Владыка морей Ч. 2

Глава 33

Март 640 года. Египет.

Привычные караванные пути обманули вождей мусульманского войска. Их просто не оказалось на прежнем месте. Там, где арабы раньше водили свои караваны, теперь плескалась нильская вода, что шла от пересохшего в древности Танисского рукава к Горьким озерам. В том месте, откуда теперь начинался расчищенный канал, стоял Бильбаис, могучая крепость, служившая ключом к Дельте. Именно здесь ждал префект Святослав арабское войско, и именно сюда оно пришло. Оно просто не могло миновать Бильбаис, ведь все пути вели к этому городу. Да и затягивать Амр ибн аль-Ас вроде бы не хотел. Если он разобьет зарвавшегося мальчишку в одном сражении, то потом война превратится в методичное истребление разбежавшихся по гигантской стране отрядов. Тут были склады зерна, и отсюда открывался путь на Гелиополис и Вавилон, после взятия которых падение Египта станет лишь вопросом времени.

Самый полноводный из рукавов Нила, Букольский, патрулировали огненосные корабли, что прикрывали все более-менее удобные места для переправы. План сражения был выверен до мелочей, а выбранное поле измерено шагами не раз и не два. Казалось бы, ну что может пойти не так? Но арабы почему-то не нападали, маневрируя вдоль берегов Нила. Они, не отягощенные обозом, были совершенно неуловимы для пешей армии префекта Святослава. И они сами хотели выбрать время и место битвы.

— Ведьма!

— Язычница! Дикарка!

— Ведьма проклятая!

— Грешница! Ты виновна!

— Святотатство!

— Камнями побить ее!

Крики раздавались под окнами дворца префекта Египта. Площадь Месопедион была запружена народом. Сюда пришли тысячи. Разъяренные горожане безумствовали, возбуждаясь от воплей друг друга и передавая друг другу свой гнев. Кузнецы и ткачи, горшечники и лавочники, стеклодувы и ювелиры. Все они трясли кулаками, брызгали слюной и сыпали угрозами. Над городом нависла черная туча мятежа, тем более страшная, потому что враг стоял в неделе пути от великого города.

Коста ужом ввинтился в массу людей, порами кожи впитывая гнев просыпающегося зверя. Привычным глазом он шарил по толпе, выискивая самых горластых, и иногда присоединялся к негодующим воплям. Над площадью стоял тяжелый запах пота разгоряченных мужиков. Повсюду он видел перекошенные злобой лица и раззявленные в крике рты. В одной толпе стояли ромеи, иудеи и египтяне, чего не бывало вообще никогда. Только общая ненависть могла сплотить этих людей, резавших друг друга столько лет.

Не успел! Не успел! — билась в голове Косты тревожная мысль. — Слишком мало времени! Кто нас переиграл? Когда? И, главное, как?

— Грешница! — крикнул он и ткнул в бок соседа, гневно трясущего кулаком. Тот, судя по натруженным рукам, перепачканным в глине, еще сегодня утром лепил горшки. — А что случилось-то, почтенный?

— Ты не знаешь? — округлил глаза сосед. — Дитя невинное в жертву принесли мерзкие колдуны-язычники!

— Где? Когда? — неподдельно изумился Коста.

— Не знаю, — тряхнул плечами сосед, выражая этим жестом полнейшее отсутствие интереса к столь мелким деталям. — Люди так говорят.

— А жена префекта тут при чем? — осторожно спросил Коста. — Она, что ли, дитя в жертву приносила?

— Так больше некому! — удивленно воззрился на него горшечник. — Она же дикарка, язычница. И родня ее сущие варвары. Разве может почтенная матрона так на коне скакать? Ты что, на ипподроме не был, когда она забег выиграла?

— Нет, — замотал головой Коста. — Я на юге был, с караваном. Я и не знаю ничего.

— Она это! — убежденно сказал горшечник, снова заходясь в истошном крике.

