Я заметил, что последнее время на лице Пуаро все чаще появлялось неудовлетворенное и беспокойное выражение. У нас давненько не было интересных дел, то есть таких, при расследовании которых Пуаро мог бы применить свой острый ум и замечательные дедуктивные способности. В это утро он опять отбросил газету с раздраженным «Пчих!» – его излюбленным восклицанием, очень напоминавшим звук кошачьего чиханья.
– Они боятся меня, Гастингс. Преступники в вашей милой Англии просто боятся меня! Где же ваши кошки, где проворные мышки, почему они больше не крадут сыр?!
– Мне кажется, что в большинстве своем они даже не догадываются о вашем существовании, – со смехом сказал я.
Пуаро укоризненно взглянул на меня. По его твердому убеждению, весь мир только и делал, что вспоминал и обсуждал славные дела Эркюля Пуаро. Конечно, он завоевал хорошую репутацию в Лондоне, но меня было бы трудно убедить в том, что он наводит ужас на преступный мир.
– А что вы думаете о том ограблении, которое произошло средь бела дня в ювелирном магазине на Бонд-стрит?
– Замечательное дельце, – одобрительно сказал Пуаро, – но не по моей части. Pas de finesse, seulement de l’audace![114] Вооружившись тростью с тяжелым набалдашником, преступник разбивает витрину в ювелирном магазине и сгребает в сумку кучу драгоценных камней. Добропорядочные горожане немедленно хватают его и сдают подоспевшим полицейским. Он захвачен на месте преступления с поличным. Его препровождают в полицию, а потом обнаруживается, что эти камушки – отличные стразы. А настоящие драгоценности он успел передать своему сообщнику – одному из вышеупомянутых добропорядочных горожан. Разумеется, его отправят в тюрьму, но, когда он выйдет оттуда, на воле его будет ждать довольно кругленькая сумма. Да, недурно придумано. Но я сделал бы лучше. Порой, Гастингс, я сожалею о своих высоконравственных устоях. Было бы приятно, для разнообразия, попробовать нарушить закон.
– Не унывайте, Пуаро, вы же знаете, что у вас уникальные способности иного рода.
– Но куда же мне девать сейчас эти способности?
Я взялся за газету.
– Вот, слушайте. «Загадочная смерть англичанина в Голландии», – прочитал я.
– Они вечно так говорят, а потом выясняется, что человек просто съел испорченные рыбные консервы и умер естественной смертью.
– Ну, раз уж вы расположены ворчать…
– Tiens! – воскликнул Пуаро, прохаживаясь возле окна. – К нашему дому подходит некая особа… знаете, как говорят в романах, «дама под густой вуалью». Она поднимается по ступенькам, звонит в дверь… она идет к нам за консультацией. Возможно, сейчас мы узнаем нечто интересненькое. Такая юная и очаровательная леди не станет прятать свое личико под вуалью без особой причины.
Чуть позже к нам вошла посетительница. Как и сказал Пуаро, она действительно скрывалась под густой вуалью. Черты ее лица были практически неразличимы, пока она не подняла вуаль из черных испанских кружев. Тогда я увидел, что интуиция не подвела Пуаро; леди оказалась исключительно хорошенькой блондинкой с голубыми глазами. Отметив строгий, но дорогой ее наряд, я сразу сделал вывод о том, что она принадлежит к высшим слоям общества.
– Месье Пуаро, – сказала леди тихим, мелодичным голосом, – я оказалась в крайне бедственном положении. Мне с трудом верится в то, что вы сможете помочь мне, но я слышала такие удивительные истории о ваших способностях, что пришла просить вас о невозможном, могу сказать, что вы – моя последняя надежда.
– Я люблю раздвигать рамки невозможного, – оживился Пуаро. – Продолжайте, прошу вас, мадемуазель. Вы должны быть со мной откровенны, – добавил Пуаро. – Мне необходимо с предельной ясностью представлять ваше дело.
– Я доверюсь вам, – вдруг сказала девушка. – Вы слышали о леди Миллисент Касл Воган?
Я взглянул на нее с живым интересом. Объявление о помолвке леди Миллисент и герцога Саутширского появилось в печати всего несколько дней назад. Насколько я знал, она была пятой дочерью обедневшего ирландского лорда, а герцог Саутширский считался одним из лучших женихов Англии.
– Я и есть леди Миллисент, – продолжала девушка. – Возможно, вы читали о моей помолвке. Я могла бы считать себя счастливейшей девушкой Англии, но… О, месье Пуаро, я попала в ужасное положение! Есть один человек, какой-то жуткий проходимец – его фамилия Лэвингтон. Так вот он… я даже не знаю, как объяснить вам. У него есть одно мое письмо… я написала его, когда мне было всего шестнадцать лет. И вот он… он…
– Письмо, адресованное мистеру Лэвингтону?
