Надежды не просто рушились.
Они со стоном и криком рассыпались в горсть острых осколков, по которым мне предстояло пройти.
Варг не должен был мне помогать.
Зачем ему это? Особенно после того, что я натворила сама по своему разумению.
У меня была возможность остановиться и проглотить свои слова, прежде чем они вылетели, но я решила иначе.
Теперь же осталась только горечь сгоревших помыслов.
И омерзение.
Огромное. Бесконечное. Удушливое.
Я ничего не видела, но понимала, что тот мерзкий мужчина за дверью стоял не по ошибке. Вероятнее всего, сейчас именно он был позади меня. И пусть он молчал и, наверное, разглядывал то, что выкупил, лучше мне совсем не становилось.
Все крики застыли в глотке, когда я поняла, что лучше умру в этой комнате, чем начну просить его поговорить с Варгом…или позвать его сюда.
Что бы ни произошло дальше, я буду молчать.
А то, что не приходилось ждать ничего хорошего, уже и без того было ясно.
Не зря ведь меня привязали к кровати, как бесправное животное, и закрыли глаза.
Словно привели на убой.
Он молчал.
Долго. Настолько долго, что в какой-то момент я уже собралась ехидно поинтересоваться, нет ли у него каких-то проблем или он просто сильно смущается, когда ощутила, что он шагнул ближе, встав прямо за моей спиной.
По телу тут же пронеслись нехорошие мурашки, от которых тошнота застряла где-то в горле, а я упрямо закусила нижнюю губу, чтобы не взвыть и никак не выдавать себя.
Только думала разбито и устало: если бы я знала, что за мной стоит Варг, мне было бы легче?
И с ужасом понимала, что да.
Жаль, что невозможно подготовиться морально и физически к тому, что предстояло, и я всё равно вздрогнула и дернулась, когда руки мужчины коснулись моих бедер.
Совсем не нежно.
Он рывком стянул с меня штаны, оголив ягодицы и вцепившись в них с какой-то звериной жадностью и явным намерением причинить мне боль!
Несмотря на повязку, я зажмурилась так сильно, что почувствовала собственные ресницы, молясь только об одном: чтобы это закончилось как можно быстрее!
Я знала, что Варг не придет, но каждую секунду надеялась на то, что вот прямо сейчас дверь распахнется, ударяясь о стену, и он просто вышвырнет этого омерзительного типа из комнаты, отрубив ему руки за то, что он посмел прикоснуться ко мне.
Жизнь никак не хотела научить меня, что мечты и реальность далеко не одно и то же.
И в своих мечтах я была его Снежной королевой, в привязанности к которой Варг никак не хотел признаваться себе, а не мясом, до которого Варгу нет никакого дела.
Но безжалостные секунды убегали вперед, а дверь по-прежнему была закрыта.
Нет, я не выдержу этого!
Омерзение и тошнота были настолько сильными, что я вцепилась руками в холодную спинку кровати, тихо, но твердо проговорив:
— …Мне нужно поговорить с Варгом.
Я вскрикнула от неожиданности, когда ладонь мужчины с силой опустилась на мои ягодицы, отчего кожу словно обожгло огнем.
Черт! Шлепок был такой силы, что его эхо отдалось от стен комнаты, а я судорожно проглотила вопль оттого, как было больно.
Казалось, что сотни раскаленных иголок вошли в мою кожу и продолжали жалить меня, когда я прохрипела:
— Какого черта?!
Но снова получила, кусая губы, чтобы не застонать вслух от боли.
Гребаный маньяк-извращенец!
Он бил от души и явно не жалея своей силы и не сдерживаясь.
И для жирного омерзительного типа она казалась просто какой-то немыслимой!
Ударил еще раз, но я молчала упрямо и воинственно, всем своим видом стараясь показать, что хрена лысого он меня сломит, даже если забьет до полусмерти.
Знала, что викинги не позволят меня убить.
Только потому, что им я тоже была нужна для других игр… Но теперь я не знала, что страшнее. Получить пулю или оказаться в руках того, кто был тебе искренне противен.
По жуткой иронии судьбы свой единственный и первый раз близости с мужчиной я совершенно не помнила.
Остались лишь не самые приятные ощущения в теле и полностью растерзанная душа, когда я очнулась в стенах больницы, узнав, что мужчина, которого я любила, оказался аферистом и в погоне за легкими деньгами умело соблазнил меня.
Думаю, желчь и боль того дня преследовали меня все полгода.
До сегодняшнего дня.
