Воины Хаоса наводят порядок. Книга 1

Глава 6

Чудовищный коготь шваркнул по дереву. Ещё раз. И снова.

Кэррот открыл глаза, недоумевая. Светлое утро. По дощатому потолку наискосок протянулись полупрозрачные тени. Яблоня, качаясь от ветра, скребла стену дома.

Олясин осторожно, чтобы не разбудить, повернул голову к Марии. Та спала безмятежно, лишь глаза двигались под кожей век, будто вычитывая текст. Строгость, въедливость и прочий Сюрр исчезли — осталась просто Марья, лёгкая, нежная.

Кэррот слез с кровати и тихо, стараясь не наступить на скрипучую половицу, вышел. Размялся, умылся прохладной водой из колодца. Полюбовался лазурной высью небес над запущенным садом, а когда возвратился, Марья в ночной рубашке сидела на одеяле, расчёсывая волосы.

— Доброе утро, Кёрт! Я подумала: почему в твоих историях нет женских персонажей? Ты ведь так любишь женщин и не скрываешь этого.

— Да, и это взаимно. Я всегда искал человеческого внимания, независимо от пола и возраста… Но, наверное, в силу телесных причин, ко мне чаще тянутся цветущие женщины. Такой уж я хват нарасхват!

— Тогда где в нашей истории героини, воительницы и чародейки? Достойные подражания образы без мужских половых признаков? Пока что девицы упоминаются как персонажи не то, что второго, а вообще десятого плана, этакие непримечательные декорации твоих похождений. Сколько можно писать про мужланов? У «Харлонского Клича» половина читателей — женщины.

— Полагаешь, женщинам не нравится читать про мужчин? — уточнил слегка растерявшийся Кэррот.

— Полагаю, что здесь у нас явный перекос. Когда, наконец, в дело вступят мудрая колдунья Наумбия и прекрасная эльфийка Фириэль?

Олясин опёрся на дверной косяк и возвёл глаза к потолку.

— Наумбия и Фириэль появились в команде летом девяностого года. Тогда мы и стали Воинами Хаоса. И об этом я, как обещал, расскажу.

— За упавшей звездой вы ушли в конце лета восемьдесят девятого. Сколько вас обучали в… секретном месте возле Азиро? И чему научили?

— Обучали до поздней весны. Учили всему понемножку! Выживанию. Врачеванию. Защите и нападению. За такой срок профессионала не подготовишь, но нам помогли разобраться с собой и освоить новые трюки. Армейцы учили оружию. Агенты Охранки — работе с людьми. Волшебники — волшебству. Всё могло пригодиться. И пригодилось!

— То есть вам пригодилось, а для них в чём резон? — Мария отложила расчёску и внимательно посмотрела на Кэррота. Тот развёл руками.

— Вольные отряды хаос-нейтралов — правительственный эксперимент. Королевство, столкнувшись с явлением хаоса, искало противодействия. Прежние структуры — милиция, армия, Охранка и Академия — не справлялись, а заводить ещё одну казалось накладно. Неясно, будет ли в ней нужда: хаос непостоянен! Совет принял решение компромиссное: подготовить людей, кои будут кормиться на вольных хлебах, но по первому требованию явятся и сделают, что должно. Так в Сизии появились отряды хаос-нейтральных наёмников.

— И «Воины Хаоса» стали первыми?

— Первыми известными! Так-то первой была возрождённая «Одна Вторая»… просто они работали тише, практичнее, без скандальных сенсаций.

— Детище капитана Ганса. Ты сказал, что с ним сложно ужиться — а вы пробовали?

Кёрт моргнул, вспоминая, как это было семь лет назад. И будто размытая дымка заволокла поле зрения…

— Ганс, ты дивно владеешь мечом! Можешь меня поучить?

Пополам стоял перед ним, опираясь на двуручный Делитель, и ухмылялся в усы.

— Нет, красавчик. Убить — могу. Покалечить могу. Научить другим способом — вряд ли! Тут полно тренеров, к ним обращайся. Натаскают как сучку.

— А с нами работать не хочешь? Одной командой?

— Понимаешь, Кэррот… я ведь с моей компанией всё делю пополам.

— То есть поровну?

— Пополам. Половина мне, половина всем остальным, — он глумливо блеснул крупным зубом. — А вам, мнится мне, будет этого мало.

Кёрт вздохнул, соглашаясь.

— А ещё — расовые предрассудки, — продолжал капитан. — Люди предпочитают нанимать себе подобных. Даже если шлют их на смерть! На олгов и гномов многие до сих пор смотрят искоса… Так что их я в отряд не возьму. Чистокровных людей хватает, уже набираю из прибывающих.

— Ладно гномы, они не воинственные, но оркоиды? Прирождённые бойцы!

— Знаю, пробовал, — шевельнул бровью Ганс. — Но среди зеленокожих мало хаос-нейтралов… генетика. Наш благородный дикарь — редкое исключение. А ещё у них целый воз принципов, суеверий и чести. Они себе на уме! А я не нуждаюсь в неуправляемой силе.

Они встретились взглядами, и Пополам негромко проговорил:

— Собирай собственную компанию, Олясин. Может, что и получится.

— Значит, к лету тебя, Костика, Гуджа и Батлера отпустили на вольные хлеба, как ты выразился?

— Именно!

— И куда же вы двинулись за хлебами?

— Мы с Констансом рванули к родителям. Почти на год застряли со всей этой службой, они нас живыми увидеть не чаяли! Пара писем за зиму, и всё.

— Как отреагировали?

Кёрт поморщился.

— Изваровы — агрономы, интеллигенция. Костик был их любимым сыночком, и они пролили много слёз над его горькой судьбиной. Пустили сынулю в милицию, а он возвращается наёмным колдуном с костяными наростами на башке! У меня же всё было проще. Мои старшие — фермеры, детей у них много, а я всегда был таким сорняком, оторви да брось. Они в землю врастают, а я перекати-поле. С самого детства не сиделось на месте! Поэтому весть, что Кёрт не вернётся на ферму, все приняли как благую.

Отец глядел с прищуром, означавшим раздумье. За его спиной к горизонту тянулись свежеокученные ряды саженцев, молодая картофельная ботва колыхалась на ветерке.

— Что, сынок? Мы тут землю работаем, пищу растим, а ты всё по лесам, по долам с мечом бегаешь?

— Да, папа. Должен же кто-то родину защищать!

— От кого?

— От врагов! Энтропия растёт, всюду демоны, одержимые, заговоры, а когда будет нужно, я вас от них защищу.

В сощуренном взоре отца читалось сомнение.

— Здесь твоя родина. А когда станет нужно, ты так и будешь где-то с мечом бегать. Это если ещё жив останешься!

— Ну спасибо, папа!

— Не за что, сынок.

Добродушная мама не стала корить своего строптивого первенца. С тяжким вздохом прижав его к пышной груди, она только промолвила:

— Ты весь в деда, Кёрт. Он тоже всегда жаждал большего и тянулся к новому! Потому и сломал себе шею, рухнув с лестницы при сборе яблок.

— Понятно, — медленно покивала журналистка. — А твои братья-сёстры?

— С ними всё хорошо, хотя я и нечасто их вижу. Связь поддерживаем, с Умбертом давеча пообщались неплохо… может, зайдёт ещё, познакомлю.

Мария решила: пора одеваться. И уточнила:

— Кёрт, как над вами осуществлялся контроль, учёт… координация действий?

— Да обычным путём! Поставили куратора от Охранки, с которым велась регулярная переписка. Потом маги из Академии обучили Констанса принимать мысленные сообщения. Отправлять их он ещё не умел, но тогда это и не было нужно. Всё, что надо, нам рассказали ещё в тренировочном лагере.

Куратора от Охранки звали Ник Силкин. Он сидел на покосившемся стуле — молодой, худощавый, с всклокоченными тёмными волосами. Постоянно слегка удивлённый, будто ушибленный. И не верилось сразу, что это сотрудник спецслужбы.

— Послушай меня, Кёрт! — бодрым голосом начал он. — К тайным операциям вы не очень пригодны: уж больно приметные, неуправляемые, склонные к буффонаде…

— Так в досье и написано? Надо же!

— …потому решено вас оформить вольными приключенцами. Чтобы вы прославляли повсюду идею хаос-нейтральных отрядов! Зарабатывали известность.

— Этакие потешные войска?

— Вроде того. Но не обижайся! Это нужное дело. Нам сейчас не хватает хаос-нейтральных сотрудников. Вы гуляйте себе по стране, делайте что получится, работёнку время от времени будем подкидывать… а серьёзные люди увидят, что дело хорошее, и тоже подтянутся! А когда снова Хаос нагрянет — тут-то вы пригодитесь. Смекаешь?

Кэррот задумался, с чего Ник так уверен, что Хаос нагрянет, но спрашивать не стал.

— Кёрт, ты как? Не обиделся? — забеспокоился Силкин.

— Всё прекрасно, Ник, — заверил Олясин. — Всегда о таком и мечтал!

Дымка грёз отступила, и Кэррот узрел пред собой абсолютно одетую, разом ставшую строже и официальнее Марию Сюрр.

— Ёмко, и без лишних подробностей, — одобрила журналистка, поправляя перед зеркалом выбившийся локон. — Кажется, видела этого Силкина. Или очень похожего человека… Кэррот, дай мне умыться, а после рассказывай дальше, раз уж я здесь неведомо как очутилась. Ох уж эти глубокие интервью! Время не ждёт, мы вторую неделю общаемся, а я так и не знаю, где и когда вы сделались Воинами Хаоса.

— В Больших Граблях. В этом цветущем городе мы в преддверии лета повстречали колдунью Наумбию, стали командой и нашли первые самостоятельные приключения.

Большеграблинцы связывали название своего города с бесчисленными сельскими хозяйствами региона. Когда люди явились на север, здесь нашли плодородные почвы. Развели фермы, пастбища, огороды, и сейчас этот край стал аграрным центром Сизии. На въезде в город даже поставили символ хозяйственного труда — исполинские грабли из брёвен. Впрочем, историческая правда горька: изначально здесь находилась ставка оравы разбойников, которые всех кругом грабили. Оттуда и взялся поэтичный топоним.

В 160 году роггардские захватчики зубами пытались выгрызть у северных городов этот край — на доставшихся им южных бросовых землях с продовольствием было туго. Но чернокнижная магия Роггарда проиграла стихийному волшебству из Азиро. После войны Грабли радостно вошли в состав Сизии и с тех пор чувствовали себя прекрасно, не считая бурных событий Войны Хаоса.

А потом в город прибыли четверо колоритных персонажей — рослый блондин с красным шрамом на лбу, худощавый тип с потрескавшейся серой кожей и наростами на голове, мосластый троллин с гривой тёмных волос да приземистый гном с бородой, из которой почти непрерывно доносилось ворчание.

— Кэррот, почему именно Большие Грабли? Чем этот человеческий муравейник интересней других муравейников? — брюзжал Батлер, тряся бородой. Их телега как раз поднималась на холм, с которого наблюдались окраины упомянутого поселения. Вокруг раскинулась пёстрая скатерть полей, синеватая дымка тянулась вдоль горизонта.

Кёрт вздохнул. Сперва Батлер Броки казался тихим и скромным, но потом отбросил стеснение. Раскрылся во всей своей гномьей красе.

— Я рассказывал, только ты тогда, видимо, спал! Для начала, это третий по значимости город королевства после Харлоны и Азиро. Сельскохозяйственный центр, населения много, а войска здесь нет, только милиционеры. А они, как мы помним по собственной службе, со всеми напастями не справляются! Так что это отличное место для поиска работы.

— Но не только поэтому, — хрипло выговорил Костик. Теперь он всегда говорил хриплым голосом. — Мы отправились в Большие Грабли потому, что для нас это важное место. Здесь закончилась Война Хаоса — четырнадцать лет назад.

— Я тогда не гулял по поверхности, — проворчал гном. — Чем закончилась?

— Тем, что здесь обнаружили средоточие Хаоса! — Кэррот патетично раскинул руки в стороны. — Фантастический Замок, ежечасно менявшийся, окружённый мерцающим полем. Ужасные твари ползли из его чертогов сплошным потоком, и никто не мог к нему подступиться. Пока не пришла откуда ни возьмись Грязная Четвёрка и не обрушила эту жуткую крепость в тартарары!

Гудж, пребывавший в задумчивом оцепенении, на этих словах оживился и вслушался. Его варварскую натуру пленяли рассказы о разрушениях.

— Не совсем так, Кёрт, — вмешался Констанс. — Замок Хаоса здесь не «нашли». Как ты это себе представляешь? Три года Война идёт, и тут фермеры разом прозрели — за соседним-то оврагом твердыня вражеская стоит!

— Ну… это ж хаос!

— Да, хаос. А твердыня, какой бы она ни была, всё же форма порядка… там сложнее история, мне зимою Каленас Сатис поведал.

— А, тот маг в капюшоне, — поморщился гном, — от которого рыбой воняло!

— Батлер, хватит. Так вот, Хаос сам по себе непобедим — это стихия, у него нет уязвимых мест! Но их можно создать.

Батлер хмурился, слушая. Он хотел быть ремесленником и порой что-нибудь создавал.

— Академия Волшебства запустила проект «Локализация». Они как бы стянули энергию хаоса в узел, сгустили в уязвимую точку… простыми словами не описать. В общем, волшебники заставили этот Замок появиться, а затем направили туда бесстрашных героев: Грязную Четвёрку. Жених, Невеста, Скоморох и Кузнец — это наши предшественники, первые хаос-нейтральные приключенцы в Сизии! Беспорядочные герои, войдя в резонанс с упорядоченным хаосом Замка, спровоцировали экспоненциальный скачок энтропии, что привело к дезинтеграции…

— Крепь тебя шлёпни, да что это значит? Сплошь колдовские словечки!