– О нет… конечно же, не ему! Одному молодому военному… я очень любила его… он был убит на войне.
– Я понимаю вас, – доброжелательно сказал Пуаро.
– Это было безрассудное… опрометчивое письмо, но, в сущности, месье Пуаро, кроме этого письма, ничего больше не было. Однако в нем есть несколько фраз, которые… которые можно неверно истолковать.
– Ясно, – сказал Пуаро, – и это ваше письмо попало в руки мистера Лэвингтона?
– Да, и он угрожает мне… Если я не заплачу ему огромную сумму денег – а я совершенно не в состоянии собрать такие деньги, – то он отошлет это письмо герцогу.
– Грязная свинья! – в сердцах воскликнул я. – Прошу прощения, леди Миллисент.
– А вы не считаете, что было бы разумно признаться во всем вашему будущему супругу?
– Я не посмею, месье Пуаро. У герцога довольно сложный характер, он ревнив и подозрителен и склонен во всем видеть скорее плохое, чем хорошее. С тем же успехом я могу просто разорвать помолвку.
– Боже, какая неприятность, – произнес Пуаро с выразительной гримасой. – И что же вы хотите от меня, миледи?
– Я подумала, что вы могли бы предложить мистеру Лэвингтону встретиться с вами. Я сообщила бы ему, что доверила вам обсудить с ним это дело. И может быть, вам удастся уговорить его снизить требуемую сумму.
– О какой сумме он говорил?
– Двадцать тысяч фунтов. Я сомневаюсь, что смогу наскрести и тысячу.
– Пожалуй, вы могли бы одолжить кое-какие деньги в свете предстоящей женитьбы… но сомнительно, что вам удалось бы собрать больше половины этой суммы. Кроме того, вы вообще не должны платить! Нет, изобретательность Эркюля Пуаро должна поразить ваших врагов! Направьте ко мне мистера Лэвингтона. Есть ли вероятность того, что он захватит с собой письмо?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Вряд ли. Он очень осторожен.
– Но, я полагаю, у вас нет сомнений, что оно действительно у него?
– Он показывал его мне, когда я заходила к нему домой.
– Вы были у него дома? Это весьма неблагоразумно, миледи.
– Возможно. Но я была просто в отчаянии. Я надеялась, что мои мольбы тронут его.
– Oh, là-là! Разве можно тронуть мольбами таких пройдох, как Лэвингтон! Он мог только порадоваться им, как доказательству того особого значения, которое вы придаете этому документу. Где же обитает этот хитроумный джентльмен?
– На Буона-Виста в Уимблдоне. Я ездила туда вечером, когда стемнело. (Пуаро издал протяжный стон.) В итоге я заявила ему, что намерена обратиться в полицию, но он только рассмеялся каким-то отвратительно ехидным смехом. «Пожалуйста, моя дорогая леди Миллисент, обращайтесь, если вам так угодно», – сказал он.
– М-да, едва ли подобное дельце по зубам полиции, – пробормотал Пуаро.
– А еще он добавил: «Но я думаю, что вы поступите умнее. Посмотрите, вот оно, ваше письмо… в этой маленькой китайской шкатулке с секретом!» Он достал его и показал мне. Я попыталась выхватить письмо, но он оказался проворнее меня. С мерзкой улыбочкой он сложил его и сунул обратно в эту маленькую деревянную шкатулку. «Здесь оно будет в полнейшей безопасности, уверяю вас, – продолжал он. – А сама шкатулка будет лежать в таком надежном месте, что никто не сможет выкрасть ее». Я посмотрела в сторону маленького стенного сейфа, но Лэвингтон только рассмеялся и, покачав головой, добавил: «Нет, леди, у меня имеется более надежное местечко». О, как он был отвратителен! Месье Пуаро, вы полагаете, что вам удастся помочь мне?
– Верьте в могущество папы Пуаро. Я что-нибудь придумаю.
Такие заверения, конечно, прекрасны, подумал я, когда Пуаро вышел на лестницу проводить свою белокурую клиентку, но мне показалось, что нам предстоит разгрызть очень крепкий орешек. Я сказал об этом Пуаро, когда тот вернулся.
Он уныло кивнул:
– Да, решение не бросается в глаза. Он является хозяином положения, этот мистер Лэвингтон. В данный момент я не знаю, как нам перехитрить его.
