Весь Эркюль Пуаро. Том 2

1

Стивен поднял воротник пальто и быстро зашагал по платформе. Вокзал был окутан густым туманом. Паровозы громко гудели, выбрасывая клубы пара в сырой холодный воздух. Все вокруг было в грязи и дыму.

«Какая грязная страна, – с отвращением подумал Стивен, – и какой грязный город!»

Первое впечатление о Лондоне с его магазинами, ресторанами, хорошо одетыми, привлекательными женщинами успело потускнеть. Теперь город казался ему сверкающим, но фальшивым бриллиантом, да еще в скверной оправе.

Что, если вернуться в Южную Африку? Стивен ощущал острую тоску по родине. Солнце, голубое небо, сады, полные цветов, живые изгороди, синие вьюнки на стенах каждой лачуги…

А здесь повсюду грязь и суетящиеся толпы людей, которые снуют туда-сюда, словно муравьи вокруг своего муравейника.

«Лучше бы я не приезжал сюда», – подумал Стивен.

Но он тут же вспомнил о цели своего путешествия и плотно сжал губы. Нет, черт возьми, нужно продолжать! Ведь он несколько лет планировал то, что собирался сделать…

Все эти колебания, мучительные вопросы: «Стоит ли ворошить прошлое? Почему бы не забыть обо всем?» – всего лишь проявление слабости. Ведь он уже не мальчик, чтобы действовать под влиянием минутного настроения, а сорокалетний мужчина, целеустремленный и уверенный в себе. Он должен осуществить то, ради чего прибыл в Англию.

Стивен поднялся в вагон и двинулся по коридору, ища свободное место. От носильщика он отказался и сам тащил чемодан из сыромятной кожи, заглядывая в одно купе за другим. Поезд был переполнен. До Рождества оставалось всего три дня. Стивен Фэрр с отвращением взирал на битком набитые купе.

Всюду люди – и притом все выглядят так бесцветно, так похоже друг на друга! Одни напоминают овец, другие – кроликов, а грузные, пыхтящие старики – свиней. Даже стройные девушки с продолговатыми лицами и алыми губами казались удручающе одинаковыми.

С тоской Стивен подумал о высушенных солнцем просторах вельда…[214]

Заглянув в очередное купе, он внезапно затаил дыхание. Эта девушка была совсем другой. Черные волосы, бархатная кожа кремового цвета, глаза, глубокие и темные, как ночь, – печальные, гордые глаза юга… Что она делает среди этих унылых и безликих людей, зачем едет в глубь страны, где все наверняка так же серо и тоскливо? Ей бы следовало стоять на балконе, держа во рту розу, с черным кружевным платком на гордой головке, дышать воздухом, напоенным зноем, пылью и запахом крови – запахом боя быков, – а не сидеть втиснутой в угол купе третьего класса.

Стивен был наблюдательным человеком. От его взгляда не ускользнули поношенные кофта и юбка девушки, дешевые матерчатые перчатки, ветхие туфли и вызывающий огненно-красный оттенок сумочки. Но, несмотря на это, в ней ощущалось какое-то экзотическое великолепие.

Какого дьявола ей понадобилось в этой стране туманов, сырости и суетящихся муравьев?

«Я должен узнать, кто она и что она здесь делает», – подумал Стивен.

2

Пилар съежившись сидела у окна и размышляла о странных английских запахах. Пока что это было ее самым сильным впечатлением от Англии. Здесь не пахло ни чесноком, ни пылью и даже почти не пахло духами. Воздух в вагоне был холодным и спертым – в нем ощущался типичный для поездов запах серы, мыла и еще какой-то неприятный запах, исходивший, как ей казалось, от мехового воротника сидевшей рядом толстой женщины. Пилар принюхалась, с отвращением ощущая запах нафталина. «Странно, что люди надевают на себя вещи, которые так скверно пахнут», – подумала она.

Раздался гудок паровоза, зычный голос что-то крикнул, и поезд медленно тронулся в путь.

Сердце Пилар забилось быстрее. Правильно ли она поступает? Удастся ли ей выполнить задуманное? Должно удаться – ведь она так тщательно все спланировала, подготовилась к любой неожиданности…

Уголки алых губ Пилар слегка приподнялись. Теперь ее рот казался злым и алчным, как у ребенка или котенка, знающих только собственные желания и еще неспособных на жалость.

Пилар огляделась вокруг с чисто детским любопытством. Семь человек, находившихся в купе, казались вполне обеспеченными, судя по их одежде и обуви. Она слышала, что Англия – очень богатая страна. Вот только выглядели они почему-то совсем не весело.

А вот мужчина, стоящий в коридоре, показался Пилар очень красивым. Ей понравились его загорелое лицо, орлиный нос, широкие плечи. Куда быстрее, чем это удалось бы любой английской девушке, Пилар поняла, что этот человек ею восхищается. Она ни разу не взглянула прямо на него, но точно знала, когда и каким взглядом он на нее смотрит.

Все эти факты Пилар отмечала почти равнодушно. Она прибыла из страны, где мужчины не стесняются разглядывать женщин. Ее лишь интересовало, был ли незнакомец англичанином, и, подумав, она ответила на этот вопрос отрицательно.

«Он слишком живой, слишком реальный для англичанина. С другой стороны, он блондин – возможно, американец». Мужчина казался ей похожим на актеров, которых она видела в фильмах о Диком Западе.

По коридору пробирался проводник.

– Первый ленч! Пожалуйста, займите места для первого ленча!

У всех семи соседей Пилар оказались билеты на первый ленч. Они вышли, и в купе стало пусто и тихо.

Пилар быстро подняла окно, которое успела опустить на пару дюймов воинственная на вид седовласая леди, сидевшая в противоположном углу. После этого она поудобнее расположилась на сиденье и стала разглядывать в окно северные пригороды Лондона, даже не обернувшись при звуке открываемой двери. Это был незнакомец из коридора, и Пилар не сомневалась, что он вошел в купе, чтобы поговорить с ней.

Она продолжала задумчиво смотреть в окно.

– Может быть, хотите открыть окно? – предложил Стивен Фэрр.

– Напротив, – возразила Пилар. – Я только что его закрыла.

Она говорила по-английски безупречно, но с легким акцентом.

«Какой чудесный голос! – подумал Стивен. – Теплый, как летняя ночь…»

«Мне нравится его голос – сильный и уверенный, – думала Пилар. – И вообще он очень привлекательный…»

– Поезд битком набит, – заметил Стивен.

– Да, в самом деле. Очевидно, люди уезжают из Лондона, потому что там так мрачно.

Пилар отнюдь не считала преступлением разговор с незнакомым мужчиной в поезде. Она могла позаботиться о себе не хуже любой другой девушки, но ее воспитание не налагало каких-либо строгих табу.

Если бы Стивен вырос в Англии, ему было бы не так легко завязать беседу с молодой девушкой. Но он был дружелюбен от природы и считал вполне естественным разговаривать с тем, с кем ему хотелось.

– Лондон – ужасное место, не так ли? – осведомился он с непринужденной улыбкой.

– Да. Мне он совсем не нравится.

– Мне тоже.

– Вы не англичанин? – спросила Пилар.

– Англичанин, но я приехал из Южной Африки.

– Тогда все понятно.

– Вы тоже прибыли из-за границы?

Пилар кивнула:

– Да, из Испании.

– Из Испании, вот как? – переспросил заинтересованный Стивен. – Значит, вы испанка?

– Только наполовину. Моя мать была англичанка. Вот почему я так хорошо говорю по-английски.

– В Испании все еще бушует война?

– Да, это ужасно. Столько разрушений.

– И какую же сторону вы поддерживаете?

Политические убеждения Пилар казались весьма неопределенными. По ее словам, в деревне, откуда она прибыла, никто не обращал особого внимания на войну.

– Понимаете, она была далеко от нас. Мэр, как государственный служащий, конечно, поддерживал правительство, а священник – генерала Франко, но большинство жителей занимались землей и виноградниками – на политику им не хватало времени.

– Вероятно, поблизости от вас не было военных действий?

– Не было. Но когда я ехала через страну на машине, то видела много разрушений. Одна бомба попала в автомобиль, другая уничтожила целый дом. Зрелище было захватывающее!

Стивен Фэрр криво усмехнулся:

– Выходит, вам это показалось увлекательным?

– Не совсем, – ответила Пилар. – Водитель моей машины погиб, а мне нужно было ехать дальше.

– И его смерть вас не огорчила? – спросил Стивен, наблюдая за ней.

Темные глаза Пилар широко открылись.

– Каждый должен умереть, не так ли? Смерть, которая обрушивается с неба – бах! – ничуть не хуже любой другой. Сегодня человек жив, а завтра мертв. Так уж заведено в этом мире.

Стивен Фэрр рассмеялся:

– Вас не назовешь пацифисткой!

– Меня не назовешь… кем? – Пилар казалась озадаченной словом, ранее не входившим в ее лексикон.

– Вы прощаете ваших врагов, сеньорита?

Пилар покачала головой:

– У меня нет врагов. Но если бы были…

– Ну?

Он смотрел на девушку, словно зачарованный притягательной и в то же время жестокой складкой ее рта.

– Если бы кто-то ненавидел меня, а я ненавидела его, – серьезно ответила Пилар, – то я бы перерезала моему врагу горло – вот так! – Она сделала выразительный жест, настолько быстрый и свирепый, что Стивен Фэрр был ошеломлен.

– Вы на редкость кровожадная особа! – заметил он.

– А как бы вы поступили с вашим врагом? – обыденным тоном осведомилась Пилар.

Стивен изумленно уставился на нее и громко расхохотался.

– Право, не знаю!

– Конечно, знаете, – с неодобрением промолвила Пилар.

Стивен перестал смеяться.

– Да. Знаю, – тихо сказал он и спросил, переменив тему: – Что заставило вас приехать в Англию?

– Я собираюсь погостить у моих английских родственников, – довольно сдержанно ответила Пилар.

– Понятно.

Стивен откинулся на сиденье, размышляя, что собой представляют эти английские родственники и как они отнесутся к незнакомой испанской девушке, пытаясь представить себе ее в чопорном британском семействе во время Рождества.

– А в Южной Африке очень красиво? – спросила Пилар.

Стивен начал говорить о Южной Африке. Она слушала с напряженным вниманием ребенка, которому рассказывают сказку. Он наслаждался ее наивными и в то же время проницательными вопросами и с удовольствием отвечал, щедро приукрашивая описания.

Возвращение пассажиров положило конец этой беседе. Стивен с улыбкой поднялся и направился в коридор.

У двери он шагнул назад, пропуская пожилую леди, и его взгляд упал на бирку, прикрепленную к явно импортной соломенной дорожной сумке девушки. Стивен с интересом прочитал имя – «мисс Пилар Эстравадос», однако при виде адреса – «Горстон-Холл, Лонгдейл, Эддлсфилд» – его глаза расширились от удивления и какого-то другого чувства.

Полуобернувшись, Стивен снова посмотрел на девушку, но теперь его взгляд был озадаченным и подозрительным. Выйдя в коридор, он закурил сигарету и нахмурился…

3

Сидя в большой голубой с золотом гостиной Горстон-Холла, Элфред Ли и его жена Лидия обсуждали планы на Рождество. Элфред был довольно плотным мужчиной средних лет с приветливым выражением лица и мягкими карими глазами. Говорил он негромко, но четко выговаривая слова. Втянутая в плечи голова, да и весь его облик свидетельствовали о вялости и инертности. Лидия, напротив, была худощавой энергичной женщиной, похожей на борзую. Ее движения отличались грацией и изяществом.

Ее усталое лицо не было красивым, зато голос был очаровательным.

– Отец настаивает! – сказал Элфред. – Значит, ничего не поделаешь.

Лидия с трудом сдержала возглас раздражения.

– Неужели ты должен всегда ему уступать? – спросила она.

– Он уже очень стар, дорогая…

– Знаю!

– И привык все делать по-своему.

– Естественно, раз он поступал так всю жизнь, – сухо промолвила Лидия. – Но рано или поздно, Элфред, тебе придется сопротивляться.

– Что ты имеешь в виду, Лидия?

Элфред уставился на нее с таким явным испугом, что она закусила губу, сомневаясь, стоит ли ей продолжать.

– Что ты имеешь в виду? – повторил Элфред Ли.

Лидия пожала худыми, стройными плечами.

– У твоего отца, – ответила она, тщательно подбирая слова, – проявляются тиранические наклонности.

– Я уже говорил, что он очень стар.

– И с возрастом эти наклонности усиливаются. Когда же это кончится? Он буквально диктует, как нам жить. Мы не можем самостоятельно строить планы, а если пытаемся, то их тут же расстраивают.

– Отец считает, что мы должны считаться с его мнением, – сказал Элфред. – Не забывай, что он очень добр к нам.

– Ничего себе, добр!

– Очень добр. – В голосе Элфреда послышались строгие нотки.

– Ты имеешь в виду, в смысле финансов?

– Да. Его собственные желания крайне просты. Но нам он никогда не отказывает в деньгах. Ты можешь тратить сколько угодно на платья и на дом, и отец без разговоров оплачивает все счета. Только на прошлой неделе он подарил нам новую машину.

– Согласна – когда речь идет о деньгах, твой отец очень щедр, – сказала Лидия. – Но взамен он требует от нас рабского подчинения.

– Рабского?

– Вот именно. Ты его раб, Элфред. Если бы мы решили уехать, а твой отец внезапно воспротивился, ты бы отменил все приготовления и безропотно остался здесь! А если ему взбредет в голову выставить нас, мы тут же уедем. У нас нет собственной жизни, нет независимости.

– Мне не нравится, что ты так говоришь, Лидия, – с огорчением произнес ее муж. – Это неблагодарность. Мой отец все делает для нас…

С усилием удержавшись от возражения, Лидия снова пожала плечами.

– Ты ведь знаешь, Лидия, – продолжал Элфред, – что старик очень любит тебя.

– Зато я не люблю его, – твердо заявила она.

– Лидия, мне неприятно слышать такие вещи. Это так жестоко…

– Возможно. Но иногда приходится говорить правду.

– Если бы отец догадывался…

– Твой отец отлично знает, что я не люблю его. Думаю, это его забавляет.

– Я уверен, Лидия, что ты не права. Он часто говорил мне, что у тебя очаровательные манеры.

– Естественно, я всегда с ним вежлива. Просто я хочу, чтобы ты знал о моих подлинных чувствах. Твой отец мне очень не нравится, Элфред. По-моему, он злой и деспотичный старик. Он тиранит тебя, полагаясь на твою привязанность. Тебе уже давно следовало бы воспротивиться…

– Довольно, Лидия, – резко прервал Элфред. – Хватит об этом.

Она вздохнула:

– Прости. Возможно, я была не права… Давай поговорим о планах на Рождество. Думаешь, твой брат Дэвид действительно приедет?

– Почему бы и нет?

Лидия задумчиво покачала головой:

– Дэвид такой… странный. Он ведь уже много лет не был в Горстон-Холле – ему неприятен этот дом, так как он был очень привязан к вашей матери.

– Дэвид всегда действовал отцу на нервы своей музыкой и мечтательным видом, – отозвался Элфред. – Возможно, отец иногда бывал с ним слишком суров. Но, я думаю, Дэвид и Хильда обязательно приедут – все-таки это Рождество…

– Ну да, любовь и всеобщее примирение, – иронически усмехнулась Лидия. – Джордж и Мэгдалин сообщили, что, возможно, прибудут завтра. Боюсь, что Мэгдалин будет смертельно скучать.

– Не могу понять, почему мой брат Джордж женился на девушке на двадцать лет моложе его! – с раздражением сказал Элфред. – Впрочем, Джордж никогда не отличался умом.

– Зато он успешно сделал карьеру, – заметила Лидия. – Избиратели им довольны. По-моему, Мэгдалин очень помогает ему в политической деятельности.

– Не могу сказать, что она мне нравится, – медленно произнес Элфред. – Конечно, Мэгдалин хорошенькая, но напоминает мне красивую грушу – румяную и золотистую снаружи…

– И гнилую внутри, – закончила Лидия. – Забавно, что ты так говоришь, Элфред.

– Почему?

– Потому что ты обычно такой мягкосердечный – никогда ни о ком не скажешь худого слова. Мне иногда досадно, что ты… ну, никого ни в чем не подозреваешь – совсем не от мира сего!

Ее супруг улыбнулся:

– Я всегда думал, что мир таков, каким ты сам его делаешь.

– Нет! – резко возразила Лидия. – Зло существует не только в чьей-либо душе, но и само по себе! Ты не чувствуешь зла вокруг себя, но я всегда его ощущала. Здесь, в этом доме… – Она закусила губу и отвернулась.

– Лидия… – начал Элфред.

Но она предостерегающе подняла руку, глядя на что-то поверх его плеча. Элфред посмотрел туда же.

Темноволосый мужчина с гладко выбритым лицом застыл в исполненной почтения позе.

– В чем дело, Хорбери? – резко осведомилась Лидия.

Голос Хорбери походил на негромкое почтительное бормотание.

– Мистер Ли, мадам, просил передать вам, что на Рождество прибудут еще два гостя и чтобы вы приготовили для них комнаты.

– Еще два гостя? – переспросила Лидия.

– Да, мадам, джентльмен и молодая леди.

– Молодая леди? – В голосе Элфреда звучало удивление.

– Так сказал мистер Ли, сэр.

– Я поднимусь к нему и все выясню, – заявила Лидия.

Хорбери сделал всего лишь маленький шажок вперед, но это сразу же остановило Лидию.

– Простите, мадам, но у мистера Ли сейчас послеполуденный сон. Он специально просил, чтобы его не беспокоили.

– Понятно, – кивнул Элфред. – Конечно, мы не будем его беспокоить.

– Благодарю вас, сэр. – И Хорбери удалился.

– Терпеть не могу этого типа! – воскликнула Лидия. – Крадется по дому бесшумно, как кот! Никогда не слышишь, как он входит.

– Мне он тоже не слишком нравится. Но Хорбери знает свою работу. Не так-то легко найти слугу-мужчину для ухода за больным. К тому же он нравится отцу, а это самое главное.

– Тут ты прав, – усмехнулась Лидия. – Элфред, что это за молодая леди?

Ее муж покачал головой:

– Понятия не имею. Не могу себе представить, кто она.

Они посмотрели друг на друга.

– Знаешь, что я думаю, Элфред? – заговорила Лидия, скривив губы.

– Что?

– Я думаю, что твой отец заскучал и планирует для себя небольшую рождественскую забаву.

– Пригласив двух посторонних на семейное сборище?

– Не знаю, но чувствую, что твой отец готовится… развлечься.

– Надеюсь, это доставит ему удовольствие, – серьезно промолвил Элфред. – Бедный старик – стать инвалидом после жизни, полной приключений!

– После жизни… полной приключений, – медленно повторила Лидия.

Пауза перед двумя последними словами придавала им особый, таинственный смысл. Казалось, Элфред это почувствовал. Он покраснел и выглядел смущенным.

– Не могу понять, каким образом у него появился такой сын, как ты! – внезапно воскликнула Лидия. – Вы двое – полная противоположность друг другу. И при этом ты его просто обожаешь.

– По-моему, ты заходишь слишком далеко, Лидия, – с легким раздражением сказал Элфред. – Для сына вполне естественно любить своего отца.

– В таком случае большинство членов этой семьи ведут себя неестественно, – отозвалась Лидия. – Ладно, не возмущайся. Прости меня. Я знаю, что оскорбила твои чувства, Элфред, но поверь, я этого не хотела. Я восхищаюсь твоей… твоей преданностью. В наши дни это редкая добродетель. Считай, что я просто ревную. Женщины часто ревнуют мужа к свекрови – почему я не могу приревновать тебя к свекру?

Элфред обнял ее за талию.

– Твой язык подводит тебя, Лидия. У тебя нет никаких причин для ревности.

Она чмокнула его в кончик уха.

– Знаю. Тем не менее, Элфред, я не думаю, что стала бы ревновать тебя к твоей матери. Мне очень жаль, что я ее не знала.

Элфред вздохнул:

– Она была жалким существом.

Жена с любопытством посмотрела на него:

– Значит, вот какой казалась тебе мать? Интересно…

– Я помню ее почти всегда больной, часто в слезах… – Элфред покачал головой. – У нее не было ни капли мужества.

– Как странно… – пробормотала Лидия, все еще глядя на мужа.

Но когда он вопросительно посмотрел на нее, она сразу переменила тему:

– Так как нам не сообщили, кто наши таинственные гости, я закончу работу над моим садом.

– Сейчас холодно, дорогая. Очень сильный ветер.

– Я оденусь потеплее.

Лидия вышла из комнаты. Оставшись один, Элфред Ли какое-то время стоял неподвижно, нахмурив брови, затем направился к большому окну в конце комнаты. Снаружи находилась терраса, тянущаяся вдоль дома. Через пару минут он увидел, как туда вышла Лидия с плоской корзиной. На ней была просторная шерстяная кофта. Поставив корзину, она начала работать у квадратной каменной раковины, слегка возвышающейся над землей.

Несколько секунд муж наблюдал за ней, потом взял пальто и шарф, вышел на террасу через боковую дверь и зашагал мимо других каменных раковин, в каждой из которых опытные руки Лидии создали миниатюрный пейзаж.

Одна композиция изображала пустыню с желтым песком, горсткой зеленых пальм из подкрашенной жести, процессией верблюдов, сопровождаемой двумя фигурками арабов, и примитивными домиками из пластилина. В другой находился итальянский сад с террасами и цветочными клумбами из разноцветного сургуча. Третья воплощала собой полярный пейзаж с пингвинами и айсбергами из зеленого стекла. Рядом помещался японский сад с низкорослыми деревцами, прудом из зеркала и пластилиновыми мостиками.

Подойдя к Лидии, Элфред остановился рядом с ней. Она прикрывала голубую бумагу куском стекла. Вокруг громоздились миниатюрные скалы. Высыпав из маленькой сумочки гальку, Лидия изобразила пляж. Между скалами виднелись крошечные кактусы.

– Да, это именно то, что я хотела, – пробормотала Лидия себе под нос.

– Что означает твое последнее творение? – осведомился Элфред.

Она вздрогнула, так как не слышала его шагов.

– Это Мертвое море. Тебе нравится, Элфред?

– Выглядит довольно мрачно, – ответил он. – Не стоит ли прибавить растительности?

Лидия покачала головой:

– Именно так я представляю себе Мертвое море. Оно ведь недаром так называется.

– Этот пейзаж не так привлекателен, как другие.

– А он и не должен быть особенно привлекательным.

На террасе послышались шаги. Пожилой дворецкий, седовласый и слегка сутулый, направлялся к ним.

– Звонит миссис Джордж Ли, мадам. Она спрашивает, будет ли удобно, если они с мистером Джорджем прибудут завтра поездом в пять двадцать?

– Да, скажите ей, чтобы приезжали.

– Благодарю вас, мадам.

Дворецкий поспешил назад. Лидия посмотрела ему вслед. Ее лицо смягчилось.

– Добрый старый Трессилиан для нас колоссальная поддержка. Не знаю, что бы мы без него делали.

– Да, он дворецкий старой школы, – кивнул Элфред. – Трессилиан служит у нас почти сорок лет и очень нам предан.

– Он в самом деле похож на преданных слуг из книг. Думаю, он костьми ляжет, если понадобится защитить кого-нибудь из членов семьи.

– Пожалуй, – согласился Элфред.

Лидия поправила последний кусочек гальки.

– Теперь все готово, – удовлетворенно сказала она.

– Готово? – Элфред выглядел озадаченным.

– К Рождеству, глупый! – рассмеялась Лидия. – К сентиментальному семейному Рождеству, которое нам предстоит.

4

Прочитав письмо, Дэвид скомкал его и отшвырнул в сторону, но потом подобрал, разгладил и стал читать снова.

Его жена Хильда молча наблюдала за ним. Она заметила пульсирующую жилку на его виске, легкое дрожание длинных тонких пальцев, судорожные подергивания тела. Когда он в очередной раз стряхнул со лба прядь светлых волос и устремил на нее умоляющий взгляд голубых глаз, она уже была готова к его вопросу.

– Как, по-твоему, мы должны поступить?

Хильда немного поколебалась перед ответом. Она слышала мольбу в голосе мужа, знала, что он со дня свадьбы во всем полагался на нее, и прекрасно понимала, что в состоянии повлиять на его решение. Но именно по этой причине Хильда остерегалась высказывать определенное мнение.

– Это зависит от тебя, Дэвид, – произнесла она успокаивающим тоном, каким разговаривают опытные няни в детской.

Хильда Ли не отличалась красотой, но тем не менее обладала магнетическими свойствами, присущими портретам голландских живописцев. В ее голосе ощущались теплота и дружелюбие, а во всем облике – скрытая жизненная сила, которая так притягательна для слабых. Именно сила привлекала внимание к этой толстой, не блещущей умом женщине средних лет.

Дэвид встал и начал ходить взад-вперед. Его волосы были лишь чуть тронуты сединой, а во внешности чувствовалось что-то мальчишеское. Кроткое выражение лица напоминало рыцаря с картины Бёрн-Джонса[215]. Оно казалось каким-то нереальным…

– Ты знаешь мое мнение, Хильда, – с тоской сказал Дэвид.

– Я в этом не уверена.

– Но я ведь говорил тебе снова и снова, как я ненавижу этот дом и это место! С ними у меня ничего не связано, кроме горя! Я ненавижу каждую минуту, проведенную там! Когда я думаю, как страдала моя мать…

Хильда сочувственно кивнула.

– Она была так добра и терпелива! – продолжал Дэвид. – Постоянно болела, часто не могла подняться с постели, но терпела все. А отец… – Его лицо помрачнело. – Он все время унижал ее, изменял ей, и не только этого не скрывал, но даже похвалялся своими любовными связями!

– Ей не следовало с этим мириться, – заметила Хильда Ли. – Она должна была оставить его.

– Мама была слишком благородна, чтобы так поступить, – укоризненно отозвался Дэвид. – Она считала своим долгом быть рядом с мужем. А кроме того, там был ее дом – куда еще она могла пойти?

– Она могла начать жить своей жизнью.

– Только не в то время! – горячо возразил Дэвид. – Ты не понимаешь. Женщины тогда не вели себя так. Им приходилось все терпеть. К тому же мама должна была думать о нас. Если бы она развелась с отцом, он, возможно, женился бы снова, у него появилась бы вторая семья, и это отрицательно сказалось бы на наших интересах. Ей нужно было все это учитывать.

Хильда не ответила.

– Нет, мама поступила правильно, – не унимался Дэвид. – Она была святая! Терпела все до конца и никогда не жаловалась.

– Едва ли никогда, иначе ты бы не знал обо всем этом, – резонно указала Хильда.

Лицо Дэвида просветлело.

– Да, мама многое мне рассказывала… Она знала, как я люблю ее. Когда она умерла… – Он не окончил фразу и провел ладонью по волосам. – Это было ужасно, Хильда! Мама была еще молодой – она могла прожить долго. Отец убил ее! Он виноват в ее смерти! Он разбил ей сердце! И тогда я решил, что не стану жить с ним под одной крышей. Я бросил все и уехал.

– Ты правильно поступил, – кивнула Хильда.

– Отец хотел, чтобы я занялся бизнесом, – продолжал Дэвид. – Но тогда мне пришлось бы остаться дома, а я бы не смог этого вынести. Не знаю, как Элфред выдержал все эти годы!

– И он ни разу не взбунтовался? – с интересом спросила Хильда. – Кажется, ты говорил, что ему пришлось отказаться от какой-то карьеры.

Дэвид кивнул:

– Элфред собирался в армию. Отец спланировал наше будущее. Дэвид-старший должен был поступить в кавалерийский полк, Харри и я – заняться бизнесом, а Джордж – заниматься политикой.

– Но получилось совсем не так?

Дэвид покачал головой:

– Харри все испортил. Он всегда был необузданным – влезал в долги и в другие неприятности. В один прекрасный день Харри уехал, прихватив с собой несколько сотен фунтов, не принадлежавших ему, и оставив записку, что не желает торчать целыми днями в офисе и намерен повидать мир.

– И вы больше никогда о нем не слышали?

– Еще как слышали! – рассмеялся Дэвид. – Харри телеграфировал буквально со всех концов света, прося денег, и обычно добивался своего!

– А Элфред?

– Отец заставил его уйти из армии, вернуться домой и заняться бизнесом.

– И он не возражал?

– Поначалу очень возражал. Но отец всегда мог обвести Элфреда вокруг пальца. Думаю, он до сих пор у отца под каблуком.

– А тебе удалось избежать этого?

– Да. Я приехал в Лондон и стал учиться живописи. Отец ясно дал мне понять, что если я займусь таким бесполезным делом, то могу рассчитывать лишь на маленькое содержание, покуда он жив, и ни на что после его смерти. Я ответил, что меня это не волнует. Он назвал меня молодым ослом, и с тех пор мы не виделись.

– И ты никогда об этом не сожалел? – мягко спросила Хильда.

– Никогда. Я понимаю, что не стану великим художником, но мы с тобой счастливы в этом коттедже, и у нас есть все необходимое. А если я умру, ты получишь страховку. – Помолчав, он добавил: – И вот теперь – это! – Дэвид хлопнул ладонью по письму.

– Мне жаль, что твой отец написал тебе, если это тебя так огорчает, – сказала Хильда.

Дэвид продолжал, как будто не слышал ее:

– Он приглашает меня приехать с женой и выражает надежду, что вся семья соберется вместе на Рождество! Что это значит?

– Разве в этом обязательно должен иметься какой-то скрытый смысл? – спросила Хильда.

Дэвид недоуменно посмотрел на нее.

– Я имею в виду, – улыбаясь, объяснила она, – что твой отец стареет и начинает испытывать сентиментальные чувства относительно семейных связей. Такое часто случается.

– Пожалуй, – согласился Дэвид.

– Он стар и одинок.

Дэвид бросил на нее быстрый взгляд:

– Ты хочешь, чтобы я поехал, не так ли, Хильда?

– Мне кажется, следует принять приглашение, – медленно ответила она. – Может быть, я старомодна, но почему бы не провести Рождество мирно, в семейном кругу?

– После всего, что я тебе рассказал?

– Знаю, дорогой, но все это в прошлом. С этим покончено.

– Только не для меня!

– Да, потому что ты не позволяешь прошлому умереть.

– Я не могу забыть.

– Вернее, не хочешь, Дэвид.

Он упрямо сжал губы.

– Мы, Ли, все таковы. Никогда ничего не забываем.

– По-твоему, тут есть чем гордиться? Мне так не кажется.

Дэвид задумчиво посмотрел на нее:

– Ты не придаешь особого значения верности памяти, не так ли?

– Я верю в настоящее, а не в прошлое! Цепляясь за прошлое, мы искажаем его и начинаем видеть в преломленном свете – так сказать, в ложной перспективе.

– Я могу припомнить каждое слово… каждое событие, происшедшее тогда! – горячо воскликнул Дэвид.

– Можешь, но не должен, дорогой! Это неестественно! Ты смотришь на прошлое глазами мальчика, каким был тогда, а не более умеренным взглядом зрелого мужчины.

– Что это меняет? – спросил Дэвид.

Хильда колебалась. Она понимала, что неразумно развивать эту тему, но хотела многое сказать.

– По-моему, – продолжала она, – ты рассматриваешь своего отца как пугало и делаешь из него воплощение зла. Возможно, если бы ты увидел его теперь, то понял бы, что он обычный человек, который, конечно, поддавался своим страстям и вел далеко не безупречную жизнь, но тем не менее человек, а не монстр!

– Ты не понимаешь! Его обращение с моей матерью…

– Иногда кротость и покорность пробуждают в мужчине худшее, – серьезно сказала Хильда. – Столкнувшись с твердостью и решительностью, он, возможно, был бы совсем другим человеком.

– Значит, по-твоему, это ее вина…

– Конечно, нет! – прервала его Хильда. – Я не сомневаюсь, что твой отец очень дурно обращался с твоей матерью, но брак – странная вещь, и я не думаю, что посторонний – даже дитя этого брака – имеет право судить. Кроме того, весь твой гнев не в силах помочь твоей матери. Ты уже ничего не можешь изменить – все ушло. Остался лишь больной старик, который просит сына приехать домой на Рождество.

– И ты хочешь, чтобы я поехал?

Хильда внезапно приняла решение.

– Да, хочу, – твердо ответила она. – Я хочу, чтобы ты поехал и избавился от воображаемого пугала раз и навсегда.

5

Джордж Ли, член парламента от Уэстерингема, был довольно полным джентльменом сорока одного года, со слегка выпуклыми светло-голубыми глазами, с подозрением смотревшими на окружающих, тяжелым подбородком и педантичной медленной речью.

– Я уже говорил тебе, Мэгдалин, – веско произнес он, – что считаю своим долгом поехать туда.

Его жена раздраженно пожала плечами.

Это была стройная платиновая блондинка с выщипанными бровями и гладким продолговатым лицом, которое иногда – в том числе и сейчас – казалось лишенным всякого выражения.

– Я уверена, дорогой, что там будет очень скучно, – сказала она.

– К тому же, – продолжал Джордж Ли, чье лицо просветлело благодаря пришедшей на ум весьма привлекательной идее, – это даст нам возможность сэкономить немалую сумму. Рождество всегда дорого обходится. А так мы только оставим слугам деньги на пропитание.

– В конце концов, – вздохнула Мэгдалин, – Рождество скучно везде.

– Полагаю, – не унимался Джордж, думая о своем, – они рассчитывают на рождественский обед? Что, если обойтись вместо индейки хорошим куском говядины?

– Ты о слугах? Перестань суетиться, Джордж. Вечно ты беспокоишься из-за денег.

– Кто-то должен об этом беспокоиться, – отозвался Джордж.

– Да, но нелепо экономить по мелочам. Почему ты не потребуешь, чтобы отец давал тебе побольше денег?

– Он и так выплачивает мне недурное содержание.

– Ужасно вот так полностью зависеть от отца! Он должен сразу выделить тебе крупную сумму.

– Это не в его стиле.

Мэгдалин посмотрела на мужа. Взгляд ее карих глаз внезапно стал острым и проницательным, а невыразительное яйцевидное лицо – осмысленным.

– Твой отец ведь очень богат – почти миллионер, верно, Джордж?

– Думаю, даже дважды миллионер.

Мэгдалин завистливо вздохнула:

– И откуда у него столько денег? Из Южной Африки, не так ли?

– Да, в молодости он сколотил там большое состояние. В основном алмазы.

– Как интересно! – воскликнула Мэгдалин.

– Потом он перебрался в Англию, занялся бизнесом и удвоил это состояние, если не утроил.

– А что будет после его смерти?

– Отец редко говорил на эту тему, а я не мог его расспрашивать. Полагаю, большая часть денег отойдет Элфреду и мне. Элфред, конечно, получит основную долю.

– Но ведь у тебя есть и другие братья, верно?

– Да, есть Дэвид. Не думаю, что ему много достанется. Он уехал, чтобы заняться живописью или какой-то другой чепухой. Кажется, отец предупредил, что вычеркнет его из завещания, но Дэвид ответил, что это его не волнует.

– Как глупо! – с презрением промолвила Мэгдалин.

– У меня еще была сестра Дженнифер, которая уехала с иностранцем – испанским художником, приятелем Дэвида. Но она умерла чуть больше года назад. По-моему, у нее осталась дочь. Отец мог завещать ей какую-то сумму, но очень небольшую. Конечно, есть еще Харри… – Он умолк, слегка смутившись.

– Харри? – удивленно переспросила Мэгдалин. – Кто это?

– Э-э… мой брат.

– Никогда не знала, что у тебя есть еще один брат.

– Дорогая, он… не делал нам особой чести, поэтому мы о нем не упоминаем. Его поведение было постыдным. Мы не слышали о нем уже несколько лет. Возможно, он умер.

Неожиданно Мэгдалин рассмеялась.

– В чем дело? Почему ты смеешься?

– Мне просто показалось забавным, что у тебя, Джордж, есть беспутный братец! – объяснила Мэгдалин. – Ты ведь такой респектабельный.

– Надеюсь, – холодно произнес Джордж.

– Зато твой отец не слишком респектабельный, верно?

– Право, Мэгдалин!

– Иногда он такое говорит, что мне становится не по себе.

– Ты удивляешь меня, Мэгдалин. Неужели Лидия чувствует то же самое?

– Ей он такие вещи не говорит, – сердито сказала Мэгдалин. – Не понимаю почему.

Джордж бросил на нее быстрый взгляд.

– Нужно делать скидку на возраст, – промямлил он. – Да и со здоровьем у отца неважно…

– Он действительно тяжело болен? – спросила его жена.

– Ну, я бы так не сказал. Отец еще достаточно крепок. Но, я думаю, он прав, что хочет собрать на Рождество всю семью. Возможно, это его последнее Рождество.

– Это ты так говоришь, – резко сказала Мэгдалин, – но, полагаю, он может прожить еще годы.

Джордж выглядел озадаченным.

– Да, конечно, может, – неуверенно отозвался он.

Мэгдалин отвернулась.

– Очевидно, мы в самом деле должны туда поехать, – вздохнула она.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Но мне так не хочется! Элфред ужасный зануда, а Лидия меня унижает.

– Чепуха.

– Вовсе не чепуха. И я ненавижу этого мерзкого слугу.

– Старого Трессилиана?

– Нет, Хорбери. Крадется как кот и ухмыляется!

– Не понимаю, Мэгдалин, какое тебе дело до Хорбери.

– Он действует мне на нервы. Но я знаю, что ехать придется. Не стоит обижать старика.

– То-то и оно. Что касается рождественского обеда для слуг…

– Не теперь, Джордж. Я позвоню Лидии и сообщу ей, что мы приедем завтра поездом в пять двадцать.

Мэгдалин быстро вышла из комнаты. Позвонив в Горстон-Холл, она поднялась к себе, села за письменный стол, откинула крышку и стала рыться в отделениях для бумаг. Оттуда посыпались целые каскады счетов. Мэгдалин начала сортировать их, пытаясь создать некое подобие порядка, но в итоге, тяжело вздохнув, запихнула их назад и провела рукой по платиновым волосам.

– Что же мне делать? – пробормотала она.

6

На втором этаже Горстон-Холла длинный коридор вел к большой комнате, окна которой выходили на парадную подъездную аллею. Комната была меблирована в пышном старомодном стиле. Обои под парчу, кожаные кресла, большие вазы, разрисованные драконами, бронзовые статуи… Все выглядело величавым, дорогим и солидным.

В самом массивном кресле сидел тощий, сморщенный старик. Его длинные руки, похожие на когтистые лапы, покоились на подлокотниках. Рядом стояла трость с золотым набалдашником. На старике был старый, выцветший голубой халат, на ногах – матерчатые шлепанцы. Волосы у него были седыми, а кожа на лице – желтоватой.

На первый взгляд старик мог показаться убогим и жалким. Но гордый орлиный нос и темные, необычайно живые глаза заставили бы наблюдателя изменить мнение. В хрупком теле ощущались жизненная сила и энергия.

Неожиданно старый Симеон Ли усмехнулся.

– Вы передали мое сообщение миссис Элфред? – осведомился он.

– Да, сэр, – почтительно отозвался стоящий рядом с креслом Хорбери.

– Слово в слово? Ничего не напутали?

– Да, сэр. Я не ошибся.

– Лучше не ошибайтесь и впредь, иначе вы об этом пожалеете! А что она ответила, Хорбери? И что сказал мистер Элфред?

Хорбери повторил разговор лишенным эмоций тоном. Старик снова захихикал, довольно потирая руки.

– Превосходно! Теперь они весь день будут ломать себе голову! Приведите их, Хорбери.

– Да, сэр.

Слуга бесшумно пересек комнату и вышел.

– Погодите, Хорбери! – Старик обернулся, но было уже поздно. – Парень двигается как кот! Никогда не знаешь, где он.

Симеон Ли неподвижно сидел в кресле, поглаживая подбородок, пока в дверь не постучали и не вошли Элфред и Лидия.

– А, вот и вы! Садись рядом со мной, Лидия. Какой у тебя приятный румянец!

– Я выходила на террасу, а там очень холодно.

– Хорошо отдохнул, папа? – спросил Элфред.

– Отлично. Вспоминал былое – те дни, когда я еще не обосновался здесь и не стал столпом общества.

Он опять захихикал.

Его невестка сидела молча и вежливо улыбалась.

– Что это за два лишних гостя на Рождество, папа? – спросил Элфред.

– Ах да, я должен рассказать вам об этом. У меня будет поистине великолепное Рождество. Приедут Джордж и Мэгдалин…

– Да, они прибывают поездом в пять двадцать, – кивнула Лидия.

– Конечно, Джордж – никчемный пустозвон, – продолжал старый Симеон, – но все же он мой сын.

– Избирателям он нравится, – заметил Элфред.

Симеон захихикал вновь:

– Возможно, они считают его честным. Ха-ха! Еще не родился честный Ли!

– Это уж слишком, папа!

– Разумеется, кроме тебя, мой мальчик.

– А Дэвид? – спросила Лидия.

– Мне было бы любопытно взглянуть на Дэвида после стольких лет. Он всегда был размазней. Интересно, что представляет собой его жена? Во всяком случае, он не женился на девчонке моложе его на двадцать лет, как этот болван Джордж!

– Хильда прислала очень приятное письмо, – сказала Лидия. – А только что я получила от нее телеграмму, подтверждающую, что они приедут завтра.