Когда я поняла, что есть то, что может быть гораздо страшнее беспамятства, — быть отданной тому, кто вызывает только омерзение. Причем по собственной глупости.
Воистину, всё познается в сравнении…
Я старалась не жить этим днем. Думать о чем-либо другом. Но ничего не получалось.
Меня просто выворачивало наизнанку от одного осознания того, что я стою полуобнаженная и со спущенными штанами перед совершенно чужим мужчиной, который может делать со мной всё, что ему вздумается. И никто его не остановит.
Боль на коже не остывала.
Она жалила меня, словно я получила ожог.
А я ждала новой боли и унижения, о которых даже не могла помыслить.
Стискивала зубы до хруста, цеплялась руками за поручни кровати, и молилась…так глупо, но так отчаянно.
Больше он не бил.
Словно прислушивался ко мне.
Может, размышлял, как еще причинить боль?
Но я была согласна даже на это, вздрогнув истерично и нервно, когда чужие пальцы коснулись моей кожи теперь осторожно, даже, наверное, поглаживая, но разнося по телу дрожь полного неприятия и отвращения.
И он это, конечно же, чувствовал.
Оставалось надеться только на то, что мужчина понимал, что это происходит не от возбуждения, а от неприятия его прикосновений ко мне.
Жаль, что его это никак не останавливало, когда он пошел дальше и провел двумя пальцами по ложбинке между ягодицами вниз, легко задевая складочки лона… и больше терпеть я не смогла.
Меня просто вырвало…
Господи, если бы знала, что от этого мужчина уберет руки, застывая снова на расстоянии от меня, то не сдерживалась бы так долго!
Дверь открылась, а затем хлопнула, на секунду впуская в комнату низкий гул голосов из бара и громкую музыку, а я судорожно глотнула прохладного воздуха, задрожав от ощущения того, что теперь осталась одна.
Только бы он не вернулся!
Только бы не пошел в поисках чего-нибудь, отчего мое пребывание здесь станет еще более невыносимым!
Последующий хлопок двери был подобен выстрелу в голову.
— Тихо, тихо! Это я! — Я истерично забилась у кровати, пытаясь вырвать руки из стальных браслетов, даже не ощущая боли, как бы они ни впивались в кожу, сдирая ее, и громко всхлипывая от облегчения, когда меня окутал уже знакомый голос Эйнара — Не дергайся!
Я притихла и замерла, когда он быстро натянул мои штаны на место, стащил повязку с глаз и принялся расстегивать наручники.
— Ведь это всё?.. — прохрипела я, дрожа так сильно, что меня буквально подбрасывало на месте. — Ты отведешь меня в каюту?..
— Отведу. Только знай, что теперь тебе нет доверия, Эльза. Ты наказана и снова будешь взаперти.
Эйнар протянул мне теплую кофту, чудом оставшуюся чистой, и кивнул молча следовать за ним.
Но я была рада!
Рада тому, что этот кошмар закончился так неожиданно и быстро, будучи пока не в состоянии думать о том, что теперь снова стану пленницей в крошечной каюте без прав и привилегий.
Главное, что никто больше не будет трогать меня! А обо всём остальном я подумаю потом! Когда окончательно приду в себя.
На нашем пути не встретился ни один из викингов.
Возможно, игра продолжалась и все они были задействованы в охране.
И Эйнар больше не оборачивался и не смотрел на меня, молча вышагивая вперед, пока я шла за ним пошатываясь, оттого что дрожь никак не проходила.
Как и чувство грязи, от которого меня снова затошнило.
Я даже не пикнула, когда дверь в каюте за мной не просто захлопнулась, а закрылась на замок, первым делом кидаясь в ванную, чтобы сбросить всю одежду и залезть в воду.
Я остервенело намыливала себя сначала тем остатком мыла, что еще был, а потом гелем.
Раз за разом. Пока кожа не стала красной, оттого что я ее натерла.
Я была готова содрать с себя кожу, чтобы только перестать ощущать эту грязь и омерзение от прикосновений, которых я не хотела!
А еще молча глотала слезы.
От обиды. От разочарования. Оттого что всё пошло вовсе не так, как я мечтала.
Что нужно было снова придумывать план, как выбраться из этого проклятого места…потому что Варгу я была безразлична. И ждать помощи, геройства и защиты от него не приходилось.
Знала только одно: я выберусь, чего бы мне это ни стоило!
В самое ближайшее время!
Даже если ради этого придется кого-нибудь убить…
— Приберитесь в моем кабинете!
