Властелин Времени

3 ТАЙНОЕ ПРОШЛОЕ

УРОНИВ ФОНАРЬ, Джаг попытался было высвободиться из захвата странной женщины, но сил у него на это не хватило. Ее злорадный смех эхом прокатился по замкнутому пространству.

Смеялась она потому, что отчаянное трепыхание двеллера помогало ей сбросить каменные оковы. Когда женщина наконец выбралась наружу, оказалось, что она очень высокого роста, почти такого же, как Краф. Тело ее защищали черные обсидиановые латы, а на боку висел черный клинок из того же материала. На каждой руке у женщины было по семь пальцев, и они были куда длиннее, чем у людей, гномов, эльфов или двеллеров. Длинные ногти остротой не уступали бритве; коротко остриженные медные волосы плотно прилегали к голове.

Что самое удивительное, у нее был хвост, похожий на хвост ящерицы. Джаг заметил его только тогда, когда хвост захлестнул его шею и сдавил горло так, что не то что слово вымолвить, дышать и то было трудно.

– Ладамаэ, – спокойно, не дрогнув ни единым мускулом на лице, произнес Краф, – оставь его в покое.

Женщина выхватила из ножен обсидиановый клинок и повернулась лицом к волшебнику.

– Оставить его в покое? – словно не веря своим ушам, повторила она. – И это говоришь мне ты, убивший Мефосса!

– Мефосс сам в этом виноват, – возразил Краф. – Я его предупреждал, но он мои слова предпочел проигнорировать.

– Его послали за этим кораблем, – сказала Ладамаэ – О том, что на борту находишься ты, он не знал.

– А если бы знал?

Женщина усмехнулась, взмахнув обсидиановым клинком.

– Все равно попытался бы тебя убить. Как будто ты не знаешь Мефосса, Краф. Он же всегда тебе завидовал.

Она улыбалась, но двеллеру выражение ее лица напомнило о повадках дикой кошки, исподволь готовящейся к атаке.

Волшебник ничего не ответил.

Джаг, задыхаясь, отчаянно хватал ртом воздух – слишком туго хвост женщины обвивал его горло.

Ладамаэ по-прежнему стояла между Крафом и красным камнем.

– Меня страшно удивила смерть Мефосса. Я ведь уже много веков нахожусь здесь, Краф. Когда он уснул на дне моря, заклятый тобой и твоими друзьями, я в сон не впала. Ты знал об этом?

– Нет, – покачал головой Краф.

Джаг смотрел на женщину выпученными от нехватки воздуха глазами и гадал, кто же она такая. Ни в одной прочитанной им книге не упоминалось, хотя бы отдаленно, похожее на нее существо.

– Но ты знал, что со мной произошло, – укоризненно заявила Ладамаэ. – Не мог же ты забыть, как он проглотил меня целиком после того, как обрел свое новое тело. Он не желал даже думать о том, что я могу принадлежать другому. И ненавидел тебя за то, что я была с тобой. А ты явился сюда, чтобы убить меня, не так ли? – поинтересовалась она.

Старый волшебник молча развел руками, чтобы показать, что он безоружен и ничем ей не угрожает.

Джаг боялся, что Краф ответит утвердительно. Наверняка, услышав такое, это странное создание окончательно придушит его своим хвостом. Двеллер снова затрепыхался, пытаясь ослабить ее хватку, но попытки его оказались тщетными.

– Нет, – сказал Краф, – я не убить тебя пришел, Ладамаэ.

– Лжешь! – холодно заявила женщина.

– Нисколько, – ответил волшебник, сохранявший невозмутимое спокойствие.

– Я уже думала, что сидеть мне на дне океана, пока тело Мефосса не сгниет окончательно, – сказала Ладамаэ. – Не знаю, как бы мне удалось поднять камень на поверхность, но здесь не так уж глубоко. В один прекрасный день меня мог бы найти какой-нибудь рыбак. – Она усмехнулась. – Если бы не этот проклятый камень, я могла бы отправиться, куда захочу, и получить все, что захочу.

– Но камень существует, и от этого никуда не деться, так ведь?

Если в тоне Крафа не было заметно язвительности, то в словах ее хватало с лихвой.

– Ты от меня отвернулся тогда, много лет назад. Просто ушел и забыл обо мне.

