Владыка морей Ч. 2

Глава 24

Июль 639 года. Южный Синд (современная провинция Синд, Пакистан).

Поклонники многоруких демонов оказались не слишком покладисты, и уж точно не просты. По крайней мере, дальше Банбхора воинство Надира пройти не смогло. Уж слишком сильны были соседние княжества. Присутствие арабов не было больше неожиданностью, города здесь строили на совесть, а войска князей были многочисленны и умелы. И только их постоянные противоречия спасали мусульман от ответного удара. А еще на руку арабам играла вражда буддистов и почитателей индийских богов. Воины, поклоняющиеся Шиве, довольно сурово обходились с торговцами и крестьянами, которые молились кроткому Будде. Дальше, на север и восток, за пустыней Тар частой россыпью раскинулись княжества раджпутов, потомственной касты воинов. И Надир нутром чувствовал, что идти так далеко ему не нужно. Почему не нужно? Да потому что опасно. Арабы — отважные воины, но раджпуты — это люди, чья жизнь — война. В этой части света не было бойцов лучше, чем они. Их готовили к битвам с самого рождения.

И единственно возможным выводом, к которому пришел Надир, стал тот, что двум тысячам арабов не стоит пытаться покорить эту страну. Удержать бы то, что уже взяли.

Дворец покойного князя перешел к новому эмиру нетронутым. Уцелела и прислуга, необычайно многочисленная с точки зрения такого просто парня, как Надир. В живых остался и управляющий дворцовым хозяйством, который предпочел сделать вид, что ничего не случилось, и что никакого изнеженного индуса здесь никогда не было. А этот свирепый громила наоборот, был здесь всегда. Потому-то выходы из дворца эмира Надира ибн-Берислава теперь сопровождались толпами чернокожих слуг, расчищающих дорогу ударами палок, носителей опахал и даже музыкантов. Рев труб и стук барабанов бесил Надира, но на население, напротив, эта музыка действовала успокаивающе. Огромная толпа бездельников, одетых в яркие одежды, как бы говорила: смотрите, люди, в вашей жизни ничего не поменялось. Князь могущественен, как никогда, а его власть освящена богами.

— Скромность, вот украшение настоящего мусульманина, почтенный Азиз ибн Райхан, — сказал Надир как-то своему тестю, омывая руки в чаше с теплой водой. Он уже избавился от привычки облизывать жирные пальцы, подсмотрев, как ест местная знать.

— Несомненно, мой дорогой зять, — важно кивнул тот головой. — Несомненно. Не принесет пользы нашему великому делу, если мы с тобой погибнем, как мученики за истинную веру. Скромность и терпение, вот истинные добродетели. Нам не стоит идти дальше.

— По крайней мере, пока не придет подкрепление из Бахрейна и Омана, — продолжил его мысль Надир. Они с тестем понимали друг друга с полуслова.

— Слышно ли что-нибудь о мерзком демонопоклоннике по имени Чач? — спросил Азиз, в свою очередь макая пальцы в чашу, которую поднес ему склонившийся в униженном поклоне смуглолицый слуга.

— Он воюет на севере, — ответил Надир. — И он пока побеждает. А не кажется ли тебе, почтенный Азиз, что местные верования весьма похожи на верования людей Книги?

— Это вопрос, достойный настоящего мудреца, дорогой зять, — глубоко задумался Азиз. — Безусловно, в твоих словах есть зерно истины. Да, эти люди поклоняются раскрашенным статуям, и это делает их похожими на язычников. Но мне почему-то кажется, что они не язычники. Они весьма достойные люди. Не могут язычники построить такие красивые города, и так искусно выплавлять железо.

— Тогда, может быть, мы не станем истреблять тех, кто еще не принял свет истинной веры? — испытующе посмотрел на него Надир. — Мы проявим мудрость и терпение, достойные истинных мусульман. Мы приведем их к великой цели постепенно, шаг за шагом.

— Разумеется, — качнул головой Азиз. — Разорить такую богатую землю было бы беспримерной глупостью. Несомненно, люди, которые здесь живут, не язычники. Они просто неверные, дхимми, которые признают власть мусульман. Они ничуть не хуже персов, которым разрешают почитать их священный огонь. Пусть платят джизью и молятся своим богам, как раньше. И вообще, их храмы напоминают мне церкви и синагоги людей Книги, дорогой зять. Только построены они с куда большим искусством. А раз так, то зачем нам убивать этих людей? Это противно нашему закону и установлениям Пророка, да благословит его Аллах и приветствует!