Бьёрн стоял в коридоре, кинув на меня быстрый пронзительный взгляд и благоразумно не приближаясь, пока я стоял у открытой двери, ожидая, когда молчаливые и шустрые парни Эйнара выволокут орущего и стонущего жирдяя.
И часть его руки, что валялась теперь на полу.
— Хочешь, выйдем на улицу и подеремся? — Бьёрн оттолкнулся от стены и подошел ко мне, заглядывая в глаза и лучше всех понимая, какой ад всколыхнула в моей душе девчонка.
— Нет.
— Можем пострелять или пробежаться с волками.
— Нет.
Твою гребаную мать!
Я даже не помнил, когда в последний раз был НАСТОЛЬКО зол!
Настолько, что едва не зарубил этого ублюдка только за то, что тот вытянул свою руку, изображая, как ею будет трогать русскую девчонку!
Руки он лишился.
Лишился бы и головы, если бы не заорал, что он отказывается.
— Пора выносить все топоры из твоего кабинета, пока ты не порубил на капусту всех участников игры, — улыбка Бьёрна была кривая, но искренняя, а я пытался дышать ровно и не прибить еще кого-нибудь.
Например, саму Лизу!
За то, что она посмела сказать то, что на протяжении пяти лет было запретными недоступным для участников игры!
Теперь предстояло снова угрожать и ставить на место всех особо борзых и богатых игроков, которые, конечно же, будут орать дурниной, что они проголосовали за изменение правил, а я не могу единогласно решать, что делать, а что — нет.
И даже бог не мог знать, скольких еще придется покромсать, чтобы приструнить.
Я не боялся ненависти.
Я ее пожирал всем существом, словно был вампиром.
Но она всегда вела к долгим и протяжным войнам местного масштаба, где, как правило, страдали Бьёрн и его парни в первую очередь, потому что они были охраной и тем скелетом нордов, которые непосредственно участвовали во всех не самых приятных мероприятиях.
На данный момент я знал, что проблем не будет только с Лексом.
Благо он додумался установить непомерную цену в один миллион за шаг торгов, отчего часть претендентов отсеялась на первоначальном этапе.
Но были и те, для кого деньги не были проблемой.
Как для этого придурка, которого сейчас штопал доктор.
Сам Лекс сдулся на пяти миллионах, махнув рукой и пробубнив, что на его долю баб вполне хватит.
А вот упырь вошел в азарт и твердо решил выкупить Лизу во что бы то ни стало.
Его не устроили мои десять миллионов за то, чтобы он забыл, что был здесь, и просто ушел с моих глаз.
Но отрубленная кисть руки вполне устроила.
— Где Лиза?
Я даже говорить не мог нормально. Почти рычал. Зверем. Готовым растерзать, даже если потом сам сдохну от невыносимой тоски.
— В красной комнате.
— Скажи Эйнару — пусть завяжет ей глаза и прикует к постели наручниками.
Брови Бьёрна поползли вверх, на что я только рявкнул:
— Ее нужно наказать!
— Не думаю, что она понимает, что натворила.
— Поймет!
Почувствует на собственной шкуре, каково это — принимать неверные решения.
Чтобы на будущее думала, о чем говорить и кому.
Жестоко?
Возможно.
Но разве люди учатся на своих ошибках, пока не получат в лоб граблями?
К сожалению, нет.
И я намеревался стать этими самыми граблями, которые шарахнут так, чтобы девчонка надолго запомнила этот урок.
Не всё в этом мире бывает легко и просто.
Рано или поздно наступает день, когда приходится отвечать за свои слова. И она ответит.
— Свободны, — сухо и мрачно кивнул я парням, которые присматривали за Лизой, даже если в этом не было необходимости, пока она была в наручниках.
Я замер перед дверью на пару секунд, пытаясь обуздать свою злость, но получилось не слишком хорошо.
Лучшим вариантом было просто оставить ее в таком состоянии до утра.
Лиза извела бы себя сама за это время.
Но поняла бы она, что именно натворила своим гребаным предложением? Нет!
Едва ли она подумала даже о том, что теперь, ссылаясь на ее слова, любой из участников игры мог выкупить и ее горячо обожаемую беременную подружку! До шести утра! Чтобы трахать ее до потери сознания! Глупо было бы надеться на то, что кто-то желал иного, увидев красивую девушку, и уж тем более поверил бы в ее беременность!
Люди, приходившие играть в «Чертог», не отличались жалостью и за свою жизнь перепробовали много запретного и откровенно криминального.
