Витязь. Змееныш

Глава 27

Она его за муки полюбила…

— Никита, помнишь, я тебе про бесстыжесть твоей шпаги говорил? — сделав изрядный глоток пива, спросил Дима.

— Помню.

— Так вот, в этот раз, на мой взгляд, ты изрядно перестарался. Этот Рыков, одарённый из крестьян. Не знаю, как там у него с рангом, может, и слабенький, что не редкость, но клинком владеет отменно. У него своя школа фехтования. Я даже не уверен, что твоя способность, если про неё не врут, тут сможет помочь.

— С рангом у него тоже всё в порядке, коль скоро он сумел спеленать восьмирангового змеехвоста и запустить им в меня через портал.

— Так это он?

— Он.

— И чего тогда…

— И как я это докажу? Моё слово против его. Сейчас он на свету, но легко может уйти в тень. Его здесь ничего не держит. Вывезет своих за границу, иди ищи его потом. А я привязан к поместью и заставе. А главное, к Ольге. И потому остаюсь на свету. На песке манежа я имею шанс с ним разобраться, на городской мостовой моя смерть лишь вопрос времени. Причём непродолжительного. В прошлый раз мне тупо повезло.

— Он показал бумагу с твоей подписью относительно усиливающих зелий на быстроту и ловкость.

— Так и есть. Компенсация на мою способность.

— Да он и без неё…

— Знаю. Ты уже повторяешься, — перебил его я и также выпил добрый глоток пива.

Опьянеть или получить похмелье я не боялся. Есть ведь «Восстановление», которое нивелирует весь негатив. Зато парочка кружек поможет нормально уснуть, а не вертеться, словно волчок. Есть такое дело, потряхивает меня. Не то чтобы до медвежьей болезни. Но я ведь не самоубийца.

Рыков непременно постарается упокоить меня окончательно. Вариант с поднятием при помощи рун его точно не устроит. И выбора у меня нет, только дуэль. Если он меня всё же убьёт, то случится это всего лишь на пару-тройку месяцев раньше, чем без поединка. Вряд ли ему понадобится больше.

После трактира я отправился в пансион. Ехать в дом Зарецких не хотелось, на квартиру в Замоскворечье лень, то же самое и с поместьем, потому как всё равно нужно добираться до портальной площади. Так что универская общага как раз то, что надо.

Здесь оказалось достаточно многолюдно. Учебный год закончился, и студенты поспешили разъехаться по домам, но как минимум половина пока ещё находилась в пансионе. У кого-то остались хвосты по учёбе, другие пожелали составить им компанию, третьи решили гульнуть без родительского пригляда и от вольного, точно зная, что завтра не нужно на занятия.

Я прошёл в свою комнату и, раздевшись, завалился спать. Вот только нервы оказались не стальными. Проворочавшись с полчаса, поднялся и потянулся к своему неприкосновенному запасу. С некоторых пор стал носить при себе фляжку с четушкой##1 коньяку. Выдул одним махом, ощущая, как по телу разливается тепло, после чего вновь лёг. Поначалу никаких изменений не наблюдалось, но потом сознание плавно поплыло, я постепенно погрузился в полудрёму, а там и вовсе провалился в глубокий сон.

##1 Ч е т у ш к а — 245,98 мл.

Проснулся легко. Открыл глаза и уставился в белый потолок. В окно уже вовсю светит солнце. Именно этим мне моя комната и нравилась. В глаза лучи не бьют, зато комната залита светом, и сон слетает, как не бывало. Правда, в пасмурные дни дело обстоит сложнее, потому как побуждение выходит тяжким.

Вальцов подкатил на извозчике в строго оговорённое время. Мы молча поздоровались, и я устроился рядом с ним. Говорить не хотелось. Проснулся-то я легко, но мой страх никуда не делся, и с каждой минутой бодрствования наваливался на меня всё сильнее. Дмитрий же, похоже, решил, что показная бравада и попытка подбодрить меня тут лишние. Пожалуй, я сейчас являл собой картину «обречённая решимость». Во всяком случае, сам себя я именно так и ощущал…

Уже привычная мне процедура, предшествующая поединку, для меня прошла не то что буднично, а скорее даже незаметно. Стандартные вопросы, стандартные ответы, и вот мы с Рыковым уже стоим друг напротив друга с обнажёнными клинками.

— Есть пожелания напоследок? — всё же не удержался от вопроса мой противник.

Говорил он внятно, но негромко, так, чтобы посторонние не могли разобрать, о чём именно речь.