— Замок рухнул во прах, — объяснил гному Кэррот. — Теперь там громадная Яма.

— То есть мы едем в яму?!

— Нет, — устало прикрыл лицо ладонью Олясин. — Мы едем в Большие Грабли.

В колдовской лавке было тихо. Звуки улицы, просачиваясь в витражные окна, не нарушали этой тишины, а скорей дополняли её. Раскрашивали. Однажды хозяйка, желая покоя, поставила в помещении магическую заглушку, но вскоре сняла: полное безмолвие вкупе с одиночеством тяготило, нервировало. А так слабый шум постоянно напоминал, что снаружи, недалеко, живёт и беснуется мир, и она тоже является его частью. Спрятанным кладом. Перешедшая по наследству лавка стала личным царством, убежищем, раковиной. Всё здесь было устроено правильно; каждая мелочь находилась на своём месте. Порядок внушал уверенность, но порой она испытывала некое беспокойство. День за днём, проведённые здесь, походили на сон. Долгий сон наяву.

Через щели в каменной кладке пополз жёлтый дым.

— Счас попрут! — азартно выкрикнул Батлер, отбегая от здания.

Закопчёные руины кондитерской фабрики ожили. Из щербатых дыр в стенах, из-под забитых досками дверей, из заросших травою подвальных окошек хлынули чёрные крысы. Торопливое, злое, пищащее воинство с блестящими маленькими глазами.

— Бей их! — заорал Кэррот, так и не придумавший подходящего к ситуации клича.

Хлёстким взмахом меча он рассёк бегущую крысу. Вторая отпрыгнула в сторону. Третья повисла на рукаве, а четвёртая, пятая и шестая вцепились в штаны. Меч мешал. Стая крыс надвигалась стеной без единого разрыва. Кёрт воткнул клинок в землю и схватился с тварями врукопашную.

Краем глаза он видел, как у торца здания Костик отбивается от волны грызунов телекинезом и вилами. Облепленный крысами Батлер носился кругами, истошно визжа. Спасения не было.

Из-за угла выскочил Гудж, задирая колени, как в пляске. В руках олга порхала стальная рогатина. Он работал, точно швейный станок — в чётком ритме, вверх-вниз, разя крыс с ужасающей скоростью. Там, где он пробежал, оставались лишь чёрные трупики.

Слыша писк погибающих родичей, грызуны запаниковали. Они бросились врассыпную, пытаясь укрыться среди лопухов и осоки, и гибли один за другим.

Стена фабрики рухнула с треском и скрежетом.

Из пролома на свет, агрессивно сопя, выбралась крыса размером с корову. Красноглазая, бледная, в редких лохмотьях свалявшейся шерсти. Резцы длинные, рыжие, как кормовая морковь. Из оскаленной пасти сочилась дымящаяся слюна.

— Ну! — Олясин и вовсе утратил своё красноречие.

Крыса кинулась к ним. Гудж налетел сбоку. Пырнул в шею. Издав яростный стон, чудище повернулось. Олг всадил ему рогатину в пасть. Навалился всем телом, рыча…

Гигантская крыса задёргалась и околела. Длинный кольчатый хвост изогнулся вопросительным знаком. Троллин повернулся к оторопевшим товарищам:

— Большая добыча.

— Гудж, ты завидно спокоен! — восхитился вспотевший Кёрт.

— У олгов не развита мимика, — пояснил тот.

Над руинами курился едкий дымок. Последние крысы исчезали в траве.

— Теперь я понимаю, как они сожрали ночную смену рабочих! — с дрожью в голосе высказал Костик. Его не покусали, в отличие от остальных, а только погрызли.

— Интересно, чем здесь торты начиняли, раз такое повыросло? — Батлер пнул исполинскую крысу. Звякнуло. Он нагнулся и заорал: — Да из неё деньги сыплются! Эта крыса нажралась монет! Неужели решила, что деньги ей чем-то помогут?

— У людей сплошь и рядом такое, — проворчал Изваров.

— Монеты не помешают, — тряхнул вихрами Кэррот. — Пошли трупы считать, нам ведь чётко в контракте отметили: «убейте 100 крыс»… Эх, а эта ведь за одну пойдёт! Несправедливо…

— Целебное зелье давай, — потребовал Броки. — Против чумки и лептоспироза.

Близился вечер. В колдовской лавке Шноррел стоял странный шум — равномерный, протяжный, пульсирующий. Его можно было разделить на составные части.

Одной из них были голоса. Лавка стояла на главной улице, и витражные окна впускали вовнутрь не только раскрашенный свет, но и гомон людских разговоров. Когда Костик остановился у входа, разглядывая изящную вывеску из чарованного металла, то услышал, как одна проходившая мимо горожанка жаловалась другой:

— От этой магии одно зло! Однажды мой муж выпил зелье невидимости, и всё!

— Что — всё?

— Всё! Больше его я не видела!

Второй частью являлось звучание самой лавки. Здесь царила особая атмосфера. По стенам тянулись закрытые стёклами стеллажи с книгами, склянками, свитками формул, заряженными амулетами и другими волшебными штуками. Все они звучали — гудели, позвякивали, шелестели страницами. В конических колбах бурлил, излучая сапфировый свет, концентрированный маниак — чародейское зелье, усиливающее магические способности ценой общего истощения организма.

Ну а третьим источником тихого шума в этой симфонии стал сам Изваров. Он впервые увидел такое великолепие — всё так и светилось магической энергией — и теперь растерялся, не зная, как обратиться к хозяйке заведения. Стоял, похрустывая пальцами и сопя ороговевшим носом.

За стойкой сидела бледная темноволосая женщина неопределённого возраста. Она оторвалась от книги и посмотрела на Костика — с вежливым вниманием, а не со скрытым страхом или брезгливой жалостью, как последнее время смотрели другие. Чародейский шум будто стал тише.

— Здравствуйте. Я Констанс Изваров, — сиплым голосом произнёс наконец Костик. — Хочу отправить запрос в Академию Волшебства. У вас есть связь с Азиро?

— Да, конечно! Тарелка настроена. Какой запрос?

— Вот текст… рабочий заказ, ищем специалиста для решения нетипичной проблемы. Оплата по факту.

— Принято. Отправлю сегодня ближе к закрытию, — чинно кивнула женщина. У неё было удлинённое лицо с выступающими скулами, тонкий нос и глубокие тёмные глаза. Говорила она негромко, но очень разборчиво. — Моё имя Наумбия Шноррел. Возвращайтесь на днях, передам вам ответы.

По приезде в Большие Грабли они сняли на четверых комнатушку в знаменитой гостинице «Разочарованный странник» и взялись за поиски подходящей работы. Кэррот с Костиком на службе привыкли, что денег у них толком нет, но их всем обеспечивают. Теперь их не обеспечивали, а денег по-прежнему не было. На первых порах пришлось туго.

Доски заказов пестрели объявлениями: «стрижка ежей», «ищем укротителя улиток», «пропал человек», «найден неопознанный труп», но никто не спешил поручать им серьёзные дела, да ещё за деньги! Подъёмные кончились; пришлось заняться курьерской доставкой, валкой сложных деревьев да истреблением крыс. А потом Костик встретил достойную задачу.

Замок Хаоса, уничтоженный Грязной Четвёркой, оставил немаленький след: Яма являла собой мрачный кратер почти в километр диаметром и под сотню метров глубиной. На дне дыбились груды обломков, и никто не знал, что под ними скрывается. Время от времени сюда приходили паломники, исследователи и прочие ротозеи. Иногда они пропадали. Местным Яма не нравилась, но поделать с ней было нечего — не тот масштаб. Разве что мусор туда сбрасывали. Яма жила своей жизнью, и чего только в ней не видели те, кто чересчур долго вглядывался…

Но сам по себе этот кратер угрозы Большим Граблям не представлял — пока в окрестностях не стали расти глобулы.

Когда Костик впервые увидел глобулу, он обомлел.

Поле круто спускалось в низину, заросшую сорняками и тёмным кустарником. В глубине зарослей виднелась прогалина — на ней пучилось что-то большое, округлое, неаппетитного бледно-жёлтого цвета. Издали оно походило на раздутый мешок, а вблизи оказалось размером с повозку. Кожистый пузырь, покрытый радужно переливающейся плёнкой, выпирал из растрескавшейся земли. Растительность вокруг пожухла.

— И давно оно здесь? — наконец спросил Костик землевладельца, желавшего избавиться от зловещей напасти.

— Две недели, как выявили! Попервоначалу она сильно меньше была, с бочку размером. Мы их глобулами зовём, бородавками земляными, грибоидами…

— То есть эта не первая?

Фермер покачал головой. Длинные седые усы заколыхались в такт.

— Год назад их впервые приметили. Но тогда было-то несколько штук возле Ямы. А теперь их тут уйма растёт. Этак весь регион этой дрянью покроется!

— Как грибами после дождя… — произнёс Изваров, задумчиво разглядывая глобулу. Чудилось, что она медленно пульсирует, дышит. — И вправду похоже на гриб. Вы срубить её пробовали?

— Да, пытались! Она зарастает обратно! И сок в ней ядовитый — лучше не трогать.

— Ого, — отдёрнул руку Констанс. Впрочем, его коже теперь повредить было сложно. — А огонь применяли?

Землевладелец поморщился.

— Прошлым летом одну для потехи обложили хворостом да подожгли. Она тлела, воняла, а потом возьми да лопни! Многим не поздоровилось, а на том вот лужку и сей год ни былинки не выросло. Мне такого не надо, мы с земли этой кормимся!

— Интересно, возьмёт ли её магия, — протянул Изваров, задумчиво хрустя пальцами. Попытался взаимодействовать с глобулой чарами, как учил Каленас Сатис. Но то ли уроки пошли не впрок, то ли слизистый шар было не пронять подобными манипуляциями. Он казался незыблемым, и если в нём и таилось волшебное, то где-то очень глубоко.

— А когда они созревают… что дальше?

— Темнеют и пылью развеиваются. Споры, знать, свои сеют.

— Значит, надо спешить… Я свяжусь с компетентными людьми, — расплывчато сформулировал Костик. Он не знал, что поделать. Это интриговало.

Первым делом Изваров пошёл на поклон к городским контролёрам. Те отшили его, как и фермеров ранее: «мы тут магией человеческой занимаемся, а ваш гриб суть явленье природное». Контролёрам хватало забот: участились несанкционированные попытки вызвать дождь шаманскими методами. На полях тут и там появлялись загадочные знаки неприличного содержания. На юге региона кто-то намудрил с магией для роста корнеплодов, и теперь зачарованные свёкла, брюква и репа не только не давали себя вытащить, а даже наоборот, сами огородников под землю утаскивали.

Костик понял, что помощи не дождётся, и отправил в Академию Волшебства просьбу прислать специалиста для безопасного уничтожения глобулы. Больших денег фермеры дать не могли, но проблема затрагивала весь регион, и Изваров рассчитывал на оплату из королевской казны. Главное — отыскать эффективное средство от земляных бородавок.

Кёрт Олясин отнёсся к этому делу с сомнением.

— Мы едва на волю вырвались, а теперь будто снова на ферму вернулись! Ты действительно хочешь с грибами возиться? Как же подвиги, тайны, сражения?

— Тайна сломанной мельницы? Избиения крыс? — Костик смотрел на друга с оттенком печали. — Насчёт подвигов… Помнишь, Филис высказывал? Приключения плохи, если в них умирают. Может, для разнообразия сделать что-нибудь созидательное? Смертей-то хватает кругом.

— И что, ты теперь смерти боишься?

— Не самой смерти. Страшно в жизни ничего не успеть… глянь, я и так уже еле живой с этим окостенением. Даже маги не знают, сколько ещё протяну.

— Нет, ну ты эти мысли оставь! — потребовал Кэррот. — Мы немало уже навертели хорошего… в Спаде заговор вскрыли, в Хендре остановили носителя хаоса! Это наше призвание. Другие сдались бы, но мы-то пошли до конца.

Костик взялся окостеневшими пальцами за гребни на голове.

— Ты шёл, потому что тебе было интересно. Я — потому что смысл в этом видел… В тот момент. А с носителем хаоса… мы не знали, что королевские силы близко. Спасать там уже было некого… Считай, зря пострадали.

— Пострадали, но и победили! Не так уж и плохо, — ободряюще улыбнулся Олясин. Его смущал этот разговор.

— Легко тебе говорить, Кёрт.

— Всё должно быть легко!

— Но не будет, — криво улыбнулся Констанс. Трещины в серой коже лица блеснули красным. — Дай мне найти средство от глобулы. Может, это станет моим главным подвигом.

— Ладно. Ищи своё средство, а мы пока крыс погоняем.

Ожидая ответа от Академии, Констанс записался в библиотеку. Листал старые книги по растениеводству, делал заметки в тетради, бормоча загадочные слова вроде «симазин» или «имазапир». Остальные старались ему не мешать.

Олясин развил в Граблях бурную деятельность. Гулял по окрестностям, выпивал в кабаках с интересными личностями, заводил случайные связи. Подписывался на задания вроде сопровождения купцов. Показывал бумаги от Охранки, уверяя, что его команда — экспериментальный отряд особого назначения. В некотором смысле так и было, но Кёрт не мог не приврать. Деньги появлялись и сразу же исчезали. Время будто стояло на месте.