– Это не так. Я о тебе не забывал.

Ладамаэ рассмеялась, и в смехе ее слышалось безумие.

Джаг ее не винил. Он не представлял, каково ей было сотни лет лежать на дне Кровавого моря в желудке бородатого хорвума. Тем не менее ему все же очень хотелось избавиться от ее хватки.

Лицо женщины исказилось, и она нацелила свой клинок в грудь старого волшебника.

– Когда-то ты считал, что я красива.

– Да, очень давно, – кивнул Краф. – Тогда я был молод и глуп. Однако успел с тех пор немного поумнеть.

Слушая этот странный диалог, двеллер решил, что, если останется в живых, непременно порекомендует этим двоим ознакомиться с книгой «Язык любви» Ругара Дахалсона. Конечно, о том, что Ругара отравили, когда он писал продолжение этого труда под названием «Добрые взаимоотношения в вашем гареме», он упоминать не станет.

– Теперь ты стал еще глупее, – фыркнула Ладамаэ. – По-моему, так ты просто жалок. – Она тряхнула головой. – Не следовало тебе лезть в брюхо к Мефоссу.

– Я хотел увидеть тебя.

– Это зачем же?

– Мне показалось, что негоже заставлять тебя еще целую вечность лежать на дне океана.

– Когда живешь вечно, многое может измениться, – заметила женщина.

– Вот и Мефосс думал, что будет жить вечно, – произнес Краф с мрачной усмешкой. – Но он ошибся. – Волшебник немного помолчал. – Да и у тебя ничего не получится без защиты.

Ладамаэ не произнесла ни звука. Ее пронзительные аметистовые глаза безотрывно смотрели на Крафа.

– Так зачем тогда ты сюда пришел? – спросила она наконец.

– Чтобы заключить сделку, – отозвался старый волшебник.

– Сделки, как тебе известно, могут оказаться довольно опасным делом. Чаще всего ты отдаешь больше, чем получаешь, хотя сначала думаешь, что получится наоборот – ну или хотя бы прибыль разделится поровну. На нас всех легла тяжелая ноша, когда мы отправились на поиски Книги Времени.

Краф искал Книгу Времени? Джаг просто ушам своим не поверил.

– Тогда многих из нас можно было счесть глупцами, – уронил Краф.

– Нет, – возразила женщина, – скорее, нас отличала алчность. И в конце концов нам не хватило смекалки, так ведь? Мефосс и несколько других обратились в бородатых хорвумов, а я оказалась в плену этого камня. Конечно, мы обрели бессмертие, но цена его оказалась куда выше, чем мы рассчитывали. А тебе самому как до сих пор удается оставаться в живых, Краф?

– Нам всем пришлось заплатить за зло, совершенное при появлении Книги Времени в этом мире.

Если бы двеллеру не приходилось бороться за каждый вздох, он наверняка затаил бы дыхание. Какие еще тайны скрывал старый волшебник? Он никогда не упоминал о том, каким образом достиг столь удивительного долголетия.

– И тебе тоже, Краф? Да неужели? – В голосе Ладамаэ чувствовалась насмешка.

– А ты как полагаешь?

– Мефоссу сообщили, что ты встал на сторону двеллеров и этой их дурацкой Библиотеки. Я в это поверить не могла, хоть и знала, что ты участвовал в ее создании. Думала, ты руководствуешься какими-то своими целями. А ты, кто бы мог подумать, разыскиваешь Книгу Времени для Великого магистра.

– Кто разбудил Мефосса? – словно не обращая внимания на ее последние слова, спросил Краф.

– Жаль, что ты его самого уже не сможешь спросить об этом.

– Я спрашиваю тебя .

– Что ж, может, я тебе и отвечу, – улыбнулась Ладамаэ. – А может быть, и нет.

– Ты знаешь человека по имени Альдхран Кемпус?

– Знаю, конечно.

– У него недостаточно силы, чтобы разбудить Мефосса.

Его собеседница слегка склонила голову набок.

– Я уверен, что в этом замешан кто-то другой, – подытожил волшебник.

– Ты угадал.

– И кто же? – осведомился Краф.

– А что я получу взамен, если открою тебе эту тайну?

На лице старого волшебника отразилось сомнение.

