Весы смерти

* * *

Капитан Креспи стоял на ступенях штабного здания под портиком с декоративными мраморными колоннами и топорной росписью, изображавшей неправдоподобно мускулистых героических итальянцев, которые одерживали победу над варварами, пахали землю, убирали хлеб, одним словом — строили империю.

Капитан с кислым выражением лица наблюдал, как огромный «роллс-ройс» с опущенным верхом подпрыгивал на ухабах пыльной главной улицы. Передние фары сияли, как выпученные глаза какого-то чудовища, а сверкание небесно-голубой полированной краски приглушалось тонким слоем пыли. Цена этого транспортного средства равнялась пяти годовым окладам капитана, и в основном именно этим обстоятельством объяснялось кислое выражение его лица.

Граф Альдо Белли, один из крупнейших землевладельцев, входивший в пятерку самых богатых людей Италии, не полагался на армейский транспорт. Этот «роллс-ройс» был сделан по его особому заказу и полностью отвечал его пожеланиям.

Когда автомобиль подкатил к элегантному портику, капитан обратил внимание на то, что на его передней дверце был изображен личный герб графа — стоящий на задних лапах волк с разделенным на четыре червленых и серебряных поля щитом. Девиз под ним гласил: «Мужество — мое оружие».

Едва автомобиль остановился, с переднего сиденья соскользнул маленький, дочерна загорелый, гибкий человечек в форме сержанта-чернорубашечника и упал на одно колено, держа в руках громоздкую фотокамеру, — он ловил момент, когда из машины выйдет пассажир, сидевший сзади. Выскочил и шофер, и, пока он обегал машину, чтобы открыть заднюю дверцу, граф Альдо Белли тщательно поправил берет и втянул живот. Граф улыбался. Улыбка его сияла белизной зубов и могучим обаянием. Его темные романтические глаза тонули в длинных густых, как у модной дамы, ресницах, слегка позолоченная солнцем кожа отливала оливковым цветом, а завитки кудрявых волос, вырывавшихся из-под берета, поблескивали на солнце. Хотя графу было почти тридцать пять лет, в его шевелюре не белело ни одной седой волосинки.

Стоя в автомобиле, он казался выше ростом и, словно идол, высился над людьми, которые толпились вокруг него. На груди его сияли начищенные ремни портупеи, на кокарде не менее ярко сверкал серебряный череп. Короткий полковой кинжал на бедре был украшен бриллиантиками и зернами жемчужин по собственному эскизу графа, револьвер с рукояткой из слоновой кости был изготовлен для графа «Береттой» собственноручно, талию, которая была явно склонна к неповиновению, туго обхватывал ремень.

Граф застыл и скосил глаза вниз, на маленького сержанта.

— Ну как, Джино? — спросил он.

— Хорошо, господин граф. Только подбородок чуть повыше…

Графский подбородок причинял им обоим немало хлопот. В определенных ракурсах он изъявлял опасную склонность удваиваться, набегать, как волны в пруду. Граф сурово вскинул подбородок, совсем как дуче, и челюсти его совершенно одеревенели.

— Bellissimo! — воскликнул Джино и щелкнул фотоаппаратом.

Граф вышел из машины, наслаждаясь мягким сиянием своих голенищ, которые гармошкой спускались к подъему высоких сапог. Большой палец затянутой в перчатку левой руки он засунул за ремень, а правую вскинул вперед и вверх в фашистском приветствии.

— Генерал ждет вас, полковник, — сказал ему Креспи.

— Я прибыл, как только получил предписание.

Капитан поморщился. Он знал, что предписание было доставлено графу в десять часов утра, а сейчас время близилось к трем пополудни. Граф прихорашивался чуть ли не весь день и теперь, вымытый, выбритый, размятый массажистом, благоухал, как розовый сад в полном цвету.

«Фигляр», — подумал капитан. Сам Креспи десять лет упорно и безотказно тянул лямку, чтобы достигнуть нынешнего своего положения, а этому человеку достаточно было потрясти мошной, пригласить на недельку к себе в поместье у подножия Апеннин Муссолини, поохотиться с ним и попьянствовать, чтобы за эти заслуги получить полковничьи погоны и целый батальон. До сих пор граф стрелял только в кабанов, а за полгода до этого командовал лишь взводом бухгалтеров, войском садовников и отделением шлюх.

«Фигляр», — опять с горечью подумал капитан, согнулся в поклоне и заискивающе улыбнулся. «И пусть теперь твой фотограф снимает в пустыне жирных мух и нюхает верблюжий помет у Колодцев Халди», — мстительно решил он и через широкие двери вернулся в относительную прохладу административного здания.