Троллин Гудж и гном Батлер не то чтобы жаждали приключений, просто им больше некуда было деваться. В родных краях никто не ждал, будущее казалось туманным, а здесь находилось хотя бы какое-то применение.

После гибели экспедиции, пока Костика, Ганса и Кэррота врачевали подоспевшие представители власти, Гудж на несколько дней ушёл в горы и догнал отряд уже на марше. Остатки его племени ушли к соседнему клану, приняв подчинённое положение. Гуджу, как не выполнившему долг защитнику, полагалась довольно унылая участь, которой он предпочёл добровольное изгнание.

— Однажды вернусь, если выживу, — кратко изложил свои планы троллин.

Людская страна вызывала у него любопытство, но в целом он оказался весьма сдержанным и невозмутимым для дикого жителя гор. Костик с Кэрротом думали, Гудж отнесётся к цивилизации или с восторгом, или с отвращением. Но вышло иначе — олг смотрел на всё с философским спокойствием, предпочитая отмалчиваться под предлогом, что ещё плохо говорит на людском языке.

Батлер Броки пребывал в схожих условиях. Как выяснилось, у себя под горами он был не на лучшем счету. За невыдающиеся по гномьим меркам таланты и скверный характер, а ещё за поистине уникальное невезение его почитали бракованным гномом. То есть проклятым. Поначалу он бухтел, будто стал таким от воздействия хаоса, но потом признался, что рабочая практика в Хендре была его испытанием. Батлер собирался делом опровергнуть превратные представления! Но поход, где погибли шестеро старших коллег, а он сам уцелел, вряд ли стал бы достойным опровержением.

Броки был мастером на все руки: всё, что он ни мастерил, получалось из рук вон плохо. От этого страдал и он сам, и окружающие. Потому что в себе гном эмоции не держал.

— А чего вы хотели?! — вещал он, потрясая ручищами. — Жизнь моя дала трещину, я повсюду чужой и ненужный, как цветочек в забое!

— Не волнуйся, — утешил его Кэррот. — Теперь ты на нашей грядке!

— И это вот самое страшное!

Впрочем, с Гуджем он на удивление быстро поладил. Ещё в тренировочном лагере выяснилось, что сварливый гном ценит общество флегматичного троллина. До прихода людей оркоиды редко встречались с гномами, хоть и жили почти по соседству; потомки шахтёров благоразумно избегали контактов с воинственными племенами, в прямом смысле уходя в изоляцию, а с бетоном и гермозатворами не повоюешь. В знак презрения дикие орки считали подземный народец роднёй скорей панцирным клопам, чем себе. Но теперь, оторванные от корней, гном и троллин взяли да подружились.

Важной статьёй расходов оказалась одежда. Изваров с Олясиным, протаскав столько времени казённую униформу, взялись за подбор костюмов с энтузиазмом, но быстро упёрлись в нехватку финансов. Потому закупили неприхотливую обувь и походные плащи с капюшонами, бельё и прочие мелочи, а оделись кто во что горазд. Кэррот остался верен привычной цветовой гамме: надел красно-белый дублет и серые брюки с лампасами. Не то чтобы он скучал по службе, просто сам себе нравился в красном. Не желавший выделяться в толпе Констанс таскал мешковатые штаны да суконный мятель бурого цвета. Батлер щеголял в типичном для гномов стёганом тёмно-зелёном кафтане, дерюжных панталонах и безразмерном берете. Даже Гуджа удалось заставить носить льняные штаны и рубаху в дополнение к накидке из шкур и кожаной набедренной повязке. Так олг «покончил с обетом безбрючия», как посмеивался любитель играться словами Олясин.

Пришло лето, суетливое, ветреное. Костик нервничал, ожидая ответа из Академии, но за неделю ему так никто и не написал. Батлер ворчал. Гудж молчал. На полях росли глобулы. У Кэррота появилась шайка приятелей: молодые работники швейной мануфактуры имени Жозефины. Они вместе хлебали пивцо в «Разочарованном страннике», распевая народные песни. Дни летели, но ничего не менялось.

Всё вдруг переменилось. Повзрослев, она наконец-то отправилась путешествовать. Дальние края подарили ворох ярких воспоминаний: обрывки чужих разговоров, диковинные дома на извилистых улицах далёких городов, чарующе свежие лица, выбеленные солнечным светом, цветные пейзажи, размытые зноем. Горы, море и лес. Калейдоскоп сияющих образов.

Но потом она в смутной тревоге вернулась домой. Там всё стало не так, как раньше. Родные исчезли; дом пуст и заброшен. На всём безжалостная печать времени. Полы покрыл вязкий мох, отсыревшие стены — мохнатая чёрная плесень. За окнами тесно стояли деревья, не пропуская внутрь солнечный свет, к стёклам прижались тёмные листья. Воздух неподвижный и затхлый.

Охваченная болезненным чувством потери, она села на край кровати в своей детской комнате. Здесь всё было как прежде: такое родное расшитое покрывало, резной стул с высокой спинкой возле окна, у стены платяной шкаф тёмного дерева. Шкаф Наумбии был не из тех, которые открываешь, и оттуда валятся груды мятой одежды. Нет, её платяной шкаф продуман и упорядочен. Всё на своих местах.

На стенах висели цветные картинки, и даже оконный витраж сохранился, хоть света в нём не было. Лишь зеркало на трельяже в углу разбито. Уцелевшую раму скрывал полумрак.

На кровати лежала когда-то любимая кукла. Пухлая Матильда из тряпок, которую мама однажды сшила сама, невзначай, по наитию. Чародейством мама владела получше, чем ниткой с иголкой, но игрушка родилась уютная, милая. Может, в этом и волшебство? Обняв свою старую куклу, Наумбия рассеянно гладила её рукой, погружаясь в переживания. И похолодела до пальцев ног, осознав, что Матильда поглаживает её в ответ.

Она вскрикнула, держа куклу на вытянутой руке. Та забилась; нечто живое, жёсткое, многоногое лезло наружу из кокона… Она бросила куклу прочь, в угол. Замерла, сжав ладони до боли. Вокруг сделалось тихо.

А потом громыхнуло в шкафу. Резкий, сильный удар в дверцу тёмного дерева. Створки оказались заперты, хотя ключ потерялся ещё в раннем детстве. Но удары — один за другим — были так тяжелы, что доска затрещала. Шкаф со скрипом проехал немного вперёд по затёртому полу.

Она с визгом вскочила с кровати. Шагнула к окну, ухватилась за спинку тяжёлого стула и со всей силой ужаса швырнула в грохочущий шкаф…

— Тише, милая, тише. Всё хорошо, — успокаивающе шептала мама, склонившись над нею и гладя по голове. — Ты смотри — растрепалась вся, потная. А твой шкаф, бедный шкаф, он-то чем провинился? Стул, конечно, был старый… Зато мы теперь знаем, кто телекинезом во сне занимается, а то раньше грешили на привидений.

Мама улыбалась так хорошо и тепло, что кошмары ушли за границу сознания.

— Не пугайся глупых снов, доченька. Это магия в тебе просыпается. Поначалу всегда страшно… но пускай твоя сила окажется доброй. Сладко спи до утра.

И конечно, Наумбия сразу заснула.

В колдовской лавке Шноррел царил красочный полумрак. На душе у Констанса тоже было темно — из Азиро он получил лишь шаблонный ответ, что запрос его принят. Бывалым волшебникам недосуг заниматься какими-то сельскими бородавками! Он успел погрузиться в тоскливые размышления, когда темноволосая продавщица вполголоса обратилась к нему:

— Извините, Констанс… я смотрела на днях, что за вещь вас интересует.

— Вещь? — поперхнулся Изваров, растерявшись.

— Эти глобулы. Я могла бы помочь.

— Вы… эксперт?

Она сжала губы.

— Я… знакома с основами биологии и геомантии. И смотрела, что это за штуки в полях. Не просто смотрела, конечно. Забрала образец ткани для изучения.

— Да, я тоже пытался. Но он быстро испортился, а я ничего не узнал…

Наумбия Шноррел молчала, вглядываясь в разноцветные ромбы и треугольники витражей. Глаза её оставались темны. Шелест книг и гудение амулетов наполняли волшебную лавку.

— Моя бабушка разбирается в метаболизме. Ей сейчас нездоровится, но она подсказала, что может подействовать.

— Да, и что же?

— Сера, сода, жабий камень и купорос. И, конечно, немного магии. Я вчера замешала раствор, и мы можем его испытать. Покупателей мало, а вам время дорого. Пойдёмте?

— Пойдём. И спасибо большое, — невпопад прохрипел Костик.

Извозчик высадил их у фермы. До поля было полчаса ходу. В пути они разговорились — сперва сдержанно, потом доверительнее — и даже не заметили, как перешли на ты.

— Мы с Батлером, это мой товарищ, гном… предположили у глобул наличие длинных корней. Он считает, им нужно добраться до водоносного слоя, чтоб так быстро расти, ведь погоды довольно сухие.

— Да, резонно. И неплохо бы, чтоб эликсир дошёл до этих корней.

Констанс, тащивший в заплечном мешке увесистую бутыль с раствором, уточнил:

— Как ты это сделаешь?

— Чарами. Телекинетически заставлю раствор диффундировать в клетки грибоида. Так мы быстро узнаем реакцию!

— А что делать мне?

— Ловить.

— Что?

— Меня, если я потеряю сознание, — объяснила Наумбия Шноррел. — Не люблю валяться в грязи.

— Это чернозём… я поймаю, конечно. Будешь пить маниак?

— Без него никуда: придётся напрячься.

— А побочные эффекты? Нервное истощение, депрессия, психоз?

— О, да я так всё время живу, — буркнула продавщица колдовских товаров. Она внимательно оглядела Изварова. — А ты маниак не употребляешь?

— Да я так, не колдую почти…

— Не колдуешь? — Наумбия подняла тёмные брови. — Констанс, извини за прямолинейность, но ты уже не совсем человек. Ты почти что волшебное существо — так мне бабка сказала, а она разбирается. Теперь тебе и все карты в руки. Магия — часть тебя, хочешь этого или нет.

— Нет, — эхом откликнулся Костик. — Не хочу, но деваться мне некуда.

— Давно это с тобой? И откуда?

— С прошлого года. Упал неудачно. Острый кератоз, взрывная оссификация тканей, — он наизусть выучил жуткие термины. — Повезло, что процесс вовремя остановили. Или не повезло… думал даже повторно попасть под воздействие, так ведь хаос произволен. Скорее в тыкву превратишься, чем вернёшь человеческий облик.

— Это больно?

— Нервные окончания кожи почти утратили чувствительность, так что не очень. И да, я использую целебную магию, иначе окостенение возобновится. Но маниак не употреблял, пока не доводилось. А ты часто колдуешь?

— Не очень. У нас все в роду одарённые, но это опасный дар, — Наумбия мрачно наморщила лоб. — Моя мать изучала сверхдальнюю телепортацию, и однажды у неё всё получилось. Пропала неведомо где, когда мне было четырнадцать. Отец брезговал маниаком из принципа и через год умер от кровоизлияния в мозг во время очередной попытки разыскать её дальновидением. В общем, я прирождённая волшебница, но меня это не слишком радует.

— Понимаю тебя.

— Нет уж, не понимай! — вдруг потребовала она. — Тебе это необходимо! Даже если угроза для жизни пройдёт, тебя просто не примут. Будут смотреть, как на пугало ярмарочное, если не станешь чем-то большим. Констанс, тебе нужно учиться волшебству… извини, если грубо сказала. Ах, вот наша глобула.

Ошарашенный отповедью Изваров с запозданием понял, что они пришли. Земляная бородавка нависла над ними, как череп с затылком на месте лица. Она здорово выросла и стала бледнее. Вокруг было тихо. Солнце скрылось за тучами, на поля опустились прохладные тени.

— Начнём, — тряхнула головой Шноррел, отхлебнув маниака. Чувствовалось, что она нервничает.

Костик, как договаривались, принялся лить раствор в основание глобулы, обходя её кругом. Бутыли хватило как раз. Мутная зеленоватая жидкость стекала по пористой коже грибоида с еле слышным шипением. Запахло серой.

Потом вдруг зазвенело в ушах. Потомственная волшебница взялась за молекулярный телекинез. Раствор впитывался внутрь глобулы, миг, другой — и исчез. Звон менялся в тональности, будто рядом кружил целый рой комаров.

Засмотревшись, Изваров упустил момент, когда Наумбия пошатнулась. Заросли сорняков смягчили падение. Подхватив за плечи — колдунья была высокой, не ниже его ростом, и довольно тяжёлой — он вытащил её из зелени и положил на спину. Шноррел ровно дышала. Голубоватые вены проступили на бледной коже лица.

Костик быстро достал из сумки бутылку с маниаком, откупорил пробку и влил в рот колдунье немного густого тёмно-синего пойла с кисло-приторным запахом. Подумал и сам тоже сделал глоток. Мир стал ярче, сердце забилось сильнее. Чтоб вернуть человека в сознание, нужно действовать точно и бережно. Костик напрягся.

— Кажется, получилось, — пробормотала Наумбия. Он обернулся. Исполинская глобула понемногу сдувалась, шелестя и потрескивая. Опадала, скукоживалась, растекалась темнеющей жижей. Окажись рядом Кэррот, он наверняка бы озвучил какую-нибудь непристойную ассоциацию, но, по счастью, его рядом не было.

— И зачем вы сюда заявились? — спросила колдунья, когда они, измождённые, но довольные, шли обратно по тропке среди ярко-жёлтых цветов тупинора. Тишину вечера нарушал лишь пронзительный писк птиц, носившихся над пашней. — Тут спокойно последние годы. Никто и воды не замутит, травы не примнёт.