Свекор внимательно посмотрел на нее и усмехнулся:

– Мне никогда не выведать, о чем ты думаешь на самом деле, Лидия. Впрочем, это говорит в пользу твоего воспитания. Порода всегда дает о себе знать – уж мне-то это хорошо известно. Забавная вещь – наследственность. У меня куча детей, а только один пошел в меня. – В его глазах заплясали искорки. – Как по-вашему, кто еще приедет на Рождество? Бьюсь об заклад, что не угадаете!

Он переводил взгляд с одного лица на другое.

Элфред нахмурился:

– Хорбери сообщил, что ты ожидаешь молодую леди.

– И это тебя заинтриговало, верно? Пилар прибудет с минуты на минуту. Я послал автомобиль на станцию.

– Пилар? – резко спросил Элфред.

– Пилар Эстравадос, – кивнул Симеон. – Дочь Дженнифер – моя внучка. Интересно, как она выглядит.

– Господи, папа! – воскликнул Элфред. – Ты никогда не говорил мне…

– Конечно, – ухмыльнулся старик. – Я все держал в секрете. Велел Чарлтону написать ей и все устроить.

– Ты никогда не говорил мне… – с укором повторил Элфред.

Его отец продолжал злорадно усмехаться.

– Это испортило бы сюрприз! Разве не любопытно, что получится, если в доме вновь заиграет молодая кровь? Я ни разу не видел Эстравадоса. Как ты думаешь, в кого пошла девочка – в отца или в мать?

– Ты действительно считаешь это разумным, папа? – снова заговорил Элфред. – Учитывая все обстоятельства…

Старик прервал его:

– Ты всегда был слишком осторожен, Элфред. Но это не по мне. Мой девиз – делай что хочешь, даже если будешь за это проклят! Пилар – моя внучка, других внуков у меня нет! Мне плевать, кто ее отец и что он натворил! Она моя плоть и кровь и приедет жить в моем доме!

– Она останется здесь жить? – резко осведомилась Лидия.

Симеон метнул на нее быстрый взгляд:

– У тебя есть возражения?

Лидия покачала головой и улыбнулась:

– Я не могу возражать против того, чтобы вы приглашали кого-то в ваш собственный дом. Меня просто интересует…

– Что именно?

– Будет ли она здесь счастлива.

Старый Симеон вскинул голову:

– У нее за душой ни пенни. Она должна быть благодарна!

Лидия пожала плечами.

Симеон обернулся к Элфреду:

– Теперь понимаешь, какое это будет замечательное Рождество? Все мои дети соберутся вокруг меня! Все дети – вот тебе ключ к разгадке, Элфред. Теперь угадай, кто другой гость.

Элфред внезапно побледнел.

– Неужели… неужели Харри? – запинаясь, произнес он.

– Харри собственной персоной!

– Но мы думали, что он умер!

– Только не он!

– И ты… пригласил его сюда? После всего, что было?

– Блудный сын, а? Ты прав, Элфред. Мы должны заколоть откормленного тельца![216] Нужно устроить ему пышный прием.

– Но Харри обошелся с тобой… со всеми нами… просто недостойно! – воскликнул Элфред. – Он…

– Незачем перечислять его проступки – слишком длинный получится список. Но не забывай, что Рождество – время прощения грехов. Блудного сына нужно встретить радушно.

Элфред поднялся.

– Это… это настоящий шок, – пробормотал он. – Я и представить не мог, что Харри когда-нибудь снова перешагнет порог этого дома.

Симеон склонился вперед.

– Ты никогда не любил Харри, верно? – негромко спросил он.

– После того, как он с тобой обошелся…

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – хихикнул Симеон. – Хороший девиз для Рождества, не так ли, Лидия?

Лидия тоже казалась бледной.

– Вижу, – сухо промолвила она, – в этом году вы особенно тщательно готовились к Рождеству.

– Я хочу, чтобы вокруг меня собралась вся семья и чтобы в доме царили мир и согласие. Ведь я старик. Элфред, ты уже уходишь?

Элфред быстро зашагал к двери. Лидия задержалась у кресла.

Симеон кивнул вслед удаляющейся фигуре:

– Это его расстроило. Он и Харри никогда не ладили. Харри дразнил его – говорил, что Элфред, прежде чем сделать шаг, несколько раз проверит, как бы не споткнуться.

Лидия собиралась ответить, но передумала. Видя, что ее сдержанность разочаровала старика, она сказала:

– Не забывайте, что черепаха сумела обогнать зайца.

– Так бывает не всегда, моя дорогая Лидия, – заметил Симеон.

Лидия улыбнулась:

– Простите, я должна идти к Элфреду. Внезапное волнение выбивает его из колеи.

– Да, – усмехнулся Симеон. – Элфред не любит перемен. Он всегда был степенным педантом.

– Элфред вам очень предан, – сказала Лидия.

– Тебе это кажется странным, не так ли?

– Иногда кажется, – ответила Лидия.

Она вышла из комнаты.

Симеон посмотрел ей вслед и ухмыльнулся, потирая руки.

– Становится все забавнее. Я буду наслаждаться Рождеством!

Он с усилием встал и, опираясь на палку, заковылял по комнате.

Подойдя к большому сейфу в углу, Симеон набрал комбинацию. Дверца открылась.

Дрожащей рукой старик извлек из сейфа кожаный мешочек и раскрыл его, пропуская сквозь пальцы струйку неотшлифованных алмазов.

– Вот они, мои красавцы!.. Мои старые друзья… Это были славные деньки… Не бойтесь, вас не будут гранить и шлифовать. Вы не будете блестеть на шеях, пальцах или в ушах женщин. Вы мои – только мои! Мы с вами знаем кое-что. Говорят, что я стар и болен, но со мной еще не покончено! Старый пес еще поживет и получит удовольствие от жизни! Он еще позабавится…

1

В дверь позвонили, и Трессилиан пошел открывать. Звонок звучал необычайно агрессивно, и, пока дворецкий медленно пересекал холл, он раздался снова.

Трессилиан покраснел от негодования. Что за дурные манеры – так трезвонить в дом джентльмена! Если это очередные исполнители рождественских гимнов, он им покажет!

Через матовое стекло верхней половины двери дворецкий разглядел силуэт высокого мужчины в шляпе с опущенными полями. Он открыл дверь. Так и есть – крикливо, но дешево одетый незнакомец. Наверняка нахальный попрошайка!

– Будь я проклят, если это не Трессилиан! – воскликнул незнакомец. – Как поживаете, Трессилиан?

Дворецкий уставился на него. Дерзкий подбородок, орлиный нос, бесшабашный взгляд – такие же, как много лет назад…

– Мистер Харри! – ахнул он.

Харри Ли засмеялся:

– Чего ради вы так удивились? Ведь меня ожидали, верно?

– Да, сэр, конечно…

– Тогда к чему изображать удивление? – Харри шагнул на пару футов назад и окинул взглядом дом – весьма прозаичное, но солидное сооружение из красного кирпича. – Тот же самый безобразный домина. Хотя он до сих пор стоит – а это самое главное. Как там мой отец, Трессилиан?

– Он практически инвалид, сэр. Почти не выходит из своей комнаты, но не падает духом.

– Старый греховодник!

Харри Ли вошел внутрь, позволив Трессилиану забрать у него шарф и театрального вида шляпу.

– А как поживает мой дорогой братец Элфред?

– Очень хорошо, сэр.

Харри усмехнулся:

– Ему наверняка не терпится меня увидеть, а?

– Я в этом уверен, сэр.

– А я – нет! Совсем наоборот – держу пари, что мое появление придется ему чертовски не по душе. Мы с Элфредом никогда не ладили. Вы когда-нибудь читаете Библию, Трессилиан?

– Иногда, сэр.

– Помните историю о возвращении блудного сына? Его благонравному старшему брату это совсем не понравилось! Бьюсь об заклад, старый домосед Элфред прореагирует точно так же.

Трессилиан молчал, опустив глаза. Его напряженная спина выражала протест. Харри похлопал его по плечу:

– Пошли, старина! Меня ждет откормленный телец! Ведите меня к нему.

– Пожалуйста, пройдите в гостиную, сэр, – сказал дворецкий. – Не знаю, где сейчас все. Они никого не послали вас встретить, так как не знали времени вашего прибытия.

Харри кивнул и двинулся за Трессилианом через холл, глядя по сторонам.

– Все прежние экспонаты на месте, – заметил он. – По-моему, здесь ничего не изменилось с тех пор, как я уехал отсюда двадцать лет назад.

Харри последовал за дворецким в гостиную.

– Попробую найти мистера или миссис Элфред, – пробормотал старик и поспешил прочь.

Сделав несколько шагов, Харри застыл как вкопанный и уставился на фигуру, сидящую на одном из подоконников. Его взгляд недоверчиво скользнул по черным волосам и кремовой коже.

– Господи! – воскликнул он. – Неужто вы седьмая и самая красивая жена моего отца?[217]

Пилар соскользнула вниз и шагнула ему навстречу.

– Я Пилар Эстравадос, – представилась она. – А вы, должно быть, мой дядя Харри – мамин брат?

– Так вы дочка Дженнифер! – догадался Харри.

– А почему вы подумали, будто я седьмая жена вашего отца? – спросила Пилар. – У него действительно было шесть жен?

Харри рассмеялся.

– Нет, только одна – во всяком случае, законная. Как, говорите, вас зовут? Пил…

– Пилар.

– Ну, Пилар, я никак не ожидал встретить кого-нибудь вроде вас в этом мавзолее.

– В этом мавзо… как-как?

– В этом музее набитых опилками чучел! Я всегда считал этот дом паршивым, а теперь он кажется мне еще паршивее, чем когда-либо!

Пилар казалась шокированной.

– Что вы! Здесь так красиво! Хорошая мебель, мягкие ковры, много разных украшений. Все очень дорогое и хорошего качества!

– Тут вы правы, – усмехнулся Харри. – Знаете, вы очень приятно смотритесь среди…

Он умолк, так как в комнату вошла Лидия и направилась прямо к нему.

– Здравствуйте, Харри. Я Лидия – жена Элфреда.

– Здравствуйте, Лидия. – Харри пожал ей руку, окинув быстрым взглядом ее смышленое подвижное лицо и отметив изящную походку, чем могли похвастаться немногие женщины.

Лидия, в свою очередь, разглядывала его.

«Выглядит грубоватым, но привлекательным, – подумала она. – Я бы не доверяла ему ни на грош…»

– Каким вам кажется дом после стольких лет? – улыбаясь, спросила Лидия. – Совсем другим или почти таким же?

– В общем почти таким же. – Харри снова огляделся. – Эта комната была переделана.

– И не раз.

– Я имею в виду, переделана вами. Благодаря вам она стала… другой.

– Очевидно.

На лице Харри мелькнула озорная усмешка, внезапно напомнившая Лидии старика наверху.

– Теперь в ней куда больше вкуса. Кажется, я слышал, что старина Элфред женился на девушке, чьи предки прибыли сюда вместе с Вильгельмом Завоевателем[218].

– Вполне возможно, – улыбнулась Лидия. – Но с тех пор они изрядно деградировали.

– Как поживает Элфред? – спросил Харри. – Все такой же твердолобый консерватор?

– Не знаю, покажется он вам изменившимся или нет.

– А остальные? Разбросаны по всей Англии?

– Нет. Все собрались здесь на Рождество.

Харри выпучил глаза:

– Традиционное рождественское семейное сборище? Что случилось со стариком? Раньше он не отличался сентиментальностью и особой привязанностью к семье. Должно быть, он здорово изменился!

– Возможно. – Голос Лидии звучал сухо.

– А как старина Джордж? – продолжал Харри. – Все такой же скряга? Как же он скулил, когда ему приходилось расстаться с полпенни из его карманных денег!

– Джордж сейчас член парламента от Уэстерингема, – отозвалась Лидия.

– Что?! Пучеглазый в парламенте? Ну и ну!

Харри захохотал, откинув голову назад.

Громкий смех казался грубым и несдержанным в стенах гостиной. Пилар громко вздохнула, а Лидия слегка вздрогнула.

Почувствовав за спиной какое-то движение, Харри перестал смеяться и резко повернулся. Он увидел Элфреда, который молча смотрел на него со странным выражением лица.

Губы Харри медленно расплылись в улыбке.

– Да ведь это Элфред! – воскликнул он, шагнув к брату.

– Привет, Харри, – кивнул Элфред.

Они стояли, глядя друг на друга. Лидия затаила дыхание.

«Как нелепо! – подумала она. – Уставились, как два пса перед дракой!»

Глаза Пилар расширились.

«Как же глупо они выглядят! Почему бы им не обняться? Хотя англичане так не делают. Но они могли бы что-нибудь сказать, а не просто глазеть друг на друга», – думала она.

– Забавно снова оказаться здесь, – промолвил наконец Харри.

– Еще бы. Прошло столько лет с тех пор, как ты… уехал.

Харри вскинул голову и провел пальцем по подбородку привычным жестом, означавшим вызов.

– Да, – сказал он. – Я рад, что вернулся… – Помедлив, он закончил фразу многозначительным тоном: – Домой.

2

– Полагаю, я был большим грешником, – промолвил Симеон Ли.

Он откинулся в кресле, задумчиво поглаживая пальцем подбородок. Перед ним в камине плясали языки пламени. Рядом сидела Пилар, держа в руках маленький экранчик из папье-маше, которым она прикрывала лицо от огня. Иногда она обмахивалась им, сгибая запястье. Симеон с удовольствием смотрел на нее, продолжая разговаривать скорее с самим собой, чем с девушкой, воодушевленный ее присутствием.

– Да, – повторил он. – Я был грешником. Что ты об этом думаешь, Пилар?

Девушка пожала плечами:

– Монахини говорят, что все люди – грешники, поэтому за них нужно молиться.

– Да, но я был куда более грешен, чем многие. – Симеон засмеялся. – Тем не менее я ни о чем не сожалею. Я наслаждался каждой прожитой минутой! Говорят, что в старости начинаешь каяться. Чепуха! Я ни в чем не раскаиваюсь, хотя и повинен во всех смертных грехах – лгал, мошенничал, воровал. Не говоря уже о женщинах! Кто-то рассказывал мне об арабском шейхе, у которого телохранителями были сорок его сыновей – все примерно одного возраста! Не знаю насчет сорока, но я тоже мог бы составить неплохую гвардию, если бы разыскал всех своих ублюдков! Что скажешь, Пилар? Ты шокирована?

Пилар уставилась на него:

– Почему я должна быть шокирована? Мужчины всегда желают женщин. Мой отец не был исключением. Поэтому женщины так часто бывают несчастными, ходят в церковь и молятся.

Старый Симеон нахмурился.

– Я сделал Аделаиду несчастной, – пробормотал он себе под нос. – Боже, какая она была хорошенькая, когда я на ней женился, – прямо кровь с молоком! А потом? Все время ныла и жаловалась. В мужчине просыпается дьявол, когда его жена постоянно плачет… Беда Аделаиды была в том, что ей не хватало мужества. Если бы она мне возражала – но она никогда так не делала! А я-то верил, что, обзаведясь семьей, смогу покончить с прежней жизнью…

Его голос замер. Несколько секунд он молча смотрел на пламя в очаге.

– Семья… Ничего себе, семья! – Симеон злобно усмехнулся. – Только посмотри на них! Ни у кого нет детей! Что с ними такое? Неужели в их жилах нет ни капли моей крови? Никто не в состоянии произвести на свет сына – законного или незаконного. Возьмем, к примеру, Элфреда – как же он мне наскучил! Смотрит на меня глазами преданного пса и готов сделать все, о чем бы я ни попросил. Господи, что за дурень! А вот его жена мне нравится – у нее есть характер. Правда, я ей не нравлюсь, но она вынуждена меня терпеть ради этого олуха Элфреда. – Он снова посмотрел на девушку. – Запомни, Пилар, нет ничего скучнее преданности.

Она улыбнулась, и Симеон продолжал, словно согреваемый ее юностью и женственностью:

– А Джордж? Напыщенный пустозвон, безмозглый и бесхарактерный, да еще при этом трясется над каждым пенни! Дэвид? Он всегда был дураком и мечтателем. Типичный маменькин сынок! Единственный его разумный поступок – женитьба на этой спокойной, солидной женщине. – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Харри лучший из них! Конечно, он паршивая овца, но хотя бы живой!

– Да, Харри симпатичный, – согласилась Пилар. – Он так приятно смеется, откидывая голову назад. Да, мне он очень нравится.

Старик бросил на нее взгляд.

– Харри всегда умел нравиться девушкам – тут он весь в меня. – Симеон хрипло засмеялся. – Да, я хорошо пожил. Чего у меня только не было!

– В Испании есть пословица, – сказала Пилар. – «Бог говорит: «Бери что хочешь, но плати за это».

Симеон вновь одобрительно хлопнул по подлокотнику.

– Это мне нравится. «Бери что хочешь…» Я всю жизнь так поступал – брал что хотел…

– И платили за это? – спросила Пилар слегка изменившимся тоном.

Симеон перестал усмехаться. Он выпрямился в кресле и уставился на нее:

– Что ты сказала?

– Я спросила – платили ли вы за это, дедушка?

– Не знаю… – медленно произнес Симеон Ли. Внезапно он опустил кулак на подлокотник кресла и сердито крикнул: – Почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто мне интересно.

Ее рука, держащая экранчик, застыла в воздухе, а темные глаза стали загадочными. Она сидела, откинув голову назад, прекрасно сознавая свою женственность.

– Ты дьявольское отродье! – воскликнул Симеон.

– Но я нравлюсь вам, дедушка, – мягко сказала Пилар. – Вам приятно, что я сижу здесь рядом с вами.

– Да, приятно, – признал Симеон. – Уже давно я не видел таких молодых и красивых девушек. Это идет мне на пользу – согревает мои старые кости… К тому же ты моя плоть и кровь. Спасибо Дженнифер – в конце концов она оказалась лучшей из всех!

Пилар молча улыбнулась.

– Но тебе меня не одурачить, – продолжал Симеон. – Я знаю, почему ты сидишь здесь и терпеливо слушаешь мое брюзжание. Все из-за денег! Или ты будешь притворяться, что любишь своего старого деда?

– Нет, я вас не люблю, – ответила Пилар. – Но вы мне очень нравитесь – можете в этом не сомневаться. Конечно, вы большой грешник, но это мне тоже нравится. Вы живее всех остальных в этом доме. И вам есть что рассказать. Вы много путешествовали, вели жизнь, полную приключений. Будь я мужчиной, я бы тоже этого хотела.

Симеон кивнул:

– Да, я тебе верю… Всегда говорили, что в нас течет цыганская кровь. В моих детях, кроме Харри, она не слишком давала себя знать, но, думаю, она проявится в тебе. Уверяю тебя: я умею быть терпеливым, когда это необходимо. Однажды я ждал пятнадцать лет, чтобы свести счеты с человеком, причинившим мне вред. Это еще одна черта всех Ли – они ничего не забывают и мстят за обиду, даже если приходится ждать годы! Тот человек обманул меня, и я ждал пятнадцать лет, пока мне не представился шанс, а потом разорил его дотла!

Он негромко захихикал.

– Это было в Южной Африке? – спросила Пилар.

– Да. Прекрасная страна!

– Вы когда-нибудь возвращались туда?

– В последний раз я был там спустя пять лет после женитьбы.

– А до того? Вы прожили там много лет?

– Да.

– Расскажите!

Симеон начал рассказывать. Пилар слушала, прикрыв лицо экранчиком.

Постепенно речь старика становилась все более медленной и усталой.

– Сейчас я покажу тебе кое-что, – сказал он.

Осторожно поднявшись и опираясь на палку, Симеон медленно заковылял по комнате, подошел к сейфу и открыл его. Повернувшись, он поманил к себе девушку:

– Посмотри-ка на них. Потрогай, пропусти сквозь пальцы. – При виде ее удивленного лица старик рассмеялся. – Ты не знаешь, что это такое? Это алмазы, малышка!

Пилар широко открыла глаза:

– Но ведь это просто маленькие камешки!

– Это неотшлифованные алмазы, – объяснил Симеон. – Такими их находят.

– А если их отшлифовать, они становятся настоящими бриллиантами? – недоверчиво спросила Пилар.

– Разумеется.

– И будут сверкать и переливаться?

– Еще как!

– Не могу в это поверить! – с детским упрямством заявила Пилар.

– Тем не менее это правда.

– И они ценные?

– Очень ценные. Правда, их цену трудно определить до шлифовки, но эта маленькая кучка стоит несколько тысяч фунтов.

– Несколько… тысяч… фунтов? – переспросила Пилар, делая интервалы между словами.

– Тысяч девять или десять – они довольно крупные.

– Тогда почему вы их не продаете?

– Потому что мне нравится иметь их у себя.

– Но они стоят столько денег…

– Я не нуждаюсь в деньгах.

– Вот как?.. – Слова старика явно произвели на нее впечатление. – Но почему вы их не отшлифуете и не сделаете красивыми?

– Потому что предпочитаю видеть их такими. – Его лицо помрачнело. Отвернувшись, он продолжал, словно обращаясь к самому себе: – Когда я трогаю их, ко мне возвращается прошлое – солнце, запах вельда, волы, старина Эб, все ребята…

В дверь негромко постучали.

– Положи их назад в сейф и захлопни его, – велел Симеон девушке и отозвался: – Войдите!

Появился Хорбери, как всегда преисполненный почтения.

– Чай подан внизу, – сообщил он.

3

– Вот ты где, Дэвид, – сказала Хильда. – Я всюду тебя искала. Зря ты торчишь в этой комнате – здесь ужасно холодно.

Несколько секунд Дэвид стоял молча, глядя на низкое кресло с выцветшей атласной обивкой.

– Это ее кресло, – заговорил он наконец. – Она всегда в нем сидела… Оно совсем такое же – только обивка потускнела…

Хильда слегка нахмурилась.

– Вижу, – отозвалась она. – Пойдем отсюда, Дэвид. Здесь жуткий холод.

Дэвид не обратил на нее внимания.

– Помню, я сидел на этом табурете, – продолжал он, оглядевшись вокруг, – а она читала мне «Джека – истребителя великанов»[219]. Тогда мне было лет шесть.

Хильда решительно взяла его за руку:

– Пойдем в гостиную, дорогой. В этой комнате нет центрального отопления.

Дэвид покорно повернулся, но она почувствовала, как его тело сотрясла дрожь.

– Все то же самое, – пробормотал он. – Как будто время с тех пор стояло на месте…

Хильда выглядела обеспокоенной.

– Интересно, где все остальные? – нарочито бодро сказала она. – Уже почти время чая.

Дэвид высвободил руку и открыл другую дверь.

– Здесь раньше стоял рояль… Да, вот он! Любопытно, хорошо ли он настроен…

Подняв крышку, он сел и пробежал пальцами по клавишам.

– Да, инструмент держат настроенным.

Дэвид начал играть. У рояля был приятный звук – мелодия легко лилась из-под его пальцев.

– Что это? – спросила Хильда. – Кажется, я знаю эту пьесу, но не могу вспомнить.

– Я не играл ее много лет, – ответил Дэвид. – Мама часто играла ее. Это одна из «Песен без слов» Мендельсона.

Сладостная мелодия словно наполнила комнату.

– Сыграй что-нибудь Моцарта, – попросила Хильда.

Но Дэвид покачал головой и начал другую пьесу Мендельсона.

Внезапно он сыграл резкий диссонирующий аккорд и поднялся, дрожа всем телом.

Хильда подошла к нему.

– Дэвид…

– Это ничего… – прервал он.

4

В дверь снова позвонили. Трессилиан поднялся со стула в буфетной и медленно пошел открывать.

Звонок повторился. Дворецкий нахмурился, увидев сквозь матовое дверное стекло силуэт мужчины в шляпе с опущенными полями.

Трессилиан провел рукой по лбу. Он выглядел обеспокоенным. Это уже происходило сегодня, а теперь повторяется снова…

Дворецкий отодвинул засов и открыл дверь.

Чары разрушились.

– Здесь живет мистер Симеон Ли? – спросил мужчина, стоящий на пороге.

– Да, сэр.

– Я бы хотел его повидать.

В Трессилиане пробудилось эхо воспоминаний. Интонации этого голоса он помнил с тех дней, когда мистер Ли впервые приехал в Англию.

Дворецкий с сомнением покачал головой:

– Мистер Ли – инвалид, сэр. Он почти никого не принимает. Если вы…

Незнакомец достал конверт и протянул Трессилиану:

– Пожалуйста, передайте это мистеру Ли.

– Да, сэр.

5

Симеон Ли взял конверт и вынул оттуда лист бумаги. Он удивленно приподнял брови, но потом улыбнулся.

– Это просто чудесно! – Старик обернулся к дворецкому: – Проводите мистера Фэрра сюда, Трессилиан.

– Да, сэр.

– Я как раз вспоминал о старом Эбенезере Фэрре, – сказал Симеон внучке. – Он был моим партнером в Кимберли. А теперь его сын приехал сюда!

Трессилиан появился вновь.

– Мистер Фэрр, – доложил он.

Вошел Стивен Фэрр. Он явно нервничал и пытался скрыть это некоторой развязностью.

– Мистер Ли? – Южноафриканский акцент в его голосе на мгновение стал сильнее обычного.

– Рад вас видеть. Значит, вы сын Эба?

Стивен Фэрр довольно глуповато усмехнулся.

– Это мой первый визит в Англию, – сказал он. – Отец всегда говорил мне, чтобы я навестил вас, если приеду сюда.

– И он был прав. – Старик оглянулся. – Это моя внучка, Пилар Эстравадос.

– Здравствуйте, – скромно произнесла Пилар.

«Хладнокровная маленькая чертовка! – с восхищением подумал Стивен. – Она удивилась при виде меня, но показала это лишь на момент».

– Рад с вами познакомиться, мисс Эстравадос, – чопорно отозвался он.

– Благодарю вас, – сказала Пилар.

– Присаживайтесь и расскажите о себе, – предложил Симеон Ли. – Вы надолго в Англию?

Стивен засмеялся, откинув голову назад:

– Теперь, когда я уже здесь, мне спешить некуда!

– И правильно, – одобрил Симеон. – Погостите немного у нас.

– Я не могу вам навязываться, сэр. Осталось всего два дня до Рождества.

– Можете провести Рождество с нами, если у вас нет других планов.

– Вообще-то нет, но мне неудобно…

– Тогда все решено, – прервал Симеон и обернулся: – Пилар!

– Да, дедушка?

– Пойди к Лидии и скажи ей, что у нас будет еще один гость. Попроси ее подняться сюда.

Пилар вышла из комнаты. Симеон с усмешкой наблюдал, как Стивен провожает ее взглядом.

– Вы прибыли прямо из Южной Африки? – спросил он.

– Да, сэр.

– Отлично.

Они начали говорить об этой стране.

Спустя несколько минут пришла Лидия.

– Это Стивен Фэрр, сын моего старого друга и партнера Эбенезера Фэрра, – представил гостя Симеон. – Он останется у нас на Рождество, если ты найдешь для него комнату.

Лидия улыбнулась:

– Конечно. – Она внимательно смотрела на незнакомца – на его загорелое лицо, голубые глаза, гордо вскинутую голову…

– Моя невестка, – представил ее Симеон.

– Мне неловко вот так вторгаться на семейный праздник, – сказал Стивен.

– Считайте себя членом семьи, мой мальчик, – успокоил его Симеон.

– Вы очень добры, сэр.

В комнату вернулась Пилар и села у камина, взяв в руку экранчик. Она использовала его как веер, медленно обмахиваясь им и скромно опустив глаза.

1

– Ты действительно хочешь, папа, чтобы я остался здесь? – вскинув голову, спросил Харри. – Ты ведь знаешь, что я расшевелил осиное гнездо?

– Что ты имеешь в виду? – резко осведомился Симеон.

– Доброго братца Элфреда, – ответил Харри. – Его, если так можно сказать, возмущает мое присутствие.

– Подумаешь! – фыркнул Симеон. – В этом доме хозяин я.

– Тем не менее думаю, что ты во многом зависишь от Элфреда. Я не хочу вмешиваться…

– Ты сделаешь так, как я тебе скажу, – прервал его отец.

Харри зевнул.

– Едва ли я смогу превратиться в домоседа. Такая жизнь не для того, кто привык болтаться по свету.

– Тебе лучше жениться и обзавестись семьей, – посоветовал Симеон.

– И на ком же мне жениться? – осведомился Харри. – Жаль, что нельзя вступить в брак с собственной племянницей. Юная Пилар чертовски привлекательна.

– Ты это заметил?

– Кстати, о женитьбе. Толстяку Джорджу как будто повезло. Кто она такая?

Симеон пожал плечами:

– Откуда мне знать? Кажется, Джордж подцепил ее на показе мод. Она утверждает, что ее отец был отставным офицером флота.

– Возможно, помощником капитана с каботажного парохода. Джорджу придется туго с этой дамочкой, если он не будет за ней присматривать.

– Джордж – осел, – заявил Симеон Ли.

– Чего ради она вышла за него замуж? – спросил Харри. – Из-за денег?

Симеон снова пожал плечами.

– Думаешь, тебе удастся договориться насчет меня с Элфредом? – продолжал Харри.

– Сейчас мы это уладим, – мрачно ответил Симеон.

Он позвонил в колокольчик, стоящий на столе рядом с ним.

Хорбери появился почти сразу же.

– Попросите мистера Элфреда прийти сюда, – велел ему Симеон.

Слуга вышел.

– Этот парень подслушивает у дверей, – предупредил Харри.

– Возможно. – Симеон пожал плечами в третий раз.

В комнату быстро вошел Элфред. При виде брата он не удержался от гримасы.

– Ты звал меня, папа? – спросил он, игнорируя Харри.

– Да. Садись. Я думаю, нам придется кое-что изменить, так как в доме будут жить еще двое.

– Двое?

– Пилар, естественно, останется здесь. И Харри вернулся навсегда.

– Харри будет здесь жить?

– Почему бы и нет, старина? – осведомился Харри.

Элфред резко повернулся к нему:

– Мне кажется, ты сам должен это понимать!

– Прости, но я не понимаю.

– После всего происшедшего? Твоего постыдного поведения, скандала…

Харри махнул рукой:

– Все это в прошлом, старина.

– Ты отвратительно вел себя с отцом, который столько для тебя сделал…

– По-моему, Элфред, это касается отца, а не тебя. Если он желает все простить и забыть…

– Желаю, – подтвердил Симеон. – В конце концов, Харри мой сын.

– Да, но…

– Харри останется здесь! Я так хочу! – прервал Симеон. – Я очень люблю Харри. – И он положил руку на плечо последнего.

Смертельно побледнев, Элфред поднялся и вышел из комнаты. Харри тоже встал и с усмешкой последовал за ним.

Симеон сидел, довольно ухмыляясь. Внезапно он вздрогнул и обернулся:

– Кто здесь, черт возьми? А, это вы, Хорбери. Сколько раз я вам говорил, чтобы вы не подкрадывались бесшумно!

– Прошу прощения, сэр.

– Ладно, это неважно. У меня для вас несколько поручений. Я хочу, чтобы все пришли сюда после ленча – повторяю, все.

– Да, сэр.

– И еще кое-что. Вы придете вместе с ними и, пройдя полпути по коридору, крикнете что-нибудь так, чтобы я услышал. Под любым предлогом. Понятно?

– Да, сэр.

Спустившись вниз, Хорбери сказал Трессилиану:

– Если хотите знать мое мнение, сэр, нас ожидает веселенькое Рождество.

– Что вы имеете в виду? – резко спросил дворецкий.

– Подождите и сами увидите, мистер Трессилиан. Сегодня сочельник, но я что-то не ощущаю в доме рождественского настроения.

2

Вошедшие задержались в дверях.

Симеон говорил по телефону. Он махнул им рукой:

– Садитесь. Я освобожусь через минуту.

Старик снова заговорил в трубку:

– Фирма «Чарлтон, Ходжкинс и Брюс»? Это вы, Чарлтон? Говорит Симеон Ли. Да, не так ли?.. Да… Нет, я хочу, чтобы вы составили для меня новое завещание… Да, последнее я составил не так давно, но обстоятельства изменились… Нет, не спешите. Не хочу портить вам Рождество. Скажем, в День подарков[220] или днем позже. Приходите, и я сообщу вам мои намерения. Нет, все в порядке – я еще не умираю.

Положив трубку, Симеон окинул взглядом восьмерых членов своей семьи и хихикнул:

– Что-то вы мрачно выглядите. В чем дело?

– Ты послал за нами… – начал Элфред.

– Да, но в этом нет ничего особенного, – быстро прервал Симеон. – Вы подумали, что будет семейный совет? Нет, я просто сегодня устал – вот и все. После обеда можете ко мне не подниматься – я лягу в постель. Хочу отдохнуть перед Рождеством.

Он снова усмехнулся.

– Конечно, – энергично закивал Джордж.

– Все-таки Рождество – великий праздник, – продолжал Симеон. – Укрепляет семейную солидарность. Как по-твоему, Мэгдалин, дорогая моя?

Мэгдалин Ли вздрогнула. Ее маленький ротик открылся и закрылся вновь. Вид у нее был весьма глуповатый.

– Да-а… – неуверенно протянула она.

– Хотя ты ведь жила с отставным морским офицером… – Симеон сделал паузу. – Твоим отцом. Вряд ли вы пышно отмечали Рождество. Для этого нужна большая семья.

– Ну… э-э… да, вероятно…

Взгляд Симеона переместился на ее мужа.

– Не хочется говорить неприятные вещи в такое время, Джордж, но, боюсь, придется немного урезать твое содержание. Домашнее хозяйство в будущем станет обходиться мне дороже.

Джордж побагровел.

– Папа, ты не можешь так поступить!

– Вот как? Не могу? – вкрадчиво осведомился Симеон.

– Мои расходы и без того очень велики. Мне с трудом удается сводить концы с концами. Приходится экономить во всем…

– Позволь твоей жене этим заниматься, – посоветовал Симеон. – У женщин это превосходно получается. Они часто экономят там, где мужчине и в голову не придет. Некоторые женщины сами шьют себе одежду. Помню, моя жена отлично управлялась с иглой. У нее вообще были золотые руки, но, к сожалению, куриные мозги.

Дэвид вскочил на ноги.

– Сядь, мальчик, – сказал ему отец, – а то что-нибудь опрокинешь.

– Моя мать… – начал Дэвид.

– Твоя мать была глупа как пробка! – рявкнул Симеон. – И, по-моему, она передала это качество своим детям. – Внезапно он выпрямился. На его щеках вспыхнули красные пятна, а голос стал высоким и пронзительным. – Никто из вас не стоит ломаного гроша! Меня тошнит от вас! Вы не мужчины, а компания никчемных хлюпиков! Пилар стоит двоих из вас, вместе взятых! Бьюсь об заклад, что где-то в мире у меня найдется сын получше любого из вас, пусть даже и незаконный!

– Полегче, папа! – сердито сказал Харри.

Он тоже поднялся – его добродушное лицо нахмурилось.

– Это и к тебе относится! – напустился на него Симеон. – Что хорошего ты сделал за свою жизнь? Писал мне со всех концов земного шара и выклянчивал деньги? Повторяю, мне тошно смотреть на вас! Убирайтесь!

Он откинулся в кресле, тяжело дыша.

Медленно, один за другим, его сыновья и их жены стали выходить из комнаты. Джордж покраснел от негодования. Мэгдалин выглядела испуганной. Дэвид побледнел и дрожал всем телом. Элфред шел как во сне. Только Харри пулей вылетел в коридор. Хильда задержалась в дверях и повернулась.

Открыв глаза, старик вздрогнул при виде невестки. В ее неподвижной позе было нечто угрожающее.

– В чем дело? – раздраженно спросил он.

– Когда пришло ваше письмо, – заговорила Хильда, – я поверила, что вы хотите собрать на Рождество всю семью, и уговорила Дэвида приехать…

– Ну и что?

– Вы действительно хотели всех собрать, – медленно продолжала Хильда, – но только для того, чтобы перессорить друг с другом. Господи, неужели это вас забавляет?

Симеон ухмыльнулся.

– У меня всегда было своеобразное чувство юмора, – сказал он. – Я наслаждаюсь шуткой, не ожидая, что ее оценит кто-нибудь еще.

Хильда молчала. Симеона Ли охватило смутное чувство тревоги.

– О чем вы думаете? – резко осведомился он.

– Я боюсь… – ответила она.

– Боитесь меня?

– Не вас, а за вас!

Словно судья, произнесший приговор, Хильда повернулась и вышла медленным, тяжелым шагом.

Симеон сидел, уставясь на дверь.

Потом он встал и направился к сейфу, бормоча себе под нос:

– Посмотрим на моих красавцев…

3

Примерно без четверти восемь в дверь снова позвонили.

Трессилиан пошел открывать. Вернувшись в буфетную, он обнаружил там Хорбери, поднимающего с подноса кофейные чашки и разглядывающего на них фабричное клеймо.

– Кто это был? – спросил Хорбери.

– Суперинтендент полиции мистер Сагден… Эй, поосторожнее!

Хорбери уронил одну чашку, которая со звоном разбилась.

– Что вы наделали! – рассердился Трессилиан. – Одиннадцать лет я мыл эти чашки и ни разу не разбил ни одной, а теперь вы трогаете вещи, которые к вам не имеют никакого отношения, и вот результат!

– Простите, мистер Трессилиан, – извинился слуга. Его лицо покрылось потом. – Сам не знаю, как это случилось. Вы сказали, приходил полицейский суперинтендент?

– Да, мистер Сагден.

Хорбери облизнул побелевшие губы.

– Что ему было нужно?

– Собирает пожертвования на сиротский приют для детей полицейских.

– А-а! – Слуга расправил плечи и спросил с явным облегчением: – Он получил что-нибудь?

– Я отнес подписной журнал старому мистеру Ли, и он велел проводить суперинтендента к нему и подать шерри.

– На Рождество попрошайничают все, кому не лень, – сказал Хорбери. – Должен признать, что старик щедр, несмотря на его прочие недостатки.

– Мистер Ли всегда был великодушным джентльменом, – с достоинством произнес Трессилиан.

Хорбери кивнул:

– Это лучшее из его качеств. Ну, я пошел.

– Собираетесь в кино?

– Да, если получится. Пока, мистер Трессилиан.

Он вышел через дверь в холл для слуг.

Трессилиан посмотрел на часы, висящие на стене, потом отправился в столовую и положил булочки на салфетки.

Убедившись, что все в порядке, он ударил в гонг, стоящий в холле.

Когда звук гонга затих, суперинтендент Сагден спустился по лестнице. Это был крупный, красивый мужчина в застегнутом на все пуговицы синем костюме, двигающийся с сознанием собственной значительности.

– Думаю, к ночи подморозит, – заметил он. – Это хорошо, а то в последнее время погода совсем не по сезону.

– От сырости у меня разыгрывается ревматизм, – отозвался Трессилиан.

Суперинтендент выразил ему сочувствие, и Трессилиан выпустил его через парадную дверь.

Старый дворецкий запер дверь, медленно вернулся в холл, провел рукой по глазам и вздохнул, но сразу выпрямился, увидев Лидию, идущую в гостиную. Джордж Ли только что спустился с лестницы.

Трессилиан ждал остальных. Когда последняя из гостей, Мэгдалин, вошла в гостиную, он последовал за ней и доложил:

– Обед подан.

В своем роде Трессилиан был знатоком дамских нарядов. Он всегда обращал внимание на платья леди, когда обходил стол с графином в руке.

Дворецкий отметил, что миссис Элфред надела новое платье из черно-белой тафты. Рисунок был довольно вызывающим, но она в отличие от многих других леди могла себе это позволить. На миссис Джордж было модельное платье, по-видимому стоившее немало денег. Интересно, какое лицо было у мистера Джорджа, когда ему пришлось за него платить? Мистер Джордж никогда не любил расставаться с деньгами. Миссис Дэвид – приятная леди, но совершенно не умеет одеваться. Ее фигуре лучше всего подошел бы черный бархат, а алый, да еще узорчатый, был неудачным выбором. А вот мисс Пилар все равно, что носить, – с ее волосами и фигурой она прекрасно выглядит даже в дешевом белом платьице. Ничего, скоро мистер Ли позаботится о ее одежде. Он сразу к ней привязался. Так всегда бывает с пожилыми джентльменами – хорошенькие девушки могут из них веревки вить!

– Рейнвейн или кларет? – почтительно пробормотал Трессилиан на ухо миссис Джордж. Краем глаза он заметил, что лакей Уолтер снова подает овощи раньше подливки, хотя ему много раз говорили, что нужно делать наоборот.

Трессилиан обошел стол, подавая суфле. Теперь, когда его интерес к туалетам леди и недовольство оплошностью Уолтера отошли в прошлое, ему стало казаться, что сегодня все очень молчаливы. Впрочем, это не совсем точно – мистер Харри говорил за всех прочих. Хотя это не мистер Харри, а южноафриканский джентльмен. Остальные тоже разговаривали, но только время от времени. Они выглядели немного странно.

Мистер Элфред кажется совсем больным – как будто недавно перенес сильный шок. Ковыряет вилкой пищу, но ничего не ест. Хозяйку это тревожит – она все время исподтишка поглядывает на него через стол. Мистер Джордж сидит с красным лицом и заглатывает еду, не разбирая вкуса. Если он не будет соблюдать осторожность, в один прекрасный день его хватит удар. Миссис Джордж ничего не ест – наверное, хочет похудеть. Зато мисс Пилар уплетает вовсю и при этом весело болтает с южноафриканским джентльменом. Вроде бы она ему приглянулась. Уж у этих-то двоих явно легко на душе!