— Сдохни, сделай милость, — всё же не сдержался я, так же не повышая голос.

— Стоит ли переходить на фамильярный тон, мы же представители благородного сословия, — хмыкнув неодобрительно, покачал головой Рыков.

— Не вижу причин быть обходительным с убийцей. Будь ты бретёром, ещё куда ни шло, но ты бьёшь в спину.

— Осуждаете?

— Ни в коем случае. Случалось, и сам поступал не лучше. Вот только при этом я не требовал от моих жертв уважения к себе. Но тебе простительно, выполз из грязи, набрался силы и теперь решил потешить самолюбие, пряча свою ущербность за маской вежливости. — Я даже сплюнул, чтобы выразить всю глубину своего презрения.

Не вижу ни единой причины не поддержать разговор. Время работает на меня. Не в том смысле, что беседой я оттягиваю свой неизбежный конец или ожидаю прибытия кавалерии. Вовсе нет. Меня не отпускает осознание того, что на стороне Рыкова неоспоримое преимущество. Толку от моего предвидения, если он станет по ходу менять рисунок боя, что с его скоростью, реакцией и опытом вполне возможно. Я же могу попросту не поспеть среагировать.

Поэтому собираюсь разозлить его настолько, чтобы он захотел меня наказать и заставить пожалеть о своих словах. А ещё непременно посчитаться за три неудачи, постигшие его со мной. Я должен заставить его начать издеваться надо мной. Иначе всё решится в считанные секунды.

— А вот об этом вы пожалеете, Никита Григорьевич, — зловеще улыбнулся он.

— Аг-га. Давай, попугай меня. Я же безответный манекен и никогда клинок в руке не держал. Ты всего лишь деревенщина, тогда как я дворянин и воин в восьмом поколении. Благородство у меня в крови, а в твоих венах как был навоз, так и остался. Плевать, сколько лет ты учился владеть клинком, потому что бить научился только в спину.

— Говорите, Никита Григорьевич. Говорите.

— Да не о чем мне с тобой говорить, уб-богий.

Я подшагнул к противнику и сделал пробный выпад. Тот не стал скрещивать клинки, отступил и тут же перешёл в контратаку. С-сука. Вроде бы он тоже должен начать прощупывать меня, но вместо этого провёл результативную атаку, полоснув меня по рёбрам на боку. Болезненно, но не глубоко, хотя и кровит изрядно.

И ведь не остановился на этом. Отступая, взмахнул клинком, взрезав рубаху и оставив косую полосу на груди. Если эдак пойдёт и дальше, то он на мне начнёт знаки Зорро вырезать. И ведь я видел его атаки, и даже попытался противодействовать им, но, во-первых, оказался для этого не так быстр, а во-вторых, этот ублюдок умудрился изменить направление атаки и отбить ладонью мой клинок.

— Вам уже не так весело, Никита Григорьевич? — стремительно отступив, одарил он меня любезной улыбкой.

— Отчего же. Я сумел нейтрализовать две твои смертоносные атаки, хотя сам ещё даже не начинал. Так что раунд остался за мной, — отмахнулся я, удивляясь тому, что несмотря на боль, не вскрикнул и сейчас держусь бодрячком.

— И кровью истекаете также вы, Никита Григорьевич. Храбритесь? Ну-ну. Давайте поиграем.

— Надеешься на то, что я потеряю способность драться от кровопотери? Вынужден тебя разочаровать. Я не успею истечь кровью, а ты сдохнешь. Причём окончательно.

Следующие десяток секунд показали, что мои слова всего лишь навсего бахвальство. Две атаки завершились стремительными контратаками Рыкова и четырьмя довольно болезненными порезами.

Помните, я рассказывал о том, что опытные бретёры стараются не убивать своих противников, а нанести как можно больше незначительных ран. Убитого поднимут с помощью рун, таков закон, израненного станут лечить традиционными методами, и он испытает всю гамму неприятных ощущений.

