Властелин на час

15

«Это письмо для тебя, разлучница, для тебя, убийца, будь ты проклята, охотница за чужими мужчинами! Я отдала Сереже лучшие годы своей жизни, я была для него всем, пока ты, гадюка, не околдовала его, не приворожила, не отняла у меня, а потом и убила. Но должна же ты узнать о моем существовании, о том, что, помимо тебя, у Сережи была я, и у нас была любовь, и эта квартира, которую ты уже облюбовала для своих заморышей, была куплена для меня, для наших детей, которых теперь уже никогда не будет… Ревность, скрутившая меня, чуть не лишила меня жизни, но я выдержала, выжила, и порезы на моих венах срослись, бинты были выброшены, потом и сожжены… А вот ты, узнав о том, что Сережа всего один лишь раз встретился со мной, просто ополоумела… Что двигало тобой, когда ты покупала пистолет, когда поднималась на лифте, когда звонила в его дверь, когда стреляла в него? В моего Сережу? Ревность? Или безумие? Зачем тебе нужен был Сережа, когда ты и так была замужем? Ненавижу тебя, проклинаю тебя, исчадие ада…»

Земцова еще раз перечитала письмо, взглянула на сидевшую напротив нее перепуганную Надю.

– Значит, письмо вы нашли в почтовом ящике… Разумеется, без обратного адреса. Почерк корявый, можно предположить, что женщина или мужчина писали левой рукой, чтобы исказить до неузнаваемости почерк… Но графологическая экспертиза все равно могла бы идентифицировать эти каракули с нормальным почерком писавшего, если бы было с чем сравнивать… Вот только кто он, этот человек, кто эта женщина?

– Вероятно, та блондинка, о которой вы мне рассказывали и о которой говорили свидетельницы… Она же громко скандалила в подъезде, многие слышали, она тоже была не в себе… Видите, она пишет, что порезала себе вены, что уже характеризует ее как человека неуравновешенного, истеричного…

– Содержание письма еще ни о чем не говорит, его могли написать просто так, с потолка, понимаете? Ведь автор этого письма ставит целью напугать вас, а тех, кто прочтет его, убедить в том, что вы, Надя, и есть убийца Саблера. Писавшая это письмо испытывает лично к вам неприязненные чувства, и это мягко сказано… Она или он (я не исключаю, что это может быть мужчина) ненавидит вас. Отсюда напрашивается вопрос: кто этот человек? Кто так люто ненавидит вас?

– Не знаю… Никогда ни с кем не конфликтовала, и единственный человек, который мог бы меня не то что ненавидеть, а просто испытывать ко мне сложные чувства, это… Дима… Ведь это ему я причинила боль, понимаете? Но Дима любит меня…

– От любви до ненависти один шаг, знаете?

– Знаю. Но мне трудно себе представить такое… Ведь меня осудили бы на много лет… Сколько мне могли бы дать за убийство человека? Хотя почему я говорю в прошедшем времени, меня же отпустили временно… В любую минуту могут снова посадить лет на десять-пятнадцать… Или же, учитывая якобы мое состояние, ведь по версии следствия я умирала от ревности, и принимая во внимание, что у меня маленькие дети, все же смягчат приговор? Господи, – Надя вдруг обхватила свою голову руками и зажмурилась, – Юля, что я такое говорю? Я же не убивала его, не убивала… Я была в метро, я ходила по станциям, пересаживалась с электрички на электричку… вела себя как последняя идиотка… А потом, помню, у меня сильно разболелась голова…

В сумочке у Земцовой замурлыкал телефон – звонил Шубин.

– Да, Игорь, я слушаю…

– В Веронику стреляли… Она ранена, находится в тяжелом состоянии… Кто-то ворвался в приемную и выстрелил… Я нахожусь в машине «Скорой помощи»… У нас там сейчас Лева Гольцев, Распопов, прибыла следственная группа… Стрелявший оставил следы на полу… Юля, она умирает… она потеряла много крови…

Земцова никогда не слышала, чтобы Шубин плакал. Она и сама почувствовала, как его страх и боль передались ей. И стало вдруг понятным, почему Шубин так спешил с Вероникой, как за какие-то минуты, часы ему удалось вырвать ее из прежней жизни и спрятать на своей груди. Шубин полюбил эту глубоко несчастную девушку с красивым именем Вероника…

– Игорь, я выезжаю… Я буду молиться за Веронику… Надо верить в самое хорошее, надо надеяться… Будь с ней, а я постараюсь сделать все возможное, чтобы найти того, кто в нее стрелял…

Надя смотрела на нее широко раскрытыми глазами, в которых тоже стояли слезы.

– Что-то случилось? Юля, может, я могу чем-то помочь?

– Да, Надя, можете… Постарайтесь припомнить свой маршрут. Быть может, вы с кем-нибудь говорили, может, кто-то запомнил, что вы плакали… Ведь вы плакали? Вы не могли не плакать…

– Да, наверное… Я почти ничего не видела от слез…

– Вот садитесь и записывайте все, абсолютно все, что запомнили… какие-то детали, лица, рекламные щиты, музыкантов… Вдруг что-то всплывет? А еще лучше, оставьте детей с няней и поезжайте на метро вместе с Димой. Так вам будет спокойнее… А мне надо ехать… Ранили нашу сотрудницу…

У подъезда дома, где находилось агентство, стояло несколько машин. На крыльце она увидела Китаева. Он был бледен и курил, уставившись в одну точку.

