Ветер перемен

==== Глава 14. Потери ====

За грязными окнами медленно опускались сумерки. Тваугебир ушел, заявив, что у него еще есть дела, которые необходимо закончить перед отъездом. И они с Даланом остались вдвоем.

Некоторое время мальчик еще восторженно лопотал о предстоящем его матери походе за Семь Преград, а потом, свернувшись калачиком на шерстяном одеяле и уложив Лиаре на колени вихрастую голову, спокойно уснул. Сама она его радостей и восторгов не разделяла. Перебирая мягкие волосы Далана, сквозь золу на которых упрямо пробивалась рыжинка матери, Лиара невидящими глазами смотрела в пространство перед собой.

Сил на что-либо реагировать, бояться, страдать или грустить у нее больше не было. Проклятый Тваугебир просто добил ее сообщением о предстоящем походе, и как бы Лиара ни искала для себя поводы не участвовать в этом мероприятии, а что-то внутри нее настойчиво подсказывало, что ей не отвертеться.

Раде места в Латре уже не осталось, это было ясно как белый день. Интригу против нее состряпали такую, что даже если она и умудрится доказать свою невиновность, то лучше ей будет убраться подальше с глаз знати, пока шум не уляжется. К тому же, Лиара видела в ней это: неуемную жажду поскорее сбежать из города. Ее почти что на месте подбрасывало, так хотелось отсюда ноги унести, она от скуки едва на стены поместья не лезла, а потому, скорее всего, воспользуется предложением Тваугебира и согласится на экспедицию. А значит, и Лиаре уходить вместе с ней: вряд ли Ленар позволит ей остаться в поместье приглядывать за мальчиком в отсутствие Рады. Да и зачем ей там оставаться? Тваугебир сказал, что искать ее мать нужно в Речном Доме, а не здесь, пообещал, что они отведут ее туда по дороге на запад. Но Семь Преград…

…За бескрайней вуалью метели, растянутой между горами,

Где нет троп и дорог, скалы грозно щерятся в небо,

За лесами Железного древа,

За Плавучими островами,

За горящей землей и Пустыми Холмами Червей,

За дорогами эха и льдом, что сковал бездну мхира,

Дожидается Конца Мира

Властелин трухи и костей.

Его зубы крепки, но засов его клети надежен,

Хоть грызи, хоть ломай, не треснут печати из Силы.

Только помни, герой, из могилы

Путь обратный долог и сложен.

Коли славы захочешь такой, чтоб гремела до горниц небесных,

Коли в сердце нет страха, и вывел Грозар на дорогу,

Приходи во Врага берлогу,

Имя коего Неизвестно…

Лиара одними губами задумчиво шептала строчки, наблюдая, как гаснет за грязными окнами последний солнечный луч уходящего дня. С этих строчек начиналась «Песня о Пятерых героях и Семи Преградах». Кажется, ее содержание знал каждый мальчишка на всем протяжении земель Мелонии от Кандора на побережье Северного Моря и до рудников Дентора на юге. Впрочем, скорее всего, пели ее и во всех остальных странах; в таверне, где она выступала, ее заказывали все: и хмурого вида усатые лонтронцы и низкорослые гномы, и темноволосые с чуть раскосыми глазами бернардинцы и белогривые южане. И все они прекрасно знали, чем кончалась эта песня: гибелью пятерых величайших наемников Запада буквально в нескольких шагах от логова Неназываемого. И раз уж они туда не попали, то куда было кому-то еще.

Впрочем, выбора у нее опять-таки не было никакого. Или сидеть в Латре и ждать, пока за ней не придут те, кто будет искать Раду, если той не удастся оправдаться, или попытать счастья на западе, присоединившись к легендарному походу. И хотелось бы Лиаре сказать самой себе, что ей совсем не хочется за Семь Преград, однако, она не могла.

Ты всегда пела чужие песни о чужих подвигах и чужой славе. Не пришло ли время написать свои? Ведь получилась одна уже, Раде-то понравилось… При воспоминании об этом внутри поднялось непрошенное тепло, и Лиара тихонько улыбнулась. Черный Ветер сказала, что ее стихи хороши, они ей очень понравились. Черный Ветер вообще относилась к Лиаре гораздо лучше, чем та того заслуживала: выручила в таверне в день их встречи, дала кров, теперь даже жизнь своего сына доверила. Было что-то такое в ней, что-то такое странное, непонятное для Лиары. Она никогда не встречала похожих на нее: свободных и при этом скованных по рукам и ногам собственной судьбой. Тех, кто оседлал ветра, чтобы лететь на их гривастых потоках до самого края мира, тех, кто не боялся рока и смеялся в лицо надвигающейся беды, тех, кого не под силу было сломить никаким невзгодам. Вот ты уже и запела о ней. Не рано ли? Мы еще даже никуда не выехали из этого города. Лиара улыбнулась, рассеяно и тихо, чувствуя странное любопытство. Все равно деваться-то ей некуда, а дороги уже привели ее навстречу к Раде. Так почему бы и не сложить песню о новых героях, что дойдут-таки до логова Неназываемого? И я смогу увидеть все собственными глазами и не приукрасить ни слова.