Мистер Дэвид? Трессилиан беспокоился из-за него. Он так похож на мать и удивительно молодо выглядит, но нервничает из-за чего-то – даже опрокинул бокал. Дворецкий быстро убрал его и промокнул стол. Мистер Дэвид, казалось, не замечает, что делает, – просто сидит весь бледный, глядя перед собой.

Кстати, о бледности – забавно, как побледнел Хорбери в буфетной, когда услышал о приходе полицейского офицера. Можно подумать, будто он…

Поток мыслей Трессилиана резко застопорился – Уолтер уронил грушу с блюда. Слуги в наши дни никуда не годятся! Им самое место на конюшне!

Он начал разливать портвейн. Мистер Харри кажется немного рассеянным и все время посматривает на мистера Элфреда. Эти двое и в детстве друг друга не жаловали. Еще бы – мистер Харри всегда был любимчиком отца, и это раздражало мистера Элфреда. Мистер Ли никогда не испытывал особой привязанности к старшему сыну. Жаль – мистер Элфред так ему предан…

Миссис Элфред встала и двинулась вокруг стола. Тафта у нее с очень приятным рисунком, да и накидка ей идет. Удивительно изящная леди…

Трессилиан направился в буфетную, закрыв за собой дверь столовой, где оставались джентльмены с их портвейном.

Дворецкий отнес поднос с кофе в гостиную, где молча сидели четыре леди. Возвращаясь в буфетную, он услышал, как открылась дверь столовой. Оттуда вышел Дэвид Ли и зашагал через холл к гостиной.

В буфетной Трессилиан прочитал нотацию Уолтеру, который слушал его с весьма дерзким выражением лица. Оставшись один, он устало опустился на стул.

Ему было не по себе. Сочельник – а в доме такая напряженная атмосфера… Не к добру это!

С усилием поднявшись, дворецкий пошел в гостиную собрать кофейные чашки. Там не было никого, кроме Лидии, которая стояла в дальнем конце комнаты, наполовину скрытая оконной портьерой, и смотрела в темноту.

В соседней комнате слышались звуки рояля. Это мистер Дэвид. Но почему он играет похоронный марш? Да, все идет не так, как надо…

Трессилиан медленно побрел по холлу назад в буфетную.

Именно тогда он услышал шум наверху – звуки бьющегося фарфора и опрокидывающейся мебели, глухие удары.

«Господи! – подумал Трессилиан. – Ведь там хозяин! Что там происходит?»

И затем послышался громкий крик – жуткий, пронзительный визг, перешедший в хриплое бульканье.

Какой-то момент Трессилиан стоял словно парализованный, потом выбежал в холл и стал быстро подниматься по широкой лестнице. К нему присоединились остальные. Крик был слышен во всем доме.

Пройдя мимо ниши с призрачно белеющими статуями, они поспешили по коридору к комнате Симеона Ли. У двери уже стояли мистер Фэрр и миссис Дэвид. Она прислонилась к стене, а он теребил ручку.

– Дверь заперта! – сказал Стивен.

Харри Ли оттолкнул его и сам взялся за ручку.

– Папа, открой нам! – крикнул он и поднял руку, призывая к молчанию. Все прислушались, но ответа не последовало. Из комнаты не доносилось ни звука.

У парадного входа позвонили, но никто не обратил на это внимания.

– Нужно взломать дверь, – сказал Стивен Фэрр. – Больше ничего не остается.

– Придется здорово потрудиться, – предупредил Харри. – Эти двери сделаны на совесть. Давай, Элфред.

Они навалились на дверь, пыхтя и напрягая силы, потом принесли дубовую скамью и использовали ее как таран. Наконец петли затрещали, и дверь упала в комнату.

Несколько секунд все молча смотрели внутрь, столпившись в проеме. То, что они увидели, никто из них не мог забыть до конца своих дней…

В комнате явно произошла жестокая схватка. Тяжелая мебель была перевернута. На полу валялись осколки фарфоровых ваз. На коврике перед горящим камином в луже крови лежал Симеон Ли. Вокруг все было забрызгано кровью.

Сначала послышались судорожные вздохи, затем два голоса заговорили по очереди. Как ни странно, оба произнесли цитаты.

– «Жернова Господни мелют медленно…» – сказал Дэвид Ли.

Голос Лидии походил на дрожащий шепот:

– «Кто бы мог подумать, что в этом старике так много крови?..»

4

Суперинтендент Сагден позвонил трижды. Наконец, отчаявшись, он воспользовался дверным молотком.

Дверь открыл испуганный Уолтер. На его лице сразу отразилось облегчение.

– Я как раз собирался звонить в полицию, – сказал он.

– Зачем? – резко осведомился суперинтендент Сагден. – Что здесь происходит?

– Старого мистера Ли прикончили! – прошептал Уолтер.

Суперинтендент оттолкнул его и помчался вверх по лестнице. Никто не заметил его появления. Войдя, он увидел Пилар, быстро подбирающую что-то с пола, и Дэвида Ли, который стоял, закрыв лицо руками.

Остальные столпились чуть поодаль. Только Элфред Ли стоял возле тела отца, глядя вниз с отсутствующим выражением лица.

– Помните, что ничего нельзя трогать до прибытия полиции, – веско произнес Джордж Ли. – Это очень важно!

– Простите, – сказал Сагден и двинулся вперед, деликатно отодвинув в сторону дам.

Элфред Ли узнал его.

– А, это вы, суперинтендент Сагден. Вы прибыли очень быстро.

– Да, мистер Ли. – Суперинтендент не тратил время на объяснения. – Что все это значит?

– Мой отец убит… – ответил Элфред. Его голос дрогнул.

Внезапно Мэгдалин истерически зарыдала.

Суперинтендент Сагден поднял руку и потребовал властным тоном:

– Будьте любезны, покиньте комнату все, кроме мистера Элфреда Ли и… э-э… мистера Джорджа Ли.

Медленно и неохотно, словно стадо овец, они двинулись к двери. Неожиданно суперинтендент остановил Пилар.

– Прошу прощения, мисс, – вежливо сказал он, – но здесь ничего не следует трогать.

Девушка уставилась на него.

– Разумеется, – с раздражением отозвался Стивен Фэрр. – Она отлично это понимает.

– Однако, мисс, – тем же любезным тоном продолжал Сагден, – вы только что подобрали что-то с пола.

Пилар широко открыла глаза.

– Разве? – недоверчиво осведомилась она.

– Я сам это видел, – произнес суперинтендент чуть более твердо. – Пожалуйста, отдайте мне этот предмет. Он у вас в руке.

Пилар медленно разжала руку. На ее ладони лежали клочок резины и маленькая деревянная вещица. Суперинтендент Сагден взял их у нее, положил в конверт и спрятал его в нагрудный карман.

– Благодарю вас.

Он отвернулся. На момент в глазах Стивена Фэрра мелькнули удивление и уважение – словно он понял, что недооценил красивого, высокого суперинтендента.

Все, кроме Элфреда и Джорджа, вышли из комнаты, слыша, как за спиной у них Сагден заговорил сугубо официальным тоном:

– А теперь, если вы будете так любезны…

5

– Нет ничего лучше дровяного камина, – сказал полковник Джонсон, подбрасывая в очаг очередное полено и придвигая свой стул поближе к огню. – Налейте себе, – добавил он, радушно привлекая внимание гостя к стоящим рядом с ним графину и сифону.

Гость поднял руку в вежливом отказе и также придвинул стул ближе к горящим поленьям, хотя он придерживался мнения, что возможность поджарить ступни (как при средневековой пытке) нисколько не компенсировала холодный сквозняк, дующий ему в спину.

Полковник Джонсон, главный констебль Миддлшира, мог считать, что нет ничего лучше дровяного камина, но Эркюль Пуаро нисколько не сомневался, что центральное отопление во много раз лучше!

– Удивительная история это дело Картрайта[221], – заметил хозяин дома. – Необычайный человек! Какое поразительное обаяние! Когда он пришел сюда с вами, все были буквально готовы есть у него из рук. – Полковник покачал головой. – Такого дела у нас больше никогда не будет! К счастью, отравление никотином встречается редко.

– В былые времена любое отравление считали неанглийским преступлением, – усмехнулся Эркюль Пуаро. – Абсолютно неспортивным изобретением иностранцев!

– Едва ли, – возразил главный констебль. – Отравлений мышьяком у нас более чем достаточно – возможно, о многих случаях мы даже не подозреваем.

– Весьма вероятно.

– Дела об отравлении всегда самые запутанные, – продолжал Джонсон. – Противоречивы показания экспертов, да и врачи крайне осторожны в своих заключениях. Такое дело нелегко представить суду присяжных. Нет, если уж убийство обязательно должно произойти (упаси боже!), то подавайте мне такое, где не будет никаких сомнений относительно причины смерти.

Пуаро кивнул:

– Пулевое ранение, перерезанное горло, проломленный череп… Таковы ваши предпочтения?

– Не называйте это предпочтениями, дружище! Не думаете же вы, что мне доставляют удовольствие дела об убийствах. Надеюсь, больше мне не придется с ними сталкиваться. Во всяком случае, во время вашего визита мы в полной безопасности.

– Моя репутация… – скромно начал Пуаро.

Но Джонсон не дал ему закончить фразу.

– На Рождество повсюду воцаряются мир и покой, – сказал он.

Эркюль Пуаро откинулся на спинку стула, соединил кончики пальцев и задумчиво посмотрел на хозяина дома.

– Значит, по-вашему, – осведомился он, – Рождество – неподходящее время для преступления?

– Вот именно.

– Почему?

– Почему? – Джонсон был слегка сбит с толку. – Ну, как я только что сказал, повсюду мир, покой, веселье и все в таком роде.

– Англичане так сентиментальны! – вздохнул Эркюль Пуаро.

– Ну и что? – с вызовом откликнулся Джонсон. – Что, если нам нравятся наши старые традиционные праздники? Какой в этом вред?

– Вреда никакого. Напротив, это очаровательно. Но давайте обратимся к фактам. Вы сказали, что Рождество – время веселья. Это подразумевает много еды и питья, не так ли? Иными словами, переедание! Но переедание влечет за собой несварение, а несварение, в свою очередь, чувство раздражения.

– Раздражение, – заметил полковник Джонсон, – не является причиной преступления.

– Я в этом не уверен! Теперь другой момент. На Рождество воцаряются мир и покой, все старые ссоры забываются, и наступает примирение – во всяком случае, временное.

– Да, топор войны зарывают в землю, – кивнул Джонсон.

– И родственники, жившие порознь весь год, – продолжал Пуаро, – вновь собираются вместе. Вы должны признать, друг мой, что в таких условиях часто возникает напряженная атмосфера. Люди, не испытывающие дружелюбия к окружающим, изо всех сил стараются выглядеть дружелюбными! Таким образом, Рождество – время лицемерия, пускай вполне достойного, к которому прибегают pour le bon motif, c’est entendu[222], но тем не менее остающегося таковым.

– Ну, я бы не ставил вопрос таким образом, – с сомнением произнес полковник Джонсон.

– Нет-нет, – улыбнулся Пуаро. – Это я его ставлю, а не вы. Я указываю вам, что при подобных обстоятельствах – душевном напряжении, физическом malaise[223] – легкая неприязнь и тривиальные разногласия могут внезапно принять более серьезный характер. Притворяясь более дружелюбным, благожелательным и великодушным, чем он есть на самом деле, человек постепенно начинает вести себя куда более неприятно и даже жестоко, чем в обычных условиях! Если вы воздвигаете преграду естественному поведению, mon ami[224], плотина рано или поздно прорывается, и наступает катастрофа!

Полковник Джонсон с подозрением посмотрел на гостя.

– Никогда не знаешь, когда вы шутите, а когда говорите серьезно, – проворчал он.

– Разумеется, я шучу, – улыбнулся Пуаро. – Но то, что искусственные условия вызывают естественную реакцию, – чистая правда.

В комнату вошел слуга полковника.

– Звонит суперинтендент Сагден, сэр.

– Сейчас подойду.

Извинившись, главный констебль вышел из комнаты.

Вернулся он минуты через три. Его лицо было серьезным и озабоченным.

– Черт возьми! Убийство, да еще в сочельник!

Пуаро поднял брови:

– А это точно убийство?

– На сей раз не может быть никаких сомнений. Это убийство, и притом зверское!

– Кто жертва?

– Старый Симеон Ли. Один из богатейших людей в этих краях! Сколотил первоначальный капитал в Южной Африке – золото… нет, кажется, алмазы, – а потом заработал огромное состояние, производя какое-то хитроумное приспособление для горнопромышленного оборудования. По-моему, его собственное изобретение. Говорят, он дважды миллионер.

– И он пользовался популярностью? – спросил Пуаро.

– Не думаю, чтобы его особенно любили, – медленно ответил Джонсон. – Симеон Ли – довольно странный тип. Последние несколько лет он был инвалидом. Я не слишком много о нем знаю. Но, конечно, он был одной из крупнейших фигур в графстве.

– Значит, из-за его убийства поднимется шум?

– Безусловно. Я должен как можно скорее быть в Лонгдейле.

Полковник с сомнением посмотрел на гостя. Пуаро откликнулся на его немой вопрос:

– Вы бы хотели, чтобы я вас сопровождал?

– Мне неловко просить вас об этом, – смущенно сказал Джонсон. – Суперинтендент Сагден – отличный полисмен: солидный, толковый, усердный, но… ему не хватает воображения. Поэтому, раз уж вы здесь, я бы хотел воспользоваться вашими советами.

В конце своего монолога он начал немного запинаться, отчего его речь приобрела несколько телеграфный стиль.

– Буду рад помочь вам, – живо отозвался Пуаро. – Можете рассчитывать на меня. Только мы не должны оскорблять чувства достойного суперинтендента. Это его дело, а не мое. Я всего лишь неофициальный консультант.

– Вы славный парень, Пуаро, – тепло сказал полковник Джонсон.

И двое мужчин отправились в путь.

6

Констебль открыл им парадную дверь, отдав честь. Следом за ним в холле появился суперинтендент Сагден.

– Рад вас видеть, сэр, – приветствовал он начальника. – Давайте пройдем в ту комнату слева – кабинет мистера Ли. Я хотел бы изложить вам основные факты. Дело очень странное.

Суперинтендент проводил их в маленькую комнату с телефоном и письменным столом, заваленным бумагами. Стены были уставлены книжными полками.

– Сагден, это мсье Эркюль Пуаро, – представил своего компаньона главный констебль. – Возможно, вы слышали о нем. Он как раз гостил у меня. Мсье Пуаро, это суперинтендент Сагден.

Пуаро поклонился и окинул взглядом стоящего перед ним человека. Он увидел высокого, широкоплечего мужчину с военной выправкой, орлиным носом, агрессивным подбородком и лихо закрученными каштановыми усами. Роскошь последних, казалось, очаровала Пуаро.

– Конечно, я слышал о вас, мистер Пуаро, – сказал суперинтендент. – Если я правильно помню, вы были в этих краях несколько лет назад в связи со смертью сэра Бартоломью Стрейнджа. Отравление никотином. Это не мой участок, но, разумеется, мне все известно об этом деле.

– Давайте перейдем к фактам, Сагден, – нетерпеливо прервал полковник Джонсон. – Вы говорите, что это, безусловно, убийство?

– Да, сэр, тут не может быть никаких сомнений. Мистеру Ли перерезали горло – яремную вену, как я понял со слов доктора. Но во всей этой истории есть нечто очень странное. Обстоятельства таковы, сэр. Сегодня около пяти вечера мистер Ли позвонил в эддлсфилдский полицейский участок и попросил меня прийти к нему ровно в восемь. Он несколько раз назвал это время и велел мне сказать дворецкому, будто я собираю пожертвования для какого-то полицейского благотворительного мероприятия.

– Ему был нужен благовидный предлог, чтобы заполучить вас к себе в дом? – уточнил главный констебль.

– Совершенно верно, сэр. Ну, мистер Ли был важной персоной, и я, естественно, согласился. Я прибыл сюда без нескольких минут восемь и сказал, что собираю деньги для приюта сирот из семей полицейских. Дворецкий отошел и, вернувшись, сообщил, что мистер Ли меня примет. Он проводил меня в комнату мистера Ли, которая находится на втором этаже, прямо над столовой.

Суперинтендент Сагден сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и продолжил свой рассказ в несколько официальной манере:

– Мистер Ли сидел в халате в кресле у камина. Когда дворецкий вышел и закрыл дверь, он попросил меня сесть рядом и довольно неуверенно сказал, что хочет сообщить о краже. Я спросил, что именно было украдено. Мистер Ли ответил, что у него есть причины полагать, будто из его сейфа похищены бриллианты (кажется, он сказал «неотшлифованные алмазы») стоимостью в несколько тысяч фунтов.

– Алмазы? – переспросил главный констебль.

– Да, сэр. Я задал несколько обычных вопросов, но мистер Ли держался очень неуверенно, а его ответы были весьма неопределенными. «Вы должны понимать, суперинтендент, – сказал он наконец, – что я могу ошибаться». – «Мне не вполне ясно, сэр, – отозвался я. – Либо алмазы исчезли, либо – нет». – «Алмазы, безусловно, исчезли, – ответил он, – но это может оказаться всего лишь грубой шуткой». Ну, мне это показалось странным, но я промолчал. «Мне трудно объяснить все подробности, – продолжал мистер Ли, – но, в общем, все сводится к следующему. Насколько я понимаю, камни могут быть только у двоих. Один из них мог взять их в шутку, но если они у другого, то это, несомненно, кража». – «Что именно вы хотите от меня, сэр?» – спросил я. «Я хочу, суперинтендент, – быстро ответил он, – чтобы вы вернулись сюда через час… нет, чуть позже – скажем, в четверть десятого. К тому времени я смогу вам точно сообщить, обокрали меня или нет». Я был немного озадачен, но согласился и ушел.

– Действительно странно, – заметил полковник Джонсон. – Что скажете, Пуаро?

– Могу я узнать, суперинтендент, – спросил Эркюль Пуаро, – к каким выводам пришли вы сами?

Суперинтендент погладил подбородок.

– Ну, мне в голову пришли разные идеи, – осторожно ответил он, – но в целом ситуация представлялась мне следующим образом. О грубой шутке не могло быть и речи – алмазы украли. Но старый джентльмен не был уверен, кто это сделал. По-моему, он говорил правду, заявив, что это могли быть только двое. Я считаю, что один из этих двоих – слуга, а другой – член семьи.

Пуаро одобрительно кивнул:

– Très bien[225]. Да, это хорошо объясняет его позицию.

– Отсюда его пожелание, чтобы я вернулся позже. В промежутке мистер Ли рассчитывал побеседовать с подозреваемыми и предупредить их, что он уже сообщил о пропаже полиции, но если алмазы вернут, то сможет замять дело.

– А если бы подозреваемые не откликнулись на предложение? – спросил полковник Джонсон.

– В таком случае он намеревался передать расследование в наши руки.

Главный констебль нахмурился и покрутил усы.

– Но ведь он мог поговорить с подозреваемыми, прежде чем вызвать вас, – возразил он.

– Нет-нет, сэр. – Суперинтендент покачал головой. – В таком случае это выглядело бы куда менее убедительно и могло показаться блефом. Вор бы подумал: «Старик не станет вызывать полицию, что бы он ни подозревал!» Но, предположим, старый джентльмен сказал ему: «Я уже говорил с суперинтендентом, который только что ушел». Вор мог бы обратиться к дворецкому, и тот бы подтвердил, что суперинтендент был здесь перед обедом. Тогда вор убедился бы, что старый джентльмен говорил серьезно, и мог бы вернуть камни.

– Понятно, – промолвил полковник Джонсон. – А у вас есть идея, Сагден, кто может быть этим «членом семьи»?

– Нет, сэр.

– И ничто не указывает на это?

– Ничто.

Джонсон покачал головой:

– Продолжайте.

Суперинтендент Сагден вернулся к своему официальному стилю:

– Я подошел к дому, сэр, ровно в девять пятнадцать. Собираясь позвонить в дверь, я услышал вопль изнутри, а потом крики и звуки суеты. Я позвонил несколько раз, а потом воспользовался дверным молотком. Прошло минуты три-четыре, прежде чем мне открыл слуга. При виде его я сразу понял, что что-то произошло. Парень весь дрожал и выглядел так, будто вот-вот свалится в обморок. Он сообщил мне, что мистер Ли убит. Я помчался наверх и обнаружил в комнате мистера Ли чудовищный беспорядок. Там явно происходила жестокая борьба. Сам мистер Ли лежал у камина в луже крови с перерезанным горлом.

– А он никак не мог сделать это сам? – спросил Джонсон.

Сагден покачал головой:

– Это невозможно, сэр. Стулья и столы были перевернуты, вазы разбиты, и нигде не было никаких признаков орудия преступления – ножа или бритвы.

– Да, это выглядит убедительно, – задумчиво промолвил главный констебль. – Кто-нибудь еще был в комнате?

– Почти вся семья, сэр. Они стояли вокруг.

– Ну и какие у вас предположения, Сагден?

– Дело скверное, сэр, – медленно ответил суперинтендент. – По-моему, старика прикончил один из домашних. Не вижу, каким образом кто-то посторонний мог убить его и вовремя смыться.

– Как насчет окна? Оно было открыто или закрыто?

– В комнате два окна, сэр. Одно было закрыто и заперто. Другое открыто на несколько дюймов снизу[226], но закреплено винтом в таком положении. Я попробовал приподнять его, но оно заело напрочь – очевидно, его годами не открывали. Наружная стена абсолютно гладкая – на ней нет ни плюща, ни других ползучих растений. Не думаю, чтобы убийца мог покинуть комнату через окно.

– А сколько там дверей?

– Всего одна. Комната расположена в конце коридора. Дверь была заперта изнутри. Когда они услышали звуки борьбы и крик умирающего старика и прибежали наверх, им пришлось взломать дверь, чтобы войти.

– И кто же был в комнате? – быстро спросил Джонсон.

– Никого, сэр, – ответил суперинтендент Сагден, – кроме старика, которого убили всего несколько минут назад.

7

Полковник Джонсон изумленно уставился на Сагдена.

– Вы имеете в виду, суперинтендент, что это одно из дел, про которые читаешь в детективных романах, – когда человека убивают в запертой комнате каким-то сверхъестественным способом?

Легкая усмешка тронула усы суперинтендента.

– Не думаю, что все обстоит настолько скверно, сэр, – серьезно ответил он.

– Тогда это должно быть самоубийством, – заявил Джонсон.

– Если так, то где оружие? Нет, сэр, это не самоубийство.

– В таком случае как скрылся убийца? Через окно?

Сагден покачал головой:

– Готов поручиться, что нет.

– Но вы сами сказали, что дверь была заперта изнутри.

Кивнув, суперинтендент вынул из кармана ключ и положил его на стол.

– На нем нет отпечатков пальцев, сэр, но посмотрите на него через эту лупу.

Пуаро склонился вперед. Он и Джонсон вместе обследовали ключ.

– Черт возьми! – воскликнул главный констебль. – Кажется, я вас понял. Видите мелкие царапины на кончике бородки, Пуаро?

– Разумеется. Они означают, что ключ повернули снаружи при помощи специального приспособления, которое вставили в скважину, ухватив им ключ, – быть может, простых щипчиков.

Суперинтендент кивнул:

– Вполне возможно.

– Значит, – продолжал Пуаро, – идея состояла в том, что смерть сочтут самоубийством, так как дверь заперта и в комнате никого не оказалось?

– По-моему, это несомненно.

Пуаро покачал головой:

– А как же перевернутая мебель, разбитые вазы и прочее? Как вы сказали, это само по себе опровергает версию самоубийства. В первую очередь убийца должен был привести комнату в порядок.

– Но ему не хватило на это времени, мистер Пуаро, – возразил Сагден. – По-видимому, он рассчитывал застигнуть старого джентльмена врасплох, но это ему не удалось. Завязалась борьба – ее звуки отлично слышали внизу, – более того, мистер Ли позвал на помощь, и все побежали наверх. Убийца успел только выскользнуть из комнаты и повернуть ключ снаружи.

– Это верно, – согласился Пуаро. – Убийца мог замешкаться. Но почему он хотя бы не оставил оружие? Ведь если нет оружия, то нет и речи о самоубийстве! Это куда более серьезная ошибка.

– Мы знаем по опыту, что преступники обычно совершают ошибки, – заметил суперинтендент.

– Однако этому преступнику, несмотря на ошибки, удалось ускользнуть.

– Не думаю, чтобы он далеко убежал.

– Вы имеете в виду, что он все еще в доме?

– Не вижу, где еще он может быть. Это «внутренняя» работа.

– Но tout de même[227], – мягко указал Пуаро, – он ускользнул в определенном смысле слова. Вы не знаете, кто он.

– Думаю, что скоро узнаем, – вежливо, но твердо отозвался суперинтендент. – Мы ведь еще никого не допрашивали.

– Мне кое-что пришло в голову, Сагден, – вмешался полковник Джонсон. – Кто бы ни повернул ключ снаружи, он должен был знать, как это делается. Иными словами, возможно, он обладает криминальным опытом. Такое проделать не так просто.

– Вы имеете в виду, что это профессиональная работа, сэр?

– Вот именно.

– На первый взгляд похоже на то, – согласился суперинтендент. – Если среди слуг имеется вор-профессионал, это объяснило бы кражу бриллиантов, логическим следствием которой стало убийство.

– Ну а чем вам не подходит эта теория?

– Сначала я и сам так думал. Но тут возникают затруднения. В доме восемь слуг – шесть из них женщины, пять из которых служат здесь четыре года и более. Кроме них, дворецкий и лакей. Дворецкий служит в доме почти сорок лет – по-моему, это рекордный срок. Лакей из местных – он сын садовника и вырос здесь. Не вижу, каким образом он мог стать профессиональным преступником. Остается личный слуга мистера Ли. Он сравнительно новое лицо, но его не было и все еще нет в доме – ушел незадолго до восьми.

– А у вас есть перечень тех, кто находился в доме? – спросил полковник Джонсон.

– Да, сэр. Я получил его у дворецкого. – Сагден вынул записную книжку. – Прочитать его вам?

– Да, пожалуйста.

– Мистер и миссис Элфред Ли. Мистер Джордж Ли, член парламента, и его жена. Мистер Генри Ли. Мистер и миссис Дэвид Ли. Мисс… – суперинтендент сделал небольшую паузу, стараясь не ошибиться, – Пилар… – он произнес это имя как архитектурное сооружение[228], – Эстравадос. Мистер Стивен Фэрр. Далее слуги. Эдуард Трессилиан, дворецкий. Уолтер Чемпион, лакей. Эмили Ривс, кухарка. Куини Джонс, судомойка. Глэдис Спент, старшая горничная. Грейс Бест, вторая горничная. Битрис Москум, третья горничная. Джоан Кенч, служанка. Сидни Хорбери, личный слуга.

– Это все?

– Да, сэр.

– Вам известно, кто где находился во время убийства?

– Только приблизительно. Как я уже говорил, я еще никого не допрашивал. По словам Трессилиана, джентльмены все еще были в столовой, а леди перешли в гостиную. Трессилиан подал им кофе. Дворецкий вернулся в буфетную и сразу услышал шум наверху. Потом раздался крик. Он выбежал в холл и поспешил наверх следом за остальными.

– Кто из семьи живет здесь, а кто гостит?

– Здесь живут только мистер и миссис Элфред Ли. Остальные просто гостят.

Джонсон кивнул:

– Где они сейчас?

– Я попросил их оставаться в гостиной, пока я не буду готов выслушать их показания.

– Понятно. Ну, нам лучше подняться и посмотреть на место преступления.

Суперинтендент повел их вверх по широкой лестнице и по коридору.

– Жуткое зрелище, – заметил Джонсон, войдя в комнату, где произошло убийство.

С минуту он стоял, глядя на опрокинутые стулья, осколки фарфора и пятна крови.

Пожилой худощавый мужчина, стоявший на коленях возле трупа, поднялся и кивнул:

– Здравствуйте, Джонсон. Прямо как на бойне, верно?

– Пожалуй. Что-нибудь выяснили, доктор?

Врач пожал плечами и усмехнулся:

– Научную терминологию приберегу для дознания. Тут нет ничего сложного. Ему перерезали горло, как свинье, и он истек кровью менее чем за минуту. Никаких следов оружия.

Пуаро подошел к окнам. Как говорил суперинтендент, одно из них было закрыто и заперто, а другое открыто дюйма на четыре снизу. Толстый винт, которым испокон веков предохранялись от взломщиков, надежно удерживал его в этом положении.

– По словам дворецкого, – сказал Сагден, – это окно никогда не закрывали, независимо от погоды. На полу под ним циновка из линолеума на случай дождя, но вода сюда практически не попадает благодаря нависающей крыше.

Пуаро кивнул.

Подойдя к трупу, он посмотрел на него.

Оттянутые губы обнажали бескровные десны, словно в момент рычания. Пальцы были изогнуты, как когти.

– Он не выглядит сильным, – заметил Пуаро.

– Думаю, он был достаточно крепок, – отозвался доктор. – Пережил несколько тяжелых заболеваний, из которых большинство бы не выкарабкалось.

– Я имел в виду, – объяснил Пуаро, – что он не был крупным, физически сильным мужчиной.

– Да, сложение у него хрупкое.

Отвернувшись от мертвеца, Пуаро склонился над перевернутым большим стулом красного дерева. Рядом находились круглый стол из такого же дерева и осколки большой фарфоровой лампы. Неподалеку валялись два стула поменьше. Осколки графина и двух стаканов, уцелевшее стеклянное пресс-папье, несколько книг, большая японская ваза, разбитая на мелкие кусочки, и бронзовая статуэтка обнаженной женщины дополняли картину беспорядка.

Пуаро тщательно осмотрел все предметы, не прикасаясь к ним, потом нахмурился, словно чем-то озадаченный.

– Вас что-нибудь удивляет, Пуаро? – спросил главный констебль.

Эркюль Пуаро глубоко вздохнул.

– Такой хрупкий, высохший старичок – и все это… – пробормотал он.

Недоуменно пожав плечами, Джонсон обратился к сержанту, все еще занятому работой:

– Как насчет отпечатков пальцев?

– Их очень много. По всей комнате, сэр.

– А на сейфе?

– Там отпечатки только старого джентльмена.

Джонсон повернулся к доктору:

– Здесь столько кровавых пятен. Очевидно, убийца должен был перепачкаться кровью.

– Необязательно, – с сомнением отозвался доктор. – Кровотечение было в основном из яремной вены. Оттуда кровь не должна была бить фонтаном, как из артерии.

– Тем не менее в комнате много крови.

– Очень много, – кивнул Пуаро. – Даже удивительно.

– Это наводит вас на какие-то мысли, мистер Пуаро? – почтительно осведомился суперинтендент.

Пуаро огляделся вокруг и озадаченно покачал головой.

– Все здесь наводит на мысли о насилии… – Помедлив, он продолжил: – Повсюду кровь – ее даже слишком много. Кровь на стульях, на столах, на ковре… Какой-то ритуал? Жертвенная кровь? Кто знает… Такой хрупкий, сморщенный, высохший старик – и столько крови…

Суперинтендент Сагден уставился на него круглыми от удивления глазами.

– Странно, – с благоговейным трепетом произнес он. – Леди сказала то же самое.

– Какая леди? – быстро спросил Пуаро. – Что она сказала?

– Миссис Элфред Ли, – объяснил Сагден. – Она прошептала это, стоя у двери. Мне ее слова показались бессмысленными.

– Какие именно слова?

– Что-то насчет того, кто бы мог подумать, что у старого джентльмена столько крови…

– «Кто бы мог подумать, что в этом старике так много крови?» – негромко процитировал Пуаро. – Это слова леди Макбет… Весьма любопытно…

8

Элфред Ли и его жена вошли в маленький кабинет, где их ожидали Пуаро, Сагден и главный констебль. Полковник Джонсон шагнул вперед.

– Здравствуйте, мистер Ли. Моя фамилия Джонсон. Мы с вами никогда не встречались, но, как вам известно, я главный констебль графства. Не могу выразить, как я огорчен происшедшим.

Взгляд Элфреда напоминал взгляд больной собаки.

– Благодарю вас, – хрипло отозвался он. – Это ужасно. Я… это моя жена.

– Для всех нас это было страшным потрясением, – сказала Лидия, – но особенно для моего мужа. – Она положила руку ему на плечо.

– Садитесь, миссис Ли, – предложил полковник Джонсон. – Позвольте представить вам мсье Эркюля Пуаро.

Пуаро отвесил поклон. Его взгляд с интересом перебегал от мужа к жене.

Лидия слегка надавила на плечо мужа:

– Садись, Элфред.

Элфред Ли повиновался.

– Эркюль Пуаро… – пробормотал он. – Но кто?.. – Элфред озадаченно провел рукой по лбу.

– Полковник Джонсон хочет задать тебе несколько вопросов, Элфред, – сказала Лидия.

Главный констебль одобрительно посмотрел на нее. Он радовался, что миссис Элфред Ли оказалась такой благоразумной и толковой женщиной.

– Конечно, – кивнул Элфред.

«Шок, кажется, полностью выбил его из колеи, – подумал Джонсон. – Надеюсь, ему удастся хоть немного взять себя в руки».

– У меня здесь список всех находящихся в доме этим вечером, – произнес он вслух. – Возможно, вы скажете мне, мистер Ли, все ли в нем верно.

Полковник подал знак Сагдену. Последний вынул записную книжку и снова прочитал перечень имен.

Деловая процедура, казалось, слегка привела в себя Элфреда Ли. Взгляд его уже не был ошеломленным и неподвижным. Когда Сагден закончил чтение, он утвердительно кивнул:

– Все правильно.

– Вы не могли бы побольше рассказать мне о ваших гостях? Насколько я понимаю, мистер и миссис Джордж Ли и мистер и миссис Дэвид Ли – ваши родственники?

– Два моих младших брата и их жены.

– Они здесь только в гостях?

– Да, приехали к нам на Рождество.

– Мистер Генри Ли тоже ваш брат?

– Да.

– А два других гостя – мисс Эстравадос и мистер Фэрр?

– Мисс Эстравадос – моя племянница. Мистер Фэрр – сын партнера моего отца в Южной Африке.

– Ага, старый друг.

– Нет, – вмешалась Лидия. – Мы никогда не видели его раньше.

– Понятно. Но вы пригласили его провести с вами Рождество?

Элфред заколебался и посмотрел на жену.

– Мистер Фэрр прибыл вчера абсолютно неожиданно, – ответила она. – Он случайно оказался неподалеку и пришел повидать моего свекра. Узнав, что мистер Фэрр – сын его старого друга и партнера, мой свекор настоял, чтобы он остался с нами на Рождество.

– Все ясно, – кивнул полковник Джонсон. – Перейдем к слугам. Вы считаете их всех надежными, миссис Ли?

Лидия немного подумала.

– Да, – ответила она. – Я уверена, что все они абсолютно надежны. Большинство из них пробыли с нами много лет. Трессилиан, дворецкий, служит здесь с тех пор, когда мой муж был еще мальчиком. Новичками являются только служанка Джоан и личный слуга моего свекра.

– И что вы о них думаете?

– Джоан довольно глупая девушка. Это худшее, что можно о ней сказать. О Хорбери я мало знаю. С работой он хорошо справлялся, и мой свекор казался вполне им удовлетворенным.

– Но вы, мадам, не настолько им удовлетворены? – проницательно осведомился Пуаро.

Лидия пожала плечами:

– Меня это никак не касалось.

– Но ведь вы хозяйка дома, мадам, так что прислуга находится у вас в подчинении.

– Да, конечно. Но Хорбери был личным слугой моего свекра. Он не попадал, так сказать, под мою юрисдикцию.

– Понятно, – кивнул Джонсон. – Перейдем к событиям этого вечера. Боюсь, это будет мучительным для вас, мистер Ли, но я бы хотел выслушать ваш отчет о происшедшем.

– Конечно, – отозвался Элфред.

– Для начала, когда вы в последний раз видели вашего отца?

Судорога боли исказила лицо Элфреда.

– После чая, – тихо ответил он. – Я пробыл с ним недолго, пожелал ему доброй ночи и ушел… дайте подумать… около без четверти шесть.

– Вы пожелали ему доброй ночи? – спросил Пуаро. – Значит, вы не ожидали снова увидеть его этим вечером?

– Да. Легкий ужин отцу всегда подавали в семь. После этого он ложился спать или сидел в кресле, но никто из членов семьи его уже не беспокоил, если только он сам не посылал за ними.

– А он часто это делал?

– Иногда, если ему хотелось.

– Но это не было обычной процедурой?

– Нет.

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Ли.

– Мы пообедали в восемь. Потом моя жена и другие леди перешли в гостиную… – Его голос дрогнул, а взгляд снова стал неподвижным. – Мы сидели за столом, и внезапно наверху послышался грохот. Переворачивались стулья, трещала мебель, звенели бьющиеся стекло и фарфор, а потом… О боже! – Он содрогнулся. – У меня до сих пор в ушах крик моего отца – протяжный вопль человека в предсмертной агонии…

Элфред закрыл лицо трясущимися руками. Лидия мягко коснулась его плеча.

– А затем? – спросил полковник Джонсон.

– На момент мы были ошарашены. Потом вскочили и помчались наверх – к комнате отца. Дверь была заперта, и ее пришлось взломать. Войдя, мы увидели… – Элфред не договорил.

– Нет нужды останавливаться на этом, мистер Ли, – поспешно сказал полковник Джонсон. – Вернемся немного назад – ко времени, когда вы были в столовой. Кто был там с вами, когда вы услышали крик?

– Кто был? Ну, мы все… Хотя нет – мой брат Харри.

– И больше никого?

– Да.

– А где же были остальные джентльмены?

Элфред нахмурился, напрягая память.

– Дайте подумать… кажется, будто это произошло много лет назад… Джордж отошел к телефону, мы начали говорить о семейных делах, и Стивен Фэрр тактично удалился.

– А ваш брат Дэвид?

– Дэвид? Разве его там не было? Да, действительно. Не знаю, когда он вышел.

– Итак, вы обсуждали семейные дела? – осведомился Пуаро.

– Э-э… да.

– И обсуждали их только с одним членом вашей семьи?

– Что вы имеете в виду, мсье Пуаро? – вмешалась Лидия.

Он быстро обернулся к ней:

– Мадам, ваш муж заявил, что мистер Фэрр тактично удалился, услышав, что обсуждаются дела семьи. Но это не был conseil de famille[229], так как мсье Дэвид и мсье Джордж отсутствовали. Следовательно, обсуждение вели только два члена семьи.

– Мой деверь Харри, – объяснила Лидия, – много лет провел за границей. Естественно, ему и моему мужу было о чем поговорить.

– Ах вот оно что!

Она бросила на него быстрый взгляд и отвернулась.

– Ну, тут все как будто ясно, – сказал полковник Джонсон. – Вы заметили кого-нибудь, когда бежали к комнате вашего отца?

– Я… Право, не знаю. Думаю, что да. Мы все шли с разных сторон. Нет, боюсь, я никого не заметил – я был слишком встревожен. Этот ужасный крик…

Полковник быстро переменил тему:

– Благодарю вас, мистер Ли. Насколько я понял, в распоряжении вашего отца находились ценные алмазы.

Элфред казался удивленным.

– Да, – подтвердил он.

– Где он их хранил?

– В сейфе у себя в комнате.

– Вы можете описать их?

– Это были неотшлифованные камни.

– Почему ваш отец хранил их там?

– Это была его причуда. Он привез алмазы из Южной Африки и так и не стал их шлифовать. Ему просто нравилось хранить их у себя.

– Понятно, – промолвил главный констебль, хотя, судя по его тону, это не соответствовало действительности. – Они были очень ценными?

– Отец определял их стоимость приблизительно в десять тысяч фунтов.

– Странная идея – хранить такие дорогие камни в сейфе спальни.

Лидия вмешалась снова:

– Мой свекор, полковник Джонсон, был весьма странным человеком. Его идеи никак не назовешь традиционными. Ему явно доставляло удовольствие перебирать эти алмазы.

– Возможно, они напоминали ему прошлое, – заметил Пуаро.

Она бросила на него оценивающий взгляд.

– Пожалуй.

– Алмазы были застрахованы? – спросил главный констебль.

– Думаю, что нет.

Джонсон склонился вперед:

– Вам известно, мистер Ли, что камни были украдены?

– Что?! – Элфред уставился на него.

– Ваш отец ничего не говорил вам об их исчезновении?

– Ни единого слова.

– И вы не знали, что он вызвал суперинтендента Сагдена и сообщил ему о пропаже?

– Не имел об этом ни малейшего представления!

Главный констебль перевел взгляд на Лидию:

– А вы, миссис Ли?

Лидия покачала головой:

– Я ничего об этом не слышала.

– Значит, вы считали, что камни все еще в сейфе?

– Да. – Поколебавшись, она спросила: – Его убили из-за этих алмазов?

– Это мы и намерены выяснить, – ответил полковник Джонсон. – У вас есть предположение, миссис Ли, кто мог совершить эту кражу?

Лидия снова покачала головой:

– Нет. Я уверена в честности слуг. К тому же им было бы нелегко проникнуть в сейф. Мой свекор всегда находился в своей комнате – он никогда не спускался вниз.

– А кто убирал в комнате?

– Хорбери. Он стелил постель и подметал. Вторая горничная каждое утро приходила убирать золу из камина и разводить огонь, а всем остальным занимался Хорбери.

– Выходит, у него было больше всего возможностей? – спросил Пуаро.

– Да.

– Вы думаете, что это он украл алмазы?

– Вполне вероятно. Возможности у него действительно были… О, я не знаю, что и думать!