Они хотели адреналина.
Хотели эмоций на грани.
И могли получить это только здесь, где кровь, смерть и боль не были наигранными и никто не мог предугадать, чем закончится игра.
У дверей я слышал, как она кричала.
Звала Эйнара. И просила поговорить со мной, отчего я только клацнул челюстями, понимая, что совсем не успокаиваюсь, слыша это.
Во мне не было ни капли жалости. Не было даже желания узнать, что именно она сказала бы мне, войди я сейчас и покажи, что это именно я.
Что бы Лиза ни сказала сейчас, уже было поздно.
Процесс был запущен, и он был необратим.
Я вошел в комнату и закрыл за собой дверь, глядя только на Лизу, прикованную к железной спинке кровати, а девчонка тут же замолчала и притихла. Но не сникла.
Мои глаза быстро привыкли к темноте, и теперь я отчетливо видел не только очертания предметов, но и то, насколько напряжена девчонка.
Еще бы! Она стояла, выпрямив спину, и держалась подчеркнуто ровно и горделиво, даже если сжимала в ладонях края кровати так сильно, что ее руки дрожали.
Упрямая. Сильная. Этим она меня и цепляла так, как еще никто и никогда.
Но именно по этой чертовой причине мне хотелось в этот момент сделать ей так больно и жутко, чтобы она запомнила эту ночь навсегда.
Пусть станет сильнее, пусть будет еще упрямее.
Но пусть станет и мудрее, черт побери!
Только мудрецы и восточные философы могли позволить себе рассуждать о жизни и говорить правильные вещи. Мы же — простые люди — должны были пройти через ад, чтобы эти крохи мудрости остались навсегда в головах.
Я долго смотрел на девчонку, не позволяя себе приблизиться к ней.
Злился и чувствовал, как через эту ярость просачивается гребаное возбуждение.
Меня никогда не возбуждали слабость и бессилие женщин перед мужской силой.
Никогда не возникало желания унижать еще и в постели. Но обнаженная спина Лизы в эту секунду была верхом средоточия всех моих мыслей.
Жгло желание укусить ее за плечо от всей души, а потом проделать дорожку из поцелуев вдоль изящной впадинки, где шел позвоночник.
Хотелось придушить ее за сказанные слова, действие которых уже стало необратимым, но в то же время глубоко внутри я был восхищен ее отвагой и упертостью. Вряд ли кто-то решился бы на такое, кроме нее.
Лиза ждала.
Напряжение сквозило в каждом ее вдохе.
Мне даже казалось, что она пытается принюхиваться в попытках понять, кто же стоял за ней.
Интересно, как бы она отреагировала, если бы поняла, что это был именно я?
Я сделал шаг к ней, ощущая всем телом, как она дрогнула, но упрямо сжала губы, задышав быстро и порывисто.
Боится. И правильно.
Пусть боится еще больше! Пусть запомнит эту ночь как самую унизительную и мерзкую в своей жизни!
Я рывком снял с нее штаны, намереваясь напугать сильнее и видя, что мне это удалось, потому что Лиза дернулась и тяжело сглотнула желчь внутри, а я задержал дыхание от ее обнаженных ягодиц.
Несмотря на то что девчонка сильно похудела за последнее время, ее тело по-прежнему было восхитительным, а кожа всё такой же мягкой и гладкой. Как в ту ночь, которая не выходила из моей головы, что бы я ни делал.
Ее аромат. Ее близость. Мои воспоминания и жажда до нее играли со мной злую шутку, заставляя остановиться и замереть, чтобы не выдать себя прикосновениями, которые могли стать лишними.
— …Мне нужно поговорить с Варгом.
Ее голос не дрогнул, когда Лиза произнесла это, а меня словно ударило током.
Поговорить?
Чтобы оправдаться?
Чтобы пояснить свою гребаную позицию по вопросу, который изначально не должен был существовать?
Ярость затмила мозг настолько стремительно, что в какой-то момент мне показалось, что комната стала алой.
Я шлепнул ее от души!
С силой, на которую не рассчитывал, зная, что ей будет больно.
Почти сразу на ее белой коже образовался красный след моей ладони, словно след от ожога.
— Какого черта?!
Еще шлепок!
Сильнее. Больнее.
Со всей моей яростью, которой я не позволил бы вылиться ни во что другое, иначе ступил бы на путь того, что ненавидел всем сердцем и своим существом, — путь физического насилия.
Не знаю, сколько еще шлепнул ее и зачем шагнул ближе, касаясь ее ягодиц пальцами.