Откуда-то из глубины темного леса колонн долетел отдаленный хлопок и человеческие голоса. Лиара вздрогнула, выпрямившись и рассеяно глядя туда. Оказалось, что пока она раздумывала, на город теплым черным пузом улеглась ночь, и теперь они с Даланом сидели в кромешной темноте, в заброшенном особняке, логове Тваугебира. Может, тебе уже и не надо никуда уходить? Может быть, твой путь к Семи Преградам уже начался?

Лиара прикрыла глаза, расслабляясь и позволяя сознанию растекаться вокруг нее, словно теплому молоку. Ощущение было странным, легким, прозрачным, словно прикосновение перышка к лицу или едва ощутимое касание солнечного луча. Сейчас она чувствовала сухую пыль оставшихся от внутренних стен дома остовов, рассохшиеся горбы половиц, стылые зевы пустых очагов. А еще — двоих мужчин и женщину, приближающихся через пустые помещения к ним с Даланом. Потому она совсем не удивилась, когда они подошли вплотную, в отличие от Рады, которая громко охнула:

— Грозар! Вы тут так притаились в темнотище, что напугали меня! — Черный Ветер часто заморгала, пытаясь рассмотреть фигуру Лиары на фоне единственного светлого пятна в помещении — замызганного окна. — Сынок уснул?

— Да, Рада, — кивнула Лиара, не переставая гладить волосы мальчика. Он тихонько завозился на ее руках, но не проснулся.

— Я вообще не представляю, как вы в такой темноте видите, — буркнул Гардан, держащийся за плечом Рады так, словно ориентировался в пространстве только по ее голосу. — Надо котом быть, чтобы хоть что-то тут разглядеть.

— Или хорошим наемником, — презрительно осклабился Тваугебир, проходя мимо него и волоча на спине какой-то кулек. — Но не воспринимай это, как оскорбление. Я уважаю и ценю все попытки человеческой расы хоть как-то держаться на уровне, учитывая ваши крайне ограниченные способности.

— Ну конечно, не все здесь такие талантливые, как великий Алеор Ренон, — проворчал сквозь зубы Гардан, нарочито отворачиваясь. — Куда уж нам!

— И это правда, друг мой! — широко улыбнулся эльф, опуская кулек на пол у кровати. — Однако, не все потеряно. Думаю, лет через семьдесят-восемьдесят ты уже сможешь подучиться и получить шанс оказаться у меня в помощниках… Ох, прости! Как я мог забыть? Ты же смертный! — Он картинно прижал ладонь к сердцу. — В это время ты же уже будешь кормить червей! Какой же я рассеянный!

— Пошел ты!.. — неприязненно бросил Гардан, угрюмо глядя в сторону эльфа, хоть разглядеть его в такой темноте явно не мог.

— Ладно тебе уже зубы скалить, Алеор, — устало сказала Рада, плюхаясь на стоящий у стола стул и проводя ладонью по лицу. — Гардан в порядке. И мне уже осточертели эти препирания, так что заткнитесь оба, и давайте поедим.

— Как скажете, миледи Тан’Элиан, — Тваугебир изобразил самый учтивый поклон, на который был способен, и Рада хорошенько пнула его в голень, все-таки не удержавшись. Эльф только оскалился в ответ.

— Хватит с меня уже этого имени, — Рада расстегнула пряжку плаща у горла и стащила его с плеч, небрежно сбросив на пол. — Да я больше и не имею на него права.

— Ты на него никогда права не имела, горлинка моя, — доверительно сообщил ей Тваугебир. — И хвала всем твоим богам за это.

— Да уж, — устало кивнула она.

Лиара внимательно пригляделась к ней. В Раде что-то изменилось за те несколько часов, что они не виделись. Теперь она чувствовалась усталой, и еще… какой-то легкой. Очень легкой, словно сухой осенний лист, который вот-вот унесет порывом первого ледяного ветра. А еще очень спокойной и тихой.

— Что случилось, Рада? — негромко спросила она, осторожно наклонившись вперед и вглядываясь в ее лицо.

Тваугебир как раз завозился с масляной лампой, а Гардан принялся, невнятно ворча под нос, сбрасывать с плеч вьюки, которые притащил с собой. Лицо Рады скрывали тени, но глаза ее были отчетливо видны Лиаре. И в них был все тот же покой, тише предрассветной дремоты трав.

— Мои враги меня больше не побеспокоят, — тихо отозвалась та, задумчиво глядя на Лиару. — И Ленар мертв.

— Мне так жаль, Рада, — тихо проговорила та, и это было от души. Молодой лорд не слишком нравился ей, но он любил мальчика, да и жену свою пытался защитить изо всех сил.

— Да, — кивнула та, но в голосе ее кроме усталости не было ничего. — Лорд-Протектор, правда, тоже погиб, но это уже не имеет значения. Завтра утром я отправляюсь на запад вместе с Алеором. — Она несколько секунд помолчала, о чем-то думая, потом неловко взлохматила волосы на затылке: — Я знаю, я обещала тебе кров и службу, но теперь служить будет уже негде, так что… Если хочешь, можешь отправиться с нами на запад.

