Влюбленная в море

Глава 12

Из-за непрекращавшегося дождя сумерки наступили раньше обычного. Подгоняемые Лизбет, ее сопровождающие порядком устали. Час назад они выехали на знакомую дорогу, и теперь она возглавила небольшую группу слуг, ведущих в поводу лошадей с поклажей, и с нетерпением устремилась вперед, так что они едва поспевали за ней.

Дрожа от холода и возбуждения, Лизбет свернула на грязную извилистую дорогу, ведущую в Камфилд. Она ловила себя на том, что тоскует по горячему тропическому солнцу, и, борясь с усталостью, пыталась вообразить себя на юте «Святой Перпетуи», которая плывет вдоль берега по морю, такому же ослепительно голубому, как и небо над ним.

Мысленным взором она увидела Родни, который ходит взад-вперед в глубокой задумчивости, сцепив за спиной руки, с серьезным и озабоченным лицом.

Потом Лизбет вспомнила его таким, каким увидела в последний раз. Он махал шляпой взволнованной ликующей толпе, его глаза сияли торжеством и гордостью, как и у каждого из вернувшихся домой моряков. Он расстался с ролью хладнокровного невозмутимого капитана, снова стал самим собой и дал волю чувствам, и Лизбет увидела, до чего он молод, до чего красив.

Родни! Родни! Он присутствовал в каждом ее воспоминании. И все же как мало она знала его. О своем прошлом он почти не рассказывал. Они разговаривали часами о подвигах Дрейка, но о себе в связи с приключениями великого корсара Родни упоминал крайне редко. Лизбет догадывалась, что в его жизни было много женщин, и, думая о них, испытывала острые уколы ревности. Эти женщины, должно быть, любили Родни и тосковали по нему так же сильно, как сама Лизбет…

О его детстве она узнала лишь то, что оно не было счастливым. Мать Родни умерла рано, а отец, человек крайне крутого нрава, сурово обращался с ним и его старшими братьями и сестрами. Фанатичный поклонник науки, отец Родни ожидал, что сыновья, носящие его имя, последуют по его стопам, и не допускал мысли, что у них могут быть другие интересы.

Один за другим старшие братья ушли из дома, и наконец сбежал и сам Родни на флот, предпочитая физические лишения моральному гнету. Это все, что узнала Лизбет о начале его жизни. Воспоминания о тяжелых одиноких годах юности до сих пор слишком тяготили Родни, чтобы он мог легко говорить о них. Но Лизбет, которая сама ощущала зияющую пустоту, оставленную в ее жизни смертью матери, понимала и то, что оставалось невысказанным.

Родни! Родни! Лизбет казалось, что шумевший в кронах деревьев ветер и тот шепчет его имя.

Всего полмили до Камфилд-Плейс! Но сначала она должна заехать еще в одно место.

Лизбет крикнула своим спутникам, чтобы они остановились. Лошади восприняли это с благодарностью, а слуги с удивлением.

— Подождите меня здесь, — велела Лизбет. — Я должна кое с кем повидаться. Я не задержусь.

Если бы они посмели, то непременно начали бы возражать в ответ на эту проволочку, поскольку кров и еда были совсем уже рядом. Но властные манеры Лизбет и обещанное вознаграждение убедило усталых слуг еще в начале пути, что этот молодой господин — важная особа.

Правда, она услышала, как они недовольно ворчат себе под нос, когда свернула с дороги и поскакала по заросшей аллее, ведущей к дому доктора Кина.

Выстроенный из серого камня, особняк доктора стоял в небольшой рощице в окружении древних деревьев. Он никогда не отличался изяществом, а теперь показался Лизбет и вовсе зловещим и отталкивающим в угасающем свете дня, особенно когда она заметила, что все окна в нем наглухо закрыты ставнями.

Лизбет подъехала к главному входу, спешилась и постучала рукоятью хлыста по дубовой, шероховатой поверхности двери. Ей показалось, что сильный порыв ветра заглушил стук, и через секунду Лизбет постучала снова. Ветка ивы беспорядочно колотила по стене дома, прямо у крыльца в рытвине скопилась вода. На всем лежала печать уныния и заброшенности, и это начинало действовать Лизбет на нервы.

Может быть, доктор Кин уехал и дом пуст? Но едва Лизбет задала себе этот вопрос, как тут же уверилась, что это не так. Она ясно почувствовала, что в доме кто-то есть. Несмотря на то что окна закрыты и в комнатах темно, кто-то слушал сейчас ее стук. Лизбет не могла объяснить себе, отчего так решила, но твердая уверенность заставила ее постучать снова и громко позвать:

— Эдита! Эдита!

