Уноси готовенького
— Ты вообще остановки не знаешь, да? — развёл руками Вальцов.
— Дима, думай, что говоришь. Я-то тут при чём? Мне нужно было сначала умыться, а после прикинуться веником, который ничего не слышал? — удерживая карту друга перед собой, возмутился я в ответ на его отповедь.
— Ладно. Мне-то какое, собственно говоря, дело. Скажу спасибо, ведь благодаря тебе я обрастаю связями в столице. Только как бы ты не закончился раньше времени, задевая всех подряд.
— Не закончусь. Мне бы только ещё годик продержаться, а там запрусь у себя в поместье, как, впрочем, и собирался поступить.
— Вообще-то, из тебя затворник не очень, — усомнился он.
— Согласен. Но с меня вполне достаточно и орловского общества, а оно куда проще столичного.
— Угу. Зарекалась коза не ходить в огород. Ладно, жди. Скоро буду. Ты у себя в пансионе?
— Завтра же воскресенье, так что в доме у тестя. Ты вот что, когда будешь готов, свяжись со мной, открою тебе портал прямо в усадьбу. Я накупил дешёвых карт орловской портальной площади.
— Хвастаешься новеньким «Портальным усилителем»?
— Ну, для чего-то же я его делал. К тому же восполнение заряда мне ничего не стоит, за день управлюсь.
— Ла-адно. Тогда через полчаса вызову.
— Договорились.
Задерживаться на балу мы с Ольгой не могли. Скандал, что тут ещё сказать. С Третьяковым ещё туда-сюда, мы как бы разошлись врагами, но по-тихому. А вот с Лужиным вышло громко. Пошли пересуды, в нас едва пальцами не тыкали. Поэтому супруга выдержала паузу, доев мороженое, после чего сослалась на недомогание, и мы покинули едва начавшееся веселье.
Мои будущие противники не стали тянуть кота за подробности, и секунданты прибыли в усадьбу князя Зарецкого буквально через десяток минут после нашего возвращения. И чего так спешить? После предварительного разговора с ними я связался со своим другом, всегда готовым меня выручить. Тем более что подобные посещения позволяли ему расширить круг общения среди столичного света.
— Войдите, — разрешил я, услышав стук в дверь.
Ну что сказать, похоже, Любавин уже доложил князю о произошедшем, и тот решил переговорить по этому поводу. Я коротко обрисовал суть обоих происшествий. И судя по виду Платона Игоревича, ситуация ему не нравилась в корне.
— Всё это неспроста, Никита. Слухи ходили ещё перед вашей свадьбой, но тогда Каменецкие отнекивались и не проявляли активности. Сейчас же разговоры только усилились, и складывается впечатление, что общество понемногу разогревают, готовя к скорому скандалу. И у меня сложилось мнение, что распространяют слухи именно Каменецкие.
— И что это им даст? — не понял я.
— Когда накал страстей дойдёт до точки кипения, они могут поднять этот вопрос на заседании княжеской думы и предложить успокоить как общество, так и представителей обоих родов. А для этого провести официальное обследование на предмет твоего отцовства. Судя по всему, им неизвестно то, что им являешься именно ты. Это ведь чистой воды случайность. Хотя я всё же надеюсь, что судьба, — после секундной задержки, хмыкнув, уточнил он.
Без понятия, чем я так понравился князю с княгиней, но как уже неоднократно говорил, их отношение ко мне было самым благожелательным.
— Возможно ли, чтобы им это не было известно? — усомнился я.
— Тут-то как раз всё просто. На постоялом дворе тебя видели Михаил и Тарасова. Затеявшему эту интригу Андрею Ивановичу вообще было наплевать, кто будет отцом. Благодаря завербованной служанке они знали график недомоганий Ольги. Оставалось спланировать так, чтобы вовремя подвести к ней человека и ударить наверняка. Тарасову убрали в глухой угол, оставался Михаил. Но он, узнав тебя, решил сам исправить свою ошибку. Наверняка с помощью своего слуги, но их обоих убили.
— Кто убил? — не удержался я от вопроса.
— Н-не знаю, — замявшись, покачал головой князь.
Знает. Или догадывается. В свете известных мне обстоятельств я тоже имею свои соображения по этому поводу. Дедушка Ольги мог узнать о её беременности заблаговременно, и пока это не стало достоянием других, избавиться от Михаила. После чего за отца ребёнка выдают меня, и ничего не ведающие Каменецкие лишаются своего отпрыска. Как его использовать, это уже отдельный вопрос дальней перспективы. Вот только полной уверенности в этих умозаключениях у меня нет. И вообще лучше бы держать их при себе. Но больно уж всё складывается одно к одному.
