Везучие сукины дети (СИ)

Рассказ Лейтенанта Два билета на частный рейс до рая

— Имею к тебе предложение, — ляпнул я, сворачивая из узкого коридора на втором этаже, где вечно пахло капустой, муксусом, дешевой туалетной водой и водой обычной, мокрой, на внутреннюю площадку над баром, куда обычно никто не забирался, потому что никто не знал о ее существовании, вывеска, да еще изреченные и записанные мудрости насчет срать каждое утро ее совершенно скрывали.

Алиса стояла у импровизированной балюстрады, с которой открывался довольно-таки полный вид на зал «Сломанного сна», и, склонив голову набок, задумчиво рассматривала что-то в руках. Мне показалось, что это был листок бумаги.

— Если решил замуж звать — не пойду, — решительно сказала она. Рыжие волосы до лопаток все еще смотрелись непривычно, в нашу последнюю встречу вне Города-минус-один она выглядела совсем иначе. — Или ты не от себя, а чисто транслируешь чужие мечты и пожелания? В интересном месте мы живем, все стесняются сказать друг другу важное, пользуются не внушающими доверия посредниками, вместо того, чтобы… А может, ты по другому вопросу?

Она сунула непонятный листок в карман, стала вполоборота, потянулась всем своим гибким, юным, лакомым телом, вся такая невинная и улыбающаяся и сахарно-сладкая от старательно подведенных глаз до загорелого обнаженного живота и наманикюренных коготков на маленьких, идеальной формы ступнях. Я вдруг понял, что хочу ее.

И она знала, что я ее хочу.

Сучка.

— По другому, — согласился я. — Пойдем прокатимся.

— Ты обналичил свои сбережения и купил самокат? — вскинула она тонкую бровь. — Рада, что наконец смог решиться на это, Лейтенант.

Мало кто умеет так мастерски выводить меня из себя, как Алиса. И об этом она тоже знает. Но совершенствует свои навыки. Постоянно.

— Пришлось взломать твои счета, мисс Дрейк, — сказал я с делано-равнодушным видом. — Иначе не хватало на тот автомобиль, который мне хотелось бы пилотировать в это время суток.

— Тебе покорился трехколесный велосипед? — захлопала она в ладоши. — Отлично! Правду говорят, учиться никогда не поздно!

Здесь следует понимать: в делах вроде этого самое важное — не слететь с катушек в неподходящий момент. Проще говоря — нужно держать морду кирпичом. Или, как здесь выражаются, «лицо кочергой», даже не знаю, почему.

— Поговорить нужно.

Судя по гримасе, которую скорчила Алиса, моему лицу могла сейчас позавидовать какая-нибудь не слишком амбициозная кочерга.

— А что здесь, — она обвела рукой тесный и, честно сказать, грязноватый коридор, рассохшееся, хотя и настоящее, дерево стен и балюстрады — нельзя?

— Здесь нельзя. У стен, видишь ли, бывают уши, а у ушей — головы и прочие хозяева. Ничего, прокатимся как следует, я обещаю.

— Клэм — наш рулевой?

— Обойдешься. Я и сам водить умею.

— Поправочка, — промурлыкала она, проходя мимо меня походкой манекенщицы, или, вернее, стриптизерши. Я всерьез задумался насчет того, чтобы остаться в пустом баре и уединиться с ней в одном из номеров наверху. — Уметь водить и уметь сидеть с важным видом в пассажирском кресле — разные вещи.

— Как скажете, мисс Дрейк. — Я выдал самый тупой свой взгляд. — Ваши слова — команды в наши уши, мадам!

— Ненавижу, когда ты меня так называешь! — прошипела она. — И уже во второй раз!

— Прошу прощения, милая Элли. Как долетели? Как погодка в Канзасе?

— Эл-Ти! Смерти своей захотел?!

— Вашу руку, мадам. Позвольте провести вас к карете, мадам.

Эл-Ти — конечно, не мое настоящее имя. По правде говоря, это просто сокращения от воинского звания. Называть меня «Золотой Шпалой», как обычно делают новички, она стеснялась, да я никогда и не носил этого дерьма. Так что она просто чередовала «Эл-Ти» и «Лейтенант» в удобных для нее пропорциях. А с недавнего времени, нахватавшись ненужного в баре, приплела сюда еще и «ковбоя». Это было забавно и мило и почти что отбивало воспоминания о том, как мы здесь оказались и что делаем.

— Да ладно! — светло-синий «Ламборгини» производил впечатление. Даже, наверное, большее, чем-то, на которое я рассчитывал. Алиса замерла перед ним словно бабочка на булавке. — Лейтенант! Кого ты убил, чтобы наложить свои волосатые лапки на этого зверя? Сказал бы раньше, что мы поедем кататься на вот этом вот чудовище, я отдалась бы тебе прямо на капоте!

Я, похоже, начинал понимать владельцев шикарных авто. Они и в самом деле помогают решать целый ряд проблем — быстро и безболезненно, даже приятно. Такими темпами мой долг перед Бадом, подогнавшим вчера эту машинку, не будет погашен никогда; а с другой стороны — какие счеты между старыми боевыми товарищами?

— Держись за эту мысль, дорогая, я тебе ее еще напомню, — изобразил я поклон. — А насчет убийств… знаешь, хитрость не в том, чтобы поубивать кучу народу ради нескольких сотен килограмм алюминия и листовой стали. Хитрость — получить все это, никого пальцем не тронув.

— Знаю я эти твои поговорки про пальцы, — проворчала Алиса, приплясывая у двери. — Не пальцами ты дерешься, ковбой. А револьверами. Давай уже, открывай двери, хочется проверить на прочность этот восхитительный экипаж!

А травма с переселением в другое тело и в самом деле сильно на нее повлияла. Сделала какой-то более непосредственной, что ли. И еще почти по-детски милой и откровенной. Впрочем, практически то же самое можно было сказать и обо мне.

Я торжественно нажал хромированную кнопку на брелке, двери автомобиля послушно поднялись вверх, словно уши у насторожившейся кошки. Если бы, конечно, кто-то додумался покрасить эту кошку в ярко-голубой цвет.

— А-ха! — закричала рыжая и метнулась внутрь, плюхнувшись в объятия ребристой кожи кресла. Я не стал торопиться, поэтому с хозяйским видом обошел машину, с трудом удержавшись от того, чтобы попинать колеса — какие идиоты вообще это придумали? — и легко опустился на сиденье, потянув дверь вниз. Стало удобно, только приходилось почти что лежать, и это выглядело странным и непривычным. Но непривычным в хорошем смысле этого слова.

— Чувствую себя пассажиром машины времени из старых фильмов, — хихикнула Алиса. — Я в детстве смотрела такие. В них машины работали то ли на ядерном топливе, то ли на мусорных отходах… Не помню. Но здесь все выглядит еще шикарнее, чем тогда. Солиднее, и все такое.

Анатомическое сиденье поскрипывало, подтверждая ее слова. Я со значительным видом поднял брови и воткнул длинный ключ зажигания в гнездо и повернул. Панель управления тоненько бибикнула и замигала зеленым. В двигателе что-то гулко провернулось.

Машина не завелась.

— Водить машину — это искусство, — поучительным тоном сказала Алиса. Она наслаждалась собой, окружающим днем, пахнущим деревом и кожей интерьером — хотелось верить, что и моим обществом тоже.

— Беззвучно пердеть — вот это я понимаю искусство, — огрызнулся я. — А это… просто полезный навык.

Я крутанул ключом в замке повторно, и двигатель, упрятанный, судя по звуку, под десятком дубленых бараньих шкур за нашими спинами, зарычал сытым зверем.

— Пристегните ремни, мальчики и девочки, — сказал я официальным голосом. — Компания «Эл-Ти Ламбо Райд» благодарит вас за то, что вы выбрали именно нас и надеется, что путешествие на этом ворованном, но от этого еще более прекрасном автомобиле оставит только приятные впечатления.

Машина подрагивала на холостом ходу, гул в кабине давил на уши, поэтому я снялся с тормоза и выжал сцепление. «Диабло» радостно фыркнула и заскользила по дороге, быстро ускоряясь.

— Класс… — восхищенно выдохнула девушка рядом со мной. Я промолчал. Я был с ней согласен.

Автомобили вроде «Ламборгини» очень хороши внешне, но ездить на них по городу — извращение, слишком быстро набирают скорость. То есть набирали бы, не будь в городе системы светофоров. В результате их преступной деятельности мы тащились словно беременная каракатица от одного перекрестка до другого. Я промучился таким манером минут десять, потом сообразил выход — рванул на окружную, кажется, пару раз нарушил правила, но выехал-таки на восьмиполосную магистраль безо всяких маленьких мигающих ублюдков и поддал газу как следует.