Очнулся лишь оттого, что Лизу вырвало.
От переизбытка эмоций.
От страха, от вероятного неприятия этой ситуации и осмысления того, что может произойти дальше.
Что произошло бы неизбежно, если бы тот жирдяй не оказался у врача без части руки!
Я понимал, что девчонка наказала себя сама, и нужно было остановиться на этом.
Лучше провести остаток ночи в проруби, пока обе ноги не сведет судорогой, чем оставаться рядом с ней, проверяя собственную выдержку!
Сейчас я не доверял себе.
Не доверял так, как еще никогда, как бы тяжело и погано ни было.
Я вышел из комнаты так же порывисто и яростно, столкнувшись первым делом с Бьёрном.
Он скользнул по моему лицу цепким взглядом, лучше всех понимая и не стремясь остановить, когда я прошел мимо, только рявкнул:
— В каюту ее! И запереть!
И это хорошо, что Бьёрн знал меня как облупленного. Он не пошел за мной.
Уже за спиной я услышал его голос, который проговорил:
— Эйнар, давай.
Я не оглянулся.
Ушел в кабинет, чтобы ходить в нем бешеным зверем от стены до стены в желании разнести что-нибудь. Только бы в груди не жгло так сильно.
Я ненавидел эмоции.
Любое их проявление, искренне считая, что только холодная голова и разумные мысли способны вывести жизнь в правильное русло, где нет места ни жалости, ни состраданию, ни сомнениям.
Уже много лет я делал то, что был должен, и не подвергал свою жизнь тому, что могло бы меня заставить изменить себе и укладу.
Только с появлением Лизы здесь жизнь начала трещать по швам.
Пока я держался.
Старался не обращать внимания на это всё, верный тому, что пообещал себе еще полгода назад: что отпущу ее и буду держаться как можно дальше, потому что такой, как я, был не нужен девушке. Слишком холодный, слишком расчетливый, влекущий за собой проблемы и неспособный видеть в простых вещах радость, которую видела она.
Я освободил ее от себя, дав шанс на ту жизнь, которую Лиза заслуживала.
И это была моя ошибка, которая привела девушку в «Чертог».
Если бы следил за ней, то знал бы про этот чертов мост и не позволил бы ей вмешаться!
Но теперь об этом было поздно рассуждать.
Словно огненный ураган в моем ледяном царстве, она явилась и принялась ломать все условия, правила и запреты, которые я выстраивал годами, запугивая и ломая всех, кто пытался поступать иначе.
Голова просто гудела от мыслей, и первым разумным желанием было броситься в прорубь, чтобы прийти в себя и позабыться хотя бы на секунду в ледяных серых водах.
Почему не сделал этого?
Понимал, что если увижу девчонку, прилипшую к окну, то остановиться уже не смогу.
Поэтому пошел в комнату, где долго стоял под ледяным душем, видя, как пар выходит изо рта, но не ощущая колючего холода на теле.
Я и был лед.
Я и был самой страшной зимой, в которую только можно попасть.
И вовсе не собирался таять.
Не хотел! Сопротивлялся огню.
Но уже понимал, что обжегся одной искрой, а значит, был ранен.
И стал слабее.
Жаль, что на этом всё не могло закончиться.
Вернувшись в кабинет, я застал в нем молчаливого и задумчивого Бьёрна, который сидел на диване и окинул меня быстрым взглядом, способным определить мое состояние влет. И едва ли это состояние его порадовало.
— Отправил всех участников игры по домам, чтобы не капали на нервы еще сильнее, — заговорил друг первым, наблюдая за тем, как я занял место за столом, оставив нетронутым закрытый ноутбук, где мог бы увидеть Лизу.
Бьёрн знал меня лучше всех и потому не ждал ответа на свои слова.
Он всё сделал верно.
— Но есть что-то еще? — сухо уточнил я, пытаясь заняться бумагами, которые новой стопкой лежали на столе, но понимал, что сосредоточиться на работе сегодня у меня не получится.
Бьёрн кивнул и подался вперед, поставив локти на колени.
— Все знают, что должно последовать наказание за то, что русская нарушила правила. Будь на ее месте кто-либо другой, ты бы отрезал ему язык еще в круглой комнате, чтобы больше не возникало даже мысли о том, чтобы начать говорить где не нужно и что не нужно…
Он не договорил. Но это молчание и попытка пожать плечами были куда красноречивее любых слов.
Друг сказал верно о том, о чем я сам не думал.
