— Ты беременна.
Женщина-врач в белом халате говорила на темне, но я все равно ничего не поняла и лишь таращилась то на круглое лицо доктора, то на ее руки, спрятанные в карманах халата. Рядом с ней стояла Абибату, младшая сестра Мари, приехавшая во Фритаун из Порт-Локо примерно неделей раньше.
— Ты беременна, — повторила доктор. — У тебя будет ребенок. Ты слышишь меня?
Глаза Абибату, крупной женщины с теплой улыбкой Мари, заволокло слезами.
— Как же это с тобой случилось? — спросила она меня.
— Не знаю! — бормотала я. — Не знаю. — Слова доктора казались полной бессмыслицей.
После приезда Абибату взяла на себя многие обязанности Фатматы, например, теперь она помогала мне мыться. Однажды вечером, окуная тряпку в холодную мыльную воду, она заметила:
— Мариату, у тебя грудь налилась. Когда у тебя было в последний раз?
Она имела в виду месячные. Мари говорила, что со временем они начнут приходить раз в лунный цикл, но у меня регулярности пока не было, и последний раз я не помнила.
— Ты нормально ешь с тех пор, как оказалась в больнице? — спросила Абибату.
Я покачала головой. От любой еды, включая белый рис и кукурузную кашу, тотчас подкатывала тошнота.
Едва из коридора доносился хотя бы запах пищи, начинались рвотные позывы. Порой мне удавалось проглотить немного еды, старательно держа металлическую ложку забинтованными руками. Но в большинстве случаев я знаком просила мою тетю или Фатмату приготовить ведро, не успев поднести ложку к губам.
— Мариату, путь доктор сделает тебе анализы, — с тревогой сказала Абибату. — Мне кажется, ты в положении.
Я не поняла, о каком положении идет речь, но, прежде чем я успела задать вопрос, еще одна женщина привела в ванную безрукую девочку. Абибату помогла мне выбраться из ванной и вытерла.
Когда, узнав о моей беременности, мы с тетей вернулись в палату для девочек, нас там встретил Сулейман с женой, которую тоже звали Мариату. Администрация больницы разыскала его, и с тех пор он навещал меня как минимум раз в день.
Сулейман рыдал, громкие всхлипы доносились откуда-то изнутри. Я никогда раньше не видела плачущих мужчин, поэтому удивилась до глубины души. Сулейман явно злился: не успела я войти в палату, он начал махать руками.
— Мариату, кто это с тобой сделал? — гневно вопрошал он. — Я убью негодяя своими руками!
Сулейман мне очень нравился. Он привозил в Магборо конфеты для всех детей, общался с нами на равных и частенько принимал участие в наших играх. А сейчас он хмурился и злился. Сперва он обвинил в случившемся со мной Мари, потом принялся критиковать президента Сьерра-Леоне за неспособность остановить войну, а иностранцев — за то, что не помогли нам. Дядины слова я понимала не всегда. Наконец он успокоился и заявил, что они с женой предлагают мне пожить у них. Мариату выступила вперед, согласно улыбаясь.
— Для начала тебе нужно поправиться, — продолжал Сулейман. Раны еще не затянулись, и надо принимать препараты против инфекции. Я говорил с докторами и знаю, что они ожидают положительного результата. У тебя все будет хорошо, насколько это возможно для человека без рук, а мы поможем тебе присматривать за будущим малышом.
После ухода Сулеймана и Мариату мы с Абибату сели ко мне на койку.
— Кто это с тобой сделал? — спросила она, нежно гладя мне плечи. — Мятежники? Твой ребенок от них?
Ее вопросы поставили меня в тупик. Я слышала, что дети появляются у женщин из пупка. У ожидающих младенцев женщин из Магборо раздувались животы, а когда они начинали ковылять, как белогрудые уточки у прудов, то вместе с парой подруг уходили в дом к знахарке. Потом из того дома слышались крики, которые порой длились сутками. Через день-другой женщины-уточки с улыбкой выходили от знахарки с малышами в руках.
— Нет, мятежники меня не тронули, — ответила я Абибату. — Но тут какая-то ошибка. Ведь дети появляются у женщин, а не у девочек. — Я заглянула тете в глаза, рассчитывая на объяснения.
Она с ногами залезла ко мне на койку, мы улеглись рядышком, и тетя рассказала мне, откуда берутся дети.
Закончив с объяснениями, Абибату оставила меня засыпать. Почти не шевелясь, я обдумывала ее объяснения о мужчинах и о сексе. И наконец поняла. Догадалась, что со мной произошло.
Примерно за месяц до ухода в Манарму мы прятались в буше, в очередной раз услышав о приближении мятежников.
Был конец Рамадана, и Мари с Али отправились в Манарму без нас помолиться и проверить, безопасно ли там.
Как-то после ужина Ибрагим с Мохамедом рано легли спать, и мы с Адамсей остались у костра одни. Мы тихо сидели под звездами, наблюдая, как гаснет пламя, когда к нам подошел Салью.
— Йа Мари и па Али просили меня присмотреть за вами, — заявил он, криво улыбаясь.