Мусульмане покорили земли на два дня пути, от океана и до окрестностей города Татта, самого большого и богатого в этих землях. Город этот стоял всего в тридцати милях от Банбхора, на правом берегу великого Инда. Надир решил не идти дальше, начав договариваться с местной верхушкой. Он угрожал, врал и льстил направо и налево. Он изо всех сил пытался удержать вожжи несущейся под гору повозки, которая рисковала вот-вот разбиться о камни. Он попал между двух огней. Его пока не принимала местная знать, и он едва держал в узде арабов, которые чуть было не устроили здесь кровавую резню. Арабы рассуждали просто — прими ислам или умри. Но сейчас это было бы крайне неосмотрительным поступком. Надиру пришлось засыпать своих воинов серебром и специями, чтобы хоть как-то утихомирить их жажду крови.

Он пытался склонить на свою сторону уцелевших аристократов княжества, но пока получалась плохо. Они ненавидели его и боялись. Про наступление мусульман в Персии здесь знали, но пока еще до войска халифа было так далеко, что никто в этих землях не воспринимал эту опасность всерьез. Напротив, самого Надира считали здесь просто удачливым разбойником, которого вот-вот настигнет справедливое возмездие. А еще ему не простили разорения индуистских храмов. Люди тут верили в этих богов тысячи лет. Они не готовы были отказаться от них вот так вот сразу. Для этого просто не было никаких оснований.

Как поступил Надир, попав в такую непростую ситуацию? Он поступил так, как арабы еще не поступали. Он объявил, что не станет преследовать язычников за их веру. Он заявил, что эти язычники и не язычники вовсе, а их вера подобна вере христиан и иудеев. А еще он взял за себя дочь предыдущего князя, единственную из всей семьи, которую оставили в живых. Такими действиями он пытался показаться похожим на законного правителя этой земли, пусть и чужим по языку и вере. А вот как раз это для Индии было делом совершенно обыденным. Члены высших каст в низовьях великой реки сами были пришельцами. Они отличались от истинных владельцев этой страны настолько, что надо было быть слепым, чтобы перепутать светлокожего брахмана или воина-кшатрия со смуглым, почти черным, земледельцем-дравидом. И именно это знание Надир держал про запас, словно нож в рукаве убийцы. Система каст была уродлива и несправедлива, и именно на этом можно будет сыграть в будущей долгой игре. Ислам каст не признает, он делает людей равными перед Аллахом всемогущим и его законом. А раз так, то те, кто недоволен существующим порядком вещей, могут стать его союзниками. Нужно их просто найти и перетянуть на свою сторону. Впрочем, поклонников Будды искать было не нужно, они уже сами пришли к нему. Они тоже не признают деления на касты, они не любят воевать, и это именно их угнетали поклонники многоруких богов. Как военная сила, местные буддисты были абсолютным нулем, но вот во всем остальном… Во всем остальном этот союз сулил массу интересных возможностей.

— Ты знаешь, дорогой зять, — Азиз ибн Райхан искоса посмотрел на Надира. — Помнишь, мы с тобой продали в рабство несколько сотен разбойников, когда взяли Дебал?

— Помню, — удивлено посмотрел на него Надир. — У них еще были рожи, не внушавшие доверия. Они из народностей мид и джат. Их тут все не любят. Они поклоняются таким богам, которые даже местным язычникам кажутся языческими.

— Мне вот пришла в голову одна интересная мысль, — продолжил Азиз. — Пусть эти люди чернолицые уроды, негодяи и разбойники. Аллах милосердный не всех делает такими красивыми людьми, как мы с тобой. Но если мы принесем им свет истинной веры, то они станут самую малость лучше. А ведь это весьма благочестивый поступок, мой дорогой зять.

— Сколько ты говоришь, они могут дать воинов? — впился в него острым взглядом Надир[1].

— Четыре тысячи, мой дорогой зять, полные четыре тысячи, — ответил ему тесть. — А когда следующим летом сюда подойдет подкрепление из Бахрейна, мы возьмем Татту, и ты станешь полновластным эмиром этой страны. А я стану ее визирем.

— Хм…, — задумался Надир. — И не такие уродливые у них рожи, мой уважаемый тесть. Самые обычные у них лица, если разобраться…

Июль 639 года. Александрия.

