(На пути в Торнхольд. Аня Огнева)
Еще один шаг. И еще один.
Мои ноги превратились в два чугунных столба, которые я только на чистом упорстве переставляла по раскисшей от ночной росы дороге. Лямки из грубой веревки, перекинутые через плечи, впивались в тело, вызывая боль в протертых за ночь ранах. Каждый вдох был похож на глоток битого стекла — холодный утренний воздух обжигал легкие, не принося облегчения. Мышцы горели ровным, тупым огнем, который уже давно перестал быть просто болью и стал фоном моего существования. Я была тягловой лошадью. Лишь пара сильных ног и упрямая спина, тянущие за собой первую из четырех каменных телег.
Ночь была бесконечной. После нашего стремительного спуска во тьму, под крики спасенных детей и женщин, с каждой секундой удаляясь все дальше от холма и места сражения у залива, я ощущала вместо страха некоторую эйфорию. У нас получилось! Мы выиграем в расстоянии даже больше, чем планировали, да еще и не оставим следов!
А потом эйфория прошла, оставив после себя лишь горькое послевкусие реальности. Когда наша ледяная дорога с оглушительным треском рассыпалась на миллионы мельчайших сверкающих осколков, которые прямо на глазах истаивали и испарялись, я увидела цену этого волшебства. Оля, бледная как полотно, с посиневшими губами и струйкой крови из носа, с трудом удерживалась, буквально повиснув всем весом на бортике саней. Ее источник был пуст, выпит до дна. Рядом с ней на землю осела и Катя, отдавшая ей всю свою энергию. Девочка тяжело дышала, маленькое тело дрожало от напряжения, но взгляд оставался ясным и упрямым. Они вдвоем сотворили настоящее чудо. И заплатили за это своими силами без остатка.
Однако медлить было нельзя. Нам необходимо воспользоваться форой, полученной с таким трудом. Едва оказавшись на земле, Оля уже распорядилась, чтобы маг земли переделывал наши сани в телеги. Сама же Громова раздавала чёткие команды, разделяя обязанности между бывшими пленниками. Когда я спустилась в последних санях, работа уже вовсю кипела. Мне оставалось только вновь удивиться лидерской хватке Громовой. Ничего общего с той заносчивой аристократкой, которую я знала.
А потом она обратилась ко мне. Ее взгляд был тяжелым, но в нем не было ни приказа, ни даже просьбы. Только констатация факта. «Ты самая сильная. Самая быстрая. Самая выносливая. Нам нужно убраться как можно дальше до рассвета. Тебе придется тащить первую телегу и задавать темп для всех остальных».
Я помню, что почувствовала тогда. Гордость вперемешку с обидой. Она признала мою силу. Она доверила мне самое важное — вести всех за собой. Но не так, как это делала она… Вместе с гордостью в душу закрался и укол до боли знакомой зависти. Снова. Снова я — это таран. Гожусь лишь для чего-то односложного. Грубая сила, которой, кажется, каждый может распорядиться лучше, чем я сама. Оля — мозг, стратег и лидер, которую безропотно приняли все эти люди. Катя, чья тихая решимость и самоотверженная помощь раненым уже завоевали всеобщее уважение. А я? Я — мышцы. Рабочая лошадь, которую запрягают в самую тяжелую телегу. И я даже сама не готова сейчас спорить с тем, что это лучшее распределение ролей…
Но сама обида, злая, несправедливая мысль стала моим топливом на всю эту бесконечную ночь. Правда, вполне осознанно. Я специально не пыталась смириться, все принять и обдумать. Я тоже не стою на месте и научилась использовать свои эмоции себе на благо, как уже не раз говорил мне Симон. Когда усталость начинала брать свое, когда ноги подкашивались, а легкие горели, я заставляла себя злиться. Я перебирала в голове все, что накопилось. Симон, скрывший от меня свою страшную тайну, сделавший меня чужой среди своих. Оля, так легко занявшая место лидера, которое, как мне казалось, вполне могло бы быть и моим… Я вспоминала собственные ошибки, свою импульсивность, которая едва не стоила нам всем жизни. Ярость, чистая и горячая, разливалась по венам, превращаясь в физическую энергию. Я чувствовала огонь внутри, который подпитывает и укрепляет мышцы, не давая им сдаться. И я тянула. Тянула головную телегу, когда во всех остальных были впряжены по трое-четверо мужчин.