В голосе ее был просто вопрос и ничего больше, и внутри отчего-то болезненно кольнуло. Лиара удивилась самой себе: ждать иного от Рады она не могла, та и так очень много сделала для нее и ее судьбы. Да и что вообще она должна была ждать от этой женщины? Их ведь ничего и не связывало вовсе, кроме нескольких совместных переделок. Однако, внутри все равно кольнуло, и причина этого была ей непонятна.

— Тва… милорд Ренон уже пригласил меня, и я иду, — скрывая свою грусть под опущенными ресницами, сообщила она.

— Вот как? — удивленно вскинула брови Рада. — Ну что ж, тогда вообще хорошо.

— А что будет с Даланом, Рада? — осторожно спросила Лиара, стараясь не тревожить спящего мальчонку. Не стоило ему просыпаться сейчас, когда его мать была явно не в состоянии что-либо ему объяснять о смерти отца и собственном отъезде. Ведь не была же она окончательно сумасшедшей, чтобы тащить его с собой за Семь Преград.

В ответ Рада только тяжело вздохнула, глядя на сына, нахмурив брови и часто моргая. И подняла глаза на Лиару.

— Все, кто мог угрожать ему расправой, мертвы. Но оставлять его одного в городе нельзя. У Ленара есть брат, он сейчас в поместье, в Ронтисе, вместе с моей дочерью. Гардан отвезет Далана туда. Меня в любом случае обвинят в смерти Лорда-Протектора и Гелата с Аспаром, а потом и в смерти короля, а, значит, будут искать. С Гарданом ему будет безопаснее тайно покинуть Латр: искать-то будут женщину с ребенком, а не мужчину.

— Да уж, хорошее у тебя получилось возвращение домой, Радушка! — хмыкнул Алеор, и перед ним во тьме вспыхнула масляная лампа. В помещении сразу же заплясали длинные тени, а Лиара отстраненно удивилась: как же эльф умудрился так быстро зажечь свечу? Ведь огнива у него в руках не было. Алеор отодвинул все заслонки лампы и выпрямился, насмешливо глядя на Раду. — Укокошила короля, Лорда-Протектора и кучу дворян, нанесла вред старинной архитектуре города, сожгла целое поместье. И все это за… Напомни, сколько ты здесь?

— Две недели, — мрачно сообщила Рада. — Но веселье началось только три дня назад.

— Уступим посредственностям, — предложил ей эльф. — Все равно никто не сможет за такой короткий срок перебить столько народу. Так что пусть будет две недели.

— Технически, убила я только Гелата с Аспаром, остальные — не моя заслуга, — поморщилась Рада, нашаривая за пазухой трубку.

— Однако, доказать ты ничего не сможешь, и людская молва все равно назовет тебя цареубийцей. Так что хотя бы гордись своим подвигом. Теперь-то, когда ты покинешь Мелонию, надо будет на что-то жить, а с такой репутацией цена на твои услуги как наемницы стремительно вырастет.

В ответ Рада бросила на него угрюмый взгляд, но от комментариев воздержалась.

Далан на руках Лиары сонно зашевелился, разбуженный светом лампы и голосами людей, присел, потирая ладонями заспанные глаза. Рада помрачнела, глядя на сына, мужчины замолчали, сразу же найдя себе занятие. Алеор принялся накрывать на стол, небрежно бросая на столешницу промасленные свертки со снедью, которые извлекал из принесенного им мешка, Гардан нырнул под стол к своим вьюкам, что притащил на плечах, и принялся усиленно отыскивать в них что-то. Видимо, они самоустранились, не желая участвовать в том, что Раде нужно было сообщить сыну о смерти Ленара.

— Мама? — голос у мальчика со сна был сиплым. Он часто заморгал на яркий свет лампы, и Лиара отпустила его плечи. — Ты пришла, мама? Почему у тебя лицо такое грязное?

Рада тяжело вздохнула, потерла ладонями лицо, потом протянула руки навстречу сыну.

— Иди-ка сюда, сынок. Мне надо тебе кое-что сказать.

Мальчик послушно встал с кровати, и Рада поднялась ему навстречу. То ли так падал свет лампы, то ли тени плясали по комнате, только сейчас он показался Лиаре совсем маленьким на фоне своей матери, будто был меньше, чем на самом деле, раза в два. Наклонившись, Рада с легкостью подхватила его на руки, и, ни слова не говоря, ушла в пыльную тень колонн, куда не проникал желтый свет лампы.

Атмосфера в помещении сразу же изменилась. Мужчины прятали глаза, не глядя ни на Лиару, ни друг на друга, повисла тяжелая тишина, в которой никто не разговаривал. Но Лиаре не было до них дела. Тихонько сидя на самом краешке топчана, она, прикрыв глаза, всей собой тянулась к Раде и ее сыну, пытаясь передать им хотя бы частичку своего сочувствия и поддержки, завернуть их обоих в теплый воздух, отогреть. Только сколь бы хорошо эльфийская сила ни служила ей самой, позволяя чувствовать окружающую природу и черпать силы в ее извечном спокойствии и мягкости, на других это, видимо, не распространялось. Атмосфера в помещении становилась все тяжелее, тяжелее, словно скручиваясь внутрь, замерзая длинной сосулькой на краю крыши. Потом на миг пахнуло ледяным холодом, и Лиару передернуло, когда кожа покрылась крохотными мурашками. И следом за этим издалека долетел тихий детский вскрик.