– Не думаю, что выпустить тебя отсюда было бы разумным поступком. – Он кивнул на груду костей вокруг камня. – Ты питаешься человечиной. Как погляжу, Мефосс неплохо заботился о твоем насыщении.

Женщина принужденно улыбнулась.

– Не стану скрывать, он угощал меня иногда лакомыми кусочками.

– Открой мне, кто пробудил Мефосса.

– А если я не сделаю этого?

Краф бросил на нее бесстрастный взгляд.

– Тогда, – негромко произнес он, но его холодный и полный угрозы голос разнесся по замкнутому пространству брюха чудовища, – я тебя уничтожу.

Ладамаэ рассмеялась, и смех ее звучал еще безумнее прежнего.

– Что ж, ты можешь попробовать. Уверена, ты забыл, что в свое время мы немало значили друг для друга – или воображали, что это так. Хоть ты и натворил вместе с нами порядочно зла, прежде чем присоединился к Кругу Древних и решил забыть, что не всегда был защитником мира, до наших деяний тебе всегда было далеко. Тебе-то на самом деле только хотелось знать, не сможешь ли ты победить Хранителей времени и похитить их драгоценную книгу. Для тебя это было просто игрой.

– Лучше бы тебе этого не делать, – уронил старый волшебник.

Хвост вокруг шеи Джага сжался, однако, еще крепче. Ему уже казалось, что его голова постепенно отделяется от тела.

И тут Краф – гораздо стремительнее, чем двеллер мог себе представить, ударил посохом по хвосту Ладамаэ. Джага отчаянно тряхнуло, а потом хватка на его шее ослабла. С проворностью двеллера, привыкшего самому о себе заботиться, он высвободил голову и, спрыгнув вниз, отскочил в сторону, скользя подошвами и стараясь не думать о том, что в любой миг в спину его может вонзиться меч Ладамаэ.

Женщина издала яростный вопль, эхом разнесшийся по утробе мертвого исполина.

Джаг, готовясь отбиваться до последнего, подобрал валявшийся неподалеку короткий меч и обернулся, страшась увидеть, что Краф умирает или уже мертв.

Однако опасения его оказались излишними – старый волшебник вступил в схватку со своей давней приятельницей, демонстрируя мастерство и стремительность, которых двеллеру трудно было от него ожидать, даже не беря в расчет того, как изнурен был Краф после боя с морским чудовищем.

И все же ему приходилось нелегко. Ладамаэ действовала своим обсидиановым клинком с мастерством воина, рожденного для сражений. Пока что Краф отбивал посохом каждый ее удар; и всякий раз, когда древко его сталкивалось с обсидианом, вокруг разлетались мириады зеленых искр.

Джаг решил, что самое время прийти волшебнику на помощь, однако осуществить своего намерения не успел.

– Прочь, подмастерье, – взревел Краф, блокируя очередной удар меча. – Это только мое дело!

«А чьим оно, хотелось бы знать, станет, если ты проиграешь», – подумал Джаг. До разреза, проделанного им в туше исполина, было довольно далеко. Двеллер не сомневался, что Ладамаэ догонит его, прежде чем он успеет туда добраться. И тут он увидел, что она, незаметно для волшебника, кончиком хвоста выхватила из-за голенища сапога нож. Краф, отразив очередной удар ее меча, взмахнул посохом, метя противнице в голову. Та, зашипев от злости, все же успела уклониться, и вперед стремительно метнулся кончик хвоста с зажатым в нем ножом.

Крафу лишь в последний момент удалось остановить этот коварный выпад навершием посоха, удерживая другим его концом меч Ладамаэ. Блокируя оба клинка, волшебник ногой оттолкнул женщину, которая не упала навзничь лишь потому, что смогла удержаться, используя для опоры свой хвост. Краф шагнул вперед, взмахнул посохом, но на сей раз ударил им по камню.

Тот немедленно взорвался алым светом такой силы, что Джаг на какое-то время просто ослеп. Он тщетно пытался разглядеть, жив ли еще старый волшебник. Когда же возможность различать предметы наконец к нему вернулась, двеллер, к своему облегчению, увидел, что Краф цел и невредим.

На лице стоявшей перед волшебником Ладамаэ изумление быстро сменилось ужасом.