— Кэррот решил: едем в Грабли именно потому, что давненько там ничего не случалось! Нужно с чего-то начать… И потом, здесь же так не всегда. Ты застала те дни в семьдесят шестом, когда Грязная Четвёрка уничтожила Замок Хаоса?

— Конечно застала! Я не настолько молода, чтобы это не помнить, мне уж было двенадцать. И… Грязная Четвёрка? Ха! — Наумбия желчно усмехнулась. — Ты думаешь, когда эти раздолбаи, эти воины хаоса обрушили Замок, всё сразу закончилось? Как же! Мои родичи целый год потом жгли тератоморфов, ползущих из Ямы. Видел бы ты этих тварей!

— Я б, наверное, издалека посмотрел, — неуверенно отозвался Изваров. — Ты училась волшебству в Академии?

— На дому обучали. Сперва мать с отцом, потом тётя и бабушка… — хмуро объяснила колдунья. — Лицензия есть, конечно. А амбиций волшебника нет. Мне и в лавке неплохо.

— Ты не думала переехать куда-нибудь?

— Нет… Мой дом — моя крепость, мой дар — моя пропасть.

Костик понял, что стоит переменить тему. Ещё зимой, в тренировочном лагере, он обнаружил, что, хоть окостенение и притупило его чувства — осязание, обоняние, даже слух ощутимо ослабли — но людей он стал понимать чуть получше, чем прежде. Но пока это редко ему пригождалось.

— А без чар твой раствор действует? Его всякий сможет использовать?

— Да, конечно. Без чар медленней будет, но всё равно вытравит. Беспокоит другое. Эти глобулы… живая часть мира, природы, а мы уже с ними воюем. Может, им суждено унаследовать землю, когда род людской сгинет.

— Хорошо, а тератоморфы ужасные? Они тоже часть мира?

— Не совсем. Они порождения хаоса, нежизнеспособная мешанина органики. Ползучие, ковыляющие изломанные тела, груды спутанных органов, безмозглые, яростные. Может, здешние жители ими стали. Или даже ребята из Грязной Четвёрки… кто знает?

Костик внутренне содрогнулся. Он теперь слишком много знал о порождениях хаоса. Но его зацепило ещё кое-что.

— Подожди, как ты их обозвала? Четвёрку? Когда я объяснял наш приезд…

— Раздолбаями?

— Нет. Воинами хаоса!

— Так пришла Война Хаоса, и сначала никто к ней не был готов. А потом появились эти нелепые четверо, ставшие героями… их так сразу прозвали, я помню.

— Блестяще! Подкину Олясину: он третий месяц выдумывает нам название.

Поле кончилось. Вдаль на юг и на север уходила большая дорога. Над залитой закатным золотом равниной звенел хор насекомых. За пологим травяным холмом протяжно мычали коровы, которых пастух гнал домой, щёлкая бичом. Светлые столбы дыма тянулись над трубами сельских домов и таяли в высоте.

— Жизнь здесь прожила, — сказала Наумбия. — И ни разу всё это таким и не видела.

Кэрроту по большому счёту было плевать на историю с глобулами, но знакомство Констанса с профессиональной волшебницей привело его в восторг. Олясин как раз переживал очередной приступ тяги к свершениям. Он расхаживал по заднему двору «Разочарованного странника» с мечом под мышкой и вещал героическим голосом:

— Мы не используем и десятой доли нашего потенциала! Мир живёт, движется, а мы мельницы чиним да крыс по руинам пинаем… Это мелко, убого!

— Мелко? Крыса размером с корову? — вскинулся Батлер. — А овощи-людоеды с вегетарианской фермы… они просто огромные выросли!

— Ты-то откуда знаешь? На страже стоял, в теплицу не заходил.

— Потому и не заходил…

Кэррот фыркнул и повернулся к Констансу.

— Слушай, надо продолжить знакомство с этой колдующей тёткой… Я всегда искал женщин, и ты молодец, что последовал моему примеру! Нужен специалист по всяческой магии. Она симпатичная?

— Так, хватит! — Изваров ни с того ни с сего ощутил раздражение. — Кэррот, даже не думай. Ты частенько используешь людей в своих авантюрах, но сейчас не тот случай…

— Зря ты, Костик! Настоящее дело наклёвывается. Надо собираться. Ты пока там грибы морил, нам послание от куратора прибыло.

— И что пишет Ник Силкин?

— Пишет, задание интересное. Придётся поехать в Варгол и залезть в заражённые хаосом руины роггардских укреплений… гиблое место, — лицо Кёрта приобрело мечтательное выражение. — Разумеется, мы согласились! Завтра двинемся спозаранку.

— Ты уже двинулся, Кэррот! Думаешь, мало мне хаоса? — возмутился Констанс. Он успел привыкнуть к пасторальным ландшафтам Больших Грабель. Перспектива катиться в угрюмый Варгол и тем более лезть в гиблые места его не прельщала.

— Не волнуйся! Дальше, друже, пойдёт другая жизнь. И да, я подумал над твоими «Воинами Хаоса» — мне нравится это название! Предлагаю на нём и остановиться. Мы ещё доживём до момента, когда эти слова начнут малевать на заборах…

Костик безнадёжно вздохнул и тотчас получил ободряющий толчок в плечо.

— Наша история пишется прямо сейчас! — напыщенно подытожил Олясин.

День прошёл в сборах. А под вечер они устроили отвальную гулянку на свежем воздухе с бесшабашными тружениками швейной мануфактуры. Крыжовенное пиво разливалось по глоткам рекой. Батлер Броки пытался смешать гномий кодыл из водки, яиц и молока, но выходило только мешать окружающим. Набравшийся раньше других ткач сидел на бревне рядом с Гуджем и о чём-то его косноязычно расспрашивал. Троллин неразборчиво отвечал. Они с полуслова понимали друг друга.

Над Большими Граблями стоял замечательный летний вечер. В густом тёплом воздухе деревья качали могучими кронами. Всюду пахло цветами. Вращение мира ощущалось сильней. Кэррот брёл по дороге в обнимку с двумя молодыми ткачихами, чувствуя себя безгранично довольным. Его приключение уже началось.

И только Констанс не мог полноценно расслабиться.

Тем вечером у неё всё валилось из рук. Аккуратно прибранная комната казалась душной и тесной, еда — безвкусной, а старый шкаф с поцарапанной дверцей внушал беспокойство, как в детстве. Наумбия ёжилась, отгоняя воспоминания. «Дрянные сны, — думала она, взбивая подушку, — хоть раз бы хорошее что посмотреть». Хотя что ей могло присниться? Что яркого происходило в последние годы? Даже поход на глобулу оказался событием. Как же она так спонтанно отправилась за город неизвестно с кем, да ещё довела себя магией до обморока… В голове не укладывается! Но процесс был волнующим, а результат — неплохим. Победила она не гриб-переросток, а себя. Стала лучше.

От этой мысли по телу бежали мурашки. Приятные. И когда Наумбия улеглась в постель, то заснула практически сразу, чего уж давно не бывало.

Караван отбывал пополудни, и, пока остальные мирились с похмельем, Констанс резво оделся и поспешил в центр города. Наумбию Шноррел он отыскал в её колдовской лавке. Волшебница облачилась в просторный синий комбинезон и сапоги с отворотами, волнистые тёмные волосы собраны в хвост.

— Утро доброе, — объявила она. — Мы с племянницей заготавливаем раствор целыми бочками. Земледельцы требуют много и дёшево, сырьё город даёт… Ах, бедные глобулы!

— Наумбия, мы уезжаем. В Варгол, на какое-то тёмное дело…

— Да, разумеется. Вещи я собрала.

— Чт-то? — оторопел Костик.

— Собралась, говорю, я в дорогу. Еду с вами в Варгол.

— Но зачем? Почему? К тебе Кэррот заглядывал?

— Да, вчера заходил. Сразу его узнала! У тебя очень точное описание — прощелыга, наглец, каких мало, — Наумбия саркастично скривилась.

— Уболтал присоединиться?

— Сулил горы златые. Естественно, я отказала!

Изваров потряс костяной головой, недоумевая.

— Отказала, но едешь?

— О… Мне подумалось, ты серьёзно рискуешь, отправляясь на дело с таким обалдуем, как Кёрт. Он поведал, что предстоит ловить некого монстра — но как бы тот монстр вас сам не поймал. Я задумала проследить, чтоб с тобой всё было в порядке…

Костик не знал, что сказать. Он стоял и разглядывал потёртые книги, дымящиеся реторты и причудливые амулеты в пятнах света из витражей. Всё мерцало, гудело, поблескивало, и от скрытых здесь чар по спине пробегал холодок.

— За раствором, лавкой и бабушкой племянница приглядит, — рассудительно объясняла Наумбия. — А мне, полагаю, пора выйти из шкафа. Попутешествовать. Мне приснилось вчера, будто я вросла в землю, как глобула, и меня разъедает невидимым ядом! А ты знаешь, что это за яд? Это время, Констанс. Уходящее время.

К цели они добирались окольным путём: сперва ехали в селение Вында с порожними лесовозами, а уже оттуда попутным фургоном до Варгола. Кэррот здорово сэкономил этим крюком, ибо денег осталось в обрез.

Сперва по обе стороны дороги простирались поля, разделённые полосами деревьев. Потом лес придвинулся. Небо затянуло угрюмыми тучами. На головы сыпанул мелкий дождь. В лесовозных телегах нет крыш — путники спрятались под плащами. Кёрт Олясин нахваливал предстоящее приключение: с его слов выходило, что работать они будут едва ли не на самого варгольского губернатора. Но поскольку детали задания он знал лишь в общих чертах, бравая речь быстро стала переливанием из пустого в порожнее. Настроения трепаться у остальных не было. Дождик моросил, навевая дремоту. Наумбия разглядывала деревья, но её сразу начало раздражать, что росли они на разном расстоянии друг от друга, без какого-либо порядка. Батлер Броки сопел, досадуя на погоду, болтовню Кэррота, молчание Наумбии и собственные короткие руки и ноги.

Поздно ночью прибыли в Вынду и заночевали в нюшнях лесозаготовительного хозяйства на роскошных перинах из сухого сена. Маршрутный фургон до Варгола отправлялся наутро, но Воины Хаоса всё равно успели ввязаться в случайное происшествие.

Пробудившись с рассветом, они отправились на прогулку, ведь трястись по неровной дороге предстояло весь день. Вынду окружал высоченный сосновый бор. Здесь равнина сменялась возвышенностью. Куда ни глянь, крутобокие холмы да овраги, а над ними — кудрявые вечнозелёные кроны. В бору было светло и как будто торжественно; под ногами желтела хвоя и валялись большие, с кулак, разлапистые шишки. Воздух полнился запахом свежей росы и таинственным благоуханием цветущего папоротника.

Пятерым приключенцам захотелось подняться на холм, осмотреться. Впереди раздались голоса: на поляне у края разъезженного просёлка расселась артель лесорубов. Работники завтракали, и прохожие не вызвали у них интереса. И тут Батлер заметил посреди дороги лягушку и задержался её рассмотреть.

Прежде он видал только земляных жаб, бородавчатых, толстых. Лесная лягушка была мельче, изящнее, с красиво раскрашенной янтарной кожей. Избегая непрошеного внимания, земноводное пыталось упрыгать от гнома, но он поймал лягву и бережно перенёс на обочину. А то вдруг спозаранку телега какая промчится!

Вскинув бороду, Батлер поспешил за остальными: те скрылись за поворотом дороги. Но сзади раздался ликующий хохот. С нехорошим предчувствием гном оглянулся.

Два лесоруба — толстяк в розовой рубахе и длинноволосый парень с обожжённым лицом — стояли у края дороги, глядя под ноги.

— Чётко! В лепёшечку! — гордо высказал обожжённый.

Батлер остолбенел, понимая — они раздавили лягушку. Лесорубы подняли головы и уставились на него с нескрываемым вызовом.

— Что встал, карла горная? Невеста твоя была? — крикнул длинноволосый. Повисла неловкая пауза, а потом на поляне заржали на разные голоса.

В глазах Батлера потемнело. Он рванул с места и с разбегу ударил обожжённого головою в живот. Опрокинул и, задыхаясь от ярости, принялся лупить кулаками. Тот лишь закрывался и громко орал.

Толстяк схватил гнома за бороду и с широким размахом врезал по уху. В голове зазвенело. Тяжеленные оплеухи посыпались одна за другой, из носа брызнула кровь. Оглоушенный Батлер и не заметил, как на помощь к нему пришёл Гудж.

Подскочив, троллин вдарил толстого так, что тот кубарем прокатился по обочине и затих. На секунду всё замерло. Потом лес взорвался гневными криками. Лесорубы повскакивали с земли с топорами и дубинами наперевес.

Их было почти два десятка. Гудж, сутулясь, глядел исподлобья и раздумывал, где взять подходящих камней, потому что оружие осталось лежать в багаже. Лесорубы полезли гурьбой, но над лесом разнёсся глас Кэррота.

— Ну-ка, стой! — зычно, по-сержантски скомандовал Олясин. Уперев руки в бока, он встал посреди дороги. — Давайте не обострять. У нас два боевых мага! Драка честная, мы победили, расходимся. Всё, хорош, отпусти его, Батлер…

Так закончилось непредвиденное сражение под Вындой. Когда шли обратно, Наумбия, поджав губы, вполголоса обратилась к Кэрроту.