Ответом ей снова были завывание ветра и стук ветки ивы. Но Лизбет не сдалась:

— Эдита, вы здесь? Мне нужно поговорить с вами!

Собственный голос показался Лизбет странным и чужим. Она подождала еще и вдруг услышала тихий скрип приоткрываемого ставня. Было уже темно и плохо видно, но Лизбет не сомневалась, что кто-то разглядывает ее из окна второго этажа, и крикнула снова:

— Эдита! Эдита!

На этот раз ей ответили. Оконце над входной дверью на несколько дюймов приотворилось, и голос Эдиты, тихий и хриплый, произнес:

— Что вам надо?

— Это я, Лизбет. Я хочу поговорить с вами. Впустите меня.

Эдита несколько секунд молчала, и Лизбет, догадавшись, что она собирается ответить отказом, торопливо произнесла:

— Сойдите вниз, Эдита, нам нужно поговорить. Это очень важно. Здесь, кроме меня, никого нет.

— Никого? — переспросила Эдита. — Вы и правда одна?

— Да, абсолютно, — нетерпеливо ответила Лизбет. — Вы что, не видите сами?

Она чувствовала, как Эдита вглядывается в сгустившиеся тени. Затем окошко закрылось, Лизбет услышала шаги по каменным плитам холла, после чего последовало продолжительное звяканье засовов и цепочек. Наконец дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Чего вы хотите? — спросила Эдита угрюмо. В темноте Лизбет едва разглядела ее бледный овал лица и темные настороженные беспокойные глаза.

— Где Френсис?

К своему удивлению, Лизбет ответа не получила. Ей показалось, что на миг лицо Эдиты исказила гримаса страха, но возможно, ей это только померещилось в полумраке.

— Впустите меня, — повторила Лизбет, теряя терпение. — Невозможно так стоять, мы даже толком не видим друг друга. — Сказав этого, Лизбет бросила поводья своего коня. — Он все равно далеко не уйдет, бедняжка слишком устал. — Эти слова она адресовала скорее самой себе.

Она шагнула к двери, собираясь войти, но дверь не распахнулась перед ней, как она того ожидала. Вместо этого Эдита загородила дорогу, и ее фигура слегка показалась в дверном проеме.

— Вам лучше уйти, — тихо и мрачно сказала она. — Я ни за что не открыла бы вам, если бы не испугалась, что вы всполошите своим криком всю округу.

— Почему вы себя так странно ведете? — удивилась Лизбет. — Дайте мне войти, Эдита, невозможно разговаривать, стоя на холоде.

Ее настойчивость, кажется, подействовала на дочь доктора. Дверь открылась, и секунду спустя Лизбет оказалась в холле. Дверь тут же немедленно затворилась. Несколько мгновений девушки стояли в темноте, но Эдита нашарила и зажгла свечу. Свеча разгоралась медленно, с неохотой, и при ее свете Лизбет наконец-то по-настоящему разглядела Эдиту. То, что она увидела, поразило ее.

Девушка, несомненно, тяжело болела. Она была неестественно худой, острые скулы выступали из-под кожи, запавшие глаза лихорадочно блестели. Она разительно отличалась от той знойной красавицы Эдиты, которая, как подозревала Лизбет, завлекала Френсиса для каких-то темных целей.

Случилось что-то страшное, Лизбет поняла это по глазам Эдиты, когда та повернулась к ней лицом, по ее мелко трясущимся пальцам. В холле было холодно и пахло сыростью. Страх медленно начал заползать в душу Лизбет. Она повторила свой вопрос — на этот раз почти шепотом:

— Где Френсис?

Теперь не оставалось сомнений в том, что Эдиту гложет смертельный страх. Дрожа с ног до головы, девушка бросила затравленный взгляд на дверь, словно подозревала, что кто-то может с той стороны подслушать то, что она собиралась сказать. По ее лицу пробежала судорога, и Лизбет догадалась, что у нее стучат зубы. Ее охватил настоящий ужас.

— Отвечайте же! — воскликнула она. — Сию секунду отвечайте: где мой брат?

— Он умер!

И Лизбет поняла, что именно эти слова она ожидала услышать.

— Когда он умер? Что случилось? — Она услышала, как ее голос эхом прозвенел и рассеялся по темным углам холла.

— Тише! Вас могут услышать. — Эдита оглянулась через плечо, и ее зубы снова застучали.

— Как он умер? — повторила Лизбет, понизив голос.

— Он отправился с моим отцом в дом одного нашего друга в Норт-Хэмптоне, — выговорила Эдита. — Там должна была состояться встреча… Но о ней узнали. Пришли солдаты… — Голос Эдиты перешел в хрип, она спрятала лицо в ладонях.

