- А Сыроенков Михаил Степанович вам кем приходится?

- С ним что-то случилось? - осведомились за дверью, но голос не показался расстроенным, а скорее наоборот.

- Случилось, - информировала Луша, - но не можем же мы разговаривать через дверь...

И дверь тотчас распахнулась. Не успела я поразиться доверчивости Валентины Семеновны, как Луша впихнула меня в прихожую, ввалилась сама и заговорила склочным коммунальным голосом:

- Что же это получается, граждане хорошие? С милицией вас приходится искать!

- Да вам кого? - удивилась хозяйка квартиры. Была она худощава, коротко стрижена и в очках, на вид лет сорока с хвостиком. Ей бы в руки папочку или указку, и сразу же можно определить, что дама - научный работник или преподаватель вуза.

- Как это кого? - удивилась, в свою очередь, Луша, - Сыроенкова Михаила Степановича.., так кем он вам приходится?

- С этим не ко мне, - вздохнула дама, - этот козел никогда здесь не жил.

И дальше она разразилась такой матерной тирадой, что мы с Лушей встали на месте как каменные столбы. Хозяйка посмотрела на нас сквозь очки диким взором, потом опомнилась и улыбнулась.

- А.., а зачем же вы тогда нас в квартиру впустили? - Луша с трудом вышла из столбняка. - И все же кем он вам приходится - родственником?

- Мне он - бывший муж, - коротко ответила дама, - а вам кто?

- Тут такое дело... - забормотала Луша. - Он мою племянницу соблазнил... Отдыхала девушка в Сочи...

Я ткнула ее кулаком в бок - что за Сочи? Я же абсолютно незагорелая, кто поверит про Сочи?

- Отдыхала в Сочи, - упрямо бубнила Луша, - познакомилась там с неким Сыроенковым из Петербурга... Склонил ее к сожительству... Паспорт он ей показал, а прописку она не разглядела... Бросил вот, а она оказалась беременная... Хоть бы денег оставил...

Я на всякий случай скроила тупую физиономию, но и то сомневалась, что Валентина Семеновна поверит Лушиному вранью. Но, как выяснилось позже, Валентина была так зла на своего бывшего мужа, что семена упали на благодатную почву.

- Вы нам не верите? - внезапно вскрикнула Луша.

- Да что вы, - улыбнулась хозяйка, - про этого (снова матерное слово) я во все поверю!

Не подумайте, что я ханжа и никогда в жизни не слыхала матерных слов. Когда у Генки сгорел жесткий диск, в доме стоял такой отборный мат, что даже соседи через стенку услыхали. В данной же ситуации поражало несоответствие интеллигентной внешности хозяйки с употребляемыми ею выражениями.

- Да вы проходите, проходите, - засуетилась Валентина Семеновна, - чайку вот выпьем, девушке, может, нехорошо.

- Куда уж как нехорошо, - скорбно согласилась Луша.

Я подумала, не перегнула ли она палку. Слава богу, что у меня с этим делом все в порядке, а то и накаркать можно неприятности-то...

За чаем выяснилось много интересного.

Валентина Семеновна была женщина очень приличная, и с детства ее тянуло к научной работе. Она закончила Технологический институт, поступила в аспирантуру. Жила она с родителями в коммунальной квартире на Пушкинской улице, в самом центре города, до Невского рукой подать. Родители очень гордились Валечкиными успехами в учебе, но, сами понимаете, когда все в одной комнате, некуда привести молодого человека. Валечка была девушка домашняя и никуда не ходила, кроме института и библиотеки. В ученых занятиях время текло быстро. Валечка защитила диссертацию, успешно работала на кафедре и помаленьку подбирала материал для докторской. Родители стали прихварывать, и о личной жизни думать Валечке было некогда. Потом родители как-то сразу умерли в один год, и она вся окунулась в докторскую диссертацию. Ее называли уже Валентиной Семеновной. Тридцатилетний рубеж был перейден, а личная жизнь все никак не устраивалась.

И вот однажды, поехав отдыхать в Сочи - тут хозяйка взглянула на меня с сочувствием, - Валентина Семеновна познакомилась там с очень приятным молодым человеком - Мишей Сыроенковым.

В этом месте хозяйка остановилась, отхлебнула одним глотком полчашки остывшего чаю и снова разразилась длиннющей матерной тирадой по поводу самого Сыроенкова, а также по поводу тех дур, которые не переводятся и которых учить бесполезно.

В то время, однако, Валечка была моложе на одиннадцать лет и не имела никакого опыта общения с мужчинами. Миша привлек ее вежливостью и воспитанностью. Он умел говорить комплименты и даже вспоминал к случаю в разговоре пару-тройку стихотворных строчек.

Валечка очень любила классическую поэзию, полюбила она и Мишу, тем более что претендент на ее руку был пока в единственном числе. А Миша сразу же предложил ей жениться, и это говорило, несомненно, в его пользу. Валечка представила, что сказала бы ее покойная мама: у молодого человека самые серьезные намерения... Словом, она вышла за него замуж и прописала в свою комнату на Пушкинской улице.

В квартире на Пушкинской было всего две комнаты, но огромных. Валечкина - светлая, с двумя высокими окнами и эркером, была лучшей. Вторая, где проживала активная старуха Митрофанова, была поменьше и потемнее - угол соседнего дома заслонял солнце.

Миша сразу же взял быка за рога. Он сделал ремонт в их комнате, купил новый югославский диван и стенку и даже собственноручно переклеил обои в общественном коридоре. Он понемногу взял на себя весь быт и окружил молодую жену заботой и вниманием.

Валентина Семеновна тогда сосредоточилась на докторской и, засыпая, не переставала удивляться своему счастью.

Примерно через год, когда до защиты оставались считанные месяцы, Миша решительно заявил, что нужно выбираться из коммуналки. Он, дескать, не потерпит, чтобы его жена, доктор наук, не имела собственного кабинета. Все знают, что ученому нужны тишина и покой, иначе рано или поздно отсутствие таковых скажется на научной деятельности.

Валечка не могла не согласиться с такой постановкой вопроса. Миша предложил вариант. У нее на работе как раз организовывался жилищный кооператив. Следовало поступить так. Они фиктивно разводятся, и Валечка тут же вступает в однокомнатный кооператив. Кое-какие деньги у них есть, остальные дозаймут, и через год у них будет однокомнатная квартира и комната, которые, снова поженившись, они и сменяют на отличную двухкомнатную в центре со всеми удобствами!

Валечка колебалась, но Миша был нежен и убедителен, и она решилась. Они мигом оформили развод, и Валентина Семеновна, заняв денег у своего научного руководителя, вступила в кооператив. Правда, дом строили в Сосновой поляне, очень далеко от центра, но это ничего не значит, утверждал Миша, они же не собираются там жить!

Снова полетели дни, заполненные научной работой. Защита, правда, задерживалась, потому что научный руководитель ненавязчиво напоминал, чтобы долг Валентина Семеновна отдала как можно скорее, потому, дескать, что экономика нестабильна в стране большие перемены и кто его знает, что там будет дальше. Профессор был далеко не дурак и деньги в долг дал в долларах. Рубль постоянно падал, и Валентине Семеновне пришлось на время оставить диссертацию и взять дополнительную нагрузку в вузе. Когда и этих денег стало не хватать, пришлось устроиться по совместительству вести кружок химии в районном Доме творчества юных.

Теперь она приползала домой поздно вечером, ела не глядя все, что ей предложит муж, валилась на диван и засыпала. Однако время шло, строительство кооперативного дома продолжалось, и Валентина наконец отдала профессору все, что занимала. Правда, для этого пришлось продать новую дубленку и мамино золотое кольцо с изумрудом, и все равно профессор был недоволен, но она вздохнула свободней.

Однако время для защиты диссертации в том году было безнадежно упущено, сменился состав ученого совета, и Валентинин научный руководитель при встрече разводил руками - что, мол, он может поделать, если вы сами упустили благоприятный момент...

Валентину же грела мысль, что их кооперативный дом уже подводят под крышу.

И наконец настал тот момент, когда ей вручили ключи от крошечной однокомнатной квартирки - вот этой самой, где мы находимся. Валентина Семеновна выписалась из своей комнаты на Пушкинской и прописалась здесь, Миша сказал, что нужно ждать полгода и только тогда начинать обмен. С повторным вступлением в брак тоже решили пока подождать. Валентине Семеновне неудобно было перед коллегами по работе. Ей в свое время пошли навстречу, дали возможность вступить в кооператив, хотя желающих было предостаточно.

Снова навалились научные заботы, а Миша тем временем благоустраивал эту квартиру - вон полки повесил, дверь железную поставил... И когда Валентина через полгода снова завела разговор об обмене, муж ей сказал, что жизнь очень сложная штука, что Михаил очень хорошо к ней относится, но сердцу не прикажешь - он встретил другую. Он очень долго боролся с собой, все боялся признаться, но теперь наконец решился и очень надеется, что Валечка его по-человечески поймет, не станет чинить препятствий, и они расстанутся как интеллигентные люди.

Когда до Валентины Семеновны дошло, что ее попросту выставили из любимой комнаты на Пушкинской, где она родилась, где умерли ее родители и откуда до Невского пять минут ходьбы, в глазах у нее потемнело и в голове забили по железу тысячи молотков. Когда же она вспомнила, сколько пришлось вынести за последние полтора года, как она вкалывала на двух работах, как профессор при встрече недовольно поджимал губы, а сотрудники посматривали косо, она схватила первое, что попалось под руку, - старинный бронзовый подсвечник - и бросилась на этого негодяя.

Снова хозяйка сделала небольшой перерыв, чтобы облегчить душу матерными выражениями.

Подлец же был начеку. Он ловко подставился, и подсвечник рассек ему кожу на лбу. На крики и грохот явились старуха Митрофанова и соседи по площадке. Вызвали "Скорую", а Валентину Семеновну хотели было сдать приехавшей милиции, но она так тряслась и всхлипывала, что доктор, наскоро залепив пластырем рану Михаилу, сделал ей два укола, после чего она пришла в странное оцепенение и на вопросы соседей и милиции ничего ответить не смогла.

Бывший муж мигом накатал заявления в милицию и Валентине на работу о том, что, дескать, бывшая жена скандалит и не выезжает с площади, где она больше не прописана. Он не выгоняет ее на улицу, у нее есть однокомнатная квартира, которую он сам лично по доброте душевной привел в божеский вид и даже поставил железную дверь.

Итак, Валентина Семеновна оказалась в этом медвежьем углу без денег, без мебели, без зимней одежды и без маминого кольца. К тому же друзья и коллеги от нее отвернулись, узнав, что она пыталась убить бывшего мужа, который помог ей построить кооператив и даже поставил в квартире железную дверь. Рассказать, что случилось на самом деле, ей мешал стыд - ведь она хотела улучшить свою жилплощадь за счет других, даже нарочно развелась с мужем ради этого... Любой бы, узнав про это, только позлорадствовал: за что, милая, боролась, на то и напоролась...

И Валентина Семеновна тяжело заболела, а когда вышла из больницы через несколько месяцев, то время защиты докторской было упущено навсегда. Тему закрыли.

Ее это не слишком взволновало, теперь ее волновала только одна мысль - как выбраться из этой, простите, задницы, в которую она себя загнала по собственной тупости и доверчивости.

- Вы не поверите, - закончила она, - я пыталась меняться, с доплатой.., ничего не выходит. Как услышат люди про улицу Матроса Бодуна, так сразу шарахаются. Мне знакомый риэлтор так и сказал: "Валентина Семеновна, одно название улицы снижает стоимость вашей квартиры на три тысячи долларов..."

- Так что, милая, вряд ли у тебя получится с Мишки денег получить, - закончила свой монолог Валентина Семеновна, - это такой жук, что как бы вы ему еще должны не оказались...

- Да уж, - пробормотала я, вставая, - мы, пожалуй, пойдем, поздно уже, а добираться отсюда, сами знаете...

- Ну уж нет! - заупрямилась Луша. - Говорите, муженек ваш снова женился? Адресок не подскажете? Где он живет, знаете?

- Как не знать, - усмехнулась Валентина Семеновна, - Пушкинская улица, дом тринадцать, квартира восемь. Мой адрес, с рождения там жила. Только квартира теперь не коммунальная, а отдельная. Он, Мишка-то, знаете на ком женился? На Эльке, враче из нашей поликлиники районной. Он от нее узнал, что у соседки - старухи Митрофановой - рак. Женился он, значит, на Эвелине Павловне, дочку ее еще к себе прописал. А как только соседка померла, сразу же заявление подал на комнату - дескать, ребенку нужна отдельная площадь... У старухи родственников никаких не было, комнату и отдали им. И получилась у Мишки двухкомнатная квартира в центре города, до Невского рукой подать... А я вот тут...

Она снова набрала воздуха, чтобы разразиться матерной тирадой, но я успела задать вопрос:

- Слушайте, если вы его так ненавидите, то почему остались на его фамилии? Зачем вам это напоминание?

- Ах, это... - Хозяйка сняла очки и улыбнулась застенчиво. - Видите ли, в чем дело... Моя девичья фамилия была Косопузова. Представьте, сколько я в школе натерпелась.., потом в институте, да и потом, со студентами ведь работала, а они народ вредный... Так что решила я остаться Сыроенковой. Тоже не блеск, но все же лучше, чем Косопузова...

На лестнице Луша достала список, который продиктовала мне Жанка.

- Ошибается Валентина Семеновна, устарелая у нее информация, - заметила она, - есть Сыроенкова Эвелина Павловна, одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года рождения, да только адрес у нее не тот. Живет она не на Пушкинской, а в переулке Гривцова, это возле Сенной площади. Тоже центр, конечно, но дома там, я тебе скажу, все в ужасном состоянии, и люди сейчас туда не селятся, как-то там неуютно, сплошные коммуналки...

- Очевидно, в жизни Михаила Степановича снова произошли перемены, - вставила я.

- Надо бы ее навестить, может, застанем там Сыроенкова... - но в Лушином голосе не было уверенности.

Ехать к Эвелине Павловне немедленно я категорически отказалась, а поскольку времени было уже восемь вечера, Луша не могла со мной не согласиться.