— Восемьдесят пять миль в час, продолжаем разгон, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать. Рядом с Алисой не хотелось молчать. Она была рядом, и она была настоящей — имело значение только это. — Температура за бортом плюс пятнадцать градусов, и на пятьдесят миль вокруг, а может и больше, нет ни единого копа.

— Ты не знаешь этого наверняка, — лукаво посмотрела на меня рыжая сквозь ресницы.

— Открою тебе секрет, дорогая: в Городе-минус-один полиция с самого начала как-то не прижилась. Довольно сложно принуждать к соблюдению каких-то там законов существ, которые на эти законы во-первых плевать хотели, а во-вторых отлично знают, что за это самое наплевательство им ровно ничего не будет. Попробовал бы кто-нибудь оштрафовать Афоргомона за незаконную телепортацию…

Алиса отделалась гримасой, которую можно было истолковать по-разному.

— Из всех богов я знаю только Азатота. Он тоже тут есть?

— Надеюсь, нет, во всяком случае, пока… В общем, здесь нет копов — только автоматические модули, которые подбирают трупы после неудачно завершившихся дискуссий — пару дней назад неподалеку от бара кто-то изрядно повеселился, расколотили мой старый «плимут-фьюри» в тысячу и один осколок, восстановлению не подлежит, разве что по личному указанию парня на облаках, по мановению его морщинистого пальца, да и то вряд ли…

— А ты стал поэтом, Лейтенант… — Алиса неразборчиво хмыкнула и снова уставилась в окно.

Мы были на окраине города; солнца, конечно, не было, но низкие небеса словно бы подсвечивались из неизвестного источника; время от времени по ним словно бы пробегала волна вспышек, и тогда вокруг становилось чуточку яснее. По левой стороне все просматривалось на много миль вокруг, катила свои унылые волны Коктас-ривер, сливаясь дальше, почти у самого моря, с подпитываемым горячими источниками Флегетоном. Там, словно символизируя это слияние, торчал на одинокой скале Херасе-пойнт единственный в округе маяк. Но нам туда было не нужно, я знал места и повеселее.

— Как ощущения? — поинтересовался я, продолжая вести машину. Водительский стаж у меня был так себе, но не свалить машину в кювет на повороте пока получалось. — Кстати, уже можно говорить свободно, Бад вряд ли додумался влепить сюда жучков.

Рыжая поморщилась в кресле.

— Пока непривычно. Это тело… и скорость… и это место… Все непривычно, просто жуть! Здорово меня накрыло тогда, верно? На станции?

— Угу, — подтвердил я. Она не помнила, да и мои воспоминания уже блекли, выцветали, будто древние фотографии, вытеснялись новыми яркими впечатлениями, и хотелось забыть все, что тогда было, забыть, как дурной сон, такой, чтобы после пробуждения только помотать головой — приснится же такое… И Алиса — рядом, яркая, живая, настоящая…

Господи, почему там не оказалось спасателей, и как вышло, что реактор пошел вразнос когда все уже были в двух шагах от выхода, сколько там не хватило, тридцать секунд? И как она умудрилась спасти всех и почти выбраться, схватив при этом смертельную дозу радиации? И эти четырнадцать дней… Черт, целых четырнадцать дней…

Алиса медленно покачала головой. Наваждение рассеялось.

— Бад и остальные знают об этом?

— Не думаю. После взрыва нас обоих расшвыряло в разные места и времена. Тебя — сразу сюда, а меня занесло в одно довольно поганое местечко, пришлось пробираться через какие-то чертовы прерии, вроде Дикого Запада… Там меня и подхватил десантник. Теперь он думает, что я и вправду ковбой.

Девушка хихикнула.

— Ты ему расскажешь когда-нибудь?

— В отдаленном будущем, может быть. В любом случае, он не должен услышать правду от тебя.

— Я похожа на дурочку? — рыжая притворно оскорбилась.

— Ты не хочешь слышать ответа на этот вопрос.

— Ковбой, ты бука, — фыркнула она. Помолчала секунд десять, но больше не выдержала. — Надолго мы здесь застряли?

— Спроси что полегче.

— Это было самое простое. — в кабину врывался свежий воздух, он играл с ее волосами, словно котенок с фантиком, самозабвенно, неутомимо и раздражающе. — Меня эти психи уже начинают доставать.

— Всерьез? Клэм или Бад?

— Нет, не в этом смысле, — она состроила мне рожицу. — Но согласись, что жить в приюте для умалишенных, замаскированный под бар, со временем несколько надоедает. Очень мягко выражаясь.

— Посмотри на это с положительной стороны, — предложил я, — кому придет в голову искать двух специальных агентов из Корпуса Спокойствия в этой дыре?

Алиса фыркнула, но спорить не стала.

— И кстати, — добавил я, — я вытащил тебя не только затем, чтобы мирно поболтать о всяком дерьме, как в старые времена — хотя видит бог, я по ним скучаю — а с более прозаической целью.

— Трахнуть под звуки духового оркестра?

— Если это нужно для задания, мэм, я пойду и на это, мэм, — рявкнул я, приложив кончики пальцев к пустой голове. — Нет, на самом деле мы сейчас едем за покупками.

— Оружие, взрывчатка и прочее дерьмо? — рыжая вся подобралась. — Чтобы свалить отсюда, придется прорываться с боем? Ты уже разузнал насчет местных барыг?

— Нет, ничего такого, — я рассмеялся. — Просто тебе нужна новая одежда и косметика. И еще кое-что по мелочи.

Я впервые видел растерянную Алису.

— Ковбой, тебя на твоем Диком Западе, похоже, крепко приложили по куполу — какая, к дьяволу, косметика?

— Даже и не представляешь, насколько ты права… А косметика обыкновенная — «АртритСтринг Дайм Дифенс» или «Оруэллфлейм», словом, какую выберешь.

На меня смотрели очень круглые и бесконечно удивленные глаза. Ветер продолжал прорываться через систему вентиляции и вытворять разное с отросшими рыжими прядями. И я все еще ее хотел. Чертовщина.

— Ладно, — я сделал широкий жест ладонями, на секунду отлепив их от рулевого колеса, потому что автомобиль делал уже верных сто десять миль по трассе. — Ориентирую, агент.

Алиса вся подобралась, сгруппировалась, будто именно сейчас, на несущейся по дороге машине, на нее намеревались напасть сотни наемников Синдиката.

— Нашей главной задачей является нахождение способа выбраться отсюда, верно? — задал я риторический вопрос. Алиса кивнула. — И не просто выбраться, а по возможности сохранить в целости все жизненно важные органы. Корпус не одобряет калек на службе и почему-то отказывается выплачивать им компенсации. А между тем, в настоящий момент за всей нашей безумной ватагой идет охота. Точнее, в первую очередь за тобой, мы-то уже после увязались.

— Это еще почему?

— Так ведь автобус-то мы взорвали, — пояснил я, невесело скалясь. — В автобусе ехали стандартные мертвые души, направленные в преисподнюю — бандиты, пираты, убийцы, насильники и проститутки. Среди них, само собой, была и ты, хоть пока и непонятно, в каком именно качестве.

— Спасибо, ковбой — комплимент так комплимент…

— Всегда рад оценить тебя по достоинству, дорогая моя… Словом, Харона мы хлопнули, большинство душ упокоили, в результате чего адская приемка недосчиталась кругленькой суммы, и теперь очень на нас обижена. Вывод?

— Мистер Свет вышел на тропу войны? Ты уже написал завещание в мою пользу?

— Мистер Свет — это фигура, масштаб которой еще оценят когда-нибудь наши потомки. А может, предки, не знаю. Он не будет сам заниматься поисками, глупости какие. Но младший заместитель его шестого ассистента, возможно, поговорит к кем-нибудь из верхних боссов Города-минус-один… после чего жить нам может стать совсем кучеряво — и нам четверым, и тебе тоже.

— Я думала, вы договорились зарыть томагавк войны — я помню, в бар приходила Весна, она же работала с ним…

— Опосредованно. И верно, такой договор был, да только он действовал, пока мы выполняли заказы мистера Света. Но в какой-то момент Бад решил разорвать этот контракт. Не продумав последствия, и уж конечно не посоветовавшись с остальными. В результате мы сейчас имеем вялотекущую вражду, которая вот-вот превратится во что-то более серьезное. И когда это произойдет, я не буду ни капельки удивлен.

— Какой тогда смысл менять мне внешность?

— Пока только то, что никто не сумел связать тебя и «Сломанный сон», спасает нас от полномасштабного рейда на бар силами адских демонов, Синдиката или еще кого-нибудь. И меня очень устраивает именно такое положение дел. В массовых побоищах нет ничего плохого — вот только когда ты знаешь, что на помощь ни из-за каких холмов не прискачет кавалерия, становится немного грустно. Смекаешь?