Мистер Лэвингтон заявился к нам во второй половине дня. Леди Миллисент была совершенно права, назвав его отвратительным субъектом. Я почувствовал вполне определенное покалывание в пальцах ног от острейшего желания дать ему пинка и спустить с лестницы. С наглым превосходством он презрительно высмеял кроткие встречные предложения Пуаро. В общем, на самом деле показал себя хозяином положения. Я не мог отделаться от мысли, что Пуаро провел эту встречу далеко не лучшим образом. Он выглядел обескураженным и удрученным.
– Итак, джентльмены, – сказал Лэвингтон, берясь за шляпу, – видимо, нет смысла больше затягивать нашу встречу. Мои условия таковы: я готов немного скостить цену, поскольку леди Миллисент такая очаровательная юная дама. – Он гнусно улыбнулся, плотоядно сверкнув глазами. – Так и быть, остановимся на восемнадцати тысячах. Сегодня я уезжаю в Париж… надо уладить кое-какие дела. Вернусь я во вторник. И если во вторник вечером мне не доставят означенную сумму, то известное вам письмо отправится к герцогу. Не говорите мне, что леди Миллисент не в состоянии найти такие деньги. Некоторые из ее высокородных приятелей более чем охотно предоставят кредит такой красотке… разумеется, если она поведет себя правильным образом.
Вспыхнув от ярости, я шагнул вперед, но последнюю фразу Лэвингтон произнес, уже выкатываясь из комнаты.
– О господи! – вскричал я. – Надо же что-то делать. Вы, кажется, склонны согласиться с ним, Пуаро.
– У вас отзывчивое и благородное сердце, мой друг… однако ваши серые клеточки в плачевном состояния. Я не имел ни малейшего желания поражать мистера Лэвингтона моими способностями. Напротив, я добивался того, чтобы он счел меня на редкость трусливым и малодушным человеком.
– Зачем?
– Не забавно ли, – предаваясь воспоминаниям, тихо заметил Пуаро, – что я выразил желание нарушить закон как раз перед приходом леди Миллисент!
– Вы собираетесь ограбить его дом, пока он будет в отъезде? – затаив дыхание, спросил я.
– Иногда, Гастингс, ваша умственная деятельность удивительным образом оживляется.
– А если он заберет письмо с собой?
Пуаро с сомнением покачал головой:
– Маловероятно. Очевидно, в его доме есть тайник, который он считает абсолютно надежным.
– Когда же мы… э-э… отправимся на дело?
– Завтра, ближе к ночи. Мы выйдем отсюда около одиннадцати вечера.
В означенное время я был готов к выходу. Я надел неброский темный костюм и мягкую темную шляпу. Пуаро встретил меня доброй сияющей улыбкой.
– Я вижу, вы хорошо подготовились к новой роли, – заметил он. – Ну что ж, думаю, до Уимблдона мы доберемся на метро.
– А разве мы ничего не возьмем с собой? Должны же мы чем-то взломать дверь.
– Мой дорогой Гастингс, Эркюль Пуаро не применяет таких грубых методов.
Его ответ слегка охладил мой пыл, но разогрел любопытство.
Ровно в полночь мы вошли в маленький частный садик на Буона-Виста. Дом Лэвингтона был темным и безмолвным. Обойдя здание, Пуаро решительно направился к одному из окон и, бесшумно подняв скользящую раму, предложил мне залезть внутрь.
– Как вы узнали, что именно это окно открывается? – потрясенно прошептал я, поскольку его уверенные действия показались мне просто сверхъестественными.
– Потому что именно на этом окне я сегодня утром отпилил задвижку.
– Что?
– Ну да, все очень просто. Я пришел сюда и показал фиктивную визитную карточку, добавив к ней одну из официальных визиток инспектора Джеппа. Я сказал, что пришел по рекомендации Скотленд-Ярда, чтобы установить новую систему защиты от ограблений, которую мистер Лэвингтон просил поставить на время его отсутствия. Экономка с радостью впустила меня. Оказалось, что в последнее время их дом уже дважды пытались ограбить, но ничего ценного не украли… Очевидно, наш маленький план не уникален, поскольку так же действовали и другие клиенты Лэвингтона. Я проверил все окна, сделал небольшие приготовления и с важным видом удалился, запретив слугам трогать окна до завтрашнего утра, чтобы не нарушить электрические контакты.
– Право, Пуаро, вы великолепны.
– Mon ami, это было проще простого. А теперь – за работу! Слуги спят на втором этаже, поэтому маловероятно, что мы потревожим их.
– Я предполагаю, нам надо разыскать какой-то стенной сейф.
