Гори в аду, — Захарченко дернул рукой, доставая короткоствольный револьвер из внутреннего кармана пальто. Короткий ствол уперся в мягкое пузо и выплюнул тяжелую пулю, которая продырявила пуговицу, оставила обгоревшую дырку в сюртуке и рубашке, и завязла как комар в смоле. Вторая, третья и все оставшиеся пули прошли в полупрозрачное пузо Седого, оставляя тонкие дорожки из пузырьков, прежде чем остановиться.

— Говорю же, зря! — Седой тряхнул рукой-щупальцем и с размаху ударил Михаилом об стенку. В ключицу Захарченко слабо хрустнуло. Он соскользнул по стене дома.

— Передай послание, что я просто хочу поговорить, — Седой поклонился и пошел в сторону проспекта. Прежде чем скрыться из виду, он тряхнул ногой, как смахивают воду с обуви, и на землю посыпались свинцовые пули Уманского. До Михаила донеслись крики и свистки растревоженных выстрелами околоточников. Захарченко болезненно застонал, цепляясь здоровой рукой за стенку, чтобы подняться, но укол боли отдался по всему телу с такой силой, что ему пришлось лечь обратно на землю.

Любопытные соседи выглядывали в окна, но выходить во двор не спешили. Михаил лежал и смотрел на тяжелые тучи. По воде захлюпали тяжелые сапоги.

— Эй, здесь кто-то лежит! — над Захарченко склонился усатый городовой с масляным фонарем, — живой! Сюда, быстрее!

День начался с приглашения в литературный клуб. В доме Мальцевых Вадим планировал перехватить сразу нескольких знакомых. А пока он ехал в карете и перебирал письма.

Сильнее всего удивил Питерский университет, мягко отказавший Вадиму в профессиональной деятельности и публикациях, вот только одновременно пришло приглашение от Главного Инженерного Училища. Научная комиссия пригласила Вадима с публичной лекцией на основе статей, которые он им оправлял. Училище выпускало свой журнал «Инженерные записки» с двадцать шестого года. Преподавательский состав активно участвовал в выпуске журнала, мотивируя учащихся писать статьи. К сожалению тома выпускались не периодически, а по мере накопления материала. Вадим не держал еще в руках последний выпуск, но знал, что там засветились статьи за его авторством. Теперь он ждал ответа или критики от видных научных деятелей Российской империи или других передовых инженерных государств, чтобы спровоцировать их на дискуссию и по возможности переманить к себе на службу.

Ждал критики, а получил приглашение на публичную лекцию, которую ему пообещали учесть в защиту магистерского звания. На Докторскую, видимо, Вадим еще не написал.

Карета остановилась у трехэтажного дома. Молодые люди и любители поэзии как раз потихоньку поднимались в квартиру Мальцевых.

— Вадим? Вадим, вы вернулись? — радостный девичий голос ударил по ушам, стоило только Беркутову подойти к парадной.

Лучезарная Варя вспомнила, что приличной даме не стоит кричать, покраснела и закрылась веером. Рядом стояла молчаливая Дарья и взглядом опытного экзекутора посылала какие-то многообещающие сигналы. Вадим расслабил воротник рубашки, чувствуя подступающую духоту. В литературном клубе коварные дамы из светского общества подготовили настоящую засаду. Он готовился, но это не спасло от града вопросов:

— Вадим Борисович, а правда, что вы стрелялись с самим Лермонтовым? — первой тему открыла Дарья, вызвав переполох.

— Михаил Юрьевич, выжил после дуэли…

— А правда, что вы видели смерть гения русской поэзии? — спросила девушка с рыжими завитками и россыпью веснушек на лице.

— Мы вместе служили и воевали, он погиб на моих руках от рук… — Вадим на секунду замялся, в комнату зашел Анатолий, улыбнулся и тихо сел, чтобы не мешать, — погиб от клинка коварного османа.

— Как османа? — ахнула рыжая.