Они не возвращались долго. За это время мужчины уже успели поесть, не поднимая друг на друга глаз. Лиару воротило от одной мысли о еде, и она только отрицательно помотала головой, когда эльф выразительно приподнял краюху хлеба, глядя на нее. Пожав плечами, он отвернулся от нее и больше не смотрел.

Гардан поднялся из-за стола первым, проворчав что-то по поводу ранней побудки, выудил из своих вьюков одеяло, завернулся в него, как в кокон, и улегся прямо на пол у стены, подложив один из вьюков себе под голову. Тваугебир еще какое-то время посидел у стола, перелистывая пожелтевшие страницы маленькой кожаной книжечки, извлеченной из-за пазухи, захлопнул ее и аккуратно убрал во внутренний карман. Поднявшись с места, он опоясался широким ремнем с прикрепленными к нему ножами, пристегнул к поясу меч и запахнул длинный черный плащ, набрасывая на голову глубокий капюшон.

— Не буду мешать вашему отдыху. Вернусь к рассвету.

Лиара проследила за ним глазами, пока высокая черная фигура не растворилась между колонн, подтянула к груди колени и обхватила их руками. Сердце в груди тихонько сжималось от боли: она чувствовала эту боль, разлитую повсюду, и мрачная пыльная тишина колонн лишь усиливала это ощущение. Где-то там, на другой стороне старого особняка, горько плакал в руках Рады маленький мальчик, потерявший своего отца, и непобедимая Черный Ветер ничего не могла сделать, чтобы утешить его. Лиара почти что видела ее на обратной стороне век: мрачно сведенные к носу брови, стиснутые челюсти, остановившийся взгляд. И, не зная, чем помочь, постаралась просто обнять их обоих, моля Защитницу Кану укрыть их в своих ладонях и хоть немного умерить горе Далана.

За грязными окнами лежала ночь, и в доме все затихло. Изредка с улицы долетали пьяные выкрики или невнятный шум, несколько раз заводил свою ночную песню кот, но кто-то шваркнул на него из окна ведро помоев, и котячьи баллады превратились в резкий противный взвизг. В мертвых рядах колонн застыла тишина, и стылый сквозняк гонял по полу стародавнюю пыль. Гардан не шевелился, тихо сопя во сне, а больше вокруг не разносилось ни звука. И в этом холодном безмолвии Лиара чувствовала себя донельзя одиноко. Она была эльфийкой, а потому в сне не нуждалась, довольствуясь лишь парой часов грез перед самым рассветом, когда ночь была гуще и сильнее всего. А это означало, что так и сидеть ей до самого утра, слушая ночь и моля богов, чтобы те помогли Раде с Даланом.

Потом тихие шаги слегка разогнали ее задумчивость, и среди колонн показалась фигура. Лиара вскинула голову, молча наблюдая за тем, как Рада несет на руках прижавшегося к ней сына. Судя по безвольно свисающей, покачивающейся на ходу руке Далана, он все-таки уснул, и это уже было к лучшему. Поднявшись с топчана, Лиара откинула шерстяное одеяло и помогла Раде уложить мальчика на матрац, аккуратно укрыв его. Он выглядел осунувшимся и заплаканным и даже не проснулся, когда она поддерживала его голову, пока Рада подкладывала под нее свернутый валиком плащ. Черный Ветер кивнула ей в знак благодарности и со вздохом уселась к столу, закрыв лицо руками.

Теперь Лиара ощутила себе еще более неуверенно и неуютно. Если раньше ее на части разрывали сомнения, стоит ли подходить к Раде и пытаться как-то помочь ей утешить сына, то теперь, судя по всему, ей и самой требовалось утешение. А может, наоборот, одиночество. Заколебавшись, Лиара замерла у самой кровати, неуверенно потирая ладонью сгиб левой руки и не зная, что ей делать. То ли уйти и оставить Раду наедине со своей скорбью, то ли остаться и попробовать развлечь ее беседой.

Впрочем, Рада выручила ее из непонятного положения, заговорив первой. Ладоней от лица она так и не отняла, а потому голос ее звучал глухо:

— А Алеор куда делся?

— Сказал, что у него дела, и ушел. Еще сказал, что вернется перед рассветом, — обращение Рады слегка обнадежило ее, и Лиара приказала себе собраться. Эта женщина была прямой, как корабельная сосна, и уж точно сказала бы ей, если бы хотела побыть одна. Потому она аккуратно обошла стол и взглянула на Раду. — Вы хотите есть? У нас есть хлеб и мясо, немного сыра осталось.

— Давай-ка на «ты», Лиара, — Рада отняла руки от лица и тряхнула головой, словно мокрый пес. Вздохнув, она с усталой ухмылкой взглянула на нее. — Я больше не миледи Тан’Элиан, а ты — больше не служишь мне. Мы теперь партнеры, так что и выкать необязательно. Просто Рада и все.