– Ваш муж дал нам отчет о сегодняшнем вечере, – вновь заговорил полковник Джонсон. – Не могли бы вы сделать то же самое, миссис Ли? Когда вы в последний раз видели вашего свекра?

– Перед чаем мы все побывали у него в комнате. Больше я его не видела.

– И вы не приходили позже пожелать ему доброй ночи?

– Нет.

– А обычно вы это делали? – осведомился Пуаро.

– Нет, – кратко ответила Лидия.

– Где вы были, когда произошло убийство? – возобновил расспросы главный констебль.

– В гостиной.

– Вы слышали звуки борьбы?

– По-моему, я слышала, как упало что-то тяжелое. Конечно, комната моего свекра находится над столовой, а не над гостиной, поэтому я не могла слышать многое.

– Но вы слышали крик?

Лидия вздрогнула:

– Да. Это было ужасно – словно вопль грешной души в аду. Я сразу поняла, что произошло что-то страшное, и побежала наверх следом за мужем и Харри.

– Кто еще в тот момент был в гостиной?

Лидия нахмурилась:

– Право, не помню. Дэвид был в музыкальной комнате – играл Мендельсона. Думаю, Хильда пошла к нему.

– А две другие леди?

– Мэгдалин отошла к телефону, – медленно отозвалась Лидия. – Не помню, вернулась она или нет. Не знаю, где была Пилар.

– Фактически, – мягко уточнил Пуаро, – вы могли находиться в гостиной одна?

– Да. Пожалуй, так оно и было.

– Теперь насчет этих алмазов, – заговорил полковник Джонсон. – Нам нужно убедиться, что кража действительно имела место. Вы знаете комбинацию цифр сейфа вашего отца, мистер Ли? Кажется, это старомодная модель.

– Комбинация записана в книжечке, которую отец держал в кармане халата.

– Отлично. Вскоре мы этим займемся. Возможно, нам лучше сначала побеседовать с другими членами семьи и гостями. Дамы, наверное, хотят поскорее лечь спать.

Лидия поднялась:

– Пойдем, Элфред. – Она повернулась к полковнику: – Мне прислать остальных?

– Если вас не затруднит, миссис Ли. Только по очереди.

– Разумеется.

Лидия направилась к двери. Элфред последовал за ней.

В последний момент он повернулся:

– Ну конечно! – Элфред быстро подошел к Пуаро. – Вы Эркюль Пуаро! Не знаю, где были мои мозги. Мне сразу следовало понять… – Его речь стала быстрой и возбужденной. – Вы посланы самим Богом, мсье Пуаро! Вы должны узнать правду. Не считайтесь с расходами – я все оплачу. Моего отца зверски убили – он должен быть отомщен!

– Могу заверить вас, мистер Ли, – спокойно ответил Пуаро, – что я готов сделать все от меня зависящее, чтобы помочь полковнику Джонсону и суперинтенденту Сагдену.

– Я хочу, чтобы вы работали на меня! – настаивал Элфред Ли. – Отец должен быть отомщен!

Он задрожал всем телом. Лидия подошла к нему и взяла его под руку.

– Пошли, Элфред, – сказала она. – Мы должны прислать других.

Ее взгляд встретился со взглядом Пуаро. Эти глаза умели хранить тайны.

– «Кто бы мог подумать, что в этом старике…» – тихо начал Пуаро.

– Нет! – прервала его Лидия. – Не говорите этого!

– Но это сказали вы, мадам, – заметил Пуаро.

– Да, я помню. – Лидия вздохнула. – Это было так страшно…

И она быстро вышла из комнаты вместе с мужем.

9

Джордж Ли был серьезен и корректен.

– Ужасное дело, – промолвил он, качая головой. – Могу лишь предполагать, что это… э-э… работа маньяка.

– Такова ваша теория? – вежливо осведомился полковник Джонсон.

– Разумеется. Маньяк-убийца. Возможно, бежавший из сумасшедшего дома поблизости.

– А как, по-вашему, этот маньяк мог проникнуть в дом, мистер Ли? – вмешался суперинтендент Сагден. – И как он отсюда вышел?

Джордж покачал головой.

– Узнать это – задача полиции, – твердо заявил он.

– Мы сразу же обошли весь дом, – продолжал Сагден. – Все окна были закрыты и заперты. Парадная и боковая двери – тоже. Никто не мог пройти через кухню не замеченным прислугой.

– Но это абсурд! – воскликнул Джордж Ли. – Сейчас вы скажете, что мой отец вообще не был убит!

– К сожалению, он действительно убит, – отозвался суперинтендент. – В этом не может быть сомнений.

Главный констебль откашлялся и приступил к расспросам:

– Где вы находились во время убийства, мистер Ли?

– В столовой. Это произошло сразу после обеда. Хотя нет, кажется, в этой комнате. Я только что закончил телефонный разговор.

– Вы говорили по телефону?

– Да. Я звонил по неотложному делу представителю консервативной партии в Уэстерингеме – это мой избирательный округ.

– И после этого вы услышали крик?

Джордж Ли поежился:

– Да, жуткий звук. У меня мороз пробежал по коже. Крик перешел в хрип или бульканье.

Он вынул носовой платок и вытер пот со лба.

– И тогда вы поспешили наверх?

– Да.

– Вы заметили ваших братьев – мистера Элфреда и мистера Харри Ли?

– Нет. Должно быть, они поднялись раньше меня.

– Когда вы в последний раз видели вашего отца, мистер Ли?

– Во второй половине дня, когда мы все были у него в комнате.

– А после этого вы его не видели?

– Нет.

– Вам было известно, – осведомился после паузы главный констебль, – что ваш отец хранил в сейфе своей спальни ценные неотшлифованные алмазы?

Джордж Ли кивнул.

– Весьма неразумная затея, – напыщенно произнес он. – Я часто говорил ему это. Возможно, из-за них его и убили. Я имею в виду…

– Вы знаете, что эти камни исчезли? – прервал полковник Джонсон.

Челюсть Джорджа отвисла, а глаза стали еще более выпуклыми.

– Значит, его в самом деле убили из-за них?

– Он знал об их пропаже, – отозвался главный констебль, – и сообщил об этом полиции за несколько часов до смерти.

– Тогда… я не понимаю… – сбивчиво начал Джордж.

– И мы тоже, – мягко произнес Эркюль Пуаро.

10

Харри Ли вошел в комнату с самоуверенным видом. Несколько секунд Пуаро, нахмурившись, рассматривал его. У него возникло ощущение, что он уже видел этого человека. Глядя на орлиный нос, гордо вскинутую голову, линии подбородка, он осознал, что, хотя Харри был высоким мужчиной, а его отец – всего лишь среднего роста, между ними было немалое сходство.

Пуаро отметил еще кое-что. Несмотря на свою самоуверенность, Харри Ли нервничал. Он умело это скрывал, но его явно что-то беспокоило.

– Ну, джентльмены, – сказал Харри, – чем я могу вам помочь?

– Мы были бы рады, если бы вы смогли пролить хоть какой-то свет на события этого вечера, – ответил полковник Джонсон.

Харри Ли покачал головой:

– Я ничего не знаю. Все это ужасно и абсолютно неожиданно.

– Кажется, вы недавно вернулись из-за границы, мистер Ли? – спросил Пуаро.

Харри быстро повернулся к нему:

– Да, я высадился в Англии неделю назад.

– И долго вы отсутствовали?

Харри Ли выпятил подбородок и засмеялся:

– Лучше ответить прямо – все равно кто-нибудь вам сообщит. Я блудный сын, джентльмены! Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я покинул этот дом.

– Но теперь вы вернулись. Почему? – допытывался Пуаро.

– Все та же старая притча, – откровенно ответил Харри. – Я устал от рожков, которые едят свиньи[230] – или не едят, точно не помню, – и решил, что откормленный телец станет недурной заменой. Получив от отца письмо с предложением вернуться домой, я повиновался – вот и все.

– Вы здесь с кратким визитом или надолго? – спросил Пуаро.

– Я приехал домой навсегда, – заявил Харри.

– Ваш отец этого хотел?

– Старик был в восторге. – Харри снова засмеялся, забавно прищурившись. – С Элфредом ему было тоскливо. Элфред хоть и в высшей степени респектабелен, но жуткий зануда! Отец провел бурную молодость – вот ему и захотелось моего общества.

– А ваш брат и его жена были довольны тем, что вы решили поселиться здесь?

Пуаро задал этот вопрос, слегка приподняв брови.

– Элфред? Да он чуть не лопнул от злости! Не знаю насчет Лидии. Возможно, она расстроилась из-за Элфреда, но я не сомневаюсь, что в конце концов мы с ней поладим. Лидия славная женщина – она мне нравится. Но Элфред совсем другое дело. Он с детства мне завидовал. Элфред всегда был послушным, почтительным сыном и в итоге получил то, что всегда достается послушным мальчикам, – пинок в зад. Поверьте мне, джентльмены, добродетель не вознаграждается. – Харри переводил взгляд с одного лица на другое. – Надеюсь, вы не шокированы моей откровенностью. Ведь вам нужна правда. Вы ведь все равно вытащите на свет божий все семейное грязное белье. Свое я могу продемонстрировать сразу. Я не убит горем по случаю смерти отца – в конце концов, я не видел старика с юношеских лет, но тем не менее он мой отец и его убили, поэтому я хочу отомстить убийце. – Он погладил подбородок, наблюдая за их реакцией. – Никто из Ли не прощает обид. Я намерен убедиться, что убийца моего отца будет пойман и повешен.

– Можете не сомневаться, что мы сделаем все от нас зависящее, – заверил его Сагден.

– Если нет, то я возьму правосудие в собственные руки, – предупредил Харри Ли.

– Значит, у вас есть предположения относительно личности убийцы, мистер Ли? – резко осведомился главный констебль.

Харри покачал головой.

– Нет, – медленно отозвался он. – Самое скверное то, что это едва ли может быть делом рук кого-то постороннего.

Сагден молча кивнул.

– А если так, – продолжал Харри Ли, – то его убил кто-то из домашних. Но кто мог это сделать? Я не могу подозревать слуг. Трессилиан здесь с незапамятных времен. Придурок лакей? Никогда в жизни! Хорбери, конечно, скользкий тип, но Трессилиан сказал мне, что он был в кино. Кто же у нас остается? За исключением Стивена Фэрра (а какого дьявола ему тащиться сюда из Южной Африки и убивать незнакомого человека?) – только наша семья. Но я никак не могу представить себе, чтобы кто-то из нас сделал такое. Элфред? Он обожал отца. Джордж? У него кишка тонка. Дэвид? Он всегда был рассеянным мечтателем и упал бы в обморок, порезав себе палец. Жены? Женщина не в состоянии хладнокровно перерезать человеку горло. Тогда кто? Будь я проклят, если знаю. Но это не дает мне покоя.

Полковник Джонсон откашлялся, следуя приобретенной на службе привычке.

– Когда вы в последний раз видели вашего отца сегодня вечером? – спросил он.

– После чая. Он как раз поругался с Элфредом из-за вашего покорного слуги. Старик был вне себя от радости – всегда обожал сеять раздоры. Думаю, именно поэтому он держал мой приезд в секрете от других. Хотел посмотреть, какая поднимется буча, когда я неожиданно появлюсь. Потому он и заговорил об изменении завещания.

Пуаро встрепенулся:

– Ваш отец упоминал о завещании?

– Да, в присутствии всех нас, наблюдая за нашей реакцией, как кот за мышью. Он сказал, что после Рождества к нему придет адвокат.

– И какие изменения он планировал? – спросил Пуаро.

Харри Ли усмехнулся:

– Старый лис этого не сообщил. Но я полагаю – вернее, надеюсь, – что изменения должны были произойти в пользу вашего покорного слуги. Очевидно, в прежних завещаниях я не фигурировал вовсе, а теперь меня собирались включить. Жестокий удар для родственничков! Думаю, старик намеревался включить в завещание и Пилар – вроде бы он к ней привязался. Вы еще не видели мою испанскую племянницу? Очаровательное существо – со всей теплотой и красотой юга и со всей его жестокостью. Жаль, что я ее дядя!

– Вы говорите, ваш отец привязался к ней?

Харри кивнул:

– Пилар сумела обвести старика вокруг пальца. Сидела с ним часами. Держу пари, она знала, что делает! Но теперь он мертв, и никакое завещание не может быть изменено ни в пользу Пилар, ни, что самое худшее, в мою. – Он сделал паузу и продолжал другим тоном: – Но я отвлекся от темы. Вы хотели знать, когда я в последний раз видел отца? Как я уже говорил, после чая – вероятно, в самом начале седьмого. Старик был в хорошем настроении, хотя, возможно, немного усталым. Я вышел, оставив отца с Хорбери. Больше я его не видел.

– Где вы были во время его смерти?

– В столовой с братцем Элфредом. Не слишком приятное послеобеденное времяпрепровождение. Мы были в самом разгаре спора, когда услышали шум наверху. Казалось, будто там дерутся десять человек. А потом бедный отец закричал – так визжит свинья, когда ее режут. Крик парализовал Элфреда – он застыл с отвисшей челюстью. Мне пришлось встряхнуть его, чтобы привести в чувство, и мы помчались наверх. Дверь была заперта, и нам пришлось ее взламывать – та еще работенка. Понять не могу, каким образом она оказалась запертой! В комнате никого не было, кроме отца, и будь я проклят, если кто-нибудь мог выбраться оттуда через окна.

– Дверь заперли снаружи, – сообщил суперинтендент Сагден.

– Что?! – Харри уставился на него. – Но я могу поклясться, что ключ был вставлен изнутри!

– Так вы это заметили? – осведомился Пуаро.

– Я все замечаю, – резко отозвался Харри. – У меня такая привычка. – Он окинул взглядом собеседников. – У вас есть еще вопросы, джентльмены?

Джонсон покачал головой:

– В данный момент нет. Благодарю вас, мистер Ли. Может быть, вы пришлете сюда следующего члена семьи?

– Разумеется.

Харри направился к двери и вышел не оборачиваясь.

Трое мужчин посмотрели друг на друга.

– Что вы о нем думаете, Сагден? – спросил полковник Джонсон.

Суперинтендент с сомнением покачал головой:

– Он чего-то боится. Интересно, чего именно?

11

Мэгдалин Ли эффектно остановилась в дверном проеме, касаясь длинными пальцами блестящих платиновых волос. Зеленое бархатное платье облегало стройную фигуру. Она выглядела очень молодой и слегка испуганной.

Трое мужчин на момент застыли, глядя на нее. В глазах Джонсона читалось явное восхищение. Сагден обнаруживал только нетерпение человека, стремящегося продолжить работу. Взгляд Эркюля Пуаро был оценивающим, и Мэгдалин это видела, но она не знала, что он оценивает не ее красоту, а умение эффективно ею пользоваться.

«Jolie mannéquin, la petite. Mais elle a les yeux durs»[231], – подумал Пуаро.

«Чертовски хорошенькая девушка! – размышлял полковник Джонсон. – Джорджу Ли придется с ней нелегко, если он не будет за ней присматривать. Она явно знает толк в мужчинах».

«Пустоголовая тщеславная бабенка! – думал суперинтендент Сагден. – Надеюсь, мы быстро с ней покончим».

– Садитесь, пожалуйста, миссис Ли, – заговорил полковник Джонсон. – По-видимому, вы…

– Миссис Джордж Ли.

Она села с признательной улыбкой. «В конце концов, – казалось, говорил ее взгляд, – хоть вы и полицейский, но не такой уж страшный».

Край улыбки предназначался Пуаро. Иностранцы так восприимчивы к женским чарам! Суперинтендент Сагден ее не заботил.

– Все это так ужасно! – томно замурлыкала Мэгдалин, выразительно жестикулируя. – Я так напугана!

– Ну-ну, миссис Ли, – успокаивающе произнес полковник Джонсон. – Я знаю, что это был сильный шок, но теперь все позади. Мы только хотим, чтобы вы рассказали нам о происшедшем этим вечером.

– Но я ничего об этом не знаю, честное слово! – воскликнула она. – Мы прибыли только вчера вечером. Джордж заставил меня ехать сюда на Рождество. Лучше бы мы этого не делали. Теперь я уже никогда не буду чувствовать себя так, как прежде!

– Да, все это крайне прискорбно.

– Понимаете, я едва знаю семью Джорджа. Мистера Ли я видела только дважды – на нашей свадьбе и один раз после этого. Конечно, Элфреда и Лидию я видела чаще, но все они остаются для меня посторонними людьми.

Снова тот же взгляд испуганного ребенка. И снова в голове Эркюля Пуаро мелькнула мысль:

«Elle joue très bien la comédie, cette petite…»[232]

– Да-да, – кивнул полковник Джонсон. – А теперь просто скажите, когда вы в последний раз видели живым вашего свекра.

– Во второй половине дня. Это было ужасно!

– Ужасно? Почему?

– Они были такие злые!

– Кто?

– Все. Я не имею в виду Джорджа. Отец ничего ему не говорил. Но все остальные…

– Что именно произошло?

– Ну, когда мы пришли в комнату мистера Ли – он сам позвал нас, – он говорил по телефону с адвокатом о своем завещании. А потом мистер Ли спросил у Элфреда, почему тот выглядит таким мрачным. Думаю, это было из-за того, что Харри решил остаться здесь жить. По-моему, это очень расстроило Элфреда. Понимаете, Харри давным-давно совершил какой-то ужасный поступок. А потом мистер Ли заговорил о своей жене – она умерла много лет назад, – сказал, что у нее были куриные мозги. Дэвид вскочил с таким видом, словно собирался его убить… О! – Она внезапно умолкла, и в ее глазах мелькнул испуг. – Я не это имела в виду!..

– Да, разумеется, – успокоил ее Джонсон. – Вы просто выразились фигурально.

– Хильда, жена Дэвида, угомонила его и… Ну, думаю, это все. Мистер Ли заявил, что этим вечером больше не желает никого видеть. Поэтому мы все ушли.

– И это был последний раз, когда вы видели его?

– Да. До тех пор, пока… – Она вздрогнула.

– Да, понятно, – кивнул полковник Джонсон. – Где вы находились во время убийства?

– Дайте вспомнить… По-моему, в гостиной.

– Но вы в этом не уверены?

Глаза Мэгдалин забегали – она поспешно опустила веки.

– Ну конечно! Как глупо с моей стороны! У меня все смешалось в голове… Я отходила к телефону.

– Вы звонили по телефону? В этой комнате?

– Да, это единственный телефон, кроме того, который находится в комнате свекра наверху.

– Кто-нибудь еще был здесь с вами? – спросил суперинтендент Сагден.

Глаза Мэгдалин расширились.

– Нет, я была одна.

– И долго вы тут пробыли?

– Ну… какое-то время. Вечером соединяют далеко не сразу.

– Значит, это был междугородный разговор?

– Да… с Уэстерингемом.

– Понятно. А потом?

– Потом раздался этот жуткий вопль, и все побежали наверх. Дверь оказалась запертой, и ее пришлось ломать. Все это как ночной кошмар! Я никогда не смогу этого забыть!

– Ну-ну… – Очередное утешение полковника Джонсона казалось машинальным. – Вы знаете, что ваш свекор хранил в сейфе ценные алмазы?

– Нет! – В ее голосе слышалось искреннее возбуждение. – Настоящие алмазы?

– Да, – кивнул Эркюль Пуаро. – Стоимостью около десяти тысяч фунтов.

– О! – В этом возгласе звучала чисто женская алчность.

– Ну, – снова заговорил полковник, – пожалуй, на данный момент это все. Мы больше не будем вас беспокоить, миссис Ли.

– Благодарю вас.

Мэгдалин поднялась, одарила Пуаро и Джонсона чисто детской улыбкой, полной признательности, и вышла с высоко поднятой головой.

– Пожалуйста, пришлите сюда вашего деверя, мистера Дэвида Ли! – крикнул ей вслед полковник Джонсон. Закрыв за ней дверь, он вернулся к столу. – Как вам это нравится? Когда раздался крик, Джордж Ли звонил по телефону, и его жена делала то же самое! Тут что-то не клеится. Что вы об этом думаете, Сагден?

– Мне не хочется оскорбительно отзываться о леди, – медленно ответил суперинтендент, – но, по-моему, эта дамочка без колебаний вытянула бы из джентльмена деньги. Однако она едва ли стала бы перерезать ему горло. Не в ее это стиле.

– Кто знает, mon vieux[233], – пробормотал Пуаро.

Главный констебль повернулся к нему:

– А что вы думаете, Пуаро?

Склонившись вперед, Пуаро поправил блокнот с промокательной бумагой и стряхнул микроскопическую пылинку с подсвечника.

– Я бы сказал, что перед нами начинает вырисовываться характер покойного мистера Симеона Ли, – ответил он. – Думаю, что в этом деле самое главное – характер жертвы.

Суперинтендент Сагден озадаченно посмотрел на него.

– Я не вполне вас понимаю, мистер Пуаро, – сказал он. – Какое отношение характер жертвы имеет к ее убийству?

– Характер жертвы всегда имеет отношение к убийству, – мечтательно произнес Пуаро. – Искренность и доверчивость Дездемоны явились причиной ее смерти. Более подозрительная женщина смогла бы разгадать козни Яго и вовремя их расстроить[234]. Нечистоплотность Марата привела к его гибели в ванне[235]. В результате темперамента Меркуцио его жизнь пресек удар шпагой[236].

Полковник Джонсон потянул себя за ус.

– К чему вы клоните, Пуаро?

– К тому, что характер Симеона Ли привел в действие определенные силы, которые, в свою очередь, привели его к гибели.

– Значит, вы не думаете, что тут замешаны алмазы?

Пуаро улыбнулся при виде недоумения на лице Джонсона.

– Mon cher[237], именно в силу особенностей характера Симеон Ли хранил в своем сейфе неотшлифованные алмазы стоимостью в десять тысяч фунтов! Обычный человек так бы не поступил.

– Истинная правда, мистер Пуаро, – кивнул суперинтендент Сагден с видом человека, понявшего наконец, о чем говорит его собеседник. – Мистер Ли был очень странным. Он хранил эти камни в сейфе, чтобы иметь возможность прикасаться к ним и чувствовать, что к нему возвращается прошлое. Поэтому он и не отдавал их отшлифовать.

Пуаро энергично закивал:

– Вот именно. Вы необычайно сообразительны, суперинтендент.

Комплимент явно показался Сагдену сомнительным, но тут вмешался полковник Джонсон:

– Есть еще кое-что, Пуаро. Не знаю, обратили ли вы внимание…

– Mais oui[238], – прервал Пуаро. – Я знаю, что вы имеете в виду. Миссис Джордж Ли проболталась, сама того не понимая. Рассказывая о последней семейной встрече, она с очаровательной наивностью отметила, что Элфред сердился на отца, а Дэвид выглядел так, «словно собирался его убить». Думаю, оба заявления правдивы. Но благодаря им мы можем по-своему реконструировать происшедшее. Для чего Симеон Ли собрал всю семью? Почему, когда они пришли, он разговаривал по телефону с адвокатом? Parbleu[239], это не было оплошностью! Он хотел, чтобы они это слышали! Прикованный к креслу, бедный старик лишился развлечений своей молодости, поэтому придумал новые. Он забавлялся, играя на алчности, свойственной человеческой натуре, на ее эмоциях и страстях! Но из этого можно сделать еще один вывод. Возбуждая алчность и эмоции своих детей, старик не стал бы пренебрегать никем из них, в том числе и мистером Джорджем Ли! Супруга последнего об этом благоразумно умолчала. К тому же Симеон Ли мог и в нее выпустить одну-две отравленные стрелы. Думаю, мы узнаем от других, что он говорил Джорджу Ли и его жене…

Пуаро умолк, так как дверь открылась и вошел Дэвид Ли.

12

Дэвид Ли полностью держал себя в руках. Он выглядел почти неестественно спокойным. Подойдя к столу, он придвинул себе стул, сел и вопросительно посмотрел на полковника Джонсона.

Свет лампы падал на прядь волос у него на лбу, подчеркивая выпуклые скулы. Дэвид казался слишком молодым, чтобы быть сыном высохшего старика, чей труп лежал наверху.

– Чем я могу помочь вам, джентльмены? – осведомился он.

– Насколько я понимаю, мистер Ли, – заговорил полковник Джонсон, – сегодня в комнате вашего отца состоялось нечто вроде семейной встречи?

– Да, но абсолютно неформальной. Я имею в виду, это не было семейным советом или чем-нибудь в таком роде.

– И что же там произошло?

– Мой отец был в плохом настроении, – спокойно ответил Дэвид Ли. – Конечно, приходилось делать скидку на его преклонный возраст и инвалидность. Казалось, будто он собрал нас для того, чтобы… ну, излить на нас свою злость.

– Вы можете припомнить, что именно он говорил?

– Все это звучало довольно глупо. Отец сказал, что от нас всех – его сыновей – нет никакого толку, что в семье нет ни одного настоящего мужчины и что Пилар – моя испанская племянница – стоит двоих из нас. Он добавил… – Дэвид умолк.

– Если можно, мистер Ли, повторите слово в слово, – попросил Пуаро.

– Его замечание было весьма вульгарным, – неохотно сказал Дэвид. – Отец выразил надежду, что где-то в мире у него имеются лучшие сыновья – пусть даже незаконнорожденные…

На его чувственном лице было написано отвращение к передаваемым словам. Суперинтендент Сагден внезапно встрепенулся и склонился вперед.

– Ваш отец говорил что-нибудь непосредственно вашему брату, мистеру Джорджу Ли? – спросил он.

– Джорджу? Не припоминаю. Ах да, кажется, отец посоветовал ему сократить расходы, так как он намерен урезать его содержание. Джордж очень рассердился, покраснел как рак и заявил, что не в состоянии тратить меньше. Отец хладнокровно заявил, что ему придется как-нибудь справляться и что жена должна помочь ему экономить. Это был довольно ехидный намек – Джордж всегда дрожал над каждым пенни, а Мэгдалин, по-моему, наоборот, склонна к расточительности.

– И она тоже рассердилась? – поинтересовался Пуаро.

– Да. Кроме того, мой отец добавил еще одну грубость – упомянул, что она жила с морским офицером. Конечно, он имел в виду ее отца, но это прозвучало двусмысленно. Мэгдалин вся побагровела. Я ее не осуждаю.

– Ваш отец упоминал свою покойную жену – вашу матушку? – спросил Пуаро.

Кровь бросилась в лицо Дэвиду, лежащие на столе руки сжались в кулаки.

– Да, – ответил он сдавленным голосом. – Отец оскорбил ее.

– Что он сказал? – осведомился полковник Джонсон.

– Не помню. Отпустил какое-то пренебрежительное замечание.

– Ваша мать умерла несколько лет назад? – мягко спросил Пуаро.

– Она умерла, когда я был еще мальчиком, – ответил Дэвид.

– Возможно, ее жизнь здесь была… не очень счастливой?

Дэвид презрительно усмехнулся:

– Кто мог быть счастлив с таким человеком, как мой отец? Моя мать была святая. Она умерла с разбитым сердцем.

– И ваш отец был огорчен ее смертью? – допытывался Пуаро.

– Не знаю, – резко отозвался Дэвид. – Я ушел из дому. – Помолчав, он добавил: – Возможно, вы не знаете, что до теперешнего визита я не видел отца почти двадцать лет. Так что едва ли я могу сообщить вам многое о его привычках, врагах и о том, что здесь происходило.

– Вы знали, что ваш отец хранил ценные алмазы в сейфе своей спальни? – спросил полковник Джонсон.

– В самом деле? – равнодушно произнес Дэвид. – Выглядит довольно нелепо.

– Пожалуйста, опишите ваши передвижения этим вечером, – продолжал Джонсон.

– Передвижения? Ну, я быстро покинул столовую – мне надоело сидеть, потягивая портвейн. Кроме того, я видел, что Элфред и Харри начинают ссориться, а я ненавижу скандалы. Поэтому я потихоньку ускользнул в музыкальную комнату и стал играть на рояле.

– Музыкальная комната – соседняя с гостиной? – спросил Пуаро.

– Да. Я играл. Пока… пока это не произошло.

– Что именно вы слышали?

– Звуки опрокидываемой наверху мебели, а потом этот жуткий вопль. – Он снова сжал кулаки. – Как душа грешника в аду! Это было ужасно!

– Вы были один в музыкальной комнате? – спросил Джонсон.

– Что? Нет, со мной была моя жена Хильда. Она пришла из гостиной. Мы… мы поднялись наверх с остальными. – Он нервно добавил: – Надеюсь, вы не хотите, чтобы я описывал то, что там увидел?

– Нет, в этом нет надобности, – ответил Джонсон. – Благодарю вас, мистер Ли, это все. Полагаю, у вас нет предположений, кто мог желать смерти вашему отцу?

– Думаю, очень многие, – отозвался Дэвид. – Но я не знаю, кто конкретно.

Он быстро вышел, захлопнув за собой дверь.

13

Полковник Джонсон едва успел прочистить горло, как дверь снова открылась и вошла Хильда Ли.

Эркюль Пуаро с любопытством разглядывал ее. Жены сыновей Симеона Ли казались ему интересным объектом для изучения. Быстрый ум и изящество Лидии, мишурный блеск Мэгдалин, а теперь сила и надежность, исходящие от Хильды. Он сразу заметил, что она моложе, чем выглядит из-за невзрачной прически и немодной одежды. Ее каштановые волосы еще не тронула седина, а спокойные карие глаза на довольно пухлом лице блестели, как маяки доброты и сердечности. «Приятная женщина», – подумал Пуаро.

– Конечно, это стало страшным потрясением для всех вас, – говорил между тем полковник Джонсон. – Из слов вашего мужа, миссис Ли, я понял, что вы впервые в Горстон-Холле?

Она молча кивнула.

– А до этого вы были знакомы с вашим свекром, мистером Ли?

– Нет, – ответила Хильда. – Мы поженились вскоре после того, как Дэвид ушел из дому. Он не хотел иметь ничего общего со своей семьей. До сих пор мы не виделись ни с кем из них.

– А каким образом состоялся этот визит?

– Мой свекор написал Дэвиду. Он ссылался на свой возраст и выражал желание, чтобы все его дети были с ним на Рождество.

– И ваш муж откликнулся на этот призыв?

– Боюсь, что только благодаря мне, – сказала Хильда. – Я… неверно понимала ситуацию.

– Не могли бы вы объяснить подробнее, мадам? – вмешался Пуаро. – Думаю, ваше сообщение может оказаться важным.

Она повернулась к нему:

– Тогда я еще не знала моего свекра и понятия не имела, каковы его подлинные мотивы. Мне казалось, что он стар, одинок и действительно хочет примириться со своими детьми.

– Каковы же, по-вашему, были его подлинные мотивы?

Хильда немного поколебалась.

– Я не сомневаюсь, – медленно ответила она, – что мой свекор хотел не установить мир, а возбудить вражду.

– В каком смысле?

– Его забавляло пробуждать худшие инстинкты в человеческой натуре. В нем была… как бы получше выразиться… какая-то дьявольская проказливость. Он хотел перессорить друг с другом всех членов семьи.

– И ему это удалось? – осведомился Джонсон.

– Вполне, – ответила Хильда Ли.

– Нам уже сообщили, мадам, о сцене, происшедшей сегодня в его комнате, – снова заговорил Пуаро. – Кажется, сцена была весьма напряженная.

Хильда кивнула.

– Не могли бы вы описать ее нам как можно подробнее?

Она задумалась.

– Когда мы вошли, мой свекор разговаривал по телефону.

– Насколько я понял, со своим адвокатом?

– Да, он просил мистера… кажется, Чарлтона – точно не помню фамилию – приехать сюда для составления нового завещания. Прежнее, по его словам, устарело.

– Как вам кажется, мадам, – спросил Пуаро, – ваш свекор намеренно устроил так, чтобы вы все слышали этот разговор, или же это произошло случайно?

– Я почти уверена, что он подстроил это сознательно.

– Дабы посеять среди вас сомнения и подозрения?

– Да.

– Значит, в действительности он, возможно, не собирался изменять свое завещание?

– Нет, – возразила Хильда, – думаю, его намерение было вполне искренним. Но ему хотелось подчеркнуть этот факт в нашем присутствии.

– Мадам, – продолжал Пуаро, – у меня нет никакого официального статуса, и, возможно, мои вопросы совсем не те, какие стал бы задавать английский полицейский. Но мне хотелось бы знать, как бы, по-вашему, могло выглядеть новое завещание. Я прошу не фактов, а всего лишь вашего мнения. Les femmes[240] формируют его достаточно быстро, Dieu merci[241].

Хильда Ли улыбнулась:

– Охотно поделюсь с вами своими соображениями. Сестра моего мужа, Дженнифер, вышла замуж за испанца, Хуана Эстравадоса. Ее дочь Пилар недавно прибыла сюда. Она очень красивая девушка и к тому же единственная внучка в семье. Старый мистер Ли был ею очарован и сразу к ней привязался. Думаю, он собирался по новому завещанию оставить Пилар солидную сумму. По старому ей, возможно, доставались гроши или вообще ничего.

– Вы были знакомы с вашей золовкой?

– Нет, я ни разу с ней не встречалась. Ее муж-испанец, по-моему, погиб при трагических обстоятельствах вскоре после свадьбы. Сама Дженнифер умерла год назад, и Пилар осталась сиротой. Вот почему мистер Ли захотел, чтобы она приехала и жила с ним в Англии.

– А другие члены семьи были довольны ее приездом?

– Думаю, Пилар нравилась всем, – ответила Хильда. – Приятно, когда в дом приходит молодость и жизнерадостность.

– А ей самой здесь нравилось?

– Не знаю, – медленно произнесла Хильда. – Девушке, выросшей на юге – в Испании, Англия должна была показаться чужой и холодной.

– Сейчас жить в Испании не слишком приятно, – заметил полковник Джонсон. – А теперь, миссис Ли, мы хотели бы услышать ваш рассказ о разговоре в комнате старого мистера Ли.

– Прошу прощения, – извинился Пуаро. – Я вас отвлек.

– Окончив говорить по телефону, – начала Хильда, – мой свекор окинул нас взглядом, засмеялся и сказал, что мы все выглядим очень мрачно. Потом он добавил, что устал и хочет рано лечь спать, и попросил не беспокоить его после обеда, так как хочет на Рождество быть в хорошей форме. После этого… – она сдвинула брови, напрягая память, – мой свекор заметил, что только большая семья может по-настоящему оценить Рождество, и заговорил о деньгах. Он сказал, что в будущем содержать этот дом станет куда дороже, поэтому Джорджу и Мэгдалин придется экономить, и посоветовал Мэгдалин самой шить себе платья. Боюсь, что идея была несколько старомодной. Неудивительно, что это ее рассердило. Свекор добавил, что его жена хорошо управлялась с иглой.

– И это все, что он о ней сказал? – спросил Пуаро.

Хильда покраснела:

– Он сделал пренебрежительное замечание насчет ее ума. Мой муж очень любил свою мать, и это сильно его расстроило. А затем мистер Ли вдруг стал кричать на всех нас. Он сам себя взвинчивал. Конечно, я могу понять, что он чувствовал…

– Что же? – прервал Пуаро.

Хильда спокойно посмотрела на него:

– Мой свекор был разочарован тем, что у него нет внуков – я имею в виду мальчиков – и что род Ли должен угаснуть. Думаю, это давно его мучило. Он не смог больше сдерживаться и обратил гнев на сыновей, назвав их никчемными хлюпиками. Мне было жаль его, потому что я понимала, как страдает его гордость.

– А потом?

– А потом, – ответила Хильда, – мы все ушли.

– И больше вы его не видели?

Она кивнула.

– Где вы были, когда произошло убийство?

– С моим мужем в музыкальной комнате. Он играл для меня.

– А после этого?

– Мы услышали, как наверху опрокидывают столы и стулья и бьют фарфор, словно там происходит жестокая борьба. А затем раздался ужасный вопль, когда ему перерезали горло…

– Было ли это похоже на вопль «души грешника в аду»? – спросил Пуаро.

– Куда хуже! – отозвалась Хильда.

– В каком смысле, мадам?

– Это был вопль существа, у которого вообще нет души… Абсолютно нечеловеческий, как у животного!

– Значит, вот каково ваше мнение о покойном, мадам? – серьезно промолвил Пуаро.

Хильда молчала, уставившись в пол.

14

Пилар вошла в комнату с настороженностью зверя, опасающегося ловушки. Ее глаза быстро бегали из стороны в сторону. Вид у нее был не столько испуганный, сколько подозрительный.

Полковник Джонсон встал и придвинул ей стул.

– Надеюсь, вы понимаете по-английски, мисс Эстравадос? – спросил он.

Пилар широко открыла глаза.

– Конечно, – ответила она. – Моя мать была англичанкой. И я сама даже очень англичанка.

На губах полковника мелькнула улыбка, когда его взгляд скользнул по глянцевым черным волосам, гордым темным глазам и алым губам девушки. «Даже очень англичанка»! Такое определение никак не подходило к Пилар Эстравадос.

– Ваш дедушка, мистер Ли, пригласил вас к себе, – продолжал Джонсон. – Вы прибыли из Испании несколько дней назад. Это верно?

Пилар кивнула:

– Верно. Ох, сколько же у меня было приключений, пока я выбралась из Испании! Бомба убила шофера – у него вся голова была в крови. Я не умею водить машину, поэтому мне пришлось долго идти пешком, а я этого очень не люблю – у меня болят ноги.

Полковник улыбнулся:

– Как бы то ни было, вы приехали сюда. Ваша мать часто рассказывала вам о дедушке?

– Да, – весело отозвалась Пилар. – Она говорила, что он старый черт.

– А что вы сами о нем думали, когда познакомились с ним, мадемуазель? – спросил Эркюль Пуаро.

– Конечно, дедушка был очень-очень старый, – ответила Пилар. – У него все лицо было в морщинах, и ему приходилось все время сидеть в кресле. Но все равно он мне очень нравился. Наверное, в молодости он был очень красивый – совсем как вы, – добавила она, повернувшись к Сагдену. Ее глаза с наивным удовольствием смотрели на красивое лицо суперинтендента, ставшее в результате комплимента кирпично-красным.

Полковник Джонсон с трудом удержался от усмешки. Это был один из немногих случаев, когда он видел замешательство своего невозмутимого подчиненного.

– Но, конечно, – с сожалением продолжала Пилар, – дедушка не был таким высоким, как вы.

Пуаро печально вздохнул.

– Выходит, вам нравятся высокие мужчины, сеньорита? – осведомился он.

– Разумеется, – с энтузиазмом согласилась Пилар. – Мне нравятся высокие, широкоплечие и очень сильные.

– Вы часто видели вашего деда в эти дни? – спросил Джонсон.

– Да, – кивнула Пилар. – Я сидела с ним, а дедушка рассказывал мне, каким он был грешником и что он делал в Южной Африке.

– А он когда-нибудь говорил, что хранит алмазы в сейфе своей спальни?

– Да, он показывал их мне. Но они были очень некрасивые – похожие на обычные камешки.

– Он, часом, не подарил вам один-два из них? – вмешался Сагден.

Пилар покачала головой:

– Нет. Я думала, что, возможно, подарит когда-нибудь, если я буду с ним ласкова и почаще с ним сидеть. Старые джентльмены очень любят молоденьких девушек.

– Вам известно, что эти алмазы были украдены? – спросил полковник Джонсон.

Глаза Пилар стали еще шире.

– Украдены?

– Да. У вас есть предположение насчет того, кто мог их взять?

Пилар кивнула:

– Должно быть, это Хорбери.

– Хорбери? Вы имеете в виду слугу?

– Да.

– Почему вы так думаете?

– Потому что у него лицо вора и глаза бегают туда-сюда. К тому же он подслушивает у дверей и ходит бесшумно, как кот, а все коты – воры.

– Хм! – произнес полковник Джонсон. – Ладно, пока оставим это. Насколько я понимаю, сегодня вся семья собралась в комнате вашего дедушки, и там состоялся… э-э… крупный разговор.

Пилар кивнула и улыбнулась:

– Это было так забавно. Ух, как же дедушка их разозлил!

– И вы наслаждались этим, не так ли?

– Мне очень нравится смотреть, как люди ссорятся. Но в Англии они ссорятся совсем не так, как в Испании. Там кричат, ругаются и хватаются за ножи, а здесь только становятся красными и стискивают зубы.

– Вы помните, что они говорили?

На лице Пилар отразилось сомнение.

– Я не уверена. Дедушка сказал, что они все никуда не годятся, так как у них нет детей, и что я лучше любого из них. Я ему очень нравилась.

– Он говорил что-нибудь о деньгах или о завещании?

– О завещании? По-моему, нет. Я не помню.

– Что было потом?

– Они все ушли, кроме Хильды – толстой жены Дэвида. Она осталась.

– Вот как?

– Да. Дэвид выглядел так забавно – побледнел и весь дрожал. Казалось, он вот-вот упадет в обморок.

– А потом?

– Потом я нашла Стивена, и мы танцевали под патефон.

– Стивена Фэрра?

– Да. Он из Южной Африки – сын дедушкиного партнера. Стивен тоже очень красивый – загорелый, высокий, а глаза у него…

– Где вы находились во время убийства? – прервал ее Джонсон.

– Я пошла с Лидией в гостиную, а потом поднялась в комнату привести себя в порядок, так как собиралась снова танцевать со Стивеном. Затем я услышала крик, все побежали наверх, и я тоже. Харри и Стивен начали взламывать дедушкину дверь – они оба большие и сильные…

– Да-да, – снова прервал полковник. – Что было дальше?