— Продолжайте! — нетерпеливо воскликнула Лизбет. — Под встречей вы, видимо, подразумеваете заговор против королевы, в котором принимал участие и мой брат?

Эдита даже не пыталась возражать, она снова заговорила хрипло и глухо:

— Их судили и приговорили к смерти… всех, кто находился там. Мой отец назвался вымышленным именем… Френсис тоже.

— Их повесили? — спросила Лизбет.

Эдита кивнула.

— И утопили, и четвертовали, — прошептала она. В этот момент ее глаза казались безумными от страха, но Лизбет, несмотря на ужас, сжавший ей сердце ледяной рукой, сумела спросить почти спокойно:

— Когда это случилось?

— Почти месяц назад, — ответила Эдита. — Я с тех пор прячусь здесь. Но уже скоро я уеду, мне помогут… У меня есть друзья, которые переправят меня в Испанию… Там я буду в безопасности, там меня не смогут достать убийцы моего отца. Да, его убийцы! — И она, содрогаясь всем телом, судорожно зарыдала.

— Кому об этом известно? — спросила Лизбет, но Эдита не расслышала ее, и она положила на плечо девушки руку, призывая ее овладеть собой. — Кому об этом известно? — повторила Лизбет.

Эдита подняла на нее измученное, залитое слезами лицо:

— Откуда мне знать? Может быть, они играют со мной? Стараются поймать меня в ловушку… Но если они решат, что дом пуст, они уйдут и… со мной ничего не случится.

Лизбет видела, что Эдита обезумела от страха, но сейчас не испытывала к ней сочувствия. Ей не терпелось узнать подробности о Френсисе.

— Вы говорите, Френсис назвался чужим именем, — сказала она. — Кто знает, что это было не его имя?

— Только те, кто был арестован в ту ночь вместе с ним, — сказала Эдита. — Двоим удалось спастись, они прибежали сюда и рассказали мне, что случилось. Мой отец к тому времени был уже мертв… Они долго прятались в доме нашего сторонника, пока длился суд. Они рассказали мне, что случилось, а потом покинули меня. Я умоляла их взять меня с собой, но тщетно, — В голосе Эдиты прозвучало отчаяние. — Я на свободе потому, что меня не могут найти. Только в Испании я буду в безопасности… — Она снова закрыла лицо ладонями.

Лизбет направилась к двери. Френсис мертв! Сказанное Эдитой начало постепенно проникать в сознание Лизбет через оцепенение, сковавшее ее в первый миг потрясения. Френсис мертв — ленивый, меланхоличный, беззаботный Френсис, пределом мечтаний которого было лежать на солнышке и сочинять поэмы. Он умер, потому что позволил своим так называемым друзьям уговорить себя принять участие в их гнусных происках. Френсис не был по своей природе конспиратором, он не обладал для этого достаточным умом и вот заплатил за предательство самую высокую цену.

Лизбет надеялась, что он принял смерть стойко, но не осмеливалась спросить об этом, боясь услышать противное… Она уже взялась рукой за щеколду, когда Эдита заговорила снова.

— Помогите мне, пожалуйста, помогите! — С этими словами, напоминавшими надсадное карканье, она подбежала к Лизбет и вцепилась в ее плечо, словно когтями. — Помогите! — Она молила униженно, снедаемая животным страхом за собственную жизнь.

— Я ничем не могу вам помочь, — медленно произнесла Лизбет. — А если бы и могла, то не стала бы… Вы погубили моего брата.

Она вышла из дома не оглядываясь, закрыла дверь и, пока отыскивала в темноте свою лошадь, слышала, как задвигаются засовы и лязгают цепочки. Свет в окне холла потух, Эдита снова осталась одна в темноте наедине со своим страхом и совестью;

Лизбет медленно поехала по дороге. Дождь усилился, но она даже не чувствовала, как вода струится по лицу. Она думала о Френсисе, об их тесной дружбе, о своем обещании, данном умирающей матери, присматривать за ним, которое она не выполнила. И вот ее брат лежит в одной могиле с изменниками Англии… утопленный, четвертованный…

Она представила его таким, каким видела в последний раз. Он украдкой выскользнул из плимутской гостиницы, довольный тем, что сестра займет его место на корабле, снова избежавший ответственности, переложив ее на чужие плечи. Ее брат был слабым и безответственным человеком, но Лизбет любила его! Да, и любовь эта была скорее материнская, чем сестринская, подумала Лизбет. Она всегда чувствовала, что должна защищать брата, но в час его смерти она была далеко.