— Ты мог бы просто закрыть меня в баре и не выпускать никуда…

— Верно, но есть еще одна причина: мне может понадобиться твоя помощь в ходе поисков выхода из этого дерьмового городишки. Да и после побега опасность никуда не денется, мистер Свет суров, так что смена внешности — не моя извращенная фантазия, а суровая необходимость. Понимаешь? Маскарад нужен для анонимности, анонимность для перемещения по городу, перемещения приведут к побегу. Вопросы?

— Только один. Смена внешности — все-таки твоя извращенная фантазия?

— О, да. Но об этом позднее. Как тебе идея в целом?

— Неплохо, — призналась Алиса, ворочаясь на сиденье. Я сбросил скорость, следовало съезжать с трассы и снова зарыться в неприветливые каменные джунгли. — У меня были, конечно, и свои варианты; сидение в баре целыми днями — тьфу, черт! — ночами напролет способствует некоторому обострению ума. Я немного разобралась с местной географией, но лучшее, на что меня хватило — угнать машину, выбраться в ближайшее время за город, на Интерстейт 60, и попробовать доехать до Рая. Я слышала, раскаявшихся грешников туда принимают — по большому конкурсу, но все же принимают, на небесах нынче текучка кадров и дикий недобор.

— Ты, должно быть, и в самом деле была в отчаянии, агентесса, — дорога принялась изгибаться между домами, снова появились эти маленькие паразиты-светофоры, приходилось следить за проезжей частью внимательнее. Впрочем, украдкой пялиться на девушку это не мешало. — Поверила в эдакую детскую чушь. К счастью, теперь у тебя есть я.

«Ламборгини» пронзала городской трафик словно иголка — не слишком плотную ткань. Подрезав какой-то медлительный грузовик под аккомпанемент ревущих клаксонов, я ловко ввинтился в крайнюю левую полосу.

— Куда мы первым делом? — вопрос Алисы застал меня врасплох.

— Эмм… — исчерпывающе ответил я. — Ну… надо бы за париком прежде всего, потому что твои рыжие кудри очень скоро примелькаются, и кто-нибудь обязательно вспомнит: «А не про эту ли девчонку нам говорил давеча Дон Балконе?» Ты, мягко говоря, бросаешься глаза, вот что я хочу сказать. С другой стороны, за париком в этой твоей школьной расцветке нельзя, она выглядит, словно прямиком из секс-шопа, видел я там такое…

Алиса как-то неожиданно смущенно разгладила над коленями синюю форменную юбочку.

— Снять? — поинтересовалась она ангельским голосом.

— Было бы неплохо, — признал я. — Увы, не в этой жизни, так ты привлечешь еще больше внимания. Но, как уже было сказано, очень удачно, что у тебя есть я! — я притормозил и щегольски втерся между двумя стоящими у тротуара «мини-куперами». С щелчком открыл отделение для перчаток — локоть при этом коснулся голых коленок Алисы, и меня в очередной раз бросило в жар. Да что ж такое-то?

— Неужели эротическое белье? — восхитилась девушка и тут же погрустнела. — Нет, всего лишь бейсболка…

— Поможет не привлечь внимание всех озабоченных парней, бандюганов и мартовских котов в округе. Давай сделаем это по-быстрому.

— Честно говоря, я думала, ты другое имел в виду, — пробормотала Алиса, когда я тащил ее к дверям магазина под названием «Пробешка», я пару раз слышал, как о нем упоминали немногочисленные девчонки, бывавшие в баре. — Но в качестве заменителя тоже, пожалуй, сгодится.

За что я люблю современные магазины — здесь всем на тебя чихать. Никто не бросается на тебя оголодавшим тигром, бормоча «Чем могу помочь, уважаемые господа, обратите снимание на скидочные товары», никто не вздымает жарким дыханием волосы на затылке. Ходишь, выбираешь? Вот и ходи себе, а надумаешь чего — касса в той стороне.

Мы ходили. Счастье еще, что Алиса, хоть и девчонка, умудрилась не перенять отраву консумеризма от местных продажных дурочек — да она и сама, похоже, понятия не имела, что именно ищет. В результате остановились на легких кроссовках «Скачерс», синих джинсах «Ливон», серой толстовке «Норт Маг» и черной футболке с надписью на груди «Хватит пялиться, я тебе не по карману». Небеса, должно быть, рыдали.

— Я тебя разорю, — обронила заметно повеселевшая Алиса, когда мы покидали магазин. Она переоделась сразу же, срезав ярлычки, старую одежду упаковали в полиэтилен и выбросили в ближайшую урну.

— Да нет, — осторожно сказал я, прикидывая в уме расходы. — Пока еще в пределах бюджета держимся.

— Ты не понял, ковбой, — хихикнула она, направляя меня ко входу в магазин с веселым названием «Психора». — Я говорю в будущем времени. О перспективе. И я не шучу.

Она не шутила.

В магазине продавалась косметика. И как-то в итоге получилось, что Алиса неслась по рядам, словно птеродактиль, вцепляясь то в одно, то в другое, рассматривая какие-то баллончики, тюбики и футлярчики, то с недовольным писком отбрасывая что-то обратно на полки, то с одобрительным ворчанием перебрасывая вещи за спину, в подставленную тележку. Через сорок минут я уже был мокрый, как мышь, а рыжая, кажется, только начала входить во вкус.

— Алис, еще немного, и ты станешь золотым клиентом этого магазина, тогда придется оформлять VIP-карточку с фотографией и личными данными!

Это ее остановило.

— Хм… Ладно, тушь мы взяли, корректор мы взяли, румяна и пудру тоже… Салфетки для снятия макияжа взяли, и даже гигиеническую помаду нашли. Клубничка, моя любимая!

«Мы?»

— Осталось… осталось… — пробормотала Алиса, морща лоб. — А! Влажные салфетки какие-нибудь, да еще пробничек духов. И дезодорант! Ты же хочешь, чтобы от меня пахло приятно, да, ковбой?

Я-то знал, чего хочу. Но вслух об этом не сказал.

Магазин был сделан с толком — здесь имелось несколько столиков для макияжа, один из которых Алиса немедленно оккупировала. Я с трудом переводил дыхание, полулежа в удачно подставленном расторопной сотрудницей кресле, осоловело водя глазами по сторонам.

— Ну как тебе?

Развратная школьница с потекшей тушью и съеденной помадой на припухших губах исчезла бесследно. Передо мной стояла девочка-подросток лет шестнадцати, спортивная, аккуратно, едва-едва заметно накрашенная — такой макияж требует больше всего времени — с веселыми светло-карими глазами. Непослушные рыжие волосы бесследно спрятались под бейсболкой, накрытой капюшоном.

Я громко сглотнул.

— Нормально, — сказал я совершенно не своим голосом. — Достаточно неузнаваемо. Но учитывая, что в кепке и капюшоне ты ходить все время не сможешь, то…

— Здесь рядом есть парикмахерский салон, у них должны быть отличные парики, — не дала закончить фразу Алиса и потащила меня к выходу.

— Этот? — я пришел в себя и скептически нахмурился.

— Так ты похожа на Мэрилин Монро.

— Это комплимент?

— Предостережение. Она плохо кончила.

— У всех свои недостатки. Этот?

— Хмм… Ава Гарднер. Фам фаталь.

— Ты просто слишком пессимистично настроен, Лейтенант. Немного жизни в этом мрачном месте — вот и все, что ему нужно… Этот?

— Лиз Тейлор. Омерзительно выглядела под конец жизни.

— Вряд ли ты будешь смотреться намного лучше. Что насчет этого?

Я ничего не сказал. Только пожирал глазами маленького, коротко стриженного подростка. Прическа полностью преобразила ее, сделала одновременно чище, правильнее, и… да, безумно сексуальной.

— Ты… — голос был хриплым, в кровь поступало слишком много гормонов. — Ты похожа на Одри Хэпберн.

— Это хорошо? — Алиса всмотрелась в меня, будто в зеркало. Кивнула чему-то своему. — Да. Это хорошо. Берем!

По хорошему, следовало бы хватать машину и нестись домой — мы были в хорошем районе, бандитские крысы здесь не шныряли, а из посетителей магазинов нас, похоже, никто не узнал. Но на меня напала охота покуражиться. Да и Алиса так радостно переживала собственную свободу и перевоплощение, что удержаться было невозможно.

— Как насчет отметить радостный повод реинкарнации в какой-нибудь забегаловке поприличнее? — Я уже пришел в себя и снова научился строить связные предложения вместо сдавленного динозаврьего хрипа.

Алиса сверкнула глазами.

— Не могу отказать такому соблазнительному… предложению. Идем! — Она закружилась посреди улицы, прохожие с ворчанием обходили живую карусель. — Черт, кажется, мне начинает нравиться этот город!