— Тогда получается, что и меня провоцировали специально. Поединки послужат дополнительным топливом для разгорающегося скандала.
— Что касается Третьякова, то тут вне всяких сомнений. Заносчивый тип, известный бретёр, ловкий фехтовальщик. Два поединка закончились окончательной смертью его противников. Проводились даже расследования по горячим следам. Никаких свидетельств использования усиливающих зелий. Он, конечно, вассал князя Извольского и относится к стану царя, но это ничего не значит. Могли как-то заинтересовать. А вот Лужин выглядит чистой воды случайностью. Просто любитель перемывать чужие косточки, которого случайно застали за этим занятием.
— Пожалуй, соглашусь с вами, Платон Игоревич.
В этот момент со мной связался Дима, и я, извинившись перед князем, направился в летний сад. По пути попросил дворецкого отключить глушилку, чтобы можно было открыть портал. Мне подобное право было даровано его светлостью, поэтому возражений не последовало. Разве только двое дежурных витязей из охраны ненавязчиво переместились в вестибюль, выходящий на заднее крыльцо.
Всякое открытие портала на территории усадьбы происходит под контролем. Мало ли как оно может обернуться, и кто выйдет из перехода. Роды постоянно враждуют между собой, и возможно всё, что угодно.
— Ну, здравствуй, возмутитель спокойствия, — пожал мне руку вышедший из открывшегося прохода Дмитрий.
— И тебе не хворать, — ответил я на рукопожатие.
— В общем и целом я, как говорится, уже в курсе. Остаётся выяснить, где мне искать секундантов твоих противников.
— Я договорился с ними, что они станут ожидать в клубе Травина, в Петропавловском переулке. Гляди, не засядь за зелёное сукно, могут ободрать как липку.
— Игровой дом? — уточнил Вальцов.
— Карты, бильярд или кости, на выбор, — подтвердил я.
— Учту. Да не сомневайся, однозначно учту. Мне пора взрослеть и браться за ум.
— С чего это такие разговоры?
— Ну с тех пор, как тебя окольцевали, у некоторых появился шанс заполучить благосклонность самой красивой девушки Орловского универа.
— Хочешь сказать?..
— Елена Владимировна оказала мне честь, и дело идёт к помолвке.
— О к-как! — не сумел я сдержать своего удивления.
— А ты полагал, она будет лить по тебе слёзы?
— Мы не были парой. Если только на перспективу брак по расчёту к обоюдной выгоде, — многозначительно посмотрев на друга, возразил я.
— Глаза сломаешь, — хмыкнул он. — Думаешь, я не понимаю, что её саму и семью в первую очередь интересуют капиталы моего отца? Да и батюшка это осознаёт.
— И?
— Нам не получить земли близ границы с Дикими землями, там всё уже давно поделено. Можно попробовать купить, но тут в приоритете сначала князья, затем бояре и только после все остальные. Но родовитой знати не нужны конкуренты. Нефёдовы же дело другое, они жители пограничья и владеют там землями со всеми полагающимися льготами, перспективами и возможностями.
— То есть Виталий Дмитриевич желает породниться с боярским родом.
— Для начала помочь появиться таковому, а там уж и получить выгоду. Что же до меня…
— Ди-има? — многозначительно спросил я.
— Ну, нравится она мне. А там сделаю всё, чтобы и во мне она увидела не столько возможность, сколько мужчину, опору и мужа.
— Ладно, если так. Главное, что оба всё понимаете. Вы мне небезразличны, и я не хотел бы, чтобы между вами пробежала чёрная кошка. Давай к нашим баранам. Боярич Третьяков бретёр, а значит, и его окружение может быть из таковых. Так что ты там поаккуратнее и не поведись случайно на групповую дуэль. Твоя задача оговорить место и условия схватки. И не забудь, что я могу драться только в манеже.
— Помню. А насчёт групповой дуэли…
— Даже не думай. За Третьяковым два поединка с окончательной смертью. Возможно, дружки ему не уступят.
— Хорошо, хорошо, как скажешь.
Мы попрощались, и Дмитрий отправился улаживать вопросы по поединку. Час уже неурочный, но что уж тут поделать, коль скоро так сложилось. Потому и клуб был выбран в качестве места встречи секундантов, что там можно прождать хоть до утра.
Пока ожидал друга, решил помедитировать, для чего прошёл в свою комнату. Извлёк из ящика стола склянку с зельем. Не отличного качества, а лишь хорошего, что увеличивает скорость роста вместилища только в пятьдесят раз. Да ещё и перерыв между приёмами в десять суток. Как говорится, почувствуйте разницу.
Опрокинул содержимое в себя, устроился в кресле и, закрыв глаза, провалился в транс. В трудах время пролетело незаметно, и по прошествии часа я открыл глаза, с удовлетворением отмечая произошедшие изменения.