***

Снова мы ехали черт-те сколько времени из Сосновой поляны, и я беспокоилась за кошку. В самом деле, я совершенно забросила домашнее животное! Всю дорогу до Лушиного дома я в ярких красках представляла себе, как страдает несчастная Кэсси - одна, в незнакомом доме, голодная.., нет, все-таки я какая-то бессердечная и безответственная личность! Завела животное и совершенно о нем не забочусь! Не зря матушка упрекала меня в черствости и незрелости, говорила, что я веду себя эгоистично, как балованный ребенок. Где-то она права. По ее словам, если бы я больше заботилась о Генке, он бы меня не бросил. То есть кто кого бросил, это еще вопрос, потому что ушла-то я сама. Но в матушкином представлении "бросил" - значит, выгнал из квартиры, и я снова приду жить к ним, а вот этого-то она не хочет больше всего на свете.

Откровенно говоря, я и сама не больно рвусь жить с ними вместе. Это аморально - когда люди живут вместе только потому, что им некуда деться, отсюда происходят все семейные драмы. Как здорово было бы жить отдельно от всех! Ей-богу, в собственной квартире я согласна терпеть только Кэсси! Кстати, как она там, бедная брошенная кошка.., скучает, наверное, плачет, умирает от голода...

Мы заскочили в магазин, я купила несколько банок кошачьего корма, ну и нам с Лушей поесть.

Однако, войдя в квартиру, мы увидели кошку, которая совершенно спокойно спала на стопке свежевыглаженного постельного белья. При нашем появлении Кэсси приоткрыла один глаз, взглянула на нас без особого интереса и снова погрузилась в глубокий здоровый сон.

- На чистых пододеяльниках устроилась! - возмутилась Луша. - Теперь все будет в ее шерсти!

- Не сердись, - я поспешно накладывала кошачий корм в оранжевую мисочку, - ей было так одиноко.., а может быть, это вообще не сон, а голодный обморок! Кэссинька, бедняжка, иди скорее покушай!

Однако прекрасная бирманка не проявляла к "вискасу" никакого интереса. Она продолжала спать, и, судя по выражению ее мордочки, ей снилось что-то чрезвычайно приятное.

- Ты видишь, - испуганно сказала я Луше, - у нее даже нет сил дойти до своей миски!

- Да, - тетка посмотрела на меня с недоверием, - а может, она просто следит за фигурой и решила сегодня устроить разгрузочный день?

Я в такую ерунду не поверила: с фигурой у Кэсси все в порядке, и никакие диеты ей совершенно не нужны. Я решила, что животное нужно спасать, взяла кошку на руки, несмотря на ее явное неудовольствие, и понесла к миске. Правда, мне при этом показалось, что животик у нее довольно плотно набит, но я не поверила своим ощущениям.

Опустив кису на пол возле мисочки, я удивленно смотрела на то, как она игнорирует ее содержимое.

Может быть, она не любит "вискас"? Господи, да чем же кормил ее прежний хозяин, как узнать?

- Кэссинька, ну поешь хоть немножко! - просила я ее с самыми униженными интонациями в голосе. - Ты должна поддерживать свои силы!

- Прекрати этот цирк! - возмущенно заявила Луша. - Если захочет, она поест! Может, ты ее еще из ложечки будешь кормить, как малого ребенка?

- Но ты же видишь, она так ослабела, что уже даже не может самостоятельно есть! - возразила я своей бесчувственной тетке, но в это время в дверь квартиры позвонили.

- Ты кого-нибудь ждешь? - испуганно спросила я Лушу.

- Нет, никого! - Тетка крадучись подошла к двери и замерла, прислушиваясь. Я вспомнила сегодняшний день, богатый событиями, и тоже испугалась не на шутку: неужели бандиты, которые охотились за мной около банка и напали по ошибке на несчастную бухгалтершу, все-таки вычислили нас с Лушей и явились по наши души?

В дверь снова позвонили, и вслед за звонком послышался рассерженный голос Варвары:

- Луша, ехидна эфиопская, ты дома, я знаю! Открой сейчас же, а то буду трезвонить, пока не оглохнешь!

- Варя, это правда ты? - с явным недоверием спросила Луша.

- Нет, это Алла Пугачева!

- И ты там одна?

- Нет, в сопровождении ансамбля песни и пляски военного округа!

Луша осторожно приоткрыла дверь, предварительно накинув цепочку.

На лестнице действительно стояла Варвара в жутком коричневом балахоне, лицо у нее было здорово рассерженное.

- Ой, правда ты! - Луша сбросила цепочку, и Варвара влетела в квартиру, как разъяренная слониха на капустное поле.

- Вот она, - завопила соседка, увидев Кэсси, - вот она, террористка!

Моя бирманка в ужасе взглянула на Варвару и стремглав взлетела на буфет. Оттуда она смотрела расширенными от ужаса глазами и явно ожидала, что я вступлюсь за ее честь и достоинство.

- Варя, - первой пришла в себя тетка, - что произошло? Ты почему такая.., нервная?

- Нервная? - Варвара подскочила к буфету и погрозила кошке кулаком. - Это я уже почти успокоилась!

- Да что случилось-то? - Я наконец опомнилась и встала между разъяренной соседкой и буфетом. - Что тебе сделала бедная киска?

- Бедная киска? - с сарказмом повторила та. - Целый день работы.., коту под хвост! То есть кошке!

- Варя, успокойся, выпей чаю и расскажи, что произошло! Какая кошка между вами пробежала?

- Какая кошка? Да вот эта, наглая прожорливая дрянь!

Кэсси смотрела с буфета чистым и невинным взглядом христианской мученицы и призывала небеса в свидетели своей невиновности.

Хитрая Луша быстро выставила на стол коробку с ореховым печеньем, налила чай. Варвара скосила глаза на печенье, тяжело вздохнула и опустилась всем своим весом на многострадальную табуретку. Табуретка жалобно скрипнула, но выдержала вес.

Выпив одним глотком половину чашки и нанеся серьезный урон печенью, Варвара наконец перевела дыхание и несколько успокоилась. Заметив перемену в ее настроении, Луша придвинулась поближе и повторила:

- Ну расскажи, что все-таки произошло?

- Собрались мы... - начала было Варвара свою повесть, но ее рот был набит печеньем, и слова получились какими-то неразборчивыми. Она прожевала печенье и начала сначала:

- Собрались мы на работе, в центре нашем, Анатолия Ивановича помянуть... Толика... - Варвара громко всхлипнула, вспомнив о своей невосполнимой потере, и, в целях борьбы со стрессом, заглотила очередную порцию печенья. Прожевав его и немного успокоившись, продолжила:

- Договорились, кто чего завтра принесет. Из еды там.., из закуски. Нинка сказала, что селедку под шубой сготовит и помидор банку откроет, Алевтина Петровна рыбу в томате грозилась принести, Анфиса - ветчину... Ну а я пообещала корзиночки сделать с салатом. Ты ведь, Луша, знаешь, они у меня очень хорошо получаются, просто фирменное блюдо! - Варвара взглянула на мою тетку, призывая ее в свидетели, и той ничего не осталось, как уверенно кивнуть. - Ну, испекла я корзиночки, салат нарезала с крабовыми палочками... - со вкусом продолжала Варвара, - горошек положила, майонез, в общем, все, что положено.., разложила салат по корзиночкам, и тут как раз Нинка мне позвонила. Я на кухне оставила все как есть, к телефону побежала. Нинка-то чего звонила - что сериал перенесли, который мы с ней смотрим, и там как раз Патрисия своего Альбертика с любовницей застала. Ну, что делать - пришлось включить, раз у них такой аврал... Пока посмотрела да пока Нинке позвонила, мнениями обменялась, часа два приблизительно прошло. Ну, вспомнила я про корзиночки и тут как раз слышу - какие-то у меня на кухне звуки. Как будто там кто ходит и даже посудой гремит, вроде как на стол накрывает и обедать собирается. Я, понятное дело, женщина одинокая и очень испугалась. У меня нервная система и вообще-то на пределе после того, что с Толиком случилось, а особенно если на собственной кухне такие звуки, сами понимаете. Короче, взяла я скалку - уж не знаю, как она под руку мне подвернулась, - и отправилась к себе на кухню. И как же вы думаете, что я там застаю? - Варвара снова уставилась на Лушу, и та в растерянности покачала головой:

- Понятия не имею!

- Эту прохиндейку вашу! - Варвара обвиняющим прокурорским жестом указала на верх буфета, где Кэсси с самым невинным видом умывала свою мордочку.

- У, кобра египетская! - обругала Варвара это пушистое воплощение невинности.

- Не может быть! - воскликнули мы с Лушей в один голос.

- И не египетская, а бирманская! - добавила я, обидевшись за свою пушистую подругу.

- Сидит прямо на столе, - продолжала соседка, не обратив на наши слова никакого внимания, - сидит, ведьма, прямо на столе и выедает из корзиночек крабовые палочки! Все перепортила, гидра папуасская!

- Вот почему она не хотела есть! - наконец догадалась я. - Кэссинька, ты любишь крабовые палочки?

Кошка прекратила умываться и посмотрела на меня с большим интересом. Ее взгляд как бы говорил: "Где, где крабовые палочки?"

- У, обжора малайская! - продолжала Варвара свои географические изыскания. - Сидит теперь, как будто ни при чем!

- Как же она к тебе на кухню-то попала? - осторожно поинтересовалась Луша.

- Как-как! Видно, через окно! У меня окна-то открыты, а она по карнизу, по карнизу - и прямо ко мне на стол! И ведь, ведьма, все корзиночки переломала, все до единой!

Варвара отправила в рот остатки орехового печенья и по этому поводу на некоторое время замолчала.

- Извини, Варя, у нее тоже стресс, - начала я, - она любимого хозяина потеряла... А хочешь - возьми к завтрашнему столу вот, ветчинки...

Я мигом вытащила из холодильника солидный кусок ветчины и развернула пакет. Варвара алчно глянула на ветчину и согласилась.

- А что это на тебе надето? - спросила я, чтобы сменить тему.

- Так ведь поминки, - вздохнула она, - а черного я не ношу, не идет мне черное.

Я подумала, что при Варвариных габаритах черное было бы очень кстати, но промолчала.

- Но это коричневое тоже ужасно, - она оглядела свой балахон, - я же вижу...

- Точно, - мы с Лушей с облегчением согласились, - не надевай ты его, а то получится как в анекдоте: приду в коричневом, сяду в углу и испорчу вам весь праздник...

- Тогда синенькое надену, - повеселела Варвара, - в горошек...

На этой бодрой ноте она и удалилась, на прощанье бросив грозный взгляд на Кэсси.

***

Наутро Луша была со мной очень сурова. Она подняла нас с кошкой рано-рано - в девять утра и, пока я недовольно плескалась в душе, дозвонилась до квартиры Эвелины Павловны Сыроенковой. С самой Эвелиной Павловной ей поговорить не удалось, ответил запыхавшийся женский голос. Позвать Эвелину женщина отказалась, сказала, что та еще спит, она когда в отпуске, всегда очень поздно встает. Лушина решимость только увеличилась, она сказала, что нужно ехать немедленно, пока Эвелина не проснулась и не умотала куда-нибудь. На мои скромные возражения насчет того, что Михаила Степановича мы можем там и не найти, Луша твердо ответила, что Эвелина - его вторая жена, это известно со слов первой, а та уж врать не станет...

Не слушая моего недовольного бурчанья, Луша впихнула в меня бутерброд с сыром, влила чашку зеленого чая, и мы вышли из дому, наказав Кэсси вести себя прилично и ни в коем случае не вламываться к соседям.

До переулка Гривцова мы добрались относительно быстро - все же исторический центр, всюду близко, однако дом, где жила Эвелина Павловна Сыроенкова, впечатлял своей запущенностью. Дом не красили примерно лет двадцать, лепнина обвалилась, когда-то широкая дубовая дверь парадной растрескалась и не закрывалась.

- Это еще что, - Луша показала направо.

Дверь соседнего подъезда вообще была сорвана с петель и стояла рядом, прислоненная к стене. Мы отважно вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Окна на лестнице были почти все выбиты. Воняло на этой самой лестнице жуткой смесью кошачьей мочи, органических отбросов и крысиного помета, но выбитые окна создавали дополнительный вентиляционный эффект, так что можно было проскочить без противогаза. Во мне зашевелились легкие сомнения. Учитывая все те сведения, которые сообщила нам вчера Валентина Семеновна о характере и деловой хватке своего бывшего мужа, Михаил Степанович Сыроенков никак не мог жить в таком свинарнике.

- Что говорить будем? - поинтересовалась я, робко нажимая на кнопку звонка.

- Там по ситуации посмотрим! - махнула рукой беспечная Луша.

Дверь отворила рослая старуха в малиновом русском сарафане и таком же головном платке.

- Проходите, проходите, - запела она, - проходите, гости дорогие, старец вас ждет!

Она схватила Лушу за рукав и резво потащила по длинному захламленному коридору, приговаривая на ходу:

- Сейчас сподобитесь, старче посмотрит, ручку свою на то место приложит, и болезнь проклятую как рукой снимет...

Луша беспомощно оглядывалась на меня, безуспешно пытаясь вырваться из рук ненормальной в сарафане.

- Стойте, - заорала я, чувствуя, что тетку уводят в неизвестном направлении, - куда вы ее тащите? Нам не нужно ни к какому старцу! Мы пришли к Эвелине Павловне Сыроенковой!

- Эльке два звонка звонить, - буркнула старуха нормальным хамским голосом, - а Мишке - три.

- Мишке? - оживились мы с Лушей. - Михаил Степанович тоже тут живет?

- Не знаю, может, он и Степанович, а только все его Мишкой зовут, - старуха махнула рукой в сторону двери и скрылась в дебрях квартиры.

- Луша, пока не поздно, пойдем отсюда! - взмолилась я.

- Да ты что? - зашипела она. - Когда мы почти у цели?

И она решительно постучала в дверь, откуда тотчас раздался полный муки стон. Мы переглянулись и заглянули в комнату.

При виде убогой обстановки, окна без занавесок и хозяина, полусидящего на старом продавленном диване, мне все стало ясно. Мужик маялся тяжелым утренним похмельем, об этом свидетельствовал еще и запах застарелого перегара, свирепствующий в комнате. Луша чихнула и закашлялась, я же шагнула вперед и встала так, чтобы страдалец мог меня видеть.

- Михаил Степанович? - спросила я громко.

Ответа не было, человек весь ушел в свое страдание. Я отважилась потрясти его за плечо, тогда он поднял налитые кровью глаза и уставился на меня.