– Дверь рухнула, и мы заглянули внутрь. Ну и зрелище – все разбито, перевернуто, а дедушка лежит в луже крови, и горло у него перерезано вот так… – она драматическим жестом провела ребром ладони по шее, – до самого уха!

Пилар сделала паузу, явно наслаждаясь повествованием.

– И вам не стало дурно при виде крови? – спросил Джонсон.

Девушка уставилась на него:

– А почему мне должно было стать дурно? Когда людей убивают, всегда бывает кровь. Только там ее было очень много.

– Кто-то из остальных сказал что-нибудь? – осведомился Пуаро.

– Дэвид сказал такую забавную вещь. Сейчас вспомню… «Жернова Господни…» Что это значит? Жернова мелют зерно, не так ли?

– Ну, думаю, пока это все, мисс Эстравадос, – промолвил Джонсон.

Пилар встала и одарила очаровательной улыбкой всех по очереди.

– Тогда я пойду. – Она вышла из комнаты.

– «Жернова Господни мелют медленно, но верно», – произнес полковник Джонсон. – И Дэвид Ли сказал это!

15

Дверь открылась снова. На момент полковнику Джонсону показалось, что в комнату опять вошел Харри Ли, но, когда Стивен Фэрр шагнул вперед, он понял свою ошибку.

– Садитесь, мистер Фэрр, – предложил Джонсон.

Стивен сел, окинув троих мужчин холодным смышленым взглядом.

– Боюсь, я мало чем смогу быть вам полезен, – заговорил он. – Но, пожалуйста, задавайте мне любые вопросы. Возможно, мне лучше для начала объяснить, кто я такой. Мой отец, Эбенезер Фэрр, более сорока лет тому назад был партнером Симеона Ли в Южной Африке. – Стивен сделал паузу. – Папа много рассказывал мне о Симеоне Ли. Они оба сорвали недурной куш – Симеон Ли уехал в Англию с целым состоянием, да и мой отец заработал порядочно. Папа всегда говорил мне, что когда я буду в Англии, то обязательно должен повидать мистера Ли. Я как-то сказал ему, что прошло очень много лет и мистер Ли, возможно, не поймет, кто я, но папа только рукой махнул. «Когда два человека вместе переживают то, что довелось пережить нам с Симеоном, они этого не забывают», – сказал он. Отец умер два года назад, а в этом году я впервые приехал в Англию и решил последовать его совету – повидать мистера Ли. – Стивен добавил с улыбкой: – Я немного нервничал по пути сюда, но оказалось, что совершенно напрасно. Мистер Ли оказал мне радушный прием и просто настоял, чтобы я остался с его семьей на Рождество. Я не хотел навязываться, но он и слышать не желал об отказе. Мистер и миссис Элфред Ли тоже были со мной необычайно любезны. Мне очень жаль, что на них обрушилось такое несчастье.

– Когда вы прибыли сюда, мистер Фэрр?

– Только вчера.

– Сегодня вы видели мистера Ли?

– Да, поболтал с ним утром. Он был в хорошем настроении и хотел услышать о том, где мне приходилось бывать и с кем встречаться.

– Это был последний раз, когда вы его видели?

– Да.

– Он упоминал, что хранит в сейфе неотшлифованные алмазы?

– Нет. – Стивен осведомился, прежде чем полковник успел задать следующий вопрос: – Вы имеете в виду, что это было убийство с целью ограбления?

– Мы еще не вполне уверены, – ответил Джонсон. – Пожалуйста, сообщите, что вы делали этим вечером.

– Когда дамы вышли из столовой, я остался там и выпил бокал портвейна. Потом я понял, что Ли хотят обсудить семейные дела и мое присутствие их стесняет, поэтому извинился и вышел.

– Куда?

Стивен Фэрр откинулся на спину стула и погладил подбородок указательным пальцем.

– Я… э-э… направился в большую комнату с паркетным полом – вроде бального зала, – помедлив, ответил он. – Там были патефон и танцевальные пластинки. Я поставил одну из них.

– Возможно, вы рассчитывали, что кто-то к вам присоединится? – спросил Пуаро.

На губах Стивена мелькнула улыбка.

– Всегда надеешься на лучшее, – отозвался он.

– Сеньорита Эстравадос очень красива, – заметил Пуаро.

– Я не видел никого красивее с тех пор, как прибыл в Англию.

– Мисс Эстравадос составила вам компанию в танцевальной комнате? – осведомился полковник Джонсон.

Стивен покачал головой:

– Я все еще был там, когда услышал шум, выбежал узнать, что происходит, и помог Харри Ли взломать дверь.

– И это все, что вы можете нам сообщить?

– Боюсь, что да.

Эркюль Пуаро склонился к нему.

– Думаю, мистер Фэрр, – мягко сказал он, – вы могли бы сообщить нам еще многое, если бы захотели.

– Что вы имеете в виду? – резко спросил Фэрр.

– Вы можете рассказать нам о самом важном в этом деле – характере мистера Ли. По вашим словам, ваш отец много говорил о нем. Каким он вам его описывал?

– Думаю, я понимаю, куда вы клоните, – медленно произнес Стивен Фэрр. – Каким был Симеон Ли в молодости? Полагаю, вы хотите, чтобы я говорил откровенно?

– Если вы будете так любезны.

– Ну, прежде всего я не думаю, что Симеон Ли был высоконравственным членом общества. Конечно, он не был мошенником в полном смысле слова, но не так уж далеко от этого ушел. Короче говоря, моральными принципами он никак не мог похвастаться. Но при этом Симеон был очень обаятельным и фантастически щедрым. Если кто-нибудь обращался к нему за помощью, то всегда ее получал. Он пил, но не слишком много, нравился женщинам, обладал чувством юмора, но в то же время отличался злопамятностью и мстительностью. Поговорка, что слоны ничего не забывают, в полной мере относилась и к Симеону Ли. Отец рассказывал мне о нескольких случаях, когда Ли выжидал целые годы, чтобы свести счеты с кем-то, кто скверно с ним обошелся.

– Кто-то мог сыграть с ним в ту же игру, – заметил суперинтендент Сагден. – Вы случайно не знаете, мистер Фэрр, кто именно мог затаить злобу на Симеона Ли? Какой-нибудь случай из прошлого, который мог бы объяснить сегодняшнее преступление?

Стивен Фэрр покачал головой:

– Конечно, у него были враги – у такого человека их просто не могло не быть. Но я не знаю никаких конкретных случаев. Кроме того, – он слегка прищурился, – со слов Трессилиана я понял, что этим вечером ни в доме, ни около него не было замечено никаких посторонних.

– Кроме вас, мсье Фэрр, – указал Эркюль Пуаро.

Стивен повернулся к нему:

– Вот оно что! Подозрительный незнакомец в доме! Ну, тут вам ничего не светит. Вам не удастся раскопать никаких историй о том, как Симеон Ли подвел Эбенезера Фэрра и сын Эба отправился в Англию мстить за отца. Нет, – он покачал головой, – Симеон и Эбенезер ничего не имели друг против друга. Как я уже говорил, я приехал сюда из чистого любопытства. Более того, патефон – алиби не хуже других. Я не переставал ставить пластинки – кто-нибудь наверняка это слышал – и никак не смог бы, пока играет одна пластинка, пробежать по этим коридорам длиной в милю, подняться наверх, перерезать старику горло, смыть с себя кровь и вернуться, прежде чем туда примчались остальные. Это просто нелепо!

– Мы не выдвигаем никаких инсинуаций в отношении вас, мистер Фэрр, – заметил полковник Джонсон.

– Мне не слишком понравился тон мистера Эркюля Пуаро, – отозвался Стивен.

– Это крайне досадно, – промолвил Пуаро с благодушной улыбкой.

Стивен ответил ему сердитым взглядом.

– Благодарю вас, мистер Фэрр, – быстро вмешался полковник Джонсон. – Пока это все. Разумеется, вы не должны покидать этот дом.

Кивнув, Стивен поднялся и вышел из комнаты размашистой походкой.

– Вот вам и Икс – неизвестная величина, – сказал полковник Джонсон, когда дверь за Стивеном закрылась. – Хотя его рассказ выглядит правдоподобно, он темная лошадка. Он мог явиться сюда с выдуманной историей и украсть алмазы. Вам лучше взять у него отпечатки пальцев, Сагден, и проверить, не известен ли он полиции.

– Я уже снял отпечатки, – сухо ответил суперинтендент.

– Отлично. Вы ничего не упускаете. Полагаю, вы наметили основные направления работы?

Суперинтендент Сагден начал перечислять, загибая пальцы:

– Проверить телефонные звонки – время и так далее. Проверить Хорбери – когда он ушел и кто это видел. Проверить все входы и выходы. Проверить всю прислугу. Проверить финансовое положение членов семьи. Связаться с адвокатами и проверить завещание. Обыскать дом – не спрятаны ли где-нибудь оружие, окровавленная одежда или, возможно, алмазы.

– Пожалуй, это охватывает все, что можно, – одобрительно кивнул Джонсон. – Вы можете что-нибудь предложить, мсье Пуаро?

Эркюль Пуаро покачал головой:

– По-моему, суперинтендент учел все с поразительной тщательностью.

– Искать в таком доме исчезнувшие алмазы – нешуточное дело, – мрачно произнес Сагден. – В жизни не видел такого количества разных украшений и безделушек.

– Да, спрятать камни можно где угодно, – согласился Пуаро.

– Неужели вы действительно не в состоянии ничего предложить, Пуаро? – Главный констебль выглядел разочарованным, как человек, чья собака отказалась выполнять очередной трюк.

– Вы позволите мне вести расследование по-своему?

– Разумеется! – воскликнул Джонсон.

– Как это – по-вашему? – с подозрением осведомился суперинтендент Сагден.

– Я бы хотел, – ответил Эркюль Пуаро, – еще раз побеседовать с членами семьи.

– Вы имеете в виду, что хотели бы снова допросить их? – озадаченно спросил полковник.

– Нет-нет, не допросить – побеседовать!

– Зачем? – спросил Сагден.

Пуаро выразительно взмахнул рукой:

– В беседах многое выясняется. Если человек много разговаривает, ему нелегко скрыть правду!

– Значит, вы думаете, что кто-то из них лжет? – допытывался суперинтендент.

– Mon cher, отчасти лгут все, – вздохнул Пуаро. – Важно отделить безобидную ложь от преступной.

– Все это выглядит просто невероятным, – сказал полковник Джонсон. – Перед нами грубое и жестокое убийство – и кто же фигурирует в качестве подозреваемых? Элфред Ли и его жена – спокойные, очаровательные, хорошо воспитанные люди. Джордж Ли – член парламента и воплощение респектабельности. Его жена – обычная современная красотка. Дэвид Ли выглядит мягким и безобидным – к тому же, по словам его брата Харри, он не выносит вида крови. Его жена кажется обыкновенной женщиной, приятной и благоразумной. Остаются испанская племянница и человек из Южной Африки. У испанских красавиц бурный темперамент, но я не представляю, чтобы эта очаровательная девушка хладнокровно перерезала старику горло, тем более что, судя по известным фактам, в ее интересах было, чтобы он прожил подольше – по крайней мере, пока не подписал бы новое завещание. Стивен Фэрр – другое дело. Возможно, он профессиональный вор, приехавший сюда за алмазами. Старик обнаружил пропажу, и Фэрр заставил его умолкнуть навеки. К тому же патефонное алиби не выглядит надежным.

Пуаро покачал головой.

– Дорогой друг, – промолвил он, – сравните физические данные мсье Стивена Фэрра и старого Симеона Ли. Если бы Фэрр решил убить старика, он проделал бы это в минуту – Симеон Ли не смог бы оказать никакого сопротивления. Неужели вы в состоянии представить, чтобы немощный старик и этот сильный мужчина – великолепный образец человеческой породы – боролись несколько минут, опрокидывая стулья и разбивая вазы? Это выглядит фантастично!

Полковник прищурился.

– Вы имеете в виду, – осведомился он, – что Симеона Ли мог убить только слабый мужчина?

– Или женщина! – уточнил суперинтендент.

16

Полковник Джонсон взглянул на часы:

– Здесь я больше ничего не могу сделать. Теперь все в ваших руках, Сагден. Да, осталось еще кое-что. Нужно повидать дворецкого. Я знаю, что вы уже его допрашивали, но теперь мы знаем немного больше, и нам важно получить подтверждение показаний всех о том, где они находились во время убийства.

Трессилиан вошел медленным шагом. Главный констебль предложил ему сесть.

– Благодарю вас, сэр. Мне что-то не по себе – ноги и голова…

– Конечно, ведь вы перенесли шок, – мягко произнес Пуаро.

Дворецкий вздрогнул:

– Такое ужасное событие в этом доме! Здесь всегда было так спокойно…

– В доме был порядок, но не было счастья, не так ли? – спросил Пуаро.

– Я бы не хотел об этом говорить, сэр.

– А в прошлом, когда здесь жила вся семья, счастья было больше?

– Семью нельзя было назвать особенно дружной, сэр, – медленно ответил Трессилиан.

– Покойная миссис Ли часто болела, верно?

– Увы, да, сэр.

– Дети любили ее?

– Мистер Дэвид был очень ей предан – скорее как дочь, чем как сын. Когда она умерла, он не смог здесь жить.

– А мистер Харри? – спросил Пуаро. – Что он собой представлял?

– Он всегда был довольно буйным молодым джентльменом, но добродушным. Господи, как же я удивился, когда в дверь позвонили – потом еще раз, с таким нетерпением, – я открыл и увидел незнакомого мужчину, а потом услышал голос мистера Харри, совсем такой же, как прежде: «Привет, Трессилиан. Все еще здесь?»

– Должно быть, это странное ощущение, – сочувственно произнес Пуаро.

Щеки дворецкого слегка порозовели.

– Иногда кажется, сэр, как будто прошлое никуда не исчезло! – продолжал он. – По-моему, в Лондоне шла пьеса про что-то вроде этого. Вдруг накатывает чувство, словно все это уже было. Звонит звонок, я иду открывать, а там мистер Харри… Я говорю себе, что все это уже делал, а потом оказывается, что это мистер Фэрр или еще кто-нибудь…

– Очень интересно, – заметил Пуаро.

Трессилиан с признательностью посмотрел на него.

Джонсон нетерпеливо откашлялся и взял на себя инициативу.

– Нам всего лишь нужно проверить кое-какие данные, – сказал он. – Насколько я понял, когда наверху начался шум, в столовой были только мистер Элфред Ли и мистер Харри Ли. Это так?

– Право, не знаю, сэр. Все джентльмены находились в столовой, когда я подавал кофе, но это было минут на пятнадцать раньше.

– Мистер Джордж Ли разговаривал по телефону. Вы можете это подтвердить?

– Думаю, кто-то говорил по телефону, сэр. Звонок отзывается в моей буфетной, а когда снимают трубку, чтобы назвать номер, только слегка позвякивает. Помню, что я слышал такое позвякивание, но не обратил внимания.

– Не знаете, когда именно это было?

– Нет, сэр. Могу только сказать, что после того, как я подал кофе джентльменам.

– А где в это время находились леди?

– Миссис Элфред была в гостиной, сэр, когда я пришел за кофейным подносом – за минуту-две до того, как я услышал крик наверху.

– Что она делала? – спросил Пуаро.

– Стояла у дальнего окна, сэр, немного отодвинув портьеру, и смотрела наружу.

– Никого из других леди не было в комнате?

– Нет, сэр.

– Вы знаете, где они были?

– Не знаю, сэр.

– А остальные мужчины?

– Мистер Дэвид, по-моему, играл на рояле в комнате, соседней с гостиной.

– Вы слышали его игру?

– Да, сэр. – Старик снова вздрогнул. – Потом я подумал, что это был знак. Он играл похоронный марш. Помню, тогда у меня даже мурашки по коже забегали.

– Любопытно, – сказал Пуаро.

– Теперь что касается этого парня, Хорбери, – продолжал главный констебль. – Вы готовы поклясться, что в восемь он уже ушел из дому?

– Да, сэр. Хорбери ушел сразу после прихода мистера Сагдена. Я помню это, потому что он разбил кофейную чашку.

– Хорбери разбил чашку? – встрепенулся Пуаро.

– Да, сэр, из вустерского сервиза. Одиннадцать лет я их мою и ни одной не разбил!

– А что Хорбери делал с кофейной чашкой? – спросил Пуаро.

– Ну, сэр, вообще-то ему было незачем их трогать. Он просто подобрал одну из них и рассматривал, а когда я сообщил о приходе мистера Сагдена, сразу уронил.

– Вы сказали «мистер Сагден» или произнесли слово «полиция»?

Трессилиан выглядел удивленным.

– Теперь я припоминаю, сэр, что упомянул о приходе полицейского суперинтендента.

– И Хорбери уронил чашку, – задумчиво произнес Пуаро.

– Наводит на размышление, верно? – заметил главный констебль. – Хорбери задавал какие-нибудь вопросы о визите суперинтендента?

– Да, сэр, спросил, что ему здесь понадобилось. Я ответил, что он пришел собирать деньги на приют для сирот из семей полицейских и поднялся к мистеру Ли.

– И Хорбери испытал облегчение, услышав это?

– Пожалуй, да, сэр. Его поведение сразу изменилось. Он довольно фамильярно отозвался о мистере Ли – сказал, что он щедрый старикан, – и ушел.

– Через какую дверь?

– Через дверь в холл для прислуги.

– Все правильно, сэр, – вмешался Сагден. – Хорбери прошел через кухню, где его видели кухарка и судомойка, и вышел через заднюю дверь.

– Теперь слушайте внимательно, Трессилиан. Мог Хорбери вернуться в дом так, чтобы его никто не заметил?

Старик покачал головой:

– Не вижу, как бы он мог это сделать, сэр. Все двери запираются изнутри.

– Предположим, у него был ключ?

– Двери закрываются и на засов.

– Тогда как же он вообще входит в дом?

– У него есть ключ от задней двери, сэр. Вся прислуга входит таким образом.

– Значит, Хорбери мог вернуться этим путем?

– Только пройдя через кухню, сэр. А в кухне должны были находиться люди до половины десятого или даже до без четверти десять.

– Звучит убедительно, – кивнул полковник Джонсон. – Благодарю вас, Трессилиан.

Старик поднялся и с поклоном вышел из комнаты. Однако спустя одну-две минуты он появился снова.

– Хорбери только что вернулся, сэр. Хотите его повидать?

– Да, пожалуйста, пришлите его сразу же.

17

Сидни Хорбери представлял собой не слишком приятное зрелище. Войдя в комнату, он остановился, потирая руки и бросая острые взгляды на присутствующих.

– Вы Сидни Хорбери? – заговорил Джонсон.

– Да, сэр.

– Личный слуга покойного мистера Ли?

– Да, сэр. Ужасная трагедия. Я едва на ногах удержался, когда услышал об этом от Глэдис. Бедный старый джентльмен…

– Пожалуйста, просто отвечайте на мои вопросы, – оборвал его Джонсон.

– Да, сэр, конечно.

– Когда вы ушли из дому сегодня вечером и где вы были?

– Я ушел незадолго до восьми, сэр, – был в кинотеатре «Суперб» в пяти минутах ходьбы отсюда. Фильм назывался «Любовь в старой Севилье».

– Кто-нибудь видел вас там?

– Кассирша, сэр, – она меня знает. И билетер у дверей тоже знает меня в лицо. К тому же я… э-э… был там с одной молодой леди – мы договорились заранее.

– В самом деле? Как ее имя?

– Дорис Бакл, сэр. Она работает в молочной на Маркем-роуд, 23.

– Хорошо, мы это проверим. Оттуда вы пошли прямо домой?

– Сначала я проводил молодую леди, сэр, а потом вернулся сюда. Вы убедитесь, что я говорю правду, сэр. Я не имею к этому никакого отношения. Я…

– Вас ни в чем не обвиняют, – снова прервал полковник Джонсон.

– Конечно, нет, сэр. Но не очень-то приятно, когда в доме происходит убийство.

– Никто и не говорит, что это приятно. Сколько вы пробыли в услужении у мистера Ли?

– Чуть больше года, сэр.

– Вы были довольны вашей работой?

– Да, сэр, вполне. Жалованье было хорошее. Конечно, с мистером Ли бывало трудновато, но я привык ухаживать за инвалидами.

– У вас имеется опыт?

– Да, сэр. Я служил у майора Уэста и достопочтенного[242] Джаспера Финча…

– Эти подробности вы можете позднее сообщить Сагдену. Я только хочу знать, когда вы в последний раз видели мистера Ли сегодня вечером.

– Около половины восьмого, сэр. В семь вечера мистеру Ли всегда подавали легкий ужин, а потом я готовил его ко сну. Обычно он сидел в халате у камина, пока его не начинало клонить ко сну.

– В какое время это бывало?

– По-разному, сэр. Иногда мистер Ли ложился в восемь – если чувствовал усталость, а иногда засиживался до одиннадцати и даже еще позже.

– Что он делал, когда хотел лечь?

– Обычно звонил мне, сэр.

– И вы укладывали его в постель?

– Да, сэр.

– Но этот вечер у вас был выходной. Так бывало каждую пятницу?

– Да, сэр. По пятницам у меня свободные вечера.

– А кто же тогда помогал ложиться мистеру Ли?

– Он звонил, и приходил либо Трессилиан, либо Уолтер.

– Мистер Ли не был беспомощен? Он мог передвигаться по комнате?

– Да, сэр, но не без труда. Он страдал ревматическим артритом, и ему становилось все хуже и хуже.

– А днем он никогда не ходил в другие комнаты?

– Нет, сэр. Он предпочитал оставаться у себя. Мистер Ли не гонялся за роскошью. Ему было достаточно его просторной спальни, где много света и воздуха.

– Вы говорите, мистер Ли сегодня ужинал в семь?

– Да, сэр. Я забрал поднос и поставил на бюро графин с шерри и два стакана.

– Почему вы это сделали?

– По распоряжению мистера Ли.

– Так бывало всегда?

– Иногда. Вечерами никто из членов семьи не приходил к мистеру Ли, если только он сам их не приглашал. В некоторые вечера ему хотелось побыть одному, а в другие он посылал кого-нибудь вниз с просьбой, чтобы мистер Элфред, миссис Элфред или они оба поднялись к нему после обеда.

– Но, насколько вам известно, сегодня он так не делал? Не передавал кому-то из членов семьи просьбу о его присутствии?

– Через меня – нет, сэр.

– Значит, он никого из них не ожидал?

– Он мог пригласить кого-то из них лично, сэр.

– Да, разумеется.

– Я убедился, что все в порядке, – продолжал Хорбери, – пожелал мистеру Ли доброй ночи и вышел из комнаты.

– Вы развели огонь в камине перед уходом? – спросил Пуаро.

Слуга заколебался.

– В этом не было надобности, сэр. Огонь уже был разведен.

– Мог мистер Ли сделать это сам?

– О нет, сэр. Думаю, это сделал мистер Харри Ли.

– Он был там, когда вы вошли перед ужином?

– Да, сэр. Мистер Харри ушел после моего прихода.

– Как вам показалось – в каком они были настроении?

– Мистер Харри Ли – в превосходном. То и дело вскидывал голову и смеялся.

– А мистер Ли?

– Он казался спокойным и задумчивым.

– Понятно. Теперь я хотел бы узнать еще кое-что, Хорбери. Что вы можете рассказать нам об алмазах, которые мистер Ли хранил в своем сейфе?

– Об алмазах, сэр? Я никогда не видел никаких алмазов.

– Мистер Ли держал там несколько неотшлифованных камней. Вы должны были видеть, как он их перебирает.

– Эти забавные маленькие камешки, сэр? Да, я видел его с ними один или два раза. Но я не знал, что это алмазы. Мистер Ли показывал их иностранной молодой леди только вчера – или это было позавчера?

– Эти камни были украдены, – сказал полковник Джонсон.

– Надеюсь, вы не думаете, сэр, что я имею к этому отношение?! – воскликнул Хорбери.

– Я не предъявляю никаких обвинений, – ответил Джонсон. – Можете сообщить нам что-нибудь еще об этом деле?

– Об алмазах, сэр? Или об убийстве?

– И о том, и о другом.

Хорбери задумался, проводя языком по бледным губам. Наконец он снова устремил на собеседников вороватый взгляд.

– Пожалуй, нет, сэр.

– Быть может, вы в процессе исполнения ваших обязанностей случайно услышали что-нибудь, что могло бы нам помочь? – предположил Пуаро.

Веки слуги слегка дрогнули.

– Едва ли, сэр. Правда, возникли кое-какие трения между мистером Ли и… и некоторыми членами семьи.

– Какими именно?

– Как я понял, причиной было возвращение мистера Харри Ли. Мистера Элфреда Ли это возмущало. У них с отцом вышел крупный разговор – но это все. Мистер Ли и не думал обвинять сына в краже алмазов. И я уверен, что мистер Элфред никогда бы такого не сделал.

– Но этот разговор состоялся после того, как мистер Ли обнаружил пропажу алмазов, не так ли? – быстро осведомился Пуаро.

– Да, сэр.

Пуаро склонился вперед.

– Мне казалось, Хорбери, – заметил он, – что вы не знали о краже алмазов, пока мы только что не сообщили вам об этом. Каким же образом вам известно, что мистер Ли обнаружил потерю до разговора с сыном?

Хорбери покраснел как рак.

– Лгать бесполезно. Выкладывайте, – приказал Сагден. – Когда вы узнали о краже?

– Я слышал, как мистер Ли говорил с кем-то об этом по телефону, – угрюмо отозвался Хорбери.

– Но вы не были в комнате?

– Нет, за дверью. Я слышал всего несколько слов.

– Что именно вы слышали? – вежливо осведомился Пуаро.

– Слова «кража» и «алмазы». Потом мистер Ли сказал: «Не знаю, кого подозревать» – и добавил что-то насчет восьми вечера.

– Он говорил со мной, – кивнул суперинтендент Сагден. – Это было около десяти минут шестого?

– Да, сэр.

– А когда вы потом вошли к нему в комнату, он выглядел расстроенным?

– Только слегка, сэр. Мистер Ли казался рассеянным и обеспокоенным.

– Настолько обеспокоенным, что вы сразу испугались?

– Послушайте, мистер Сагден, вы не имеете права так говорить. Я пальцем не трогал никаких алмазов. У вас нет никаких доказательств. Я не вор.

Монолог не произвел особого впечатления на суперинтендента.

– Это мы еще посмотрим. – Он посмотрел на главного констебля и, когда тот кивнул, добавил: – Ладно, приятель, пока можете идти.

Хорбери поспешно вышел.

– Неплохая работа, мсье Пуаро, – одобрительно произнес Сагден. – Вы ловко заманили его в западню. Не знаю, вор он или нет, но лжец он первостатейный!

– Не особенно приятная личность, – заметил Пуаро.

– Скользкий тип, – согласился Джонсон. – Вопрос в том, что нам делать с его показаниями.

Сагден подвел итог ситуации:

– Мне кажется, тут есть три возможности: первая – Хорбери вор и убийца, вторая – Хорбери вор, но не убийца, и третья – Хорбери ни в чем не виновен. Кое-что свидетельствует в пользу первой. Он подслушал телефонный разговор, узнал, что кража обнаружена, понял по поведению старика, что его подозревают, и действовал соответственно – демонстративно ушел из дому в восемь и состряпал себе алиби. Ему ничего не стоило выскользнуть из кинотеатра и незаметно вернуться – очевидно, не сомневался, что девушка его не выдаст. Посмотрим, что мне завтра удастся из нее вытянуть.

– Как же он смог вернуться в дом? – спросил Пуаро.

– Это потруднее, – признал Сагден. – Но он мог найти какой-то способ. Допустим, одна из служанок отперла для него заднюю дверь.

Пуаро насмешливо приподнял брови:

– Выходит, он отдал себя на милость двух женщин? Даже с одной риск был немалый, а с двумя он стал бы просто фантастическим!

– Некоторые преступники уверены, что всегда могут выйти сухими из воды. Теперь рассмотрим вторую возможность, – продолжал Сагден. – Хорбери украл алмазы, вынес их вечером из дома и, скажем, передал сообщнику. Это достаточно просто и весьма вероятно. Но тогда нам придется признать, что кто-то другой выбрал именно этот вечер для убийства мистера Ли и этот кто-то не знал о похищении алмазов. Такое нельзя исключить, но это маловероятное совпадение. Наконец, третья возможность – Хорбери не виновен. Кто-то другой украл алмазы и прикончил старого джентльмена. Нам остается выяснить, кто именно.

Полковник Джонсон зевнул, посмотрел на часы и встал.

– Ну, – сказал он, – думаю, на сегодня хватит. Только перед уходом нам лучше заглянуть в сейф. Будет забавно, если эти чертовы алмазы лежат на своем месте.

Но алмазов в сейфе не оказалось. Как и говорил им Элфред Ли, они обнаружили комбинацию в книжечке, взятой из кармана халата убитого. В сейфе они нашли пустой замшевый мешочек. Среди бумаг только одна представляла интерес.

Это было завещание пятнадцатилетней давности. Помимо мелких посмертных даров, условия выглядели достаточно просто. Половина состояния Симеона Ли должна была отойти Элфреду, а другую половину следовало разделить поровну между четырьмя остальными детьми – Харри, Джорджем, Дэвидом и Дженнифер.

1

Солнечным рождественским полднем Пуаро бродил по саду Горстон-Холла. Само здание выглядело построенным на совесть и не отличалось архитектурными излишествами.

На южной стороне находилась широкая терраса с изгородью из подстриженного тиса. Между каменными плитками зеленела трава, а вдоль террасы располагались каменные раковины с имитациями миниатюрных садов.

Пуаро с одобрением их разглядывал.

– C’est bien imaginé, ça![243] – пробормотал он себе под нос.

На некотором расстоянии Пуаро увидел две фигуры, идущие в сторону декоративного пруда, ярдов в трехстах от него. В одной из них он без труда узнал Пилар, а другую сначала принял за Стивена Фэрра, но потом понял, что это Харри Ли. Харри, казалось, был очень внимателен к своей хорошенькой племяннице. Время от времени он вскидывал голову и смеялся, затем вновь склонялся к ней.

«Этот, во всяком случае, не выглядит скорбящим», – подумал Пуаро.

Негромкий звук позади заставил его обернуться. Там стояла Мэгдалин Ли, тоже смотревшая на удаляющиеся фигуры мужчины и девушки. Повернув голову, она очаровательно улыбнулась Пуаро:

– Какой чудесный солнечный день! С трудом можно поверить во вчерашние ужасы, верно, мсье Пуаро?

– Абсолютно верно, мадам.

Мэгдалин вздохнула:

– Я еще никогда не была замешана в такой трагедии. Очевидно, я слишком долго оставалась ребенком – практически только сейчас повзрослела. В этом ничего хорошего… – Она снова вздохнула. – У Пилар удивительное самообладание – полагаю, благодаря испанской крови. Это очень странно, не так ли?

– Что именно странно, мадам?

– То, как она оказалась здесь. Словно с неба свалилась!

– Я узнал, что мистер Ли уже некоторое время разыскивал ее, – сказал Пуаро. – Он переписывался с британским консульством в Мадриде и с вице-консулом в Аликаре, где умерла ее мать.

– Мистер Ли никому об этом не рассказывал, – заметила Мэгдалин. – Ни Элфред, ни Лидия ничего не знали.

– В самом деле?

Мэгдалин подошла ближе, и Пуаро ощутил тонкий аромат ее духов.

– Знаете, мсье Пуаро, с Эстравадосом – мужем Дженнифер – связана какая-то тайна. Он умер вскоре после свадьбы. Элфред и Лидия в курсе дела. По-моему, там была какая-то некрасивая история…

– Это весьма печально, – промолвил Пуаро.

– Мой муж считает – и я с ним согласна, – продолжала Мэгдалин, – что семье следует больше знать о прошлом этой девушки. В конце концов, если ее отец был преступником…

Она сделала паузу, но Эркюль Пуаро хранил молчание. Казалось, он восхищается красотами зимней природы на территории Горстон-Холла.

– Не могу отделаться от мысли, – сказала Мэгдалин, – что в том, как умер мой свекор, есть нечто многозначительное. Это так… не по-английски.

Пуаро медленно обернулся и вопросительно посмотрел на нее.

– Вы имеете в виду, что тут есть испанский элемент?

– Ну, испанцы ведь очень жестокие, – с детской убежденностью отозвалась Мэгдалин. – Все эти бои быков и тому подобное!

– По-вашему, – любезно осведомился Пуаро, – сеньорита Эстравадос перерезала горло своему дедушке?

– О нет, мсье Пуаро! – Мэгдалин выглядела шокированной. – Я ничего такого не говорила!

– Ну, может быть, и нет, – согласился Пуаро.

– Но, я думаю, что она… что в ней есть нечто подозрительное. Например, то, как она тайком что-то подобрала вчера вечером в комнате мистера Ли.

Поведение Пуаро сразу изменилось.

– Вчера вечером? – быстро переспросил он.

Мэгдалин кивнула, злобно скривив детский рот.

– Да, как только мы вошли в комнату. Она быстро огляделась, чтобы проверить, не смотрит ли на нее кто-нибудь, а потом подняла что-то с пола. К счастью, суперинтендент это заметил и заставил ее отдать эту вещь.

– А вам известно, мадам, что это была за вещь?

– Нет. Я стояла недостаточно близко, – с сожалением ответила Мэгдалин. – Это было что-то совсем маленькое.

Пуаро нахмурился.

– Интересно… – пробормотал он.

– Мне казалось, вам следует об этом знать, – продолжала Мэгдалин. – В конце концов, нам ничего не известно о прошлом Пилар. Элфред никогда не отличался подозрительностью, а Лидия и вовсе ничего не замечает. – Помолчав, она добавила: – Схожу посмотреть, не могу ли я чем-нибудь помочь Лидии. Может быть, надо написать какие-то письма…

Мэгдалин пошла к дому со злорадной улыбкой на губах.

Пуаро остался на террасе, погруженный в свои мысли.

2

К нему подошел Сагден. Суперинтендент выглядел мрачно.

– Доброе утро, мистер Пуаро, – поздоровался он. – Кажется, время неподходящее, чтобы желать веселого Рождества?

– Mon cher collègue[244], на вашем лице я определенно не вижу никаких признаков веселья. Если бы вы пожелали мне веселого Рождества, я бы не смог ответить: «Побольше бы таких!»

– Да уж, еще одно подобное мне никак не нужно, – согласился Сагден.

– Вам удалось продвинуться в расследовании?

– Да, я многое проверил. С алиби Хорбери все в порядке. Билетер в кинотеатре видел, как он вошел с девушкой и вышел, когда закончился сеанс, и уверен, что Хорбери не мог выйти и вернуться во время фильма. Девушка клянется, что в кино он не отходил от нее.

Брови Пуаро приподнялись.

– Вроде бы тут говорить больше не о чем.

– Кто знает этих девушек! – цинично промолвил Сагден. – Ради мужчины они способны лгать вам в лицо не моргнув глазом.

– Это делает честь их сердцам, – заметил Пуаро.

– Чисто иностранная точка зрения, – проворчал Сагден. – Она сводит на нет цели правосудия.

– Правосудие – странная штука. Вы когда-нибудь задумывались над этим?

Сагден уставился на него:

– По-моему, это вы странный человек, мсье Пуаро.

– Вовсе нет. Я следую логическим умозаключениям. Но не будем устраивать диспут по этому поводу. Значит, вы полагаете, что мадемуазель из молочной лавки говорит неправду?

Суперинтендент покачал головой:

– Не похоже. Думаю, она сказала правду. Она девушка простая, и, если бы стала мне лгать, я бы сразу это заметил.

– У вас есть опыт, не так ли?

– Вот именно, мистер Пуаро. Когда много лет выслушиваешь показания, начинаешь понимать, когда свидетель лжет, а когда нет. По-моему, показания девушки правдивы, а если так, Хорбери не мог убить старого мистера Ли, и это возвращает нас к находившимся в доме. – Он глубоко вздохнул. – Один из них сделал это, мистер Пуаро. Но кто?

– У вас имеются новые данные?

– Да. Мне повезло с телефонными разговорами. Мистер Джордж Ли звонил в Уэстерингем без двух минут девять. Разговор продолжался около шести минут.

– Ага!

– Вот именно! Более того, никаких других звонков не было – ни в Уэстерингем, ни куда-либо еще.

– Очень интересно, – одобрительно кивнул Пуаро. – Мсье Джордж Ли утверждает, что только закончил разговор, когда услышал шум наверху, но в действительности он закончил разговор почти на десять минут раньше. Где же он был в эти десять минут? Миссис Джордж Ли заявляет, что тоже говорила по телефону, но на самом деле она вообще никуда не звонила. Где же она была?

– Я видел, как вы разговаривали с ней, мсье Пуаро. – В голосе Сагдена слышались вопросительные интонации.

– Вы ошибаетесь, – возразил Пуаро.

– То есть как?

– Не я с ней разговаривал, а она со мной.

Казалось, Сагден собирался нетерпеливо отмахнуться от этого уточнения, но, поняв его смысл, переспросил:

– Она разговаривала с вами?

– Вот именно. С этой целью она сюда и приходила.

– И что она вам сказала?

– Миссис Джордж Ли хотела подчеркнуть несколько моментов: неанглийский характер преступления, возможность нежелательных эпизодов в биографии отца мисс Эстравадос, а также тот факт, что вчера вечером мисс Эстравадос что-то тайком подобрала с пола в комнате жертвы.

– Она рассказала вам об этом? – с интересом осведомился Сагден.

– Да. Так что же подобрала сеньорита?

Сагден вздохнул:

– Вы могли бы гадать до бесконечности, но я покажу это вам. В детективных романах такие вещи служат ключом к разгадке. Если вам удастся что-нибудь из этого вытянуть, я подам в отставку!

– Ну, показывайте.

Сагден вынул из кармана конверт, высыпал его содержимое на ладонь и усмехнулся:

– Вот. Что вы об этом думаете?

На широкой ладони суперинтендента лежали треугольный кусочек розовой резины и маленький деревянный колышек. Пуаро взял оба предмета и нахмурился.

– Что скажете, мистер Пуаро?

– Этот кусочек, возможно, вырезали из мешочка для туалетных принадлежностей.

– Вы правы. Кто-то отрезал острыми ножницами треугольный кусочек резины от мешочка в комнате мистера Ли. Конечно, мистер Ли мог сделать это сам, но зачем? Хорбери не в состоянии это объяснить. Что касается колышка, то он одинакового размера с колышками для крибиджа[245], но те обычно сделаны из слоновой кости, а этот – обычная грубо выструганная деревяшка.

– Весьма примечательно, – пробормотал Пуаро.

– Оставьте их себе, если хотите, – любезно предложил Сагден. – Мне они не нужны.

– Mon ami, я ни за что на свете не стал бы лишать вас их!

– Они вам ни о чем не говорят?

– Должен признаться, абсолютно ни о чем.

– Великолепно! – с тяжеловесным сарказмом произнес Сагден, пряча предметы в карман. – Здорово же мы продвигаемся!

– Миссис Джордж Ли утверждает, что юная леди украдкой наклонилась и подобрала эти мелочи. По-вашему, это правда?

Сагден задумался.

– Н-нет, – неуверенно отозвался он. – Не вполне. Девушка не выглядела виноватой, но проделала это быстро и без лишнего шума, если вы понимаете, о чем я. И она не знала, что я на нее смотрю, – я в этом уверен. Она вздрогнула, когда я к ней обратился.

– Выходит, была какая-то причина, – задумчиво произнес Пуаро. – Но какая? Кусочек резины абсолютно свежий – его не использовали ни для чего. Конечно, это может ничего не означать, и все же…

– Ломайте над этим голову, если хотите, мистер Пуаро, – нетерпеливо прервал Сагден. – Я должен думать о других вещах.

– На какой стадии сейчас расследование? – спросил Пуаро.

Суперинтендент вынул записную книжку:

– Давайте обратимся к фактам. Прежде всего имеются люди, которые не могли совершить убийство. Мы можем их вычеркнуть из числа подозреваемых.

– Кто же они?

– Элфред и Харри Ли. У них железное алиби. А также миссис Элфред Ли, так как Трессилиан видел ее в гостиной всего за минуту до того, как начался шум наверху. Этих троих мы вычеркиваем. Теперь что касается остальных. Для ясности я изложил все здесь. – Он протянул книжечку Пуаро.

– И следовательно? – осведомился Пуаро, возвращая книжечку.

– И следовательно, – ответил Сагден, – Джордж Ли, его жена и Пилар Эстравадос могли убить старика. Мистер или миссис Дэвид Ли тоже могли это сделать, но только не вдвоем.

– Значит, вы не принимаете их алиби?

Суперинтендент решительно покачал головой:

– Ни в коем случае! Разве можно полагаться на алиби, которое обеспечивают друг другу любящие супруги? Возможно, они оба замыслили убийство, а если это работа одного из них, то второй с готовностью подтвердит его алиби. Я смотрю на это следующим образом. Кто-то играл на рояле в музыкальной комнате. Это мог быть Дэвид Ли, так как он пианист, но ничто не подтверждает, что его жена тоже там находилась, кроме показаний их обоих. Точно так же на рояле могла играть Хильда, пока Дэвид прокрался наверх и убил отца. Братья в столовой – совсем другое дело. Элфред и Харри Ли не любят друг друга. Никто из них не стал бы лжесвидетельствовать ради другого.

– А как насчет Стивена Фэрра?

– Он возможный подозреваемый, так как патефонное алиби выглядит ненадежно. С другой стороны, оно может оказаться солиднее самого железного алиби, которое зачастую бывает сфальсифицированным заранее.