– Сейф? Чепуха! Сейф тут совершенно ни при чем. Мистер Лэвингтон – изобретательный человек. Вот увидите, он наверняка изобрел гораздо более хитроумный тайник. Ведь любой похититель прежде всего кинется искать сейф.
Итак, мы начали методично обыскивать дом. В течение нескольких часов мы тщательно обшаривали все комнаты, но наши поиски оказались напрасными. Я заметил, что на лице Пуаро стали появляться признаки усиливающегося раздражения.
– Ah, sapristi, неужели Эркюль Пуаро потерпит поражение? Никогда! Надо успокоиться. Давайте подумаем. Поразмышляем. Надо же… enfin задействовать наши маленькие серые клеточки!
Он немного помолчал, сосредоточенно нахмурив брови; и вдруг в его глазах загорелся хорошо знакомый мне зеленый огонек.
– Какой же я был глупец! Кухня!
– Тайник на кухне? – воскликнул я. – Нет, это невозможно. Там же слуги.
– Точно. Именно так могли бы сказать девяносто девять человек из ста опрошенных! И по этой самой причине кухня является идеальным местом для тайника. Там полно всякой хозяйственной утвари. En avant, на кухню!
Со скептическим видом я последовал за ним и наблюдал, как он изучал хлебницы, гремел кастрюлями и засовывал свою голову в газовую духовку. В итоге мне надоело это занятие, и я пошел обратно в кабинет. Мне представлялось несомненным, что там – и только там – мы сможем найти тайник. Еще раз проведя тщательные поиски, я заметил, что время уже четверть пятого, и решил вернуться на кухню, чтобы предупредить моего друга о надвигающемся рассвете.
К моему крайнему изумлению, Пуаро стоял прямо в угольном ящике, что крайне пагубно сказалось на его светлом костюме. С гримасой отвращения он посмотрел в мою сторону.
– Увы, мой друг, столь ужасный внешний вид противоречит всем моим инстинктам, но что остается делать?
– Неужели вы думаете, что Лэвингтон мог устроить тайник на дне угольного ящика?
– Если бы вы пошире раскрыли глаза, то, может, и увидели бы, что уголь меня совершенно не интересует.
Тогда я увидел, что на стеллаже за угольным ящиком сложены дрова. Пуаро ловко скидывал вниз полено за поленом. Вдруг он издал тихое восклицание:
– Дайте нож, Гастингс!
Я протянул ему нож. Похоже, он собирался разрезать дерево, и вдруг полено раскололось надвое. Внутри аккуратно распиленного пополам полена обнаружилась небольшая полость. И из этой полости Пуаро извлек маленькую деревянную шкатулку китайской работы.
– Браво! – воскликнул я, забыв об осторожности.
– Спокойнее, Гастингс! Не стоит пока так орать. Надо убираться отсюда, пока не начало светать.
Сунув шкатулку в карман, он легко спрыгнул с угольного ящика и с привычной тщательностью почистил щеткой свой костюм; мы выбрались из дома тем же путем, каким проникли в него, и быстро направились в сторону Лондона.
– Ну надо же было выбрать такое странное место! – осуждающе воскликнул я. – Ведь любой мог попросту сжечь это полено.
– В июле, Гастингс? К тому же оно лежало в нижнем ряду у самой стенки – весьма оригинальный тайничок. О, вот и такси! Итак, домой – ванна и освежающий сон.
После треволнений этой ночи приятно было подольше поспать. Около часу дня я наконец вошел в нашу гостиную и с удивлением увидел, что открытая шкатулка уже стоит на столике, а Пуаро, вальяжно раскинувшись в кресле, читает извлеченное из нее письмо.
Он ласково улыбнулся мне, отложив письмо в сторону.
– Она была права, наша леди Миллисент. Герцог никогда не простил бы ей таких откровений! Мне еще не приходилось читать столь откровенного и сумасбродного объяснения в любви.
– Право, Пуаро, – сказал я с легким отвращением, – по-моему, вам не следовало читать это письмо. Такого рода вещи просто недопустимы.
– Они допустимы для Эркюля Пуаро, – невозмутимо ответил мой друг.
– И еще я хотел вам заметить, – добавил я, – что использование визитной карточки Джеппа было, на мой взгляд, не вполне честной игрой.
– Но я не пытался никого разыграть, Гастингс. Я расследовал преступление.
Я пожал плечами, но спорить не стал.
– Кто-то поднимается по лестнице, – сказал Пуаро. – Наверное, леди Миллисент.
