ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Риггс рассказал все это в среду. Хэлси исчез в предыдущую пятницу. Чем больше проходило времени, тем меньше я надеялась увидеть его живым. Я понимала, что вагон, будучи прицеплен к какому-то составу, мог увезти Хэлси за тысячи миль. Без воды и пищи. Я знала такие истории, когда в пустых запертых вагонах находили мертвецов, и с каждым часом состояние тревоги за племянника все усиливалось.

А нашли Хэлси так же неожиданно, как и потеряли. И этим были обязаны бродяге, которого отпустил Алекс. В знак благодарности за это он узнал о местонахождении Хэлси от другого бродяги и тут же сообщил нам.

В среду вечером мистер Джеймисон направлялся к нам от коттеджа Армстронгов, где ему так и не удалось поговорить с Луизой.

У ворот Солнечного его остановил какой-то субъект. Он знал детектива в лицо и сунул ему в руку листок бумаги, на котором было нацарапано:

«Он в городской больнице в Джонсвилле».

Косноязычно объяснив, что сам он ничего об этом не знает, что записку передал ему кто-то из Джонсвилла, который знал, что для нас это очень важно, посыльный предпочел быстро ретироваться.

Начались междугородные переговоры. Мистер Джеймисон позвонил в больницу, а мы стояли рядом с ним. Когда мы получили подтверждение, мы стали смеяться и плакать одновременно. Я уверена, что целовала Лидди и, кажется, даже мистера Джеймисона…

В тот же вечер одиннадцатичасовым поездом Гертруда выехала в Джонсвилл, расположенный в трехстах пятидесяти милях от нас. Ее сопровождала Рози. Из прислуги осталась только верная Лидди. Днем к нам приходила кое-что поделать по хозяйству жена помощника садовника. К счастью, Уорнер и детективы по-холостяцки ели в сторожке. Из уважения к Лидди они раз в день сами мыли посуду и, по ее мнению, делали это так неумело, что только разводили грязь. Завтрак они готовили себе сами, всегда один и тот же: жарили хлеб с луком и салом, благоухая на всю округу. Иногда Лидди снисходила к ним и жарила мясо, за что они были очень ей благодарны.

И только когда Гертруда с Рози уехали, остальные домочадцы улеглись спать, а Винтерс, как обычно, устроился у подножия винтовой лестницы, мистер Джеймисон решил посвятить меня в свой план, тщательно продуманный по дороге к нам.

— Мисс Иннес, как у вас сегодня с нервами?

— Мои нервы истрепаны, их у меня не осталось, — сказала я ему весело. — Хэлси нашелся! Какие, могут быть нервы!

— Хочу вас спросить, — продолжал он, — готовы ли вы помочь мне в довольно необычном деле?

— Самым необычным делом, на мой взгляд, была бы спокойная ночь. Но если что-то произойдет, разумеется, я хочу в этом участвовать, — храбро улыбнулась я.

— Не если, а точно что-то произойдет, — кивнул детектив. — И вы единственная женщина, которую я мог бы взять с собой. — Он посмотрел на часы. — Не задавайте никаких вопросов, мисс Иннес. Наденьте удобную обувь, темное пальто и приготовьтесь ничему не удивляться.

Лидди спала сном невинного ребенка, когда я поднялась наверх за вещами. Детектив ждал меня в холле, и я удивилась, увидев вместе с ним доктора Стюарта. Они о чем-то тихонько беседовали, но когда я подошла к ним, замолчали. В доме нужно было еще кое-что сделать, проверить замки на окнах и дверях, предупредить Винтерса, чтобы он удвоил бдительность. После этого мы погасили свет в холле, потихоньку прошли в темноте к парадной двери и вышли на улицу.

Я ни о чем их не спрашивала, считая, что они оказывают мне честь своим доверием, и я докажу, что могу молчать так же, как и они. Мы прошли через поле и оказались рядом со сгоревшей конюшней, переступая через низкие заборчики. Только раз было произнесено несколько слов: доктор Стюарт выругался, когда наткнулся на проволоку.