Пуаро задумчиво кивнул:

– Я знаю, что вы имеете в виду. Это алиби человека, который не предвидел, что оно ему понадобится.

– Вот именно! К тому же я не верю, что тут замешан посторонний.

– Согласен с вами, – быстро сказал Пуаро. – Это семейное дело, яд, таящийся в крови. По-моему, всему причина – ненависть. – Он выразительно взмахнул руками. – Разумеется, трудно быть полностью уверенным…

Суперинтендент слушал с почтительным вниманием, но особого впечатления слова Пуаро на него не произвели.

– Очень трудно, мистер Пуаро, – подтвердил он. – Но не бойтесь – с помощью логики и метода исключения мы доберемся до истины. Мы разобрались с возможностями – они были у Джорджа, Мэгдалин, Дэвида и Хильды Ли, у Пилар Эстравадос и у Стивена Фэрра. Теперь перейдем к мотиву. У кого имелся мотив для устранения старого мистера Ли? Мы снова можем исключить несколько человек. Прежде всего мисс Эстравадос. Как я понимаю, по нынешнему завещанию ей не достается ничего. Если бы Симеон Ли умер раньше ее матери, то доля Дженнифер Эстравадос перешла бы к дочери (если бы только она не распорядилась ею по-другому), но так как Дженнифер скончалась раньше своего отца, эта доля делится между его сыновьями. Так что мисс Эстравадос была заинтересована, чтобы старик жил подольше. Он привязался к ней и наверняка оставил бы ей изрядную сумму, если бы подписал новое завещание. С его убийством она все потеряла и ничего не приобрела. Вы согласны?

– Полностью.

– Конечно, существует возможность, что девушка перерезала ему горло в пылу ссоры, но мне это кажется крайне маловероятным. Они были в наилучших отношениях, и она провела здесь слишком мало времени, чтобы так на него разозлиться. Следовательно, мисс Эстравадос едва ли имеет отношение к убийству, если не считать аргумента, что перерезание горла – неанглийское преступление, как утверждает ваша приятельница миссис Джордж.

– Не называйте ее моей приятельницей, – запротестовал Пуаро. – Иначе я назову вашей приятельницей мисс Эстравадос, которая находит вас очень красивым мужчиной!

Он не без злорадства отметил, что официальная невозмутимость суперинтендента поколебалась вновь. Сагден покраснел как рак.

– Ваши усы в самом деле великолепны, – не без зависти добавил Пуаро. – Скажите, вы пользуетесь специальным кремом?

– Кремом? Господи, конечно, нет!

– Тогда чем же?

– Ничем. Они… просто растут.

Пуаро печально вздохнул.

– Природа к вам благосклонна. – Он погладил свои роскошные черные усы. – Даже самые дорогие препараты, восстанавливающие натуральный цвет, ухудшают качество волос.

– Говоря о мотиве, – продолжал Сагден, которого мало интересовали проблемы косметики, – по-видимому, следует исключить и мистера Стивена Фэрра. Правда, возможно, его отец пострадал от какой-то мошеннической проделки мистера Ли, но я в этом сомневаюсь. Фэрр держался слишком уверенно, упоминая эту тему. Не думаю, что его спокойствие было притворным. Нет, тут мы вряд ли что-то обнаружим.

– Я снова с вами согласен, – сказал Пуаро.

– Еще один человек, заинтересованный в том, чтобы старый мистер Ли был жив, – его сын Харри. Конечно, он получает крупную сумму по завещанию, но ему вряд ли было об этом известно. Ведь все считали, что Харри был лишен наследства после ухода из дому. А теперь он начинал вновь входить в милость! Ему было выгодно, чтобы его отец составил новое завещание. Харри не так глуп, чтобы убить его теперь. К тому же, как мы выяснили, он просто не мог этого сделать. Как видите, мы продвигаемся – нам удалось уже многих исключить.

– Верно. Очень скоро в списке не останется никого.

Сагден усмехнулся:

– Нам незачем заходить так далеко. У нас остаются Джордж и Дэвид Ли с их женами. Они все выигрывают финансово от смерти старика, а Джордж Ли, насколько я мог понять, жаден до денег. К тому же отец грозился урезать ему содержание. Так что у Джорджа Ли имеется и мотив, и возможность!

– Продолжайте, – сказал Пуаро.

– То же самое относится и к миссис Джордж. Она любит деньги, как кошка – сливки, и я готов держать пари, что она по уши в долгах! Миссис Джордж завидовала Пилар в том, что та имеет влияние на старика. Она слышала, как он приглашал к себе адвоката, и быстро нанесла удар. Убедительно, не так ли?

– Возможно.

– Затем Дэвид Ли и его жена. Они наследуют по нынешнему завещанию, но я не думаю, чтобы в их случае был силен денежный мотив.

– Вот как?

– Да. Дэвид Ли едва ли корыстолюбив – он скорее мечтатель. Тем не менее он… ну, странный тип. Насколько я понимаю, у этого убийства три возможных мотива: алмазы, завещание и… ненависть.

– Значит, вы это понимаете?

– Естественно. Я все время это учитывал. Если Дэвид Ли убил своего отца, то вряд ли из-за денег. Но если преступник он, это может объяснить… э-э… кровопролитие.

Пуаро с одобрением посмотрел на него:

– Меня интересовало, когда вы примете это в расчет. «Так много крови», как сказала миссис Элфред. Это наводит на мысль о древних ритуалах, помазании кровью жертвы…

Сагден нахмурился:

– Вы имеете в виду, что это дело рук безумца?

– Mon cher, в человеке скрываются всевозможные инстинкты, о которых он и не подозревает. Жажда крови, потребность жертвоприношения…

– Дэвид Ли выглядит тихим, безобидным парнем, – с сомнением произнес Сагден.

– Вы не понимаете психологии. Дэвид Ли – человек, который живет в прошлом, в чьей памяти его мать все еще жива. Он много лет не виделся с отцом, потому что не мог простить ему обращения с матерью. Допустим, Дэвид приехал сюда, чтобы простить, но не смог этого сделать. Мы знаем одно – когда Дэвид Ли стоял у мертвого тела своего отца, какая-то часть его души испытывала удовлетворение. «Жернова Господни мелют медленно, но верно». Расплата! Воздаяние! Грех стерт искуплением!

Сагден неожиданно вздрогнул:

– Не говорите так, мистер Пуаро. От ваших слов мне не по себе. Возможно, вы правы. Если так, то миссис Дэвид все знает и намерена до последнего защищать мужа. Это я могу себе представить. А вот в роли убийцы я ее никак не представляю. Она кажется такой заурядной женщиной – домашней и уютной, если вы понимаете, что я имею в виду…

Пуаро с любопытством взглянул на него:

– Отлично понимаю. Значит, вот как вы о ней думаете…

Сагден в свою очередь посмотрел на собеседника:

– У вас наверняка тоже есть идеи, мистер Пуаро. Выкладывайте!

– Идеи есть, – медленно отозвался Пуаро, – но довольно туманные. Давайте сначала послушаем ваше резюме.

– Ну, как я говорил, здесь три возможных мотива: ненависть, деньги и алмазы. Рассмотрим факты в хронологическом порядке. В три тридцать семья собирается в комнате мистера Ли и слышит его телефонный разговор с адвокатом. Потом старик набрасывается на них и велит всем убираться. Они убегают, как испуганные кролики.

– Хильда Ли осталась, – напомнил Пуаро.

– Да, но ненадолго. Затем около шести у Элфреда происходит неприятный разговор с отцом. Харри собирается обосноваться дома, и Элфреду это не нравится. Конечно, Элфреда нам следовало бы подозревать прежде всего – у него был самый сильный мотив. Следующим к старику приходит Харри. Он в бодром настроении, так как получил от отца то, что хотел. Но перед этими двумя беседами Симеон Ли обнаружил пропажу алмазов и позвонил мне. Он не упомянул о потере ни одному из двух сыновей. Почему? Да потому, что был уверен в невиновности обоих. По-моему, как я уже говорил, старик подозревал Хорбери и еще одного человека. И мне кажется, я знаю, что он намеревался делать. Помните, он сказал, что вечером не желает никого видеть? Почему? Потому что готовился к моему визиту и визиту второго подозреваемого. Наверняка Симеон Ли попросил его зайти к нему сразу после обеда. Возможно, этим подозреваемым был Джордж Ли, а еще более вероятно – его жена. И тут на сцену возвращается еще один персонаж – Пилар Эстравадос. Он показывал ей бриллианты и сообщил их стоимость. Откуда мы знаем, что эта девушка не воровка? Помните таинственные намеки на недостойное поведение ее отца? Возможно, он был профессиональным вором и в итоге угодил за решетку.

– Итак, Пилар Эстравадос, по вашим словам, возвращается на сцену… – медленно произнес Пуаро.

– Да, но только в роли воровки. Она могла потерять голову, узнав, что разоблачена, и наброситься на деда.

– Да, это возможно… – рассеянно сказал Пуаро.

Суперинтендент внимательно посмотрел на него:

– Но это не ваша идея? Тогда, мистер Пуаро, что же вы предполагаете?

– Я всегда возвращаюсь к одному и тому же – к характеру жертвы. Что за человек был Симеон Ли?

– В этом нет особой тайны, – с удивлением заметил Сагден.

– Если так, то расскажите мне о нем с местной точки зрения.

Суперинтендент Сагден с сомнением провел пальцем по подбородку. Он выглядел озадаченным.

– Сам я не местный, – сказал он. – Я прибыл из Рившира – соседнего графства. Но, конечно, старый мистер Ли был хорошо известен в этих краях. Я все о нем знаю с чужих слов.

– Вот как? И что же вы знаете с чужих слов?

– Ну, старик был хитер – немногие могли обвести его вокруг пальца. Но при этом он был щедр – никому не отказывал в деньгах. Понятия не имею, каким образом мистер Джордж Ли стал полной противоположностью своему отцу.

– Но в этой семье четко заметны две линии. Элфред, Джордж и Дэвид напоминают мать – по крайней мере, внешне. Этим утром я рассматривал семейные портреты в галерее.

– Симеон Ли обладал вспыльчивым нравом, – продолжал Сагден, – и имел дурную репутацию в том, что касалось женщин. Конечно, это относится к молодым годам – он уже давно был инвалидом. Но если девушка оказывалась беременной, мистер Ли всегда щедро ей платил и старался пристроить замуж. Хоть он и грешил вовсю, но скрягой не был. С женой Симеон Ли обращался скверно – пренебрегал ею и бегал за другими женщинами. Говорят, что она умерла от разбитого сердца. Удобная фраза, но думаю, бедная леди действительно была очень несчастна – всегда болела и почти не выходила из дома. К тому же мистер Ли отличался невероятной мстительностью. Если кто-нибудь дурно с ним обходился, он всегда сводил с ним счеты, как бы долго ему ни приходилось ждать.

– «Жернова Господни мелют медленно, но верно», – пробормотал Пуаро.

– Скорее жернова дьявола! В Симеоне Ли не было ничего праведного. Такой человек мог бы продать душу дьяволу и наслаждаться сделкой. Тем более что он был горд, как Люцифер.

– Горд, как Люцифер, – повторил Пуаро. – Это наводит на размышления.

– Вы не имеете в виду, что его убили, потому что он был гордым? – озадаченно спросил суперинтендент.

– Я имею в виду, – отозвался Пуаро, – что существует такая вещь, как наследственность. Симеон Ли передал эту гордость своим сыновьям…

Он оборвал фразу. Хильда Ли вышла из дома и остановилась, глядя на террасу.

3

– Я вас искала, мсье Пуаро.

Суперинтендент Сагден извинился и вернулся в дом.

– Я не знала, что суперинтендент с вами, – сказала Хильда, глядя ему вслед. – Он производит впечатление вежливого и приятного человека.

Ее негромкий голос звучал успокаивающе.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Пуаро.

Она кивнула:

– Да. Я думаю, вы сумеете мне помочь.

– Буду рад это сделать, мадам.

– Вы очень умный человек, мсье Пуаро, – я поняла это вчера вечером. Вы многое способны понять. Поэтому я хочу, чтобы вы поняли моего мужа.

– Да, мадам?

– Я не стала бы говорить об этом с суперинтендентом Сагденом. Он бы меня не понял. Но вы должны понять.

Пуаро поклонился:

– Я польщен, мадам.

– В течение многих лет после того, как мы поженились, – спокойно продолжала Хильда, – мой муж страдал от тяжелой душевной травмы.

– Вот как?

– Травмы физические причиняют шок и боль, но это постепенно проходит – плоть заживает, кости срастаются. Может остаться легкая слабость или маленький шрам, но не более. Но мой муж, мсье Пуаро, перенес жестокую душевную травму в самом впечатлительном возрасте. Он обожал мать, видел, как она умирает, и считал отца морально виновным в ее смерти. От этого шока Дэвид так и не оправился. Его гнев против отца никогда не утихал. Это я убедила Дэвида приехать сюда на Рождество и помириться с отцом. Я сделала это ради него – мне хотелось, чтобы его душевная рана наконец зажила. Но теперь я понимаю, что наш приезд был ошибкой. Симеон Ли забавлялся, растравляя эту старую рану. Это было очень… рискованно.

– Вы хотите сказать, мадам, что ваш муж убил своего отца? – осведомился Пуаро.

– Я говорю вам, мсье Пуаро, что он легко мог это сделать. Но Дэвид этого не делал! Во время убийства Симеона Ли его сын играл похоронный марш. Желание убить жило в его сердце, но выходило из-под пальцев и умирало в звуках.

Несколько секунд Пуаро молчал.

– Каков же ваш вердикт, мадам, по поводу этой давней драмы? – спросил он.

– Вы имеете в виду смерть жены Симеона Ли?

– Да.

– Я достаточно знаю жизнь, – медленно произнесла Хильда, – чтобы не судить ни о чем по внешним признакам. Судя по всему, Симеон Ли действительно скверно обходился с женой. В то же время я не сомневаюсь, что в ней была та покорность и склонность к мученичеству, которые пробуждают худшие инстинкты в мужчинах определенного типа. Думаю, Симеон Ли восхищался бы мужеством и силой характера, а терпение и слезы его только раздражали.

Пуаро кивнул:

– Вчера вечером ваш муж сказал: «Моя мать никогда не жаловалась». Это правда?

– Конечно, нет! – воскликнула Хильда Ли. – Она постоянно жаловалась Дэвиду, перекладывая все бремя своих несчастий на его плечи! А он был слишком юн, чтобы это вынести!

Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Под его взглядом она покраснела и закусила губу.

– Понимаю, – сказал он наконец.

– Что вы понимаете? – резко осведомилась Хильда.

– Понимаю, что вам пришлось быть матерью вашему мужу, в то время как вы предпочли бы быть женой.

Она молча отвернулась.

В этот момент Дэвид вышел на террасу и направился к ним.

– Прекрасный день, не так ли, Хильда? – бодро заговорил он. – Скорее весенний, чем зимний.

Дэвид подошел к ним, вскинув голову. Прядь светлых волос падала на его лоб, голубые глаза блестели. Он выглядел удивительно юным, словно излучая мальчишескую энергию и беззаботную радость. Эркюль Пуаро затаил дыхание.

– Пойдем к пруду, Хильда, – предложил Дэвид.

Улыбнувшись, она взяла его под руку и отошла вместе с ним.

Наблюдая за ними, Пуаро увидел, как Хильда обернулась и бросила на него быстрый взгляд. Ему показалось, что в нем мелькнуло беспокойство – или, возможно, это был страх?

Пуаро медленно побрел на другой конец террасы, бормоча себе под нос:

– Я всегда говорил, что вынужден играть роль отца-исповедника! А так как женщины ходят к исповеди чаще мужчин, они и пришли ко мне этим утром. Интересно, не появится ли вскоре еще одна?

Дойдя до края террасы и снова повернувшись, он получил ответ на свой вопрос. Лидия Ли направлялась к нему.

4

– Доброе утро, мсье Пуаро, – поздоровалась Лидия. – Трессилиан сказал, что я найду вас здесь с Харри, но я рада, что вы один. Моему мужу рассказывали о вас. Он очень хочет с вами побеседовать.

– В самом деле? Может быть, мне сразу пойти к нему?

– Нет. Прошлой ночью Элфред почти не спал. В конце концов я дала ему снотворное. Он все еще спит, и я не хочу его беспокоить.

– Это весьма благоразумно. Вчера вечером я заметил, что он испытал страшное потрясение.

– Дело в том, мсье Пуаро, – серьезно отозвалась Лидия, – что Элфред любил отца гораздо больше, чем остальные.

– Понимаю.

– У вас или у суперинтендента есть какая-нибудь идея насчет того, кто совершил это ужасное преступление? – спросила Лидия.

– У нас есть определенные идеи, мадам, относительно того, кто его не совершил, – осторожно ответил Пуаро.

– Это как ночной кошмар! – вздохнула Лидия. – Я все еще не верю, что это произошло на самом деле! – Она сделала небольшую паузу. – А Хорбери? Он действительно был в кино?

– Да, мадам, его показания проверили. Он говорил правду.

Лидия остановилась и оторвала тисовую веточку. Ее лицо слегка побледнело.

– Но это ужасно! Выходит, остается только… семья!

– Совершенно верно.

– Мсье Пуаро, я не могу в это поверить!

– Можете, мадам, и верите!

Казалось, Лидия собирается протестовать. Но она только печально улыбнулась:

– Какие же мы лицемеры!

Пуаро кивнул.

– Если бы вы были откровенны со мной, мадам, – заметил он, – то признали бы: вам кажется вполне естественным, что вашего свекра убил один из членов его семьи.

– Это просто фантастично, мсье Пуаро! – резко сказала Лидия.

– Конечно. Но ваш свекор сам был фантастической личностью.

– Бедный старик, – промолвила Лидия. – Теперь мне его жаль. А когда он был жив, то ужасно меня раздражал!

– Могу себе представить. – Пуаро склонился над одной из каменных раковин. – Эти композиции весьма изобретательны.

– Я рада, что они вам нравятся. Это одно из моих хобби. Как вам полярный пейзаж с пингвинами и льдом?

– Очарователен. А это что такое?

– О, это Мертвое море – вернее, будет им. Композиция не закончена, так что лучше не смотрите на нее. А вот это Пьяна на Корсике. Взгляните, как красиво розовые скалы сочетаются с синим морем. Пустынный пейзаж тоже интересный, правда?

Лидия увела его в сторону. Когда они подошли к дальнему концу террасы, она посмотрела на часы:

– Пойду взгляну, не проснулся ли Элфред.

Когда Лидия ушла, Пуаро медленно вернулся к раковине с изображением Мертвого моря. Он с интересом рассматривал композицию, потом подобрал несколько камешков и пропустил их между пальцами.

Внезапно его лицо изменилось. Пуаро поднес к глазам камешки.

– Sapristi![246] – воскликнул он. – Вот так сюрприз! Что все это значит?

1

Главный констебль и суперинтендент Сагден недоверчиво уставились на Пуаро. Последний аккуратно вернул горсть камешков в картонную коробочку и передал ее главному констеблю.

– Да, – сказал он. – Это алмазы.

– И где вы их нашли? В саду?

– В одной из маленьких пейзажных композиций, созданных мадам Элфред Ли.

– Миссис Элфред? – Сагден покачал головой. – Это невероятно.

– Полагаю, – осведомился Пуаро, – вам не верится, что миссис Элфред перерезала горло своему свекру?

– Мы знаем, что она этого не делала, – быстро отозвался Сагден. – Маловероятно, что она украла эти алмазы.

– Да, представить ее воровкой нелегко, – согласился Пуаро.

– Кто-то мог спрятать их там, – предположил Сагден.

– Разумеется. В этой композиции, изображающей Мертвое море, были похожие камешки по форме и внешнему виду.

– Вы полагаете, что она приготовила их заранее? – спросил Сагден.

– Я ни на минуту в это не поверю! – горячо воскликнул полковник Джонсон. – Прежде всего, зачем ей красть алмазы?

– Ну, что касается этого… – медленно начал Сагден.

– На это есть возможный ответ, – вмешался Пуаро. – Мадам Элфред взяла алмазы, чтобы представить их мотивом убийства. Следовательно, она знала, что убийство должно произойти, хотя и не принимала в нем активного участия.

Джонсон нахмурился:

– Это абсолютно неубедительно. Вы представляете ее сообщницей – а чьей сообщницей она могла быть? Только своего мужа. Но мы знаем, что он тоже не имеет отношения к убийству, вся теория разлетается вдребезги.

Сагден задумчиво погладил подбородок.

– Да, – сказал он, – это верно. Если миссис Ли действительно взяла алмазы, что весьма сомнительно, то это была обычная кража. Конечно, она могла специально приготовить этот пейзаж в качестве укрытия для камней, покуда не утихнет суматоха. Другая возможность – совпадение. Композиция с камешками, похожими на алмазы, показалась вору идеальным укрытием.

– Вполне возможно, – кивнул Пуаро. – Я всегда готов признать наличие одного совпадения.

Суперинтендент Сагден с сомнением покачал головой.

– Каково ваше мнение, суперинтендент? – спросил Пуаро.

– Миссис Ли – очень приятная леди, – осторожно ответил Сагден. – Не верится, что она может быть замешана в каком-нибудь преступлении. Но, конечно, все может быть.

– В любом случае, – сердито сказал Джонсон, – что бы там ни произошло с алмазами, к убийству она не имеет отношения. Дворецкий видел ее в гостиной во время преступления. Вы помните об этом, Пуаро?

– Разумеется, – ответил Пуаро.

Главный констебль обернулся к подчиненному:

– У вас есть свежие данные?

– Да, сэр. Во-первых, насчет Хорбери. У него могла быть причина опасаться полиции.

– Ограбление?

– Нет, сэр. Вымогательство денег под угрозой. Обычный шантаж. Не было доказательств, поэтому ему удалось отвертеться, но, думаю, за ним числится еще пара подобных историй. Человек с нечистой совестью, он мог подумать, когда Трессилиан вчера вечером упомянул о моем приходе, что мы пронюхали о его грешках, и испугался.

– Хм! Ладно, с Хорбери мы разобрались. Что еще?

Суперинтендент кашлянул.

– Э-э… миссис Джордж Ли, сэр. Мы выяснили кое-что о ее жизни до брака. Она жила с коммандером Джонсоном и считалась его дочерью, но в действительности таковой не являлась. Думаю, старый мистер Ли ее раскусил – в женщинах он хорошо разбирался – и для забавы выстрелил вслепую, но угодил прямиком в больное место!

– Это дает ей еще один мотив – помимо денег, – задумчиво промолвил полковник Джонсон. – Она могла решить, что он располагает конкретными фактами и собирается выдать ее мужу. Тем более что телефонный разговор – выдумка. Никуда она не звонила.

– Почему бы не пригласить ее вместе с мужем и не разобраться в этой истории с телефоном? – предложил Сагден. – Посмотрим, что из этого выйдет.

– Хорошая идея, – одобрил Джонсон.

Он позвонил. Вошел Трессилиан.

– Попросите мистера и миссис Джордж Ли прийти сюда.

– Хорошо, сэр.

Когда старик собрался уходить, Пуаро спросил:

– Листки на настенном календаре не отрывали после убийства?

Трессилиан обернулся:

– Каком календаре, сэр?

– Который висит вон на той стене.

Трое мужчин вновь сидели в маленькой гостиной Элфреда Ли. На одной из стен висел отрывной календарь с датами, напечатанными крупным шрифтом.

Трессилиан посмотрел на календарь и заковылял к стене, остановившись в паре футов от нее.

– Простите, сэр, но листки отрывали, – сказал он. – Сегодня двадцать шестое.

– Кто именно отрывает листки?

– Мистер Ли, сэр, каждое утро. Он очень аккуратный джентльмен.

– Понятно. Благодарю вас.

Трессилиан вышел.

– Что-то не так с этим календарем, мистер Пуаро? – озадаченно спросил Сагден. – Неужели я что-то упустил?

Пуаро пожал плечами:

– Календарь не имеет значения. Я просто провел маленький эксперимент.

– Завтра дознание, – сказал полковник Джонсон. – Разумеется, вердикт будет отложен.

– Да, сэр, – кивнул Сагден. – Я виделся с коронером и обо всем договорился.

2

Джордж Ли вошел в комнату вместе с женой.

– Доброе утро, – поздоровался полковник Джонсон. – Садитесь, пожалуйста. Я хочу задать вам обоим несколько вопросов. Кое-что мне не вполне ясно.

– Буду рад оказать вам любую помощь, – несколько напыщенно произнес Джордж.

– Конечно! – подтвердила Мэгдалин.

Главный констебль кивнул Сагдену.

– Речь идет о телефонных разговорах в тот вечер, когда произошло убийство, – заговорил суперинтендент. – Кажется, вы говорили, что звонили в Уэстерингем, мистер Ли?

– Да, – холодно ответил Джордж. – Моему представителю в избирательном округе. Могу связать вас с ним и…

Сагден поднял руку, остановив этот монолог.

– Мы в этом не сомневаемся, мистер Ли. Разговор начался в восемь пятьдесят девять…

– Ну, я… э-э… не могу назвать точное время.

– Зато мы можем, – сказал Сагден. – Мы тщательно проверяем такие вещи. Разговор начался в восемь пятьдесят девять и закончился в девять ноль четыре. Ваш отец, мистер Ли, был убит около девяти пятнадцати. Я вынужден снова попросить вас отчитаться в ваших передвижениях.

– Я же говорил вам, что разговаривал по телефону!

– Только не во время убийства, мистер Ли.

– Чепуха – должно быть, вы ошиблись! Возможно, я только что закончил разговор и думал, стоит ли делать еще один звонок – подсчитывал… э-э… во сколько это обойдется, – когда услышал шум наверху.

– Едва ли вы целых десять минут размышляли, звонить вам или нет.

Джордж побагровел.

– Что, черт возьми, вы имеете в виду? – осведомился он, брызгая слюной. – Вы сомневаетесь в моих словах? Это вопиющая наглость! Не доверять человеку, занимающему такое положение! Почему я должен отчитываться за каждую минуту?

– Таковы правила, – ответил суперинтендент Сагден невозмутимым тоном, восхитившим Пуаро.

Джордж сердито повернулся к главному констеблю:

– Полковник Джонсон, вы поддерживаете эту… эту беспрецедентную позицию?

– Во время расследования убийства, мистер Ли, – ответил полковник, – такие вопросы необходимо задавать и на них следует отвечать.

– Но я ответил! Я закончил говорить по телефону и… э-э… обдумывал следующий звонок.

– Вы были в этой комнате, когда начался шум наверху?

– Да!

Джонсон повернулся к Мэгдалин:

– Кажется, миссис Ли, вы заявили, что разговаривали по телефону, когда поднялась тревога, и были одна в этой комнате?

Мэгдалин затаила дыхание, покосилась сначала на Джорджа, потом на Сагдена и наконец устремила умоляющий взгляд на полковника Джонсона.

– Право, не знаю… Я не помню, что говорила… Я была так расстроена…

– Ваши показания записаны, – напомнил ей Сагден.

Мэгдалин использовала свой арсенал – большие умоляющие глаза, дрожащие губы – на суперинтенденте, но в ответ получила лишь холодное равнодушие респектабельного мужчины, не одобряющего женщин ее типа.

– Конечно, я говорила по телефону… – неуверенно сказала она. – Просто я не совсем помню когда…

– Что все это значит? – недоуменно спросил Джордж. – Откуда ты звонила? Во всяком случае, не отсюда.

– Мне кажется, миссис Ли, – снова заговорил суперинтендент, – что вы вообще никуда не звонили. Если так, то где вы были и что делали?

Мэгдалин разразилась слезами.

– Не позволяй им нападать на меня, Джордж! – всхлипывала она. – Ты ведь знаешь, что, если меня запугивают и забрасывают вопросами, я ничего не могу вспомнить! Я не знаю, что говорила вчера вечером, – это было так ужасно, я так расстроилась, а они на меня набросились…

Мэгдалин вскочила и выбежала из комнаты, продолжая всхлипывать.

Джордж Ли тоже поднялся.

– Я не позволю, чтобы мою жену преследовали и запугивали до смерти! – заявил он. – Это просто постыдно! Она так чувствительна. Я поставлю вопрос в парламенте о методах полиции!

Он вышел, хлопнув дверью.

Сагден рассмеялся, вскинув голову.

– Здорово мы их достали! Посмотрим, как они выкрутятся.

Джонсон нахмурился:

– Все это очень подозрительно. Придется снова взять у нее показания.

– Не беспокойтесь, – усмехнулся Сагден. – Она вернется через пару минут, когда придумает, что ей говорить. Верно, мистер Пуаро?

Погруженный в свои мысли, Пуаро вздрогнул:

– Pardon?

– Я сказал, что она вернется.

– Вполне возможно…

Сагден уставился на него:

– В чем дело, мистер Пуаро? Увидели призрак?

– Знаете, я не уверен, что это не так, – медленно ответил Пуаро.

– Что у вас есть еще, Сагден? – нетерпеливо осведомился полковник Джонсон.

– Я пытался уточнить порядок, в котором все появились на месте преступления, – отозвался суперинтендент. – Абсолютно ясно, что там произошло. Когда крик жертвы поднял тревогу, убийца выскользнул из комнаты, запер дверь с помощью щипчиков или еще чего-нибудь и через несколько секунд присоединился к спешившим в спальню мистера Ли. К сожалению, трудно уточнить, кто кого видел, потому что в такие моменты людская память начинает хромать. Трессилиан говорит, что видел, как Харри и Элфред Ли вышли из столовой, пересекли холл и побежали наверх. Это вроде бы освобождает обоих от подозрений, но мы и так их не подозревали. Насколько я понимаю, мисс Эстравадос добралась туда последней – одной из последних. Судя по всему, первыми были Фэрр, миссис Джордж и миссис Дэвид. Каждый из них утверждает, что видел двух других впереди. Вся сложность в том, что невозможно отличить намеренную ложь от естественной путаницы в воспоминаниях. Все бежали туда, но не так легко разобраться, в каком порядке.

– По-вашему, это важно? – осведомился Пуаро.

– Это временной фактор, – ответил Сагден. – Не забывайте, что все произошло за очень короткое время.

– Согласен с вами, что временной фактор очень важен в этом деле, – кивнул Пуаро.

– Все также осложняет наличие двух лестниц, – продолжал Сагден. – Основная, в холле, находится приблизительно на одинаковом расстоянии от дверей столовой и гостиной. Вторая расположена в другом конце дома – по ней поднялся Стивен Фэрр. Мисс Эстравадос также пришла оттуда по верхней площадке – в том конце здания находится ее комната. Остальные говорят, что поднимались по главной лестнице.

– Конечно, это создает путаницу, – подтвердил Пуаро.

Дверь открылась, и быстро вошла Мэгдалин. Она тяжело дышала, на ее щеках пламенели алые пятна.

– Мой муж думает, что я уже легла, – сказала Мэгдалин, подойдя к столу и с тревогой глядя на главного констебля. – Полковник Джонсон, если я расскажу вам правду, вы сможете избежать огласки?

– Вы имеете в виду, миссис Ли, что-то не связанное с преступлением? – осведомился полковник.

– Абсолютно не связанное. Это касается только моей… моей личной жизни.

– Вам лучше все сообщить, миссис Ли, и предоставить нам судить об этом.

– Хорошо, – вздохнула Мэгдалин. – Я знаю, что могу вам доверять. Вы кажетесь таким добрым… Понимаете, в тот вечер я хотела позвонить одному человеку… моему другу, но не желала, чтобы Джордж знал об этом. Я понимаю, что это дурно с моей стороны, но тут уж ничего не поделаешь. После обеда, думая, что Джордж в столовой, я пошла сюда, но услышала, что он с кем-то разговаривает по телефону, и решила подождать.

– Где вы ждали, мадам? – спросил Пуаро.

– За лестницей есть маленькое помещение для пальто и других вещей. Я проскользнула туда, так как там темно и я могла увидеть оттуда, когда выйдет Джордж. Но он никак не выходил, а потом начался шум, мистер Ли закричал, и я побежала наверх.

– Значит, ваш муж не выходил из этой комнаты до убийства?

– Нет.

– А вы сами с девяти до девяти пятнадцати ждали за лестницей? – спросил главный констебль.

– Да, но я не могла об этом рассказать! Понимаете, вы бы захотели узнать, что я там делала, и для меня бы это было очень неловко.

– Безусловно, – сухо произнес Джонсон.

Она одарила его ласковой улыбкой:

– Такое облегчение сообщить вам всю правду! Вы ведь не расскажете об этом моему мужу, не так ли? Уверена, что не расскажете! Я могу доверять всем вам.

Одарив троих мужчин последним умоляющим взглядом, Мэгдалин быстро выскользнула из комнаты.

Полковник Джонсон глубоко вздохнул.

– Конечно, все могло быть именно так, – сказал он. – История достаточно правдоподобная. С другой стороны…

– С другой стороны, все могло быть совсем по-другому, – закончил Сагден. – В том-то все и дело.

3

Лидия Ли стояла у дальнего окна гостиной. Тяжелая портьера наполовину скрывала ее фигуру. Услышав звук открываемой двери, она повернулась и вздрогнула при виде Эркюля Пуаро.

– Вы напугали меня, мсье Пуаро.

– Прошу прощения, мадам. Я хожу бесшумно.

– Я подумала, что это Хорбери.

Пуаро кивнул:

– Это правда – у него тоже бесшумная походка, как у кота или вора.

Он умолк, наблюдая за ней.

Ее лицо ничего не выражало, но при упоминании Хорбери на нем мелькнула гримаса отвращения.

– Мне никогда не нравился этот человек. С радостью от него избавлюсь.

– Думаю, вы поступите благоразумно, мадам.

Лидия бросила на него быстрый взгляд:

– Что вы имеете в виду? Вам что-то о нем известно?

– Он из тех, кто коллекционирует тайны, – ответил Пуаро, – и использует их в своих интересах.

– Вы думаете, он что-то знает об… убийстве? – резко спросила она.

Пуаро пожал плечами:

– У него тихие ноги и длинные уши. Он мог кое-что услышать и промолчать об этом.

– Вы имеете в виду, что он может попытаться шантажировать кого-то из нас?

– Вполне возможно. Но я пришел поговорить не об этом.

– А о чем?

– Я недавно беседовал с мистером Элфредом Ли, – медленно отозвался Пуаро, – и он сделал мне предложение, которое я хотел бы обсудить с вами, прежде чем принять его или отказаться. Но меня так очаровал рисунок вашего джемпера на фоне алой портьеры, что я остановился, чтобы полюбоваться.

– Право, мсье Пуаро, стоит ли тратить время на комплименты? – недовольно сказала Лидия.

– Прошу прощения, мадам. Так мало английских леди понимают в la toilette[247]. У платья, которое было на вас в тот вечер, когда я впервые вас увидел, был простой, но оригинальный рисунок – оно отличалось изяществом и индивидуальностью.

– И поэтому вы хотели меня видеть?

Пуаро сразу стал серьезным.

– Нет, мадам. Ваш муж просил меня остаться здесь и сделать все возможное, чтобы добраться до истины.

– Ну? – нетерпеливо осведомилась Лидия.

– Я бы не хотел принимать предложение, если его не одобряет хозяйка дома.

– Естественно, я поддерживаю просьбу моего мужа, – холодно сказала она.

– Да, мадам, но мне этого мало. Вы действительно хотите, чтобы я остался здесь?

– Почему бы и нет?

– Давайте будем более откровенны. Вы хотите, чтобы правда выяснилась?

– Естественно.

Пуаро вздохнул:

– И долго вы будете отделываться обычными фразами?

– Я самая обычная женщина, – ответила Лидия. Поколебавшись, она добавила: – Пожалуй, лучше в самом деле говорить откровенно. Конечно, я вас понимаю. Положение не из приятных. Моего свекра зверски убили, и, если не удастся предъявить обвинение в убийстве с целью ограбления самому вероятному подозреваемому, Хорбери, – а похоже, это действительно не удастся, – значит, это сделал кто-то из членов его семьи. Отдать этого человека под суд означает навлечь стыд и позор на всех нас… Честно говоря, я не хочу, чтобы это случилось.

– Вы предпочитаете, чтобы убийца остался безнаказанным? – спросил Пуаро.

– Очевидно, многие убийцы остаются неразоблаченными.

– Безусловно.

– Тогда какое имеет значение, если их станет одним больше?

– А как же другие члены семьи? – осведомился Пуаро. – Невиновные?

Лидия уставилась на него:

– При чем тут они?

– Вы понимаете, что, если правда никогда не выяснится, тень подозрения будет по-прежнему падать на всех?

– Об этом я не подумала, – медленно произнесла Лидия.

– Если никто никогда не узнает, кто убийца… А может быть, вы уже это знаете, мадам?

– Вы не имеете права так говорить! – вскрикнула Лидия. – Это неправда! О, если бы только это мог быть посторонний, а не член семьи…

– Возможно и то и другое одновременно, – заметил Пуаро.

– Что вы имеете в виду? – удивленно спросила она.

– Это может быть член семьи – и в то же время посторонний… Не понимаете? Eh bien[248], это всего лишь идея, пришедшая на ум Эркюлю Пуаро. – Он посмотрел на нее. – Итак, мадам, что же мне ответить мистеру Ли?

Лидия подняла руку, но тут же беспомощно опустила ее.

– Конечно, вы должны согласиться, – сказала она.

4

Пилар стояла в центре музыкальной комнаты, ее глаза бегали из стороны в сторону, как у загнанного животного.

– Я хочу уехать отсюда! – заявила она.

– Вы не единственная, кто этого хочет, – отозвался Стивен Фэрр. – Но нас отсюда не выпустят, дорогая моя.

– Вы имеете в виду… полицию?

– Вот именно.

– Не очень приятно иметь дело с полицией, – серьезно сказала Пилар. – Такое не должно случаться с респектабельными людьми.

– Под респектабельными людьми вы подразумеваете себя? – с улыбкой осведомился Стивен.

– Нет, – ответила Пилар, – Элфреда, Лидию, Дэвида, Джорджа, Хильду… ну и Мэгдалин тоже.

Стивен зажег сигарету и некоторое время молча курил.

– Почему вы делаете исключение? – спросил он наконец.

– Какое исключение?

– Почему вы не упомянули братца Харри?

Пилар засмеялась, сверкнув ровными белыми зубами.

– О, Харри – другое дело! Думаю, ему и раньше приходилось общаться с полицией.

– Возможно, вы правы. Он чересчур колоритен, чтобы вписаться в семейный портрет. – Сделав паузу, он спросил: – Вам нравятся ваши английские родственники, Пилар?

– Они все очень добрые, – с сомнением отозвалась девушка, – но слишком мрачные и почти совсем не улыбаются.

– Девочка моя, в доме только что произошло убийство!

– Да… – неуверенно согласилась Пилар.

– Убийство, – наставительно произнес Стивен, – не такое повседневное событие, как ваше легкомыслие, кажется, изволит предполагать. Не знаю, как в Испании, а в Англии к убийствам относятся очень серьезно.

– Вы смеетесь надо мной, – обиделась Пилар.

– Ошибаетесь. Я отнюдь не в смешливом настроении.

Пилар внимательно посмотрела на него:

– Потому что вам тоже хочется отсюда уехать?

– Да.

– И высокий красивый полицейский вам этого не позволяет?

– Я его не спрашивал. Но если спрошу, то не сомневаюсь, что он ответит «нет». Я должен быть осторожен, Пилар, и следить за каждым своим шагом.

– Это очень утомительно, – кивнула Пилар.

– Более чем утомительно, дорогая моя. К тому же этот чудаковатый иностранец рыщет вокруг. Не думаю, что от него есть какой-то толк, но мне он действует на нервы.

Пилар нахмурилась.

– Мой дедушка был очень богатым, верно? – спросила она.

– По-видимому, да.

– А кому достанутся его деньги? Элфреду и остальным?

– В зависимости от его завещания.

– Полагаю, – задумчиво промолвила Пилар, – дедушка мог бы оставить мне какие-то деньги, но боюсь, что он этого не сделал.

– С вами все будет в порядке, – утешил ее Стивен. – В конце концов, вы член семьи. Они должны позаботиться о вас.

– Я член семьи, – со вздохом повторила Пилар. – Звучит забавно, но почему-то это меня совсем не забавляет.

– Вполне понятно.

Пилар вздохнула опять.

– Может быть, поставим пластинку и потанцуем? – предложила она.

– Не знаю, хорошо ли это будет выглядеть, – засомневался Стивен. – Ведь в доме траур, вы, бессердечная испанская плутовка!

Пилар широко открыла глаза:

– Но я не чувствую никакого горя. Ведь я почти не знала дедушку, и, хотя мне нравилось с ним разговаривать, я вовсе не испытываю желания плакать, потому что он умер. Было бы глупо притворяться.

– Вы неподражаемы! – рассмеялся Стивен.

– Мы можем положить в патефон чулки и перчатки, – настаивала Пилар. – Тогда он будет звучать тише, и никто ничего не услышит.

– Ладно, пошли, искусительница.

С радостным смехом Пилар выбежала из комнаты и направилась в сторону танцевального зала в дальнем конце дома.

Добравшись до бокового коридора, ведущего к двери в сад, она застыла как вкопанная. Стивен, догнав ее, также остановился.

Эркюль Пуаро снял со стены портрет и изучал его при свете, проникающем с террасы. Подняв взгляд, он увидел их.

– Ага! – воскликнул Пуаро. – Вы появились в подходящий момент.

– Что вы делаете? – спросила Пилар, подойдя к нему.

– Изучаю нечто очень важное, – серьезно ответил Пуаро, – лицо Симеона Ли в молодости.