Коста бродил по толпе, там же бродили его люди, слушая, запоминая и делая выводы. И эти выводы оказались неутешительными.

— Беда, сиятельный! — Коста стоял перед бледным, словно полотно, великим логофетом, который выложил на стол поцарапанный, явно не раз бывавший в деле арбалет.

— Я уже все знаю, — ответил Стефан, показав подбородком на пузатого купца в расшитом шелковом таларе поверх длинного хитона. — Почтенный Роман мне все рассказал.

Торговец стоял, согнувшись в униженном поклоне, а на лице его отпечаталось выражение нескрываемого ужаса. Он то и дело утирал пот со лба. Коста знал этого человека. Глава гильдии откупщиков. Он не первый месяц обивал пороги нового руководства, пытаясь вновь оседлать здешние финансовые потоки. Пока что его усилия не увенчались успехом, потому как княжеская казна конкурентов не терпела. Тем не менее, богатые купцы бунта не хотели, потому что в этом случае они могли потерять вообще все. Слишком много желающих будет восстановить справедливость, поделив чужое добро, спасенное из пламени пожара. От купца разило страхом, потом и благовониями, а его пухлые ручки сновали туда-сюда. Они то прятались в рукава рубахи, то сцеплялись в замок, то снова прятались в рукава. Бывший ростовщик был изрядно напуган.

Великий же логофет Стефан проверял стрелы, разглядывая каждую внимательнейшим образом. Он делал это скорее для того, чтобы хоть чем-то занять свои руки, которые тоже слегка подрагивали. Толпа у входа стояла в одном шаге от штурма дворца.

— Говори, — обронил Стефан. — Что знаешь ты?

— Троих детей убили, — мрачно сказал Коста. — Их тела нашли в городской синагоге, в соборе святого Марка и в церкви святого Петра. Все выглядит, как языческое жертвоприношение.

— Вот даже как? — удивился Стефан. — Всех разом решили поднять на мятеж! И христиан, и иудеев. И кто же у нас такой изобретательный? Не смогли выяснить?

— Нет, господин, — отрицательно покачал головой Коста. — Люди увидели такое святотатство и возмутились. Следов еще не нашли. Я же говорил, мы пока еще очень слабы здесь. Госпожа Елена каждый день ходит в церковь, раздает милостыню, открыла школу, но это все уже забыто. Все считают виновной именно ее. Ее и наследника нужно увезти отсюда.

— Как бы это еще сделать…, — задумчиво сказал великий логофет, взмахом руки отпуская ростовщика. — Ты-то сам как зашел сюда?

— Притворился нотарием и растолкал всех, — сказал Коста, когда Роман вышел и плотно закрыл за собой дверь. — Орал, что мне на службу нужно. Времени у нас очень мало. Стражники едва сдерживают толпу, да и немного их. Все в войске. Если ничего не сделать, их скоро сомнут. Тогда нам всем конец.

— Кто бы это мог быть? — задумчиво бормотал Стефан себе под нос. — Арабы? Нет… Они воины, а не интриганы. По крайней мере, пока не замечены. Константинополь? Для них ссора с князем Самославом смерти подобна… Но отрицать не будем… Потеря Египта — что нож острый. Могут и напакостить, особенно если удастся свалить вину на другого. Франки? Точно нет. Далеко и сложно. Готы? Нет, им это незачем. Экзарх Африки Григорий? Мне доносят, что он хочет отделиться от Империи и править в своем Карфагене. Он не приемлет догматы монофелитов, и он очень опытный человек. Его тоже исключать нельзя. Префекты Ливии Верхней и Нижней? Не исключено. Им тоже хочется стать императорами, но быть властителем кусочка побережья Ливии — это одно, а захватить в придачу Египет — это совсем другое. Но ведь идет война с арабами… Да им плевать! Если Святослав погибнет, они возьмут власть и согласятся на дань[11]. Они примут покровительство халифа Умара и его защиту. Да, и это возможно… Кто-то из Братиславы? Хм… Я не все знаю, до меня доносятся лишь обрывки слухов. Это могла бы провернуть княгиня Мария, но для нее это смертельно опасно. Да и зачем? Хотя нет… Устранить в мятеже Святослава и Александра — это шаг к трону для ее сына. М-да! Сколько вариантов! И в конце каждого из них погибает один несчастный евнух, любитель хорошенько покушать… Вот бедный я, бедный. И всем-то нужна моя многострадальная голова. А ведь всё только-только наладилось.

