Военные действия

Глава 37

Вторник, час тридцать три минуты дня

Долина Бекаа, Ливан

Фил Катцен скорчился на железной сетке, которая служила полом в его тесной и темной камере. Он быстро привык к затхлому воздуху глубокой ямы и запаху пота и испражнений людей, томившихся здесь прежде. Когда донеслись крики Роджерса и вонь горелой плоти, Катцен понял, что его неудобства – сущие пустяки.

Он слышал стоны генерала, и по щекам его текли слезы. Рядом с ним сидел, обхватив колени руками, Лоуэлл Коффи.

– О чем думаешь? – спросил Катцен.

– Вспоминаю, как я работал в суде, – проворчал сосед по камере. – Как-то раз пришлось разбирать дело рабочего, который взял в заложники своего босса.

Думаю, сейчас бы я подошел к этому случаю по-другому.

Катцен кивнул. В университетах многому не научат. Он вспомнил, как посещал занятия для американцев, отъезжающих в другие страны. В течение целого семестра он ходил на лекции профессора Брайана Линдсея из Центра реабилитации жертв войны города Копенгагена. В то время было модно приглашать в университеты людей, которые побывали в плену и перенесли пытки.

Выступающие рассказывали, как им отбивали подошвы навсегда лишали чувства равновесия, разрывали барабанные перепонки, выбивали зубы, загоняли иголки под ногти и втыкали палки в горло, Одну женщину поместили под стеклянный колпак и держали там до тех пор, пока ее пот не поднялся до уровня колен. Курс должен был помочь студентам осознать природу пыток на случай, если их вдруг захватят в плен. До чего же все это было глупо и надуманно!

Впрочем, одно оказалось, безусловно, верным: если ему будет суждено выжить, самые глубокие шрамы останутся не на теле, а на психике. Чем дольше продлится заключение, тем меньше останется шансов на излечение. Приступы паники или хронической растерянности могут возникнуть в любую минуту, стоит лишь вновь столкнуться с тем, что окружает его сейчас: грязью, неприятным запахом или криком, темнотой или струящимся из-под мышек потом. Чем угодно.

Скорчившись на полу, Катцен пытался взглянуть на себя и своих товарищей со стороны. Вот и закончилась первая эмоциональная фаза, через которую проходят все заложники – этап отрицания и бунта. Теперь они вступали в тяжелую и отупляющую полосу смирения. Она может длиться несколько дней. Иногда ее оживляют вспышки счастливых воспоминаний. В конце наступит пересмотр ценностей.

Если, конечно, они доживут до конца.

Катцен прикрыл глаза, но слезы продолжали капать. Роджерс выл, как заточенный в клетку пес. Временами доносился лязг его наручников. Рядовая Девонн не громко, но взволнованно говорила, пытаясь ободрить генерала:

– Держитесь, Майк! Я с вами. Мы все с вами.

– Мы с вами! – заревел рядовой Папшоу, чья клетка находилась слева от Катцена. – Мы все с вами!

Вой Роджерса перешел в вопли. Короткие, резкие, агонизирующие. Катцен уже не слышал голоса Сондры. Папшоу выкрикивал ругательства, справа кого-то начало рвать – кажется, Мэри Роуз. Седен все еще находился без сознания.

Не было слышно ни одного человеческого, цивилизованного звука. За несколько минут террористам удалось превратить группу образованных, интеллигентных людей в затравленных, жалких животных. И если бы Катцен не был одним из этих животных, он, безусловно, оценил бы простоту методов, каковыми это было достигнуто.

Он не мог просто так сидеть и, вцепившись пальцами в сетку, медленно поднялся на ноги.

– Фил? – позвал его Коффи.

– Да, Лоуэлл.

– Помоги мне встать. Проклятые ноги не слушаются.

– Конечно. – Он наклонился, подхватил товарища под руки и осторожно поднял. – Ты в порядке?

– Да. Спасибо, А ты?

– Паршиво. Лоуэлл, я должен тебе кое-что сказать. Я встал не для того, чтобы размяться.

– Ты о чем?

Катцен посмотрел на решетку. Роджерс кричал отрывисто и хрипло. Он сопротивлялся своей боли и проигрывал.

– Ради всего святого, прекратите это! – простонал Катцен и отчаянно замотал головой. – Господи, если ты есть, останови их!

Коффи вытер лоб носовым платком.

– Ирония заключается в том, что мы находимся недалеко от Господа, а он нас не слышит. А если слышит, – виновато добавил Коффи, – то я не вполне понимаю его планы.

– Я тоже, – прошептал Катцен. – Разве что правы не мы, а эти люди, и Бог на их стороне.

– На стороне этих зверей? Невозможно. – Коффи сделал два маленьких шага по грязной сетке. – Фил? Для чего ты встал? Ты сказал, что собираешься что-то сделать?

– Я хотел остановить это.

– Как?

Катцен прислонился головой к решетке.

– Я посвятил свою жизнь спасению вымирающих животных и экологических систем. – Он понизил голос до шепота:

– Я привык действовать и рисковать.

– Ты железный парень, – сказал Коффи. – Я не знаю, сумею ли я это выдержать. – Он огляделся по сторонам, затем доверительно наклонился к Коффи. – Если ты решил отсюда вырваться, я с тобой. Лучше умереть в бою, чем корчиться от страха.

Катцен пристально посмотрел на Коффи. В клетке было почти темно.

– Я не собираюсь начинать войну, Лоуэлл. Я собираюсь ее закончить.

– Но как?