- Вы - Михаил Степанович Сыроенков?

Он смотрел на меня долго-долго, после чего как-то нерешительно покачал головой.

- Так да или нет? - рассердилась я, от мужика ужасно пахло и стоять рядом с ним было противно.

Он попытался что-то сказать, но губы не повиновались.

- Не мучай его, - вступилась сердобольная Луша, - по-моему, это не тот тип, что нам нужен...

Я рысью обежала комнату и на столе, покрытом порванной выцветшей клеенкой, обнаружила засаленный паспорт.

"Кульков Михаил Федорович", - было написано в паспорте.

- Не тот, - обрадовалась Луша, - я же говорила...

- Так что тогда мы тут торчим, в этих антисанитарных условиях?

Мы поспешно выскочили в коридор, причем Луша аккуратно прикрыла за собой дверь, чтобы не бить несчастного по больной голове, и постучалась в соседнюю дверь.

- Мишка, сволочь, - раздался истеричный женский голос, - отвали немедленно! Ни рубля не дам на опохмелку!

На наш вторичный стук дверь отворилась, и в коридор вылетела женщина с совершенно дикими глазами. В одной руке она держала выбивалку для ковров, а в другой - будильник. Замахнувшись выбивалкой, она застыла на месте, увидев перед собой вместо жуткой Мишкиной рожи сухонькую, весьма бодрую старушку в белых брюках, телесного цвета трикотажной блузке и соломенной шляпке с коричневой лентой. Именно так выглядела в данный момент Луша. Женщина вытаращила глаза, будильник выпал из ее рук и разбился бы, но я успела вовремя его подхватить.

- Вы к кому? - Она сглотнула, и глаза ее вернулись на место, но тут же левый начал сильно дергаться.

- Мы к Эвелине Павловне, - вкрадчиво начала Луша, - мы бы хотели узнать, где находится сейчас Михаил Степанович Сыроенков, ведь это ваш муж?

- Что? - Эвелина Павловна махнула выбивалкой и вдруг расхохоталась, прислонившись к стене.

Смех ее был злобным и здорово напоминал хохот гиены в зоопарке. Отсмеявшись, она взмахнула руками и вдруг стала сползать по стене на пол. Мы с Лушей подхватили ее под руки и проволокли в комнату, где устроили на диване. Диван был разобран, постель не убрана. Занавески в комнате задернуты, потому что работал телевизор.

Эвелина Павловна устроилась на диване поудобнее и прикрыла колени простыней. Вообще из одежды на ней была только длинная футболка с Микки-Маусом на груди, из-под которой выглядывали розовые шорты.

- Вы вообще кто? - спросила она хриплым голосом.

- Мы к вам имеем только один вопрос, - снова завела Луша, - как найти вашего мужа Михаила Степановича?

- Бывшего мужа! - закричала Эвелина, нервно взлохматила волосы и, кажется, снова собралась захохотать.

- Дорогая, - поспешно вставила Луша, - вам надо успокоиться, может, водички выпьете?

- Какая вода! - вскричала Эвелина Павловна. - К вашему сведению, я сама врач! Невропатолог! Так вот, мне даже элениум не помогает! А за каким чертом вам нужен этот подлец, этот мерзавец, этот двуличный тип?

Я испугалась, что Эвелина сейчас тоже начнет ругаться, как извозчик, но та махнула рукой и начала искать что-то под одеялом. Вскоре она вытащила пульт от телевизора и стала нервно нажимать кнопки. На экране замелькали реклама и детские передачи.

- Вы понимаете... - снова просительно начала Луша, - вот моя племянница, она ехала в поезде, из Москвы.., соседом ее был мужчина, представившийся Сыроенковым Михаилом Степановичем...

- Он что - приставал к тебе в поезде? - оживилась Эвелина и даже сделала потише звук телевизора.

- Да нет, - досадливо отмахнулась я, - если бы это, я как-нибудь сама вопрос решила. Просто вышла на перрон, хватилась - ни паспорта, ни денег! А он куда-то делся. Только что тут был - и вдруг пропал! Я назад, к проводнице - та ничего не знает.

И то сказать - купе двухместное, мы с вечера двери закрыли, и никто больше туда не входил...

- Мишка - ворюга? - Эвелина всплеснула руками. - Ой, не могу!

Она снова захохотала, как проголодавшаяся гиена, и Луша с беспокойством спросила:

- Может, вам валерьяночки выпить?

- Какая валерьянка! - заорала Эвелина. - Я сама невропатолог, мне даже валиум не помогает!

Она выскочила из постели и забегала по комнате.

- Не знаю, не знаю, - озабоченно проговорила она, - хотелось бы думать, что это Мишка тебя обокрал, но вряд ли. У него, видишь ли, другой профиль. Вот если бы он на тебе женился.., он тебе жениться не предлагал? - с подозрением осведомилась она.

- Что вы! - Я даже растерялась. - А что - он очень завидный жених?

- Вы уж ее простите, - вступилась Луша, - племянница очень расстроилась, денег жалко, а главное - паспорта.

Эвелина вдруг взглянула на экран телевизора, и руки ее судорожно зашарили по кровати в поисках пульта. Потом она снова понеслась по каналам и остановилась на мультфильме про Тома и Джерри. Очевидно, яркое мельканье ее несколько успокоило, потому что Эвелина заговорила вдруг обычным голосом и рассказала нам интересную и поучительную историю.

Эля жила с мужем и дочкой в однокомнатной квартире. Муж был ее ровесником, но Эля его не очень любила, потому что он мало зарабатывал. Еще потому, что в однокомнатной квартире совершенно негде было уединиться, дочка просыпалась от малейшего шороха и начинала плакать и звать маму. Эля работала в участковой поликлинике врачом-невропатологом и понемногу зверела от обилия больных. Муж же, вместо того чтобы пристроиться на хорошее место в платную клинику или коммерческий центр и получать нормальные деньги, торчал в больнице при кафедре в Институте кардиологии и писал диссертацию. Очень много времени уходило у него на научную работу, а денег в семью он приносил мало.

Однажды Эля познакомилась с Михаилом - он пришел на прием по поводу миозита. У них завязался роман, но Эля не очень на него рассчитывала. Михаил был женат, и ей не приходило в голову разводиться с мужем - все же он отец ее дочери и так далее... Так продолжалось несколько месяцев, пока однажды Михаил не попросил ее выяснить приватно, чем больна его соседка, старуха Митрофанова. Она, дескать, все ходит и ходит в поликлинику, они с женой боятся, нет ли чего заразного... Эля не придала значения его расспросам, но выяснила у своей знакомой участковой врачихи Ларисы Ивановны, что у бабули все плохо, рак у нее и долго старуха не протянет... Через некоторое время Михаил признался Эле в любви и предложил выйти за него замуж. Оказалось, что с женой он давно в разводе, а живут они вместе, потому что у жены еще не достроили кооператив.

В этом месте рассказа мы с Лушей переглянулись.

Эля все колебалась, тогда Михаил посвятил ее в свои планы. После ее развода они с Мишей поженятся, пропишут в комнату на Пушкинской Элю с дочкой, а потом, когда старуха-соседка умрет, можно будет претендовать на ее комнату, потому что ребенку нужен свой угол. Лежа ночью без сна, Эля прикидывала так и этак, и выходило, что нужно соглашаться на предложение Михаила. Хоть поживет она в нормальных условиях, и у дочки потом будет отдельная комната...

Муж принял развод относительно спокойно, он был занят работой. Михаил немного поскандалил с женой, та утверждала, что он ее обманул. Эля не слишком вникала в чужие разборки. В конце концов, не на улицу же выгнали бывшую жену! Эля сама жила в такой же однокомнатной квартирке втроем...

Михаил оказался на удивление хорошим мужем, домовитым и хозяйственным. Комнату соседки они получили, и он много времени тратил на благоустройство квартиры. Еще он покупал продукты, готовил обед и приводил девочку из садика, потому что Эля стала работать на полторы ставки - денег не хватало, нужно было купить новую мебель и сделать ремонт в кухне...

Эвелина Павловна внезапно сорвалась с места и снова забегала по комнате, нервно нажимая кнопки на пульте. Снова замелькали программы. В довершение ко всему хозяйка закурила сигарету. Все окна в комнате были закрыты, и судя по спертому воздуху, сигарета эта - не первая с утра. Луша закашлялась и робко спросила:

- Может, лучше вам чайку выпить?

- Какой чай! - огрызнулась та. - Мне фенобарбитал не помогает!

Снова она уткнулась в экран телевизора. Ведущий, полный, хорошо одетый молодой человек, спрашивал, доверительно поглядывая с экрана:

- Изменится ли политика фонда после этого трагического события?

На экране появилась молодая ухоженная женщина с высокомерным, надменным лицом и узкими злыми губами.

- Смерть моего мужа, - заговорила женщина заученным тоном, - никак не скажется на политике благотворительного фонда. Фонд по-прежнему будет всеми доступными средствами оказывать помощь малоимущим гражданам, в первую очередь пенсионерам и лицам преклонного возраста...

- Скажите, Римма Петровна, - в кадре появился тот же ведущий, - скажите, существуют неопределенные слухи о завещании вашего покойного мужа, в котором...

- Незачем идиотские сплетни повторять! - зло выкрикнула женщина, резко повернувшись к журналисту. - Забыл, с кем говоришь? Вы все у меня... - Тут до нее, видимо, дошло, что она находится в кадре, и, с усилием справившись со своим лицом, она изобразила кислую улыбку и проговорила:

- Мой покойный муж не оставил никакого завещания, и по закону - я его единственная наследница...

При этом она снова повернулась лицом к камере - я заметила, как на ее шее синими искрами сверкнули крупные бриллианты, - и продолжила прежним заученным тоном:

- Главным принципом деятельности благотворительного фонда по-прежнему останется наш лозунг: "Спешите делать добро!"... А если какие-то непорядочные средства массовой информации пытаются очернить доброе имя нашего фонда, то мы выясним, кто стоит за этой компанией, и применим к ним адекватные меры воздействия!

В кадре снова появился журналист и произнес:

- Мы беседовали с Риммой Петровной Караваевой, вдовой недавно скончавшегося бизнесмена...

- Вы будете слушать про Мишку или в телевизор пялиться? - вернул нас к жизни истеричный голос хозяйки.

- Конечно, конечно, - засуетилась Луша, - может быть, вам все-таки водички?

Та только отмахнулась и продолжала.

Года через два, когда все ремонты были сделаны и новая мебель куплена, вдруг совершенно случайно у Эли объявилась тетка. То есть тетка эта была всегда, но Эля не поддерживала с ней отношений. Тетка, довольно вздорная старуха, занимала две комнаты в коммунальной квартире - да-да, вот в этой самой квартире, где мы с вами сейчас находимся.

В этом месте рассказа несчастная Эвелина Павловна снова схватилась дрожащими руками за сигарету, а мы с Лушей опять обменялись понимающими взглядами.

Элина тетка обратилась к племяннице по поводу своих многочисленных болезней. Эля устроила ее на обследование, и у тетки обнаружили панкреатит, тромбофлебит, пиелонефрит и хроническое воспаление седалищного нерва. От расстройства она потеряла аппетит и слегла. Эля вынуждена была ездить к ней три раза в неделю. Михаил часто расспрашивал жену о здоровье ее тетки, и на лице его всегда появлялось задумчивое выражение...

Однажды он вызвал жену на разговор. Дело в том, сказал он, что тетка очень больна, Эля и сама это видит. Поскольку Эля ее единственная родственница, то именно ей придется за теткой ухаживать. И будет только справедливо, если потом (боже упаси, он не хочет приближать этот момент!), когда с теткой все будет кончено, ее жилплощадь достанется Эле. Все было бы прекрасно, если бы удалось просто оставить приватизированные комнаты по завещанию. Но дело в том, что теткин дом, несмотря на его ужасное состояние, а может быть, как раз поэтому, находится под защитой государства и жилплощадь нельзя приватизировать. Он, Михаил, специально узнавал и консультировался у специалистов. В этом случае тетка может только прописать к себе племянницу на предмет ухода за ней. А потом, когда две комнаты достанутся Эле, они поменяют все это на большую трехкомнатную квартиру на Петроградской или в историческом центре с видом на Неву...

Михаил был нежен и убедителен и еще очень настойчив. И Эля согласилась, тем более что тетка явно дышала на ладан. Дочку пришлось тоже выписать из квартиры на Пушкинской, потому что ребенок должен быть прописан вместе с матерью. Внешне все осталось по-прежнему.

К лету тетка немного ожила и уехала в далекую деревню к давней подруге. Эля, идиотка этакая, еще радовалась, что не нужно мотаться три раза в неделю ухаживать за больной.

Неприятности начались в сентябре. Тетка вернулась из деревни помолодевшая лет на двадцать. Там, на хуторе, нашелся один народный целитель, ведун и травознай, который отпаивал ее целебными отварами, забалтывал бесконечными разговорами и до того заморочил голову, что она не то чтобы уверовала в его талант, но просто забыла о болезнях. Это бы еще ладно, все же тетка была родная, и Эля никогда не желала ей смерти, но она привезла своего целителя с собой, не в силах с ним расстаться. И вышла за него замуж и прописала его в своей комнате! А что Эля могла сделать, это же не ее жилплощадь...

На теткиной свадьбе гуляли все родственники, Михаил был тоже. Он очень внимательно смотрел на тетку с мужем, и на лице его появилось все то же задумчивое выражение.

Через две недели он снова вызвал Элю на разговор. Он очень хорошо относится к ней и ее дочери, начал Михаил, но жизнь - сложная штука. Он встретил другую женщину и хочет на ней жениться. Он надеется, что Эля его поймет и не станет чинить препятствий к разводу, тем более что делить им нечего. Общих детей у них нету и жилплощади тоже.

Когда до Эли дошло, что он подаст на развод и выбросит их с дочкой из квартиры на Пушкинской в дремучую коммуналку к тетке и ее знахарю, в глазах у нее потемнело и в голове застучали по железу тысячи молотков. Она схватила первое, что подвернулось под руку, - бронзовый старинный подсвечник - и бросилась на этого негодяя.

Мерзавец был начеку. Он подставил руку, и подсвечник процарапал эту руку до крови. Подлец тут же побежал в травмопункт и взял справку о побоях, после чего накатал заявление о разводе. Из-за отсутствия общих детей развод прошел без препятствий. С тех пор Эля живет в этой трущобе.