— Хорошо, Рада, — подстроиться было сложно, но она гордилась тем, что не запнулась на полуслове. — Так ты будешь есть?

— Да, наверное, надо, — Рада вяло оглядела столешницу, задержавшись взглядом на ломте хлеба и куске мяса, поколебавшись, все-таки взяла и то, и другое. Жуя, она подняла глаза на Лиару. — Мне завтра нужна будет твоя помощь.

— В чем? — осторожно спросила та.

— Волосы подстричь и выкрасить в темный. И у Далана тоже. Слишком уж мы приметные, коли искать начнут, еще издали в глаза бросится.

— Ладно, — кивнула Лиара.

Рада не сказала больше ни слова, лишь молча кивнув и продолжая механически жевать хлеб с мясом. Взгляд ее был направлен в пространство, а мысли витали где-то очень далеко. Лиара опять замялась, не зная, что ей делать: то ли посидеть рядом, то ли уйти, но Рада никак не отреагировала на это, а потому, в конце концов, она просто уселась на пол неподалеку от Гардана и поплотнее завернулась в свой длинный шерстяной плащ.

По полу тянуло сквозняком, но простуда и болезни ей не грозили: эльфийская кровь давала свои преимущества. Однако от холодного воздуха все равно было зябко, а потому она еще долго не могла расслабиться достаточно, чтобы отпустить все мысли и уйти в грезы. Уже почти уходя в глубокий транс, Лиара расслышала, как Рада тяжело вздыхает и тихонько шепчет себе под нос:

— Ленар, бхарин ты сын, ну что же ты не послушал меня?

Лиара приоткрыла глаза, глядя сквозь ресницы на согбенную спину Рады, нависшей над жестяной кружкой и перекатывающей в ней какую-то жидкость. Ее силуэт обрисовывал со всех сторон золотой свет масляной лампы, и это было красиво. Глаза закрылись, и грезы приняли ее к себе.

Здесь не было света, не было пространства, не было самой Лиары. Она плыла в бескрайней светлой темноте без запаха и вкуса, растворяясь в ней, словно вино в воде, и мимо нее тихо и медленно плыли золотые волны, словно водоросли на морском дне, и маленькие серебристые вспышки-рыбки. Казалось, что где-то вверху, прямо над ней, разливалось целое море света, и от него во все стороны медленно расходились круги, мягкие переливы, падали солнечные ежики колючих звезд, и пушистая перина покоя принимала ее в свои объятия. Ни единая мысль не тревожила это место, ни единый порыв воли, ничего, лишь тихое биение, медленная, величественная извечная пульсация золотых волн, пронзающих насквозь все ее существо и разбегающихся дальше и дальше, в бесконечность.

Она не смогла бы сказать, сколько прошло времени, но ощущение резко изменилось. Словно что-то внутри нее настороженно приподняло уши, услышав резкий звук. Только звука не было, было ощущение изменения присутствия. Как дуновение ветра, как порыв сквозняка, пробравшийся под одежду и заставивший ее напрячься. Словно капля воды, упавшая сверху и разбившаяся на мелкие брызги, которая теперь собиралась обратно воедино, чтобы взлететь вверх наперекор всем законам природы. Первое подобие мысли, дуновение осознания мелькнуло сквозь бесконечный покой ее существа: Тваугебир. Она осторожно принялась собирать растекшееся сознание обратно, в тело, которое оказалось озябшим, задубевшим, затекшим от долгого сидения без движения.

Ощущение было странным: после плавного бесконечно-статичного течения иного сознания мир твердых форм и объектов казался слишком жестким, слишком резким, грубым и агрессивным. Свет буквально кидался в ее вновь способные видеть глаза, звуки раздирали слишком чувствительные уши, затекшие руки и ноги звенели от боли. Поморщившись, Лиара глубоко вздохнула и выдохнула, привыкая к возвращению в тело, и открыла глаза.

Так было всегда, стоило ей погрузиться в грезы. Наверное, что-то подобное испытывали люди из-за резкого пробуждения. Только их тело реагировало на резкие звуки других тел, а в случае Лиары ее сознание реагировало на изменение сознания в помещении, где она находилась. Казалось, что с приходом другого человека, атмосфера становилась как-то полнее, насыщеннее. Вот и сейчас произошло что-то подобное.

Сквозь грязное окошко в комнату лился слабый рассветный сумрак, почти что и незаметный на фоне все еще горящей лампы. Рада лежала на столе, уронив голову на сложенные руки, и плечи ее медленно мерно вздымались, прямо как во сне. Почему она спит? — заморгала сбитая с толку Лиара. Она же эльф!

Вот только додумывать мысль она не стала, к тому же, голова после грез была слишком пустой и гулкой, чтобы забивать ее всякой ерундой. А все еще повышенная чувствительность к энергетическому фону заставила Лиару повернуться в ту сторону, откуда буквально через несколько мгновений вышел Тваугебир.