— Все сюда слушать! — ревел в бронзовый раструб Сигурд. — Вы все меня знать! Я Сигурд Эйнарсон, именуемый Ужас Авар. Я и мои парни отвечать за порядок на этот ипподром. Я вас предупреждать постоянно! Никаких драк, если ваш лошадь в конце прийти! Тот глупый мул, кто из-за медный нуммий начать буянить, я поймать и глаз высосать. Понимать? Весь город этот дурак без глаза видеть и смеяться! Я Тором клясться и святым Марком, что это истина есть!

По каменной чаше стадиона пронесся разочарованный гул и споры. Командир норманнской стражи перешел на новый уровень наказаний, а потому сегодня не угадал никто. Большая часть ставила на выдавливание глаз, вынимание их ложкой или аккуратное извлечение с помощью ножа. Но высасывание! Это было что-то новое. Те, кто не угадал, пытались доказать, что выдавливание и высасывание — это почти одно и то же, но денег не получили, из-за чего немедленно разгорелось несколько драк.

— Нет, ну какой же здесь, однако, беспокойный народ, — негромко удивился Стефан.

Впрочем, Коста, который обмахивал его опахалом, все прекрасно услышал. И даже шум ему не помешал. Они решили пообщаться здесь, на ипподроме, ведь куда бы ни пошел или ни поехал великий логофет, его осаждали толпы народа, жаждущего справедливости. То же самое касалось его дома, где прямо у входа ночевали просители, которые тянулись со всего Египта. Не было ни малейших сомнений, что за домом Стефана наблюдали, и это было проблемой. Постоянное мелькание одного и того же лица, не входящего в чиновничий круг, вызвало бы много вопросов. А открывать себя Коста пока не хотел. Так было намного легче работать. Как спрятать то, что никто не должен найти? Нужно положить его на самое видное место. А потому на слугу с опахалом никто не обратил ни малейшего внимания, и они смогли спокойно поговорить, не привлекая внимания.

— Рассказывай, — сказал Стефан, с любопытством разглядывая необыкновенное зрелище.

А на поле творилось нечто странное и небывалое. Туда сначала вышел йог, который принимал самые невообразимые позы, чуть ли не завязываясь в узел. За ним выбежал факир, который выпускал изо рта струи огня. После факира — флейтисты и барабанщики, а за ними смуглые танцовщицы крайне непривычного вида. Все это великолепие прислал в Александрию его светлость Надир ибн Берислав, наловив этих людей в своих владениях и набив ими целый корабль.

Александрийский плебс был в полном восторге. Гвалт и восторженный рев были настолько оглушительны, что логофет смог, наконец, спокойно обсудить дела государства. Голые ноги танцовщиц, в ритм барабанов ударявших пятками в песок арены приковали к себе всеобщее внимание настолько, что всем было плевать, кто там машет опахалом над головой главного вельможи Египта. Народ, набившийся в чашу ипподрома, был заворожен отточенными движениями гибких, в меру пышных женских тел.

— Четвертый легион, сиятельный, — негромко сказал Коста, который на всякий случай прилепил на лицо густую окладистую бородищу. — Два десятка ненадежных воинов держат под наблюдением. Еще одиннадцать человек удалены из его рядов.

— Их перевели в дальние гарнизоны? — поинтересовался логофет.

— Не стали рисковать, — коротко ответил Коста, и Стефан кивнул головой. Он не возражал, он принимал жизнь такой, какая она есть.

— Крокодилы? — на всякий случай уточнил он.

— Они самые, господин, — качнул опахалом Коста. — Просто спасу от них нет.

— По Александрии что?

— Времени было мало, великий, — поморщился Коста. — Тут сеть еще очень молода. Надежных людей всего несколько человек, и они лицедеи. Они вхожи далеко не везде. Но кое-кто на примете есть, мы работаем, чтобы подкупить прислугу.

— Ты уверен, что у нас все под контролем? — спросил Стефан, который внимательно разглядывал что-то внизу, на поле.

— Нет, господин, — честно признался Коста. — Я совершенно точно уверен в обратном. Для полной уверенности нам еще нужно несколько лет. Я точно знаю, что здесь есть те, кто работал на службу господина протоасикрита. Они никуда не уехали, и их донесения исправно уходят в Константинополь с купеческими кораблями. Хотя…

— Да, сейчас все идет гораздо медленнее, — кивнул Стефан. — У нас ведь карантин. Но идет, в этом нет сомнений. Кто этот всадник на вороном коне? Ты не знаешь? У меня такое ощущение, что я его где-то видел.