Наказание.
Я наказывал жестоко всех за любое отклонение от правил.
Своих, чужих, игроков, участников игры — не важно.
Кто заслуживал наказания, тот его получал без вариантов и возможности оправдаться.
Потому что оправдания не было. Ты либо следовал правилам, либо нет.
И Лиза не следовала.
Но мысль о том, что мне лично или через парней придется отрезать ей язык, не могла поместиться в моей голове…
Я молчал и делал вид, что ничего не происходит, а Бьёрн продолжал смотреть на меня и явно видел то, что я пытался скрыть, пусть и молчал тоже.
Поганое чувство, когда ты не хочешь быть разоблаченным, а у тебя ничего не получается.
И весь лед мира, который собирался во мне долгие годы, не мог скрыть душу от глаз того, кто не предаст и всегда будет рядом, но даст забыться и сделать еще один гребаный шаг к огню.
— Парни хотят поговорить с тобой. Уже несколько часов ждут в коридоре.
Я только вскинул бровь, давая понять, что это было интересно, но и сейчас промолчал.
Просто слова были лишними.
Что они хотели от меня?
Будут ссориться и выяснять, кто именно отрежет язык русской?
Или предлагать другие варианты наказания?
— Приглашу их?
— Да.
Я откинулся назад на спинку кресла, мрачно и холодно наблюдая за тем, как Бьёрн поднялся, чтобы открыть дверь, и молча кивнул викингам, показывая, что они могут войти.
Парни явно успели посовещаться. И мне это не нравилось.
Заговоры и лишние пустые пересуды были не лучшей затеей в «Чертоге».
Я ценил в первую очередь правду и прямоту, чего бы это ни касалось. И все знали это.
Первым вошел Эйнар.
Он был вторым человеком в «Чертоге» после Бьёрна, кому я мог доверять дела.
Но не то, что касалось напрямую меня.
Эйнар был хорошим мужчиной. Честным. Суровым. Но справедливым. Своих парней не обижал и старался никого не выделять среди тех, кто был в его окружении.
Так же наказывал, если кто-то заслуживал это, но и стоял горой за тех, кто всё делал по совести и честно.
Этим он нравился мне.
И потому именно у Эйнара было достаточно привилегий в «Чертоге».
Впрочем, свою репутацию и свою силу он заработал сам, без моей протекции.
Парни Бьёрна были охраной.
Он выбирал их сам, проверял долго и тщательно.
Каждый из них был в своем роде спецназом нордов. Те, кто не боялся пойти против пуль и каждый день рисковал собственной жизнью без сожаления.
Парни Эйнара присматривали за обстановкой в самом «Чертоге».
На их попечении были все смертники. Они разбирались со всеми малочисленными конфликтами в баре, если таковые случались, а еще занимались «утилизацией».
И практически все они были сейчас в моем кабинете, стоя за спиной своего шефа.
Они были верны ему, и я ценил умение Эйнара собрать команду под стать себе самому.
Да, все эти татушки и слишком вычурная манера показать, что они были викингами, меня не слишком воодушевляли, но и не касались. Если парням нравилось ходить именно в таком виде, то запретить им делать это я был не вправе.
— Ты знаешь, что я не любитель длинных красивых речей, Варг, — проговорил Эйнар, пока за его широкой могучей спиной затихли все те мужчины, которых в народе прозвали викингами. — Не умею пускать пыль в глаза словами и предпочитаю доказывать свои мысли только делами.
— И за это я ценю тебя и уважаю, — отозвался я, на что Эйнар склонил голову и немного помолчал, прежде чем продолжил.
— Ты знаешь и то, что для нас ты вожак и предводитель. Каждый из этих парней отдаст свою жизнь за тебя не задумываясь и пойдет за тобой в любое пекло и ад. Твое слово — закон, и никто не посмеет пойти против него. Но… — Эйнар выдохнул, поведя напряженными плечами, и смело посмотрел в мои глаза, — …сегодня мы пришли просить тебя о невозможном — о снисхождении для русской.
Мое лицо не вытянулось от удивления лишь потому, что я не позволил ни одной эмоции отразиться. Я надеялся. Но не был уверен, судя по тому, как в этот момент на меня покосился Бьёрн. Слишком задорно, хоть и пытался это скрыть.
Знал, значит, о теме предстоящего разговора.
— Снисхождении?
Эйнар закивал, а вслед за ним, словно стадо перекормленных болванчиков, это сделали все викинги.