– Краф, – прошептала она обреченно, – ты все-таки сумел меня убить…

На глазах у Джага ноги женщины в один миг словно покрылись известковым налетом, который начал быстро распространяться по всему ее телу.

– Не-е-ет, – прошептала она жалобно, словно ребенок. Когда белизна достигла ее головы, Ладамаэ превратилась в неподвижную статую, которая начала на глазах покрываться мелкими трещинками и вдруг осела, рассыпавшись кучей мелкого порошка.

Природное любопытство заставило двеллера подойти поближе. Несколько секунд он ошеломленно смотрел на то, что осталось от грозного противника, после чего наклонился и ткнул пальцем в белый порошок, который уже начал растворяться под воздействием плещущего под ногами желудочного сока хорвума.

– Соль, – сказал Краф. – Когда я разрушил камень, Ладамаэ превратилась в соль. Она мертва. – По щеке старого волшебника стекла одинокая слеза. – Кое-что…

Голос его сорвался, но Краф быстро овладел собой.

– Кое-что ты должен знать, подмастерье, если когда-нибудь соберешься писать об этом. – Он с трудом заставил себя взглянуть двеллеру в глаза. – Ладамаэ не всегда была порождением зла. Когда-то она была… прекрасной девушкой. А потом ее совратили. – Волшебник тяжело вздохнул. – Собственно, это я ее совратил.

Джаг уставился на него с открытым ртом. В голове у него вертелись, стремясь вырваться наружу, вопросы, которые обязательно надо было задать.

– Вы… вы помогли украсть Книгу Времени у тех, кому она принадлежала?

Лицо старика стало жестким.

– Этого мы сейчас касаться не будем, подмастерье.

– А Великий магистр знает?

– Я же сказал: довольно об этом! – Краф угрожающе выпрямился во весь свой рост. – Не стоит меня раздражать.

И тут двеллер все понял.

– Значит, не знает. Как вы могли скрыть это от него?

Затуманенные слезами глаза волшебника вспыхнули зловещим зеленым пламенем. И Джаг моментально осознал, что находится на волоске от гибели. Но Краф быстро взял себя в руки.

– Мы уходим, – бросил он. – Уходим немедленно, и не советую тебе когда-либо впредь хотя бы заикнуться об этом.

Повернувшись, волшебник пошел прочь. Джаг проводил его взглядом. Он не знал, что ему теперь делать. Даже если он расскажет о том, что узнал, на «Одноглазой Пегги», если даже сумеет заставить Халекка и остальных гномов поверить ему, несмотря на их многолетнюю дружбу с Крафом, он этим лишь подвергнет опасности и их жизни.

– Подмастерье, – сказал волшебник, – тебе что, особое приглашение требуется?

Двеллер, охваченный смятением и горечью, поднял фонарь и неохотно последовал за волшебником. Обернувшись в последний раз, он бросил взгляд на горстку тающей соли – все, что осталось от прекрасной некогда женщины по имени Ладамаэ.

Поднявшись на борт «Одноглазой Пегги», двеллер посмотрел на мертвое чудовище, притороченное к борту корабля. На море опустилась ночная тьма, но экипаж продолжал устранять повреждения при свете фонарей и бледных отблесках лун.

– Что, так ничего и не нашли? – осведомился подошедший к ним Халекк.

– Ничего существенного, – спокойно отозвался Краф. В голосе волшебника не слышалось ни малейшего признака того, что он лжет.

«Чему здесь удивляться, – сказал сам себе Джаг. – У старика было достаточно времени, чтобы неплохо научиться лгать».

– Но эта гадина мертва, я надеюсь? – спросил капитан пиратов.

– Больше она не оживет, – заверил его Краф и оглянулся на двеллера.

Тот сделал вид, что не заметил этого взгляда; в конце концов, он все равно не собирался ничего говорить о случившемся на корабле. Разве что попозже, когда они подойдут ближе к берегу и будет куда сбежать в случае чего.

А может, к тому времени будет слишком поздно, потому что Краф его на всякий случай прикончит. Такой ход мысли Джагу совсем не нравился, однако он понимал, что так оно, скорее всего, и будет. Двеллер много лет провел в гоблинской шахте и достаточно хорошо убедился в том, что окружающий его мир полон зла.