Конечно, не по своей вине, но тем не менее Лизбет винила себя. Ей следовало проявить больше настойчивости и убедить Френсиса пойти в плавание с Родни, как велел отец. Впрочем, Френсис тогда не выходил из истерики и не слушал ее доводов. Он все-таки заставил ее помочь ему уклониться от участия в морской экспедиции, но ожидавшая его судьба оказалась намного хуже той, которой он избежал.

Лизбет знала, что Френсису было страшно умирать. При мысли о том, что ему пришлось вынести, ее охватывали отчаяние и уныние. И вдруг, словно луч света в темноте, ее озарила внезапная мысль. Френсис предстал перед судом и был осужден на казнь, но он не открыл своего настоящего имени! Он не воззвал к отцу, умоляя его употребить все свое влияние ради спасения сына. И эта мысль смягчила горе Лизбет.

Френсис встретил свой конец мужественно. У него хватило смелости остаться безвестным ради спасения семьи от позора, несмотря на то что своим молчанием он уничтожил единственную слабую надежду на собственное спасение.

Он встретил смерть достойно! Лошадиные копыта мерно отстукивали эти слова. Он встретил смерть достойно…

Лизбет достигла места, где ее ожидали промокшие слуги с лошадьми.

— Теперь осталось совсем немного, — сказала она и удивилась, что ее голос прозвучал вполне бодро.

Лица слуг прояснились, и они послушно последовали за ней. Вскоре кавалькада подскакала в воротам Камфилд-Плейс, и Лизбет первая въехала в них, представляя, как через несколько минут встретится с отцом и мачехой. Они спросят ее о Френсисе, и ей придется им ответить.

Ее мозг словно заволокло туманом, в голове мелькали бессвязные, путаные мысли. Френсиса больше нет. Ей пришлось много раз повторить про себя эти слова, чтобы наконец поверить в них. Френсис умер, и умер мужественно. Лизбет представила, как его ведут на казнь вместе с изменниками Англии. Она всегда подозревала доктора Кина в измене.

В Англии один за другим раскрывали заговоры, составляемые тайными сторонниками Испании, мечтавшими избавиться от королевы-протестантки. Даже удивительно, что доктора Кина не разоблачили уже давно. Лизбет вспомнила его беспокойные глаза и бескровные тонкие губы, с удовольствием извращавшие самые очевидные факты, и поняла, что всегда относилась к этому человеку с неприязнью и недоверием.

Каким бы он ни был умным, но все же его ум подвел его. И он склонил Френсиса к измене своему государству. Лизбет тяжело вздохнула и остановила лошадь перед дверью дома. Проезжая по аллее парка, она даже не замечала знакомых с детства родных мест, и только сейчас, наконец, осознала, что вернулась домой.

Ее сердце дрогнуло. Она оглядела дом с его шпилями, с уходившими полукругом в стороны западным и восточным крыльями. Этот дом, где она родилась и прожила всю свою жизнь, раскрывал ей свои объятия…

Из-за двери послышался лай собак, затем раздались торопливые шаги. Лизбет охватила паника — она вернулась, но вернулась одна. Что же она скажет домашним? Внезапно, будто в ответ на лихорадочные поиски выхода, она ясно, словно наяву, услышала грохот пушек, увидела вспышки пламени, ощутила тяжесть головы Гэдстона на своей груди… Спрыгивая с лошади и направляясь к дому, она уже знала, что скажет отцу.

Парадная зала показалась ей необычайно просторной по сравнению с каютами «Святой Перпетуи». Слуги приветствовали ее поклонами и радостными улыбками, собаки — возбужденным лаем. А вот и отец — он уже спешил к ней через холл, а следом за ним Катарина с выражением жгучего любопытства на лице.

— Дитя мое, как я счастлив видеть тебя снова! — воскликнул сэр Гарри, обхватил дочь большими теплыми руками и запечатлел на каждой ее щечке по сочному поцелую.

— Лизбет, нехорошая ты девочка, сбежала, не сказав никому ни слова, — упрекнула ее Катарина, но в ее голосе не было привычного яда, и Лизбет поняла, что больше не боится мачехи.

— А где же Френсис? — пророкотал отец, обращая взгляд на дверь. Наступил момент, когда на этот вопрос должен быть дан ответ.

— Френсис умер, — ответила Лизбет спокойно.

— Умер?

Она почувствовала, как он впился глазами ей в лицо.

— Да, умер. Погиб в последней схватке с испанцами. Он вел себя храбро и мужественно. Вы можете гордиться им, отец.

— Я горжусь им… — Сэр Гарри скорее выдохнул эти слова, чем произнес их.