– Вася, что случилось?

– Веронику чуть не убили… Кто-то вошел и выстрелил. Прямо в упор. Целился в сердце, но попал в плечо. Явно не профессионал. Думаю, что он пришел убивать именно ее, Веронику… Это не по твою душу, Юля…

Она вошла в приемную и удивилась такому количеству незнакомых людей. Сразу подумалось, что жизнь Вероники действительно находится в опасности, раз на полу такое количество крови…

– Госпожа Земцова? – к ней подошел высокий голубоглазый блондин с пухлыми розовыми губами. – Моя фамилия Распопов, зовут Виктор. – У него был звонкий, мальчишеский голос. – Я из отдела убийств…

За его спиной возник Лева Гольцев – единственное знакомое лицо.

– Лева? Что-нибудь известно? – Она не знала, на кого смотреть, кого слушать. Ей казалось, что и Распопова она прежде уже видела, но где именно, не могла сейчас припомнить.

– Вы знаете Веронику Оленину? – спросил человек, представившийся Распоповым.

Земцова, впервые услышавшая фамилию Вероники, вздохнула:

– Да, эта девушка работала у нас секретарем… Кто в нее стрелял? Вы можете мне что-нибудь сказать?

– Мы арестовали Милютина, ее бывшего… хозяина… Давайте отойдем в сторонку… Понимаете, Милютин отпустил ее взамен…

– Да, я знаю… мне Шубин все рассказал. И что же этот Милютин? Ведь он отпустил ее, он не мог после того, что вы для него сделали, заказать ее убийство. Какой в этом смысл?

– Понимаете, сегодня утром вышел на свободу Чемоданов, дружок и подельник Милютина, мы задержали его по подозрению в сбыте и хранении наркотиков, уверен, что это Милютин заставил своего дружка пристрелить девушку, чтобы и другим неповадно было обращаться за помощью к органам… За Милютиным еще один должок имеется – он подозревается в убийстве девушки, Марии Емельяновой, проститутки, которая несколько раз пыталась сбежать… Ее труп нашли в мусорном баке пару месяцев назад…

– Есть мнение, что ту девушку зарезал один из ее клиентов, садист Жолкевич… – упавшим голосом произнесла Юля. – Послушайте, так давайте искать этого Чемоданова!

– Мы найдем его, обязательно… слишком известная личность. Его здесь все знают, кроме того, у него много врагов, и каждый сочтет за счастье выдать его с головой… Редкая скотина, его и Милютин не любит, хотя и держит в «шестерках»… Думаю, Милютин поставил ему условие, мол, я тебя вытащил, а ты за это убери Оленину… Возможно, когда он отдавал такой приказ, был не в себе, пьяный или обколотый. Вот и вся история. Не думал, что Милютин такой идиот… Главное, чтобы девушка выжила. Между прочим, эта Вероника попала к Милютину случайно, через одного отморозка, Цыбина, который был ее женихом… Она девушка с высшим, кажется, филологическим образованием, у нее и квартира в Москве имелась, она замуж за этого Виталия Цыбина собиралась, а он на ее деньги открыл бордель… Не повезло девчонке, словом. Хочется, чтобы она выжила. Рана вроде бы не очень серьезная, но большая потеря крови.

Если Милютин заказал Чемоданову убийство Вероники, он первый и сдаст его… Хотели спасти девушку, вырвать из лап этих мерзавцев, так нет, они решили проучить, пристрелить…

– Уверен, что Милютин уже локти себе кусает, протрезвел, пришел в себя в камере… Сейчас и Чемоданова сдаст, и всех тех, кто вообще не имеет к этому убийству отношения…

Через два часа в агентстве стало тихо. Китаев прибирался, стараясь не смотреть на Земцову – он готов был расплакаться, как мальчишка. Его сердце переполняла жалость к Веронике. Земцова несколько раз звонила Шубину, который дежурил в больнице: состояние Вероники не менялось, она по-прежнему не приходила в сознание.

– Как дела, Вася? Что у тебя нового?

– Ничего. Я беседовал с друзьями и сослуживцами Саблера. Один человек рассказал мне, что тот был когда-то женат. Мне повезло, у него в записной книжке обнаружились даже номер телефона и адрес бывшей жены Саблера…

– А говоришь, что ничего! И что, ты нашел ее? Ты был у нее?

– Был. Красивая раскормленная тетка, давно замужем, двое детей, муж – предприниматель. Она только что вернулась с Кипра, при мне вещи распаковывала. Плакала, правда, ей до меня успели сообщить о смерти Саблера. Она сказала, что он был замечательным человеком, очень добрым, мягким, но… Она полюбила другого мужчину и вышла за него замуж. А Саблер с головой ушел в работу, сделал карьеру… Она ничего не знает ни о его подружках, ни о просто знакомых женщинах. В конце сказала, что он абсолютно безобидный человек, и разрыдалась… Добавила, что непременно пойдет на похороны.