И что руководит Крафом? Помогает ли он Великому магистру по дружбе или же стремится найти Книгу Времени для своих собственных целей? Этого двеллер не знал.

Краф ткнул посохом в сторону туши мертвого исполина, и сорвавшийся с его конца сгусток зеленого пламени в мгновение ока сжег удерживающую хорвума сеть. Освободившись от груза, «Одноглазая Пегги» выровнялась; тело чудовища медленно погрузилось в океанскую пучину.

– Ты что ж это такое делаешь? – взревел один из пиратов. – Не знаешь как будто, что у нас нет другой сети?

Стоило Крафу обернуться на звук этого голоса, как трое из четверых работающих неподалеку гномов поспешно отодвинулись от своего товарища. Всех их было еле видно в призрачном свете лун и висящего на рее фонаря.

Двеллер затаил дыхание, ожидая, что волшебник вот-вот пошлет в гнома заклятие, превращающее его…

Вместо этого Краф вздохнул и произнес, ни к кому особенно не обращаясь:

– Я немного утомился; пойду, пожалуй, прилягу. Если понадоблюсь кому-то, можете меня разбудить.

Джаг смотрел вслед уходящему старику, и в душе у него прежние чувства к волшебнику боролись с тем, что он узнал о нем, находясь в брюхе чудовища.

– Совсем, похоже, вымотался, – сочувственно заметил Халекк.

– Да, – согласился двеллер.

– Будем надеяться, что сеть нам не понадобится, – вздохнул капитан. – У нас и так дел хватает, да к тому же мы еще больше отстали от Великого магистра.

– Как думаешь, долго мы здесь проторчим? – спросил Джаг.

Гном почесал бороду.

– Дня два, может, три.

– Они тогда уже будут в Имарише, – подавленно сказал двеллер.

Если Альдхран Кемпус пытками заставил Великого магистра говорить и тот признался, где в городе он устроил тайник, они никак не смогут помешать противнику.

– Тут уж ничего не поделаешь, – рассудительно заметил Халекк. – Мы постараемся закончить все как можно быстрее, а ты вот что, не спеши-ка оплакивать старину Вика. Он тот еще ловкач, я тебе просто не все про него рассказывал.

Джаг работал бок о бок с гномами всю ночь. Заснуть он все равно бы не смог; слишком мучили его вопросы, на которые двеллер не знал ответа, и страх по поводу того, что их ждет в Имарише и как ему держать себя с Крафом.

Он сновал по залитому водой трюму, помогая доставать оттуда грузы, которые еще можно было спасти. Потом его послали на палубу разбирать то, что было поднято из трюма.

Двеллеру и раньше, во время путешествий с Великим магистром, приходилось принимать участие в авралах на кораблях, но еще ни разу на судне, которое пострадало бы так сильно, как «Одноглазая Пегги», которая тем не менее каким-то чудом продолжала держаться на плаву.

Перед рассветом, когда телесная усталость стала, казалось бы, невыносимой, но разум все еще оставался бодрым, он достал из заплечного мешка свой дневник и пенал с углем и чернилами и пристроился около одной из шлюпок, привязанных к борту «Одноглазой Пегги». Джаг позволил своим мыслям течь туда, куда им вздумается, понимая, что слишком устал и как бы ни старался сосредоточиться на чем-то конкретном, у него ничего не получится. Вместо этого он предоставил своей руке запечатлевать картины, чаще других мелькавшие в его сознании.

Какое-то время он набрасывал углем образы, которые хотел оставить в памяти. Несколько раз он нарисовал бородатого хорвума, потом удивительную женщину, заточенную в глубине красного камня. Камень этот он тоже изобразил, а потом запечатлел то, как Ладамаэ у него на глазах обратилась в рассыпавшийся соляной столп.

Краф на его рисунках, разумеется, тоже присутствовал. Иногда волшебник выглядел истинным героем, например, когда на гребне подвластной его воле волне вышел на бой с чудовищем. Но иногда, например в брюхе чудовища или во время разговора с Ладамаэ, он скорее выглядел как злодей.

«Так кто же он, – спрашивал себя двеллер, работая углем, – герой или приверженец зла?»