— Чертова планета, — зло сказала Алиска, тряхнув коротко стриженой рыжей челкой. Сказала и уставилась в заполненное дождем окно. Лило уже вторые сутки, на улицу было не выйти, так что все, что нам оставалось — это надираться в полном одиночестве в служебном баре. — Чертова насквозь промокшая планета.

В другой ситуации я был бы вовсе не против — выпивка присутствовала в поражающих воображение масштабах, в помещении было тепло, да и Алиса могла, если нужно, быть приятным собеседником. Но только не в нынешнем положении — Корпус поручил нам охрану недавно открытой здесь АЭС, разведка расстаралась и доложила, что местные террористы из очередного «Фронта праведного освобождения от неправды и несвободы» задумали ее подрыв, а у кого-то из местных шишек нашлись среди нашего руководства полезные друзья. Хорошо хоть сегодня была не наша смена, но дождь в любом случае пришелся совершенно некстати.

Дождь, конечно, был искусственный. После долгой зимы и внеплановой оттепели Бюро Погоды, наверное, решило, что земле нужна встряска. Биоактиваторы, удобрения и мутировавшие сверхэффективные зерна, упрятанные под слоями дерна, ждали слишком долго.

— Все ненастоящее — реки, дома, дожди… — протянула Алиса пьяно. — Люди, наверное, тоже. А? Как думаешь, Лейтенант?

Я промолчал. Но такая мелочь не могла, конечно, остановить девушку.

— Кругом манекены, — сказала она, стукнув пустым стаканом о стойку. — Андроиды. Проклятые роботы, чтоб их… И мы. Какого хрена мы забыли среди этого водяного ада? А? Может, и мы тоже ненастоящие? У меня в рюкзаке наверху лежит четырехфунтовый пакет Семтекса. Гексоген и ниперит. Подорвать здесь все, что ли?

— Эй, придержи коней, — успокаивающе сказал я. — С такими разговорами недолго оказаться в Сан-Квентине. Корпус в этих делах довольно щепетилен.

— Чертова древняя тюрьма, — пробормотала Алиса, склонившись над стойкой. Рыжие волосы закрыли лицо. — Сколько ей — лет пятьсот?

— Около того. Только это не тюрьма, а лечебница. И кстати, напиваемся мы сейчас исключительно на деньги того самого Корпуса, который ты так не любишь.

— А знаешь, почему? — она вскинула голову. По подбородку стекала слюна. А может, водка. — Я расскажу. Помнишь, когда мы только начинали работать на этих ребят? Не знаю, как ты, а я пришла сюда не из-за денег. Мне хватало своих. — Она икнула. — Мне не хватало цели. Понимаешь? У меня была спокойная, правильная, размеренная жизнь — и в ней не было смысла. Никакого! Жрать да спать — вот и вся жизнь, но это, ты знаешь, свинячье дело. Мне нужна была цель. Что-то, за что не стыдно было бы и умереть.

Она помотала головой. За окном шумели струи дождя, с шипением обрушивающиеся на блестящую от влаги землю.

— Корпус дал мне это, Лейтенант. Точнее, пообещал дать, иначе я бы свихнулась от этого чертового однообразия жизни в этом лучшем из миров, иначе я загремела бы в чертов древний Сан-Квентин… Мне пообещали цель в жизни. Высокую, чистую и благородную. И к чему все пришло? К чему скатилось? Охранять атомные станции да наклюкиваться в баре в отдыхающую смену?

Я не ответил.

— А ты зачем пришел в Корпус?

— Деньги были очень нужны, — соврал я. Не признаваться же, что мы учились в одной школе и выпустились в один год. Она меня не помнила, конечно — самая яркая девчонка на потоке, у нее хватало поклонников — а такие, как я, никогда не запоминаются. Словом, можно сказать, что получив ее, Корпус одновременно получил и меня.

Алиса фыркнула.

— Тогда забудь то, что я только что говорила. Или не забывай — все равно вряд ли поймешь.

Размеренный шепот дождя расколола резкая трель коммуникатора. Сначала моего. Потом к нему присоединилось пиликанье устройства Алисы.

— А вот это уже хороший знак, — прокомментировала девушка, мотая головой. Ее опьянение никуда не делось, но в глазах разгорался огонек азарта. — Что-то случилось, что-то чрезвычайное. Что-то настоящее. Жизнь снова обретает смысл, а, Лейтенант?

Это было не совсем кафе — скорее то, что называется «фуд корт», только на открытом воздухе. Десяток столиков и три небольших заведения, делящие их между собой — да, еще передвижной киоск с шаурмой в отдалении, делающий вид, что он тут ни причем. Но мне понравилось. Черт, мне бы понравилось и закусывать прогорклыми шпротами в коробке из-под стиральной машины, дело было не в еде и не в месте.

Алиса недоуменно оглянулась было в поисках меню, потом сообразила и набрала заказ на ЛСД-экране посреди стола. Удобнее было бы с телефона, но мы его не купили. Оно и к лучшему — меньше шансов отследить.

— А? — я отвлекся от стратегического планирования.

— Меню на, — хихикнула Алиса. — Заказывать будешь?

Заказывать… Условное кафе представляло собой традиционную эклектику «европейско-азиатско-классической кухни». Интересно, классическая — это какая? Ага, «жаркое в лаваше», более известное, судя по всему, как чимичанга. Прелестно. Просто прекрасно.

Я ткнул пальцем наугад и отмахнулся.

— Кулинарные способности хозяев поражает разнообразием. У Бада в баре и то вкуснее, он умеет готовить вполне сносные гренки.

— Серьезно? Тогда ему стоило бы остаться поваром и владельцем своего «бед-энд-брекфаст», а не идти в наемные убийцы, — развеселилась девушка. — «Бад-энд-брекфаст», а?

Экран засветился и проиграл маршевую трель.

«От администрации города, — сказала женщина в строгом костюме. — Сообщается о побеге с территории фабрики, принадлежащей «Корпорации Хелайн» ценной собственности — Алисы Дуче. — На экране появилась фотография, но явно не из отдела кадров этой самой фабрики, на ней Алиса в своей всегдашней школьной форме позировала на фоне каких-то антикварных диванов и портьер. Я с облегчением выдохнул — узнать в этой лолите нынешнюю остроглазую девчонку было практически невозможно. — Всем, кому известно местонахождение указанного экземпляра, просьба проявить гражданскую сознательность…»

— Эй, да она забойная цыпочка! — громко сказала Алиса. — С такой я была бы не прочь проявить сознательность и позабавиться как следует!

— Думаю, у тебя была такая возможность, — тихо сказал я. — И еще будет, если мы не напортачим. Прекращай клоунаду.

Но Алиса и сама как-то посерьезнела и даже в принесенные суши вгрызлась без особого аппетита. Мой заказ тоже принесли — что, серьезно? Чертово «жаркое в лаваше»? Дьявол! Хм… Хм… А на вкус даже и ничего… Голод, до этого вялым анабиозным червяком шевелившийся где-то в углу кишечника, вдруг радостно напомнил о себе и заставил проглотить немаленький конверт «жаркого» буквально за минуту. Здравствуй, язва желудка, мы всегда рады постоянным клиентам!

Алиса все еще о чем-то раздумывала.

— А они взялись за дело всерьез, а, Эл-Ти?

— Ненавижу эту кличку.

— Я тоже не в восторге от «мисс Дрейк», но тебя это никогда не смущало. Боссы города с специальными заявлениями, мое милое личико на экране любой забегаловки, странные фотки, словно из эскорт-агентства… «Вы видели эту девушку?» Ха! Ой, язык прикусила!

— Значит, теперь ты будешь меньше говорить? — обрадовался я.

— Нет, теперь ты будешь хуже меня понимать… Интересно, что они планируют со мной делать дальше — отправят в Ад на фабрику к мистеру Свету или просто будут чем-нибудь шантажировать Корпус со мной в качестве заложницы?

— Скорее первое. Корпус не платит выкуп за попавших в плен сотрудников и не оказывает сравнимых по ценности услуг. Не считает нужным.

Фуд-корт заполнялся посетителями — популярное, судя по всему, местечко. Я проводил взглядом парочку, которая отчего-то не стала присаживаться за столик, а подошла непосредственно к стойке. Знакомые, наверно. Или тоже постоянные покупатели.

Алиса вздохнула.

— Н-да… Жаль, еще темные очки мы не взяли. Маскироваться — так по полной!

— Наоборот. Здесь редко бывает солнечно, так что человек в темных очках привлекает внимание. Ты сейчас выглядишь идеально.

Черт. Оно само вырвалось.

— Ты сегодня буквально соришь признаниями, — Алиса вгляделась в меня. — С тобой точно все нормально?

Господи, какое же у нее мягкое и молодое лицо, совсем не похожее на то, с которым я ее видел тогда, в прежней жизни, после взрыва… Но ничего уже не вернуть. К сожалению или к счастью — все случилось так, как случилось, раз и навсегда.