Иногда я оглядывалась на тех, кого я везу. Кому даю столь необходимый отдых. Оля, которой пришлось заставить себя поспать, после того как раздала все необходимые команды. Она уснула, облокотившись прямо на холодный камень алтаря Симона. Его защитный барьер, не подпускавший никого чужого, принял ее. Даже этот бездушный камень выбрал себе фаворитку. Понятно, что мне барьер преградой не был, но хотелось почувствовать себя избранной, даже если пришлось бы все время самой тащить эту громаду. Хотя Катю он ведь тоже пропускал. Вот ведь… Сама же Катя взяла последний кристалл с маной из наших запасов и расположилась в замыкающей наш маленький караван телеге. Ее магическое зрение заменить нам было нечем, тем более в ночи. Так что придется нашей стойкой девочке потерпеть до утра, прежде чем и она сможет отдохнуть. Как и мне…
Я знала, что рядом с Олей лежат Айрис и Тайрон, так и не пришедшие в сознание. Самые младшие дети тоже спят в телеге. Сейчас я хорошо видела лишь одну женщину и нескольких подростков из числа одаренных, которые не спали. Они все порывались помочь мне с телегой, но не зря я отказалась изначально и от помощи взрослых мужчин. Я действительно сильная, и уж лучше пусть помогают другим. Но главная причина — рядом со мной просто-напросто слишком жарко. Без помощи родной стихии я бы не смогла всю ночь не только не останавливаться, но и задавать хороший темп всей колонне. Раз за разом заставляя себя злиться и выплескивая все эмоции в виде дополнительной силы. А меняются пусть остальные «лошадки». Лишь бы не отставали. Но этого, надеюсь, им не позволит ни гордость, ни здравый смысл.
Но всему приходит конец. Даже бесконечной ночи. И гораздо более конечной выносливости.
Первый луч солнца, робкий и бледный, коснулся верхушек деревьев, окрасив серое небо в нежно-розовые тона. Рассвет. Мы шли без остановки почти восемь часов. Тяжело. Но грех жаловаться, ведь могло быть куда хуже. Нас могли нагнать имперцы. Но никаких происшествий не возникло, лишь размеренная, очень долгая и тяжелая дорога.
Я услышала за спиной слабое шевеление. Оля проснулась. Она молча выбралась из телеги и подошла ко мне. Ее лицо все еще было бледным, но в глазах уже не было той смертельной усталости. Мы стояли друг напротив друга, тяжело дыша. Впервые я остановилась и ощутила заметную дрожь в негнущихся ногах.
Оля просто взяла из моих рук лямки и встала на мое место.
— Теперь моя очередь, — вот и все, что она произнесла. Ее голос был хриплым от сна.
— Я могу еще, — упрямо возразила я, хотя знала, что это ложь. Нельзя было останавливаться! С каждой секундой тело все больше наливалось жуткой тяжестью и тупой болью.
— Я знаю, — ответила она, не глядя на меня. — Отдыхай, Аня. Спасибо.
Такие простые, скудные, но искренние слова признательности отозвались у меня глубоко внутри неожиданным теплым чувством. Мой гнев, моя ярость, что служили топливом в эту долгую ночь, разом окончательно истощились и ушли без следа.
Тем временем Оля уже раздавала команды. Все, кто способен идти сам, должны были идти пешком, в телегах же остаются только раненые и те, кто будет отсыпаться после ночи. Идущие будут сменять друг друга в упряжи. Громова и сама встала в одну упряжь с ребятами, которым я все не давала проявить себя ночью. Она наглядно показала, что ее статус никак не освобождает от тяжелой работы.
Шатаясь от усталости, я добрела до освободившегося места в телеге и рухнула на него. Легла рядом с алтарем, чувствуя холод его камня. Барьер, конечно, пропустил и меня. Я прижалась к нему, как к чему-то родному. В нем ведь сейчас практически заключена жизнь Симона…
«Он ведь все еще не очнулся…» — была моя последняя мысль. А потом тьма, густая и без сновидений, поглотила меня.