Тетка выбросила из головы все свои болезни. Теперь она бегает, как лось, ест все подряд и даже вечерком распивает со своим муженьком водочку, настоянную на лечебных травах.

- Это она нам дверь открыла - такая высокая, в русском сарафане? - спросила Луша.

- Ну да, у них же теперь бизнес, - усмехнулась Эвелина Павловна, - на теткиного целителя большой спрос. Рекламу в газетах видели - старец Афанасий? Так это он и есть...

Она снова сорвалась с места и стала бегать по комнате.

- Еще Мишка - алкоголик на мою голову. Старец его лечит, так лучше бы он этого не делал. Он когда пьет, то тихий, только по утрам денег на пиво просит. А когда у него трезвый период, то все ко мне пристает. Давай, говорит, Эвелина, поженимся, я пить совсем брошу, сменяем наши две комнаты на однокомнатную квартирку, нет, ну вы представляете?

Тут она снова хрипло захохотала, как гиена, и я не выдержала и присоединилась к ней.

- Ладно, девочки, успокойтесь, - воззвала Луша, - все-таки, где нам вашего бывшего мужа искать? По старому адресу?

- Я ничего про него не знаю и знать не хочу! - отрезала Эвелина. - Он мне всю жизнь покалечил. Если бы он меня от мужа не сманил, я бы сейчас в Америке жила на всем готовом!

Оказалось, что первый муж Эвелины Павловны, оставшись один, полностью окунулся в научную работу, закончил наконец диссертацию, послал свое резюме во все медицинские центры США и вскоре уехал туда работать по контракту в небольшой город, она даже не знает точно какой.

Эвелина снова трясущимися руками закурила сигарету.

- Может, все-таки валерьяночки? - Луша пошла по второму заходу.

- Я сама врач! - привычно буркнула Эвелина. - Какая уж тут валерьянка, мне даже тазепам не помогает!

- Телефончик не подскажете, тот, что в квартире на Пушкинской? - не отступала Луша.

Эвелина зарычала, и мне показалось, что сейчас она бросится на Лушу. Но та посмотрела на разозленную хозяйку кротким взглядом, и Эвелина продиктовала телефон по памяти.

- Идем скорее отсюда, - шепнула Луша, - как бы она нас не покусала...

- Последний вопрос, - вклинилась я, - вот вы своего мужа бывшего так ненавидите.., то есть, конечно, я понимаю, у вас есть веские причины для этого.., но скажите, отчего вы после развода оставили его фамилию? Зачем вам такое напоминание?

- Понимаете, - Эвелина Павловна неожиданно успокоилась, и даже глаз перестал дергаться и руки больше не тряслись, - фамилия моего первого мужа была Крысюк. А он такой самолюбивый был, хотел дать мне и дочери свою фамилию. Вот мы все и были Крысюками. Вы только представьте: на дверях кабинета написано: врач Крысюк Э. П. Или в сочетании с моим именем: Эвелина Крысюк! - Она засмеялась вполне нормально, даже приятный такой был смех.

- Да уж, - пробормотала я, - убийственное сочетание.

- И вот, когда мы с Михаилом поженились, я и дочку на его фамилию перевела, хлопотала долго. Так что потом решила заново не заморачиваться, дочка против была, ей надоело фамилии менять.

***

Выйдя из квартиры Эвелины Павловны, я заметила, что у меня самой начали заметно дрожать руки.

- Луша, - пожаловалась я, - кажется, нервные болезни очень заразны. Эта мадам Сыроенкова номер два явно заразилась от своих пациентов, а я - подхватила заразу от нее. Вон как руки трясутся.

- Ничего не от пациентов, - возразила Луша, - это у нее от воспоминаний о дорогом муже припадки начинаются. А ты просто за компанию с ней начала трястись. Дурной пример заразителен!

Я позвонила по мобильному телефону в злополучную квартиру на Пушкинской, но мне там ответили, что никаких Сыроенковых они знать не знают, и на вопрос, не менялись ли они, тот же голос ответил, что они-то не менялись, а вот номер телефона у них поменялся, что живут они не на Пушкинской и больше ни о чем понятия не имеют.

- Едем сейчас туда, ведь недалеко совсем! - взмолилась Луша.

С ней не поспоришь, и мы рванули на Пушкинскую.

Дом номер тринадцать оказался небольшим таким уютным трехэтажным особнячком, отделанным как игрушечка. В этом доме было всего два подъезда взглянув на которые я почти не сомневалась, что Михаила Степановича Сыроенкова мы по этому адресу не обнаружим.

Дело в том, что подъезды имели очень официальный вид и были увешаны вывесками разных небольших коммерческих фирм.

Пока я читала вывески, Луша, не тратя времени даром, расспрашивала дворничиху, которая очень кстати толклась возле дома и поднимала пыль сухой метлой. Она вся была поглощена этим малоэффективным занятием, но при виде Луши тотчас облокотилась на метлу и расположилась поболтать.

От дворничихи мы узнали, что этот дом, и верно, был раньше жилой, но потом одна фирма откупила весь первый этаж под офис, и жильцы, конечно, жаловались", потому что ходило множество людей весь день и сотрудники фирмы парковали машины прямо возле подъездов. Понемногу, однако, жильцы стали съезжать, и в доме появлялись все новые офисы, пока и вовсе не осталось жилых квартир.

- А в восьмой квартире что сейчас? - заикнулась Луша.

Дворничиха немного подумала, посмотрела на окна, что-то подсчитала в уме и сообщила, что в бывшей восьмой совместно с девятой сейчас, наверное, фирма "Циркон". А может, и не "Циркон", она не уверена, потому что память стала не та...

Правильно поняв заминку в разговоре, я сунула в руку заслуженного работника метлы пятидесятирублевую бумажку, что очень освежило натруженную дворничихину память, и она с уверенностью сказала, что точно, фирма "Циркон".

Мы поднялись на третий этаж и осведомились у девушки в приемной, давно ли существует их фирма и не знает ли она, что стало с хозяином квартиры, где фирма устроила офис?

Девушка оказалась очень воспитанной. Она не стала гнать нас из приемной и утверждать, что мы мешаем ей работать. Напротив, она очень вежливо ответила, что фирма существует достаточно давно, что в этот офис они переехали три года назад и что до них помещением владела фирма "Лиана". Фамилия Сыроенков симпатичной девушке тоже ни о чем не говорила.

***

- Вот что, Луша, - заговорила я, когда мы снова очутились на улице, - мне это надоело!

- Ты что - призываешь меня бросить это дело? - тут же ощетинилась тетка.

- А что нам остается делать? - разозлилась, в свою очередь, я. - Носиться по городу в поисках очередной мадам Сыроенковой? Они мне осточертели, хотя должна признать, что бывший муж обошелся с ними по-свински...

- Ну, это мне очень напоминает сказку о золотой рыбке, - начала Луша, - видишь ли, если бы они не пошли у него на поводу и не поддались чувству жадности...

- Человек всегда ищет, где лучше, - не согласилась я, - но оставим в стороне их судьбу. Мне не совсем понятно, каким образом в этом деле замешан Михаил Степанович. Эвелина правильно сказала, у него другой профиль. Он улучшает свою жилплощадь за счет жен.

- Он - брачный аферист! - высказалась Луша. - Возможно, пообщавшись с мадам Сыроенковой номер три, мы наконец его найдем...

- Я не уверена, что последняя дама в нашем списке является его третьей женой, - заупрямилась я, - и хватит об этом!

- Ты хочешь есть и оттого злишься, - грустно констатировала Луша, и мне стало стыдно.

Тем временем мы вышли на Невский, до которого и вправду рукой подать, и Луша затащила меня в кафе, взяла там два кофе и пирожные.

- Луша, мы поступили очень глупо, когда ввязались в это дело, - упрямо начала я, откусывая от корзиночки, - мы украли из банковского сейфа завещание, спрятали его в ненадежном месте. Мы все равно не смогли никому помочь, а только запутали дело. И мы ничего не узнали.

- Напротив, - возразила Луша, - возможно, мы и поступили глупо, но не тогда, когда украли завещание из сейфа. Таким образом, оно не попало к бандитам и спокойно полежит, пока его не востребуют. Потому что место, где мы его спрятали, очень надежное. Вот как ты думаешь, сколько лет висит в Томочкиной библиотеке портрет Пришвина?

- Понятия не имею, давно, наверное.., ну, лет десять...

- С одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года, - выдала Луша, - я точно знаю. И никто с тех пор его не перевешивал и не вытирал за ним пыль. Надежнее места просто нет!

- Что толку, что завещание будет там лежать! Его же нужно предъявить там куда-то! Вступить во владение наследством, кажется, так это называется.

- Да, кстати о наследстве, - оживилась Луша, - как тебе понравилась эта дама, вдова Караваева?

- Это что-то, - согласилась я, - помесь кобры и акулы. Зубы акульи, напитанные ядом кобры! Повезло в свое время Караваеву!

- Думаю, сейчас, когда он умер, ему повезло больше, - заметила Луша. - И ты, конечно, права, когда утверждаешь, что мы не знаем, кто такая Лиза Макарова. Но вряд ли она такая же, как Римма Караваева.

- Это невозможно, - согласилась я. - Глядя на вдову, хочется быть на стороне той, другой... Но мы ничем ей не поможем, пока не узнаем, где она и жива ли вообще. И вот что пришло мне в голову. Кто такая была Юля Молоткова? Где она работала до и после того, как недолгое время трудилась секретаршей в фирме адвоката Скородумова? Вспомни, Луша, где меня приняли за нее - в Доме кино. Там была вся киношная тусовка.

- И телевизионная тоже, - вставила тетка.

- Меня узнали, как они думали, много людей, - продолжала я, - из чего делаем смелое предположение, что Юлия Молоткова была связана с кино.

- Или с телевидением... И что ты предлагаешь?

- А вот что. Можешь достать приглашение на какую-нибудь их вечеринку или презентацию? У тебя же кто-то этим занимается...

- Разве Валечке позвонить... - пробормотала Луша.

- Звони! - Я протянула ей мобильник.

В Доме кино вечно какие-то сборища, тем более летом. Луша так долго беседовала со своей приятельницей, что я забеспокоилась, не кончатся ли деньги на счету.

- Сегодня никак не проскочить, - расстроенно сказала Луша, - только завтра. Там в рамках фестиваля неигрового кино будет первый показ документального фильма "Из жизни насекомых".

- Документальный фильм... - протянула я разочарованно. - Так, может, там и не будет никого.

- Будь спокойна! - Луша усмехнулась. - После фильма - обсуждение и фуршет, так что на дармовое шампанское все прибегут! Валечка с трудом выцарапала два приглашения, думала, мы с ней пойдем туда вместе, придется тебе меня заменить...

- Жалко, что не с тобой, - фальшивым голосом сказала я, на самом деле лучше будет, если тетка немного посидит дома, уж очень она активна в последнее время.

- Ну вот, все устроилось, а ты боялась! - повеселела Луша. - Видишь, я всегда иду тебе навстречу.

Я закивала головой, но в глубине души зашевелились нехорошие предчувствия.

- А тогда сегодняшний вечер мы можем провести с пользой! - провозгласила Луша.

- Как это? - Предчувствия вполне оформились в осознанную тревогу.

Моя неугомонная тетка наверняка снова задумала какую-то очередную авантюру. И отвлечь ее от этой мысли почти невозможно, во всяком случае мне это не под силу.

Мы вышли из кафе и не спеша пошли по улице к автобусной остановке.

- Да, - начала Луша как бы издалека, - очень мне не понравилась по телевизору безутешная вдова господина Караваева.

- Не считала бы ее безутешной, - осторожно сказала я, не понимая, к чему Луша клонит, - по-моему, она активна и полна сил. Жаждет заполучить все, то есть она уверена, что заполучила все имущество покойного мужа, включая акции фонда "Чарити"!

- Настоящая пиранья, - подтвердила Луша с чувством, - за пять минут обглодает до скелета! До чего же люди до чужого добра охочие! - воскликнула она. - Ну получила виллу, там, дом, машину.., еще что-то - сиди и радуйся, так нет, ей еще и фирму мужа подавай! Хотя, конечно, кто потерпит, когда такой куш из-под носа уплывает, да еще не кому-то, а любовнице мужа!

Я молчала в некотором удивлении. Никогда раньше Луша не говорила подобным тоном и не цитировала почтальона Печкина. Луша искоса на меня посмотрела и осторожно спросила:

- Скажи, вот можно узнать, сколько акций, какой процент от всего количества господин Караваев оставил в наследство Лизе? То есть оставил-то он все, что имел, но сколько у него было?

- Не понимаю, зачем это тебе... Про акции.., наверное, можно узнать в учредительных документах... Устав там должен быть, учредительный договор и прочее...

- Точно, устав... - Луша выглядела смущенной. - Объяснял ведь мне Кирилл Борисович про эти документы, а я ничегошеньки не запомнила...

- А он-то почему такими вопросами интересуется? - спросила я, вспомнив симпатичного старичка, военного пенсионера, единственного мужчину в Лушином обществе любителей кроссвордов.

- Но он же понемногу играет на бирже, поэтому должен разбираться в правовых и экономических вопросах! - важно ответила Луша.

- На бирже? Ты ведь раньше говорила - на спортивном тотализаторе? На "Зенит" ставит...

- И это тоже, - лаконично ответила она.

Мы подошли к автобусной остановке, и тетка снова заговорила:

- Нам нужно посмотреть этот устав.

- Какой устав? - Я размышляла о разносторонних интересах отставного моряка Кирилла Борисовича и начисто забыла начало разговора.

- О чем ты только думаешь! - упрекнула меня Луша. - Нам нужен устав благотворительного фонда "Чарити". Чтобы разобраться во всем происходящем, нам обязательно нужно понять, кто им на самом деле владеет и какие у этих владельцев интересы. Потому что мне очень не понравилась самоуверенность вдовы.

- Ты про это уже говорила... И кто же нам позволит ознакомиться с этими документами? Мы, конечно, можем заявить, что пришли к ним с налоговой проверкой, но у нас тут же потребуют удостоверения, да и вообще они наверняка в лицо знают всех инспекторов...

- А ты ведь разбираешься в компьютерах? - не отступала Луша. - Все молодые разбираются в компьютерах...

