В Магборо мы, дети, ходили на ходулях из деревяшек, консервных банок и веревок — устраивали забеги, чтобы выявить самого быстрого, и шуточные поединки, пытаясь сбить друг друга с ног. Каждому ходуль не хватало, приходилось делиться. Моя подруга Мариату вставала босыми ступнями мне на ноги и обхватывала меня за шею, а я держалась за веревки. Вдвоем ходить было трудно, хотя Мариату старалась поднимать ноги синхронно со мной. Но так мы становились в два раза тяжелее, поэтому в итоге валились друг на друга и хохотали.
Именно так я чувствовала себя сейчас, отправляясь в долгий путь в Порт-Локо, — словно стала вдвое тяжелее. Только Мариату рядом не было: на меня давил страх. Руки пульсировали, особенно внизу, вокруг открытых ран.
Стоял сезон засухи, поэтому в небе не было ни облачка. Вопреки раннему часу, солнце так и припекало. В воздухе пахло лесом — гниющей древесиной, цветами манго, росой — и дорожной пылью. Птицы вскрикивали и щебетали, и поначалу, заслышав их голоса, я постоянно вздрагивала. Воображение рисовало мне повстанцев в камуфляжных брюках, крадущихся в кустах рядом со мной. То и дело мне чудилось, как старший мятежник приказывает подручным юнцам: «Стреляйте в девчонку!»
К полудню босые ноги покрылись волдырями, но я брела вперед, убеждая себя, что деревня, о которой говорил тот мужчина, неподалеку.
И в самом деле вскоре показалась плодородная местность. Деревьев стало меньше, и я услышала характерные для деревни звуки — смех детей и собачий лай.
Я шла быстрее, пока не попала в центр деревни. Детский смех по-прежнему слышался, хотя вокруг было куда тише обычного. Две женщины сидели ко мне спиной и на больших стальных сковородах готовили фу-фу и рис. Еще одна, пристроившись рядом с ними, чинила мальчишеские брюки.
— Эй! — позвала я так громко, как могла. В горле пересохло, поэтому получился почти шепот.
Ни одна из женщин меня не услышала, зато услышал кое-кто другой.
— Ты кто? — спросил маленький мальчик. Выпучив глазенки, он тыкал в меня длинным пальчиком, совсем как парни-мятежники — ружьями.
Женщины так и подскочили, побросав то, что держали в руках.
— Что тебе нужно? — спросила одна из них, самая старшая, с проседью в коротких волосах. Она сделала несколько шагов ко мне, потом остановилась. — Что тебе нужно? — повторила она с очень строгим видом.
— П-п-пожалуйста! — пролепетала я, на этот раз чуть громче. — Помогите мне. — Чувствовалось, что ноги подкашиваются, но я сумела не упасть, Мятежники…
— Они засылают в деревни девчонок вроде тебя, — перебила женщина. — А потом, пока мы обрабатываем вам раны, повстанцы нападают. Іде они? — Женщина была дородная и топала крепкими ногами так, что земля тряслась. — Говори, где они! Іде повстанцы?!
— Со мной их нет, — возразила я. У женщины пульсировали жилки на висках, по шее на голую грудь тек пот… — Пожалуйста! — взмолилась я. — Мне больно. — И упала ей на руки.
Старшая женщина уложила меня на сухую землю.
Та, которая зашивала детские брюки, — повыше ростом, с узким лицом и высокими скулами — подложила свернутые штаны мне под голову, как подушку, а третья женщина побежала звать на помощь. Старшая поднесла мне к губам пластиковый стаканчик с водой, и я сделала маленький глоток. Много пить было опасно: живот снова заболел, и я боялась, что меня вырвет.
Поившая меня объяснила, что ходят слухи, будто девочек вроде меня используют как приманку. Мне вспомнились девушки, которых я видела в Манарме с мятежниками. Похоже, девчонки прикидывались ранеными, и доверчивые сельчане бросались им на помощь. В разгар суматохи повстанцы незаметно прокрадывались в деревню и нападали.
Женщины вымыли мне лицо, потом осторожно сняли с рук импровизированную повязку.
— Раны у тебя очень серьезные, — нахмурилась старшая. — Тебе нужно в Порт-Локо, в местную больницу. Идти можешь?
Я кивнула, и две женщины помогли мне подняться. Они шли по обе стороны от меня, чтобы подхватить, если начну падать. Мы выбрались на главную дорогу и отправились в Порт-Локо.
Через какое-то время дорога заполнилась женщинами, несущими большие блюда с фруктами и овощами на головах. Я старательно смотрела вниз, но их взгляды все равно чувствовала.
А потом раздался голос:
— Эй ты! Ты! Ты!
Я подняла голову и увидела, что на меня показывает гологрудый мужчина. Мои спутницы остановились и велели мне сделать то же самое.
— Эй, ты! — снова позвал гологрудый, приближаясь ко мне — Посмотри на этого человека! — велел он, показывая на мужчину, которого волокли к нам. Пленному накинули на голову веревку, а руки связали за спиной, совсем как нам с Адамсей в Манарме. — Узнаёшь его? — гаркнул гологрудый.