— Пожалуйста, полковник, сюда, будьте любезны.

Генерал де Боно опустил бинокль, через который с нарастающей тревогой изучал эфиопские горы, и чуть ли не с облегчением приветствовал полковника.

— Каро, — заулыбался генерал, протягивая обе руки и идя навстречу графу по непокрытому ковром плиточному полу. — Дорогой граф, как мило с вашей стороны, что вы приехали.

Граф застыл на пороге и вскинул руку в фашистском салюте, чем привел генерала в полное замешательство.

— Находясь на службе родине и королю, я не считаюсь ни с какими жертвами! — выкрикнул граф, и сам был потрясен собственными словами. Это надо запомнить. Можно использовать еще разок при случае…

— Да, конечно, — торопливо согласился с ним де Боно. — Полагаю, что все мы испытываем подобные чувства.

— Генерал де Боно, вам стоит только приказать…

— Спасибо, мой дорогой. Но, может быть, сначала выпьете стаканчик мадеры с галетами? — предложил генерал.

Генералу хотелось подсластить пилюлю. Ему было не по себе, ведь приходилось посылать человека в горную местность Данакиль, и это сейчас, когда и в Асмаре-то жарко, а каково будет там, Бог его знает. Генералу было просто дурно от того, что он позволил Креспи выбрать для этого задания человека с таким политическим весом, как граф. Ну что ж, он постарается хотя бы не торопить милого графа с этой неприятной миссией.

— Надеюсь, граф, перед отъездом из Рима у вас была возможность послушать последнюю постановку «Травиаты»?

— Конечно, генерал. Мне посчастливилось, и я был включен в список гостей дуче на премьере.

Граф немного расслабился и засиял своей неотразимой улыбкой.

Генерал пригубил вино и вздохнул.

— Ах, цивилизация! А у нас здесь только колючки да дикари…

День уже клонился к вечеру, когда генерал собрался наконец с духом, чтобы приступить к мучительному предмету разговора. Он отдал приказание с извиняющейся улыбкой.

— Колодцы Халди? — повторил граф, и вдруг его как подменили. Он вскочил на ноги, побарабанил пальцами по стакану с мадерой, решительно зашагал взад-вперед по кабинету, стуча каблуками по плиткам, втянув живот и гордо вздернув подбородок.

— Лучше смерть, чем бесчестье, — пылко вскричал он, явно разогретый мадерой.

— Надеюсь, до этого не дойдет, дорогой мой, — пробормотал генерал. — Я хочу только, чтобы вы заняли оборонительные рубежи у этих Богом забытых колодцев.

Но граф, казалось, не слышал. Его глаза потемнели и засверкали.

— Я весьма обязан вам за то, что вы дали моему подразделению возможность отличиться. Можете рассчитывать на меня, я не пощажу своей жизни… — Тут граф умолк, так как в голову ему пришла новая мысль. — А вы поддержите мое продвижение танками и самолетами? — спросил он тревожно.

— Не думаю, чтобы в этом была какая-нибудь необходимость, каро, — мягко возразил генерал. Вся эта болтовня о смерти и чести раздражала его, но он не хотел оскорблять графа. — Я не думаю, что вы встретите сопротивление.

— А если? — вопросил граф так возбужденно, что генерал подошел к нему и, успокаивая, пожал руку.

— У вас есть рация, мой дорогой. Если вам потребуется помощь, вы свяжетесь со мной по радио.

Граф обдумал это соображение и нашел его вполне приемлемым. В глазах его снова засверкал патриотический пыл.

— Победа будет за нами, — мужественно заявил он.

— Надеюсь, мой дорогой. Я в этом уверен.

Внезапно граф повернулся на каблуках и размашисто зашагал к двери; распахнув ее, он позвал:

— Джино!

Маленький черноволосый сержант вбежал в кабинет, нервно поправляя огромный фотоаппарат, висевший у него на шее.

— Генерал, вы не возражаете? — спросил Альдо Белли, подводя его к окну. — Здесь освещение получше.

В косых лучах заходившего солнца рукопожатие двух военных выглядело особенно театральным.

— Пожалуйста, поближе друг к другу. Чуть-чуть назад, ваше превосходительство. Вы заслоняете графа. Отлично. Господин граф, повыше подбородок. Вот так… Замечательно! — воскликнул Джино, запечатлев на пленке ошеломленное выражение генеральского лица и его седую бородку.