Лизбет взглянула ему в лицо и увидела на нем выражение, которого не смогла объяснить. Больше всего оно напоминало облегчение, но разве такое могло быть? На миг Лизбет усомнилась, не знает ли он, не подозревает ли, что с гибелью Френсиса связана какая-то тайна? Но тут же заставила себя выбросить из головы эту мысль.

Френсис погиб, сражаясь с испанцами. Она поклянется в этом даже на смертном одре и заставит Родни, когда снова увидит его, подтвердить ее легенду. Он не откажет ей, Лизбет почти не сомневалась в этом.

— Как грустно узнать такое о бедном Френсисе, — вздохнула Катарина, промокая уголки глаз кружевным платочком.

— Что принесла экспедиция? — спросил сэр Гарри.

Лизбет вздрогнула, услышав этот вопрос. Она и забыла, какие известия должна сообщить отцу. Как можно подробнее она перечислила ценности, заполнявшие трюмы «Святой Перпетуи» и «Морского ястреба», рассказала, что Родни задержался в Плимуте, но как только покончит с регистрацией и продажей товаров, то немедленно прибудет в Камфилд.

Сэр Гарри издал радостный возглас и принялся снова и снова расспрашивать о том, как была захвачена добыча, просил описать жемчуг, найденный на люгере, и товары, взятые в испанском форте. Лизбет незаметно для себя увлеклась повествованием, и упоминание о Родни несколько ослабило боль в ее груди.

Родни сказал… Родни скомандовал… Родни захватил… Родни! Родни! Родни!..

Произнося его имя, вспоминая о проведенных вместе месяцах, Лизбет испытывала одновременно радостное и горькое чувство. Как вынесет она ожидавшее ее одинокое будущее, будущее без Родни? Но сейчас не время об этом размышлять, сейчас она станет вспоминать только о славном прошлом!

«Я люблю его! — хотелось сказать ей отцу и Катарине. — Я люблю его. Если бы только он позвал меня, я пошла бы за ним босиком на край света. Я отдала бы за него жизнь… И, Господь тому свидетель, я не могу жить без него!»

Но вместо этого приходилось произносить дорогое имя спокойно и бесстрастно и надеяться, что голос и глаза не выдают ее сокровенную тайну.

Для Лизбет принесли вина и закусок, и она еще долго сидела и рассказывала, но наконец решила подняться наверх и сменить промокшую и запылившуюся после долгой дороги одежду. И только тогда, с некоторым трудом поднявшись на ноги, она осмелилась задать вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

— А где же Филлида?

Несколько секунд все молчали, затем отец мрачно ответил:

— Господь послал эту дочь мне в наказание. Она лежит в кровати и притворяется больной, когда ей надлежит быть на пути в Уайтхолл. Я сердился на тебя, моя девочка, не буду притворяться, что этого не было, когда услышал, что ты уплыла с Френсисом. Это известие, теперь я могу сказать тебе, привело меня в ярость, но я готов простить тебя за те добрые вести, что ты привезла с собой. Но Филлида!.. — Он воздел руки к потолку.

Лизбет вопросительно оглянулась на мачеху.

— Что с ней случилось? — спросила она.

Катарина выразительно пожала плечами.

— Ничего такого, что могло бы вызвать опасения доктора, — едко ответила она. — Просто она лежит, льет слезы и отказывается выполнять желания твоего отца.

— Мои желания! — рыкнул сэр Гарри. — Любая нормальная девица была бы польщена такой честью, да только не моя дочь. Ну нет! Ей больше по нраву хныкать, скулить, сказываться больной и позорить всех нас.

— Да расскажите мне, из-за чего она себя так ведет, — попросила Лизбет.

Ее отец внезапно оживился:

— Клянусь честью, я нашел выход! Лизбет вернулась как раз вовремя. Она займет место Филлиды. В письме сказано «ваша дочь» без упоминания имени. А Лизбет такая же моя дочь, как и Филлида, и лучшая из них двоих. — Он перевел дыхание и добавил: — Значит, решено! Катарина, душенька, позаботься, чтобы у девочки был достойный гардероб.

— В каком смысле я должна занять место Филлиды? — спросила Лизбет, переводя непонимающий взгляд с отца на мачеху.

— Дитя мое! Ее величество королева оказала нам великую честь, — наконец-то соизволил объяснить сэр Гарри. — Мне милостиво предложено прислать мою дочь ко двору в качестве королевской фрейлины.

— Фрейлины… — повторила ошеломленная Лизбет, еще не вполне понимая, к добру или нет эта новость.