Ночь без отдыха никак не сказалась на его внешности, выглядел он ровно так же, как когда уходил вечером: собранным и бодрым. Встретившись глазами с Лиарой, он молчаливо кивнул, прошел мимо нее и тронул спящую на столе Раду за плечо.

— Вставай, уже светает. — Рада в ответ замычала что-то неразборчивое, и эльф вновь потряс ее, уже посильнее. — Вставай, Рада! Нам нужно уезжать, пока еще из города достаточно легко выбраться.

Та с трудом пробормотала что-то и поднялась со стола, жмурясь и заспанно осматриваясь по сторонам:

— Который час?

— Рассвет. Я думал, вы уже собрались, — Тваугебир подошел к стене и бесцеремонно ткнул сапогом храпящего Гардана, отчего тот сразу же подорвался с места, хватаясь за нож, но увидев, кто его разбудил, только тихо выругался сквозь зубы и откинулся на пол, протирая ладонями лицо.

— Грозар, какая рань! Зачем в такую рань, Алеор? — проворчала Рада, ероша свои измазанные сажей волосы.

— Чтобы головушку твою не повесили на пике над дворцовой стеной с первыми лучами солнца, — сообщил эльф, методично снимая тюки со стен и проверяя, хорошо ли они увязаны.

— Мне надо умыться. Где у тебя тут вода? — Рада с трудом поднялась из-за стола, морщась и выгибая затекшую за ночь спину.

— Может, тебе еще и в баньке попариться, нет? — фыркнул Алеор, глядя на нее. — Совсем ты разжирела на гражданке, сестренка! И двух недель не прошло, как валялась в палатке на мерзлой земле и жрала кашу с солдатами, а теперь умыться ей подавай!

— К твоему сведению, в Северных Провинциях я не все время спала в палатках. Чаще в тавернах, — проворчала Рада, хмуро поглядывая на него.

— Ну вот и ночевала бы сегодня тоже в таверне, коли так хочется комфорта, — елейным голосом сообщил эльф. — А теперь собирайся, надо уходить.

— Мне еще подстричься надо, — буркнула Рада.

— А волосы ты покрасить не хочешь? — со всем терпением мира в глазах воззрился на нее эльф. — Может, еще платье себе бальное пошить и прическу сделать?

— Так меня точно никто бы не узнал, — все-таки улыбнулась Рада, несмотря на раздражение, которое с утра пораньше вызывал у нее эльф. Лиара чувствовала его почти что всеми порами тела, как и Тваугебир, сейчас больше всего похожий на недовольно стегающего хвостом кота. — Но мы никуда не пойдем, пока я не сменю прическу. Иначе все будет без толку, и меня опознает первый же встреченный горожанин.

Несколько секунд Тваугебир смотрел на нее без выражения, но Лиаре было хорошо видно, как дергается от сдерживаемого гнева его зрачок. Потом он кивнул, коротко бросив:

— Только быстрее, — и ушел куда-то, навьючив на себя почти что все узлы, что висели на крюках вдоль стены.

— Придурок, — проворчала Рада ему вслед и повернулась к Лиаре: — Ну что, подстрижешь меня, как и договаривались?

Сделать это было сложнее, чем сказать, и Лиаре пришлось изрядно повозиться под разъяренное шипение вернувшегося за оставшимися вещами эльфа, все поторапливающего их и то и дело выглядывающего в окно. Волосы у Рады были густыми, длинными и красивыми, совсем не как та кривая жесткая поросль, что у мальчишек в приюте, которых Лиара обычно стригла. Срезать их было обидно и жалко, однако Рада только безразлично попросила: «Как можно короче», а потом продолжила дремать, прикрыв глаза и подставив голову под руки Лиары. Да и ножницы, которые одолжил ей для этой цели Тваугебир, не слишком-то хорошо подходили. Выглядели они так, словно он только и делал, что подрезал ими копыта коню, и стригли примерно также, однако через полчаса мучений Лиаре удалось-таки придать голове Рады сносный вид. А еще через полчаса, несмотря на уже окончательно потерявшего терпение Тваугебира, Черный Ветер стала совершенно не похожа на себя, благодаря темной краске из корня листовила, который Лиара на всякий случай прихватила с собой из поместья.

Оказалось, что уши у нее слегка торчат, а шея длинная и высокая. Отсутствие волос, которые раньше сглаживали линию челюсти, возымело свой эффект: скулы у Рады заострились, подбородок выдался вперед, а слегка припухшее от вчерашних порезов лицо вкупе с темными волосами и бровями теперь казалось совсем чужим. И симпатичным. Лиара с удивлением отметила, что короткие волосы идут Раде гораздо больше, чем длинная густая золотая коса, придавая чертам ее лица большей силы и четкости. Теперь и Ленар с первого взгляда не узнал бы в этой женщине свою жену. А раз так, то не узнают и стражники. Даже Тваугебир не стал ничего говорить, оглядев ее и поджав тонкие губы.