– Так это мой дедушка?

– Да, мадемуазель.

Пилар уставилась на портрет.

– Как же он изменился… – медленно произнесла она. – Дедушка был таким старым и сморщенным. А здесь он выглядит так, как мог бы выглядеть Харри лет десять назад.

Пуаро кивнул:

– Да, мадемуазель, Харри Ли очень похож на своего отца. – Он подвел ее к другому портрету. – А это ваша бабушка – кроткое продолговатое лицо, очень светлые волосы, мягкие голубые глаза…

– Как у Дэвида, – сказала Пилар.

– Элфред тоже на нее похож, – добавил Стивен.

– Наследственность – интересная вещь, – продолжал Пуаро. – Мистер Ли и его жена принадлежали к диаметрально противоположным типам. Большей частью их дети похожи на мать. Взгляните сюда, мадемуазель.

Он указал на портрет девушки лет девятнадцати с волосами как золотые нити и большими, смеющимися голубыми глазами. Цвета были материнскими, но в лице ощущалась энергия, несвойственная мягким чертам жены Симеона Ли.

– О! – воскликнула Пилар.

Ее лицо покрылось румянцем. Сняв с шеи медальон на длинной золотой цепочке, она нажала пружину и открыла его. Пуаро увидел то же смеющееся лицо.

– Моя мать, – сказала Пилар.

Пуаро кивнул. С другой стороны медальона находился портрет мужчины. Он был молод и красив, с черными волосами и темно-голубыми глазами.

– Ваш отец? – спросил Пуаро.

– Да, – ответила Пилар. – Очень красивый, правда?

– Да, действительно. У испанцев редко бывают голубые глаза, не так ли, сеньорита?

– Иногда встречаются на севере. Кроме того, у отца была мать-ирландка.

– Значит, в вас течет испанская, ирландская, английская и немножко цыганская кровь, – задумчиво произнес Пуаро. – Знаете, что я думаю, мадемуазель? С такой наследственностью вы можете стать опасным врагом.

– Помните, что вы говорили в поезде, Пилар? – смеясь, сказал Стивен. – Что, если бы у вас были враги, вы бы перерезали им горло… О! – Он быстро умолк, осознав значение своих слов.

Эркюль Пуаро быстро сменил тему:

– Ах да, сеньорита, я хотел попросить ваш паспорт. Он нужен моему другу суперинтенденту. В этой стране существуют правила – глупые и утомительные, но обязательные для иностранцев. А по закону вы, разумеется, иностранка.

Пилар подняла брови:

– Мой паспорт? Сейчас принесу – он у меня в комнате.

– Сожалею, что пришлось вас побеспокоить, – виновато сказал Пуаро, идя рядом с ней.

Они дошли до конца длинной галереи, где начиналась лестница. Пилар побежала наверх, Пуаро и Стивен последовали за ней. Спальня Пилар находилась прямо на площадке.

– Я принесу паспорт, – сказала Пилар у двери и вошла в комнату. Пуаро и Стивен Фэрр остались ждать снаружи.

– Конечно, я сморозил глупость, – с сожалением произнес Стивен. – Хотя вряд ли она это заметила, как по-вашему?

Пуаро не ответил. Он слегка склонил голову набок, словно прислушиваясь.

– Англичане очень любят свежий воздух, – заметил он. – Должно быть, мисс Эстравадос унаследовала эту черту.

– Почему? – удивленно спросил Стивен.

– Потому что сегодня очень холодно – жуткий мороз, в отличие от вчерашнего дня, теплого и солнечного. Тем не менее мисс Эстравадос только что приподняла окно. Поразительная привязанность к свежему воздуху.

Внезапно из комнаты донеслось восклицание на испанском языке, и появилась растерянно улыбающаяся Пилар.

– Какая же я неуклюжая! – воскликнула она. – Мой чемоданчик лежал на подоконнике, и когда я рылась в нем, то случайно уронила паспорт в окно. Он лежит внизу на клумбе. Сейчас я его принесу.

– Я могу его принести, – предложил Стивен, но Пилар промчалась мимо него и крикнула через плечо:

– Нет, это моя вина. Идите в гостиную с мсье Пуаро, а я принесу туда паспорт.

Стивен Фэрр собирался последовать за ней, но Пуаро удержал его.

– Пройдемте туда, – предложил он.

Они шли по коридору второго этажа к другому концу дома, пока не добрались до главной лестницы.

– Не будем спускаться сразу, – сказал Пуаро. – Если вы пройдете со мной в комнату, где произошло преступление, я спрошу вас кое о чем.

Они двинулись по коридору, ведущему к комнате Симеона Ли. На левой стороне находился альков с двумя статуями нимф, цепляющихся за свои облачения в судорогах викторианской стыдливости.

Стивен Фэрр бросил на них взгляд.

– При дневном свете они выглядят жутко, – сказал он. – Когда я проходил мимо них позавчера вечером, мне показалось, что их три, но, слава богу, их только две.

– В наши дни они не вызывают восхищения, – согласился Пуаро. – Но в свое время они стоили немало денег. Думаю, на них лучше смотреть по вечерам.

– Да, когда видишь только смутные белые фигуры.

– Ночью все кошки серы! – пробормотал Пуаро.

В комнате они обнаружили суперинтендента Сагдена. Он стоял на коленях возле сейфа и обследовал его с помощью лупы. Когда они вошли, Сагден обернулся.

– Сейф открыл ключом некто, знавший комбинацию, – сказал он. – Никаких признаков чего-то еще.

Пуаро подошел к нему, отвел в сторону и что-то прошептал. Суперинтендент кивнул и вышел из комнаты.

Пуаро повернулся к Стивену Фэрру, который стоял, уставившись на кресло Симеона Ли. Его брови сдвинулись, на лбу обозначились вены. Несколько секунд Пуаро молча смотрел на него, потом спросил:

– Вас одолевают воспоминания?

– Два дня назад он сидел здесь живой, – медленно ответил Стивен, – а теперь… – Тряхнув головой, он осведомился: – Вы привели меня сюда, чтобы спросить о чем-то, мсье Пуаро?

– Ах да! Кажется, вы первый оказались здесь в тот вечер?

– Разве? Не помню. Нет, по-моему, одна из леди меня опередила.

– Какая именно?

– Чья-то жена – Джорджа или Дэвида. Они обе прибежали почти одновременно.

– А вы не слышали вот такого звука? – Запрокинув голову, Пуаро внезапно испустил пронзительный вопль.

Это было настолько неожиданно, что Стивен отшатнулся и чуть не упал.

– Вы что, хотите перепугать весь дом? – сердито спросил он. – Нет, в тот вечер я не слышал ничего подобного. Теперь все подумают, что произошло еще одно убийство!

Пуаро выглядел пристыженным.

– Действительно, это было глупо… – пробормотал он. – Нужно поскорее все объяснить.

Он быстро вышел. Лидия и Элфред стояли у подножия лестницы, глядя вверх, Джордж присоединился к ним, выйдя из библиотеки, а Пилар прибежала с паспортом в руке.

– Ничего страшного! – крикнул им Пуаро. – Не пугайтесь. Я провел маленький эксперимент – вот и все.

Элфред выглядел недовольным, а Джордж – возмущенным. Пуаро предоставил Стивену давать объяснения, а сам быстро направился по коридору в другой конец дома.

Суперинтендент Сагден вышел ему навстречу из комнаты Пилар.

– Eh bien? – спросил Пуаро.

Сагден покачал головой:

– Ни звука.

Встретившись взглядом с Пуаро, он кивнул.

5

– Значит, вы согласны, мсье Пуаро? – спросил Элфред Ли.

Его рука, поднесенная к подбородку, слегка дрожала. Мягкие карие глаза светились не свойственным им лихорадочным блеском. Он говорил, слегка заикаясь. Стоящая рядом Лидия с беспокойством смотрела на него.

– Вы не знаете… не можете п-представить, что это з-значит для меня, – продолжал Элфред. – Убийца моего отца д-должен быть найден.

– Так как вы уверяете, что все тщательно обдумали, – ответил Пуаро, – то я согласен. Но вы понимаете, мистер Ли, что пути назад быть не может. Я не собака, которую пускают по следу, а потом отзывают, потому что она подняла не ту дичь.

– Конечно… Ваша спальня уже приготовлена. Оставайтесь на любое время, которое вам понадобится…

– Надолго я не задержусь, – мрачно произнес Пуаро.

– Что-что?

– Я сказал, что не задержусь надолго. В этом преступлении такой ограниченный круг подозреваемых, что поиски истины не займут много времени. Думаю, что конец уже близок.

Элфред уставился на него.

– Невозможно! – воскликнул он.

– Вовсе нет. Все факты более-менее четко указывают в одном направлении. Нужно устранить лишь одну незначительную проблему, и тогда правда прояснится сама собой.

– Вы имеете в виду, что знаете…

– О да, – улыбнулся Пуаро. – Я знаю.

– И мой отец… – Элфред отвернулся.

– Однако, мсье Ли, – быстро добавил Пуаро, – я должен выдвинуть два требования.

– Все, что угодно… – сдавленным голосом произнес Элфред.

– Во-первых, я прошу повесить портрет мистера Ли в молодости в спальне, которую вы любезно мне отвели.

Элфред и Лидия удивленно на него посмотрели.

– Портрет отца? – переспросил Элфред. – Но зачем?

Пуаро взмахнул рукой:

– Он будет… как бы это сказать… вдохновлять меня.

– Вы намерены, мсье Пуаро, раскрыть преступление с помощью ясновидения? – язвительно осведомилась Лидия.

– Скажем, мадам, что я намерен использовать не только телесное, но и мысленное зрение.

Лидия пожала плечами.

– Во-вторых, мсье Ли, – продолжал Пуаро, – я хотел бы знать подлинные обстоятельства смерти мужа вашей сестры, Хуана Эстравадоса.

– Неужели это необходимо? – спросила Лидия.

– Мне нужны все факты, мадам.

– Хуан Эстравадос в результате ссоры из-за женщины убил в кафе человека, – сказал Элфред.

– Каким образом он убил его?

Элфред бросил умоляющий взгляд на Лидию.

– Он ударил его ножом, – спокойно ответила она. – Так как имела место провокация, Хуана Эстравадоса приговорили не к смерти, а к длительному сроку заключения, и он умер в тюрьме.

– Его дочь знает об этом?

– Не думаю.

– Нет, Дженнифер никогда ей не рассказывала, – добавил Элфред.

– Благодарю вас.

– Вы ведь не думаете, что Пилар… – Лидия не окончила фразу. – Это просто нелепо!

– А теперь, мсье Ли, не сообщите ли вы мне кое-какие факты, касающиеся вашего брата, мсье Харри Ли?

– Что именно вы хотите знать?

– Насколько я понимаю, он был чем-то вроде позора семьи. Почему?

– Это было так давно… – заговорила Лидия, но Элфред перебил ее:

– Да будет вам известно, мсье Пуаро, что Харри украл крупную сумму денег, подделав подпись моего отца на чеке. Естественно, отец не стал обращаться в суд. Харри никогда не отличался честностью. Он попадал в неприятности во всех уголках земного шара и вечно требовал деньги телеграфом, чтобы выкарабкаться из них. И в тюрьме ему не раз пришлось побывать.

– Ты ведь не можешь быть в этом уверен, Элфред, – возразила Лидия.

Руки Элфреда снова задрожали.

– Харри всегда был абсолютно никчемным человеком! – сердито сказал он.

– Вижу, – заметил Пуаро, – вы не испытывали друг к другу особой привязанности?

– Он обманывал моего отца самым постыдным образом! – воскликнул Элфред.

Лидия нетерпеливо вздохнула. Пуаро услышал это и бросил на нее быстрый взгляд.

– Если бы только можно было найти эти алмазы, – сказала она. – Я уверена, что разгадка заключается в них.

– Их уже нашли, мадам, – сообщил Пуаро.

– Что?!

– Да, в вашей миниатюрной композиции, изображающей Мертвое море.

– В моем «Мертвом море»? – воскликнула Лидия. – Как… как удивительно!

– Не правда ли, мадам? – мягко осведомился Пуаро.

1

– Все оказалось легче, чем я ожидал, – со вздохом сказал Элфред Ли.

Они только что вернулись с дознания.

Мистер Чарлтон, старомодный образец семейного адвоката с осторожным взглядом голубых глаз, тоже присутствовал там и вернулся вместе с ними.

– Я же говорил вам, – заметил он, – что процедура будет чисто формальной и вердикт отложат, чтобы дать возможность полиции собрать дополнительные доказательства.

– Ситуация в высшей степени неприятная! – недовольно произнес Джордж Ли. – Лично я убежден, что преступление совершено маньяком, каким-то образом проникшим в дом. Этот Сагден упрям как мул! Полковнику Джонсону следовало бы обратиться за помощью в Скотленд-Ярд. От местной полиции нет никакого толку. Взять хотя бы этого Хорбери. Я слышал, что у него весьма сомнительное прошлое, но полиция ничего не предпринимает по этому поводу.

– Зато у него как будто вполне удовлетворительное алиби, – отозвался мистер Чарлтон. – У полиции оно не вызывает сомнений.

– Еще бы! – фыркнул Джордж. – Но на их месте я бы отнесся к этому алиби с величайшей осторожностью. Преступник всегда обеспечивает себя алиби, а долг полиции – его опровергнуть, если, конечно, они знают свое дело.

– Ну-ну, – успокаивающе произнес мистер Чарлтон. – Не думаю, что нам следует учить полицию их работе. В целом они достаточно компетентны.

Джордж угрюмо покачал головой:

– Все равно следовало бы обратиться в Скотленд-Ярд. Я недоволен суперинтендентом Сагденом – возможно, он усерден, но отнюдь не блещет умом.

– Я с вами не согласен, – возразил мистер Чарлтон. – Он не подавляет своим авторитетом, но знает свое дело.

– Я уверена, что полиция делает все возможное, – сказала Лидия. – Хотите стакан шерри, мистер Чарлтон?

Адвокат поблагодарил, но вежливо отказался. Затем он откашлялся и в присутствии собравшихся членов семьи приступил к чтению завещания.

Мистер Чарлтон читал его с явным удовольствием, объясняя туманную фразеологию и смакуя юридические подробности.

Дойдя до конца, он снял очки, протер их и окинул присутствующих вопросительным взглядом.

– За всей этой юридической белибердой не уследишь, – сказал Харри Ли. – Изложите нам суть.

– Да ведь это в высшей степени простое завещание, – заметил мистер Чарлтон.

– Господи, как же тогда выглядит сложное? – осведомился Харри.

Мистер Чарлтон посмотрел на него с холодным неодобрением.

– Основные условия весьма просты, – сказал он. – Половина состояния мистера Ли переходит к старшему сыну, мистеру Элфреду Ли; остальное должно быть разделено поровну между другими его детьми.

– Элфреду, как всегда, везет, – неприятно усмехнулся Харри. – Отхватил половину отцовских денежек!

Элфред покраснел, а Лидия резко произнесла:

– Элфред был преданным и почтительным сыном. Он годами руководил бизнесом и нес всю ответственность.

– Ну конечно, – кивнул Харри. – Элфред всегда был пай-мальчиком.

– Думаю, Харри, ты должен радоваться, что отец тебе хоть что-то оставил, – заметил Элфред.

Харри расхохотался, вскинув голову:

– Тебе бы больше понравилось, если бы он вообще вычеркнул меня из завещания, верно? Ты всегда терпеть меня не мог!

Мистер Чарлтон кашлянул. Он привык к неприятным сценам, обычно следовавшим за чтением завещания, и сейчас старался ускользнуть, пока семейная ссора не разгорелась вовсю.

– Думаю… э-э… – пробормотал он, – в моем присутствии больше нет необходимости…

– А как насчет Пилар? – резко осведомился Харри.

Мистер Чарлтон кашлянул снова – на сей раз виновато.

– Э-э… мисс Эстравадос не упомянута в завещании.

– Разве она не получает долю матери? – спросил Харри.

– Если бы сеньора Эстравадос была жива, – объяснил мистер Чарлтон, – то она бы, разумеется, получила равную долю с остальными, но, так как она скончалась, ее доля возвращается в общую сумму, которая будет разделена между вами.

– Значит, я не получаю ничего? – медленно спросила Пилар своим мелодичным южным голосом.

– Дорогая, семья, конечно, об этом позаботится, – быстро сказала Лидия.

– Вы сможете остаться жить здесь – не так ли, Элфред? – заговорил Джордж Ли. – Вы… э-э… наша племянница, и наш долг заботиться о вас.

– Мы будем очень рады, если Пилар поселится у нас, – сказала Хильда.

– Она должна получить долю Дженнифер, – упорствовал Харри.

– Право, я… э-э… должен идти, – пробормотал мистер Чарлтон. – До свидания, миссис Ли. Если я вам понадоблюсь, можете… э-э… в любое время обратиться за консультацией…

Он быстро удалился. Опыт подсказывал ему, что налицо все составляющие семейного скандала.

– Я согласна с Харри, – сказала Лидия, когда дверь за адвокатом закрылась. – Думаю, Пилар должна получить определенную долю. Это завещание было составлено за много лет до смерти Дженнифер.

– Чепуха! – возразил Джордж. – Закон есть закон, Лидия. Мы должны его придерживаться.

– Конечно, нам всем очень жаль Пилар, но Джордж прав, – присоединилась к мужу Мэгдалин. – Как он говорит, закон есть закон.

Лидия встала и взяла Пилар за руку.

– Должно быть, это очень неприятно для тебя, дорогая, – сказала она. – Может быть, ты покинешь нас, пока мы все обсудим? – Лидия подвела девушку к двери. – Не беспокойся. Предоставь это мне.

Пилар медленно вышла из комнаты. Лидия закрыла за ней дверь и повернулась.

Последовала минутная пауза, во время которой все переводили дыхание, и в следующий момент битва разразилась в полную силу.

– Ты всегда был паршивым скрягой, Джордж, – заявил Харри.

– Во всяком случае, – огрызнулся Джордж, – я не был никчемным нахлебником!

– Ты был таким же нахлебником, как и я! Жирел за счет отца все эти годы!

– Ты, кажется, забыл, что я занимаю ответственное положение, которое…

– Черта с два! – прервал его Харри. – Ты просто напыщенный пустозвон!

– Как ты смеешь! – взвизгнула Мэгдалин.

– Не могли бы мы обсудить это без шума? – послышался спокойный голос Хильды.

Лидия с признательностью посмотрела на нее.

– Нужно ли вообще затевать всю эту безобразную суету из-за денег? – с внезапной горячностью осведомился Дэвид.

– Скажите, какое благородство! – накинулась на него Мэгдалин. – Ты ведь не собираешься отказываться от своего наследства, верно? Тебе нужны деньги так же, как и всем нам! Так что нечего притворяться, будто ты не от мира сего!

– По-твоему, я должен отказаться от наследства? – сдавленным голосом произнес Дэвид. – Интересно…

– Конечно, не должен, – быстро прервала Хильда. – Почему мы ведем себя как дети? Элфред, ты глава семьи…

Казалось, Элфред пробудился ото сна.

– Прошу прощения, – сказал он. – Но вы все так кричите, и это… сбивает меня с толку.

– Хильда права, – вновь заговорила Лидия. – Мы не должны вести себя как жадные малолетки. Давайте будем рассуждать спокойно, здраво и… – быстро добавила она, – по очереди. Пусть Элфред говорит первым, так как он старший. Как, по-твоему, Элфред, нам следует поступить с Пилар?

– Конечно, она будет жить здесь, – медленно отозвался Элфред. – А мы должны выделить ей содержание. Не думаю, что у нее есть законное право на деньги, которые отошли бы к ее матери. Не забывайте, что Пилар не Ли. Она испанская подданная.

– Законного права нет, – согласилась Лидия. – Но, по-моему, у нее есть моральное право. Насколько я поняла, твой отец, хотя его дочь и вышла замуж за испанца против его воли, признал ее своей наследницей. Джордж, Харри, Дэвид и Дженнифер должны были получить равные доли. Дженнифер умерла только в прошлом году. Уверена, что, посылая за мистером Чарлтоном, мистер Ли намеревался обеспечить Пилар. В новом завещании он в любом случае оставил бы ей долю матери, а быть может, и значительно больше. Не забывайте, что она была его единственной внучкой. Думаю, самое меньшее, что мы можем сделать, это устранить несправедливость, которую твой отец собирался устранить сам.

– Хорошо сказано, Лидия! – кивнул Элфред. – Я был не прав. Согласен, что Пилар должна получить долю Дженнифер.

– Твоя очередь, Харри, – сказала Лидия.

– Вы все уже знаете, что я согласен, – отозвался Харри. – По-моему, Лидия прекрасно все объяснила, и я ею просто восхищаюсь!

– Джордж? – спросила Лидия.

– Разумеется, нет! – фыркнул покрасневший от злости Джордж. – Все это просто нелепо! Дадим ей жилье и достойное содержание – этого более чем достаточно!

– Значит, ты отказываешься от участия? – спросил Элфред.

– Безусловно!

– И он абсолютно прав, – заявила Мэгдалин. – Стыдно даже предполагать, будто он должен так поступить. Учитывая, что Джордж – единственный член семьи, который приносит хоть какую-то пользу обществу, мне кажется позорным, что отец оставил ему так мало!

– Дэвид? – осведомилась Лидия.

– Думаю, ты права, – сказал Дэвид. – Жаль, что из-за этого поднялся совершенно ненужный спор.

– Ты совершенно права, Лидия, – поддержала мужа Хильда. – Это будет только справедливо!

Харри огляделся вокруг.

– Ну, как будто все ясно, – промолвил он. – Элфред, я и Дэвид за предложение Лидии, а Джордж против. Значит, большинство «за».

– Дело не в «за» и «против», – резко возразил Джордж. – Моя доля отцовского состояния принадлежит только мне, и я не расстанусь ни с одним пенни из нее.

– Вот именно! – подтвердила Мэгдалин.

– Если вы не желаете участвовать, это ваше дело, – сказала Лидия. – Мы полностью компенсируем вашу долю.

Она посмотрела на остальных – все кивнули.

– Львиная доля досталась Элфреду, – заметил Харри. – Он должен внести больше других.

– Вижу, скоро от твоего бескорыстного предложения ничего не останется, – отозвался Элфред.

– Не начинайте снова! – твердо заявила Хильда. – Лидия сообщит Пилар о нашем решении. Детали мы можем обсудить позже. – Она добавила в надежде разрядить напряжение: – Интересно, где мистер Фэрр и мсье Пуаро?

– Мы высадили Пуаро в деревне, когда ехали на дознание, – ответил Элфред. – Он сказал, что ему нужно сделать важную покупку.

– А почему он не был на дознании? – осведомился Харри. – Ему бы следовало там присутствовать.

– Возможно, он знал, что это обернется чистой формальностью, – ответила Лидия. – Кто это там в саду – суперинтендент Сагден или мистер Фэрр?

Усилия двух женщин увенчались успехом. Семейный совет закончился.

– Спасибо, Хильда, – шепнула ей Лидия. – Хорошо, что ты меня поддержала. Не знаю, что бы я без тебя делала.

– Странно, – задумчиво промолвила Хильда, – как деньги портят людей.

Остальные вышли из комнаты, и две женщины остались одни.

– Да, – согласилась Лидия, – даже Харри, хотя это было его предложение! А мой бедный Элфред, как истинный британец, не хотел, чтобы деньги Ли достались испанской подданной.

– По-твоему, мы, женщины, более бескорыстны? – улыбнулась Хильда.

Лидия пожала стройными плечами:

– В конце концов, это ведь не наши деньги! Возможно, в этом и есть причина нашего бескорыстия.

– Странная девушка эта Пилар, – задумчиво сказала Хильда. – Интересно, что с ней будет дальше?

Лидия вздохнула:

– Я рада, что она сможет ни от кого не зависеть. Не думаю, чтобы ей понравилось жить здесь и получать денежное содержание. Она слишком горда и слишком… не похожа на нас. – Лидия сделала небольшую паузу. – Как-то я купила в Египте красивое ожерелье из ляпис-лазури. На фоне солнца и песка оно просто сверкало голубизной. Но когда я привезла его домой, оно сразу потускнело, превратившись в обычную нитку бус.

– Да, понимаю… – промолвила Хильда.

– Я рада, что вы с Дэвидом приехали сюда и мне удалось познакомиться с вами поближе, – сказала Лидия.

– Как часто мне хотелось в последние дни, чтобы мы этого не делали! – со вздохом отозвалась Хильда.

– Знаю. Но, по-моему, Хильда, шок оказался для Дэвида не таким уж тяжелым. Он так чувствителен, что это могло окончательно выбить его из колеи. Но на самом деле он стал куда спокойнее после убийства.

Хильда выглядела слегка встревоженной.

– Ты заметила это? – спросила она. – Да, так оно и есть, хотя в каком-то смысле это ужасно…

Хильда замолчала, вспоминая то, что только вчера вечером говорил ей муж, откинув со лба светлые волосы: «Помнишь эпизод в «Тоске», когда Скарпиа умирает, Тоска зажигает свечи в его изголовье и поет: «Теперь я могу простить его…»?[249] Я чувствую то же самое насчет отца.

Сейчас мне ясно, что все эти годы я хотел его простить, но не мог… Но теперь вся злоба исчезла без следа. И я чувствую, словно с моих плеч сняли тяжелый груз». – «Потому что он умер?» – спросила она, отгоняя внезапно нахлынувший страх. «Нет-нет, ты не поняла, – быстро ответил он. – Не потому, что он умер, а потому, что умерла моя глупая детская ненависть к нему…»

Сейчас Хильда думала об этих словах.

Ей хотелось повторить их Лидии, но она инстинктивно чувствовала, что лучше этого не делать.

Следом за Лидией Хильда вышла из гостиной в холл.

У высокого столика стояла Мэгдалин с маленьким пакетом в руке. При виде их она вздрогнула:

– Должно быть, это и есть важная покупка мсье Пуаро. Я видела, как он только что положил пакет на стол. Интересно, что там такое?

Мэгдалин захихикала, но в ее взгляде, который она переводила с Хильды на Лидию, мелькало беспокойство.

Лидия приподняла брови.

– Мне нужно вымыть руки перед ленчем, – сказала она, направляясь к двери.

– Я посмотрю только одним глазом! – произнесла Мэгдалин с детским любопытством, в котором, однако, слышались нотки отчаяния.

Она развернула бумагу и вскрикнула, уставясь на предмет, который держала в руке.

Лидия и Хильда повернулись к ней.

– Это… это фальшивые усы! – озадаченно промолвила Мэгдалин. – Но зачем…

– Для маскировки? – с сомнением предположила Хильда. – Но…

– Но у мсье Пуаро есть собственные роскошные усы! – закончила за нее Лидия.

Мэгдалин снова завернула пакет.

– Не понимаю, – сказала она. – Какое-то безумие! Зачем мсье Пуаро покупать фальшивые усы?

2

Выйдя из гостиной, Пилар медленно зашагала по холлу. Стивен Фэрр как раз вошел через дверь в сад.

– Ну? – осведомился он. – Семейный совет окончен? Завещание прочитали?

– Я не получила ничего – совсем ничего! – быстро и сбивчиво заговорила Пилар. – Это завещание составили много лет назад. Дедушка оставил деньги моей матери, но, так как она умерла, они не достанутся мне, а вернутся к ним!

– Сурово! – посочувствовал Стивен.

– Если бы старик был жив, – продолжала Пилар, – он бы составил новое завещание и оставил бы мне много денег – может быть, даже все деньги!

Стивен улыбнулся:

– Это тоже было бы не слишком справедливо.

– Почему? Это означало бы, что он любил меня больше всех – вот и все.

– Какая же вы жадная девчонка, – сказал Стивен. – Настоящая маленькая вымогательница!

– Мир очень жесток к женщинам, – печально промолвила Пилар. – Им приходится всего добиваться, пока они молоды. Когда люди становятся старыми и безобразными, им уже никто не поможет.

– Вы правы, но не совсем, – медленно произнес Стивен. – Например, Элфред Ли искренне любил своего отца, несмотря на его придирки и невыносимый характер.

Пилар выпятила подбородок.

– Элфред – дурак, – заявила она.

Стивен рассмеялся.

– Не беспокойтесь, красавица, – сказал он. – Вы ведь знаете, что Ли обязаны о вас позаботиться.

– Это будет не слишком-то весело, – вздохнула Пилар.

– Боюсь, что да, – согласился Стивен. – Не могу представить вас живущей здесь, Пилар. А вы бы не хотели отправиться в Южную Африку?

Пилар кивнула.

– Там много солнца и простора, – продолжал Стивен, – но приходится тяжело работать. Вы умеете работать, Пилар?

– Не знаю, – с сомнением ответила девушка.

– Вы бы предпочли целыми днями сидеть на балконе и есть сладости, пока не растолстеете и не обзаведетесь тремя двойными подбородками?

Пилар засмеялась.

– Так-то лучше, – одобрил Стивен. – Мне удалось вас рассмешить.

– Я думала, что буду много смеяться в это Рождество, – сказала Пилар. – В книгах я читала, что английское Рождество очень веселое, что там подают горячий пудинг, а в сочельник сжигают святочное полено.

– Да, но для этого нужно, чтобы под Рождество не происходило убийство, – заметил Стивен. – Пойдем со мной в кладовую Лидии. Она водила меня туда вчера и кое-что показала.

Он отвел ее в тесную комнатушку.

– Смотрите, Пилар, в этих коробках хлопушки, варенье, апельсины, орехи и финики. А здесь…

– О! – Пилар всплеснула руками. – Какие красивые шары! Золотые и серебряные!

– Их вешают на елку вместе с подарками для слуг. А вот этих маленьких снеговиков, сверкающих, словно на морозе, ставят на обеденный стол. А здесь воздушные шарики всех цветов!

– О! – Глаза Пилар сияли от возбуждения. – Можно мы надуем пару? Лидия не будет возражать. Я так люблю воздушные шарики!

– Сущее дитя! – усмехнулся Стивен. – Какой вам нравится?

– Красный, – ответила Пилар.

Они взяли по шару и начали усердно их надувать. Пилар засмеялась, и из ее шарика сразу вышел воздух.

– Вы выглядите так забавно с надутыми щеками!

Она снова принялась за работу. Завязав надутые шарики, они стали подбрасывать их вверх.

– Пошли в холл – там больше места, – предложила Пилар.

Они перебрасывались шарами и весело смеялись, когда в холл вошел Пуаро.

– Играете в les jeux d’enfants?[250] – осведомился он, снисходительно глядя на них. – Симпатичные шарики!

– Мой – красный, – отозвалась запыхавшаяся Пилар. – Он гораздо больше, чем его. Если мы вынесем их из дому, они улетят прямо в небо!

– Давайте отправим их туда и загадаем желание, – предложил Стивен.

– Отличная идея!

Пилар побежала к двери в сад. Стивен последовал за ней. Пуаро тоже вышел, все еще снисходительно улыбаясь.

– Я хочу очень много денег! – объявила Пилар.

Она встала на цыпочки, держа нитку шарика. Подул ветер, и нитка натянулась. Пилар отпустила ее, и шарик поплыл, подгоняемый ветром.

– Вы не должны были объявлять ваше желание, – засмеялся Стивен.

– Почему?

– Потому что тогда оно не исполнится. А теперь я загадаю желание.

Стивен отпустил свой шар, но ему не повезло. Шарик отлетел в сторону, наткнулся на куст остролиста и с шумом лопнул.

Пилар подбежала к нему.

– Шар лопнул! – трагическим тоном возвестила она и добавила, коснувшись носком туфли обрывка резины: – Так вот что я подобрала в комнате дедушки. У него тоже был воздушный шарик, только розовый.

Пуаро издал резкий возглас. Пилар обернулась к нему.

– Ничего страшного, – сказал Пуаро. – Я просто споткнулся. – Он посмотрел в сторону дома. – Как много окон! У дома, мадемуазель, есть свои глаза и уши. Досадно, что англичане так любят открывать окна.

На террасу вышла Лидия.

– Ленч подан, – сообщила она. – Пилар, дорогая, все устроилось как нельзя лучше. После ленча Элфред объяснит тебе подробности.

Они вернулись в дом. Пуаро вошел последним. Он выглядел серьезным.

3

Ленч подошел к концу.

Когда все вышли из столовой, Элфред сказал Пилар:

– Пройдемте ко мне в комнату. Я хочу поговорить с вами.

Он повел ее через холл в свой кабинет, закрыв за собой дверь. Остальные направились в гостиную. Только Эркюль Пуаро задержался в холле, задумчиво глядя на закрытую дверь кабинета.

Внезапно он заметил старого дворецкого, стоявшего рядом со смущенным видом.

– В чем дело, Трессилиан? – спросил Пуаро.

Старик выглядел обеспокоенным.

– Я хотел поговорить с мистером Ли, – сказал он, – но решил его не тревожить.

– Что-нибудь произошло?

– Да, странная вещь, сэр. Кажется просто бессмысленной.

– Рассказывайте, – потребовал Эркюль Пуаро.

Трессилиан колебался.

– Дело вот в чем, сэр, – заговорил он. – Вы, должно быть, заметили, что с обеих сторон парадной двери лежали каменные пушечные ядра – большие и тяжелые. Ну, сэр, одно из них исчезло.

Пуаро поднял брови.

– Когда? – спросил он.

– Этим утром оба были на месте, сэр. Могу в этом поклясться.

– Давайте посмотрим.

Они вместе вышли через парадную дверь. Наклонившись, Пуаро обследовал оставшееся ядро. Когда он выпрямился, его лицо было мрачно.

– Кому могло понадобиться красть такую вещь, сэр? – дрожащим голосом спросил Трессилиан. – Какой в этом смысл?

– Мне это не нравится, – сказал Пуаро. – Совсем не нравится…

Трессилиан с беспокойством наблюдал за ним.

– Что творится в доме, сэр? С тех пор как убили хозяина, здесь все не так, как прежде. Я хожу как во сне – все путаю, а иногда мне кажется, что я уже не могу доверять собственным глазам.

– Вы не правы, – возразил Эркюль Пуаро. – Ваши глаза – именно то, чему вы должны доверять.

Дворецкий покачал головой:

– Мое зрение ухудшилось. Я путаю вещи… и людей. Стар я стал для своей работы.

Пуаро похлопал его по плечу:

– Бодритесь!

– Благодарю вас, сэр, вы очень добры. Но ничего не поделаешь – я слишком стар. Все время вспоминаю прежние дни и лица – мисс Дженни, мистера Дэвида и мистера Элфреда. Я представляю их себе молодыми джентльменами и леди. С того вечера, когда мистер Харри вернулся домой…

Пуаро кивнул:

– Так я и думал. Только что вы сказали: «С тех пор как убили хозяина», но ведь это началось раньше, не так ли? С тех пор как мистер Харри вернулся домой, все изменилось и стало казаться нереальным.

– Вы правы, сэр, – ответил дворецкий. – Именно тогда это и началось. Мистер Харри всегда приносил в дом неприятности. – Его взгляд снова устремился на пустой каменный постамент. – Кто же мог взять ядро, сэр? И для чего? Прямо как в сумасшедшем доме!

– Боюсь, безумие тут ни при чем, – сказал Пуаро. – Кое-кто находится в большой опасности.

Он повернулся и вошел в дом.

В этот момент Пилар вышла из кабинета. На ее щеках алели пятна. Она шла с высоко поднятой головой, ее глаза ярко блестели.

Когда Пуаро подошел к ней, она внезапно топнула ногой и заявила:

– Я не возьму их!

Пуаро поднял брови:

– Чего вы не возьмете, мадемуазель?

– Элфред только что сказал, что я должна получить ту часть денег, которую дедушка оставил моей матери.

– Ну?

– Элфред объяснил, что я не могу получить ее по закону, но он, Лидия и остальные считают, что она должна достаться мне. Они говорят, что это вопрос справедливости.

– Ну? – повторил Пуаро.

Пилар снова топнула ногой:

– Неужели вы не понимаете? Они отдают мне эти деньги…

– И это оскорбляет вашу гордость? Но ведь они говорят правду – по справедливости эти деньги должны принадлежать вам.

– Вы не понимаете…

– Напротив – я все отлично понимаю.

Девушка сердито отвернулась.

В дверь позвонили. Бросив взгляд через плечо, Пуаро увидел снаружи силуэт суперинтендента Сагдена.

– Куда вы идете? – быстро спросил он Пилар.

– В гостиную – к остальным.

– Отлично. Оставайтесь с ними. Не ходите по дому одна – особенно в темноте. Будьте настороже. Вам никогда не будет грозить бо́льшая опасность, чем сегодня, мадемуазель.

Пуаро повернулся и пошел навстречу Сагдену.

Последний подождал, пока Трессилиан вернется в свою буфетную, и протянул Пуаро телеграмму:

– Прочтите. Она от южноафриканской полиции.

Телеграмма гласила: «Единственный сын Эбенезера Фэрра умер два года назад».

– Теперь мы все знаем! – сказал Сагден. – Даже забавно – я шел совсем по другому следу…

4

Высоко подняв голову, Пилар вошла в гостиную.

Она направилась прямо к Лидии, которая сидела у окна и что-то вязала.

– Я пришла сообщить вам, Лидия, – сказала она, – что не возьму эти деньги. Я намерена уехать немедленно…

Лидия выглядела удивленной.

– Дитя мое, – заговорила она, отложив вязанье, – должно быть, Элфред очень плохо объяснил. Если тебе кажется, что речь идет о подачке, то это совсем не так. Дело вовсе не в нашей доброте и щедрости, а в том, что правильно и что нет. При обычных обстоятельствах деньги получила бы твоя мать, а ты унаследовала бы их от нее. Это твое право как ее дочери. Вопрос не в благотворительности, а в справедливости.

– Именно поэтому я не могу принять эти деньги! – яростно возразила Пилар. – Я наслаждалась пребыванием здесь. Это было забавным приключением, но теперь вы все испортили! Я уезжаю сейчас же и больше никогда вас не побеспокою…

Ее душили слезы. Она повернулась и выбежала из комнаты.

Лидия уставилась ей вслед.

– Я и понятия не имела, что девочка так это воспримет! – беспомощно сказала она. – Малышка кажется расстроенной.

Джордж откашлялся и напыщенно произнес:

– Как я говорил утром, решение было неверным в принципе. Пилар хватило ума понять это. Она отказывается принимать подачку…

– Это не подачка. Это ее право! – резко сказала Лидия.

– По-видимому, она так не думает, – отозвался Джордж.

В гостиную вошли Сагден и Пуаро. Суперинтендент огляделся вокруг.

– Где мистер Фэрр? – спросил он. – Я хочу поговорить с ним.

Прежде чем кто-нибудь успел заговорить, Эркюль Пуаро резко осведомился:

– Где сеньорита Эстравадос?

– Она заявила, что намерена уехать, – с нотками злорадства в голосе ответил Джордж. – Очевидно, с нее достаточно английских родственников.

Пуаро круто повернулся.

– Пошли! – сказал он Сагдену.

Когда двое мужчин вышли в холл, сверху послышались тяжелый удар и крик.

– Скорее! – крикнул Пуаро.

Они побежали через холл и вверх по дальней лестнице. Дверь комнаты Пилар была открыта – в проеме стоял человек. Услышав звук шагов, он обернулся – это был Стивен Фэрр.

– Она жива… – сообщил он.

Пилар прижалась к стене своей комнаты, уставившись в пол, где лежало большое каменное ядро.

– Его прикрепили над дверью, – с трудом вымолвила она. – Оно должно было упасть мне на голову, когда я войду, но моя юбка зацепилась за гвоздь и задержала меня в последний момент.

Пуаро опустился на колени и обследовал гвоздь. На нем висели обрывки пурпурного твида. Он мрачно кивнул:

– Этот гвоздь, мадемуазель, спас вам жизнь.

– Послушайте, – заговорил ошеломленный суперинтендент, – что все это значит?

– Кто-то пытался убить меня! – воскликнула Пилар.

Сагден посмотрел наверх.

– Примитивная ловушка, но она легко могла достичь цели, – сказал он. – А целью было убийство – второе убийство в этом доме! Но на сей раз оно не состоялось.

– Слава богу, вы живы! – хрипло произнес Стивен Фэрр.

Пилар всплеснула руками.

– Madre de Dios![251] – воскликнула она. – Кому могло понадобиться убивать меня? Что такого я сделала?

– Вам следовало бы спросить: «Что такого я знаю?» – медленно сказал Эркюль Пуаро.

Она уставилась на него:

– Знаю? Я ничего не знаю!

– Тут вы ошибаетесь, – возразил Пуаро. – Скажите, мадемуазель Пилар, где вы были во время убийства? Вы находились не в этой комнате.

– В этой! Я уже говорила вам!

– Да, но вы говорили неправду, – с обманчивой мягкостью произнес суперинтендент Сагден. – Вы сказали нам, что слышали крик вашего деда, но отсюда вы никак не могли его слышать – мистер Пуаро и я вчера в этом удостоверились.

– Я… – У Пилар перехватило дыхание.

– Вы находились где-то близко от комнаты мистера Ли, – снова заговорил Пуаро. – Думаю, вы прятались в нише со статуями.

– Откуда вы знаете? – удивленно спросила Пилар.

Пуаро улыбнулся:

– Мистер Фэрр видел вас там.

– Это ложь! – резко заявил Стивен. – Я ее не видел!

– Прошу прощения, мистер Фэрр, но вы видели ее. Вспомните ваше впечатление, будто в нише были три, а не две статуи. Только один человек носил в тот вечер белое платье – мадемуазель Эстравадос. Она и была третьей белой фигурой, которую вы видели. Не так ли, мадемуазель?