Через пять минут к нам присоединился еще один человек. Он что-то нес на плече. Я не могла понять, что это. В молчании шли минут двадцать. Я потеряла ориентировку, позволяя мистеру Джеймисону направлять меня в ту или иную сторону, когда возникала необходимость. Я не знала, чего мне ждать. Где-то я неудачно перепрыгнула через лужу, зачерпнув полный ботинок воды пополам с грязью, но мне было весело, хотя я, по-моему, громко хлюпала в ночной тишине своим намокшим ботинком. Помню, я сказала шепотом мистеру Джеймисону, что никогда не видела таких красивых звезд. Очень жаль, что Бог сотворил такую красивую ночь, а люди почему-то должны в это время спать! Когда мы остановились, доктор немного задыхался. И я мысленно сравнила этот безрадостный пейзаж, который предстал моим глазам, с нашим уютным и веселым Солнечным. Перед нами было ровное поле, окруженное подрезанными кустами. Луна, затянутая облаками, едва освещала ряды белых камней на могилах. Кое-где высились темные громады памятников или склепов. Сердце мое сжалось — мы стояли на краю казановского кладбища.

Обернувшись, я разглядела того, кто по дороге присоединился к нам, и его ношу. Это был Алекс. На плече он держал две лопаты с длинными ручками. Я ничем не выразила своего удивления. Мы пошли друг за другом мимо могил, и когда я поняла, что иду последней в этой молчаливой цепочке, я невольно, оглянулась. Когда этот инстинктивный страх у меня прошел, я поняла, что ночное кладбище ничем не отличается от нашего злополучного имения. Постоянно появлялись какие-то тени, слышались непонятные шорохи. Вдруг кто-то негромко вскрикнул. Я невольно вздрогнула. Но мистер Джеймисон успокоил меня, сказав, что это всего лишь сова, и я постаралась поверить ему.

Мы остановились у склепа Армстронгов. Доктор Стюарт изъявил желание избавить меня от дальнейшего зрелища.

— Женщинам здесь нечего делать, — сказал он.

Тогда детектив стал ему что-то доказывать о свидетелях. Доктор подошел ко мне и пощупал пульс.

— Что ж, оставайтесь, — проворчал доктор. — Думаю, здесь зам будет не хуже, чем в доме, полном ужасов.

И он постелил на ступеньки склепа свое пальто, чтобы я могла сесть.

Могила всегда напоминает о конце. В яму бросают землю, и люди чувствуют, что это конец. Что бы ни происходило до этого и что бы ни было потом в вечности, это храм, где тело предается земле, а душа возвращается туда, откуда она пришла. Поэтому возникает чувство, что происходит осквернение святыни, когда тело вновь извлекают из могилы. Однако в эту ночь на казановском кладбище я была совершенно спокойна, наблюдая, как Алекс и мистер Джеймисон раскапывают могилу. Я боялась только одного — что нам могут помешать.

Доктор стоял на страже, но кругом было тихо. Время от времени он подходил ко мне и похлопывал по плечу.

— Никогда не думал, что такое может случиться, — сказал он. — Во всяком случае, меня не будут подозревать в соучастии. Доктора обычно участвуют в констатации смерти, а не в эксгумации.

Когда Алекс и мистер Джеймисон положили на траву лопаты и закончили работу, мне вдруг стало жутко. Признаюсь, я закрыла лицо руками. Они стали вытаскивать тяжелый гроб, я все еще не могла прийти в себя и не глядела, только слушала скрежет открываемой крышки. И тут детектив негромко вскрикнул, а доктор снова стал нащупывать мой пульс.

— А теперь, мисс Иннес, — сказал доктор, — подойдите, пожалуйста…

При свете фонаря, направленного на лицо усопшего, я увидела, что в гробу покоится совершенно незнакомый человек. На серебряной табличке, приколоченной к крышке, значилось: «Пол Армстронг». Но в гробу лежал вовсе не он!

Загрузка...