— Понятное дело, — я занялся поисками недоеденных фрагментов «жаркого» на тарелке. — Просто имею в виду, что волноваться не о чем. Маскировка надежна. Мы в безопасности.

— Некому не двигаться, суки! — взревел вдруг один из тех, кто последние пару минут отирался у стойки. Он развернулся; в руках у парня оказался дробовик, который он немедленно разрядил куда-то в потолок. Сверху посыпались осколки подвесного потолка, фрагменты ламп дневного света и строительный мусор; кто-то взвизгнул, кто-то тоненько, пугливо вздохнул.

— Это ограбление! — подхватила его спутница, щуплая девица с грязноватыми волосами какого-то мышиного цвета. Она орудовала небольшим, но угрозливо выглядящим пистолетом — судя по фигурной рукояти, чем-то вроде «Глока 17» — Кто из вас, пидаров, шевельнется, сразу влеплю пулю в мерзкую харю! Замерли все, ублюдки!

— Вот блин, — сказал я негромко. И уловил боковым зрением восхищенный взгляд Алисы. Кой-черт! Она не была встревожена или испугана, ни капельки. Она наслаждалась минутами опасности, как пьяница восторженно цедит в воспаленное горло последние капли дешевого вискаря.

— Что делаем? — деловито поинтересовалась она. — Работаем же, так? Я снимаю девку, ты берешь парня. Никто даже пальнуть не успеет, все быстро сделаем, и без жертв.

— Какого хрена ты там бормочешь, курица! — парень с дробовиком повернулся к бледной, как молоко, хозяйке. — Роботов вызвать захотела, приборов этих? На тебе приборов!

Бахнул выстрел, какой-то мигающий зеленым агрегат за спиной женщины выбросил в воздух куски пластика, развалился и мигать перестал. Девица с пистолетом вскочила на стойку.

— Слушаем все! Выкладываем бумажники на стол, прямо на экран! Два человека — два бумажника! Часы и телефоны туда же! Через минуту! Нет бумажника — пуля в ногу, дальше будешь жить калекой! Не шучу, сука! Хотите проверить — докажу каждому, лично!

— Работаем, значит? — прошипел я. — И без жертв? А что ты потом с ними делать собираешься? Сдать в администрацию? Тебя ничего не настораживает в своем блестящем плане?

— Черт, — она выглядела обескураженной. — Как-то привыкла, что городские власти перед нами на задних лапках ходят…

— А ты что замерла, родная? — дробовик снова повернулся в сторону хозяйки. — Выворачивай кассу, живо! Мы поблажек малому бизнесу не делаем, самим мало. Шевелись, время тикает!

— Поэтому вот что мы сейчас сделаем, — прошептал я, вытаскивая из заднего кармана джинсов бумажник и позволяя рубашке задраться. — За поясом сзади у меня револьвер, сейчас я пригнусь и ты его вытащишь.

— Ты…

— А когда я скажу «честное слово» — влепишь пулю в того парня, что маячит с дробовиком.

— А…

— А у меня останется нож, и я постараюсь что-нибудь с ним сделать.

— Эй! — пигалица с «Глоком» заметила непорядок. — Какого дьявола ты, носатый, возишь деньги по полу! Руки кривые или что? Потому что если так, то я тебе их быстро вылечу! И нос твой кривой заодно!

— Извините, пожалуйста, — униженно улыбаясь, я нагнулся за бумажником. — Очень волнуюсь просто, простите.

— Давай сюда! — она была уже совсем рядом. — Нет у меня времени с вами разговоры вести! Эй, а почему бумажник всего один? Ты со мной шутки решил шутить, придурок?

— Да нет, — я уставился ей в переносицу самым искренним взглядом из своего арсенала. Закоренелые преступники немедленно раскаялись бы от его чистоты и прозрачности. — Тут такое дело… моя девушка буквально только что бежала из Врат Ада и по этой причине еще не успела обзавестись. Времени не было. Но мы исправимся. Честное слово.

— Что за…

Бах!

Отдача у моего «Уокера» будь здоров, да и весит он два с лишним килограмма, куда больше, чем более привычные Алиске «Стрижи» и «ПЯ». А я забыл ее об этом предупредить. В общем, пистолет выбросил в воздух целый сноп искр и пламени, плюнул облаком густого синего дыма, но если говорить о результатах, а не внешнем эффекте, то дела у нас были так себе — она промазала. Идиот с дробовиком завертелся на месте, как юла, но желания упасть и замереть навсегда не выказал — подвел меня, одним словом. Зато коза с пистолетом едва не полетела под стол от неожиданности, потеряла равновесие.

— Вторая отметка! — рявкнул я не своим голосом, и Алиса, молодец, поняла — с хрустом взведя курок ладонью, она пальнула снизу вверх, почти не целясь — и свинцовая шарообразная пуля сорок четвертого калибра свалила наглую грабительницу со стола.

— Ага! — закричала рыжая. — Гнутся шведы!

Фуд-корт заволокло дымом и пылью. Отвратительно воняло кровищей, обугленной тканью и сгоревшим черным порохом. Откуда-то доносились сдавленные крики — неважный выдался ланч у местных ценителей смешанной кухни. Впрочем, им не впервой.

А я все пытался засечь того парня с дробовиком. Он выглядел поумнее подельницы и под пули лезть не спешил. Перемахнул через стойку? Затаился за углом? Вовсе сбежал, скинул ствол и одежду?

— Я потеряла его! — Алиса осторожно высунула голову из-за столика, длинный ствол револьвера торчал из-за черных прядей, как подсолнух над полем. Я скосил глаза вбок — но подстреленная лежала глухо, пуля пробила брюшину и под углом вошла в грудь. Смертельный исход. — Где он, Лей… — она осеклась. — Где он, Лейв?

За ее спиной возникла бесшумная смутная тень. Тень двигалась быстро, крадучись, в сжимала в руках длинный ствол, что-то очень старое, чуть ли не с деревянным прикладом, вроде охотничьей «Беретты». Алиса его не видела и даже не чуяла — она, похоже, решила, что стрелок и в самом деле скрывался за стойкой, и основное внимание уделяла именно ей.

Дым рассеивался медленно. Парень с дробовиком был уже совсем рядом, он уже разинул рот для бодрого дровосечьего хеканья, чтобы опустить приклад на черную алискину шевелюру. Оставалась секунда, самое большее две.

Ну, не умею я как следует метать ножи. Не научился, чтобы они эдак красиво, словно в замедленной съемке, вращались в воздухе и в конце по рукоять врезались плохому парню между глаз. Контактный бой — это одно, а весь этот цирк с летающими кинжалами я всегда считал ненужным. Маловажным. Как оказалось, ошибочно — и в критический момент метнуть как следует у меня не получилось.

Но это, в общем, и не понадобилось. Главное тут было усилие и скорость — нож полоснул воздух размытой тенью и влетел второму идиоту рукояткой прямо в висок. Глаза у идиота закатились, его повело вбок и завалило куда-то под столик. Дробовик громко стукнул о покрытый вытертым линолеумом пол.

Тут Алиса, наконец, обратила на него внимание.

— Ух! — выдохнула она. — Это было… чертовски близко, а? Прямо как тогда, в операции «Воздушные ножи», на Омикрон-семь! Черт, точно, как в старые времена! Спасибо, что выручил, Лейтенант. Нет, правда! Спасибо! Теперь я тебе должна — по-крупному. А пока — пора сваливать! Труповозка, медики и копы разберутся — кого куда, ну, а у меня в этом участвовать нет никакого желания. Ходу!

Она отвернулась и одним прыжком перемахнув через столик, рванула прочь. А хорошие джинсы мы ей купили… тьфу, что за чушь лезет в голову после всего этого.

— Ты уже умерла однажды, Алиска, — сказал я тихо, чтобы она не услышала. — Больше этого не повторится.

— Какой придурок додумался строить атомную станцию посреди города? — Алиса металась из стороны в сторону, поперек улицы, точно тигрица в вольере. Улица, к слову, была перегорожена и заблокирована — обычные полицейские рогатки, в нормальные дни мы бы на них и внимания не обратили. В нормальные, смекаете? — Это специально, чтобы любая атака ополоумевших фанатиков, оснащенных более-менее современной электроникой и оружием, гарантированно увенчалась успехом?

— Считалось, что станция абсолютно безопасна, — сказал я бесполезно. Можно подумать, она и так этого не знала, будто не отпечатались в памяти строки из методички: «Контейнмент выдерживает падение самолета типа «Бородавочник» с полным боезапасом, или землетрясение до семи баллов, или подрыв грузовой автомашины с двумя тоннами тротила на расстоянии двухсот метров…»

Алиса только дернула нервно плечом и зашагала еще быстрее. Дождь продолжал лить, все происходящее казалось сценой из какой-то производственной драмы. Он и она, и ливень, и пустая улица…

— Дежурная смена? — резко уточнила рыжая. — Джинни, Рональд? Обстоятельства подрыва?

