А за окном догорает рассвет, алым светом укутывая город. Будто накладывая фильтр прошедшего лета. Теплеет и величественный Дон, вьется шелковой лентой, которая отделяет индустриальный город от недавно убранных полей. И купола соборов, и серебряные крыши домов, и фасады самых строгих зданий залиты золотом высочайшей пробы.
И без того яркие еще не успевшие облететь и превратиться в мрачную грязь, листья деревьев, подсвечиваются закатным солнцем, выглядят еще сказочнее. Словно сами фейри присыпали их волшебной пыльцой и играют с цветом, меняя от густой зелени, через золото к ярко-алому.
Несмотря на то, что совсем недавно я своими глазами видела зиму, сейчас открывается вид на самую настоящую осень. Она будто списана с картины, и сложно отвести взгляд.
Колесо едет медленно, позволяя рассмотреть все в деталях. Я не могу оторвать взгляд от реки. Оттого как в волнах черной воды плещутся огненные искры отблесков заката. Их тысячи, и они беспечно играют, то появляясь, то исчезая с поверхности.
Как только вид начинают застилать все еще зеленые листья тополя, растущего у подножия колеса обозрения, я прихожу в себя. Кажется, я даже не дышала все время, пока открывался волшебный вид.
Перевожу взгляд на Марка, и мне кажется, что его глаза тоже светятся золотом. Переливаются. Это что еще за фокусы?
— Это очень красиво, — бормочу заторможенно и даже не уверена, насчет чего именно это говорю.
— Десерт? — он подвигает ко мне ближе металлическую креманку, накрытую крышечкой.
— А нам разве не пора выходить? — спрашиваю, глядя на то, как Марк обратно закрывает шторы.
— Нет. У нас время не ограничено, — хищная улыбка украшает его красивое лицо с острыми чертами.
Его хочется рассматривать и наслаждаться эстетикой мужской красоты. Скулы, брови, нос, линия губ… Наверное, нужно перестать так откровенно пялиться, но у меня не выходит.
Марк снимает крышечку с десерта, и сладко-терпкий аромат лета касается моего носа. Земляника. Не та безвкусная, что бывает осенью и даже зимой в теплицах. А та сама, летняя. Душистая, сочная, возвращающая в детство.
Я словно снова у бабули в станице. Мне снова семь, я сижу под огромной грушей, а под ногами настоящий ковер ароматной земляники. Ее вроде как нужно собирать, но в лукошке по-прежнему пусто, а вот щеки уже грязные.
Земляника была на вкус как яркое лето каникул и его жаркое солнце. Она была чем-то безвозвратно потерянным, но навсегда оставшимся теплом в сердце.
— Кто же ты такой?.. — шепчу, все так же разглядывая золотые прожилки в болотной зелени его взгляда.