Ответа на этот вопрос Джаг не имел, а смятение и страх мешали ему разобраться в столь сложной проблеме. Слишком мало он знал о Крафе. Волшебник почти не распространялся о своем прошлом, как, впрочем, и о том, что он делал, когда покидал – что случалось довольно часто – Рассветные Пустоши.

Двеллер все более ясно сознавал, что из Крафа получался слишком уж убедительный злодей. Но почему тогда он так подружился с Великим магистром Фонарщиком? Внезапно даже мотивы этой дружбы стали казаться Джагу подозрительными.

Мог ли Краф одурачить Великого магистра? Над этим стоило задуматься. Двеллер не знал никого умнее Эджвика Фонарщика, но при этом не мог не признать, что Великий магистр был слегка… как бы это поточнее выразиться… не от мира сего. Сам Великий магистр с этим ничего не мог поделать, конечно, – таким уж он уродился. Только вот одурачить его при этом было, тем не менее нелегко.

Сделать это мог разве что тот, кого он считал своим другом.

Джаг устало вздохнул, слушая, как пираты распевают за работой непристойные песенки. Когда работа на палубе будет завершена, они спустят на воду шлюпки и начнут заделывать снаружи пробоины, что получило судно ниже ватерлинии. К счастью, Халекк, как и капитан Фарок, занимавший до него эту должность, предусмотрительно держал на корабле запасы дерева и парусины.

На страницах блокнота для черновых записей двеллер делал наброски и записи, перед тем как занести изображения и информацию в законченной форме в свой дневник. Некоторые рисунки там относились еще ко времени их путешествий с Великим магистром. Это было до того, как Джаг собрался покинуть Рассветные Пустоши, поскольку его неприятие того факта, что Библиотека по-прежнему оставалась недоступной для тех, кто в этом более всего нуждался, возросло настолько, что он больше не смог этого выносить. Все изменилось, когда Хранилище Всех Известных Знаний пало жертвой изощренной ловушки и Великой Библиотеке на их глазах пришел конец.

В одной из поездок с ними был и Краф. В дневнике остались эскизы изображений старого волшебника и Великого магистра у костра в глуши леса Клыков и Теней в таверне Потрепанных Башмаков, где они устроили западню ворам, укравшим Яйцо жестянщика. Яйцо это могло уничтожить весь мыс Повешенного Эльфа, если бы Великий магистр и Краф этому не воспрепятствовали.

Далее шли рисунки, на которых Краф сражался с Жуткими Всадниками, огнебыками и гриммлингами. Двеллеру хотелось запечатлеть мощь и величие тех мгновений для книги о злосчастном падении Библиотеки, которую велел ему написать Великий магистр.

Ночь сменилась рассветом. Небо на востоке затянули розовые облака.

Джаг посмотрел на горизонт и принялся набрасывать эту картину в блокноте. Двеллеру нравилось ощущение, которое вызывали в нем штрихи, легко и непринужденно ложащиеся один за другим на бумагу. Оно было очень… правильным, наверное.

Джаг глотнул кисловатого грушевого чая, захваченного с камбуза. Кок предусмотрительно приготовил его достаточное количество, чтоб было чем поддержать энтузиазм выбивавшихся из сил гномов. В животе у двеллера заурчало, и он вдруг вспомнил, что у него уже давненько маковой росинки во рту не было, однако есть, как ни странно, его особенно не тянуло.

Пока двеллер листал свой дневник, туман затягивал ясное небо, обещая очередной мрачный день. Хорошего в этом было только то, что их вряд ли смогут заметить другие корабли, – в этих водах любое повстречавшееся им судно наверняка могло оказаться вражеским.

Если сидеть без движения, замерзаешь гораздо быстрее; Джаг почувствовал, что окончательно озяб, и потянулся к шлюпочному рундуку, в котором можно было разжиться более или менее сухим одеялом. Там были еще сухари, но двеллер знал, что проглотить хоть кусочек можно было, только размочив их, кроме того, сухари, как правило, оставляли на самый крайний случай.

Джаг закутался в одеяло и снова принялся рассматривать сделанные им портреты Крафа. По рисункам было заметно, в каких обстоятельствах и в каком настроении они были сделаны. Ни один историк, с чьими трудами он знакомился, ни один художник не соблюдал полную отрешенность от событий, которые запечатлевала их рука. Все они либо ненавидели, либо любили своих героев. Любой, даже самый, казалось бы, беспристрастный художник непременно вносил в свою работу что-то личное.