— Это был тяжелый бой. Надеюсь, что не нарушу государственной тайны, если расскажу, что на Кавказе черкесам помогают османы. Не нарушу же, господин дипломат? — Вадим кивнул на притихшего Анатолия, переведя на него все внимание.

— Господин дипломат, мы же не оставим вмешательство Осман без внимания? — уточнила Дарья, — им нельзя прощать гибель Михаила Юрьевича.

— У нас сейчас и так прохладные отношения, — Анатолий решил не обострять ситуацию.

— Все могло бы быть иначе, если бы такой профессионал, как Анатолий представлял Россию в Константинополе, — как бы невзначай заметил Вадим и поймал на себе осторожный взгляд Анатолия. Пока члены клуба отвлеклись на политику, Вадим вышел из комнаты и, миновав пару слуг, постучал в дверь кабинета.

— Войдите, — внутри ждал отец Дарьи — Мальцев Сергей Петрович.

Он не показывался на литературных собраниях дочери, предпочитая работать в тишине кабинета.

— Сергей Петрович, доброго дня, — Вадим поклонился.

— Вадим, доброго, доброго утра, — Мальцев поднялся с кресла навстречу гостю. Бравый офицер даже в гражданском сюртуке выделялся широтой плеч и статной фигурой.

— Рад, что застал вас дома, — Вадим достал письмо с отчетом. Сергей Петрович входил в число владельцев компании Вестник и следил за ходом дел компании, — я подумал заглянуть к вам с отчетом.

— Вадим, пустое, — Мальцев предложил присесть на диван рядом с камином, — ваш управляющий мне все уже прислал. И не буду скрывать, я доволен. Надеюсь услышать о ваших приключениях на Кавказе, когда вернусь. Интересно узнать, как поживают некоторые мои товарищи еще с Отечественной.

— Вы уезжаете? — удивился Вадим.

— Верно, его императорское величество недоволен ходом строительства железной дороги. Государство уже потратили тринадцать миллионов, а обзавелось пока только одинокой колей.

— Тогда желаю вам удачи, — Вадим прикинул, что таким темпом путь Москва — Петербург они закончат к пятидесятому году, — а теперь прошу простить, но я оставил клуб.

— Конечно, конечно, — Сергей Петрович встал, чтобы собраться в дорогу.

В коридоре Анатолий поймал Видима, выходящим из кабинета.

— И что это было? Кровь кипит? — зашептал Анатолий и как-то опасливо оглянулся в сторону зала, откуда доносились звонкие женские голоса, — ты чего меня одного оставил?

— Толя, я тоже рад тебя видеть, — Вадим поймал его за плечи и пожал руку, — раньше около Дарьи всегда крутились амебные поэтики, где они?

— Дарья как-то расстроилась, что вокруг одни подхалимы да беспозвоночные, — ответил Анатолий, — я же прихожу за компанию с Варенькой.

— Варенькой? — Вадим удивленно поднял бровь.

— Я тебе еще не писал, хотел обрадовать лично, — Анатолий перешел на шепот, — мы заключили помолвку. Свадьба будет весной и ты, дорогой друг, никуда не сбежишь!

На последних словах Анатолий пальцем мягко ткнул Вадима в грудь.

— Да куда я денусь, — Вадим чуь не пробурчал «с подводной лодки».

— Снова на Кавказ? Устроишь какую-нибудь дуэль. Ах, да. Зачем ты поднял тему с османами?

— Да есть нехорошие новости, — Вадим показал конверт, который достал из внутреннего кармана, — донесение, от приближенного к Шамилю человека. Ты же знаешь, кто такой Шамиль?

— Вадим, в министерстве сидят не за красивые глаза!

— Еще скажи, за правое дело, — посмеялся Вадим и сунул конверт в руки Анатолию.

— А почему мне, а не кому-то из военных?

— Нет у меня пока веры к нашим чиновникам. А к тебе, Анатолий — есть. Покажешь кому надо, скажешь нашел говорливого человека, спасешь жизни, заработаешь орден.