— Надеюсь, ты отдаёшь себе отчёт — я бы не применила чары к толпе мирных жителей…

— Ну и не надо! — тот и бровью не повёл. — Прекрасно управились. Да и какие они мирные… топоры видала? А ты, Батлер! Из-за лягушки в драку полез?

— Но она ведь… такая… маленькая… — побитое лицо гнома сморщилось. Гудж мягко тронул плечо товарища тяжёлой рукой. Наумбия перевела взгляд на Костика, но тот тоже выглядел смущённым и озадаченным. Люди сложнее, чем глобулы.

С придорожной травы испарялась роса, клубясь в воздухе. Светлый лес оглашали песнями птицы, по обочинам скакали лягушки. Над раскидистыми кронами сосен поднималось горячее солнце. Впереди ждал Варгол.

Он открылся им ближе к вечеру. Варгол соседствовал с регионом Больших Грабель и разительно от него отличался. Это был суровый край. Вместо плотно засаженных сельским хозяйством полей здесь вздымались поросшие лесом скалистые кряжи, зияли карьеры и каменоломни. Повсюду стоял запах гари. Кэррот подумал о пожарище, но Наумбия допустила, что это работают местные углежоги. Варгольская складчатость чрезвычайно богата рудой, а для выплавки необходим уголь — на него и пускали густые леса, выросшие за пару веков. Маршрутный фургон, жалобно поскрипывая, вёз их по буеракам меж свалок да вырубок. Тракт был напрочь разбит грузовыми подводами. Полчаса они ехали через высохший лес, где тени мёртвых деревьев лежали на склонах. Горизонт заслоняли раскуроченные холмы с жухлой растительностью и громоздящиеся вдоль дорог отвалы пустой породы и шлака. Меж ними ютились халупы из досок и глины, а может быть грязи. У дороги стоял исполинский рекламный щит с гордой надписью на гербовом поле: «Гильдия Торгашей Сизии. Мы наживаемся на вас себе в убыток!»

— Читал я об этих краях, — припомнил Костик. — Их заселили потомки малых народностей прошлого, оттого здесь и говор другой, и порядки… Говорят, здешний губернатор Флорк — тиран, каких мало! Вход в его приёмную такой низкий, что посетители вынуждены кланяться чуть ли не в пояс, а стулья до того неудобные, что на них постоянно ёрзают! И ещё он всех неугодных кидает в створ заброшенной медной шахты.

— Тут есть медные шахты? Неплохо! — рассеянно отвечал Кэррот, глядя в окошко.

— Да разве же это шахты… — не выдержал Батлер на заднем сиденье. — Какие у людей могут быть шахты?

Один из попутчиков обернулся с недовольным видом, пригляделся к лицу Костика и брезгливо втянул башку в плечи. Изваров к такому привык и почти не расстроился.

— А я слышала, здешние шахты строили с привлечением гномьих специалистов, — невзначай обронила сидевшая сбоку Наумбия.

— Тогда ладно, допустим… — утих надоедливый гном. Кэррот повернулся к олгу, заполнившему собой дальний угол фургона. Тот уставился за окно.

— Гудж, а ты всё молчишь. Как тебе это место, по нраву?

Троллин облизал выступающие клыки и ответил непривычно длинной тирадой.

— У нас в горах мы выбрасываем нечистоты в особые пропасти. Это место… оно всё как такая особая пропасть.

— Ну понятно, — отмахнулся Олясин. — Вам заранее не понравилось! Расслабьтесь: мы сразу же едем в трактир, где назначена встреча с некоим Кудоракшей, капитаном местной милиции…

— Капитаном милиции? Да что же это такое! — не выдержал Изваров. — Я до сих пор унылую физиономию Зямова забыть не могу, а ты новых капитанов находишь…

— Так уж получилось! Он сведёт нас с заказчиком, который и объяснит, что нужно проделать на заражённых хаосом территориях.

Костик с сомнением покачал головой.

— И аванс выдаст, — добавил решающий аргумент Кэррот.

— Помню, мне пересказывали, — сказала Мария Сюрр, когда Олясин прервал повествование. — Будто ваш троллин Гудж, придя с пустошей в цивилизацию, нажрался в трактире и всё там разнёс. И пришлось его выкупать из тюрячки. Это не тот случай?

— Это вообще другая история! К делу отношения не имеет.

— Хорошо, а Наумбия? Каково было ей влиться в ваш коллектив? Оказаться единственной женщиной в пёстрой компании?

— Мы действительно чересчур пёстрые, чтобы придавать значение ещё и половым различиям, понимаешь? Да, Наумбия поначалу дичилась — сказывались годы, просиженные в колдовской лавке. Но своё мнение выражать она не стеснялась. И прислушиваться к нему иногда стоило.

Он вскочил, загоревшись новой идеей.

— Раз уж мы о харчевнях заговорили, давай позавтракаем!

— Пообедаем, — поправила Мария. — Времени с утра прошло много.

— Тем более. У меня тут в подполе грудинка печёная с брюквой была и вино…

Они вместе накрыли стол в комнате с печью, и журналистка не удержалась:

— Тебе ведь это нравится, Кэррот. Приятно жить в доме, пусть даже в съёмном. Ты уже не такой перекати-поле, каким был в начале дороги. Ценишь уют… Что тебя изменило?

— Многое, — уклончиво отозвался Кэррот. Он отпил из стакана отвар душистых трав, что они заварили вчера. И, уставившись в сад за окном, продолжил:

— Порой хочется жить в таком домике с видом на небо, чтобы сад, и пригорок, и колодец с прозрачной водой… Это опыт. Он меняет людей, и теперь я с тобой им делюсь, — он взял вилку. — Давай жрать. Потом расскажу, как всё вышло в угрюмом Варголе.

Прожевав кусок печёной брюквы, Олясин пробормотал:

— А вообще-то я стал таким, потому что хотел.

Отделанный грубым камнем трактир с маленькими оконцами назывался «У Груни». Так звали владычицу заведения. Судя по размерам здания, она была не последней фигурой в регионе. Ещё с улицы путники почуяли ползущий из трактира запах жареного фарша и лука, от которого рот наполнялся слюной.

Впятером примостились за грубым столом. Капитана милиции не было, но трактирщик сказал, что он скоро явится. В трактире, как водится, пили напитки и ели еду, поэтому все умеющие читать приступили к изучению меню, накорябанного углём на дощатой стене. Гудж рассматривал величавый портрет госпожи Груни над входом. Кэррот предложил попробовать здешнюю водку. Наумбия вежливо отказалась.

— Люди, почему вы так плохо очищаете спирт? — возмутился гном, испив шкалик до дна. — Он у вас получается совершенно невкусный!

— Привыкай уже к нашей реальности, Батлер… — потёр заострившуюся скулу Костик. — Понимаю, в подземных чертогах тебе было лучше, но…

— Лучше? — гном вытаращил глаза, борода его вздыбилась. — Вы не знаете, каково это, жить в гномьей крепости. Душно, тесно, снаружи погода отвратная, в глубине ползуны и поскрёбыши, вокруг гномы, работа… ужасно всё было!

Кёрт Олясин расслабленно улыбнулся. Спирт начал действовать.

— Наумбия, расскажи о себе. Что нам следует знать?

— А вам что-нибудь следует знать? — темноволосая колдунья глянула испытующе. — У меня две печали. Вечерами я не могу заснуть, а утром — проснуться. А, ещё одна… Иногда я путаю утро с вечером.

— Ой, ладно тебе… — Кэррот получил тычок локтем от Костика и умолк: в зал трактира ввалилась толпа подозрительных личностей.

Коренастые, в пыльных рабочих блузах. Люди с заметными вкраплениями мутаций. Одни характерным разрезом глаз напоминали восточников. У других в предках явно встречались оркоиды — больно рожи свирепые. И все сразу уставились на Воинов Хаоса.

— Вы кто такие, ы? — угрожающим голосом спросил лобастый детина. Костик по милицейской привычке отметил шрамы на башке и мозолистые костяшки. Поднялся шум и гам: пришедшим не терпелось высказаться.

— Мы вот здешные рудобои, а вы откель и начё? Отвечайте!

— Глядь, как вырядились! Вот ведь чомры!

Трактирщик куда-то девался, да и посетители один за другим ускользали из зала.

— Варгол для варгольцев, шинок для рудобойцев! — надсадно заорал лобастый.

Кэррот с грустью подумал, что оружие, не считая ножей, они снова оставили в хранилище на заднем дворе трактира: в едальню с железом не ходят. Номерной ключ от клети валялся в кармане, но какой от него сейчас толк?

— Их двенадцать, — негромко сказал ему Костик.

— Да хоть сто пятьдесят… — Олясин заметил: ругаются громко, но переходить к делу не спешат. Ждут какого-то знака?

Наумбия Шноррел стала бледней, чем обычно. Она не привыкла к таким поворотам. Толпа сдвинулась, окружая, и тогда с места встал Гудж, держа в каждой руке по массивному табурету. Сгорбившись и оскалив клыки, троллин выглядел готовым к смертоубийству.

Рудобои замолкли. Косой тип с висячими усами авторитетно заявил сбоку:

— В шинке буртаться — дурновкусие! Пшли, на улице вас отжохаем.

— Да вы тут совсем с глузду съехали! — возмутился Кёрт, перехватывая инициативу. — Мы едва прибыли и ещё не пожрали! Натощак с вами драться, что ли?

Констанс понял, что Батлер исчез. Утащили? Сбежал?

— В больничке покормят, ы! — замахнулся мозолистым кулаком рудобой. Гудж занёс табурет…

— Это кто у нас тут расшумелся? — грозный бас прокатился по залу трактира. Толпа замерла. У входа стоял плотно сбитый мужик средних лет в чёрной кожаной бригантине, над которой краснел воротник милицейской рубашки. В крепкой руке он сжимал обмотанную сыромятной лентой табельную дубинку. Одутловатое рябое лицо, нос картошкой, щетина и короткие тёмные волосы довершали облик стража порядка.

Рудобои, сопя, покидали трактир, а милиционер провожал их презрительным взглядом. Сразу сделалось тихо и мирно. Скрипнула дверца, и подавала понёс из подсобки заказанную еду. Гудж вернул табуреты на место и сел, вопросительно глядя на остальных.

— Капитан Кудоракша? — уточнил Кэррот.

— Сержант Олясин? — откликнулся человек в бригантине, подходя к ним с широкой улыбкой. — Эти углумки вам не помешали?

— Не успели, спасло ваше явление. А я уже бывший сержант…

— Бывших в нашей милиции не бывает! — хохотнул капитан. Глаза у него были красноватые, хитрые. — Интересная банда у вас… Хавайте, после пойдём. Есть вопросы — задайте, отвечу!

— Что такое чирла? — ткнул пальцем в настенное меню Кэррот.

— Яичница. Ещё что-то?

— Как… обстановка в Варголе? — с оттенком сарказма полюбопытствовал Костик.

— Разное бывает, но не в мою смену. Заводы работают, уголь коксуется, едим всяку дрянь, зато досыта! — отвечал Кудоракша, снисходительно оглядывая трактир. Дверь на кухню открылась, и оттуда выскочил Батлер с кастрюльной крышкой и колотушкой для мяса.

— Я всё пропустил? — сварливо уточнил он.

Заказчиком, изначально хранившим инкогнито, оказался городской волшебник Варгола, известный как Вармазей. Он служил магическим советником при губернаторе Флорке уже лет двадцать, и капитан Кудоракша отзывался о нём уважительно. На местном жаргоне Вармазея называли «волшебным», а не волшебником.

— И куда мы теперь направляемся? — спросил Олясин.

— На Водокачку, — пробасил Кудоракша. Глаза у него слезились то ли от ветра, то ли от дыма, который нёс этот ветер. Они шли по вечернему Варголу, и красноватая глина у них под ногами мешалась с рассыпанной всюду золой и опилками.

— Какую водокачку?

— Старая водонапорная башня, — пояснил капитан. — Вармазей там давно обретается! Занял и перестроил для защиты города от драконов.

— Драконов? Во всей Сизии их лет двести не видели, — возмутился Констанс.

— Знать, волшебный не зря ест свой хлеб!

Варгол был, фактически, юго-западной окраиной Сизии. Дальше находились только пограничные сёла, а за ними — плесневелые пустоши вплоть до самого Затемнения. Здесь же вырос промышленный край — полудикий и тёмный, в том числе потому, что совсем рядом, за южными кряжами, прятались заражённые хаосом земли с руинами роггардских укреплений.

Водокачка, солидная башня из закопчённого кирпича, надменно торчала в закатное небо над приземистым хибарами рабочего посёлка. Крыльцо и надёжную дверь украшало литьё в виде сказочных птиц, сидящих на ветках. Винтовая лестница внутри вела в круглую комнату с люком на потолке и широкими окнами, занавешенными тяжёлыми шторами. С потолка свисали на нитках птичьи скелеты; в свете множества жёлтых свечей они отбрасывали на стены вытянутые ажурные тени.

— Рад вас созерцать, — чуть гнусаво приветствовал их Вармазей.

Волшебник сидел в кресле, вытянув ноги. Невысокий округлый мужчина в синей мантии, с крючковатым носом и цепкими тёмными глазами. Когда он говорил, выражение его лица менялось от расслабленного к настороженному и обратно.

Едва были предъявлены верительные грамоты и подписан договор о неразглашении, Вармазей поведал собравшимся — капитан Кудоракша, надув щёки, стоял в стороне — дело им предстоит непростое. Нужно выбраться на хаотическую территорию, и в указанном месте поймать и доставить в Варгол сверхъестественное существо.

— Дух захватывает, — признал Кэррот, переминаясь с ноги на ногу. — Дайте больше подробностей. Кого ловим?