Офицер полиции, блокирующий проезд, покачал головой.

— Террористы привели в действие взрывное устройство большой мощности. Обслуживающий персонал и охрана погибли на месте, в здании пожар — нарушена целостность корпуса реактора.

— В смысле «нарушена целостность»? — Алиса резко развернулась. — Тогда почему здесь не работают спецкоманды, а над реактором не кружат пожарные самолеты? Почему все ведут себя так, будто это — обыкновенный пожар, и вообще оно все само рассосется?

— Эммм… — на полицейского было неловко смотреть. — Ну, так дождь ведь, считают, что он потушит крышу-то… Или она обвалится, когда прогорит, и опять же тушить будет легче. Деток, конечно, жалко, но тут уж выбирать приходится…

— Каких еще деток?

— Так ведь экскурсионный автобус там был, привезли школьников знакомиться с устройством станции… А тут взрыв, значит, да вся эта неразбериха… В общем, там и застряли. А как вытащить? Радиация эта опять же, чтоб ее…

— Твари, — коротко резюмировала Алиса и повернулась ко мне. — Пошли.

Не спросила, не попросила, просто выдала, как само собой разумеющееся. И я пошел за ней сквозь стену падающей с неба воды — и это тоже было естественно. Точнее, побежал, потому что она тоже бежала — и плевать было на заблокированную улицу, и было плевать на столб черного дыма в ее конце.

— Что случилось с рассуждениями о людях-манекенах, которые недостойны спасения? — крикнул я на бегу. А она даже не запыхалась, неслась быстро, ровно, как на тренировке вокруг стадиона.

— Это разное! — крикнула она в ответ, поднимая облака водяных брызг. — Это мои личные рассуждения, индуцированные алкоголизмом, депрессией и недотрахом. Бывает! А то, что мы несемся сейчас спасать ребят, вместо вон тех трусливых свиней в начале улицы — это вколоченные намертво в учебке инстинкты. Людей — спасают. Всегда и везде. Если ты, конечно, тоже человек, а не помянутая чуть выше свинья.

Залитая дождевыми потоками улица закончилась. Здесь был еще один кордон — более основательный, пара броневиков и несколько бесцельно бродивших туда-сюда полицейских, судя по возрасту, курсантов.

— Корпус Спокойствия! — махнула удостоверением, подбегая, Алиса. Нельзя сказать, что, увидев ее, парни вытянулись по струнке, но маяться дурью определенно перестали. — Доложить обстановку!

Пару секунд полицейские переваривали приказ.

— Э-э-э… — ответил наконец самый сообразительный. — Ну, это… препятствуем доступу населения к очагу возгорания. Поддерживаем порядок.

Алиса окинула взглядом пустынную улицу.

— Молодцы, — кивнула она. — Пропустить.

Императивная речь сработала и на этот раз — а может, просто не было приказа тормозить двух безумных психов, рвущихся к окутанному дымом и радиоактивным облаком зданию. Гарь прибивало дождем к земле, и мы бежали по мокрому пеплу, похожему на сгоревшие крылья.

Двор был пуст, только догорал в неглубокой воронке подорвавшийся грузовик террористов, да замерли вдали две пожарные машины, тоже пустые. Алиса остановилась, выставила перед собой руки, словно очерчивая невидимый экран.

— Так… Энергоблоки здесь строились по единому проекту, который не менялся со времен царя Гороха… значит, справа будет технологическая шахта, а по левой стороне такой тоннель, если не завалило… ну… минут шесть туда, там, положим, минуты три, и обратно столько же. Ну, две минуты еще накинем.

Она повернулась ко мне, дождь размывал резкие черты, делал лицо неуверенным, почти детским.

— Девятнадцать минут, Лейтенант. Если через девятнадцать минут я не появляюсь, связываешься с Корпусом, объявляешь тревогу по форме Б-2, пускай сгоняют сюда всех, кто есть. Я попробую вытащить оттуда живых.

— Вытащить живых?

— Только это, — Алиса покачала головой. — Я не самоубийца, близко к реактору меня на аркане не затащишь. Обернусь быстро, даже дозу поймать не успею, дождь поработает замедлителем, понял? — она помахала ладонями.

— Алиса… Я…

— Я знаю, Эл-Ти, — она быстро, почти незаметно улыбнулась. — Скоро увидимся. Жди здесь.

И исчезла в одном из боковых выходов, полном темноты и дыма. Дождь не прекращался, вокруг все еще не было ни души, только поверху прошла тройка вертолетов, видимо, Корпус и без алискиных инструкций подтягивал резервы.

Пятнадцать минут. К воротам с визгом подлетела «скорая». И еще одна. Длинный черный лимузин и два внедорожника. Пожарная машина, из которой горохом посыпались люди, расставляя переносные дизели, разворачивая пожарные рукава. Из «скорых» выскользнули размытые тени в белых халатах. Одна метнулась ко мне.

— Где они?

Похоже, сегодня я намертво ускользал из актуального новостного контекста.

— Кто?

— Был звонок насчет застрявших на станции детей — насчет того, что они освобождены и находятся во дворе. Похоже, звонили изнутри станции.

Черт!

Я рванул к выходу, в котором скрылась Алиса, и кричавший что-то вслед врач исчез за дождевой пеленой.

Семнадцать минут. Из тоннеля донесся топот множества ног — один за другим оттуда выскакивала мелюзга, класс пятый-шестой, не больше. Они рассыпались по двору, почти сразу попадая в оборот ребят в пожарной и медицинской форме. Я остановил одну девчонку, посмышленее с виду.

— Где девушка, что вас всех нашла?

— Она сказала, что ты будешь ее искать, — очень серьезно ответила девчушка. — А еще сказала, что пошла к реактору, иначе вся эта тряхо-мурдия скоро рванет. А ты ее жених, да? А что такое тряхо-мурдия?

Ответов она не дождалась.

Коридоры энергоблока узкие, как по ним вообще можно передвигаться, не влетая в стены? Но проект и правда типовой, нас как раз на таких учили. Коридор — раздевалка, коридор — машинный зал и часть контура охлаждения, коридор…

Она была здесь. Лежала ничком на белом кафеле и едва пошевелилась при моем приближении. Но все же пошевелилась.

— Какого дьявола ты туда полезла? — честное слово, я этого не говорил, но слова, полу-крик, полу-стон словно вырвался сам. Алиса ничего не сказала, только слабо отмахнулась рукой-плетью. На ноги она встать так и не смогла — не держали.

— Люди, Эл-Ти. Какие бы они ни были — их все равно нужно спасать… Спасать, в надежде, что… А, неважно. Смысл — помнишь, я говорила? Смысл жизни.

Я подхватил ее тоненькое тело на плечо — оно было сухим, скрипящим и очень, почти невыносимо жарким.

— А ты… зачем ты за мной увязался? Я и сама бы…

— Заткнись, Алис, вот просто сейчас заткнись. — Делать шаги оказалось не так уж и сложно — одна нога вперед, потом другая. Не упасть на скользком полу. И балансировать с дополнительным весом. Просто, как кусок пирога. Ребенок управится.

Несмотря на это, обратный путь показался несообразно, невыносимо долгим. В глазах плавали надутые радужные пузыри, ноги дрожали, словно я оставил позади два — один за другим — марафона. А на последних метрах, уже у самой «скорой», меня начало слегка подташнивать.

Страшная Алиска. Лицо опухло, словно натянулось от жары, глаз почти не было, одни щелочки остались. В снежной белизне палаты, окруженная катетерами, капельницами, разноцветными трубками и капсулами с физраствором она выглядела космонавтом, покидающим земную твердь в путешествии к далеким холодным звездам.

— Уходите, — медсестра была категорична. Одна из тех, кто дежурил всю смену целиком, принимая раненых и облученных. Эта смена вся умрет в течение месяца, у нее и защиты-то никакой не было, только халаты да перчатки. Но тогда об этом еще никто не знал.

Город эвакуировали — весь, целиком. Бесконечные очереди автобусов вытягивались с автовокзалов длинным суставчатым хвостом. Люди смеялись — каникулы за счет государства! Брали с собой ноутбуки и документы, больше ничего. Собирались, словно на отдых. Опустевшие улицы были по колено в белой пене дезактиванта.

В радиологической лечебнице в столице не было свободных мест, меня приняли одним из последних, но уже в первый же день я узнал, конечно, где держат Алису — как же не узнать, мы ведь были вместе, всегда. Как говорят, в горе и в радости — только это чушь, радость свою мы цедили поодиночке, а вот бедами всегда делились друг с другом. Пускай в наших отношениях не было нежности, но я все равно не ждал и не хотел ее. И мы никогда не могли быть вместе, конечно, я знал и это, но только… только я не мог представить ее здесь одной, одинокой, в пустой холодной палате.