— В Уайтхолл! — добавил сэр Гарри торжественно и многозначительно. — А Филлида стонет и клянется, что слишком больна, чтобы пускаться в дорогу.

— Я пойду поговорю с ней, — сказала Лизбет, внезапно охваченная желанием увидеть сводную сестру. Она взбежала вверх по лестнице и ворвалась в комнату Филлиды, слишком взволнованная, чтобы постучаться или предупредить о своем приходе.

Две свечи трепетали по сторонам кровати, на которой за приспущенным пологом лежала Филлида.

— Филлида, я вернулась. Это я, Лизбет.

Филлида с восклицанием подняла голову с подушки и протянула к сестре руки, по ее белому как полотно лицу заструились слезы.

— Ох, дорогая моя, что с тобой? — спросила Лизбет.

Прежде чем заговорить, Филлида оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что дверь закрыта, и только тогда жарко зашептала:

— Лизбет, я безумно рада тебе, я и не думала, что мне будет так тебя не хватать. Но теперь, когда ты дома, ты поможешь мне! Пожалуйста, помоги! Я не могу ехать в Уайтхолл.

— Раз я дома, в этом больше нет необходимости, — ответила Лизбет.

Филлида порывисто села:

— Ах, Лизбет, понимаю! Ты заменишь меня. Милая, добрая Лизбет. Впервые с тех пор, как ты уехала, я счастлива.

— Расскажи мне об этом, — попросила Лизбет. — Я, по правде говоря, немного сбита с толку.

— Лизбет, постарайся понять меня, — ответила Филлида. — Как могу я с моими взглядами ехать в Уайтхолл?

— Когда я уезжала, ты собиралась писать мистеру Эндрюсу, — вспомнила Лизбет. — Он не сумел тебе помочь?

Филлида грустно покачала головой. Лизбет отметила, что она по-прежнему прелестна, только немного похудела, а уголки ее губ печально опустились вниз.

— Не сумел или побоялся, — ответила она. — И мне не осталось ничего другого, как сидеть здесь и дожидаться… твоего возращения. — Филлида слегка запнулась, и Лизбет поняла, что ее сестра хотела назвать другое имя. Она с ходу взяла быка за рога.

— Родни очень повезло, — сказала Лизбет. — Он привез с собой чрезвычайно ценный товар. Он станет очень богатым человеком, Филлида.

— Когда он собирается сюда приехать? — Филлида так побледнела, что Лизбет решила, будто ей сейчас сделается дурно.

— Как только покончит со всеми делами в Плимуте, — ответила она.

Филлида со стоном зажмурилась. «До чего она красива, — подумала Лизбет. — Она необычайно красива, и Родни любит ее. Они поженятся, как бы ни противилась этому Филлида».

— Решено, я поеду в Лондон и стану фрейлиной вместо тебя, — сказала она.

— Не знаю, какое из двух зол худшее, — прошептала Филлида. — Мне невыносима мысль, что я буду прислуживать королеве-протестантке, но, возможно, это все же предпочтительнее, чем… чем…

Лизбет поняла ее мысль и не дала ей договорить:

— Родни — замечательный человек, Филлида. Ты должна решиться и выйти за него замуж. Я несколько месяцев была рядом с ним и вот что скажу тебе: такого, как он, нет больше в целом свете.

Она не сумела скрыть волнения, но понадеялась, что погруженная в свое горе Филлида ничего не заподозрила.

— А как Френсис? — внезапно спросила она. — Сделало ваше путешествие из него мужчину?

Несколько мгновений Лизбет колебалась, затем повторила Филлиде то, что рассказала отцу — как Френсис погиб в схватке с испанцами.

— Да упокоится с миром его душа и души всех правоверных безграничным милосердием Божьим, — воздев глаза к потолку, произнесла Филлида и добавила: — Я знаю, что ты любила брата, Лизбет. Его гибель — тяжелая потеря для тебя.

Лизбет встала. Она чувствовала, что не вынесет больше разговоров о Френсисе. Страшная правда, которой она не могла ни с кем поделиться, лежала на ее сердце тяжелым гнетом.

— Я должна умыться, — сказала она. — И переодеться.

— Я ужасно рада, что ты дома, Лизбет, — вздохнула Филлида. — Но с другой стороны, это ухудшает мое положение. Это приближает…

Она снова запнулась, будучи не в силах произнести слово «свадьба». Внезапно слезы и страхи сестры вызвали в Лизбет досаду. Если бы только она сама могла выйти замуж за Родни вместо упирающейся Филлиды, которая мечтает о затворничестве в монастырской келье!

— Мне надо идти, — сдержанно сказала она. — Меня ждет отец.