— А тебе это зачем?

— Поверишь, если скажу, что от чистого сердца? — Вадим опустил пенсне, чтобы взглянуть Анатолию в глаза.

— Не-а, — честно ответил тот.

— Ну и хрен с тобой, — Вадим похлопал по карману сюртука и достал короткоствольный револьвер, — Держи. Такой есть только у троих человек в городе, ты будешь четвертым.

— Вадим, ты с собой носишь склад оружия и картотеку документов? — спросил Анатолий и брезгливо взял револьвер двумя пальцами.

— Ну, положим не склад, — Вадим хлопнул себя по скрытой кобуре с беззвучным револьвером, — так, арсенальчик.

— А вот вы, где спрятались! — из-зала выглянула Дарья и поманила мужчин за собой, — не думайте, что так легко отделаетесь сегодня, Вадим.

Она прошла в центр боевой формации, где девушки плечом к плечу выстроились в клин.

— Черт, того и гляди, сейчас в атаку пойдут, — шепнул Вадим Анатолию и обратился к дамам: — Уважаемые, а по какому поводу осада?

— Вадим Борисович, у нас на ваш счет есть серьезные подозрения, — заявила Дарья, скорчив серьезное лицо, — мы подозреваем, что за время путешествий по горам вам удалось перенять часть поэтической мудрости у Михаила Юрьевича. Настало время перейти из слушателей в поэта!

Из всего женского коллектива первой не выдержала Варя и захихикала. Вадим повернулся к Анатолию за поддержкой, но встретил взгляд предателя. Заговор — подумал Вадим. Пришла нужда пускать тяжелую артиллерию:

— Ну хорошо, я спою!

— Не надо! — первым спохватился именно Анатолий, видимо, вспомнив один из совместных застольных вечеров, — нам хватит стихотворения.

— Ну хорошо. Стих о спасителях! — Вадим прочистил горло и на память вспомнил строки:

— Эх, солдафон, — еле слышно вздохнула Дарья.

Девушки ожидали поэму о пылкой любви или очерк о кавказских красавицах, но Вадим не мог рассказать о том, что не испытывал, по крайней мере, в привычном здесь смысле. Расходились все в смешанных чувствах.

Анатолий долго прощался с Варей, прежде чем заскочил в карету к Вадиму.

— Тебя давно не было, а в городе открылось такое место! — Анатолий со знанием дела указал дорогу до одного театра.

Изначально здание построили как театр, но пока Вадим воевал на благо родины, место сильно изменилось. У входа стояли дорогие кареты, а шумная детвора зазывала прохожих на показ мод.

— Сегодня, сегодня! Новая коллекция от самой Гертруды Ренах! Передовая мода из Пруссии!

Анатолий хитро подмигнул Вадиму и повел его внутрь. Служащий у двери поклонился господам и провел до гардероба.

— Сюда пускают только очень, очень приличных людей.

Анатолий взял у служащего программку на вечер и повел Вадим на галерку. Оттуда открывался совершенно потрясающий вид на забитый битком зал и длинный подиум, который тянулся между рядов зрителей. Скромный по размерам оркестр обеспечивал музыкальное сопровождение под громкий голос ведущего. Сегодня девушки дефилировали в разноцветных платьях для балов и костюмов для прогулок на улице. Работы Гертруды отличались не уникальным кроем, а подбором аксессуаров к цвету ткани.

Зал сидел спокойно, привычный к ходу показов, сопровождая выходы аплодисментами. Из всего действия выделялся только один человек. Бывший бандит по кличке Музыкант выступал дирижером для моделей. Он из-за кулис контролировал процесс, подгоняя моделей, активно ругаясь одними жестами. Вадим улыбнулся, стоило им только встретиться взглядами. Музыкант сначала отвернулся, а потом замер с глазами обезьянки, которой под хвост засунули раскаленную кочергу. Убедившись, что это действительно Беркутов сидит среди зрителей, Музыкант кивнул и спрятался.