— О, это редкая птица, — развёл пальцами маг. Он вещал вдумчиво, отделяя фразы размеренными паузами. — Из тех порождений Гигаклазма, что меняют свой облик, дабы обманывать легковерных. В Теократии их называли перекидышами, шкуроплясами, оборотнями… Суть в другом. Они бессмертны!

Наумбия хмурилась, разглядывая скелеты под потолком.

— Бессмертны в том смысле, что не умирают от старости, — пояснил Вармазей.

— Ты говоришь о вампирах? — уточнил в свою очередь Костик.

— Можно и так их назвать, — признал варгольский волшебник. Он подвигал руками на подлокотниках кресла и гнусаво проговорил:

— В своём истинном виде это создание напоминает прямоходящую рыбу с красной чешуёй… Оно может принять облик лошади с белыми глазами или старца в канареечных рейтузах, но скорее всего, действует в образе девы с серебряным луком. Но пусть эта обёртка вас не обманет: под ней древняя и недобрая тварь. Непредсказуемое создание, что таится в развалинах крепости роггардских чернокнижников…

Батлер Броки поёжился.

— А зачем вам такое опасное существо? — вежливо обратилась к магу Наумбия.

— О. Коллега, — словно только заметив её, повернул голову Вармазей. — Вы все видитесь мне разумными персонажами. И уже подписали контракт о молчании. Посему я позволю себе откровенность… есть способ стать более-менее бессмертным.

— Более-менее?

— Я не знаю, как может подействовать сыворотка. Нужны испытания.

Олясин шумно вздохнул, собираясь с мыслями.

— Объясни мне, я правильно понял: мы должны притащить из отравленной зоны древнего монстра, чтоб ты сделал из него сыворотку бессмертия? Серьёзно?

— Сыворотка, эссенция, выжимка, эликсир. Обзывай как хочешь, — позволил волшебник. — Я ведущий специалист по гомеопатии, у меня большой стаж в этом деле. Выжимку можно сделать из каждого. Из тебя, например, — он зыркнул на Кэррота, — можно выжать эссенцию наглости… Я в хорошем смысле, соколик. Это нужное качество.

Поводив загнутым носом по сторонам, он продолжил:

— Подтверждаю, суть дела проста. Найти оборотня, нейтрализовать хитростью или магией, повязать и сюда с ним вернуться. План чёткий, но могут быть неожиданности.

— Вармазей, ты же сильный волшебник, — попытался подмазаться Костик. — Почему не поймаешь это создание самостоятельно?

Маг печально уставился на него.

— Потому что я нужен здесь. Рисковать слишком дорого. Я лечу губернатора Флорка, он стар… А умелых людей, что способны войти в заражённую местность и вернуться обратно, под рукой не так много. Вы стали первыми, кого мне сыскали. Управитесь?

— Постараемся, — тряхнул головою Олясин. — Констанс сможет засечь эту тварь, Наумбия — обездвижить, ну а Гудж легко дотащит до порога твоей башни…

Уши троллина пошевелились.

— Вам понадобятся силки и тенётки, — сказал Вармазей. — Припасы в дорогу, что-нибудь из одежды и снаряжения — всё даст капитан Кудоракша, человек он надёжный. Вот карта долины, вглядитесь.

Он повёл ладонью, и с книжного стеллажа в руки Кэррота прилетел перевязанный лентою свиток вощёной бумаги.

— Обратите внимание на цепочку руин в центре… Промышленные постройки роггардских чернокнижников, уничтоженные во время войны. Когда силы свободного севера вошли в долину, роггардцы вызвали хаос, погубив и себя, и врагов. У них была Скважина, и они с её помощью основательно взбаламутили воду; долгие годы там творилось чёрт знает что. Лишь немногие люди из егерской службы — у нас их зовут сталкерами — бывали в долине с тех пор.

Вармазей скрестил пальцы на животе и поджал губы, глядя в пламя свечей.

— Несколько лет назад я там был, изучал обстановку. Встретил это создание. Потерял пару верных помощников, прогнал шкуропляса и решил не рисковать… Но оставил в укрытии твари чары, завязанные на память воды. Вода помнит. Вода узнаёт… У меня были причины считать, что создание туда вернётся, и оно вернулось. Нужно взять его. Мне сказали, иные из вас хорошо проявили себя в милиции; смею надеяться, ваши навыки пригодятся и в этом задании. Думаю, вы понимаете — сложно извлечь бессмертие из того, что умерло… приведите живую тварь, и я хорошо заплачу вам.

— Она точно там будет? То есть мы приходим, а оборотень сидит на руинах?

— Она там, я чувствую это в воде. Заявилась неделю назад, и теперь проведёт здесь какое-то время, может, месяц… затягивать с ловлей нельзя, второй шанс может выпасть лишь через годы.

— Что нужно знать о долине? — просипел Костик, разглядывая карту.

— Там растёт густой лес. С гор стекают ручьи. На склонах случаются оползни, — перечислил волшебник. — Главная опасность для вас — лук в руках оборотня. Стреляет он хорошо. Ещё в долине обитают корявые… Суть мутанты, выродившиеся человекообразные. Сталкеры сказывают, их несколько десятков, но они не такие опасные, как хоблы, которые трупоеды. Эти слабые и апатичные, живут собирательством и навряд ли вам помешают.

— Как насчёт хаотических аномалий? — спросила Наумбия.

— Выветрились… К югу дело похуже, но вам туда и не надо. Войдёте северным перевалом, вернётесь той же дорогой. Не стоит лезть в каждую щель, там вполне могут быть существа и опаснее шкуропляса с корявыми, но здесь я рассчитываю на ваше благоразумие.

Батлер издал неопределённый звук, эхом разлетевшийся по комнате. Вармазей сверкнул в его сторону глазом.

— Задавайте вопросы, потом Кудоракша проводит вас на ночлег. Время позднее. Завтра вас доставят на перевал — и летите, голубчики. Возвращайтесь с добычей к награде.

— Что насчёт аванса? — ввернул Кэррот.

— А зачем вам монеты в долине? Мы припасами выдадим, — отверг притязания волшебник. — Взгляните лучше на карту. Вот здание, в котором мне довелось обнаружить укрытие оборотня.

Когда через полчаса капитан вывел их к гостевому дому, Батлер посетовал, точно выразив общее настроение:

— Лесорубы, рудобои, шкуроплясы, вармазеи… и мы ещё даже не начали!

Вечер следующего дня встретили на северном перевале. Тёплый свет предзакатного солнца подсвечивал кроны деревьев, зелёным морем заполнивших отравленную хаосом зону. Вдалеке за лесными чащобами протянулись холмы и луга, чуть прикрытые воздушной дымкой. Кое-где за деревьями поблескивала вода. Едва различимые серые точки на дальнем краю долины, вероятно, и были роггардскими развалинами.

Констанс даже сбегал назад, посмотреть на Варгол. Процветающий край светлел плешками вырубок, темнел выжженными пустынями, бугрился землистого цвета отвалами шлама. Струи дыма коптили провисшее небо. Муравьями тянулись по пыльным дорогам подводы с рудой.

— Сразу так и не скажешь, где гиблое место, — обронил Изваров.

Провожатые во главе с Кудоракшей встали лагерем у повозок. Как пожаловался капитан: «У меня от долины экзема и эпилепсия». Поимщикам монстра вручили припасы, настоятельно рекомендовали быть осторожнее и скупо пожелали успешного возвращения.

Некоторое время они молча спускались по склону, вглядываясь в открывающийся взорам ландшафт. Явных признаков хаоса не было — ни висящих в воздухе скал, ни мерцающей пыли, ни предметов, меняющих очертания. Только несколько старых деревьев внизу изгибались причудливым образом, будто с малых ростков их крутили в разные стороны. Да трава кое-где росла странных оттенков, словно пятнами пролили краску.

Когда круча закончилась, а под ноги упругим ковром легли мох и травы, Кэррот выждал момент и спросил у волшебницы:

— Мы не обсудили… Ты сумеешь парализовать шкуропляса?

— Наверное. Если он будет нам угрожать.

— А вчера, против жлобья варгольского, ты бы тоже не стала магию применять?

— А зачем? Это было дурацкое представление.

— Ха! Возможно. Констанс, ты как думаешь, капитан Кудоракша хотел нас проверить такими подкатами?

— Момент был театральный, конечно… но поскольку с утра мы уже схлестнулись с лесорубами, я решил, что теперь огребём и от рудокопов. Кстати, кто-нибудь понял, Кудоракша — это имя или фамилия?

— Ох, бес его знает, Констанс… может, это его суть. Такие у них тут в Варголе прозвания, что и не угадаешь!

— Мне не нравится это задание, — подал голос слишком долго молчавший Броки. — Лучше б в Граблях остались мельницу починять! А здесь пахнет сомнительной авантюрой…

— Это от Кэррота, — отозвался Изваров.

— Да нормальное задание, — фыркнул Олясин. — А с мельницы нас погнали, когда ты напильником жернов сломал… до сих пор не представляю, как такое возможно.

— А я вот не представляю, — завёлся гном, — как мы потащим из этой проклятой долины брыкающееся чудовище!

— Ну, мы можем пока на тебе потренироваться…

В лесу быстро смеркалось. Напуганная их приближением сойка выпорхнула из кустов и с возмущённым криком исчезла среди ветвей. Кэррот сделал знак остальным проверить оружие и пощупал висящий на перевязи длинный меч. Год назад, возле Спады, Олясин мнил, что с добротным клинком, наречённым каким-нибудь именем (свой назвал звонко и коротко — Драль), сразу станет героем. А сейчас, повидав некоторые чудеса, понял, что нет. Да и фехтовал он ещё посредственно.

Изваров нёс на ремне пару топориков с длинными рукоятями. Метательные ножи прятались в кобурах на бёдрах. Он освоился управлять их полётом и порой мог вернуть обратно при промахе, не тревожась порезаться — кость же. Но железки не главное. В тренировочном лагере чародей первого класса Каленас Сатис за несколько трудных занятий обучил Изварова тонкостям восприятия. Когда плоть костенела, а тело теряло чувствительность, он ужасно боялся лишиться любых ощущений, застрять в непроницаемом панцире. Но Каленас, надменный тип в бархатной мантии, скрывавший лицо зачарованной тьмой, возвратил ему мир, научив усиливать чувства. Теперь Костик надеялся заметить опасности раньше, чем они заметят его.

Батлер Броки тащил круглый щит из обитой железом фанеры и клювастый молоток с длинной ручкой, который Кэррот считал чеканом, Костик клевцом, а сам гном с пеной в бороде доказывал, что это боевая кирка с молоточным обухом. Спускаясь, он пользовал её как клюку. В клюве молотка Батлер сделал специальную прорезь, чтоб выдёргивать гвозди, и с тех пор дёргал их всюду, где только видел. Это сделалось манией, и товарищам иногда приходилось за ноги оттаскивать его от дощатых домов и заборов. Гном шмыгал носом и с растущим негодованием думал об ужасах, скрывающихся впереди.

Гудж шагал за ним следом. Опирался он на боевую рогатину, а на поясе нёс кривой нож для снятия шкур и окованную железом дубинку. Он не знал, что из этого может понадобиться, но с присущим ему фатализмом готовился драться чем угодно и с кем угодно.

Наумбия не любила оружие, но скрывала в рукаве комбинезона изящный кинжал, зачарованный ещё прадедом, славным Скорлатином Шноррелом. Тот сто тридцать лет назад мерился магией с чернокнижниками Роггарда, и теперь ей казалось весьма символичным, что оружие предка побывает на руинах его противников. Впрочем, до руин ещё нужно дойти, а тут в ухо пищат комары и ветки цепляют за волосы.

Они шли по лесу до темноты, а потом, найдя лог поукромнее, устроились на ночлег. В карауле стояли по очереди; часовые следили, чтоб никто не храпел. Ночью по долине разносились зловещие крики, под утро звучал странный гул. В полудрёме Констансу мерещилось, будто кто-то тихонечко бродит вокруг. Он вскидывал голову и смотрел в темноту. Но никто их не тронул.

— А насколько здесь опасно находиться? — спросил Батлер, подозрительно озираясь по сторонам. Пришло свежее утро. В дебрях таял туман. Всю ночь гному снились дурацкие сны, в коих он волей Хаоса превращался в лягушку.

Костик встретился взглядом с Наумбией. Волшебница наклонила голову, прислушиваясь к птичьим голосам и шелесту крон на ветру, и ответила:

— Не опасней, чем в центре Варгола. Я не знаю, как возле руин, но здесь хаос давно уже выровнялся. Даже с хаос-отрицательными ничего не случится, голова поболит, да и всё. Век назад здесь можно было, чихнув, разлететься на атомы, а сейчас всё в порядке.

— А как хаос выравнивается? — спросил Кэррот, прочищая нос пальцем. — Мне всё время все говорят, «энтропия растёт»…

— Так система незамкнутая. Концентрация хаоса падает, потому что со временем он по миру размазывается! Это как песок, его можно сгрести в высокую кучу, но она всё равно понемногу рассыплется… Смущает иное, — понизила голос Наумбия. — Наш заказчик хитрит в истории с нестареющим оборотнем.

— Ой, все врут, — Олясин вытер руки о штаны и сладко потянулся. — Ну, поведай, что думаешь о Вармазее? Он из вашей магической братии.

Волшебница скривила губы.

— Точно не из моей! Но я о нём слышала. Помню, у него были трения с Академией лет десять назад… Что-то самовольно присваивал из наследия Роггарда, а губернатор его покрывал. Типичное поведение без меры амбициозного чародея.