«Так как же понять, – спросил себя двеллер, – герой все-таки Краф или злодей?»

Или проще: друг он или враг?

Понемногу пригревшись на скрытом тучами солнце, Джаг, сам того не заметив, задремал. Сон его легким и освежающим не был: из окружившей двеллера темноты на него немедленно надвинулись кошмары.

– Подмастерье?

Джаг, утомленно отирая со лба пот, поднял голову от мешанины оснастки и парусов и увидел, что за его спиной стоит Краф. Двеллера охватил внезапный страх, и он понадеялся, что со стороны это обстоятельство останется незамеченным.

– Вы уже лучше себя чувствуете? – спросил он, не зная, что еще сказать.

Вернувшись на борт после пребывания в брюхе чудовища, Краф удалился к себе в каюту, где проспал двое суток кряду. Над «Одноглазой Пегги» повисла ночь; туман, окрашенный в жемчужно-серые тона, дрожал над волнами и на расстоянии казался живым существом. Халекк выставил двойную вахту, а все, кто был от нее свободен, продолжали устранять повреждения, нанесенные кораблю бородатым хорвумом.

– Гораздо лучше, – кивнул волшебник.

Он и правда выглядел куда более бодрым, однако было очевидно, что старик бросил на битву с морским чудищем все имевшиеся у него силы и полностью восстановить их после этого еще не успел.

– Нечего тебе возиться с этими пустяками.

Кое-кто из работавших неподалеку пиратов недовольно оглянулся на Крафа.

– Ремонт парусов после такой передряги – дело серьезное, – отозвался двеллер, не прекращая работы.

Команда «Одноглазой Пегги» уже успела заменить большинство рей и залатать парусину. Теперь очередь была за оснасткой.

– У тебя есть более важное дело, – с укором покачал головой волшебник. – Мне казалось, я уже объяснил тебе, что к чему.

– Я почти закончил записи, – сказал Джаг, распутывая очередной узел. Он чувствовал, как в его душе растет раздражение на старого волшебника. Двеллер до сих пор не решил для себя, стоит ли ему доверять.

– Но твоя задача…

– Эта работа сейчас важнее, – жестко произнес Джаг, позволяя вырваться наружу испытываемым им горечи и смятению. – Мы не сможем сдвинуться с места, пока не устраним все повреждения. Сейчас мы беспомощно болтаемся на волнах, и любой может беспрепятственно нас атаковать.

Двеллер ощущал, как сильно колотится его сердце. Джаг знал, что ему бы лучше придержать язык и не злить волшебника, но удержаться не мог. Что, если он помогал Крафу, который может предать их всех?

Волшебник сложил руки за спиной; судя по его затрудненному дыханию и силе, с которой он сжимал свой посох, старик едва сдерживал гнев.

– Эту работу лучше оставить тем, кто в ней разбирается.

– Я теперь в этом тоже неплохо разбираюсь.

На бледном лице Крафа вспыхнули красные пятна.

– Клянусь Древними, ты невероятно упрям.

– Скорее практичен, – парировал двеллер. – Валдос в своем трактате «Разделенный труд» утверждал, что сообществу приносит пользу совместная работа над общей целью ради общего блага. А мы сейчас, в открытом море на вражеской территории, являем собой именно сообщество.

– Я не нуждаюсь в твоих лекциях, подмастерье, – мрачно уронил волшебник.

– А я не нуждаюсь в указаниях, на что мне тратить свое время.

Джаг нащупал очередной узел, распутать который ему не хватало навыка. Не в силах сдержать раздражение, он отбросил спутанную снасть и сгорбился, обхватив плечи руками. Двеллер не знал толком, как себя вести и что говорить в таких обстоятельствах.

Воцарилось молчание; все вокруг тоже затихли. Джаг подумал, что гномы наверняка не пожелают упустить момент, когда его наконец превратят в большую жабу…

– Тебе стоит передохнуть, подмастерье, – с неожиданной мягкостью произнес между тем Краф. – Давай прогуляемся, составь мне компанию.

– Не могу, я занят.