- Не то чтобы очень разбиралась, - заскромничала я, - но пока с Генкой жила, конечно, нахваталась кое-чего...

- Ну так вот, тебе нужно влезть в компьютер "Чарити"!

- Луша, ты что! - Я посмотрела на свою тетку с удивлением. - Как ты себе это представляешь? Вломиться к ним в центр, оглушить охранника, усыпить секретаршу.., я что - похожа на Никиту?

- Ну зачем же так грубо! - Луша посмотрела на меня высокомерно, как жираф на черепаху. - Ты проникнешь в центр ночью, никого оглушать и усыплять тебе не придется, все и так будут крепко спать. Тебе понадобится только разобраться с их компьютером...

- На словах-то все просто, - не сдавалась я, - а там наверняка и охрана, и всякие хитрые сигнализации, и, может быть, даже собаки.., а ты ведь знаешь, как я боюсь собак!

- Мы расспросим обо всем Варвару. И я тебя, конечно, не брошу одну, я помогу тебе!

Я хотела спросить свою бесшабашную тетку, чем конкретно она собирается мне помочь, но тут как раз подъехал автобус, и пришлось замолчать, потому что остальные пассажиры могли неодобрительно отнестись к нашим разговорам на такую криминальную тему.

***

Пока мы ехали до дома, я подготовила возражения. Дома я даже не стала нежничать с Кэсси, мне было совершенно не до этого. Я сразу же напустилась на Лушу.

- Ты себе не представляешь, на что мы идем! Это же открытый взлом, проникновение на чужую территорию. Статья Уголовного кодекса! Луша, ты ведь всегда была приличной, законопослушной женщиной! Откуда в тебе криминальные задатки?

- Вот как заговорила! - обиделась Луша. - Сама-то завтра пойдешь в Дом кино на дело! А мне что прикажешь - сидеть дома и гладить твою кошку? У меня от нее аллергия!

- Не выдумывай, - примирительно заговорила я, - вовсе нет у тебя никакой аллергии. Сейчас лето, а летом кошки не линяют. И вообще, это самый настоящий шантаж. Знаешь же, что нам с Кэсси некуда деться, поэтому требуешь от меня опрометчивых поступков.

- Думаю, все пройдет нормально, - ответила Луша, - я войду туда раньше, произведу разведку.., только нужно переодеться в старушку...

Все-таки тетка у меня просто замечательная! Ну надо же - "переодеться в старушку!"

Луша выложила на диван половину своего летнего гардероба и вопросительно посмотрела на меня:

- Ну что, как считаешь? Вот, например, эти брючки и эта блузочка - по-моему, будет самое то?

- Считаю, что полный кошмар. Горе мое, Луша, тебе сколько лет?

- Шестьдесят восемь, - привычно ответила моя обожаемая тетка и тут же рассерженно заявила:

- А вообще, такие вопросы задавать женщине неприлично! Мне столько лет, на сколько я выгляжу!

- Лушенька, не обижайся, - я обняла ее, - но почему у тебя вся одежда такая молодежная?

- А что же мне - старуху из себя делать раньше времени?

- Ну сама посуди - ты хочешь идти в благотворительный центр в брюках-стрейч и французской оранжевой блузке с джинсовыми вставками! Это же все-таки не кинопробы и не ночной клуб!

- Ну, можно вот это... - Луша вытащила из груды одежды хорошенький черный сарафанчик. - Это же достаточно скромно...

- Ага, ты еще мини-юбку надень! Или маленькое черное платье от Шанель - тоже ведь темное...

- У меня нету... - расстроилась Луша.

- У меня тоже.., и боюсь, никогда не будет. - Я выхватила у нее сарафан и присмотрелась к нему. - Луша, какая классная вещь! Я его не видела! Откуда он?

- Все оттуда же. - Луша ревниво потянула сарафан к себе.

- Ой, Лушенька, какая прелесть! Дай поносить!

- Он тебе будет мал!

- Что ты хочешь сказать? - Я всерьез обиделась.

- Ага, а кто прохаживался насчет моего возраста? И вообще - мы делом заняты или ты просто мой гардероб инспектируешь?

- Ну, извини, - я с грустью проследила за сарафаном, который Луша убрала в шкаф, и продолжила:

- Но все это совершенно не годится. Все твои вещи чересчур молодежные, ты сразу привлечешь к себе внимание.

- Что же делать?

- Опять идти к Варваре?

- Нет, что ты! - Луша махнула рукой. - Ни в коем случае нельзя! Варвара заинтересуется, начнет расспрашивать, потом она меня увидит в своем центре, пристанет с разговорами...

- Да, ты права... - Я задумалась. - Может, еще к кому-нибудь из соседок обратиться?

- Если только к Анне Степановне с первого этажа.., но у нее все очень большое! - проговорила Луша с ужасом.

- А это даже хорошо! - Я испытала необыкновенное злорадство, вспомнив, как Луша обматывала меня махровым полотенцем и облачала в необъятный сиреневый костюм.

- Ладно, придется идти к Анне Степановне! - согласилась Луша с тяжелым вздохом.

***

Анна Степановна, медлительная неповоротливая старуха с первого этажа, пользовалась в доме непререкаемым авторитетом. Если она кого-то из соседей объявляла человеком легкомысленным и нестоящим, то с репутацией этого человека было покончено раз и навсегда.

К Луше Анна Степановна относилась с некоторым вполне объяснимым недоверием. С одной стороны, моя тетка была вроде бы женщина солидная и самостоятельная, с другой - одевалась как молодая, что в серьезном возрасте не подобает.

Поэтому, увидев Лушу на своем пороге, Анна Степановна сначала недоброжелательно уставилась на соседку и даже поджала губы, что было у нее признаком немилости.

- Анна Степановна, дорогая, - начала Луша льстивым голосом, - хочу с вами посоветоваться...

Взгляд соседки сразу же потеплел: давать советы она страсть как любила, и то, что молодящаяся Луша смирила гордыню и обратилась к ней за советом, доставило ей ни с чем не сравнимое удовольствие.

- Понимаете, хочу я в собес сходить, попросить матпомощь, так вот вы меня, может, научите...

Анна Степановна вовсе расцвела. Она очень хорошо знала все ходы и лазейки, при помощи которых можно было получить какую-нибудь прибавку к пенсии, или матпомощь, или бесплатную путевку, или иностранную гуманитарную посылку. В санатории она умудрялась ездить по три раза в год, матпомощь получала к каждому празднику, включая день Парижской коммуны, тезоименитство далай-ламы и годовщину освобождения Берега Слоновой Кости. Поэтому Лушин вопрос пришелся весьма кстати.

- Заходи, - старуха широко распахнула дверь и провела Лушу на кухню, поскольку разговор предстоял долгий.

- Чаю выпьешь? - спросила она первым делом.

- Ну если полчашечки... - деликатно согласилась Луша.

- Самое первое - купи хорошую коробку конфет, подороже. Лучше бери кондитерской фабрики имени Крупской. "Руслан и Людмила", например, - очень хорошие конфеты.

- А это для чего? - осторожно поинтересовалась Луша, поскольку Анна Степановна замолчала, неодобрительно рассматривая ее легкомысленный наряд.

- Конфеты - это для Натальи Евстигнеевны, - ответила наконец старуха, - от нее все зависит.

- А это кто же - Наталья Евстигнеевна? Начальница, что ли?

- Начальница, - усмехнулась Анна Степановна, - бери выше! Это самая главная секретарша, через нее-то все и решается! Как она начальнику подаст, так все и будет. Подаст как надо - дадут тебе помощь, а не подаст - так ни с чем уйдешь.., только тебе и ходить не стоит, ничего тебе не дадут!

- Это почему же? - обиделась Луша.

- Одеваешься ты не по возрасту, - Анна Степановна снова поджала губы, - если придет какая женщина в темненьком да в скромненьком, да еще с пониманием - конфет хороших принесет, сразу видно - нуждается человек, так ей и помогут, а на тебя как посмотрят, так и подумают: зачем ей помощь? Не нужна ей помощь, ей и так неплохо живется.

- А что же мне делать-то? - удачно изобразила Луша совершенную растерянность.

- Я же говорю - оденься темненько-скромненько, купи конфет хороших.., все и будет как надо!

- Так нету у меня, Анна Степановна, ничего такого.., темненького-скромненького, все вещи такие.., как бы молодежные...

- Вот! - торжествующе произнесла та. - Я же всегда говорила - по возрасту надо одеваться! Ну ладно, посиди здесь, я тебе сейчас подберу из своего что-нибудь!

Луша покорно дожидалась, пока решительная соседка перебирала свой немудреный гардероб. Наконец она появилась на кухне с узелком одежды и протянула его Луше со словами:

- Вот, прямо от себя отрываю! Ну, ты, конечно, женщина аккуратная, не порвешь, не запачкаешь. А так вещи-то совсем новые, еще и десяти лет не относила.

Луша вернулась в свою квартиру с весьма натянутой физиономией.

- Представляю, что она мне дала! - переживала она, развязывая узелок Анны Степановны.

Однако суровая действительность превзошла все ее самые смелые ожидания.

В узелке обнаружилось до предела вылинявшее ситцевое платье в мелкий невзрачный цветочек, на который не польстилась бы самая непритязательная пчела, поношенная кофточка из детской бумазеи и доисторический темно-коричневый платочек.

- Я это никогда не надену, - произнесла Луша с несгибаемой твердостью красной партизанки.

- Наденешь, - ответила я в том же духе, - я в твоем махровом полотенце под костюмом щеголяла? И ты это наденешь.

Луша поняла, что я буду непреклонна, тяжело вздохнула и начала переодеваться.

- Ну, может, платочек не обязательно? - заискивающе взглянула она на меня, облачившись в старорежимное ситцевое платье, которое явно помнило еще первые пятилетки и ликвидацию кулачества.

- Обязательно! - сурово заявила я. - Платочек - это как раз самое главное! Без платочка ты сразу проявляешь свою истинную сущность! Тогда уж прямо можно в платье от Шанель идти!

- Далось тебе это платье! - чуть не со слезами прошептала Луша, повязывая платочек.

- Как ты повязываешь платок? - ужаснулась я. - Так только рокеры и байкеры свои банданы повязывают!

- Да откуда я знаю, как этот чертов платок повязывать! В жизни их не носила.., не думала, что на старости лет родная племянница заставит...

- Во-первых, не родная, а внучатая, - язвительно поправила я, - а во-вторых, ты хочешь добиться достоверного образа?

- Ну, хочу! - Она тяжело вздохнула и перевязала косынку.

- Ну вот, теперь ничего, - придирчиво осмотрела я Лушу.

- Велико же, болтается все! - простонала она, в ужасе взглянув в высокое зеркало.

- Это ничего, еще даже лучше. Подумают, что ты от голода совсем исхудала, с тебя уже собственная одежда сваливается... Но все-таки чего-то не хватает, нужен еще один завершающий штрих!

Я вспомнила, как Луша заставила меня надеть очки с простыми стеклами, и решила ответить ей достойно.

- Тебе обязательно нужны носочки! - заявила я совершенно безапелляционным тоном.

- Что, - ужаснулась Луша, - какие еще носочки?

- Все старухи обязательно носят носочки! Я тебе дам свои, у меня есть очень приличные, беленькие, я их надеваю под кроссовки.

- Под кроссовки - это совсем другое дело, под кроссовки и с джинсами носочки можно носить, но с платьем! Это же просто неприлично!

- Обязательно носочки! И именно с платьем! Как ты не понимаешь - это последний штрих, достойно завершающий образ! Как у меня завершали образ те ужасные очки...

Луша проницательно посмотрела на меня. Она поняла, какие мотивы руководят мною, и решила не сопротивляться.

Честно говоря, я даже пожалела тетку, когда преображение было завершено. Предо мной стояла худенькая невзрачная старушка в выцветшем платье с чужого плеча, жуткой бумазейной кофточке, жалостном платочке, но белые носочки на ее ногах просто били наповал.

- Ну, во всяком случае теперь тебя точно никто не узнает! - вынесла я окончательный вердикт.

- Я и сама-то себя не узнаю, - горестно вздохнула Луша.

- Сверим часы, - сказала я, как обычно говорят герои крутых боевиков, - ты должна впустить меня в центр в час ночи. Это самое лучшее время, когда все охранники клюют носом, а у меня еще останется достаточно времени до утра, чтобы как следует поработать с компьютером.

***

По длинному коридору благотворительного центра "Чарити" семенила озабоченная худощавая старушка в выцветшем ситцевом платье, которое было явно ей велико, бумазейной кофточке, церковноприходском платочке и беленьких спортивных носочках, по всей видимости, позаимствованных у внучки-старшеклассницы.

Старушка заглядывала в каждую незапертую дверь по пути своего следования, словно что-то искала, но нарывалась, как правило, только на очередную грубость.

Отворив одну из дверей, она увидела романтическую сцену.

Высокий молодой человек, стриженный почти под ноль, сидел на краешке стола, за которым пыталась работать на компьютере худенькая секретарша, и пересчитывал ее пальчики, заглядывая в глаза:

- Ну, поехали ко мне! Черепа на даче, мартини бутылка есть! Оттянемся по полной! Ну, поехали, Верунчик, а?

Верунчик как бы и не очень возражала, но при этом намекала на какой-то известный обоим эпизод:

- А кто с Наташкой в чилл-ауте лапался?

- Нужна мне эта Наташка, - презрительно фыркнул юноша, - у нее полторы извилины!

- А кто говорил, что у нее ноги длинные?

Дискуссия могла стать длинной и увлекательной, но в это время Верунчик заметила появившуюся в дверях старушенцию.

- Бабушка, вам чего? - осведомилась девушка с подчеркнутой официальной сухостью в голосе. - Не видите - люди работают!

- Вижу, - елейным тоном ответила любознательная старушка, - а мне бы.., это.., где тут верхнюю одежду распределяют? Зимние, я извиняюсь, вещи? Например, пальто?

- Бабка, на фига тебе пальто? - включился в разговор юный Казанова. - Лето же на дворе!

- Не всегда же оно будет, лето-то! - выдала старушка философскую сентенцию. - Глазом моргнуть не успеешь, как осень придет!

- А ты еще до нее доживи, до осени! - хамским голосом ответил молодой человек.

- Ничего, у меня здоровье хорошее! - парировала старушка.

- Насчет одежды - дальше по коридору, - вмешалась секретарша в философскую дискуссию, - а здесь - кабинет директора, - и она с почтением кивнула на солидную темную дверь.