Я проснулась от яркого солнечного света, бившего прямо в глаза. Проспала полдня? Больше? Тело все еще ныло, но мне ли не привыкать. После тех тренировок, что устраивал Симон, чтобы укрепить мое тело, даже я перестала обращать внимание на последующую боль в мышцах. Я села, оглядываясь. Наш маленький караван по-прежнему двигался. Вокруг стоял непривычный после ночи гомон — множество людей переговаривались, делились мыслями и впечатлениями, даже слышался смех.
— Наконец-то проснулась, соня.
Я обернулась. Рядом со мной сидела Айрис. Она выглядела гораздо лучше. Цвет вернулся к ее лицу, а в глазах снова горел знакомый боевой огонь. Она протягивала мне флягу.
— Как ты? — спросила я, жадно прильнув к воде.
— Жить буду, — усмехнулась Айрис. А затем, пока я пила, она позвала к нам идущую неподалеку Громову.
Почти сразу же открыла глаза и Катя, оказавшаяся рядом со мной. Едва заметив в моих руках флягу, она сразу к ней потянулась. Видимо, девочке тоже с рассветом дали наконец отдохнуть, но я уснула раньше, чем она пришла. Или ее принесли в нашу телегу уже спящую?
— Спасибо, что остались с нами. Каждая из вас уже внесла и продолжает вносить огромный вклад в спасение этих людей. И моих бойцов. И меня саму…
— Перестань, мы это уже проходили. Тебе не идет такая вежливость. Си… Наш наставник говорил, ты та еще язва и забияка, которая постоянно колотила их с Диего в гильдии, — с улыбкой ответила за всех Оля.
Кажется, пока я спала, они уже успели о многом поговорить. И нужно следить за языком, чтобы не упоминать лишний раз Симона…
Но как бы Айрис ни нахваливала наш маневр со спуском с холма, рядом слышались куда более восторженные и все более фантастические рассказы. Бывшие пленники тут и там обсуждали свое спасение и сражение с имперцами, которые обрастали все новыми подробностями, имевшими все меньше общего с реальными событиями. Особенно старались на выдумки подростки.
И, конечно, главной фигурой в их обсуждениях была Айрис, получившая статус всеобщего признания и настоящей героини. Ведь она отважно бросила вызов имперцам совсем одна. Не жалела себя, покалечилась… И ее жертву оценили сами Стихии! Они не только дали ей сил и покарали через нее имперцев, но и излечили ее руки. Другие же говорили, что в Айрис вселился дух Мастера ее гильдии, который даже после смерти не мог позволить обижать своих воспитанников и простых людей.
И это еще не самые фантастичные истории из тех, что мы успели услышать во время пути.
Айрис вновь взяла командование на себя, но при этом обсуждала с нами многие моменты как с равными, а Олю вновь обозначила для всех заместителем. Очень ей понравилось, как под руководством той мы смогли далеко продвинуться и при этом, вполне возможно, запутав имперцев, которых так и не видно, не слышно. И пусть так и остается!
Следующие полтора дня превратились в монотонную рутину, состоящую из изнурительного марша и коротких передышек. Все здоровые взрослые постепенно сменяли друг друга в упряжах. Даже непоседливый Гюнтер успел потянуть телегу, решив, что это интересная игра. Причем оказался силен ничуть не меньше рослых мужчин. Он и сам на глазах становился крупнее с каждым днем, но вот его сила и ловкость просто поражали.
Усталость людей смешивалась с растущей надеждой. Чем дальше мы уходили от проклятого залива, тем в большей безопасности себя чувствовали. Казалось, что если имперцы не догнали нас в первый день, то уже и не догонят вовсе. А может, они и не гонятся?
Я начала прислушиваться к разговорам спасенных. История нашей битвы, передаваемая из уст в уста, уже превратилась в настоящую легенду. Вариант с духом Мастера, определенно, был фаворитом.
Айрис, шедшая рядом, слышала все это и лишь горько усмехалась, не поправляя их. Она понимала то, чего я тогда еще не осознавала до конца. Этим измученным, потерявшим все людям сейчас была нужна не правда. Им нужна была надежда. Им нужен был герой, в которого можно верить. К тому же, чем больше они сосредотачивались на ее подвиге и чудесном исцелении, тем меньше вспоминали об ужасном маге крови. А это было лучшим вариантом для нас всех. Мы старательно избегали любого лишнего упоминания Симона в любом контексте, чтобы никто не связал его личность с тем, кто на самом деле устроил побоище на берегу залива.