В комнату вошла наша белокурая клиентка. Ее лицо сразу же просияло, как только она увидела письмо и шкатулку, которые держал Пуаро.
– О, месье Пуаро. Вы просто чудо! Как вам удалось достать его?
– Несколько предосудительным способом, миледи. Но мистер Лэвингтон не станет обращаться в полицию. Итак, это ваше послание, не правда ли?
Она мельком глянула на письмо.
– Да. О, смогу ли я когда-нибудь по заслугам отблагодарить вас! Вы замечательный, замечательный человек. Где же вы обнаружили тайник?
Пуаро рассказал ей.
– Вы просто гениальны! – Она взяла шкатулку со стола. – Я сохраню ее в качестве памятного сувенира.
– Я тешил себя надеждой, миледи, что вы позволите мне сохранить ее… также в качестве сувенира.
– Я надеюсь, что в день моего венчания я смогу послать более дорогой памятный подарок. Уверяю вас, месье Пуаро, вы не сочтете меня неблагодарной.
– Удовольствие оказать вам помощь не заменит никакой чек… поэтому позвольте мне сохранить эту маленькую шкатулку.
– О нет, месье Пуаро, – со смехом воскликнула она, – я просто не в силах расстаться с ней.
Она протянула руку, но Пуаро, опередив ее, накрыл шкатулку ладонью.
– Я так не думаю. – Тон его изменился.
– Что вы имеете в виду? – В ее голосе появились резкие тревожные нотки.
– В любом случае позвольте мне извлечь из нее остальное содержимое. Вы заметили, что открыта пока только половина шкатулки, в верхней половине находилось компрометирующее письмо, а в нижней…
Ловко нажав на что-то, он протянул вперед руку. На его ладони посверкивали четыре больших драгоценных камня и две крупные молочно-белые жемчужины.
– Насколько я понимаю, эти драгоценности были украдены на днях из ювелирного магазина на Бонд-стрит, – тихо сказал Пуаро. – Инспектор Джепп поможет нам уточнить это.
Тут, к моему крайнему изумлению, дверь в спальню Пуаро открылась, и к нам в гостиную вышел инспектор Джепп собственной персоной.
– Я полагаю, вы давно с ним знакомы, – вежливо сказал Пуаро леди Миллисент.
– О господи, попалась! – воскликнула леди Миллисент, ее манера поведения резко изменилась. – Вы просто дьявольски проворны! – Она взглянула на Пуаро с выражением почти благоговейного восхищения.
– Итак, дорогая моя Герти, – сказал Джепп. – На сей раз дело проиграно, я полагаю. Я и не мечтал увидеть тебя так скоро! Мы задержали также и твоего приятеля, того джентльмена, который представился месье Пуаро как Лэвингтон. Мне только хотелось бы знать, кто же из вашей шайки на днях в Голландии пырнул ножом самого Лэвингтона, также известного как Крокер или Рид? Вы думали, что он увез добычу с собой, не так ли? А у него ничего не оказалось. Он здорово провел вас, спрятав ее в собственном доме. Вы послали за камушками двух своих парней, а потом решили привлечь к поискам месье Пуаро, и он на редкость удачно обнаружил их.
– До чего же вы любите болтать, инспектор! – заметила бывшая леди Миллисент. – Не расточайте своего красноречия. Я готова отправиться с вами. Вы не можете отрицать, что мне удалась роль знатной дамы.
– Ее выдала обувь, – мечтательно заметил Пуаро, когда я еще не пришел в себя от изумления. – У вас, англичан, насколько я мог заметить, есть определенные привычки, и в частности, леди, урожденная леди, никогда не наденет дешевую обувь. У нее может быть бедная или потрепанная одежда, но обувь всегда будет отличного качества. А вот у нашей леди Миллисент был дорогой наряд и дешевые туфли. Вряд ли вам, как и мне, доводилось видеть настоящую леди Миллисент – она очень редко бывает в Лондоне, и наша юная клиентка вполне могла бы обмануть нас, поскольку имела с ней определенное внешнее сходство. Как я уже сказал, первое подозрение у меня вызвали ее туфли, а потом ее история… и также ее вуаль… Все это было несколько мелодраматично, не правда ли? О китайской шкатулке с неким фальшивым, компрометирующим письмом в верхней части, должно быть, знала вся шайка, но распиленное полено было последней идеей покойного мистера Лэвингтона. Ах, Гастингс, я, например, надеюсь, что вы больше не будете обижать меня так, как вчера, сказав, что криминальные элементы не знают о моем существовании. Ма foi[115], вы видите, что они даже нанимают меня, когда им недостает собственных мозгов.