— А как это связано с оборотнем?

— Может, хочет избавиться от опасного жителя здешних мест, чтоб без лишнего риска иметь доступ к развалинам. Там наверняка ещё много роггардских штучек, и интересуют Вармазея именно они.

— Ложный след, — кивнул Костик, вспомнив демонов Спады. Он и сам бы хотел посмотреть, что там скрыто в руинах.

— Слишком сложно, — не согласился Кэррот. — Эта ловля живьём и кудрявые басни про сыворотку бессмертия… У него аж глаза повлажнели, когда он об этом рассказывал! Мог сказать: «прикончите шкуропляса», и всё.

Где-то наверху, в скалах, гулко закаркал ворон.

— Вот вы умные все, — начал гном, недовольный, что о нём позабыли. — Но скажите, ежели тут безопасно, почему тогда эти руины ещё не разграбили?

— Так немногие знают, что тут уже безопасно, — объяснил Изваров. — Это ж гиблое место, отравленная территория… пусть так думают. А то тесно станет от всяких мерзавцев, которых хлебом не корми, а дай поиграться с чернокнижными фокусами.

— Вечно вы, люди, тянетесь ко всяким гадостям! Нет, чтоб технику развивать…

— Хватит спорить, пойдёмте, — одёрнула их волшебница.

Они быстро собрались и двинулись лесом.

Поначалу их встретила непролазная чаща; скопище кривых растений, густо переплетённое вьюном. Деревья здесь будто врастали друг в друга, не желая пускать чужаков. Продвигаться мешали опутанные лишайниками стволы с бугристыми капами, скользкие камни, завалы преющих листьев. Отплёвываясь, стряхивая с себя паутину и приставучих клещей, они продирались сквозь заросли, пока не нашли звериные тропы. Батлер с Кэрротом спорили, кто их проделал, и тут Костик кое-что вспомнил.

— Ох, забыл сказать! По дороге подслушал занятное. Парни, что нас везли, болтали о ком-то трёхглазом.

— В каком это смысле? — изумился гном.

— В прямом. Один другому сказал, что Трёхглазый в долине за всем приглядит.

— Вот гадай теперь, что это значит, — вздохнул Кэррот. — Ну, почувствуете на себе тройной взгляд — не пугайтесь. Вас предупредили.

— То есть тут и мутанты, обвал их засыпь, и оборотень, и лихо трёхглазое… — Батлер стал загибать свои толстые пальцы.

— И зюбри! — добавила Наумбия.

— Кто-а?!

— Зюбри, там. Из подлеска не видно, — она отвела ветви в сторону. Впереди, на поляне, действительно паслись зюбри — лесные олени, пять особей. Обычно грациозные, здесь они соответствовали заражённой долине: рога росли в разные стороны, шерсть топорщилась неопрятными клочьями, со спины одного свисала лишняя пара ног. Но паслись зюбри спокойно, без неудобства. Гудж хотел сказать, что стоит обойти оленей, дабы те не наделали шума, но у него вышло только невразумительное урчание.

— Вот давайте не будем шуметь, — шёпотом потребовал Олясин. — Обойдём зюбрей лесом, а то распугаем ещё, вся долина узнает!

Краем чащи они выбрались в балку, поросшую буйными травами. Сверху открылось бледно-жёлтое небо, наискось разлинованное облаками. Балка вывела к ручью в старом русле среди обрывистых берегов. За ручьём вскарабкались на поросший кустарником холм. И там, среди зверобоя, дрока и лютиков, в первый раз повстречали корявых.

Те выглядели, как и назывались. Пара гуманоидов среднего роста с потемневшей, обветренной кожей. Сутулые, худощавые, с нездорово искривлёнными конечностями и бугристыми опухолями по всему телу. В плетёных накидках из стеблей. На шеях болтались верёвочные украшения. В руках мутанты несли лёгкие деревянные копья.

Увидев пятёрку искателей, они настороженно замерли. Плоские лица с тонкими губами и блестящими глазками сморщились.

— Мы не желаем конфликта, — объявил Олясин, показывая открытые ладони. — Мир! Дружба! Ступайте своею дорогой, а мы пойдём своей…

Окинув компанию быстрыми взглядами, корявые опасливо отступили. Отойдя на сотню шагов, повернулись и исчезли среди кустарника, качающегося на ветру.

— Если их кормит долина, они знают каждый её угол, — прокомменитировал Гудж.

— Надеюсь, мы тут не задержимся, — буркнул Батлер. — Сколько ещё до руин?

— Так вон же они, — хрипло вымолвил Костик, указывая рукой.

И действительно. Одно из строений виднелось над лесом неподалёку. Тёмно-серое, угловатое, полуразрушенное, оно словно высматривало их из-за деревьев. Недобро таращилось чёрными прямоугольниками оконных проёмов.

Гном поёжился. Даже Кэррот почувствовал холод между лопатками.

— Дошли, — сказал он невозмутимо.

Глава 7

У самых руин выглянуло солнце, и пейзаж стал чуть дружелюбнее. Построек было несколько, над деревьями высилась самая крупная; рядом ютились коробки развалин, выбеленных временем и облепленных мхом. Через них прорастали мудрёно закрученные деревья с разноцветной листвой. Земля дыбилась, будто от давнего взрыва. Кое-где из неё торчали массивные проржавевшие детали старинных механизмов.

— О, бетон, — одобрительно хмыкнул Батлер Броки, колупая ногой древние плиты.

Констанс подошёл к высокому зданию. Трёхэтажному, судя по окнам. Угловая часть рухнула, и внутри, как в разрезе, виднелись обвалившиеся перекрытия, сырые разводы на стенах, сочная зелень мха да случайный блеск паутины.

— Что-то заметил? — спросил Кэррот, крутя головою по сторонам.

Наумбия обратилась к волшебному чутью. Ничего не почувствовала. После давнего выброса здесь царил монотонный магический гул; разобраться в этом шуме не удавалось.

Троллин Гудж недоверчиво ворошил обломки рогатиной. Дурные камни. Немые, безликие. Ненастоящие. И вообще место странное. Мирно светило солнце, приветливо шелестела листва, но хотелось уйти с открытого пространства. Руины таили недоброе.

Батлер тоже ощущал смутное беспокойство и собрался на это пожаловаться, но его, как всегда, перебили.

— Кто такие? Чего заявились? — спросил из руин отчётливый голос. Звук, дробясь, отражался от стен, так что было не разобрать, где говорящий. В большом здании? Слева, в обрушенном? За ним?

— О! — вскричал Броки. Он готов был поклясться, что за постройкой стоит прямоходящая рыба с красной чешуёй, но вгляделся и понял, что это лишь яркое дерево.

— Что вам надобно здесь? — звонкий голос звучал непривычно, по-иноземному. Костик замер, припоминая восточный акцент. На тарбаганскую речь не похоже… Гудж нахмурился: расспрос живо напомнил недавнюю свару в трактире.

— Отвечайте иль проваливайте! Небось, потырить чего удумали? — Изваров понял, что дело не только в акценте. Сама речь строилась старомодно, как у древних дедов, что совсем не вязалось с молодым и задиристым тембром.

— Э-э… — обратился Кэррот к зиявшему окнами зданию. — Ты шкуропляс?

— Не ведаю, что это, — откликнулся голос.

— Похоже, беседа не складывается, — процедил сквозь бороду Батлер. Волшебница прижала палец к губам, дескать, помолчи.

— Почему не убили деформов? Известят остальных. Гости им не по нраву.

Кэррот понял, что речь о корявых.

— Бить аборигенов? Их и так природа обидела… у нас другая задача, — он лихорадочно думал, что выкинет оборотень? Нападёт? Убежит? Спрячется? Но пока он не прочь поболтать, почему бы не поддержать разговор.

— Знать, первыми не нападаете… А задача какая?

— Ты-то кто? Покажись сначала! Не тронем.

— Верно. Дальнобойных снастей нет, а чары тут и поныне прескверно работают…

Стукнул упавший камешек. Костик вздрогнул — в окне третьего этажа возникла фигура.

Все пятеро выдохнули. То была дева с серебряным луком.

По крайней мере, так казалось издалека. Полсотни метров до здания, солнце в глаза, в окнах тень. Они видели среднего роста фигуру в серо-зелёной одежде, светлые волосы, убранные в пучок, лук с матово сверкающими деталями. Оперённая стрела на тетиве.

— Только без кутерьмы, — предупредила их дева. — Теперь говорите.

Кэррот покосился на остальных и решил приоткрыть карты.

— Нас прислал чародей. Он желает с тобой пообщаться.

— Тот, который водою колдует? Круглый, маленький? — описание походило на Вармазея. — Донесите, людей его схоронила по совести. Даром, что первые начали!

— Ты действительно это… изменяющее облик создание? — спросил Костик, раздумывая, сможет ли отвести стрелу. Дева в окне тряхнула волосами:

— Не возьму в толк, о чём ты! Искони такая, давно ничего не меняю.

— Как тебя зовут? Я Наумбия Шноррел, а ты? — приложила руку к груди волшебница.

Лучница на мгновенье задумалась, а потом отозвалась:

— Некоторые кличут Фириэлью.

Краем глаза Олясин заметил, как вскинулись брови Наумбии. Костик дёрнул его за рукав и сдавленно просипел:

— Нужно поговорить…

— Мы сейчас отойдём и вернёмся! — объявил Кэррот. — Никуда не уходи, Фириэль!

— О, об этом не беспокойтесь.

Они отошли поодаль, за цветастый кустарник и извилистые деревья. Здесь было безветренно, под ногами чавкала сныть. Солнце скрылось за бледной завесою облаков.

— Что будем делать? — осведомился Изваров.

— Для начала окружим здание, — начал Кэррот. — Нас лишь пятеро, но когда Наумбия применит чары…

— Я не стану применять чары, — решительно возразила Наумбия.

— Ты что, Кёрт? — Изваров нахмурился. — Это же Фириэль!

— Не ведаю, что это, — отозвался Олясин, передразнивая деву из руин. Волшебница возвела очи к небу. Костик сдержанно объяснил:

— Фириэль. Эльфийка. Родилась до Гигаклазма. Триста лет странствует то там, то сям… Видала множество исторических деятелей. Нам же это в учебке читали, как ты не помнишь!

— Да я спал на той лекции после гулянки… Как на всех почти. Что, серьёзно эльфийка? Как известный эльф… Дирст? Дсирт?

— Дрист Уродец. Только он — персонаж лубка, а она — живая легенда!

Кёрт Олясин медленно втянул воздух носом, упёр руки в бока и обвёл всех участливым взглядом исподлобья.

— То есть… я правильно понял, вы не хотите вести к Вармазею живую легенду?

— Ну ты и негодяй! — с чувством высказалась Наумбия. — Хочешь продать этому живодёру вольного человека?

— Она эльфийка! Трёхсотлетний мутант нестареющий!

— Она женщина! И мы все тут мутанты, раз уж на то пошло, — волшебница всплеснула руками. — Расскажи, ты отдашь Вармазею для сыворотки меня? Или Костика?

— Или меня?! — с болью в голосе выкрикнул Батлер.

— Да вы что? Это первое наше большое задание. Испытание! У нас чёткий контракт с нанимателем… — Кэррот не был готов так легко поступиться честолюбивыми планами, деньгами и будущей репутацией.

— Ни черта он не чёткий, — сказал Костик. — Вармазей нарушает закон в любом случае: и самовольно копаясь в здешних руинах, и творя из разумных созданий экспериментальные сыворотки. А ты хочешь в этом участвовать?

— О, прекрасно! А если это действительно оборотень, который вас одурачил? Шкуропляс сожрал знаменитую Фириэль и принял её облик. Идеально! Я сам бы так сделал!

— Не сомневаюсь, — съязвила Наумбия. — Но есть нюансы. Признаю, я не сталкивалась с перекидышами, но они по определению волшебные существа. И это должно ощущаться! А в девчонке с развалин магии нет, я присматривалась. Она самый нейтральный субъект в этом хаотическом месте. Не волшебная! Будто камень холодный в костре. Мне не веришь — Констанс подтвердит…

Изваров покивал. Кэррот невесело ухмыльнулся:

— Так, понятно. Батлер, что скажешь? Впрочем, ты и лягушку жалеешь…

— Дело не в жалости… Вармазей обманул нас, бур ему в штольню! Наврунькал.

— Он не ведал, насколько мы щепетильны… Гудж?

— Пусть свободные остаются свободными, — ёмко высказал олг.

На лице Кэррота отразилась внутренняя борьба. Всё опять шло не так, как хотелось. Он задумался аж на минуту. Потом выпустил воздух через ноздри и махнул рукой:

— А, пусть будет по-вашему! Отменяем контракт. Я всегда обожал нарушать обещания… но что вы, знатоки, теперь делать предложите?

— Выбираться из этой зловещей долины и вообще из Варгола, — высказал Констанс. — Здесь наш специалист по гомеопатии всесилен, и лучше уйти подальше, а затем уж вести переговоры. Как писал Йон Фолкер: «Собака кусается только с одной стороны»… Прикинемся дурачками: сообщим куратору, что нас втягивают в непонятное!

— Пригрожу Вармазею наябедничать в Академию. Может, это заставит его отступиться, — проговорила Наумбия. — Но сперва нам действительно нужно покинуть сей регион. Возвращаемся в Большие Грабли.

— Каким ходом? По скалам полезем? С боем прорвёмся по перевалу?

— Спросите у девы, — предложил Гудж. — Охотница знает дороги.

— Только осторожнее. Вдруг она всё-таки оборотень… — пробурчал Батлер Броки.