Старушка приняла информацию к сведению и с озабоченным видом двинулась дальше по коридору.

За очередной дверью, которую она распахнула, три "грации", явно перевалившие за роковую и непоправимую отметку "сто килограммов", энергично выясняли отношения вокруг груды одежды, сваленной на огромном металлическом столе.

- Нинка, уймись! - кричала одна из них, вырывая из рук коллеги бирюзовый кашемировый свитер с фирменным крокодильчиком "Лакоста". - Тебе этот свитерок на нос и то не налезет!

- На себя посмотри! - не оставалась в долгу Нинка. - Сама-то, можно подумать, Клава Шиф-фер! Отдай вещь по-хорошему!

- Ты уже и так набралась под самую завязку! Как до дома-то допрешь все, что нахапала? Грузовик нанимать придется!

- Да уж как-нибудь управлюсь, тебя просить не стану! - парировала Нинка, но тут она увидела появившуюся в дверях старушку, и ее гнев немедленно принял новое направление:

- А ты, карга старая, куда прешься? Не видишь - люди работают! Читать умеешь? Видела, что на дверях написано - посторонним вход воспрещен! Или тебя из первого класса за тупость отчислили?

- Вы почему старому человеку грубите? - начала закипать обидчивая старушка, но на Нинку ее слова подействовали, как красная тряпка на быка, и она значительно прибавила громкости:

- Так ты еще и хулиганишь? Да я щас охранника кликну, он тебя, пресмыкающаяся ты старая, в мелкий порошок сотрет и в унитаз спустит со всеми положенными церемониями! Ишь ты, земноводная, она еще будет здесь критику наводить!

Старушка, которой совершенно не нужен был лишний шум вокруг ее скромной персоны, исчезла и захлопнула за собой дверь, а Нинка тут же забыла о ее существовании, потому что ее предприимчивая коллега, воспользовавшись моментом, уже запихивала бирюзовый свитер в свою необъятную сумку и это немедленно следовало пресечь.

Дальше коридор сворачивал под прямым углом, и за этим поворотом старушка увидела дверь с незамысловатой табличкой "Ж".

Толкнув эту дверь и обнаружив за ней помещение, сверкающее дорогим испанским кафелем и немецкой сантехникой, старушка мысленно отметила, что центр "Чарити", по всей видимости, процветает и финансовые проблемы не омрачают его горизонта.

Внимательно оглядевшись, она нашла замазанное белой краской окно, закрытое на самый обыкновенный шпингалет, и проверила, что этот шпингалет свободно открывается и в нужный момент не создаст проблем. Затем старушка взглянула на часы и убедилась, что до закрытия центра осталось около получаса. Возвратившись в коридор и убедившись, что за ней никто не наблюдает, она юркнула в заранее присмотренное убежище - маленький чуланчик, где уборщицы держали свой нехитрый профессиональный инвентарь.

Настала самая трудная часть операции, та часть, о которой активная, энергичная Луша думала с настоящим ужасом, - ей нужно просто ждать, ждать назначенного времени. Такая бездеятельность была полностью противопоказана ее натуре.

Луша пристроилась на перевернутом пластмассовом ведре, привалилась к стене и накрылась синим рабочим халатом.

По коридору, оживленно переговариваясь, прошли сотрудники центра, расходящиеся по домам.

Последними, с тяжелым топотом, заставляющим вспомнить неторопливо прогуливающееся стадо слонов, проследовали здешние грации, по дороге лениво переругиваясь:

- Припомню я тебе этот свитерок!

- Да сама-то хороша - кто вчера куртку лайковую оприходовал не в очередь? Забыла уже?

- Да ладно собачиться-то, пойдем лучше ко мне, у меня булочки с корицей испечены!

- А мы ж худеть собирались!

- А ну его!

- И то верно. С корицей, говоришь?

Тяжелый топот стих, и в коридоре воцарилась гулкая тишина.

У Луши затекла нога, она чуть-чуть пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и тут же дверца чулана с грохотом распахнулась.

На пороге стоял бритоголовый тип огромного роста, с самым зверским выражением лица, и плотоядно ухмылялся.

- Вот она где прячется! Так я и знал! Обмануть меня пыталась? Ты что же, думала - у меня полторы извилины? Отсидеться хотела в чилл-ауте? Нет, дорогуша, здесь люди тоже работают! Читать не умеешь, выгнали из первого класса церковно-приходской школы за тупость? Видишь, что написано - посторонним все воспрещено! Все! Понимаешь ты, Клава Шиффер доморощенная? Как ты до дома-то дотащишь все, что здесь нахапала?

- Да я ничего и не взяла, - пыталась оправдаться Луша, - и не нужно мне вовсе ничего вашего, если только что-нибудь такое из верхней одежды.., к примеру, пальто...

- Пальто? - ехидно переспросил бритоголовый. - Да у нас на пальто очередь из постоянных сотрудников! У нас на пальто бухгалтеры с опытом записываются! Пальто ей понадобилось!

Луша хотела возразить, что ведь и не взяла она никакого пальто, но тут же увидела, что пальто лежит у нее на коленях - замечательное светло-бежевое кашемировое пальто с красивым шалевым воротником. Луша вскочила, чтобы объяснить, что не имеет к этому пальто никакого отношения, что оно само как-то к ней приблудилось...

И тут же она проснулась. Было очень тихо, она сидела одна в чуланчике, все тело затекло от неудобной позы и долгой неподвижности, и очень хотелось пить.

Луша испуганно полезла в сумку за электрическим фонариком - ей показалось, что она проспала всю ночь, тем самым сорвав тщательно продуманную операцию. Фонарик высветил циферблат часов. Стрелки показывали пять минут второго.

Луша ахнула и побежала к заветной двери с надписью "Ж".

***

На улице было тихо и безлюдно. Я осторожно приблизилась к зданию благотворительного центра. У входа в центр горел дежурный свет, что позволяло разглядеть скучающего в холле немолодого охранника - более удачливого сменщика покойного Анатолия. Он сидел на стуле возле яркой лампы и читал книгу в глянцевой обложке.

Я неторопливо прошла мимо и двинулась вдоль центра, внимательно приглядываясь к окнам первого этажа.

Вот наконец и то окно, которое мне нужно, - замазанное изнутри белой краской окно туалета. Я остановилась около него и взглянула на часы. Была уже одна минута второго.

Я поднялась на цыпочки и легонько толкнула раму.

Она не подалась.

Я чуть слышно забарабанила по стеклу кончиками пальцев, чтобы напомнить Луше о своем существовании и о том, что назначенное время уже наступило.

Изнутри не раздалось ни звука.

Из-за угла вышла небольшая группа молодежи. Громко и весело разговаривая, они шли в мою сторону. Я наклонилась и сделала вид, что завязываю шнурок.

- Девушка, вам не скучно одной гулять ночью? - закинул удочку один из проходивших ребят.

- Отвали, а? - миролюбиво посоветовала я парню, - Честно, без тебя проблем хватает!

- А я как раз специалист по решению чужих проблем, - сообщил парень, - особенно если это касается симпатичных девушек.

- Кеша, - произнесла напряженным, ревнивым голосом одна из девиц, - может, оставишь человека в покое? Тебе еще не надоело ко всем подряд вязаться? Может, мы все-таки пойдем, а?

- Ладно, ладно, Лялька! - Парень улыбнулся мне, и вся компания удалилась.

Я перевела дыхание и снова тихонько постучала в окно.

Раздался легкий скрип, и рама медленно распахнулась. Из открытого окна на меня смотрела Луша.

- Извини, Машенька, - прошептала она оглушительно громким шепотом, - я немножко опоздала...

- Ничего страшного! - Я ухватилась руками за подоконник, подтянулась и проскользнула в окно.

Мы с Лушей находились в роскошно отделанном туалете.

- Ты здесь что - так и провела вечер? - поинтересовалась я.

- А что - здесь уютно!

- А куда теперь?

- Пойдем, я все разведала!

Мы выскользнули в коридор и двинулись по нему в скудном свете дежурных светильников.

Миновав несколько дверей, Луша наконец указала на одну из них и значительно прошептала:

- Это здесь! Здесь кабинет директора центра!

- И как мы, интересно, сюда попадем? - поинтересовалась я, уставившись на запертую дверь.

Лушино лицо засияло от гордости, и она вытащила из кармана бумазейной кофточки ключ.

- Ничего себе! - изумилась я. - Как тебе удалось его раздобыть?

- Да здешняя секретарша с молодым человеком любезничала, а ключ на гвоздике висел. У них была такая увлекательная беседа, что, если бы я у нее со стола компьютер унесла, она бы и то не заметила!

- Ну, Луша! Ты меня удивляешь с каждым днем все больше и больше! У тебя явные задатки настоящего уголовника!

- Ну, ты мне льстишь. - Луша даже покраснела от такого изысканного комплимента.

Ключ действительно подошел, и через минуту я уже сидела за столом легкомысленной секретарши, уставившись в экран ее компьютера. Дверь в кабинет шефа была заперта, да и выглядела она слишком серьезно для таких начинающих взломщиков, как мы с Лушей, но я рассудила, что большинство начальников не утруждают себя изучением компьютера и, скорее всего, то, что нас интересует, находится в машине секретарши.

Верхний свет мы не включали, чтобы не привлечь внимание с улицы или из коридора. Бледно-голубой экран монитора создавал в комнате странное, нереальное, призрачное освещение, и Луша тихо сидела у меня за спиной, опасливо косясь на дверь и дожидаясь результатов моей работы.

Я тяжело вздохнула: то, что я разбираюсь в компьютерах, - это явное преувеличение, проведя долгое время рядом с Генкой, конечно, я нахваталась каких-то терминов и умела тыкать пальцами в клавиатуру, но до настоящего программера мне ой как далеко... Если бы на моем месте был Генка, он бы моментально поладил с этой чертовой машиной...

Но его не было, и приходилось выпутываться самостоятельно.

Я пробежала курсором по экрану компьютера, запуская по очереди все значки.

Большая часть памяти у той лентяйки, которая сидела днем за этим компьютером, была забита разными играми, причем самыми тупыми и примитивными - всякими стрелялками-догонялками. Понятненько, режется в них весь рабочий день, а потом вздыхает и жалуется, как она устала, да еще и прибавки к зарплате требует!

Наконец мне попалась папка явно рабочего назначения, но когда я решительно щелкнула по ней мышью, на экране загорелась именно та надпись, которой я и опасалась:

"Введите пароль".

Я охнула. Черт ее знает, эту шалаву, что за пароль пришел в ее светлую голову! (Светлую не в смысле интеллекта, а в смысле цвета волос - я просто не сомневалась, что она блондинка.) Скорее всего, она ввела в качестве пароля имя своей любимой кошки или собаки, а может быть, хомячка или попугая, но угадать его - все равно что найти песчинку на пляже...

Просто наугад я набрала имя "Барсик", но компьютер насмешливо подмигнул мне, и на экране засветилось:

"Пароль неверный".

Черт, на что я вообще рассчитывала! В хакеры я явно не гожусь! Был бы на моем месте Генка, он бы, конечно, в два счета... Ну, повторять одно и то же нет никакого смысла!

Я попыталась вспомнить, что говорил мне Генка по поводу взлома чужих паролей. Помню, я как-то сказала ему, что закрою паролем свои файлы, а он только посмеялся и заявил, что компьютерный пароль, как дверной замок - только от честных людей, а от хакера никаким паролем не защитишься. Если пароль настоящий, комбинация цифр и букв, то его можно раскрыть при помощи специальной программы, но большинство простых пользователей, или, как их обычно называют, юзеров, используют в качестве пароля название своей любимой футбольной команды или рок-группы...

Так. Стоп. Футболом здешняя красотка вряд ли увлекается, а вот насчет рок-групп стоит попробовать.

Я представила, что девушка вроде нее может слушать, и для начала набрала на клавиатуре:

"Мумий Тролль".

"Пароль неверен", - холодно ответил компьютер.

Так. Попробуем что-нибудь попроще.

"Руки вверх", - быстро набрала я.

"Пароль неверен".

"Сплин".

"Пароль неверен".

"Гости из будущего".

"Пароль неверен".

"Земфира".

"Пароль неверен".

Я изощрилась и простучала по клавиатуре:

"Смысловые галлюцинации".

И вдруг картинка на экране сменилась, и передо мной всплыла долгожданная надпись:

"Добро пожаловать в систему".

- Ура! - Я подскочила на месте.

- Тише, охранник услышит! - зашикала на меня Луша.

Я подумала, что недооценивала себя и во мне, наверное, пропадает компьютерный гений.., но тут же сама себя одернула: конечно, мне просто повезло, и я совершенно случайно наткнулась на правильный пароль.

Во всяком случае, теперь нужно извлечь из этого все, что можно.

Я пробежала курсором по открывшимся на экране монитора условным обозначениям.

Первым делом мое внимание привлекла надпись "Чарити". Я щелкнула мышью на названии благотворительного фонда, и мне любезно предложили подзаголовки:

"Уставные документы", "Структура", "Персонал", "Поставщики", "Контрагенты".

- Луша, смотри сюда! - позвала я тетку, вызвав на экран устав фонда. - Я не могу разобраться во всей этой галиматье!

"Благотворительный фонд "Чарити" создан с целью.., всемерно содействовать.., создавать условия...

- Общие слова, - проговорила Луша.

"Благотворительный фонд имеет право..."

Дальше следовало перечисление всех существующих видов бизнеса, от строительного и консалтингового до торговли и посредничества. Разве что игорный бизнес не упоминался в этом длинном списке.

- Но они не только благотворительностью занимаются! - удивилась Луша.

- Что и требовалось доказать, - я перешла к следующему документу, - мы же что-то подобное и предполагали!

Следующий документ назывался "Учредительный договор", и в нем перечислялся ряд лиц и организаций, которые совместно учредили благотворительный фонд "Чарити", а также указывалось, какая доля в уставном капитале фонда принадлежит каждому из учредителей.

На первом месте стоял, как мы и подозревали, Сергей Александрович Караваев. Ему принадлежало сорок пять процентов уставного капитала.

Дальше шла некая фирма "Муссон" с десятью процентами, несколько частных владельцев, которым принадлежало от трех до пяти процентов, и, наконец, общество с ограниченной ответственностью "Интербизнес", державшее в своих руках восемь процентов капитала.