– Да, это правда, – после недолгого колебания ответила Пилар.

– А теперь расскажите нам всю правду, мадемуазель, – мягко сказал Пуаро. – Почему вы там находились?

– Выйдя из гостиной после обеда, – начала Пилар, – я решила повидать дедушку. Мне казалось, он будет доволен. Но когда я свернула в коридор, то увидела кого-то возле его двери. Я не хотела, чтобы меня заметили, так как дедушка говорил, что не хочет никого видеть, поэтому я скользнула в нишу, боясь, что этот человек обернется. А потом я услышала эти ужасные звуки… – Она взмахнула руками. – Столы, стулья – все опрокидывалось и падало! Я испугалась и не тронулась с места. И затем этот жуткий крик… – Пилар перекрестилась. – У меня сердце перестало биться, и я сразу подумала: «Кто-то умер!»

– А после этого?

– По коридору побежали люди – я выбралась из ниши и присоединилась к ним.

– Когда мы расспрашивали вас в первый раз, вы ничего об этом не сказали, – резко заметил Сагден. – Почему?

Пилар покачала головой:

– Полиции лучше не говорить слишком много. Если бы я сказала, что находилась рядом, вы бы могли подумать, что я убила его. Поэтому я сказала, что была в своей комнате.

– Если вы лжете, это рано или поздно подводит вас под подозрение, – проворчал суперинтендент.

– Пилар… – неожиданно заговорил Стивен Фэрр.

– Да?

– Кого вы видели стоящим у двери мистера Ли?

– Да, кто это был? – осведомился Сагден.

Девушка колебалась.

– Не знаю, – ответила она наконец. – Свет в коридоре был слишком тусклым. Но это была женщина.

5

Суперинтендент Сагден окинул взглядом лица собравшихся и произнес, впервые проявляя раздражение:

– Все это абсолютно не по правилам, мистер Пуаро.

– Это моя маленькая идея, – отозвался Пуаро. – Мне хочется поделиться со всеми тем, что я смог узнать. После этого я обращусь к ним с просьбой о сотрудничестве, и тогда мы доберемся до правды.

– Какие-то фокусы, – пробормотал Сагден, откинувшись на спинку стула.

– Я думаю, прежде всего, – продолжал Пуаро, – вам следует потребовать объяснений у мистера Фэрра.

Складка рта Сагдена стала жесткой.

– Я бы выбрал для этого более приватную обстановку, но у меня нет возражений. – Он протянул телеграмму Стивену. – Возможно, вы объясните это, мистер Фэрр, – если вам нравится так себя именовать?

Приподняв брови, Стивен Фэрр взял телеграмму, прочитал ее вслух и с поклоном вернул суперинтенденту.

– Да, – промолвил он, – тут уж никуда не денешься.

– И это все, что вы скажете? Конечно, вы не обязаны делать никаких заявлений…

– Вам незачем предупреждать меня, суперинтендент, – прервал Стивен. – Я вижу, что традиционная формулировка уже вертится у вас на языке. Да, я дам вам объяснение. Возможно, оно прозвучит не очень убедительно, но тем не менее это правда.

Сделав паузу, он заговорил вновь:

– Я не сын Эбенезера Фэрра, но хорошо знал обоих – отца и сына. Мое настоящее имя – Стивен Грант. А теперь попытайтесь поставить себя на мое место. Я приехал в эту страну впервые, и Англия меня разочаровала – все здесь казалось мне тусклым и безжизненным. Но в поезде я увидел девушку и, скажу откровенно, влюбился в нее! Она была прекраснейшим существом из всех, какие я только видел! Побеседовав с ней в вагоне, я решил не терять ее из виду. Выходя из купе, я заметил наклейку на ее чемодане. Имя девушки ничего мне не говорило, в отличие от адреса, по которому она направлялась. Я слышал о Горстон-Холле и все знал о его хозяине. Когда-то он был партнером Эбенезера Фэрра, и старый Эб частенько о нем рассказывал. Мне пришло в голову отправиться в Горстон-Холл и выдать себя за сына Эба. Как сказано в этой телеграмме, он умер два года назад, но я помнил, как старый Эб говорил, что много лет ничего не слышал о Симеоне Ли, и решил, что Ли не может знать о смерти сына Эба. Как бы то ни было, я чувствовал, что стоит попробовать…

– Однако попробовали вы не сразу, – заметил Сагден. – Вы провели два дня в гостинице «Королевский герб» в Эддлсфидле.

– Я размышлял, как мне поступить, и наконец принял решение. Это казалось мне увлекательным приключением. Все сработало отлично! Старик принял меня как лучшего друга и сразу предложил погостить в доме. Я согласился. Вот мое объяснение, суперинтендент. Если оно вас не убеждает, вспомните свою молодость и те глупости, которые вы наверняка совершали. Вы можете запросить обо мне телеграфом в Южной Африке, но уверяю вас, вам ответят, что я абсолютно респектабельный гражданин. Я не мошенник и не вор, промышляющий драгоценностями.

– Я никогда и не считал вас таковым, – негромко сказал Пуаро.

Суперинтендент Сагден осторожно погладил подбородок.

– Конечно, я проверю вашу историю, – промолвил он. – Но сейчас мне бы хотелось узнать следующее. Почему вы не признались во всем после убийства, а наговорили нам три короба лжи?

– Потому что я был дураком! – обезоруживающе ответил Стивен. – Я думал, что смогу как-нибудь выкрутиться, а если признаюсь, что прибыл сюда под чужим именем, то это будет выглядеть подозрительно. Не будь я таким идиотом, то сразу понял бы, что вы обязательно пошлете телеграмму в Йоханнесбург.

– Ну, мистер Фэрр… простите, Грант, я не говорю, что не верю вам, – сказал Сагден. – Ваша история вскоре будет подтверждена или опровергнута.

Он вопросительно посмотрел на Пуаро.

– Думаю, – произнес последний, – мисс Эстравадос тоже есть в чем признаться.

Пилар сильно побледнела.

– Это правда, – заговорила она дрожащим голосом. – Я бы никогда ничего вам не рассказала, если бы не Лидия и не деньги. Приехать сюда и притворяться было забавно, но когда Лидия сказала, что деньги по справедливости должны принадлежать мне, все изменилось и уже не было забавным.

– Не понимаю, дорогая, о чем ты говоришь? – с недоумением спросил Элфред Ли.

– Вы думаете, что я ваша племянница, Пилар Эстравадос, но это не так! Пилар погибла в Испании, когда я ехала с ней в автомобиле. Бомба попала в машину и убила ее, но я не пострадала. Я не слишком хорошо знала Пилар, но она рассказывала мне о себе – о том, как богатый дедушка пригласил ее в Англию. У меня вовсе не было денег – я не знала, куда идти и что делать. И тогда я подумала: «Почему бы мне не взять паспорт Пилар, не отправиться в Англию и не стать очень богатой?» – Ее лицо внезапно осветила широкая улыбка. – Было забавно проверить, удастся ли это мне! Наши лица на фотографиях в общем были похожи, но когда здесь потребовали мой паспорт, я выбросила его в окно, побежала за ним и слегка испачкала фотографию землей. На границе ее рассматривали не слишком внимательно, а здесь – кто знает…

– Ты имеешь в виду, – сердито осведомился Элфред Ли, – что представилась моему отцу как его внучка и играла на его привязанности к тебе?

Пилар кивнула.

– Да, я сразу поняла, что очень ему нравлюсь, – безмятежно отозвалась она.

– Это возмутительно! – брызгая слюной, заявил Джордж Ли. – Преступно! Попытка получения денег при помощи обмана…

– От тебя она ничего не получила, старина! – прервал его Харри Ли. – Я на твоей стороне, Пилар! Меня восхищает твоя смелость. И слава богу, я тебе больше не дядя! Это дает мне возможность действовать куда свободнее.

Пилар обернулась к Пуаро:

– Вы все знали? Давно?

Пуаро улыбнулся:

– Мадемуазель, если бы вы изучали законы Менделя[252], то знали бы, что у двух голубоглазых супругов не может быть детей с карими глазами. Я не сомневался, что ваша мать была почтенной и респектабельной дамой. Следовательно, вы не Пилар Эстравадос. Когда вы проделали ваш трюк с паспортом, я окончательно в этом убедился. Понимаете, это было изобретательно, но недостаточно.

– Вся история недостаточно изобретательна, – весьма недружелюбно произнес суперинтендент Сагден.

Пилар уставилась на него:

– Не понимаю…

– Вы кое-что нам рассказали, но, думаю, о большем умолчали.

– Оставьте ее в покое! – рявкнул Стивен.

Сагден не обратил на него внимания.

– Вы сказали, – продолжал он, – что после обеда поднялись к комнате вашего деда и что это желание было импульсивным. Но у меня иные предположения. Это вы украли алмазы. Вы рассматривали их и, возможно, припрятали, когда клали в сейф, а старик ничего не заметил. Обнаружив пропажу, он сразу понял, что камни могли взять только двое. Одним был Хорбери, который мог узнать шифр сейфа, прокрасться ночью в комнату и взять алмазы. Второй были вы.

Ну, мистер Ли сразу принял меры. Он позвонил мне и попросил прийти. Потом передал вам, чтобы вы явились к нему сразу после обеда. Вы сделали это, и мистер Ли обвинил вас в краже. Вы все отрицали, но он настаивал. Не знаю, что произошло дальше – возможно, он понял, что вы не его внучка, а ловкая профессиональная воровка. Как бы то ни было, вам грозило разоблачение, и вы набросились на него с ножом. Началась борьба, и он закричал. Вы быстро выбежали из комнаты, повернули ключ снаружи и, зная, что не успеете убежать до прихода других, скользнули в нишу со статуями.

– Это неправда! – пронзительно закричала Пилар. – Я не крала алмазы! Я не убивала его! Клянусь Пресвятой Девой!

– Тогда кто? – резко осведомился Сагден. – Вы говорите, что видели фигуру, стоявшую у двери мистера Ли. Согласно вашим показаниям, этот человек должен быть убийцей. Больше никто не проходил мимо ниши! Но мы знаем только от вас, что там вообще кто-то стоял. Иными словами, вы выдумали это, чтобы очистить себя от подозрений!

– Конечно, она виновна! – подхватил Джордж Ли. – Это абсолютно ясно! Я всегда говорил, что отца убил посторонний! Нелепо предполагать, будто кто-то из членов его семьи сделал такое! Это… это было бы противоестественно!

Пуаро шевельнулся на стуле.

– Я с вами не согласен, – сказал он. – С учетом особенностей характера Симеона Ли это было бы вполне естественно.

– Что-что? – У Джорджа отвисла челюсть. Он уставился на Пуаро.

– По-моему, именно это и произошло, – продолжал Пуаро. – Симеон Ли был убит собственной плотью и кровью по причине, которая казалась убийце достаточно веской.

– Один из нас? – воскликнул Джордж. – Я протестую…

Голос Пуаро был твердым как сталь:

– Обвинить можно каждого из присутствующих. Начнем с вас, мистер Джордж Ли. Вы не любили своего отца, но поддерживали с ним хорошие отношения ради денег. В день смерти он угрожал урезать ваше содержание. Вы знали, что в случае его смерти, возможно, унаследуете весьма солидную сумму. Вот вам мотив. Вы заявили, что после обеда пошли звонить по телефону. Звонить-то вы звонили, но разговор продолжался всего пять минут. После этого вы легко могли подняться в комнату отца, завязать с ним разговор, а потом внезапно напасть на него и убить. Вы вышли из комнаты и повернули ключ снаружи, надеясь, что преступление припишут грабителю. Но в панике вы не позаботились о том, чтобы открыть окно, дабы поддержать теорию ограбления. Это было глупо, но вы, простите мою откровенность, довольно глупый человек. Тем не менее, – добавил Пуаро после паузы, во время которой Джордж тщетно пытался заговорить, – многие глупые люди становятся преступниками.

Он устремил взгляд на Мэгдалин.

– У мадам также имелся мотив. Думаю, что она по уши в долгах, к тому же тон некоторых замечаний вашего отца мог… вызвать у нее беспокойство. У нее тоже нет алиби. Она ходила к телефону, но не звонила, а в том, что она делала, мы можем полагаться лишь на ее слова…

Пуаро сделал очередную паузу.

– Перейдем к мистеру Дэвиду Ли. Мы неоднократно слышали о присущих членам семьи Ли мстительности и злопамятности. Мистер Дэвид Ли не забыл и не простил того, как его отец обращался с его матерью. Последняя насмешка отца над покойной леди могла оказаться и последней соломинкой. Дэвид Ли якобы играл на рояле во время убийства. По странному совпадению, он играл похоронный марш. Но предположим, марш играл кто-то другой, знавший о его намерениях и одобрявший их.

– Это постыдное предположение, – спокойно сказала Хильда Ли.

Пуаро повернулся к ней:

– Тогда вот вам другое, мадам. Это вы прокрались наверх, чтобы свершить суд над человеком, которого не могли простить. Такие женщины, как вы, могут быть ужасны в гневе…

– Я не убивала его, – заявила Хильда.

– Мистер Пуаро абсолютно прав, – вмешался суперинтендент Сагден. – Обвинить можно каждого, кроме мистера Элфреда Ли, мистера Харри Ли и миссис Элфред Ли.

– Я бы не исключал даже этих троих, – вежливо возразил Пуаро.

– Ну, знаете, мистер Пуаро… – запротестовал суперинтендент.

– Какие же доводы говорят против меня, мсье Пуаро? – осведомилась Лидия Ли, слегка улыбнувшись и приподняв брови.

– Ваш мотив я опускаю, мадам, – с поклоном отозвался Пуаро. – Он достаточно очевиден. Что до остального, то в тот вечер на вас было платье из тафты с ярким рисунком и накидкой. Напомню, что ваш дворецкий Трессилиан близорук. Предметы на расстоянии кажутся ему смутными и неопределенными. Напомню также, что ваша гостиная очень велика и освещена лампами с тяжелыми абажурами. За две минуты до того, как послышались крики, Трессилиан вошел в гостиную, чтобы забрать кофейные чашки. Ему показалось, что он видит вас в знакомой позе у дальнего окна, наполовину скрытую тяжелыми занавесями.

– Он действительно видел меня, – сказала Лидия Ли.

– А мне кажется возможным, что Трессилиан видел накидку вашего платья, прикрепленную к оконной портьере, чтобы создать впечатление, будто вы там стоите.

– Но я в самом деле там стояла, – возразила Лидия.

– Как вы смеете предполагать… – начал Элфред.

Харри прервал его:

– Пускай продолжает, Элфред. Наша очередь – следующая. Каким образом, мсье Пуаро, Элфред мог убить своего любимого папу, когда мы оба были в гостиной во время преступления?

– Это очень просто, – просиял Пуаро. – Достовернее всего кажутся алиби, которые другие свидетели подтверждают с неохотой. Всем известно, что вы с вашим братом в плохих отношениях. Вы публично насмехались над ним. Он тоже не говорил о вас доброго слова. Но предположим, что все это – детали хитроумного плана. Предположим, Элфред Ли устал ходить на задних лапках перед придирчивым родителем. Предположим, вы с ним сговорились некоторое время тому назад. Ваш план состоял в следующем. Вы возвращаетесь домой. Элфред притворяется, что возмущен вашим присутствием. Он демонстративно проявляет к вам неприязнь и ревность, а вы – презрение к нему. Наступает вечер убийства, которое вы вдвоем так ловко спланировали. Один из вас остается в столовой, громко и сердито разговаривая, словно там ссорятся двое. Другой поднимается наверх и совершает преступление…

Элфред вскочил на ноги.

– Вы сам дьявол! – крикнул он.

Сагден уставился на Пуаро.

– Вы в самом деле думаете… – начал он.

– Я должен был показать вам все возможности! – В голосе Пуаро внезапно послышались властные нотки. – Все это могло произойти. Но что произошло в действительности, мы узнаем, только перейдя от внешней реальности к внутренней… – Помолчав, он медленно произнес: – Как я уже неоднократно говорил, мы должны обратиться к характеру самого Симеона Ли.

6

Последовала минутная пауза. Как ни странно, негодование и враждебность испарились как по волшебству. Аудитория полностью подчинилась магии личности Эркюля Пуаро. Они как зачарованные наблюдали за ним, когда он начал медленно говорить:

– Покойный является центром всей тайны. Мы должны поглубже проникнуть в сердце и ум Симеона Ли и посмотреть, что мы там обнаружим. Ибо человек живет и умирает не сам по себе. То, что он имеет, он передает потомкам.

Что же мог передать Симеон Ли своим сыновьям и дочери? Во-первых, гордость, которая была уязвлена его разочарованием в детях. Во-вторых, терпение. Нам говорили, что Симеон Ли терпеливо ждал много лет, чтобы отомстить тому, кто дурно с ним обошелся. Мы видим, что это свойство его натуры унаследовал сын, меньше других похожий на него внешне. Дэвид Ли также мог годами питать чувство негодования. Внешне же на отца похож только Харри Ли. Это сходство особенно заметно, когда смотришь на портрет Симеона Ли в молодости. Те же орлиный нос, длинный острый подбородок, высоко поднятая голова. Думаю, что Харри унаследовал и многие отцовские привычки – например, смеяться, вскинув голову, или поглаживать пальцем подбородок.

Держа все это в памяти и будучи убежден, что убийство совершено кем-то тесно связанным с жертвой, я стал изучать членов семьи с психологической точки зрения. Иными словами, я пытался определить, кто психологически был способен совершить преступление. Я пришел к выводу, что в эту категорию попадают только двое – Элфред Ли и жена Дэвида, Хильда Ли. Самого Дэвида я отверг. Не думаю, что человек, обладающий столь хрупкой, впечатлительной натурой, мог бы перерезать кому-то горло. Точно так же я отверг Джорджа Ли и его жену. Каковы бы ни были их мотивы, они по своему темпераменту не склонны к риску – оба слишком осторожны. Что касается миссис Элфред Ли, то я был уверен, что она вообще не способна на насильственные действия – у нее для этого слишком ироничный склад ума. Насчет Харри Ли я колебался. Конечно, в его натуре есть определенная агрессивность, но я был почти уверен, что Харри, несмотря на все его выходки, человек слабый и безвольный. Теперь я знаю, что его отец придерживался такого же мнения – он говорил, что Харри ничуть не лучше остальных. Оставались двое, которых я уже упомянул. Элфред Ли был способен на бескорыстную преданность – в течение многих лет он безропотно подчинялся воле отца. В таких обстоятельствах всегда возможен внезапный взрыв. Более того, Элфред вполне мог таить на отца злобу, которая, не находя выхода, постепенно усиливалась. Самые тихие и мягкие люди часто способны на неожиданные вспышки насилия, так как если их самоконтроль отказывает, то полностью! Другой персоной, которую я считал вероятным кандидатом, была Хильда Ли. Она принадлежит к людям, которые при определенных обстоятельствах могут взять закон в собственные руки, хотя и не по эгоистичным мотивам. Такие люди сами судят и сами казнят. Многие персонажи Ветхого Завета относятся к этому типу – например, Иаиль[253] и Юдифь[254].

Разумеется, при этом я расследовал и обстоятельства самого преступления. Первое, что бросалось в глаза, – необычные условия, в которых произошло убийство. Вспомните комнату, где лежал мертвый Симеон Ли. Массивные стул и кресло опрокинуты, лампа, стаканы, посуда разбиты. Особенно удивляли стол и кресло из тяжелого красного дерева. Было трудно представить, что они перевернулись во время борьбы немощного старика с его противником. Все это выглядело нереальным. Но никому бы в здравом уме не могло прийти в голову инсценировать подобное – разве только убийцей Симеона Ли был сильный мужчина, который хотел создать впечатление, что преступник был слаб физически или вовсе являлся женщиной.

Однако подобная идея выглядела крайне неубедительно, так как грохот мебели должен был поднять тревогу и убийце оставалось бы очень мало времени, чтобы скрыться. Безусловно, в интересах преступника было перерезать Симеону Ли горло как можно тише.

Другой необычной деталью был поворот ключа в замке снаружи. И снова для этого как будто не было никаких причин. Это не могло способствовать версии самоубийства, так как ей противоречили все обстоятельства. Это также не могло навести на мысль о бегстве убийцы через окно, ибо положение окон делало бегство невозможным. Более того, процедура опять-таки требовала времени, которое должно быть драгоценным для убийцы!

Была и третья необъяснимая деталь – кусочек резины, отрезанной от мешочка для туалетных принадлежностей Симеона Ли, и маленький деревянный колышек, которые показал мне суперинтендент Сагден. Их подобрала мисс Эстравадос, появившаяся в комнате одной из первых. И снова это казалось бессмысленным! Эти предметы как будто ничего не означали! Но тем не менее они там находились.

Преступление становилось все более непонятным. В нем не было ни порядка, ни метода, ни, enfin[255], смысла.

Далее мы столкнулись еще с одной трудностью. Покойный вызвал к себе суперинтендента Сагдена, сообщил ему о краже и попросил вернуться через полтора часа. Зачем? Если Симеон Ли подозревал свою внучку или другого члена семьи, почему он не попросил суперинтендента подождать внизу, пока он не переговорит с подозреваемым? При наличии в доме полицейского офицера он мог бы оказать куда более сильное давление на виновного.

Таким образом, необычным выглядит не только поведение убийцы, но и поведение самого Симеона Ли!

И тогда я сказал себе: «Все было совсем не так! Мы смотрим на происшедшее с неправильной точки зрения – с той, которую стремится навязать нам убийца!»

Перед нами три момента, не имеющие смысла: борьба, повернутый снаружи ключ и обрывок резины. Но должна была существовать точка зрения, при которой они обретут смысл! Я постарался забыть об обстоятельствах преступления и рассмотреть эти моменты сами по себе. Что предполагает борьба? Насилие, шум, поломанные вещи… Зачем поворачивают ключ? Чтобы никто не мог войти? Но ключ этого не предотвратил, так как дверь взломали почти сразу же. Чтобы задержать кого-то внутри или снаружи? А клочок резины? Обрывок туалетного мешочка, и ничего более…

Итак, во всем этом как будто ничего нет. Но это не совсем так – остаются три впечатления: шум, изоляция и, наконец, полная бессмыслица.

Соответствуют ли эти впечатления двум моим подозреваемым? Нет, не соответствуют. Для Элфреда и Хильды было бы куда предпочтительнее тихое убийство, трата времени на запирание двери снаружи нелепа, а обрывок мешочка по-прежнему ничего не означает.

И все же меня не покидало чувство, что в этом преступлении нет ничего абсурдного – что оно, напротив, великолепно спланировано и безукоризненно осуществлено. Следовательно, все факты должны что-то означать…

Обдумав их вновь, я увидел первые проблески света.

Кровь – она повсюду, алая, свежая, влажная… Так много крови – даже слишком много…

Эта мысль влечет за собой другую. Перед нами кровное преступление. На Симеона Ли ополчилась его же собственная кровь!..

Эркюль Пуаро склонился вперед:

– Две фразы, сказанные разными людьми, стали важнейшими ключами к разгадке, хотя эти люди произнесли их, ни о чем не догадываясь. Первой была строка из «Макбета», процитированная миссис Элфред Ли: «Кто бы мог подумать, что в этом старике так много крови?» Другой была фраза дворецкого Трессилиана. Он жаловался на путаницу в голове, на то, что ему кажется, будто происходящее теперь уже происходило раньше. Причиной странного чувства явился простой случай. Услышав звонок, Трессилиан открыл дверь Харри Ли, а на следующий день сделал то же самое для Стивена Фэрра.

Почему же у него возникло такое чувство? Посмотрите на Харри Ли и Стивена Фэрра, и вы поймете почему. Они поразительно похожи! Поэтому дворецкому показалось, будто он дважды открывает дверь одному и тому же человеку. Только сегодня Трессилиан сетовал на то, что путает людей друг с другом. Неудивительно! У Стивена Фэрра такой же нос с горбинкой, как у Харри Ли, и те же привычки смеяться, вскинув голову, и поглаживать подбородок указательным пальцем. Посмотрите внимательно на портрет Симеона Ли в молодости, и вы увидите в нем сходство не только с Харри Ли, но и со Стивеном Фэрром!

Стивен зашевелился, скрипнув стулом.

– Помните гневную тираду Симеона Ли по адресу своих детей? – продолжал Пуаро. – Он заявил, что у него наверняка имеются где-то сыновья получше – пусть даже незаконные. Мы снова возвращаемся к характеру Симеона Ли. Того Симеона Ли, который пользовался успехом у женщин и разбил сердце своей жены! Симеона Ли, который похвалялся Пилар, что мог бы создать целую гвардию из сыновей почти одного возраста! Поэтому я пришел к выводу: в доме присутствовали не только законные сыновья Симеона Ли, но и кто-то из незаконных – не признанный и не узнанный им.

Стивен медленно поднялся.

– Это и было вашей подлинной причиной, не так ли? – осведомился Пуаро. – Романтическая влюбленность в девушку, которую вы встретили в поезде, тут ни при чем! Когда вы познакомились с ней, вы уже направлялись сюда посмотреть, что за человек ваш отец.

Лицо Стивена стало белым как мел, а голос – хриплым и прерывистым.

– Да, меня всегда это интересовало… Мать иногда говорила о нем. Желание увидеть отца стало для меня чем-то вроде навязчивой идеи! Поэтому я заработал кое-какие деньги и приехал в Англию. Я не собирался сообщать ему, кто я такой, и выдал себя за сына старого Эба…

– Господи, я же был слеп! – почти шепотом произнес суперинтендент Сагден. – Но теперь я наконец прозрел. Дважды я принимал вас за мистера Харри Ли, потом понимал свою ошибку, но все равно ни о чем не догадывался!

Он повернулся к Пилар:

– Значит, вот в чем дело? В тот вечер вы видели у двери Стивена Фэрра? Я помню, как вы колебались и смотрели на него, прежде чем сказать, что это была женщина. Вы видели Фэрра и не желали его выдавать!

– Вы не правы, – внезапно заговорила Хильда Ли. – Пилар видела меня.

– Вас, мадам? – переспросил Пуаро. – Да, я так и думал…

– Самосохранение – любопытная штука, – спокойно сказала Хильда. – Я бы никогда не поверила, что могу быть такой трусихой. Молчать только потому, что я боялась!

– А теперь вы нам все расскажете? – осведомился Пуаро.

Она кивнула:

– Я была с Дэвидом в музыкальной комнате. Дэвид играл – он был в очень странном настроении. Я немного тревожилась и чувствовала свою ответственность, так как настояла на приезде сюда. Дэвид начал играть похоронный марш, и я внезапно приняла решение. Как бы дико это ни показалось, мы оба уедем этим же вечером. Я потихоньку вышла из музыкальной комнаты и поднялась наверх, собираясь объяснить мистеру Ли, почему мы уезжаем. Пройдя по коридору, я постучала в дверь его комнаты. Ответа не было. Я постучала громче, но с тем же результатом. Тогда я повернула ручку, но дверь была заперта. Я стояла, не зная, как поступить, когда услышала звук изнутри. Можете мне не верить, но это правда! Кто-то был в комнате и напал на мистера Ли! Я слышала, как опрокидываются столы и стулья, как бьется стекло и фарфор, потом раздался жуткий вопль, который постепенно замер, – и наступила тишина. Я стояла как парализованная! Потом прибежали мистер Фэрр, Мэгдалин и все остальные. Мистер Фэрр и Харри начали ломать дверь, она упала, и мы увидели, что в комнате никого нет, кроме мистера Ли, лежащего в луже крови… – Ее негромкий голос внезапно перешел в крик: – Понимаете, в комнате не было никого! И никто оттуда не выходил!

7

Суперинтендент Сагден тяжело вздохнул.

– Либо я спятил, либо все остальные! – сказал он. – То, что вы говорите, миссис Ли, абсолютно невозможно! Это чистое безумие!

– Повторяю, – настаивала Хильда, – я слышала звуки борьбы, слышала предсмертный крик старика, но никто не вышел из комнаты, и там никого не оказалось!

– И все это время вы молчали, – заметил Эркюль Пуаро.

Лицо Хильды было бледным, но голос вновь стал спокойным.

– Да, потому что, если я рассказала бы вам, что произошло, вы бы могли подумать только одно – что его убила я.

Пуаро покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Вы его не убивали. Симеона Ли убил его сын.

– Клянусь богом, я его и пальцем не трогал! – воскликнул Стивен Фэрр.

– Не вы, – отозвался Пуаро. – У него были и другие сыновья.

– Какого черта… – начал Харри.

Джордж молча уставился на Пуаро. Дэвид прикрыл глаза ладонью. Элфред быстро заморгал.

– В первый же вечер моего пребывания здесь, – продолжал Пуаро, – в тот вечер, когда произошло убийство, – я увидел призрак.

Это был призрак убитого. Когда я впервые увидел Харри Ли, то был озадачен – мне показалось, что я уже видел его раньше. Потом я внимательно разглядел его черты, понял, как он похож на отца, и решил, что поэтому он и показался мне знакомым.

Но когда вчера человек, сидевший напротив меня, вскинул голову и засмеялся, я понял, кого мне напоминал Харри Ли. И вновь обнаружил черты покойного уже в другом лице.

Неудивительно, что бедный старый Трессилиан был озадачен, когда открыл дверь уже не двум, а трем мужчинам, очень похожим друг на друга. Неудивительно и его признание, что он «путает людей», когда в доме находятся три человека, которых на небольшом расстоянии действительно можно перепутать друг с другом! Та же осанка, те же жесты (в особенности манера поглаживать подбородок), та же привычка смеяться, откинув голову, тот же орлиный нос. Тем не менее сходство было не всегда легко заметить, так как третий мужчина носил усы. – Пуаро склонился вперед. – Иногда забывают, что полицейские – тоже люди, что у них есть жены и дети, матери… – он сделал паузу, – и отцы. Вспомните местную репутацию Симеона Ли – человека, который разбил сердце своей жене из-за связей с другими женщинами. Незаконнорожденный сын мог унаследовать не только черты и даже жесты отца, но и его гордость, терпеливость и мстительность! – Он повысил голос: – Всю вашу жизнь, Сагден, вы помнили зло, которое причинил вам ваш отец. Думаю, вы давно решили убить его. Вы прибыли из соседнего графства. Несомненно, ваша мать благодаря щедрости Симеона Ли смогла найти себе мужа, который стал отцом ее ребенку. Для вас не составило труда поступить в полицию Миддлшира и дожидаться удобной возможности. У полицейского суперинтендента много возможностей совершить убийство и выйти сухим из воды.

Лицо Сагдена стало белым как бумага.

– Вы сошли с ума! – сказал он. – Меня не было в доме, когда его убили!

Пуаро покачал головой:

– Нет, вы убили Симеона Ли до того, как в первый раз ушли из дома. После вашего ухода никто не видел его живым. Симеон Ли действительно ожидал вас, но он никогда не вызывал вас к себе. Это вы позвонили ему и намекнули на попытку кражи. Вы сказали, что придете к нему около восьми под предлогом сбора средств на приют для сирот из полицейских семей. Симеон Ли ничего не заподозрил. Он не знал, что вы его сын. Придя, вы сообщили ему о подмене алмазов на подделки. Ваш отец открыл сейф, чтобы показать вам, что настоящие алмазы на месте. Вы извинились, отошли вместе с ним к камину и, застигнув его врасплох, перерезали ему горло, зажимая рот, чтобы он не закричал. Для такого сильного мужчины, как вы, это детская игра.

Потом вы оборудовали сцену – взяли алмазы, сложили в кучу столы и стулья, лампы и стаканы и обвязали их тонкой веревкой или бечевкой, которую принесли с собой, обмотав вокруг тела. При вас также была бутылка со свежей кровью животного, к которой вы добавили соль лимонной кислоты. Вы разбрызгали кровь по комнате и налили кислоты в лужу крови, вытекающей из раны Симеона Ли. Потом вы развели в камине огонь, чтобы тело сохраняло тепло, пропустили два конца веревки сквозь узкую щель внизу окна и оставили их свисать вдоль стены. Выйдя из комнаты, вы повернули ключ снаружи, так как для вас было крайне важно, чтобы никто раньше времени не заходил в комнату.

Затем вы вышли на террасу и спрятали алмазы в каменной раковине. Если бы их со временем там обнаружили, это только укрепило бы подозрения в отношении законных сыновей Симеона Ли и их жен, что вам и требовалось. Незадолго до четверти десятого вы вернулись и, подойдя к стене под окном, потянули за веревку. Мебель и фарфор с грохотом попадали. После этого вы вытянули наружу всю веревку и снова обмотали ее вокруг тела под пиджаком и жилетом. Но вы использовали еще одно приспособление!

Пуаро повернулся к остальным:

– Помните, как каждый из вас описывал крик умирающего Симеона Ли? Вы, мистер Ли, описали его как крик человека в предсмертной агонии. Ваша жена и Дэвид Ли использовали выражение «вопли грешной души в аду». Миссис Дэвид Ли, напротив, сказала, что это был крик существа, у которого вообще нет души, – скорее животного, чем человека. Но ближе всех к истине оказался Харри Ли, заявивший, что так визжит свинья, которую режут.

Вы ведь знаете длинные розовые пузыри с намалеванными на них физиономиями, которые продаются на ярмарках под названием «недорезанный поросенок»? Когда из них выходит воздух, они издают нечеловеческий вой. Это был ваш последний штрих, Сагден. Вы оставили такую штуку в комнате, заткнули отверстие деревянным колышком, а к колышку привязали веревку. Когда вы потянули за нее, колышек вылетел и воздух начал выходить из пузыря. Таким образом к грохоту падающей мебели присоединился визг «недорезанного поросенка».

Он снова посмотрел на остальных:

– Теперь вам ясно, что именно подобрала Пилар Эстравадос? Суперинтендент рассчитывал успеть вовремя и сам подобрать клочок резины, прежде чем кто-нибудь его заметит. Он смог достаточно быстро забрать его у Пилар, пользуясь своим официальным положением, но никому не упомянул об этом инциденте, что само по себе было подозрительным обстоятельством. Я узнал о нем от Мэгдалин Ли и спросил об этом Сагдена. Он был готов к такой возможности и продемонстрировал обрывок резинового туалетного мешочка мистера Ли вместе с деревянным колышком. Внешне это соответствовало описанию – кусочек резины и кусочек дерева – и, как мне тогда показалось, не означало ровным счетом ничего! Но мне не хватило ума понять сразу, что если это ничего не означает, то не могло там находиться и, следовательно, суперинтендент Сагден лжет. Нет, я продолжал искать объяснение! Только когда мисс Эстравадос играла с воздушным шариком и закричала, когда он лопнул, что именно это она подобрала в комнате Симеона Ли, я понял истину.

Теперь все заняло свои места – невероятная борьба, нужная для установления ложного времени смерти; дверь, запертая для того, чтобы тело не обнаружили слишком быстро; крик умирающего. Преступление стало выглядеть логично и продуманно.

Но с того момента, как Пилар Эстравадос громко возвестила о своем открытии насчет воздушного шарика, она стала источником опасности для убийцы. Если он слышал ее, находясь в доме (что было вполне возможно, учитывая звонкий и четкий голос мадемуазель и открытые окна), то ей грозила серьезная опасность. Убийца уже провел по ее вине скверную минуту, когда она сказала о старом мистере Ли: «Должно быть, в молодости он был очень красивым» – и добавила, обращаясь к Сагдену: «Совсем как вы». Она имела в виду буквальное сходство, и Сагден это знал. Неудивительно, что он побагровел и едва не задохнулся. Для него это было абсолютно неожиданно и смертельно опасно. После этого Сагден надеялся обвинить в убийстве Пилар Эстравадос, но это оказалось нелегко, так как у не получающей наследства внучки старика не могло быть никаких очевидных мотивов для убийства. Позднее, услышав из дома ее замечание о шарике, Сагден решился на крайние меры. Он установил ядро, когда мы сидели за ленчем. К счастью, это чудом не сработало.

Последовало гробовое молчание.

– Когда вы убедились окончательно? – спросил наконец Сагден.

– Я не был полностью уверен, – ответил Пуаро, – пока не принес фальшивые усы и не приставил их к портрету Симеона Ли. Лицо, смотревшее на меня, было вашим.

– Надеюсь, его душа сгниет в аду! – сквозь зубы процедил Сагден. – Я рад, что сделал это!

1

– По-моему, Пилар, – сказала Лидия Ли, – тебе лучше оставаться у нас, пока мы не сможем тебя как следует устроить.

– Вы очень добрая, Лидия, – отозвалась Пилар. – Легко прощаете людей, не поднимая лишнего шума.

– Я все еще называю тебя Пилар, – улыбнулась Лидия, – хотя, очевидно, тебя зовут по-другому.

– Да, меня зовут Кончита Лопес.

– Кончита тоже красивое имя.

– Я очень благодарна вам, Лидия, но вы не должны из-за меня беспокоиться. Я выхожу замуж за Стивена, и мы собираемся в Южную Африку.

– Это хорошее решение, – одобрила Лидия.

– Раз вы так любезны, Лидия, – робко сказала Пилар, – то не будете возражать, если мы как-нибудь снова приедем к вам на Рождество? Тогда у нас будут хлопушки, горячий пудинг, блестящие штучки на елке и маленькие снеговики.

– Конечно, приезжайте! Увидите настоящее английское Рождество.

– Спасибо. Это Рождество было не из приятных.

– Что верно, то верно, – вздохнула Лидия.

2

– До свидания, Элфред, – попрощался Харри. – Едва ли я буду снова мозолить тебе глаза. Я отправляюсь на Гавайи – давно собирался поселиться там, если обзаведусь деньгами.

– До свидания, Харри, – сказал Элфред. – Надеюсь, ты будешь наслаждаться жизнью.

– Прости, старина, что я так тебе досаждал, – смущенно произнес Харри. – У меня скверное чувство юмора. Не могу удержаться, чтобы не подразнить кого-нибудь.

– Очевидно, мне следует научиться понимать шутки, – с усилием отозвался Элфред.

– Ну, пока, – с облегчением сказал Харри.

3

– Дэвид, мы с Лидией решили продать это место, – сообщил Элфред. – Я подумал, что тебе захочется взять кое-что из маминых вещей – кресло или скамеечку для ног. Ты всегда был ее любимцем.

– Спасибо, Элфред, – поколебавшись, ответил Дэвид, – но я не хочу ничего отсюда брать. Думаю, лучше полностью порвать с прошлым.

– Понимаю, – кивнул Элфред. – Возможно, ты прав.

4

– До свидания, Элфред. До свидания, Лидия, – попрощался Джордж. – Ужасное время мы здесь провели. А ведь еще предстоит суд. Вся постыдная история выйдет наружу – ведь Сагден… э-э… сын нашего отца. Хорошо бы кто-нибудь смог его убедить сделать заявление, что он придерживается коммунистических взглядов и ненавидел отца как капиталиста.

– Неужели ты полагаешь, Джордж, – сказала Лидия, – что такой человек, как Сагден, будет лгать для нашего успокоения?

– Возможно, нет, – согласился Джордж. – Все равно, этот тип – сумасшедший.

– До свидания, – сказала Мэгдалин. – Давайте проведем следующее Рождество на Ривьере или еще где-нибудь, где будет по-настоящему весело.

– Это зависит от валютного курса, – всполошился Джордж.

– Не будь скупым, дорогой, – одернула его Мэгдалин.

5

Элфред вышел на террасу. Лидия склонилась над каменной раковиной. При виде мужа она выпрямилась.

– Ну вот, – вздохнул он. – Все уехали.

– Какое облегчение, – сказала Лидия.

– Пожалуй, – согласился Элфред. – Тебе бы тоже хотелось уехать отсюда?

– А ты бы возражал? – спросила она.

– Нисколько. Мы с тобой можем увидеть столько интересного… А жизнь здесь постоянно напоминала бы нам об этом кошмаре. Слава богу, все кончилось!

– Благодаря Эркюлю Пуаро.

– Да. Удивительно, как все стало на свои места после его объяснений.

– Да, как в картинке-загадке, когда разрозненные фрагменты складываются в единое изображение.

– Непонятно только одно, – сказал Элфред. – Что делал Джордж после телефонного разговора? Почему он не хотел об этом рассказывать?

– А ты не понял? Я все время это знала. Рылся в бумагах на твоем столе.

– Не может быть, Лидия! Джордж на такое не способен!

– Еще как способен. Он ужасно любопытен относительно денежных дел. Но, конечно, он скорее оказался бы на скамье подсудимых, чем признался бы в этом.

– Ты делаешь новую композицию? – спросил Элфред.

– Да.

– Что на сей раз?

– Думаю, это будет сад Эдема, – ответила Лидия. – Новая версия – без змея и с Адамом и Евой уже не первой молодости.

– Какой терпеливой ты была все эти годы, Лидия, – мягко произнес Элфред. – Ты была так добра ко мне.

– Дело в том, Элфред, что я люблю тебя, – отозвалась Лидия.

6

– Боже, благослови мою душу! – воскликнул полковник Джонсон. – Честное слово! – Откинувшись на спинку стула, он добавил жалобным тоном: – Лучший из моих людей! Куда катится полиция?

– У каждого полицейского есть личная жизнь, – ответил Пуаро. – Сагден был очень гордым человеком.

Полковник Джонсон покачал головой.

Чтобы облегчить душу, он поворошил ногой поленья в очаге и промолвил:

– Я всегда говорил: нет ничего лучше камина.

Эркюль Пуаро, ощущая, как сквозняк обдувает ему шею, подумал:

«Pour moi[256], я предпочитаю центральное отопление…»