Связанного я узнала. Не так давно он женился на красавице из Магборо. Когда мужчина впервые объявил нашей деревне о своих намерениях, ему и его родне поднесли большие чаши, полные воды, как знак согласия, мира и чистоты. Месяц спустя на глазах у всей деревни жених прибыл для недельной свадебной церемонии, и не с пустыми руками, а с кучей подарков. Семья невесты через посыльного отправила ему список желаемых подношений: коза, большой мешок риса, бобы, пончики, фрукты. По нашей традиции жених также преподнес будущей невесте сосуд из высушенной тыквы с мелкими вещицами: иголкой и ниткой, сластями, Кораном. Еще внутри было несколько тысяч леоне, наших местных денег, которые семья невесты распределила между родными. На свадьбу невеста надела красивые до-кет и лаппу, белые с кружевной отделкой, и хиджаб в тон. Жених был в золотисто-коричневом халате и шапочке куфи. Близко я его не знала, но он вел себя мило, а во время свадебных торжеств даже танцевал со мной. Сейчас его тащили по дороге, как ту подарочную козу на заклание.
Я мешкала, не понимая, как поступить.
— Да, я его знаю, — наконец ответила я стоящему передо мной солдату. — Он…
Гологрудый не дал мне закончить.
— Так и думал! — злобно рявкнул он. — Мы поймали его с солдатским мешком и в красной бандане, как у повстанцев. Он один из них! Пусть даже не он лично отрезал тебе руки, мы убьем его в отместку за твои страдания.
— Нет, погодите! — воскликнула я писклявым голосом. — Мы познакомились у нас в деревне. — Голова кружилась. От слабости сознание вот-вот могло покинуть меня. Я очень старалась произнести слова, которые остановили бы гологрудого. Но не смогла.
Шедшие по дороге попятились к обочине, превратившись в зрителей. Гологрудый нацелил на пленного длинное ружье.
Бам! Бам! Бам! Эхо трех выстрелов прогремело у меня в ушах, и мой знакомый со свадьбы рухнул на землю.
Я зажмурилась.
«Хватит! Хватит кровопролития!» — молила я Аллаха.
Возле больницы Порт-Локо, квадратной постройки из серого бетона, помощи ждали люди самых разных возрастов: старики, женщины с окровавленными плачущими младенцами, дети, как и я, прижимающие изувеченные руки к груди. Мои спутницы подвели меня к свободному месту под манговым деревом. Я попыталась прислониться к стволу, но не смогла. Без сил опустившись на землю, я забылась беспокойным сном, в котором то и дело расстреливали людей.
Наконец старшая из женщин растолкала меня и помогла сесть.
— Поднимайся, — сказала она, показывая, куда идти. — Медсестры готовы тебя осмотреть.
В здании больницы было еще жарче, чем снаружи. Ветер колыхал грязные белые занавески на окнах, но на голом полу и у стен лежало столько людей, что далеко дуновение воздуха не проникало. Дышать было трудно.
Женщина в накрахмаленном белом одеянии и такой же шапочке положила мне руки на плечи и объяснила: она медсестра и постарается помочь. Я опустилась на металлическую койку, и медсестра накрыла меня тонким одеялом цвета неба. Я закрыла глаза и задремала, хотя слышала все, что происходит вокруг, — и громкие разговоры женщин, и хныканье детей. Когда кто-то вскрикивал, я вздрагивала. В ушах у меня снова и снова звучали слова мятежников: «Отсюда мы пойдем в Порт-Локо».
Потом я почувствовала, что медсестра снимает мне с рук импровизированную повязку.
— Где это с тобой случилось? — спросила она.
— В Манарме, — простонала я.
— Кто так тебя?
— Мятежники, — ответила я и вдруг запаниковала. — Они сказали, что дальше пойдут в Порт-Локо! — в истерике пролепетала я, пытаясь сесть.
Медсестра постаралась меня успокоить.
— Здесь ты в безопасности. Город патрулирует ЭКОМОГ[2]. Даже если повстанцы попробуют напасть, их перебьют.
— Ты не знаешь, на что способны эти головорезы, — возразила я, качая головой.
— Грузовик ЭКОМОГ перевозит самых тяжелых наших больных во фритаунскую больницу Коннаута. — продолжала сестра. Здесь у нас нет лекарств, чтобы справиться с такой серьезной инфекцией. Тебе придется поехать во Фритаун.
Медсестра помогла мне сесть, и тогда я впервые заметила, что она хорошенькая — с высокими скулами и гладкими черными волосами, убранными под шапочку. С виду девушка была лишь на пару лет старше меня.
Голова кружилась сильнее прежнего. Начались рвотные позывы, но ничего не выходило. Медсестра помогла мне встать и по забитому людьми коридору повела к задней двери больницы. Стоило ей открыть дверь, я закричала и попыталась вырваться, но медсестра удержала меня.
— Мятежники! — вопила я. — Мятежники!
Медсестра постаралась меня успокоить.
— Это не мятежники, а бойцы ЭКОМОГ. Они здесь, чтобы тебе помочь. Они на твоей стороне.
Я присмотрелась к троим мужчинам у грузовика. У них были такие же камуфляжные брюки, как у повстанцев, такие же ружья, такие же патронные ленты вокруг торсов. Отличались они только рубашками цвета хаки и шляпами.
— Позволишь тебя подсадить? — с улыбкой спросил один, шагнув ко мне.
Я ничего не ответила, и он поднял меня в кузов грузовика. Вдоль бортов стояли скамьи, сверху натянули зеленый брезент, а с боков никакой защиты не было.
Боец, охранявший кузов, усадил меня на свободное место. Глянув на окровавленных попутчиков, я содрогнулась. В кузове сидели люди без ушей, без рук, одному мужчине выкололи глаз.
А потом сердце у меня замерло. Затаив дыхание, я смотрела в грустные карие глаза Мохамеда и Ибрагима.