Начальник отделения была женщиной. Спросила сразу:

— Ты ей кто будешь?

— Жених, — соврал я, вспомнив про спасенных детей.

Женщина вздохнула.

— Оно, может, и к лучшему. Слушай сюда, парень: центральная нервная система у твоей невесты поражена полностью, костный мозг поражен полностью, внутренние органы…

— Это понятно, — сказал я. В голове билась одна мысль: что вы от меня хотите, люди? увидеть ее, снова увидеть, быстрее… — Сколько займет лечение?

Завотделением поглядела странно. Я запомнил этот ее взгляд: вроде бы понимающий и сочувствующий, но все равно равнодушный. Вроде как с маленьким ребенком общалась.

— Это я могу сказать точно, жених: четырнадцать дней. Может, меньше.

— Нормально. А потом — восстановление, может, химиотерапия какая-то, я не знаю? Санаторий? Или просто комиссуете по здоровью?

— Потом будут похороны, парень, — спокойно и четко сказала женщина за столом. — Через две недели, самое большее.

Слепыми мутными струями молотил в окна дождь.

Она прожила ровно четырнадцать дней. Аппаратуру у нее меняли каждые два дня, старую выбрасывали, из соседних палат всех больных перевели на другие этажи — от нее фонило, как от работающего реактора. И то сказать, из тех коротких фраз, которыми Алиса делилась, пока еще была в сознании, было понятно, что в реакторное отделение она вошла, когда там уже все пошло вразнос, первый тепловой взрыв уже произошел, и куски ТВЭЛов с урановыми таблетками валялись буквально под ногами. Как она сумела опустить стержни-замедлители, как у нее вышло вернуть сборки обратно в реактор — бог весть.

А когда я спросил ее об этом, Алиса только ухмыльнулась.

— Швабра там стояла рядом, уборщица, наверное, забыла. Так я их — шваброй обратно закидала. Сделала, блин, влажную уборку, — и закашлялась мокрым булькающим кашлем. Внутренние органы уже начинали деградировать, слизистая во рту отходила пластами, и говорить ей было тяжело.

Она менялась внешне каждый день — мутнели глаза, выпадали волосы, на лице постепенно проступали язвы и раны. Кожа мокрела, трескалась и расползалась. А потом меня перестали к ней пускать. На одиннадцатый день. Я это помню точно. Одиннадцатый день.

А накануне у нас состоялся последний разговор — потому что больше Алиса уже никому не сказала ни единого слова.

— Я не жалею, — прошептала она. — Это больно и мерзко, конечно… когда тело превращается в кисель, когда я почти не вижу тебя, но чувствую, что ты отводишь глаза… Но я ни о чем не жалею. Черт, обидно-то как — я бы не прочь, чтобы ты сейчас прыгнул на мои кости, но только боюсь, что уже утратила товарный вид. Развалюсь на тряпочки прямо под тобой — сраму не оберешься.

Следующие три дня было очень тихо. Потом объявили, что похороны состоятся в ближайшие выходные. Закрытый свинцовый гроб, помещенный в бетонный саркофаг. Говорят, одеть ее уже так и не смогли, не на что было одевать. И на кладбище не пустили никого, только сделали трансляцию через сеть для желающих.

А на следующий день после похорон я взял ее рюкзак с Семтексом и подорвал всю эту больницу к чертовой матери.

На шоссе мы вернулись без проблем — синяя «Ламбо», возможно, и привлекала внимание, но не настолько, чтобы у кого-то из бандосов-беспредельщиков возникло желание ее остановить. Сыто порыкивая двенадцатицилиндровым двигателем, автомобиль оставил позади знакомые серые квадраты Стэкстона и устремился за пределы города, на юго-восток, где на возвышенности Пургатори-Маунтин находился маяк Херасе-пойнт. Ветер принялся потихоньку крепчать, набирая силу, а темная беспросветная ночь начала сменяться предвечерней тусклостью, когда все вокруг видно словно через желтый светофильтр.

Алиса внезапно расхохоталась.

— Отходняк начался? — заботливо поинтересовался я.

— А? Нет, какое, мы ж не дети… Просто пришло в голову смешное. Понимаешь, любое заведение общепита — дорогой ресторан или маленький «морковник» вроде нашего — это место повышенного риска. Поэтому там обязательно стоят камеры, пишущие все происходящее за день на винчестер. Доходит?

Я напрягся. Одно дело — мирная парочка, поглощающая фаст-фуд. Другое дело — та же парочка, раскидывающая вооруженных грабителей и раскидывающая во все стороны пули и ножи. Таким непременно заинтересуется администрация. А у местных боссов не может не быть хороших друзей среди оргпреступности — оно везде работает одинаково. И снять после этого наши милые, открытые физиономии с камер наблюдения, растыканных по всей улице — пара пустяков. Может получиться нехорошо. И вся маскировка коту под хвост.

— Вот только… — Алиса все еще давилась смехом, — вот только первый парень, тот, что с дробовиком, очень нам помог. Первым же выстрелом он вдребезги разнес сервер с жестким диском. Никаких записей.

— Граждане, — с чувством сказал я. — Используйте облачные сервисы, они просты, надежны и неплохо умеют противостоять выстрелам из дробовика.

Дальше мы еще немного посмеялись, а «Ламбо» тем временем упруго нарезала круги вокруг Пургатори-Маунтин, подбираясь к маяку.

— Мы могли бы здесь остаться, — сказала в набегающий сквозь полуоткрытое окно ветер Алиса.

— Что?

— Я же вижу, — она не могла, не должна была видеть, она смотрела прочь, на нехотя сливающиеся в объятиях реки. — Вижу, что тебе здесь нравится. Напиваться каждый вечер в баре, носиться с визгом тормозов по улицам, паля из своих револьверов в воздух и не только… Твоя бы воля — ты здесь бы остановился навсегда. Так что мешает?

— Корпус?

— Брось, рано или поздно Корпус прекратит поиски. Если уже не прекратил. «Пропал при невыясненных обстоятельствах», такая пометка стоит в половине личных дел агентов, из тех, что сданы в архив. К чему им лишние хлопоты? Поиски не приносят денег, а больше Корпус Спокойствия ничего не интересует.

Чистая правда. Официальный девиз Корпуса звучал так: Our prime goal is prosperity, он был выгравирован большими бронзовыми буквами на мемориальном мраморном обелиске во дворе Корпуса. Перед словом prosperity шутники регулярно приписывали слово our, чему начальство умеренно возмущалось, но попыток запретить не предпринимало.

— Мы давали присягу, — сказал я медленно. Асфальтовая дорога с вытертой черно-белой оградой продолжала утекать под колеса, стирая воспоминания, лишая нас прошлого, превращая его в туман, размытые, выцветшие изображения. В ничто.

Алиса прищурилась.

— Да, мы говорили какие-то слова. При вступлении в ряды Корпуса, а? Точно. Но я их уже не помню — а ты?

Я не ответил.

— Сегодня утром тот парень у вас в баре — такой стеснительный, в странной маске с клювом, Фикус, вроде бы? — попросил меня передать Баду какую-то записку, — нарушила молчание рыжая — впрочем, уже совсем не рыжая — минуту спустя. — Он не просил не читать ее содержание.

— Поэтому ты, конечно, ознакомилась?

— Не вижу причин, почему нет… Нет, там не было ничего интересного — этот парень просто рассказывал историю своего увлечения какой-то девушкой по имени Мику. Далекая планета, случайная встреча, тысяча и одно приключение, долгие поиски, смешные причины, по которым они должны всегда быть вместе… Звучит знакомо?

Звучало в самом деле знакомо, но откуда я знал это имя, было решительно непонятно. Но я был уверен, что никогда не встречал эту неведомую девушку в баре.

— И в конце он написал, что если в какой-то момент исчезнет, если о нем долго не будет никаких новостей, то Бад должен знать, что он наконец набрался храбрости и отправился за ней, — продолжала Алиса, все так же глядя в окно. — Наверное, в какое-то опасное место хоть там про это и не было ничего… Но я не об этом, вообще-то. Я про сам подход. Писать записки, доверять мысли бессловесному пластику… Идиотизм, я считаю. Нужно тебе что-то — идешь и берешь. Хочешь сказать — подходишь и говоришь. Иначе в какой-нибудь отнюдь не прекрасный момент может стать слишком поздно. Правильно я говорю?

Грудь на секунду свело спазмом, но я держал себя в руках, а руки — на руле, поэтому реакция не получила продолжения. Алиса! Она все помнила. Реактор, больницу… собственную смерть, и непонятное воскрешение в этом странном месте. Или все же совпадение? Я глубоко выдохнул и ответил:

— Конечно, правильно.