Итак, вместилище двести пятьдесят восемь, разовый лимит пятьдесят один, а дальность атаки возросла до ста тридцати пяти шагов. Конечно, прибавка не та, что была раньше, но, с другой стороны, всё познаётся в сравнении. К примеру, Ольга не может сравниться со мной в росте вместилища даже с учётом приёма зелий отличного качества. Но мне-то от этого не легче. К хорошему оно как-то быстро привыкаешь…
— Ох и душные в этот раз попались. Никита, ты с такими в следующий раз больше не ссорься. Пользы от таких знакомств как с козла молока. То ли дело в прошлый раз. Ну красота же, — довольно потянувшись, произнёс вернувшийся друг.
— Рассчитывал на совместную пьянку? — предположил я.
— Было дело. Но с этими душнилами пить опасно, выбешивают снобы хреновы.
— Понимаю. Надеюсь, они тебя не развели на групповой поединок? — всполошился я, заподозрив неладное.
— Если бы я отказался, то сам себя перестал бы уважать, — легкомысленно пожал плечами Дима.
— Ты понимаешь, что вообще творишь? Не слышал, что я тебе сказал? Третьяков записной бретёр и убийца, и его круг вполне…
— Никита, я всё помню, — перебил он меня. И добавил: — Но иначе никак.
— Ладно. Ты студент и имеешь право выставить вместо себя поединщика. Я попрошу Любавина…
— Ты не станешь этого делать. — Друг вперил в меня серьёзный взгляд.
— Твою налево, Дима, — в сердцах выдал я и уточнил: — Драться будем два на два или один на один?
— Два на два.
— Ну, хоть так.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего. Пошли спать.
— Кстати, ты ведь тоже можешь выставить вместо себя поединщика. Так отчего тогда твой тесть не сделает этого? Или он не в курсе?
— В курсе. Но он во мне не сомневается.
— В девятнадцатилетнем мальчишке?
— Мне через месяц двадцать.
— Очень большая разница, — передразнил меня он.
Спал я хорошо. Ни бессонницей не страдал, ни мысли нехорошие не одолевали. Стоило только коснуться головой подушки, как тут же провалился в темноту без сновидений. Сказывалось напряжение последней недели. Все эти дни, а вернее, ночи я посвятил написанию карт. Для связи с управляющим поместьем Булыгиным и портальные непосредственно в Орешково. Восстанавливался же с помощью рун, что, как ни крути, а за полноценный отдых сойти всё же не может. Вот и добирает организм, как только появляется такая возможность.
Рано утром мы с Дмитрием выдвинулись к универу. В карете доехали до пятачка, что неподалёку от него, чтобы нанять лихача. Приезжать на поединок в своём экипаже моветон, так что пришлось пересаживаться в наёмный…
— Итак, милостивые государи, не желаете ли примириться? — спросил управляющий манежем, он же распорядитель дуэли.
— Я готов к примирению, если Третьяков принесёт извинения в присутствии моей жены, — обозначил я своё условие.
Ура! Ура! Ура! Первым драться выпало именно ему. Почему я так рад? Потому что после разговора с тестем к этому козлу у меня появился особый счёт. А вот крови Лужина я уже и не хотел. Так. Поучить немного, и ладно. Если его светлость не ошибся, то с него этого урока будет достаточно.
— Извиняться перед худородным дворянчиком, возомнившим из себя бог весть что, и распутницей, снюхавшейся с ним до свадьбы? Вот уж увольте, — хмыкнул Третьяков.
— Благодарю вас, Михаил Игоревич, — совершенно искренне произнёс я, улыбнувшись так, словно мне преподнесли самый желанный подарок.
Мой противник впервые посмотрел на меня с лёгкой тенью сомнения, но быстро прогнал его, вновь став уверенным в себе и своей правоте.
— Обращаюсь к секундантам. Вы вправе отказаться скрестить клинки без урона для своей чести, — продолжал придерживаться протокола распорядитель.
— Нет, — едва ли не в один голос произнесли Дмитрий и секундант Третьякова.
— Господа студенты, вы имеете право выставить вместо себя других бойцов. И сделать это всё ещё не поздно без урона чести, — вновь напомнил распорядитель.
Мы снова отказались, после чего нам предложили склянки с блокирующим зельем. И вновь меня охватило тянущее ощущение пустоты под ложечкой. Я настолько свыкся с даром, что мною на секунду даже лёгкая паника овладела. Но это быстро прошло, и я извлёк из ножен клинок.
— Поединок двое на двое, в случае победы над своим противником победитель без урона чести может прийти на помощь своему другу, даже атаковав со спины, — напомнил распорядитель и подал знак сходиться.