Вечером второго дня Айрис подозвала нас с Олей и Катей к себе.
— Вы трое — настоящее чудо, — сказала она, глядя на нас. — Я видела много талантливых юных магов. Но не помню такой слаженности и зрелости отряда. Такой силы духа. Наставник хорошо вас подготовил.
Она осторожно расспрашивала нас о наших способностях, о том, как мы здесь оказались. Мы отвечали уклончиво, придерживаясь легенды о новобранцах. Катя и вовсе поразила ее, когда сказала, что вообще не обладает никакой стихией.
— Когда мы доберемся до своих, — твердо сказала Айрис, — я лично порекомендую вас для вступления в «Щит Стихий». Ваш наставник не ошибся, нам определенно нужны такие новички.
Эти слова были для меня как бальзам на душу. Признание от одного из лучших бойцов сильнейшей гильдии. Это было то, к чему я стремилась. А получить подобное признание, еще даже не окончив обучение в академии, — похоже на сон.
Жизнь в пути была полна контрастов. Я с иронией наблюдала, как спасенные дети пытались поиграть с Катей и Гюнтером, показывали им какие-то неуклюжие, слабенькие магические фокусы и приглашая в незатейливые игры. Катя же вежливо улыбалась, но в ее глазах читалась скука и некоторая грусть. Возрастом она равна многим из этих детей, но жизнь обошлась с ними по-разному. И во время наших небольших «советов» она наравне общается не только с нами, но и с самой Айрис и ее бойцами.
Были и тяжелые моменты настоящей трагедии в нашем пути. Один из тяжело раненых бойцов Айрис не пережил вторую ночь. Мы похоронили его у дороги, сложив над могилой небольшой курган из камней. На следующее утро появился еще один курган, на этот раз для мужчины из деревни. Это было суровое напоминание о цене, которую мы заплатили. И многие тяжело раненые по-прежнему рисковали не доехать до города, а помочь мы им были не в силах. Но в тот же день случилось и что-то хорошее — Тайрон, главный помощник Айрис, наконец пришел в себя. Я видела, как она сидела рядом с ним, держа его за руку. В их коротком, тихом разговоре было столько тепла и нежности, несмотря на кажущиеся неуместными взаимные остроты, что это придавало силы всем нам.
На третий день мы все уже были на пределе, но полны предвкушения. Торнхольд был близко. Казалось, самое страшное позади. Люди оживленно переговаривались, обсуждая, что сделают в первую очередь, оказавшись в безопасности. Кто-то мечтал о горячей ванне, кто-то — о кружке эля, кто-то — просто о мягкой кровати. Мы все немного расслабились, позволив себе поверить, что наш кошмар подходит к концу.
Пора было и нам решать, как будем действовать дальше. Мы с Олей и Катей шли рядом, составляя план. Симон пришел в сознание лишь дважды и совсем ненадолго. Мы поделились с ним всеми последними событиями, после чего мы немного поговорили, и он вновь отдыхал. Но если в первый день мы боялись и Катя говорила, что его источник в очень плачевном состоянии, то сейчас было заметно, что он определенно восстанавливается.
Также мы не забывали и об алтаре. Каждый день по нескольку раз передавая в него свою ману. По Катиным словам, нам потребуется немало времени и сил, чтобы его наполнить таким образом, но и бездействовать, уповая лишь на помощь аватаров, мы тоже не могли. Каждая чувствовала вину за очередное сокращение срока, отпущенного Симону, и его текущую слабость. И меньшее, что мы могли сделать, — это как можно скорее заполнить его алтарь.
Вдруг Катя, в очередной раз оглядывая окрестности с усилением магического зрения, резко изменилась в лице и замерла.
Ее тело напряглось, как натянутая струна. Глаза, широко раскрытые, смотрели не на саму дорогу впереди, а куда-то немного вбок, в обступивший ее лес.
— Катя? — позвала я, чувствуя, как по спине пробегает холодок. — Катя, что там?
Ее голос, когда она наконец ответила, был тихим, испуганным шепотом, который почти утонул в общем шуме каравана. Но для меня он прозвучал как удар грома среди ясного неба.
— Засада! Маги. В кустах и на деревьях.
— Догоняют?
— Нет. Они впереди! Нас ждут.