Стефан вздохнул глубоко и сказал.

— Коста! Мы подозреваем всех без исключения. Так уж получается, что этот мятеж выгоден слишком многим. Я выйду к людям.

— Это опасно! — раздался незнакомый голос.

— Ты еще кто такой? — вскинулся Стефан, с неприязнью оглядывая крепкого молодого мужчину, явного словена, судя по внешности. — И что ты тут делаешь? Кто тебя пропустил?

— Это Никита, начальник особого отдела четвертого легиона, — пояснил Коста. — Я говорил вам о нем. У него жетон с вороном, поэтому стража не стала задерживать его. — Он повернулся к гостю. — Но у меня тот же вопрос. Что ты тут делаешь?

— В Бильбаис прискакал гонец из Александрии, — невозмутимо ответил Никита. — Он рассказал о том, что готовится мятеж. Я получил приказ префекта Святослава и поскакал сюда. Но вижу, что опоздал…

— Ты опоздал, — хмуро подтвердил Стефан. — Можешь ехать назад.

— Сиятельный, — почтительно напомнил Никита. — Я не могу уехать, у меня приказ. Госпожа Елена и наследник должны быть препровождены в ставку префекта. Они не должны оставаться в мятежном городе. Мне поручено привезти их под защиту войска.

— Да, мы и сами собирались это сделать, — кивнул Стефан и позвонил в колокольчик. — Берсеня пригласите! — сказал он вошедшему слуге.

Огромный, почти квадратный полусотник вошел в покои и ударил кулаком в грудь. Он выглядел на редкость хмурым и, судя по тому, что расхаживал по дому в шлеме и панцире, ничего хорошего в ближайшем будущем не ожидал. Напротив, он ожидал только самое плохое, превращая дом в неприступную крепость. Полусотня с луками, одетая в доспех, может обороняться здесь до второго пришествия. Если, конечно, дворец не подожгут. А это было весьма вероятно.

— Нужно отвезти госпожу и наследника Александра в Бильбаис, — сказал Стефан. — Никита покажет дорогу. Он прислан самим префектом.

— Слушаюсь, — склонил голову Берсень. — Два десятка могу выделить. И сам поеду.

— Не затягивай, — скомандовал Стефан. — Толпа может вот-вот на штурм пойти. Найди-ка их вожаков. Скажи, что я выйду к ним через час. И пусть госпожа собирается в путь.

— Я уже готова, — бледная как полотно Юлдуз вошла в комнату. — Вещи собраны, Александр тоже. Карету не выпустят из города. Я поеду на коне, закутавшись в плащ. Сына, по обычаю своего народа, я привяжу за спину.

— Да, это может получиться, — сказал после раздумья Берсень. — Мы уходим немедленно, сиятельный. Госпожу выведем скрытно, в толпе прислуги. Но карета выедет первой и уведет за собой самых буйных. Она будет пуста.

Бушующий город жаждал крови, балансируя от нее в одном шаге. Если бы у кого-то из стражи сдали нервы… Если бы убили хоть одного крикуна… Или если бы великий логофет, который пользовался у горожан необыкновенным уважением, сам не вышел к толпе… Много если, каждое из которых закончилось бы резней и пожарами, столь привычными в этом городе.