— Господи! — Коста чуть не выронил опахало. Юноша, который пришел к финишу первым, снял шапку в восторге, и на его спину упали роскошные смоляные косы, предмет лютой зависти всех александрийских дам.

— Сиятельный! — простонал Коста. — Да как же стража могла это допустить! Ведь это сама госпожа Елена, и она только что выиграла забег! Вы же сказали, что она нездорова и осталась дома. Сколько у нас людей на стадионе?

— Ты думаешь…? — удивился Стефан, который никак не мог привыкнуть к имени Юлдуз, полученному при крещении. — Вот ведь чертовка! Вокруг пальца обвела меня!

— Уводите ее оттуда немедленно! — выкрикнул Коста. — Ведь все эти люди только что проиграли и думают, что их обманули. Кто будет ставить на никому неизвестного всадника? Они сейчас всё тут разнесут, а потом пойдут жечь иудейский квартал! Это же Александрия!

— Что же делать? — побледнел Стефан. — Сигурд! Вытащи госпожу и отведи ее во дворец! Головой за нее отвечаешь!

Дан побежал, расталкивая толпу локтями. Те, кто не успел убраться с его пути, падали на землю, снесенные напором его туши. Коста же подбежал к бронзовому раструбу и заорал:

— Внимание! Результаты предыдущего забега не считаются! Госпожа Елена сейчас займет положенное ей место в ложе. Она всего лишь продемонстрировала почтенным горожанам стать коня своего мужа, префекта Святослава! Всадникам — приготовиться к новому забегу! Люди! Ваши ставки действительны! Всем занять свои места!

Ипподром, на котором собрались десятки тысяч людей выл, бесновался и сыпал проклятиями. Единый гигантский организм, в который превратились простые горожане, вмиг показал свое истинное лицо. И Стефан, один из немногих жителей Константинополя, кто был равнодушен к скачкам, увидел глубинную сущность разъяренного плебса. Тот, кто еще полчаса назад спокойно лопал принесенные с собой пирожки и весело хохотал над немудреной шуткой соседа, сейчас потрясал кулаками и орал в ярости:

— Ведьма!

— Грешница!

— Ведьма!

— Дикарка проклятая! Язычница!

— Еретичка!

Впрочем, вид данов, сомкнувших щиты, и нубийцев, наложивших стрелы на луки, немного остудил горячие головы. А тут еще и голос глашатая уверил их, что этот заезд не засчитан. Многотысячная толпа, которая напоминала сейчас успокаивающегося дикого зверя, вместо злобного рёва теперь издавала лишь недовольное урчание, невероятно жуткое для того, кто только что узрел оскал будущего бунта. Стефан, облившийся потом, видел в глазах моряков, лавочников, ткачей и горшечников отблески пожарищ и кровь. Этих людей было очень просто зажечь и очень сложно погасить. Это же Александрия…

— А сейчас перед вами выступит йог из самой Индии, — заорал Коста в бронзовый раструб. — Он пройдет босиком по острым гвоздям! А потом он ляжет на эти гвозди спиной! Голой спиной!

Злобный зверь вновь издал урчание, но теперь оно было примирительным и даже заинтересованным. А Коста, подойдя к Стефану, сказал подрагивающим голосом:

— Прошу простить мою дерзость, господин! Но как она попала на заезд? Как она вышла из дома? Куда смотрела стража?

Эти его вопросы остались без ответа. Пока без ответа…

— Сиятельный, она ведь жена правителя! — Коста едва сдерживал гнев. — Она высшее существо! Это кощунство для горожан. Не может мать наследника участвовать в скачках. Тем более, в таком постыдном, варварском виде! В штанах! Люди будут в ярости!

— Да, я всё это понимаю! — поморщился Стефан, полностью признавая правоту Косты. — Еще одна такая ошибка, и нас ждет большая беда. Господи боже, дай же мне сил! Ну, до чего же беспокойная девчонка!

— Главное даже не это, сиятельный, — с горечью произнес Коста. — Все и так знают, что она степнячка, бывшая язычница. Никого не удивить тем, что она умеет скакать на коне. Плохо то, что она победила. Те, кто ненавидит нас, только что получили сильный козырь, и они не преминут разыграть его. Все завистники скажут свое слово, и каждая уродливая баба в этом городе его повторит. И это слово «ведьма», сиятельный. Вспомните Константинополь и нашу благочестивую августу, которую тоже так называют. Еще недавно гора дерьма у нашего порога была размером с дом, а теперь она уже выше великой пирамиды.