Освободясь наконец, Лизбет побежала в свою спальню и нашла там поджидавшую ее няню. И должно быть, оттого, что она смертельно устала и сердце ее разрывалось на части по множеству разных причин, вместо того чтобы с улыбкой поздороваться со старушкой, девушка с рыданиями бросилась к ней на шею.

— Ну-ну, моя крошечка, — проворковала няня, — это все от того, что вы наконец дома. Догадываюсь, сколько всего вам пришлось вынести. И разве не поделом? Мы так все и обомлели, услышав, что вы уплыли с мастером Френсисом.

— Неужели все так уж удивились? — улыбнулась Лизбет сквозь слезы.

— Да мы просто рты поразевали, — подтвердила няня. — Сэр Гарри ревел внизу, что твой бык, миледи все пыталась утихомирить его, а мистрис Филлида побледнела как простыня, когда узнала, что вы не вернулись. Не удивлюсь, если это разлука с вами довела ее до болезни. Но она у нас всегда была девица себе на уме, никогда точно не знаешь, о чем она думает.

Лизбет села на стул, и няня принялась стаскивать с нее ботфорты.

— Расскажите-ка мне все по порядку, душенька, — пропыхтела она, не прерывая своих усилий. — Любопытно знать, как наш мастер Френсис поладил с этими неотесанными моряками?

Лизбет поняла, что ее испытание еще не закончено. Няне предстояло услышать о гибели Френсиса, и старушка горько зарыдала, узнав, что ее питомец умер и она больше никогда не увидится с ним. А Лизбет поняла, что солгать один раз нетрудно, трудно отстаивать свою ложь. Множество знакомых захотят повидаться с Френсисом, и, превратив его в героя, Лизбет должна будет подкреплять свою легенду рассказами о подвигах брата, и этому не предвидится конца.

Она вдруг почувствовала, что смертельно устала. Дорога от Плимута до дома была изнурительно долгой, подгоняемая тревожными мыслями, она не щадила ни себя, ни своих провожатых. Теперь тело начинало предъявлять свои права. Больше всего Лизбет хотелось сейчас вытянуться на прохладных простынях и остаться наедине со своими мыслями.

Впрочем, она понимала, что это невозможно: отец весьма разочаруется, если она не спустится вниз, чтобы рассказать ему в подробностях о путешествии, о добыче, о схватках с испанцами и о гибели Френсиса. Лизбет вспомнила Эдиту — одну, охваченную страхом в темном пустом доме, но как ни старалась, не смогла отыскать в себе сочувствия к ней. Она слышала и видела, что значила королева для таких мужчин, как Родни. Они готовы были погибнуть за Англию и Глориану, и нельзя было терпеть, чтобы люди, подобные доктору Кину и его дочери, строили козни, пытаясь разрушить то, что ценилось англичанами так высоко.

Одетая в зеленое бархатное платье с длинным шлейфом, Лизбет спустилась вниз. Как странно снова было превратиться в женщину, ощутить прикосновение к коже мягкого бархата. А глубокое декольте не на шутку смущало ее, казалось чем-то неприличным после того, как долгие месяцы она носила крахмальные брыжи до ушей.

Няня огорченно воскликнула, увидев ее короткие волосы, но Лизбет сослалась на страшную жару в Карибском море, не позволявшую носить волосы прежней длины. Но няня тут же занялась ими, заплела, сколола украшенными жемчужинами шпильками, и стало почти незаметно, что волосы были подстрижены, для того чтобы сделать ее похожей на мальчика-подростка.

Как Лизбет и ожидала, отец и мачеха сидели в парадной зале и поджидали ее.

— У тебя все лицо покрылось веснушками, — не преминула заметить Катарина, когда Лизбет села рядом с ней перед высоким старинным камином, в котором пылали поленья.

— Не только лицо, мне стыдно и за нос, и за руки, — рассмеялась Лизбет.

— Завтра мы приготовим огуречный лосьон на кадмиевой воде, — великодушно пообещала Катарина. — Невозможно появиться в Уайтхолле, выглядя, как кухаркина дочь.

— Отец, я поговорила с Филлидой, — сказала Лизбет. — Я поеду вместо нее, но мне необходимо дождаться Родни. Он долго не задержится, а я хотела бы еще раз повидать его перед отъездом в Лондон.

— Разве ты не насмотрелась на него за все эти месяцы? — весело спросил сэр Гарри.

— Не в этом дело, — спокойно пожала плечами Лизбет, поймав на себе пытливый взгляд Катарины. — Во время плавания он просил меня запомнить некоторые соображения, которые приходили ему в голову относительно команды. Я не успела напомнить ему о них перед отъездом из Плимута, но не придала этому значения, поскольку была уверена, что очень скоро мы увидимся снова. Раз вы велите мне ехать в Лондон, я готова, но только после того, как повидаюсь с Родни Хокхерстом.