Роджерс закричал неожиданно громко, и Катцен прикрыл глаза. Крик генерала так же резко оборвался. Катцен наклонился к Лоуэллу:

– Если включить все системы РОЦа, включится и локатор. Оп-центр немедленно его обнаружит. И как только они его обнаружат, наши военные не оставят от этой базы мокрого места.

– Подожди. Ты хочешь с ними сотрудничать? С ними?!

– Они живьем жгут Майка. И один Бог знает, что они сделают с Сондрой. Мы должны перехватить инициативу. Это наш шанс выжить. Или умереть достойно.

– Помочь ублюдкам и умереть достойно – не одно и то же. Это – предательство.

– Чего? Сборника инструкций?

– Это – предательство по отношению к нашей стране. Фил, не делай этого.

Катцен повернулся к Коффи спиной, вцепился в решетку и громко крикнул;

– Эй вы, остановитесь! Я скажу вам все, что вы хотите узнать!

Тишина наступала постепенно. Первым замолчал Папшоу, потом затихло шипение горелки, перестал выть Роджерс и причитать Девонн. Раздались шаги, и в лицо Катцена ударил луч света.

– Ты решил говорить? – спросил низкий голос.

– Да, – сказал Катцен.

Коффи отвернулся и опустился на грязный пол клетки.

– Из кого состоит ваша группа?

– В основном из ученых, – ответил Катцен, прикрывая глаза от света. – Мы изучали влияние плотин на экосистему Евфрата. Человек, которого вы пытаете, обыкновенный механик. Он даже не старший в группе. Вам нужен я.

– Почему ты?

– Я офицер американской разведки. Турецкий полковник и я должны были использовать оборудование фургона для слежки за Анкарой и Дамаском.

Некоторое время стоящий над клеткой человек молчал. Затем последовал вопрос:

– Кто по специальности человек рядом с тобой?

– Он юрист, – ответил Катцен. – Следит, чтобы мы не нарушили каких-либо международных законов.

– Женщина, которая наверху, – сказал голос. – Ты утверждаешь, что она тоже ученая?

– Да, – произнес Катцен, моля Бога, чтобы ему поверили.

– Чем она занимается?

– Выращиванием различных культур.

– Микроорганизмы и бактерии! – откликнулась Сондра. – У моего отца запатентовано много исследований. Я работаю на него.

Фонарь погас. Человек произнес несколько фраз по-арабски, после чего послышался лязг открываемой решетки. Спустя несколько минут Катцена выволокли из клетки. Перед ним стоял смуглый человек со шрамом. Боковым зрением Катцен видел повисшего на наручниках Роджерса. Сондра была привязана к стене справа.

– Я не верю в то, что вы занимаетесь окружающей средой, – сказал командир. – Но это не имеет значения, если ты согласен показать, как работает ваше оборудование.

– Согласен.

– Ничего не говори! – прохрипел Роджерс. Катцен наконец взглянул прямо на генерала. Ноги его подкосились, когда он увидел все еще искаженный болью рот и черные, блестящие пятна ожогов. Роджерс выплюнул кровь и повторил;

– Стоять на месте! Мы не принимаем приказов от иностранцев!

Смуглый человек развернулся и нанес Роджерсу хлесткий удар в челюсть.

Голова генерала запрокинулась.

– Когда вы находитесь в гостях у иностранцев, надо выполнять их требования. – Повернувшись к Катцену, он добавил:

– Твоя жизнь зависит от того, что ты мне покажешь.

Катцен не сводил глаз с генерала.

– Простите, – сказал он, – но ваша жизнь для меня дороже, чем ваши принципы.

– Трус! – выкрикнул генерал.

– Предатель, – прошипела Сондра, подтягиваясь на своих цепях.

– Не слушай их, – сказал командир. – Ты спас жизни всех, в том числе и свою. Я называю это умом, а не предательством.

– Я не нуждаюсь в вашем одобрении, – произнес Катцен.

– Ты нуждаешься в расстрельном взводе! – крикнула Девонн. – Я подыграла тебе, надеясь, что у тебя есть план. – Она взглянула на командира. – Он ничего не знает об устройстве фургона. И я не ученая.

Командир подошел к девушке.

– Ты очень молода и разговорчива... Мы посмотрим, что нам покажет этот джентльмен, а потом займемся тобой.

– Нет! – воскликнул Катцен. – Если вы причините вред кому-либо из моих друзей, я отказываюсь с вами сотрудничать!

Командир резко повернулся и нанес Катцену мощную пощечину.

– Никогда не говори мне слово «нет», – бросил он, быстро успокаиваясь. – Ты расскажешь об устройстве машины прямо сейчас. – Левой рукой он схватил Сондру за волосы и запрокинул ей голову. Затем сдавил ее челюсть так, что рот принял форму буквы "О". – А может, тебе будет легче работать под ее крики?

Сейчас я начну выковыривать ей зубы. Один за другим, обыкновенным ножом.

Катцен молитвенно сложил руки.

– Пожалуйста, не делайте этого. Я вас прошу. Я на все согласен.

Командир отпустил Сондру, другой человек пихнул Катцена в спину, и психолог едва не полетел на пол. Проходя мимо рядовой Девонн, он поежился.

Темные, бешеные зрачки проклинали его и его душу.

Выйдя на солнечный свет, Катцен часто заморгал. Слезы продолжали течь по его щекам. Он не был трусом. Он защищал тюленей, прикрывая их собственным телом. Он просто не мог смотреть, как мучают и убивают его друзей. При этом он понимал, что после сегодняшнего дня они не будут его друзьями.