Третьяков оказался опытным бойцом и великолепным фехтовальщиком. Он не бросился в атаку и не повёл себя самоуверенно, несмотря на то что перед ним был, по сути, мальчишка, не обладающий хоть сколь-нибудь сопоставимым с ним опытом. Я сразу же ощутил разделяющую нас пропасть. Как был уверен и в том, что усиливающие зелья он не использовал.
Моя единственная возможность, которую ему практически нечем крыть, это игра краплёными картами. Я вывел предвидение в боевой двухсекундный режим и занял выжидательную позицию, парируя пробные выпады и отходя, когда не имел такой возможности. Третьяков оказался невероятно быстрым и ловким.
Но я и не думал испытывать по этому поводу какую-либо неловкость. Он ведь знал, что я сильный одарённый от природы. Как и о том, что такие уникумы обладают особыми способностями. А значит, каждый раз схватка с подобным бойцом — это драка как минимум с одним неизвестным.
Прощупывал он меня с полминуты, после чего ринулся в первую серьёзную атаку. Я её прекрасно видел и начал противодействовать с незначительным запозданием, имея в виду то, что такой отличный фехтовальщик может изменить траекторию движения даже в последний момент.
Вот только я не дал ему такой возможности. Ещё полгода назад, да, мог сплоховать. Но с тех пор прошло слишком много времени, и я наработал опыт подобных схваток. В особенности за последние два месяца, что тренировался с тестем, где мне не нужно было скрывать свою способность, и я отрабатывал её использование, не стесняясь.
Остриё шпаги ударило точно в лоб Третьякова, пробило кость и вошло в мозг. Замерев на мгновение, я выдернул клинок и отступил на шаг. Мой противник ещё пару секунд стоял, словно окаменел, выпучив уже остекленевшие глаза и имея третий, узкий и вертикальный, почти посредине лба. Поле чего рухнул на песок безжизненной куклой.
Тем временем его секундант, будучи уверен в том, что помощь товарищу не потребуется, форменным образом издевался над Дмитрием. Он неустанно теснил его и успел нанести три резаные раны. Несерьёзные, но достаточно глубокие, болезненные и кровоточащие.
Я без раздумий ринулся на помощь Вальцову. Его противник всё же заметил меня и осознал, что Третьяков проиграл. Но предпринять уже ничего не успевал. Разве только обернуться, из-за чего клинок, нацеленный ему в затылок, попал точно в висок. Впрочем, сути дела это не изменило. Окончательная смерть обоих поединщиков. Без вариантов.
И нет, я не испытывал чувства вины из-за того, что напал со спины. Коль скоро всё в пределах правил, то туда им и дорога. Секундант, который дрался скорее за компанию и лично мне не сделал ничего плохого? А ничего, что он спровоцировал студента, по сути, мальчишку составить эту самую компанию? Да пусть катится в ад, говнюк хренов!
— Дима, ты как?
— Н-нормально. Представляешь, этот гад со мной играл.
— Я видел.
Второй поединок прошёл без накала. Лужин, конечно, приложил старания и оказался хорошим фехтовальщиком. Но всё же уступал Третьякову. А уж коль скоро даже тот не сумел ничего противопоставить моему предвидению, тот тут и говорить не о чем.
Н-но… Как я уже говорил, к Льву Сергеевичу у меня такой неприязни не было, а потому я ограничился тем, что приложился клинком плашмя по темечку, отправив его в беспамятство. Содрал малость скальп, не без того, и крови натекло много, но только и всего. Впрочем, сотрясение головного мозга штука неприятная.
— Я настаиваю на том, чтобы ему была оказана помощь с помощью рун бранного лечения в полном, возможном для вас, объёме, — попросил я присутствовавшего лекаря.
Сейчас раненый в абсолютной моей власти, и мне решать, какая помощь будет ему оказана. Ну вот нет у меня желания, чтобы он маялся головными болями до конца дней своих. А ведь может, если не оказать квалифицированную помощь по горячему.
— Как скажете, — согласился лекарь, уже наложивший повязки Дмитрию.
— Никита, ты как? Сходим в трактир? — спросил меня друг.
— Можно, — пожал я плечами.
— Я угощаю, — решительно произнёс друг.
— Как-то дёшево за то, что я тебя спас. Не находишь? — усомнился я.
— Ты вообще не должен был об этом вспоминать, учитывая бесстыжий нрав твоей шпаги.
— Ты это о чём?
— О том, что она имеет дурную привычку заголяться по любому поводу. А у меня потом голова болит.
— А. Ну да. Так, может, тогда я угощаю?
— Нет. Сегодня кабак точно с меня, — убеждённо возразил Вальцов.