— Хорошо, хорошо. Я уже отправил письмо, в котором сообщаю о нездоровье Филлиды, и несколько дней не сыграют особой роли, — уступил сэр Гарри.

— И все равно нам потребуется время, чтобы сшить Лизбет новые платья, — напомнила Катарина.

— Платья! Вы, женщины, только о них и помышляете. Впрочем, поступайте, как знаете. Лизбет сможет отправиться в Лондон на другой день после приезда Хокхерста.

— Спасибо, отец, — поблагодарила Лизбет. — Что еще вы хотели бы услышать о нашем плавании?

Она добилась своего. Доброе имя Френсиса спасено, если только ей удастся поговорить с Родни прежде, чем он увидится со всеми остальными членами семьи. Но, желая быть честной с самой собой, Лизбет понимала, что радость и облегчение, испытанные ею в связи с предоставленной отцом отсрочкой, вызваны не только стремлением почтить память Френсиса. Она хотела еще раз увидеть Родни…

По пути домой сердце Лизбет невыносимо ныло при мысли о Родни, ей недоставало его гораздо сильнее, чем это представлялось возможным. Лизбет наивно думала, что стоит ей вернуться домой, как боль смягчится. Она стремилась в Камфилд, как стремилась бы за утешением в материнские объятия.

И вот она дома, но по-прежнему невыносимо тоскует по человеку, которого оставила в Плимуте. Лизбет снова уверилась, что ничто не поможет ей забыть о своей любви, впрочем, у нее давно не осталось в этом сомнений. Любовь к Родни сделалась неотъемлемой ее частью. Только ради нее Лизбет просыпалась по утрам, жила, дышала, думала… Любовь к Родни, будущему мужу Филлиды!

Мучительную радость доставила ей возможность говорить о нем, увлекать сэра Гарри и Катарину повествованием об их совместных приключениях в Карибском море, по пути к нему и обратно. Летели минуты и часы, а Лизбет все рассказывала и даже думать забыла об усталости, погрузившись в собственный мир, в котором Родни был капитаном, а она членом его команды…

Она не забыла и о доне Мигуэле, завершив рассказ о нем его прыжком в темноту. Ей не составило труда слегка изменить обстоятельства его побега. Труднее было не задержаться на воспоминаниях о том, как Родни обвинил ее в любви к испанцу. Лизбет снова увидела его полные гнева глаза, негодующе выдвинутый подбородок, стиснутые губы…

Время от времени в ходе повествования Лизбет приходило в голову — не замечают ли отец и мачеха несоответствий в ее рассказе, внезапных пробелов, которые она не осмеливалась заполнить, ее стараний избегать разговоров о личных переживаниях, которые для женщины представлялись не менее важными, чем захват корабля и одержанные победы?

Но сэр Гарри и Катарина внимали ей зачарованно, словно дети, слушающие волшебную сказку. У сэра Гарри загорались глаза, и он начинал довольно потирать ладони в предвкушении причитавшейся ему кругленькой суммы. Катарина просила подробнее описать шелка и духи, найденные на «Святой Перпетуе», и жемчужины, добытые Родни на испанском люгере.

— Меня страшно клонит в сон, — зевнула наконец Лизбет. Бесполезно было дольше бороться с физической усталостью. Шел второй час ночи, и Лизбет почувствовала, что не в состоянии продолжать свои истории. Она должна была немедленно лечь и немного поспать, даже если ее жизнь зависела бы от того, чтобы оставаться на ногах.

— Ступай с Богом, — сказал сэр Гарри. — Я рад твоему возвращению, дитя мое, и горжусь тобой… как гордился бы сыном.

И снова в его глазах промелькнуло странное выражение, но Лизбет слишком устала, чтобы придать этому значение. Она сделала реверанс и слегка коснулась щекой щеки мачехи, как делают женщины, недолюбливающие друг друга, но считающие необходимым соблюдать внешние приличия.

И вот наконец она нашла убежище в своей старой спальне, где ее ждала няня, чтобы помочь раздеться. Со слипающимися глазами Лизбет заползла в кровать, но едва только няня потушила свечи, как сон странным образом слетел с нее.

Лизбет ясно увидела трясущуюся от страха Эдиту, услышала ее голос, повторяющий, что Френсис мертв. Френсис, о котором она обещала заботиться, которого должна была защищать, мертв… и умер он смертью изменника, его повесили, утопили, четвертовали…