– Ты по-прежнему пытаешься мне перечить, – вздохнул старый волшебник.

– Вовсе нет, я просто…

– Ну а как тогда можно назвать твое поведение?

Двеллер снова не знал, что ему ответить.

– Ты сегодня вечером уже ел?

– Нет, – пару секунд поколебавшись, признал Джаг.

– Я тоже голоден. Когда я искал тебя, то почуял запах похлебки с камбуза. Иди за мной.

И волшебник, повернувшись, пошел прочь.

Из чувства противоречия двеллер остался на месте, сосредоточенно изучая лежавшие перед ним перепутанные снасти. Типичное для старика поведение: бросить приказание и величественно удалиться, ожидая, что собеседник послушно побежит его выполнять.

– Джаг, – негромко обратился к нему работавший неподалеку пожилой гном по имени Делдар.

Уж Делдару-то двеллер не ответить не мог: тот несколько раз ходил в плавание с Великим магистром Фонарщиком и среди экипажа «Одноглазой Пегги» пользовался уважением. В Рассветных Пустошах у Делдара оставалась большая семья; к счастью, все они были живы, хотя один сын получил рану, а брата серьезно покалечило в схватке с напавшими на Библиотеку чудовищами.

– Лучше бы ты пошел с ним, – сказал гном.

– Почему это?

– Потому что Краф тебя об этом попросил.

– Он не просил. Он приказал мне сопровождать его к трапезе.

– Это было больше похоже на просьбу, чем все, что я слышал от Крафа, кроме разве что бесед с Виком. – Делдар покачал головой. – Такому, как он, вежливые выражения даются нелегко. Краф всегда был сам по себе. – Гном пожал плечами. – А тут мы еще гонимся за Великим магистром да все никак догнать не можем, наверняка он об этом только и думает. И потом, он же нас всех спас три дня назад.

Джаг промолчал. Они просто не знали, на что старый волшебник был способен. Ему до сих пор снилась Ладамаэ и то, как она у него на глазах превратилась в статую, рассыпавшись потом на мелкие соляные кристаллы. Иногда во сне перед Крафом превращался в соляной столп Великий магистр Фонарщик, а волшебник держал в руках Книгу Времени, и тот чуть-чуть не мог до нее дотянуться, а Краф заливался громким издевательским хохотом. Двеллер просыпался с криком, и товарищам приходилось его успокаивать – они думали, что он вспоминал нападение гигантского хорвума или беспокоился о судьбе Великого магистра.

– Слушай, – сказал Делдар, – я с тобой не раз плавал, и в переделках с Великим магистром мне тоже приходилось бывать. Увидишь, когда все это закончится, ты будешь смотреть на происшедшее как на очередное приключение.

Если удастся остаться после этого в живых, невольно подумал Джаг. Если Краф всех нас не предаст…

Команда попрощалась с матросами, которых они потеряли в бою, на короткой поминальной службе, проведенной Халекком, а потом они снова взялись за починку корабля. Судовой плотник уже начал работать над восстановлением грот-мачты и надеялся, что ее удастся в скором времени водрузить на место. В эту ночь они собирались по-прежнему вычерпывать воду из трюма ручным насосом, а утром можно уже будет заменить треснувшую обшивку корпуса.

– Я просто хочу сказать, – добавил гном, – не стоит думать, что только ты один чувствуешь себя не в своей тарелке. Крафу-то тоже обратиться не к кому. Он не может никому из нас рассказать, что его тревожит.

Двеллер не мог не признать, что в словах пирата содержится истина и что если он проигнорирует приглашение Крафа, то вызовет недовольство не только волшебника, но и всей команды.

– Хорошо, – кивнул он.

Джаг не хотел, чтобы кто-нибудь принялся задавать ему вопросы о Крафе, на которые он был не готов отвечать.

– А если что не так, – сказал Делдар, – узлы никуда от тебя не денутся.

Он улыбнулся, но на лице гнома читалась усталость.

– Последую твоему совету, – сказал двеллер, поднимаясь на ноги.

Он поплелся к камбузу, не зная, чего ожидать. Может, Краф догадался, что он ничего не рассказал про него команде «Одноглазой Пегги», и решил воспользоваться своей удачей да и столкнуть Джага за борт, пока никто не видит?