Завтракали они остатками холодного мяса и уже слегка очерствевшим хлебом. Сразу же после еды Рада разбудила сына, хоть и не решалась его тревожить как можно дольше. Мальчик больше не плакал, как вчера, и краснота спала с его лица, но глаза у него были такими мертвыми, что Лиара содрогнулась. Казалось, весь свет мира, весь свет жизни, что наполнял их какие-то несколько часов назад, померк в его глазах, и остались лишь сухой тлен и зола, как в опустевших открытых зевах очагов в этом стылом неуютном жилище. Далан не произнес ни слова, отказался от еды и стоически вынес стрижку и покраску своих волос, почти что не мигая и глядя прямо перед собой. Все это время Лиара тревожно поглядывала на него, а потом, не удержавшись, все-таки шепнула на ухо Раде:

— Это, конечно, не мое дело, но ты точно уверена, что можно доверить его Гардану? Мне кажется, ты сейчас нужна ему гораздо больше. Мы могли бы задержаться на пару дней…

— Не могли бы, — громко произнес Тваугебир, своим чутким эльфийским слухом расслышав все до последнего слова. — За Радой идет охота, ее уже обвинили в смерти Лорда-Протектора, и очень скоро добавят к этому короля и двух Лордов Страны. И, какими бы мелонцы ни были идиотами, но у них есть глаза, и кое-кто из них видел, как мы разговаривали во время приема во дворце. Скоро они придут сюда, проверить, не прячу ли я Раду у себя. А потом вздернут ее на глазах у этого мальчика. По-твоему, это будет лучше?

Далан конвульсивно дернулся и вцепился в руку матери мертвой хваткой, глядя на нее широко раскрытыми глазами, в которых не осталось ничего, кроме страха. Лиаре очень захотелось плеснуть Тваугебиру в лицо остатками краски для волос, миску с которыми она как раз держала в руках, однако, она не сделала этого. Как и Рада, наградившая его полным жгучей ярости взглядом, но с трудом процедившая сквозь зубы:

— Алеор прав. Я должна покинуть эту страну. Я и так уже слишком много горя принесла своей семье, чтобы навлекать на нее новые беды. Потому Далан отправится в Ронтис, к дяде. — Положив тяжелую ладонь на голову сына, она через силу улыбнулась ему. — Там ты будешь в безопасности. И я приеду навестить тебя так скоро, как только смогу.

Мальчик ничего не ответил, только смотрел на нее во все глаза, словно пытался запомнить каждую черточку ее лица, каждую ресничку и морщинку смеха в уголках глаз.

Тягостное молчание вновь повисло в помещении, пока они быстро переодевались в выданные Тваугебиром коричневые поношенные куртки и штаны из тех, что носили не слишком богатые наемники. Штаны, что достались Лиаре, болтались на ней мешком, и ей пришлось подвязать их куском веревки, чтобы не потерять на ходу. В куртке зияли прорехи, да и пахла она плесенью и сыростью, а стоячий воротник драл шею. Однако, в своей жизни она перетаскала уже столько обносков за старшими подкидышами, что спорить не стала. Главное — выбраться из города, потом можно будет думать обо всем остальном. Критически оглядев их с Радой и недовольно поджав губы, Тваугебир все-таки кивнул, проворчав:

— Сойдет.

И первым зашагал прочь из своего жилища, не оборачиваясь. За ним поспешил позевывающий спросонья хмурый Гардан, а следом пристроилась и Лиара, забросив на спину свой узелок с вещами. Рада с Даланом шли последними, мальчик намертво сжимал руку матери, не решаясь отпустить ее ни на миг.

После душного спертого воздуха в жилище эльфа даже вонь переулков Латра показалась Лиаре свежим ветром. Рассвет только-только занимался, и высокое небо над головой было розоватым, перечеркнутым лишь несколькими тонкими линиями высоких облаков. Во внутреннем дворе, пофыркивая, поджимали копыта пять лошадей. Из них Лиара знала только вороного Рады и чалого Гардана, а три другие были ей не знакомы. Впрочем, несложно было догадаться, кому принадлежал громадный мышастый жеребец с черной гривой, косящий злым глазом на остальных лошадей и привязанный чуть поодаль. Две оставшиеся кобылки, — рыжая и гнедая с белыми носочками, — предназначались, судя по всему, для них с Даланом, и Рада подтвердила это, перехватив уздечку рыжей и протянув ее в руки сыну.

— Вот твой подарок, как я и обещала тебе, сынок.

Только это произвело на мальчика совершенно обратный эффект, чем ожидалось. На миг он застыл, огромными глазами глядя на мать, весь задрожал, и на его щеки полились большие градины слез.

— Не нужен мне никакой подарок! Не уезжай, мама! — голос мальчика сорвался, и он громко шмыгнул носом, изо всех сил стараясь сдержать слезы. — Или возьми меня с собой на запад! Клянусь, я не буду мешать тебе! Я буду делать все, что ты мне скажешь, только не уезжай!

Лиара почувствовала, как сжимает горло, и отвернулась, не в силах смотреть на Раду. В груди что-то налилось горячо и тяжело, и на миг она покачнулась, почти что теряя сознание. Что-то очень похожее уже было с ней однажды, она уже видела это. Перед глазами потемнело, и откуда-то изнутри всплыл размытый образ: громадный серый в яблоках жеребец срывается с места галопом, развеваются на ветру каштановые пряди и длинный темный плащ, и вслед всаднице тянутся две руки, ее руки, тонкие и слабые. «Не уезжай, мама!..»

