Кто годы страшные со мною не делил


* * *

— Кто годы страшные со мною не делил

На шаткой палубе, на улице Шпалерной,

Те для меня никто, — угрюмо я твердил

В гордыне суетной, в неправде суеверной.


Но век так явственно свернул себе хребет,

Мы так разительно переменились оба,

Что ни возмездья мне, ни оправданья нет, —

И тех, кого любил, не разлюблю до гроба.

11 сентября 1994


* * *

Истина, какой она мне чудится,

Заново под звёздами не сбудется.


Звуков я хотел тактильных, вяжущих,

Вещих, всё единым духом скажущих,


Простоты — пленительней, чем странности,

Нераздельности и неслиянности...


Говорили шепотом и начерно —

Вот и сглазили: вконец растрачена.

1995


* * *

В тот век Авзония убийство возвела

В языческий обряд — и чуть ли не с амвона.

А дни перикловы? Воздушна и светла

Над кровью и чумой — громада Парфенона.


Как уживаются жестокость с красотой?

Как две родных сестры. Двойняшки — не роднее.

В наш век не оживить их алгебры простой.

Отяжелев, мы сделались нежнее.

1995


* * *

Передай генотип и умри:

Вот и всё. Только это

Звёзды шепчут нам и буквари

И скрижали Завета.


Проиграл, кто не мечет икры.

На пиру и в постели

Мы — невольники страшной игры

Без объявленной цели.


Я — не я: коллективная плоть,

Земноводные ночи.

Милосердый и правый Господь

Отвратил свои очи.


Помнишь снимок тот школьный? На нём

Мы стоим, чуть стесняясь,

В нуклеиновый вязкий Мальстрём,

На глазах погружаясь...

16 июня 1995


* * *

Бездельник любит лесть, а тот, кто домовит,

Тот циркуль и отвес хвале предпочитает.

Да вычленится мысль — и душу нам живит! —

И муза в портике Евклида обитает.


Что сердцу ведомо, то словом уясним.

Непреходяще мил живого смысла скрупул —

Из хлябей и сует возносится над ним

Число усвоивший молитвоёмкий купол.

1995


* * *

Смерть станет родительским кровом,

Где путника ждут за столом,

Утешат приветливым словом,

Согреют сердечным теплом.


Войдёт он в просторные сени,

В покой, где светильник горит,

Уткнётся родимой в колени,

Заплачет от счастья навзрыд...


Жизнь станет бедой подростковой

В навек уязвленной душе,

Пустынею солончаковой, —

И, в сущности, стала уже.

16 октября 1995


* * *

Разве я поумнел? Ничего не прибавили годы

Кроме горьких обид, отвращенья к себе да стыда.

Долго ль так вот и буду тащиться с моим никогда

Катакомбами детской беды, стариковской невзгоды?


Тупиком эволюции всех нас мыслитель назвал.

Он исследовал многое, многим служил идеалам,

Воевал, сочинял, большевичил, а кончил провалом —

И себя ль одного этим страшным венцом увенчал?

5 августа 1997


Загрузка...