— Эльза показала себя настоящим бойцом. Она не похожа на тех людей, которые попадают к нам обычно и которых вовсе не жаль.
— Да девчонка вообще огонь! — пробасил кто-то за спиной Эйнара, явно пользуясь тем, что сразу я его не увижу.
— Настоящая валькирия!
— Ей нужно дать шанс!
— Нужно, да! Было бы неплохо!
Я смотрел на всех этих татуированных перекачанных быков и понимал, что тихо охреневаю внутри, даже если снаружи только изогнул бровь, словно спрашивая нахально: «Действительно?»
— В смысле… — Эйнар пихнул кого-то за собственной спиной, призывая всех заткнуться… — мы были бы очень рады, если бы ты передумал насчет ее наказания.
— Я подумаю, — коротко и сухо отозвался я, опуская глаза к бумагам и тем самым давая понять, что массовая аудиенция окончена, и не поднимал до тех пор, пока мы снова не остались с Бьёрном один на один.
— Почему не сказал мне, о чем именно парни хотели поговорить?
Бьёрн криво улыбнулся, снова плюхаясь на диван и устало расползаясь на нем:
— Хотел увидеть твое лицо.
— И как? Оно стоило того?
— О да! Такого в «Чертоге» еще не было.
— Это точно, — пробормотал я, понимая, что Лиза удивила не только меня.
Но всё складывалось к лучшему.
По крайней мере, на данный момент. Хотя бы одной проблемой было меньше.
Больше не было смысла ждать с моря погоды и покровительства от самого дьявола.
Варг прекрасно показал мне, что все великие планы в отношении него были полным провалом.
Даже если он и испытывал какой-то интерес ко мне до этого, то едва ли этого можно было ожидать сейчас.
После того, как я побыла в руках другого типа.
Тем более по своей глупости и неосмотрительности.
Прошло уже четыре дня с тех пор, как меня снова заперли в каюте и больше не выпускали.
Молчаливые грозные викинги продолжали приносить мне еду, а Варг не появлялся…и больше не выходил на лед, чтобы поплавать.
В его ледяном мире ничего не изменилось, и мне нужно было бежать как можно быстрее, потому что время унеслось слишком быстро и оставалось всё меньше шансов, чтобы просто выжить.
Пощады не будет.
Это я отчетливо поняла, когда вчера викинг пробурчал, забирая нетронутую еду:
— Ты бы не злила Варга еще больше своей голодовкой! Он и так в бешенстве от твоего выкидона! Скажи спасибо, что эти дни его нет в «Чертоге», а так бы уже лежала в лазарете без языка!
Я проводила викинга молчанием, но сердце заколотилось.
Варг не в «Чертоге»!
Нельзя было упускать этот момент, потому что другого уже просто может не быть!
План был простой. Но безумный.
Я не могла есть. Я не могла спать. Только бесконечно гоняла в голове то, что должна была сделать.
Чтобы моя рука не дрогнула.
Варг был прав в одном: главное — не задумываться перед роковым ударом, чтобы не передумать.
Я подготовилась заранее.
Сняла с себя нижнее белье и надела тонкую обтягивающую майку, чтобы грудь было отчетливо видно, а соски, конечно же, должны были затвердеть от холода.
Как когда-то говорила моя подруга: с такой грудью, как у меня, можно не краситься вовсе — достаточно просто расстегнуть верхние пуговицы на рубашке.
Я надеялась, что она была права.
Действовать нужно было быстро и не нервничать, чтобы викинг, который должен был появиться в каюте с минуты на минуту, ничего не заподозрил.
Дверь действительно скоро заскрипела и нехотя раскрылась.
Викинги никогда не закрывали ее за собой, уверенные в том, что я не смогу дать им такой отпор, чтобы выбраться отсюда.
И я была не уверена в этом, пока мне не удалось незаметно стащить в прошлый раз с подноса вилку, оставив ее у себя.
Оружие не самое смертоносное, но и оно могло помочь в моей безумной затее.
Некоторых викингов я уже знала в лицо, но тот, что пришел сегодня, был, очевидно, какой-то новенький. Или просто его не отправляли с этим явно унизительным для мужчин заданием — отнести поднос с едой для наказанной смертницы.
По крайней мере, выглядел он, прямо скажем, недовольным. Поджимал губы и окинул меня злобным взглядом, когда вошел, пинком открыв дверь ногой.
А я стояла у кровати, глядя на него распахнутыми глазами, и пока не понимала, с чего начать «соблазнение». Главное, чтобы меня не вырвало снова! Как в прошлый раз.