Автомобиль тяжело заворчал, переваливаясь через пологий горбик, обозначающий конец асфальтового покрытия и захрустел шинами по грунтовке, ведущей на самый верх. Там, прямо на обрыве, рядом с маяком, усилиями неизвестных доброхотов была возведена целая скамейка, и открывался потрясающий вид на залив, отражающий покрытое разноцветными облаками небо. Я заглушил двигатель, вышел из машины и подошел к краю.

— Красиво…

Я обернулся. Она сидела, скрестив ноги, на капоте «Ламборгини» — тонкая изящная фигурка на прямых, четких линиях, кроссовки прямо над лого с яростным золотым быком. Ветер запутался у нее в волосах, от бессилия играя блестящими черными прядями.

— Я не очень-то люблю делать долги, Лейтенант, — голос Алисы звучал ясно и четко. — Но то, что задолжала, предпочитаю отдавать. Сразу.

— Эй, что ты…

— Эти джинсы, — она чуть повысила голос, — довольно плотно сидят. Снимаются тяжело. Но если ты постараешься как следует, я не буду против.

Я сделал шаг. И еще один.

— Тебе не обязательно…

— Спасибо за это интересное мнение, я приму его во внимание, — Алиса слегка нахмурилась. — Ну так что, сделаешь последний шаг, или я уйду с этой приятной теплой поверхности, и мы оба притворимся, что ничего не было?

Я сделал этот шаг. И никуда она не ушла.

Она пахла клубникой и лепестками едва расцветших абрикос, и ее кожа, еще недавно грубая и обветренная, шелком скользила под моими жесткими пальцами. Дыхание сбивалось, нарушая ритм, сердце билось так громко, что я боялся — как же нам разговаривать-то, ничего же не будет слышно…

Правда, слова не понадобились — ушли, испарились очень быстро, увидев и поняв собственную никчемность. И некоторое время ничего, кроме заполошного стука сердец и сбивчивой музыки вздохов, слышно не было.

— Я очень хочу… — сказала она, когда снова обрела возможность говорить, — я безумно хочу, чтобы это никогда не кончалось… Но это, наверное, было бы неправильно.

Я ничего не сказал, потому что еще не мог говорить. За ее прекрасным обнаженным телом, за блестящей от пота и страсти бронзовой фигурой, ловящей на себя последние отблески солнца, в море, ветер закручивал плотные темные тучи в хлысты смерчей. Гнулись черные конусы елей, светлым пятном скользил по надвигающейся тьме свет с маяка. Свет солнца блек, словно только что погашенная ртутная лампа. Какое сейчас время года, какой сезон застыл, запутался и навсегда замерз в Городе-минус-один? Мягкая зима? Позднее северное лето? Ранняя осень? Я в очередной раз попытался угадать, но почти сразу отказался от этой мысли.

— Знаешь… — она дышала часто, прерывисто, — я должна тебе еще кое в чем признаться…

— Не самое удачное время, по-моему?

— Как раз удачное… Понимаешь, Лейтенант… — ой, вот сейчас было больно — мне неприятно это говорить, но если ты думаешь, что после вот этого мы непременно поженимся и будем верны друг другу, пока смерть не разлучит нас, то у меня для тебя плохая новость…

— Дорогая моя, я провел последние месяцы в замаскированном под бар-мотель публичном доме — а это не лучшее место для целибата. С другой стороны, так удачно совместить работу и хобби еще, думаю, никому из Корпуса не удавалось…

— А-ах! Сволочь ты все-таки, Лейтенант! Я тут как бы пытаюсь выглядеть перед тобой циничной стервой, а вместо этого, получается, раскрываюсь с какой-то совершенно неправильной, сентиментальной стороны… Ладно! Знаешь, сколько у меня было парней в училище Корпуса?

— Во-первых… я, наверное, не назвал бы ту сторону, которая сейчас передо мной, такой уж сентиментальной. Во-вторых…

— Ах!..

— Тут согласен. И все-таки, раз уж ты настаиваешь… хотелось бы услышать детали тех омерзительных порнографических сцен в Училище, о которых ты недавно упоминала.

— А тебя это, я смотрю, заводит? Даже не отвечай, и так все понятно…

— Можно подумать, это не ты мне тут сейчас подмахиваешь.

— Неважно… так вот, тяжело там было учиться наивной неопытной девочке вроде меня… в день бывало иногда три-пять парней… ну ладно, в среднем все-таки трое…

— Одновременно, наверное? И все — карлики? Или, может, ушки там у них были кошачьи?

— Причем здесь карлики?

— А забавная картина получилась бы… что-то вроде Белоснежки и семи гномов…

— Извращенец!

— А то! И это я еще из лучших представителей Корпуса — представляешь, что там творится в плохие дни?

— Ох!.. И как после такого приличной девушке себе в глаза смотреть?

— Осмелюсь заметить, приличные девушки незнакомым мужчинам ноги на плечи обычно не закидывают.

— Незнакомым? Пяти лет тебе не хватило?

— Хм… Малознакомым тогда?

Она хихикнула и застонала.

— Лейтенант, такое дело, я сползаю… капот все-таки не очень приспособлен для…

— Понятное дело — рожденный ползать… А перевернись-ка, если не устала — перейдем в партер. Освежим твои навыки.

— Нет… тут другое… а-а-ах.! Как у тебя это получается?

— Годы тренировок, оглушающий успех у десятков благодарных поклонниц, как обычно. А может, дело в новой прическе. Рыжий цвет тебе не очень шел.

Потом мы долго лежали на все том же капоте и целовались. Небо, разгоняемое вершинами остроносых елей, теряло даже тот робкий отблеск, что имело раньше, наливаясь темной тревожной серостью. И серебристого светлого края на приближающемся фронте хмурых туч не было. Не было.

Запиликал телефон, что-то из оперной арии. Хотелось сбросить его со скалы, он был здесь полностью, на сто процентов лишним.

— Пора возвращаться, — сказал я, закончив короткий разговор. — Это Вю. Минут через сорок его роллс-ройсовское величество Бад изволят ожидать нас в привычном месте, чахлой лачуге, известной под именем бара «Сломанный сон». В кои-то веки у него появилась история, в которой могут поучаствовать все четверо — даже пятеро, если считать и тебя. Возможно, я ошибаюсь, но прозвучало слово «адская прогулка». Может быть весело.

— Вот так оно и бывает, — задумчиво сказала Алиса, продолжая лежать рядом и изучать темные хвосты ползущих по небу туч. — Живешь, словно плывешь кролем по бурному морю, и руки устали, и ноги не двигаются, и все морда в пене — это в лучшем случае — и вдруг шторм заканчивается. Падает штиль. И ты лежишь на волнах и думаешь — да вот же оно, счастье. Это купающееся в воде огромное солнце, это теплое блаженство, этот бриз… Ради такого и умереть не жаль, пускай оно и длится полчаса от силы.

— Ты мне льстишь… А что потом?

— Потом умираешь, конечно, — она пожала плечами. — Внезапная судорога, или акула, и переохлаждение, или еще что-нибудь… Да только один хрен — ты уже почувствовал это. Самое главное, после чего, как говорится, уже и смерть красна.

— И что это?

— Счастье, дурень, — она наклонилась ко мне. — Я пытаюсь сделать тебе комплимент, но ты, видно, слишком умен для того, чтобы это сообразить.

— В мое время, — чопорно сказал я, — комплименты делали так: «Ты классный парень». Или «Ты метко стреляешь, парень!» Или: «Ты неподражаем в постели, милый» — это если ситуация была такой же, как сейчас, например.

— Ты неподражаем на этом капоте, парень, — с серьезным видом сказала Алиса. — Плюс метко мечешь ножи и кидаешь палки. Королева в восхищении. Ты спас мою веру в человечество — сейчас мне снова хочется его защищать. То есть не сейчас, а чуть позже, но… ты понял.

С моря, полным ветром и обгоняя его, шли тучи, поворачивая в земле угрюмые черные лица. Редкая зелень прижималась к земле, словно пугаясь набегающего шквала. Наш момент прошел, проскользнул между двумя разорванными и снова собранными воедино силуэтами, собрал чувства и впитался в жесткую землю Пургатори-Маунтин. Пора было сворачиваться.

— Я не смог спасти всех, Алиска, — прошептал я. — Но зато я спас тебя. Не тогда, а сейчас. И мы возвращаемся. Вместе.

— От чего это спас? — насмешливо обернулась она, ладная, бодрая, раскрасневшаяся, словно в нее воткнули лампочку на сто пятьдесят ватт. — Того придурка с дробовиком? Да я срисовала его еще за полминуты до твоего броска. Опасности не было, ковбой, это ты слишком мнительный стал.

— Точно, — согласился я и снова утонул в мягких объятиях сиденья. Двигатель завелся с полуоборота. — Слишком мнительный, таблетки пить надо. Феназепам там, и прочее…

Мы возвращались.