Немногим позже Стефан, вышедший на площадь перед дворцом, вдохновенно вещал. Что за чушь великий логофет нёс в тот момент, он не вспомнил бы и под пыткой. Он клялся и обещал, напоминал и хвалил, грозил и пугал. А потом вновь клялся и обещал, делая красивые жесты и сплетая необыкновенно выразительные кружева из слов. Он говорил чуть ли не час, раскрыв в себе такие таланты оратора, о которых и сам до этого не подозревал. Ведь когда очень хочется жить, ты узнаёшь о себе так много нового.

— Это всё ведьма проклятая виновата! — раздался из толпы одинокий голос, в котором уже не ощущалось прежней уверенности. Его поддержали еще несколько человек, но общий накал страстей понемногу стихал. Стефану удалось слегка утихомирить толпу. По крайней мере, она уже была готова слышать хоть какие-то доводы.

— Если ты сейчас сказал про госпожу Елену, — Стефан укоризненно показал пальцем на говорившего, — то как же может ведьма принимать причастие из рук самого епископа? Да еще и под сводами церкви! Ее же в клочья разорвет от святых даров. Ты что, не знаешь этого? Да это же любой ребенок знает!

— И правда! — зачесали затылки горожане. — Как пить дать, разорвет! Госпожа в храм ежедень ходит. Мы сами видели. И милостыню подает щедро.

— И как она это могла сделать, — с нажимом продолжил Стефан, — если ее и в городе нет? Как, скажите? Она же в Бильбаис поехала, вместе с сыном. Нет ее здесь, Христом богом клянусь!

— Как нет? — удивилась толпа.

— Вот ты! — наугад ткнул в толпу Стефан. — Ты! Ты и ты! Пойдем со мной! Я покажу тебе ее покои. Они пусты! Я клянусь девой Марией и святым Марком, что ее нет в Александрии! И я клянусь, что она этого не делала! Она добрая христианка!

— А кто же тогда это сделал? — выкрикнули из толпы.

— Язычники! — почти взвизгнул Стефан. — Вот кто! Это же языческое жертвоприношение. Значит, это язычники и сделали!

— Я двух персов видел на постоялом дворе! — выкрикнул из толпы Коста. — На том, что у ипподрома! Я и индуса там видел! Бей проклятых нехристей!

— Бей!

— Бей! — подхватили служившие в Тайном приказе.

— Половину подати за этот год прощаю! — заорал Стефан, которого посетило внезапное озарение, спасительное в столь непростой жизненной ситуации. И это стало той соломинкой, что переломила хребет верблюду.

Толпа восторженно заревела, по достоинству оценив щедрый подарок, и покатилась в сторону какого-то постоялого двора за стеной, чтобы убить никому не известных бедолаг, назначенных виновными в этом жутком злодеянии. А Коста, который шнырял в толпе вместе со своими людьми, примечал то одного, то другого крикуна, незаметно показывая на них. Их проводят до дома, а потом вытащат из постели, или что там у них вместо постели будет. Это случится прямо перед самым рассветом. Крикунов начнут колоть, словно спелый орех так, как учили в Тайном приказе. Несколько высококлассных специалистов прибыли из Братиславы не так давно. Они были мастера в этом нелегком деле. Прямо перед рассветом те, кого разбудили ударом в зубы, особенно беззащитны. Они расскажут все, что знают, все, чего не знают и то, о чем еще недавно даже не догадывались.

Тех, кто верил в виновность княжны Юлдуз, в Александрии оставалось предостаточно, а какие-то неравнодушные люди продолжали раздувать пламя слегка утихшего возмущения. Всех этих людей найдут и обезвредят. А потом найдут тех, кто вложил им в головы зловредные мысли. А потом найдут исполнителей, которые оплатили работу тех, кто вкладывал зловредные мысли в головы бедолаг, кто потом орал на площади, приводя в неистовство толпу. Это займет не один день, ведь Тайный приказ в этом городе только-только начал свою работу. Но Коста чувствовал уже сейчас, что до заказчика так просто ему не добраться. Слишком уж хорошо продумано все было, и слишком цинично исполнено. Вместо тех, кто дергал за ниточки, он найдет лишь мертвые тела ничего не подозревавших дураков.