- "Интербизнес"... - проговорила я, - это что-то знакомое...

- Тс-с! - Луша схватила меня за плечо. - Ты слышишь?

В коридоре послышались шаги.

- Кто-то сюда идет! - Луша в ужасе покосилась на дверь. - Надо немедленно уходить!

- Сейчас, - я вынула из стопки несколько листов чистой бумаги и вставила их в принтер, - я только распечатаю учредительные документы.

- Как бы нас здесь не застукали!

- Это быстро, принтер хороший, скоростной.

Я нажала кнопку "печать", и лазерный принтер тихо затарахтел, один за другим выплевывая листы.

Шаги в коридоре приблизились к нашей двери. Невидимый нам человек взялся за дверную ручку, подергал ее.

- Скорее! - прошептала Луша.

Я выхватила из приемной полочки под принтером стопку отпечатанных листков, выключила компьютер и вскочила.

В замок вставили ключ.

Я бросилась к окну, но оно было забрано металлической решеткой.

- Сюда! - прошипела Луша. Она стояла возле распахнутого стенного шкафа, в котором сотрудники офиса, по-видимому, держали верхнюю одежду и разные не очень нужные вещи. Сейчас только несколько старых пластмассовых вешалок беззвучно раскачивалось на поперечной штанге да внизу стояли картонные коробки с импортной офисной бумагой.

Ключ в замке повернулся, и дверь начала медленно, с тихим скрипом открываться.

Мы с Лушей кое-как втиснулись в шкаф. Внутри было тесно, душно и пахло пылью.

- А хорошо, что мы с тобой не толстые, - прошептала Луша прямо мне в ухо, - представляешь, как бы здесь чувствовала себя Варвара.

Я очень живо представила эту картину и чуть не зашлась от беззвучного хохота.

Луша ткнула меня в бок: сейчас не время веселиться, любой звук мог нас выдать.

Дверь открылась, и в комнату кто-то вошел, судя по тяжелым, уверенным шагам, это был крупный, рослый мужчина. Я хотела взглянуть на него, но никакой щелки возле моего лица не было, а шевелиться я боялась, чтобы не выдать себя случайным звуком.

Мужчина подошел к столу, остановился.

Я испуганно подумала, что он может потрогать компьютер и почувствовать, что он теплый, потому что на нем только что работали. Негромко скрипнул стул - видимо, человек сел за стол. Потом я явственно услышала, что он включил компьютер.

Почти в то же мгновение дверь офиса снова скрипнула, и в комнату еще кто-то вошел. На этот раз, судя по легкой походке и стуку каблуков, это была женщина.

- Что ты здесь делаешь, - спросила она напряженным, злым голосом, - что ты хочешь найти в компьютере?

Голос ее показался мне смутно знакомым.

- Я то же самое могу спросить у тебя, - ответил мужской голос, - в такой час твое появление не совсем обычно...

- Я хозяйка и имею право приходить сюда когда захочу! - выкрикнула женщина почти на грани истерики.

- Вовсе ты не хозяйка, - заявил мужчина насмешливо, - а вот я действительно генеральный директор, и почему бы мне не прийти в свой собственный кабинет?

- Ночью? - язвительно осведомилась дама.

- А хоть бы и ночью!

- Больно ты стал смелым, как я погляжу, - произнесла женщина гораздо тише, но ее голос стал угрожающим и напряженно-звенящим, - рано ты меня списал, я как была хозяйкой в фирме, так и останусь! Или ты уже в сторону новой хозяйки посматриваешь? Торопишься!

- Да что вы, Римма Петровна, - мужчина явно испугался и пошел на попятный, - вы же знаете, как я вам предан! Я в вашей команде, можете не сомневаться!

- То-то! - Женщина немного успокоилась. - Тогда напомни-ка мне, господин директор, какой у нас расклад по долям уставного капитала, раз уж сидишь за компьютером.

- Я вам и так скажу: кроме сорока пяти процентов покойного Сергея Александровича.., то есть ваших, - поправился мужчина, должно быть, увидев злобный блеск в глазах своей собеседницы, - десять процентов у "Муссона", восемь - у "Интербизнеса", а у остальных держателей - меньше пяти. То есть если вы хотите собрать контрольный пакет, вам нужно договориться с одной из этих двух фирм...

- Ты мне не советуй, что мне нужно, а чего я хочу - это я как-нибудь без тебя разберусь, - проговорила Римма Петровна с прежней враждебностью, - ты мне лучше в компьютере посмотри точный расклад да распечатай для меня.., поработай пальчиками! А то уж забыл, когда сам сидел за компьютером! Все за тебя секретарша делает! Или не все?

Мужчина, который в это время бойко стучал по клавиатуре компьютера, затих и испуганно переспросил:

- Что вы имеете в виду, Римма Петровна?

- Ты работай, работай! Я имею в виду, что ты подозрительно часто стал здесь по ночам появляться! Девица, которая вокруг центра вертелась, вынюхивала, - куда она подевалась? Тоже ведь ночью сюда залезла!

От волнения и от желания все расслышать, не пропустив ни слова, я прильнула еще ближе к дверце шкафа и нечаянно наступила на Лушину ногу. Тетка зашипела от боли и в отместку ударила меня локтем. Вдобавок от пыли и духоты у меня зачесалось в носу и мучительно захотелось чихнуть. Я сжала нос пальцами, чтобы преодолеть это опасное желание. Тем временем мужчина, выдержав небольшую паузу, ответил:

- Она влезла в компьютер. Видимо, тоже интересовалась распределением долей...

- Ах ты, зараза! На кого же она работала - на "Муссон"?

- Не думаю... - мужчина снова сделал небольшую паузу, - скорее на нее.., на Елизавету.

- Ах ты... - Римма Петровна длинно выругалась, - ну и что же с ней произошло?

- Откуда вы знаете, что она была здесь ночью? - вместо ответа мужчина задал встречный вопрос.

- Есть у меня свои информаторы!

- Есть.., или были?

- Кажется, пока я здесь вопросы задаю! - оборвала его Римма Петровна. - Снова спрашиваю - что у вас произошло с девицей этой?

- Застал я ее здесь... - неохотно ответил мужчина, - ну, слово за слово.., она хамить мне стала, потом попыталась вырваться.., я ее ударил, хотел просто с ног сбить, да не рассчитал.., она упала и головой вот об этот угол, я нагнулся - а пульса уже нет...

- Хорош! - саркастически рассмеялась женщина, - Вот какие кадры достались мне в наследство от покойника! Директор благотворительного фонда - и убийством не брезгует!

- Но она же работала...

- Знаю я, на кого она работала, можешь не повторять! Следы-то хоть чисто замел? Прибрал все за собой?

- Не беспокойтесь, - голос мужчины понизился и от этого стал куда страшнее, - не беспокойтесь, все подчистил. Пришлось еще и охранника.., он ее видел, а человек случайный.., ну, здесь несчастный случай организовали, курил человек в постели, а это ведь, все знают, очень опасно... Короче, сгорел наш охранник!

- Это хорошо, - спокойно одобрила его Римма Петровна, - огонь все подчищает, после него следов не остается. Другое плохо: девку ты убрал, не допросив, ничего у нее не узнал.

- Я же говорю, - простонал мужчина, - это вышло случайно! Я не собирался ее убивать!

- Очень плохо! В нашей жизни не должно быть места случайности! Ты вот девку не допросил, а сам считаешь, что она работала на Елизавету, значит, она наверняка знала, где та прячется!

- Опять-таки это только мое предположение...

- Предположение, предположение, - передразнила его Римма Петровна, - я тебе деньги плачу не за то, чтобы ты предполагал, а за то, чтобы ты знал точно! Ты должен был девку эту сдать моим людям!

Они бы с ней поработали - все бы выложила, что знала и что не знала!

- Вы уж лучше молчите! - Мужчина осмелел и повысил голос. - Ваши люди тоже напортачили с адвокатом! За каким чертом понадобилось его убивать в ресторане?

- А за таким, что он уже был начеку, а когда узнал, что девка пропала, совсем перепугался. И дал бы деру, ни в коем случае нельзя было его из ресторана выпускать! Ну что, распечатал мне то, что я просила?

- Сейчас, одну минуту. - Включился принтер, и зашуршала бумага.

- Что такое... - негромко проговорил мужчина.

- В чем дело?

- У меня такое ощущение, что сегодня кто-то уже открывал этот файл. А я к секретарше не обращался...

- Что же, она тоже на кого-то работает? Нет, это просто какой-то кошмар! Честных людей вообще не осталось!

Отчетливо прошелестели листы бумаги, и Римма Петровна вполголоса проговорила:

- Придется собирать доли нескольких мелких держателей акций. "Интербизнес" категорически не идет на контакт.., такое впечатление, что у них есть какая-то косвенная информация о раскладе и они собираются вести собственную игру...

- А "Муссон"? - спросил мужчина.

- "Муссон"? - Римма Петровна коротко, зло рассмеялась. - "Муссон" - это Расковский! Тут не о чем даже разговаривать!

Тут же она опомнилась и недовольно бросила:

- Снова ты вопросы задаешь!

Я стояла в ужасно неудобной позе, практически на одной ноге, да еще в носу было щекотно от пыли. Чтобы немного отдохнула затекшая нога, я взялась за перекладину с вешалками, перенесла на нее часть веса...

И чертова штанга с треском переломилась. Этот звук показался мне просто оглушительным.

- Что за черт! - взвизгнула Римма Петровна. - Здесь кто-то есть! Нас подслушивали!

- Это здесь, в стенном шкафу! - крикнул мужчина, судя по звуку - отодвигая стул.

Дольше прятаться было бесполезно. Я распахнула дверцу шкафа и выскочила из него, как черт из табакерки.

Моим глазам предстала следующая картина.

Посреди кабинета, с выражением злобного удивления на холеном лице, стояла та самая помесь кобры и пираньи, которую мы совсем недавно имели удовольствие видеть по телевизору, - вдова покойного Караваева Римма Петровна. Она изображала одну из статуй Летнего сада - аллегорию то ли возмездия, то ли ненависти, во всяком случае, окаменела от неожиданности и не делала попыток броситься на нас с Лушей.

Зато мужчина, который только что мирно сидел за компьютером, уже выбрался из-за стола и явно собирался отрезать нам дорогу к отступлению. Высокий, плотный, с широким красным лицом, он представлял собой серьезную угрозу.

Я сделала почти одновременно две вещи: толкнула металлический стеллаж с папками так, что он рухнул прямо под ноги мужчине, и швырнула тяжелую коробку с офисной бумагой в настольную лампу - единственный источник света в комнате, не считая экрана монитора.

Лампа погасла, и офис погрузился во мрак, чуть разреженный тусклым голубоватым мерцанием дисплея. Мужчина, громко ругаясь, пытался перебраться через стеллаж, который загородил ему дорогу. Римма Петровна злобно шипела, как змея, которую переехал велосипед, и вроде бы справилась с охватившим ее столбняком.

Я кинулась к дверям, волоча за собой растерявшуюся Лушу.

Выскочив в коридор, захлопнула за собой дверь офиса, подтащила к ней стоявший в коридоре диванчик, чтобы хоть немного задержать преследователей, и стремглав бросилась к туалету, через окно которого так недавно проникла в здание центра.

Луша пришла в себя и довольно бодро семенила следом за мной.

Ворвавшись в туалет и подскочив к окну, я принялась дергать за шпингалет окна, чтобы открыть дорогу на свободу...

Проклятый шпингалет не поддавался! Казалось, он намертво врос в раму и его не открывали с самого дня постройки центра! А ведь Луша всего час назад легко открыла его, чтобы впустить меня внутрь!

В коридоре уже раздавались шаги наших преследователей. Судя по всему, диван не очень задержал их.

- Не то! - вскрикнула у меня за спиной Луша. Я из последних сил дергала проклятый шпингалет, не обращая на тетку никакого внимания.

- Не то! - снова подала она голос.

Я обернулась и увидела, что Луша уже благополучно справилась с шпингалетом на другом окне и даже распахнула само окно, открыв нам путь к спасению.

Я вскочила на подоконник, вдохнула полной, грудью ночной воздух и спрыгнула на тротуар.

Переулок возле центра был совершенно безлюден.

Я повернулась и помогла Луше спрыгнуть с окна.

Окно мы затворили снаружи и припустили по переулку прочь от злополучного центра.

- Тоже мне, благотворительный фонд! - проворчала на бегу Луша, словно прочитав мои слова. - Настоящий разбойничий притон!

Нас, кажется, никто не преследовал, и, добежав до угла здания, мы перешли на шаг.

Однако как только мы свернули за угол, навстречу нам понеслась черная иномарка с потушенными фарами.

Должно быть, наши преследователи решили выйти из здания через дверь и сбить нас машиной.

Я повернулась на сто восемьдесят градусов, схватила Лушу за руку и припустила назад по безлюдному переулку.

Сзади нарастал шум мотора.

Я обернулась через плечо и увидела неумолимо приближающуюся темную массу преследующего нас автомобиля.

Казалось, спасения нет. Я кинулась в сторону, чтобы увернуться от неотвратимой угрозы, так заяц несется зигзагами, чтобы обмануть охотников и спастись от их пуль.

И вдруг, когда я уже решила-, что нам ничего не поможет, навстречу преследующей нас черной иномарке с грозным рычанием мотора вылетела светло-зеленая машина.

Столкновение казалось неизбежным, но в самый последний момент у водителя черного автомобиля сдали нервы, он резко вывернул руль, и иномарка с резким скрипом тормозов замерла поперек тротуара, буквально уткнувшись в стену дома.

Зеленая машина резко вильнула, едва не опрокинувшись, и, сделав чудовищный вираж, умчалась за угол.

Мы с новыми силами припустили прочь.

Свернув на соседнюю улицу, увидели неторопливо катящие скромные "Жигули" ночного "бомбиста" и замахали ему руками.

Немолодой дядечка остановился, открыл нам дверь и сразу же тронулся с места. Уже немного отъехав, покосился и спросил:

- Убегали, что ли, от кого?

- Да, хулиганы привязались! - выпалила я. - Вот, даже бабушки не постеснялись!

- Конечно, - дядечка с пониманием кивнул, - ночью чего только не наслушаешься.., прежде-то спокойно можно было всю ночь гулять, а нынче развелось столько отморозков!

Луша все же больно ущипнула меня за "бабушку".