– Даже о Наде ничего не слышала?

– Нет, ничего.

– Василий, да ты не раскисай, может, еще с Вероникой все…

– Да я знаю, но мне ее так жалко… Понимаешь, я ее вчера возил по магазинам, мы с ней разговаривали, она такая… классная, веселая и очень любит Игоря. А я слушал ее, смотрел на нее и думал, какую она жизнь вела, сколько вытерпела унижений… Я не понимаю, откуда она вообще брала столько сил, чтобы продолжать жить. Все-таки женщины – живучие существа. Я еще вчера поклялся себе, что не дам ее в обиду, что сделаю все, чтобы помочь ей почувствовать себя нормальным человеком…

– Я понимаю… Ведь я тоже сразу приняла ее, хотя другая на моем месте сто раз подумала бы, прежде чем взять на работу девушку с такой биографией…

– А ты не вспоминай о ее биографии, забудь об этом. Только бы она осталась жива, только бы выкарабкалась…

– Больше ты мне ничего не хочешь рассказать?

– Нет.

– Ты отлично поработал. А теперь пойдем, поднимемся ко мне, поужинаем…

– Нет, ты извини, но я не пойду. У меня еще дел куча… Я пойду в комнату Вероники, там ремонтники столько мусора оставили… Думаю, уже через пару дней они закончат. Мы с Игорем все почистим, уберем, возьмем Веронику и поедем выбирать кровать…

– Ты еще успеешь убраться в комнате Вероники. Гала испекла пирожки, пойдем… Не думаю, что у тебя сейчас есть настроение готовить, а вот поесть надо. Ну?

– Хорошо, но только я ненадолго… Вернусь сюда и буду дожидаться Игоря.

На столе зазвонил телефон. Юля услышала голос Гольцева:

– Чемоданова нашли, в бане, он там с самого утра парится… Компания большая, пьяная, девок много… У него железное алиби – как отпустили его из отделения, так прямо в лес поехал, баня-то в лесу, он оттуда никуда не выезжал… Милютин говорит, что он отпустил Веронику и ему нет никакого резона ее заказывать… Похоже, что и он тоже говорит правду. Кстати, я разговаривал с вашим Шубиным по телефону, он сказал мне, что Вероника незадолго до того, как в нее стреляли, находилась в кофейне, расположенной в пяти минутах ходьбы от вашего офиса, у нее там была встреча с подружкой… Он предположил, что Вероника могла разговаривать с ней о Жолкевиче, садисте… Но садисты не ходят с пистолетами и не палят в кого попало… Так что, кто стрелял в Веронику – большой вопрос…

За ужином Юля спросила Китаева:

– Вася, этот Распопов из отдела убийств… Вы от меня ничего не скрываете? Ведь убийства-то не было?

– Юля, Распопов человек Харыбина! – Он состроил страдальческую мину и с трудом заставил себя проглотить пирожок. – Твой бывший муж решил, что стреляли в тебя, ну и нагнал к нам людей… Сам-то он в Питере, будет в Москве только завтра… Так что ты под контролем, учти…

– Знаешь, а мне это даже нравится. Первое время нам будет очень трудно, и помощь Харыбина, впрочем, как и всегда, нам не помешает. Вот только я постоянно ловлю себя на том, что бездельничаю, а за меня работают Гольцев и люди Харыбина. У тебя нет такого чувства?

– Я тоже работаю, конечно, не так продуктивно, как Гольцев, но у меня и возможностей таких нет, поэтому я стараюсь больше думать…

– Я тоже думаю, вот и сегодня у Аджемовых думала, думала… Но так ничего и не придумала.

– А что за письмо?

– Письмо написано от руки, скорее всего, женщиной. Она обвиняет Надю во всех смертных грехах и, конечно же, в убийстве Саблера. Такое впечатление, что бедную женщину просто хотят довести до отчаяния, хотя Наде и так нелегко. В одном ей повезло: у нее потрясающий муж. И даже если окажется, что он и есть убийца, я все равно буду на его стороне… Он так много страдал…

– Я проверил его алиби – стопроцентное. В момент убийства у него было совещание, и он присутствовал на нем от начала и до конца… Никуда не отлучался.

– Он мог нанять кого-нибудь… Но я не верю, что он каким-то образом замешан в убийстве… Тогда бы он не стал обращаться к нам, зачем? Сделал бы все по-тихому…

– А что Алиса?

– У нее тоже алиби, она постоянно была на глазах матери Аджемова и ее соседки.

– Вот и получается, что алиби нет только у Нади. Я посоветовала ей прокатиться с мужем в метро, попытаться вспомнить, на каких станциях она была, что делала, может, ее кто запомнил, но думаю, что из этого ничего не получится…

– У меня есть один план, – неожиданно произнес Василий. – Он может, конечно, не сработать… Но все равно попробовать, я думаю, стоит. Ты поможешь мне?

– Вася, о чем ты говоришь?!