Лорд Джордж Гордон Байрон, пяти футов и восьми с половиной дюймов ростом, был обладателем уродливой правой ноги, каштановых волос, запоминающейся бледности, алебастровых висков, жемчужных зубов, серых глаз, обрамленных черными ресницами, и неотразимого обаяния, которое равно действовало на мужчин и на женщин. Все в нем было парадоксально: свой в обществе — и белая ворона, красавец и урод, человек серьезный и насмешник, транжира и — временами — скряга, обладатель острого ума и зловредный ребенок, веривший в чудеса. Написанное им о Роберте Бёрнсе, вполне подошло бы и для его собственной эпитафии: «нежность и грубость, мягкость и суровость, сентиментальность и похотливость, низкое и божественное — все смешалось в этом вдохновленном свыше куске глины».
Помимо прочего, Байрон был величайшим поэтом, но, как он сам напоминает нам, поэзия — это особый дар, принадлежащий человеку не в большей степени, чем пифии, покинувшей свой треножник. Байрон без своего треножника становится Байроном-Человеком, который, по его собственному утверждению, не способен существовать без того или иного предмета любви. С ранних лет он был обуреваем страстями, они порождали волнение, меланхолию, предчувствие утраты, уготованной ему судьбой в «земном раю». Он любил и мужчин, и женщин; ему нужен был объект любви, кем бы он ни оказался. Один взгляд на красивое лицо — и Байрон был готов «строить иль сжигать новую Трою».
Слово «байронический» вплоть до наших дней предполагает чрезмерность, дьявольские поступки и бунтарство в отношении и короля, и черни. Байрон более, чем какой-либо другой стихотворец, воплощает для нас поэта-бунтаря, одаренного воображением и презирающего законы Творца, чье влияние не ведает национальных, религиозных и географических границ; его очевидные недостатки искупаются личным обаянием и в конечном счете героизмом, который, благодаря трагическому финалу, вознес его судьбу и образ от частного случая до универсального символа, от индивидуального до архетипического.