— Чего уставилась? — рыкнул мужчина, неловко поставив поднос с дымящейся едой на столик. — Чтобы сегодня всё съела!
Он уже сделал шаг на выход, когда я выдохнула с дрожью:
— А ты симпатичный.
Черт! Это НУЖНО было сделать! Даже если придется завалить его насильно на кровать!
Викинг оглянулся, окинув меня сосредоточенным взглядом. Но остановился!
— И дальше что? — буркнул он.
Господи, только бы он ничего не заметил!
Я попыталась улыбнуться и дернуть плечом, показывая, что якобы очень расслаблена и даже флиртую с ним, замечая теперь, что недовольство в его глазах сменилось явной заинтересованностью.
— Я взаперти уже столько дней сижу… — Как же тяжело говорить сладко и протяжно, когда изнутри тебя бьет нервная дрожь! — Мне так одиноко одной.
Викинг хмыкнул, чуть выгибая брови:
— И что? Думаешь, я лучший претендент для разговоров?
— Зачем нам разговоры, когда можно помочь друг другу…согреться?
Только не думать, что я творю!
Только не сворачивать с намеченного пути, как бы противно и мерзко ни было!
Я стащила с себя кофту, тут же сжавшись от холода, потому что осталась перед ним в одной тонкой облегающей майке. И брюках.
Сработало!
Викинг уставился на мою грудь и какое-то время даже не моргал.
— Нам запрещено касаться вас, — пробурчал он уже не так уверенно, как говорил до этого, лишь на секунду покосившись на мое лицо, и снова его взгляд прилип к груди.
А я подалась вперед, цепляясь уверенно пальцами за его футболку, и потянула ближе к себе, чтобы прошептать:
— А кто об этом узнает, если я буду молчать и ты тоже?
— И кто только тебя валькирией прозвал? Обычная баба, которая без потрахушек и недели прожить не может! — мерзко усмехнулся он, но поддался, когда я пихнула его на кровать, заставляя сесть и маяча грудью теперь прямо перед его окосевшими от привалившего счастья глазами.
То что надо!
Теперь его мозг отключился окончательно, а голова была не так высоко, как если бы он стоял.
— Че-е-ерт, а ты ничего себе такая. Говорят, русские очень горячие штучки!
Я старалась не двигаться, даже когда мужлан обхватил ладонью грудь, и пыталась улыбаться, пока моя рука потянулась осторожно к карману, где и было надежно спрятано мое оружие. Вилка.
— Целоваться будем? — промурлыкала я, заставляя викинга с усмешкой поднять голову и открыть рот для ответа.
Только ответить он не успел, взвыв от боли, потому что я воткнула в него вилку.
Прямо в глаз.
Сердце грохотало паровозом, когда я тут же отскочила от него, бросившись бежать по уже известной дороге. К черному ходу. Двери, что не закрывалась на ключ и выходила прямо на лед.
Не было времени даже прокричать Саше в коридор, что я вернусь с теми, кто спасет ее!
Спасет всех этих людей, что были заперты в клетках подвала или ледяных каютах!
Что я сегодня же подниму на уши всех полицейских, прокуроров, депутатов!
Подключу телевидение и всех, кого только смогу найти! Но не оставлю всё это!
А пока нужно было бежать!
Бежать так, как я еще никогда не бегала, не обращая внимания на то, что вылетела на мороз в одной майке и растеряла угги из-за того, как неслась по льду.
Босоногая, полуобнаженная, в крови, я задыхалась от осознания того, что получилось!
Теперь было нестрашно ничего, только бы успеть встретить на своем пути людей!
Словно бешеная лань, я пронеслась через обледеневшую реку, боясь обернуться и увидеть за собой погоню, потому что понимала, что на крики раненого викинга сбегутся все остальные.
Но даже их я боялась куда меньше, чем тех собак, которых могли выпустить по моим следам, потому что убежать от них уже не получится!
Я бежала на голом адреналине, выбираясь на дорогу, которую Варг назвал давно заброшенной.
— Помогите! Ради бога, остановитесь!
Сердце грохотало так громко, что я не слышала собственного крика.
Когда в темноте непроглядной ночи, где мирно падал снег, словно издеваясь, сверкнули фары приближающейся машины, я рванула вперед из последних сил, продолжая бежать на одном адреналине, размахивая руками.
— Я здесь! Остановитесь!
В ночи мигнула полицейская сирена, а я задохнулась от эйфории победы.
Я СПАСЕНА!