Вот и мой противник начал надо мной издеваться. Собственно, это была моя победа. Я ведь добился того, чего хотел. Правда, это явно не прибавляет мне приятных ощущений и здоровья, но по меньшей мере я всё ещё жив, а во взгляде Рыкова наблюдаю… Нет, это не пренебрежение, но он теперь точно смотрит на меня не так, как это было в начале схватки…

Он однозначно собирался нанести мне очередной порез под правой подмышкой. Но я решил иначе, сместившись вправо, да ещё и подался навстречу. Его клинок пробил мою грудь насквозь, я схватил его руку и потянул на себя, насаживаясь на шпагу по самую гарду и лишая противника возможности освободить оружие. Взор застила красная пелена, ещё мгновение, и я лишусь чувств. Но будучи заточен на удар, в последнее мгновение я всё же сумел его нанести, вогнав отточенную сталь под подбородок Рыкова. Занавес…

В себя я пришёл от ощущения боли. И сильнее всего болело… Да ч-чёрт его знает. Везде. Так будет точнее. И ведь рана на груди самая тяжёлая, отдавалась лишь тупой и ноющей, в то время как многочисленные порезы доставляли широкую гамму неприятных ощущений.

Казалось бы, отличная задумка. Насадить себя на клинок Рыкова и, используя ещё не померкнувшее сознание, вогнать острие шпаги ему в мозг. Благополучно помереть и воскреснуть, будучи поднятым лекарем, как того и требует дуэльный кодекс. Если промахнусь, поединок в любом случае завершён, а я жив-здоров и готов посчитаться с ублюдком, многократно пытавшимся отправить меня на тот свет.

Но что-то пошло не так. Я жив. Меня корчит от боли. А значит, на неопределённое время буду прикован к постели. Что с моим противником, непонятно, и он точно не станет ожидать, пока я поднимусь на ноги. Стало быть, плюём на гордость и просимся на постой к князю Зарецкому. Уж в его-то усадьбе этот охотничий пёс старика Каменецкого до меня не доберётся.

— Никита Григорьевич, как вы себя чувствуете? — поинтересовался склонившийся надо мной лекарь.

— Бхы. Б-благ-гходарю, х-хреново, — превозмогая боль в груди, ответил я.

— Ну, тут уж ничего не поделать, придётся потерпеть. Жизнь ваша вне опасности, остальное отдаю в руки обычной медицины. Во всяком случае, вы живы в отличие от вашего визави.

— Ну, т-ты силё-ён, — уважительным тоном произнёс склонившийся надо мной Дмитрий.

— Мёртв? — с надеждой спросил я.

— Окончательно и бесповоротно. Вот удивил, так удивил. Не упомню, чтобы такой приём хоть кто-то проворачивал.

— Это не приём, а атака обречённого.

— Согласен, он так на тебя осерчал, что никак наиграться не мог… Погоди, так ты его намеренно… Вот т-ты жук.

— Никита Григорьевич, это вам.

Подошедший ко мне секундант Рябова протянул конверт, запечатанный восковой печатью с оттиском герба Каменецких. Вообще-то, мне сейчас хреново, и ещё не все повязки наложили, но я всё же не удержался.

«Итак, юноша, если вы это читаете, значит Рябов мёртв, а вы, соответственно, выжили. Не скажу, что меня это радует, ибо Афанасий был идеальным инструментом, который до недавних пор действовал безотказно. С вами он промахнулся уже в четвёртый раз. Полагаю, что тут дело далеко не только в сильном даре и вашей способности. Иначе, как волей Господа, я объяснить этого не могу. А кто я такой, чтобы противиться ему. Не знаю, пересекутся ли в грядущем наши с вами пути или интересы моего рода, но на день сегодняшний мне остаётся лишь пожелать вам всего хорошего».

Я поднял взгляд на секунданта, устало кивнул и позволил лекарю дальше обрабатывать мои раны. В смысле нанести мазь и забинтовать. Заражения не будет, и на большее можно даже не рассчитывать. Наложение швов это уже к целителю, задача университетского лекаря не позволить мне загнуться в манеже, далее он умывает руки.

— И куда тебя? — спросил Дима.

— Давай на квартиру в Замоскворечье. Я покажу где.

— А может, лучше к тестю?

— Не. Туда точно не следует. Если бы этот выжил, тогда был бы самый лучший вариант, а сейчас не хочу.

— Ну и кто за тобой присмотрит на той квартире?

— Со мной оруженосец, так что разберусь, не переживай.

Ну, не говорить же ему, что старику Зарецкому по моей милости грозит смертельный поединок с его давним соперником. Без понятия, будут ли в курсе тесть с тёщей или нет, но я-то знаю. Устраиваться в пансионе не хотелось от слова совсем. Начнутся ходоки, чтобы засвидетельствовать своё почтение да помочь перевязать раны. И ведь не от вредности характера докучать будут, а совсем даже наоборот, чтобы засвидетельствовать наличие у меня ран и, как следствие, отсутствие рунного лечения. А то как же, положено так.