***

После пережитых волнений даже Луша спала долго. Я же проснулась и еще целый час валялась на диване вместе с Кэсси, наслаждаясь покоем. Не хотелось ничего делать. Вчера вечером я здорово перетрусила. Луша, конечно, тоже, но вряд ли ее это остановит. Нет, тетка вошла в раж, теперь она убедилась, что мы на правильном пути.

Зазвонил телефон, Луша ответила сонным голосом, поговорила немного и повесила трубку.

- Мария, - повернулась она ко мне, - по-моему, мы с тобой выходим на финишную прямую. То есть я хочу сказать, что дело близится к концу. Вчера ночью нам повезло.

- Да уж, - буркнула я, - до сих пор поджилки трясутся.

- Если бы мы не оказались вчера ночью в кабинете директора центра, то не узнали бы столько интересных и нужных вещей, - невозмутимо продолжала моя железная тетка, - правда, мы и сами кое-что подозревали, но никогда не вредно убедиться в своей правоте. Итак, Юлю они убили. Неважно, случайно или не случайно, факт имеет место. Но при этом не успели от нее узнать, где скрывается ее подруга Лиза. И теперь им очень нужно это знать, потому что они боятся, что завещание у нее и она объявится вместе с этим завещанием в самый неподходящий момент.

- Дело за малым - отыскать эту Лизу и вручить ей завещание, - вставила я ехидно, - только как это сделать?

- А вот этим мы с тобой и" займемся сегодня вечером! - обрадовала меня Луша.

- Как то есть мы? Ты остаешься дома! - оторопела я.

- Ничего подобного! - торжествующе заявила тетка. - К Валечке приехала вторая невестка с внучкой, она не сможет пойти. Бедная Валечка!

- Потому что не сможет пойти?

- Нет, потому что теперь она не будет знать ни минуты покоя! Видишь ли, у нее три невестки...

- Отважная женщина! Вырастила трех сыновей...

- Да нет, ты не поняла. Сын у нее всего один, а вот невесток - трое. Сейчас ее сын женат на третьей, но у них испортились отношения. И Валечке все время подбрасывают внука, пока они там ссорятся в свое удовольствие. Вторая невестка с внучкой живет в Москве, но часто приезжает погостить, и тогда надо внимательно следить, чтобы они не столкнулись, потому что обе ревнуют мужа, то есть Валечкиного сына.

- Тяжелый случай...

- И не говори! - вздохнула Луша. - Хорошо, что первая невестка живет в Штатах и приезжала только два раза, а то совсем с ума сойти! Так что, Машка, не дрейфь, сегодня я иду с тобой!

И снова возник вопрос одежды. Я прикинула про себя, пересчитала деньги и решила, что могу себе позволить слегка пополнить изрядно поредевший гардероб. Не все же у Варвары побираться! Луша увязалась за мной в магазины, и мы провели несколько часов как две подружки, вертясь перед зеркалом и примеряя тряпки. В результате у меня появилось миленькое платьице бледно-оранжевого тона, в меру короткое и открытое. Моя шевелюра после мытья утратила ярко-рыжий цвет, оттенок теперь был скорее золотистый. Луша сказала, что платье очень подходит к волосам.

В зеркале я выглядела довольно скромно, но нам ведь сегодня совершенно ни к чему привлекать к себе внимание, мы идем не развлекаться, а по делу...

Снова возле Дома кино паслись дорогие иномарки, но нам с Лушей не было до них никакого дела. Мы быстренько просочились внутрь и поднялись на четвертый этаж, чтобы поскорее очутиться в толпе. Луша тотчас начала выискивать теле- и кинознаменитостей, как будто мы за этим пришли. Я махнула на тетку рукой - чем бы дитя ни тешилось...

Сама я двигалась в толпе очень осторожно и головой вертела незаметно. Это тетке море по колено, она отважно бросается навстречу любым опасностям, а мне нужно беречь свою молодую жизнь. Луша, конечно, не идиотка, потому что только идиот полезет на рожон, просто она чувствует себя совершенно свободной от любых обязательств. Она говорит, что из близких у нее только я, а я уже взрослая и сама могу за собой присмотреть.

В толпе я искала ту самую загорелую тощую брюнетку, которая в прошлый раз окликнула меня и назвала Юлей. Именно с того эпизода и начались все мои неприятности. Потом я случайно слышала разговор брюнетки с какой-то дамой в туалете. Но лица ее я не видела. Стало быть, нужно молить бога, чтобы брюнетка появилась сегодня на данном мероприятии. А это все равно что просить бога о чуде. Хотя.., ну что в самом деле? Отчего бы ей и не прийти сюда? Что ей еще делать-то? Судя по внешнему виду, девица шикарно обеспечена и не тратит драгоценное время на работу. Загорела она так, что сразу видно - недавно приехала из теплых краев, от моря и солнца...

Вспомнив про море, я тяжко вздохнула. Когда еще я увижу море?

Всех пригласили в зал и целый час показывали какую-то жуткую тягомотину про пауков. Вообще-то снято было очень красиво. Я знаю, что некоторые люди очень боятся пауков. Я же отношусь к ним вполне лояльно, а боюсь крыс. Однако, когда на экране появились кадры, как паук опутывает несчастную муху сетью, парализует ее и высасывает жизненные соки, даже мне стало неуютно, а люди в зале стонали и вскрикивали, а одна дама упала в обморок. Вот что значит талант! Снять фильм ужасов про безобидных пауков!

Знаю, что, если бы сняли документальный фильм из жизни крыс, я бы тоже упала в обморок от ужаса.

После фильма толпа снова потекла в фойе в ожидании фуршета.

- Ну что, - спросила Луша, - никаких новостей?

- Брось ты своих знаменитостей, ищи худую брюнетку, очень высокую, загорелую так, как будто только что из фритюрницы выскочила, очень шикарно одета...

- А в каком платье? - наивно спросила Луша.

- А я знаю? - огрызнулась я. - В прошлый раз была в красном. Но это ничего не значит, не думаю, что у нее всего одно платье... Откровенно говоря, я даже не знаю, брюнетка она сейчас или рыжая...

И тут я увидела ее. С нашей встречи прошло всего три дня, так что девица не успела перекраситься или изменить прическу. И фигура тоже осталась прежней - очень худая высокая брюнетка. Только, конечно, не в красном платье, а в желтом. Отличное, судя по виду, безумно дорогое платье сочного шафранного цвета. Только фасон был такой же, как и у того, красного, - без рукавов, но с закрытой шеей. Платье обтягивало фигуру, как будто было нарисовано на ней.

- Луша, - прошептала я одними губами и показала ей на девицу.

Мы с теткой переглянулись и тихонько стали дрейфовать к брюнетке. Тем временем всех пригласили на фуршет. В ресторане сдвинули столы так, чтобы получился один длинный, он был уставлен пирожными, бутербродами и шампанским.

Луша объясняла мне, что не выпить шампанского на презентации или на приеме считается дурным тоном. Хотя и шампанское-то подают так себе, не очень хорошее, но все стараются урвать свою долю.

Народ рванул к столу, как будто до этого три года голодал. Мы с Лушей устремились вместе со всеми, стараясь не упустить из виду желтое платье. Хорошо, что брюнетка имела рост не меньше метра семидесяти пяти, а на каблуках и того больше, ее было отлично видно в толпе.

Вот наконец и стол. Луша ловко протиснулась между голодающими и добыла бокал с шампанским и пирожное на картонной розеточке. Пирожное было со сбитыми сливками, горкой лежащими сверху. Мы ловко обошли брюнетку сбоку, Луша подставилась той под локоть и.., рано или поздно это должно было случиться...

- Ой! - пискнула Луша, испуганно глядя, как шампанское заливает шафранное платье.

Брюнетка до этого делала одновременно несколько дел. Она держала в одной руке свой бокал с шампанским, другой рукой пыталась дотянуться до бутербродов с икрой и еще поддерживала светскую беседу с гориллообразным мужчиной. Я со своей стороны видела только лысый череп и вылезающую из воротника рубашки малиновую шею.

На Лушин крик брюнетка обернулась и застыла в ужасе, увидев залитое платье. Когда же она заметила летящее прямо в нее пирожное, которое Луша выпустила из рук якобы от растерянности, то и вовсе окаменела, как будто на нее надвигалась не корзиночка со сливками, а по меньшей мере Горгона Медуза. Казалось, что для бедной брюнетки на сегодняшний вечер жизнь кончена, но тут с небес спустился ангел в моем лице. Я ловко подхватила корзиночку и остановила опасный полет. Разумеется, пирожное по закону бутерброда падало сливками вниз, так что моя ладонь тотчас наполнилась сладким и липким.

Брюнетка опомнилась и собиралась было завизжать, и тут взгляд ее упал на виновницу торжества. Она увидела перед собой миниатюрную сухонькую старушку в черных трикотажных брюках и молодежной кофтенке с блестками. Морщины на шее закрывал зелененький шарфик. И это чудо испортило брюнетке умопомрачительное платье! Ее спутник развернулся к нам всем корпусом и выпучил глаза. Сходство с гориллой было поразительным.

Девица еще только открывала ярко накрашенный рот, чтобы заорать на Лушу, но я с размаху шлепнула остатки корзиночки на стол, сунула в рот вишенку - обожаю эти вишни, вымоченные в миндальном сиропе! Потом схватила обиженную брюнетку за руку и придала ей нужное ускорение. Мы мигом прорезали толпу и выскочили на лестницу, скатились по ней до третьего этажа и скрылись за дверью дамского туалета.

- Не суетись, - сказала я, вымыв руки и осмотрев ее платье, - сейчас водичкой замоем, высушим, ничего не будет заметно.

Она немыслимо извернулась, чтобы оглядеть себя сзади, и пробормотала какое-то ругательство.

- А представь, если бы сбитые сливки! - напомнила я, и девица немного успокоилась, тем более что мое собственное платье, выглядевшее очень даже ничего там, в магазине, по сравнению с ее, шафранным, даже попорченным, смотрелось половой тряпкой. Девице было чему радоваться.

Мы замыли чудесное платье водой из-под крана, она мигом стащила его и пристроила под сушилкой, потом достала из сумочки ментоловые сигареты и предложила мне.

- Марго! - представилась она, протягивая дорогую зажигалку. - Для близких друзей - Рита. Тебе спасибо, считай, что я твоя должница.

- Да брось ты! - вполне искренне запротестовала я. - Что я такого особенного сделала?

Учитывая, что Луша была подослана мною, сделала я Марго немало, но про это знаем только мы с теткой.

- Не скажи! - Она глубоко затянулась и выпустила колечко дыма. - Очень не хотелось бы перед тем мужиком, с кем я была, выглядеть полной дурой.

- Он кто, - не удержалась я, - важная шишка или просто богатый?

- Можно и так сказать, - Марго нахмурилась, - продюсер он. Был у меня план его сегодня очаровать.., ну, ты понимаешь.

- Так, может, еще не все потеряно?

- Не знаю... Слушай, а ты не могла бы.., выйди, посмотри, с кем он там?

- Это будет стоить дороже! - усмехнулась я и выскользнула из туалета.

Гориллообразного я нашла сразу. Он стоял в уголке с бокалом шампанского и внимательно смотрел на очень светлую блондинку в платье цвета голубого льда. Блондинка говорила что-то смешное, не забывая стрелять глазами по сторонам, и даже постороннему было ясно, что свою гориллу она просто так из рук не выпустит и никому не отдаст.

Я вернулась в туалет и доложила обстановку.

- Так я и знала, - вздохнула Марго, помрачнев, - значит, мое место занято. Но тебе все равно спасибо, я хоть лицо сохранила. Слушай, что мы так и будем в этом сортире сидеть? - Она потрясла высохшим платьем. - Едем куда-нибудь, посидим, поболтаем...

Она подняла руки, чтобы влезть в шафрановое платье, и тут я поняла, почему все платья у нее одного фасона. На плече, ближе к шее, у Марго был довольно большой шрам.

- Что смотришь? - Она перехватила мой взгляд. - Это муженек удружил, скотина. Хорошо хоть не убил...

- Чем он тебя - ножом?

- Подсвечником, - усмехнулась Марго, - бронзовый такой тяжеленный подсвечник. Я увернулась, по плечу и попало.., а там на подставке лапы такие... с когтями...

- Подсвечником? - Я удивилась и стала вспоминать, где совсем недавно слышала про тяжелый бронзовый подсвечник, который использовали в драке.

Мы вышли из Дома кино и направились к стоянке, где у Марго была машина. Она привезла меня к симпатичному подвальчику, где находилось уютное кафе. Бармен кивнул Марго как старой знакомой.

- Итак, долг платежом красен! - напомнила я, когда мы уселись за столик и отхлебнули кофе. К кофе Марго заказала еще коньяку, сказав, что ей нужно повысить тонус.

- Мы ведь с тобой не первый раз встречаемся, - продолжала я, - помнишь, как ты обозналась, назвала меня Юлей? Это было там же, в Доме кино...

Марго внимательно на меня посмотрела и вспомнила.

- То-то я гляжу - лицо знакомое! Только я думала, что ты так, болтаешься по тусовкам всяким.., вот морда и примелькалась...

- Слушай, давай ближе к делу, - предложила я, - мне просто так болтать некогда. Отчего ты меня с Юлей спутала - мы очень похожи?

- Да нет, фигурой только, волосы опять же.., но сейчас уже нет. И еще костюм. Юлька в этом костюме шикарно выглядела, он дорогой безумно! Я тогда, помню, еще позлорадствовала, что вот, мол, второй такой костюм объявился, а Юлька говорила - эксклюзивная вещь!

- Расскажи мне о ней...

- А что рассказывать? Про нее никто не знает, пропала куда-то. Наверное, к морю улетела.

Я-то знала, где сейчас несчастная Юля - ее труп зарыт в пригороде, и никто его не найдет.

- Кто она была, где работала? Слушай, мне очень надо! - взмолилась я.

- Да тут никакой тайны нету! - удивилась Марго. - Я про Юльку много знаю, потому что мы с ней давно знакомы. Она - актриса на подхвате.

- Как это?

- Ну, не как эти - звезды, чьи морды все знают, а так, по мелочи. Нужно, например, в эпизоде сняться или для рекламного ролика, или дефиле какое-нибудь, или рекламная демонстрация... Правда в дефиле ее редко брали - рост маловат, метр семьдесят всего.

Загрузка...