Я тотчас напряглась, меня всю заколотило, словно в предчувствии дурного. Салью мне совершенно не нравился и даже чем-то меня пугал.
Застыв в напряжении, я сидела, пока пламя не превратилось в красные уголья. Я молчала, пока Адамсей и Салью болтали о Магборо и местных жителях. Наконец мне хватило решимости подняться и пожелать им спокойной ночи.
Спали мы на кучах листьев и веточек, и я зарылась в свою. Однако мне не спалось, и явно неспроста. Вскоре я услышала тяжелые шаги, закрыла глаза и притворилась спящей. Я надеялась, что это Адамсей, которая спала неподалеку, но сама знала: это не она.
Салью лег рядом со мной. Не верилось, что он способен обидеть спящую, но он начал меня щупать, гладить мне грудь, раздвигать ноги. Я резко села.
— Что ты здесь делаешь? Где Адамсей? — закричала я.
Салью улыбнулся своей зловещей улыбкой и давай щупать меня дальше. Я чувствовала несвежий запах его дыхания и его пота.
— Прекрати! Прекрати! Прекрати! — вопила я. Наконец мне удалось крикнуть во все горло.
Через пару секунд послышались шаги и голос Ибрагима:
— Что происходит? В чем дело?
Салью вскочил, поправляя хлопчатобумажную рубаху и штаны. Я одернула юбку, которая успела задраться выше талии.
— Мариату приснился кошмар, — заявил Салью подоспевшим Мохамеду и Ибрагиму, сделав вид, что сам только подошел ко мне. Опустившись на колени, он поцеловал меня в лоб. — Не бойся, дитя! — проворковал он. — Засыпай. Я разыщу Адамсей, вместе вам будет спокойнее.
На следующий день мы с Адамсей, Ибрагимом и Мохамедом отравились домой в Магборо, а Салью — в свою деревню к первой жене и двум маленьким детям. Я вздохнула с облегчением, надеясь, что никогда его больше не увижу. То, что он со мной делал, обескуражило меня и смутило. Я никому об этом не рассказала.
Но вскоре Салью зачастил в Магборо. Он заявлялся к нам домой то молоток у Али попросит, то иголку с ниткой у Мари: якобы из-за войны у его семьи не хватало самого необходимого. Придет и искоса за мной наблюдает. У меня при виде Салью каждый раз мурашки по спине бежали, а несвежий запах я чувствовала даже после его ухода.
— Мари, я должна кое-что тебе сказать, — начала я как-то вечером, когда мы с тетей мыли плошки у реки. — Салью — нехороший человек. Когда мы прятались в кустах, он меня щупал. Я его боюсь и не хочу за него замуж. Даже видеть его больше не хочу.
Случившееся дальше мне не забыть никогда. Мари схватила с земли прут и, повернувшись ко мне, хлестнула по лицу так, что у меня пошла кровь. Я окаменела от шока.
— Не смей проявлять неуважение к Салью! — строго проговорила Мари. — Он хороший человек и никогда тебя не обидел бы. Он хочет тебя защитить. Никогда больше не оскорбляй старших!
Мы снова принялись мыть плошки, и я с трудом сдерживала слезы.
Через несколько дней Салью застал меня дома одну. Все остальные были на ферме.
— Где йа Мари? — спросил он, увидев меня.
— Сейчас придет, — соврала я, желая дать ему понять, что тетя скоро вернется.
— Я подожду, — сказал Салью, усаживаясь на скамейку в гостиной.
Я хотела уйти, но тут он вскочил и схватил меня за талию. Я начала пинаться и отбиваться.
— Поднимешь шум — сделаю так, что тебя накажут, — холодно пригрозил он.
Салью поволок меня по коридору и бросил на пол в комнате в самой глубине хижины. Засунув мне в рот тряпку, он сорвал с меня блузку и задрал мне юбку так, что она закрыла мне лицо. Я почувствовала его на себе, потом в себе. Он внедрялся в меня, делал больно.
Я пыталась вырваться, пиналась, царапалась, но Салью был слишком силен. Куда маленькой двенадцатилетней девчонке против здоровяка вроде Али.
Сделав свое дело, Салью одернул мне юбку, поправил волосы и погладил по щеке. Он наклонился так низко, что мы соприкоснулись носами.
— Никому не говори, — велел Салью низким грубым голосом, вытащил мне тряпку изо рта и нежно поцеловал в губы.
О случившемся я никому не рассказала, поскольку даже не поняла, что именно сделал Салью.
Теперь мне стало ясно, и у меня должен был родиться ребенок.
Я села на кровати и оглядела девичью палату. На глаза попались синие таблетки, которые, по словам Абибату, убивали боль. Маленький пузырек стоял на столе возле моей кровати. Соседки по палате крепко спали.
Я откинула влажную от пота простыню, спустила ноги с кровати и встала на голый бетонный пол. Зажав пузырек обрубками рук, я снова села на кровать и попыталась его вскрыть. Культи болели от натуги, но я не отступала. Наконец крышка открылась.
Я передохнула и взмолилась: «Возьми меня к себе, Аллах! Возьми меня и моего ребенка. Я хочу умереть».