Раз толпа потекла к восточным воротам, то кавалькада, окружившая княжну, укутанную в плащ, поскакала к западным. Арабский бурнус скрывал ее лицо и сына, привязанного так, как это делают все дикари. Полуторагодовалый Александр доверчиво прильнул к спине матери, обняв ее ручками и ножками. Мерный ход Ветерка убаюкивал его. Мальчишка не чувствовал чудовищного напряжения мамы и охраны. Он просто спал под широкими складками плаща, как делал тогда, когда мама брала его с собой на прогулку. Это было так давно…

Карету, отвлекавшую внимание горожан, уже отправили домой, а вещи и немного припасов отряд вез на заводных конях. В карете ехали два пса, любимцы княжны и юного княжича. Их выпустили за городом, и теперь они трусили рядом с конем хозяйки, лениво поглядывая по сторонам. Оставить их во дворце оказалось решительно невозможно. Эти свирепые твари слушались только Юлдуз. Княжна скакала так, как это делал ее народ десятками поколений. Позади седла был приторочен короткий лук, покрытый лаком, с позолоченной рукоятью. На другом боку ее коня висел колчан с тридцатью стрелами, выкрашенными в алый цвет, с острыми, трехгранными наконечниками. Эти стрелы были достойны дочери кагана, ведь каждая стоила как двухдневный заработок портового грузчика.

Ее стража скакала в полном доспехе, с длинными копьями, которые держали у седла специальные петли, и с массивными фальшионами, кованными под руку этих могучих парней. Эти мечи оставляли тяжелые раны, но почти никогда не оставляли раненых. На поле боя немного шансов прожить с ногой или рукой, висящей на лоскуте из кожи, с перерубленной ключицей или костью плеча. И даже доспех спасал не всегда. Дьявольское оружие, ненавидимое честными воинами, дробило все, что было под ним.

Время Перет, время всходов. Так называли раннюю весну египтяне, для которых седая древность их традиций стояла куда выше новомодных веяний, принесенными римскими императорами. Местным крестьянам не было нужды отличать осень от весны, потому что еще древние боги разделили год на время высокой воды, время всходов и время жары. Так что не было тут никакой осени, и быть не могло, ведь это понятие в Египте не имело ни малейшего смысла. Впрочем, сочная зелень, которая напиталась влагой по самую макушку, покрывала Дельту на неделю пути, а многочисленные каналы, прорезавшие эту землю во всех направлениях, были густо обсижены домиками, вокруг которых наливались поля и цвели сады. Скоро, совсем скоро крестьяне будут петь, срезая серпом густые колосья пшеницы. Они продолжат петь, когда свяжут их в снопы. Они будут петь, когда начнут их молотить. Потому что зерно — это жизнь. А когда они уберут урожай, откуда-то из неведомой дали Нил снова принесет огромные массы воды и ила, и все начнется сначала.

Юлдуз рассеянно смотрела по сторонам. Она никогда не бывала здесь. Впрочем, Египет был одинаков от порогов до самого моря. Везде, куда ни брось взгляд, колосились поля, на которых солнце палило смуглые, почти черные спины крестьян. Скрипели шадуфы, поднимавшие воду выше, туда, где росли сады и огороды. Мычали волы, которых здесь было немного, лишь у самых богатых земледельцев. Эта жизнь не менялась тысячи лет. Ну, разве что крокодилам перестали поклоняться. Все те же египтяне, все те же разбойники ливийцы на своих конях… Ливийцы???

— Тревога! — заревел Берсень. — Защищать госпожу и наследника! И откуда они здесь взялись?

— Это я их привел, — успокаивающе сказал Никита и всадил Берсеню нож в шею.