— А здесь неплохо, но я не представляю, чтобы в нашем консервативном Петербурге так спокойно проходили показы мод.

— Шумели первые пару месяцев, — подтвердил Анатолий, разглядывая моделей в театральный бинокль, — только потом сюда заглянули Его императорское величество с Ее императорским величеством. А потом ушли с заказом у мадам Ренах на новые наряды.

После окончания показа, Вадим и Анатолий зашли в рабочую зону. Не к моделям, а в кабинет Музыканта. Он как раз сидел за деревянным столом и обсуждал что-то с человеком в больших очках на цепочке.

— Не помешаем? — Вадим постучал по косяку открытой двери.

— Вадим Борисович, я так рад, — Музыкант приложил руки к груди. Он носил подобие персидского халата и сидел за рабочим столом в тапочках. Собственно в кабинете на полу лежал персидский ковер, а в углу стоял кальян, — мы закончим потом.

Мужчина в очках поклонился и заспешил к выходу.

— Наш бухгалтер, — пояснил Музыкант и встал, чтобы поприветствовать гостей, — что-нибудь будете?

Он указал на комод с ножками из слоновой кости, на котором стояли бутылки вина и шампанского.

— Я откажусь, — Вадим прошел внутрь, чтобы осмотреться, — как идут дела?

— Все отлично, на следующую неделю запланировано два показа, — у Музыканта дрожали руки, пока он наливал Анатолию шампанского, отчего по комнате раздавался звон стекла.

— Проблемы с церковью? — Вадим подошел к большой картине с изображением Клеопатры на стене.

— Были, но я… — Музыкант замялся, — я договорился, больше таких проблем нет.

— Похвально, — кивнул Вадим.

В дверь постучали. Из коридора заглянула Гертруда в строгом костюме приличной женщины из Пруссии, больше напоминавшем мундир чем платье.

— Вадим! Анатолий! Что же вы не сказали, что придете? — вспыхнувшая радость быстро покинула Гертруду, сменившись меланхолией.

Вадим не столько понял, сколько прочувствовал ее тоску. Такое гнетущее чувство в груди, которое засасывало как черная дыра.

— Гертруда?

— Простите, я рада вас видеть, просто, — мадам Рейнах грустно улыбнулась, — пройдемте ко мне, я познакомлю вас с одним человеком!

— Конечно, — Вадим переглянулся с Анатолием и получил от него кивок, — с вами же мы пока прощаемся.

— Х-хорошо, — выдавил Музыкант и закрыл за посетителями дверь.

— Я рада, что вы вернулись в целости, — Гертруда показывала дорогу до своего кабинет, разглядывая свои руки. Вадим заметил пожелтевшие ногти, характерные для заядлых курильщиков.

— Война, — односложно ответил Вадим, прежде чем зашел в открытую дверь.

Кабинет Гертруды напоминал ее мастерскую в ателье, только в меньших размерах. У стен стояли деревянные манекены для постройки костюмов, на огромном столе, напоминающем верстак с зажимами, лежали рулоны ткани и кусочки мела.

— Здравствуйте, — поздоровался Анатолий на французском с девушкой, которая сидела на диване рядом с кофейным столиком из лакированного дерева. На столике у дам стояла пепельница под длинные сигаретные мундштуки. Вокруг горели ароматизированные свечи и палочки для благовоний, из-за чего Вадим не сразу распознал очень тревожащий аромат.

— Это моя хорошая подруга, мадам Фанни Кембл, известна английская актриса и активистка за отмену рабства, — Гертруда нахваливала знакомую.

Англичанка сидела с белоснежной шеей и оголенными плечами. Пышные рукава на перламутровом платье подчеркивали узкую талию в корсете.

— А это господин Анатолий Николаевич Демидов, — Фанни тепло улыбнулась Анатолию, — и Беркутов Вадим Борисович, мои хорошие друзья.

Вот только Вадим не удостоился теплой улыбки, а скорее осторожного внимания.