Моя съёмная жилплощадь встретила нас приятной прохладой. Стены толстые, а потому здесь не бывает жарко даже в самую знойную пору. Дима помог доковылять до постели. А там уж шефство перехватил Ерёма, быстро избавивший меня от одежды и уложивший под одеяло.

— Сходи за целителем, — приказал я оруженосцу.

Тот лишь кивнул и скользнул на выход из спальни. Со мной-то он недавно, а в столице только второй день, но парень ушлый, разберётся, что к чему. Мне сейчас нужно наложить швы. Много швов. Так-то валяться и страдать я не собираюсь, но если активно использовать руны без швов, то можно и без шрамов остаться. Совсем уж пренебрегать условностями общества не следует. Так что придётся малость пострадать и постараться исцелиться с максимумом осторожности.

— Не думаю, что это хорошая идея, Никита. Потом разговоров не оберёшься. Всем будет до жути интересно, вылечился ли ты сам или использовал руны. В пансионе был бы на виду, в доме тестя слуги и вассалы разнесли бы то, что ты честно проходишь лечение. А так… Ты бы хоть гостей позвал, — словно прочитал мои мысли друг.

— Дима, тебе не кажется, что ты печёшься о моей репутации больше меня самого?

— Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Слышал такое? Не о тебе пекусь, а о себе. Я-то в тебе ничуть не сомневаюсь, но найдутся умники, — он повёл плечами.

— Найдутся, научим уму-разуму.

— Ну-ну, учитель. Только учти, что отныне всяк, кого ты вызовешь на дуэль, будет требовать себе поблажку в виде употребления зелий усиления быстроты и ловкости. Прецедент ты сам же и создал.

— Не думаю, что найдётся много желающих после того, как я упокоил учителя фехтования под этими самыми усиливающими зельями. Всё, хватит бухтеть. Лучше дай попить, что-то в горле пересохло.

Вскоре пришёл целитель и начал вдумчивую обработку моих ран. При этом всё качал головой, кивал и бормотал что-то под нос про любителей шинковать соперников на дуэлях. Надо отдать Рыкову должное, хотя он и не оставил на мне отметин в форме буквы Z, порезал он меня изрядно. Часа два швы накладывали, и в общей сложности их число хорошенько перевалило за сотню.

Как только закончили, и Дмитрий выслушал вердикт целителя о моём общем состоянии, друг распрощался и покинул меня. Я хотел было уже применить на себя цепочки бранного лечения, благо действие блокирующего зелья закончилось. Однако на меня навалилась сонливость, опять же, обработанные раны были обезболены, а потому ничто не мешало мне отключиться. Ну вот лениво как-то сейчас напрягаться с этими рунами. Займусь после полудня…

М-да. Размечтался. Нет, с одной стороны, оно даже хорошо, ведь начни я использовать руны, и результат стал бы очевиден даже после первого курса. Бранное лечение отличается от лекарского тем, что не исцеляет раны, а в разы ускоряет процесс заживления. Если при обычном подходе швы снимают где-то на седьмые-десятые сутки, то при бранном можно уже и на вторые. Лекари же исцеляют буквально на глазах, в том числе и от смертельных ранений. При соответствующих умениях и вливании маны, разумеется.

К чему это я? Да к тому, что часа в два пополудни, когда я проснулся из-за урчащего от голода желудка, обнаружилось, что меня посетила моя жена. Вид у неё задумчивый и весьма решительный, и я теперь точно знаю, кто именно будет мне менять повязки завтра. Думаете, я расстроился по этому поводу? Да ничуть не бывало! Да, страдать не больно-то и хочется. Но если это поможет мне сблизиться с Ольгой, то оно того стоит. М-да. Батенька, а вы часом не мазохист?

Как там у классика? «Она его за муки полюбила, а он её — за состраданье к ним?» Может, всё же обломится мне кусочек счастья. Ну правда, ведь заслужил же.

— Как вы себя чувствуете, Никита Григорьевич? — увидев, что я проснулся, присела она на край постели.

— Признаться, хочется есть, — искренне ответил я.

— У вас имеется аппетит? Это хорошо. Я сейчас. — Ободряюще улыбнувшись, жена поднялась и плавной походкой направилась на выход.

Она уже на шестом месяце. Благодаря местным нарядам её живот получается маскировать, но походка однозначно изменилась. Похоже, настал момент нам удалиться в деревню. Вообще-то, кто бы был против, а я так только за. Достала меня эта столичная суета. Хотя, конечно же, придётся ещё доучиваться.