Почему-то стало жарко, так жарко, будто она пересидела в парильне, задрожали руки и ноги, и Лиара едва не упала, хватаясь за уздечку лошади и пытаясь удержаться на ногах. Животное захрапело, вскидывая голову, но Лиара намертво повисла на поводьях, не в силах стоять на трясущихся, превратившихся в желе ногах. Голову стискивали обручи боли, перед глазами плыли красные круги. Кану Защитница, что со мной? Что со мной происходит? И вновь образ женщины на коне, удаляющейся, безвозвратно удаляющейся от нее навсегда. Грудь резануло болью, на глаза навернулись слезы, и Лиара прикрыла рот рукой, давясь рыданием. Но даже через все это прорастало удивление: почему именно сейчас? Она не помнила этого, совсем не помнила матери, но именно сейчас пришло это туманное воспоминание, раскрывшись перед внутренним взором. И воспоминание ли это было на самом деле? Или просто страшное видение, навеянное отчаянным криком Далана, прощающегося с Радой?

— Пойдем! — жесткая рука ухватила ее за плечо, развернула на месте, и ледяные глаза Тваугебира вонзились прямо в ее развороченное сердце. — Если и ты будешь слезы лить, мы утонем в соплях, и Раде точно снесут голову. Мы и так слишком сильно задержались.

Не в силах ответить ему, Лиара лишь судорожно кивнула и позволила эльфу подсадить ее в седло. Гнедая кобылка любопытно покосилась на нее, но стояла смирно, и Лиара была за этой ей бесконечно благодарна. Ей приходилось в жизни ездить на лошадях, но все это были ломовые старые клячи, на каких в приют возили воду и зерно, а вовсе не скаковые лошади лучших кровей.

Кое-как сжав в руках поводья, она огляделась. Ревущего и отбивающегося Далана волок к своей лошади Гардан, прижимая его к себе железной рукой и не давая выбраться. Рада стояла возле своего Злыдня и смотрела ему вслед, не мигая, и лицо у нее было странным, каким-то голодным и по-звериному тоскливым. Мальчик отчаянно кричал и рвался из рук наемника, но тот только бесцеремонно затолкал его в седло своего чалого, забрался следом, подхватил поводья рыжей кобылы Далана, и ткнул коня пятками в бока. Он обернулся лишь раз, под самой аркой, на прощание кивнув Раде, и скрылся из виду, а крики мальчишки затихли за отрезавшей их стеной.

Еще несколько мгновений Рада стояла на месте, глядя туда, где только что исчез ее сын, а затем тряхнула головой и молча взобралась в седло Злыдня. Подобрав поводья, она первой выехала со двора, а Тваугебир и Лиара последовали за ней.

Гнедая лошадка покладисто засеменила вперед, подчинившись легкому толчку пяток Лиары, и та пригнулась, проезжая под низкими сводами арки в стене. Голова все еще сильно кружилась и болела, а перед глазами то и дело скользили черные мухи, но Лиара упрямо стискивала поводья, отталкивая прочь ноющую боль в груди. Это было всего лишь воспоминание и ничего больше. И я не могу сейчас поддаваться боли. Это не к месту и не ко времени вовсе.

Копыта коней застучали по каменной мостовой широкой городской улицы. В такой ранний час город только просыпался, и на улице почти что никого не было, если не считать двух забулдыг, с трудом ползущих вдоль самой стены дома на противоположной стороне и поддерживающих друг друга, чтобы не свалиться, да тощей собаки с забором ребер, выпирающих из-под грязно-рыжей шкуры. Однако Тваугебир все равно был недоволен: то и дело оглядывался, бросая внимательные взгляды в темноту перпендикулярных улице переулков, привставал в стременах, изучая дорогу за их спинами. В конце концов, он что-то все-таки углядел там, потому что вместо того, чтобы ехать прямиком к выезду из города, свернул в сеть узких закоулков и принялся петлять между глухими стенами домов и складов, постоянно подгоняя своих спутниц.

А Лиара все ехала вперед, глядя на широкую спину Рады и ее согбенные плечи. И крик маленького мальчика, умоляющего маму не уходить, звенел в ее ушах, бередя и без того израненное сердце. Смотри на нее, Лиара, смотри внимательно. Ей сейчас тяжелее, чем тебе. Было ли также тяжело твоей матери, когда она оставляла тебя одну в забытом Богами приюте на окраине Мелонии? Колючие слезы вновь навернулись на глаза, но на этот раз Лиара прогнала их прочь, решительно взяв себя в руки. Если ты так и продолжишь плакать, то не сможешь идти за ней на запад, и дальше, туда, куда понесут ее ветра перемен. А ты ведь хочешь этого, правда? В груди почему-то вновь стало странно жарко, только теперь иначе, не так болезненно, как раньше, и Лиара повела плечами под толстым шерстяным плащом. Мы обе с ней потеряли кого-то. Возможно, мы сможем помочь друг другу это пережить.