Возвращаясь к руинам, Наумбия опасалась, что там никого не будет. Что охотница с серебряным луком лишь морок проклятой долины. Но нет. Фириэль восседала в оконном проёме теперь уже второго этажа, непринуждённо болтая ногами в высоких сапогах.

— Посудачили? — озорно щурясь, осведомилась она.

— Мы подумали и решили — ну его, этого мага! — махнул рукой Кэррот.

— Тоже так рассудила, когда его встретила, — согласилась Фириэль. — Но вот странная штука… Давно ни с кем не водилась и не жаждала вовсе. А тут вы пришлёпали! Возник интерес пообщаться. Теперь называйтесь.

Кэррот важно обвёл рукою свою немногочисленную команду.

— Мы — Воины Хаоса. Я Кёрт Олясин, это Констанс Изваров, Батлер Броки, Наумбия Шноррел — она уже представлялась… это Гудж, но я не могу выговорить его полное имя…

Фириэль спросила троллина на гортанном наречии зеленокожих. Он ответил раскатистой фразой, похожей на рокот камней при обвале. Эльфийка фыркнула и кивнула с довольным видом.

— Мы вольные приключенцы, хаос-нейтральный наёмный отряд… — завёл было Кёрт, но тут же понял, как нелепо звучат в здешних дебрях официозные термины. — Слушай, а ты действительно эльф? Родилась до Гигаклазма и всё-всё повидала воочию?!

Охотница закатила глаза.

— Что — «всё-всё»? Всего не упомнишь.

— А много вас, эльфов? — осведомился Броки, дороживший принадлежностью к расовому меньшинству.

— Знала нескольких, — равнодушно ответила Фириэль. — Эльф — забавное слово из сказок. Прилипло, как банный лист… Здесь величали неотеником.

— Да, конечно… Пренебрежимое старение, — пробормотала Наумбия. — Тебя здесь так назвали? Давно?

— Когда центр работал, — отозвалась эльфийка, с некоторым недоумением оглядывая окружающую разруху. — До войны северян с Роггардом. Водилась со здешними мудрецами. Проходила обследования. Штуки нужные добывала…

— Ты работала на чернокнижников?

— Тогда они тоже звались иначе. Естествоиспытатели… творили науку, исследовали изменившийся мир. Играли с опасными знаниями, да иначе никак! На юге житья не стало, а на севере им были не рады.

— Но зачем они войну начали? — хмурясь, спросил её Костик.

— Не видала, кто начал войну. Далёко бродила, вернулась уже на развалины.

— И с тех пор сюда возвращаешься? Это твоё место?

Эльфийка глядела то ли на Костика, то ли сквозь него.

— Это место ничьё. Или много кого… Всё меняется. Люди пыжатся, нарекая места на карте «своими», но однажды земля пустеет, и на ней поселяются прочие.

Гудж что-то проговорил, всматриваясь в шелестящий вокруг цветной лес.

— А сюда возвращаюсь порой, — как ни в чём не бывало продолжила Фириэль. — Так и свела знакомство с вашим кудесником… забрела отдохнуть, а он тут ковыряется. Люди его стрелять вздумали… чай, тоже оборотнем посчитали. Целили скверно, пришлось показать, как следует! Чародея, однако, не выцелишь… свои фокусы применил, но тут место дурное, чары сторонкой пошли. Вода в лужах взбурлила, пар валит, сосульки летят… Убежала. Но вроде отвадила, больше не появлялся.

— Он оставил систему слежения, — пояснила Наумбия. — Ты его заинтересовала.

— Лестно. Нет. Вы явились сюда за башкою эльфийки?

— Мы не знали, что ты — это ты, — сипло вымолвил Костик.

Дева с луком вздохнула.

— Тоже порою не знаю, — поймав напряжённый взгляд, она пояснила:

— Дереализация. Мозговед один сто лет назад объяснил. Тело вроде бы не ветшает, как должно. Да вот психика — хрупкая, сбои в разуме множатся. Мало-помалу утрачиваешь связи с реальностью. Так что не обессудьте, ежли проявится.

— Постараемся, — кивнул Олясин. И солидно спросил у товарищей:

— Мы изволим сегодня куда-то идти или здесь заночуем?

Но два естествоиспытателя — Констанс и Наумбия — так желали узнать у эльфийки страшные тайны прошлого, что вопрос не имел смысла. Пришлось встать неподалёку, найдя на краю леса прогалину поуютнее.

Общались до вечера. Фириэль достоверно и ёмко, но несколько сбивчиво рассказывала истории былых времён. У неё хватало знакомых и в Сизии, и в Тарбагании, и даже в Восточье, но последние годы она мало общалась с цивилизацией, предпочитая блуждать в глуши. После суток в Варголе её можно было понять.

Заходящее солнце сделало мир теплей и красивее; даже старый бетон в этом свете сиял чистым золотом. Лес затих, и листва обратилась в причудливый занавес, окруживший поляну с развалинами. В лужах драгоценно блестела вода. Наумбия протирала глаза, вглядываясь в чащу: в густой тени под деревьями разгорались цветные огни светлячков.

— Эльфийский лес, — прошептала она. Словно в давнем и будоражащем сне. Всюду в этом походе — в ветреных борах Вынды, на пропахших гарью проездах Варгола — волшебница чувствовала себя не в своей тарелке, всё казалось чужим, неуютным. А тут… в гиблом месте, в отравленной зоне, вдруг ощутила спокойствие. Может, ради этого и стоило выбраться из добровольного заточения? Пройти тёмной долиной и спутанным лесом, чтоб отыскать здесь — себя. Как по юности, когда она год избегала зеркал, а потом увидала своё отраженье в пруду. И не испытала неприязни. Приняла.

«И теперь я… такая. Брожу с группой курьёзных мужланов, попадаю в стычки, лезу в проклятые места и общаюсь с бессмертной эльфийкой… десять лет в родной лавке сидела и думать не думала, что жизнь изменится. То ли ещё будет?»

— На северном перевале нас ждут. Как ещё выбраться из долины? На вармазеевой карте всё южнее руин отмечено аномалиями. Они вправду там есть? Можно их обойти? Или на скалы забраться? — расспрашивал Кэррот.

Фириэль глядела на заходящее солнце, щуря изжелта-зелёные глаза. Ответила:

— Пойдём южными тропами.

— То есть завтра с утра сможем выбраться из долины?

— Не с утра. Долом часа четыре брести. Аномалии посветлу обойдём, но потом будет поле борщей. Днём его не минуешь, придётся ждать ночи.

Кэррот с Костиком перебросились взглядами. Ядовитые борщи считались самыми жуткими сорняками в обитаемых землях. Говорят, семена этих вредных растений ветром принесло из Плохих Мест, и теперь на многострадальной сизийской земле каждый год появлялись недобрые всходы. Их давили везде, где могли, но в безлюдной глуши борщи разрастались и властвовали безраздельно. Едкий сок этих растений при свете дня разъедал плоть до костей, в темноте же его злая сила не действовала. Выкашивали борщи обычно безлунными ночками. Днём их поле было непроходимым препятствием.

Кёрт спросил Наумбию, могла бы она их телепортировать за пределы долины, но колдунья отказалась наотрез, сославшись на семейное проклятье.

— Ладно, — уступил утомлённый Олясин. — Заночуем, а завтра пойдём эльфийскими тропами…

— Да-да, Кёрт, так и сделаем, — согласился изнывающий от любопытства Констанс. — Фириэль, а ты видела демона Дзоркатта? А грибные леса Оркании? А в Восточье ходила? А в Затемнение?

— Будь любезен, не всё сразу, — посмеивалась эльфийка. — Древняя голова уже кругом от ваших вопросов! Не пора ли на боковую?

Изваров огляделся. Темнело. Стоит выспаться перед завтрашним переходом. Но как хочется выспросить разного! Не каждый день встречаешь очевидца конца света.

— А руины? Если это научные центры… Может, завтра посмотрим, что уцелело? — с надеждой спросил он Наумбию. Та, кивнув, сбросила с его плеча приставший репей.

— По подвалам не лазьте впотьмах, — предупредила Фириэль. — Там провалы такие, что камень кидаешь — стук через минуту приходит. И в углах что-то шепчется.

— Опасное? — прислушавшись, боязливо уточнил Батлер.

— То неведомо, — развела руками эльфийка.

Глухой ночью, когда остальные спали под надзором сурового троллина, Фириэль и Наумбия Шноррел забрались на крышу строения. С высоты открывался захватывающий вид — в бледном сиянии звёзд матово блестели далёкие скалы, на поросших травою лугах темнели овраги, и высокие кроны деревьев торжественно колыхались на лёгком ветру. Всюду тихо шуршало. Стрёкот насекомых. Голоса ночных птиц. Жизнь кипела в этом заколдованном месте — жутковатая, странная. Волшебница думала: в лавке, конечно, привычнее… только там она ощущала себя ещё одной колдовской безделушкой. Да, настоящая магия — это путешествия, а не мебель телекинезом ломать.

Эльфийская дева смотрела на запад долины, где во мраке светились жёлтые огоньки.

— Там дома? — удивилась Наумбия.

— Там деформы ютятся… Славное племя. Глупые, но незлобные.

— Общаешься с ними?

— Отчасти. Мешок тупиноровых клубней им даровала, они и поныне их взращивают. Правда, это давно было, — она говорила спокойно, с ленцой, но брови хмурила. — Младые деформы уже и не помнят…

— А могла бы стать их божеством, — улыбнулась Наумбия.

— Кажись, был знакомый, который пытался так править над хоблами. Стать кумиром для трупоедов… худо кончилось!

— Что, они его съели?

— Уже и не помню, — призналась Фириэль. — Другим озадачена.

— Чем же? — волшебнице понемногу передавалась неведомая тревога.

— Деформы огня не используют. Боятся открытого пламени.

Наумбия кашлянула. Огоньки будто бы разрастались.

— Тогда что там творится?

— Не знаю. Горит что-то, — отозвалась эльфийская дева.

Кэррот спал беспокойно. Земля под долиною гудела, словно урчал в глубине исполинский желудок. Впрочем, нервировал не подземный гул, а неопределённость ситуации. Воины Хаоса договорились бдительно следить за эльфийкой — вдруг она всё-таки шкуропляс! Но спокойней не стало. Приняв ответственность за весь отряд, безответственный Олясин ощутил себя уязвимым. И ему это очень не нравилось.

Он сомкнул глаза в темноте, а, когда через миг открыл их, было утро. Поблескивала роса. Над лужайкой клубился холодный туман. Колыхая его, храпел Гудж. Рядом ровно посапывал Костик. Накрывшись плащом с головой, спала Наумбия. Дежуривший последним Броки сонно покачивался у дерева в стороне.

Тело затекло и замёрзло. Кёрт с трудом встал на ноги, потянулся, зажмурился… услышал отрывистый звук. Открыл глаза. Увидел стрелу.

Время будто застыло.

Стрела метила прямо в него. Наконечник сверкал в свете раннего солнца. Древко изгибалось. Чёрные перья трепетали в полёте. Кёрт отдёрнулся. Стрела с тихим шелестом прошла перед лицом и воткнулась в багряную кочку у края лужайки.

— Тревога! — взревел он, отпрыгнув за дерево. — Берегитесь! Стреляют!

Вопреки ожиданиям, новых стрел не последовало. Лес молчал.

— Ты дурачишься, что ли? — подозрительно спросил Батлер, на всякий случай пригнувшись. Остальные недоумевали лёжа. Кэррот яростно указал на стрелу.

— Всё ваша эльфийка!

Пока они силились проморгаться спросонья, от руин донеслось шуршание сапог по траве. Показалась лёгкая на помине Фириэль, одетая в зелёное, с косой юбкой платье поверх серой холщовой рубахи. В горсти охотница несла лесные орехи, один из которых ловко раскусила на ходу.

Кэррот выхватил меч и взглянул на Констанса, а тот на Наумбию.

— Ты стреляла?! — вопрос звучал глуповато. Лука у эльфийки не было, лишь колчан за спиной. Фириэль бросила взор на коварную стрелу с чёрным оперением.

— Не промазала бы. И стрелы другие.

Действительно: стрелы в её колчане были длиннее, а перья — белыми, сизыми, пёстрыми, только не чёрными. Охотница вгляделась в лесную чащобу и высказала:

— Настоящий ваш оборотень шныряет поблизости. Надысь видела. Обликом человек, но свободно в ночи ориентируется. До сих пор подобного не умею.

— Трёхглазый в долине… — проговорил Констанс. Он прислушался. — Шорох, трески… кто-то в лесу!

Гудж утробно заворчал. Рогатина в его руке покачивалась в поисках цели.

— Собирайте манатки… — распевно сказала эльфийка. Теперь треск услышали все. Он приближался. Меж деревьями замелькало. Тревога ледяною водой окатила искателей приключений, разом смыла сонливость.

— Уходим! — потребовал Кэррот. Они похватали плащи и котомки. Впопыхах всё валилось из рук, а оружие только мешало.

Из цветных зарослей с шумом и топотом выкатились корявые. Десяток, два, больше. Они размахивали копьями и дубинами, хрипло крича, щёлкая языками. Лица, подобные клубням растений, исказила ярость. Дикари надвигались, окружая пришельцев.

— Что им… — Батлер осёкся, закрывшись щитом.

Копьё прочертило утреннее небо и воткнулось в траву. Фириэль как ветром сдуло — она со всех ног неслась к своей полуразрушенной крепости. Мудрость эльфийки была очевидна! Воины Хаоса поспешили за ней, преследуемые толпой разъярённых мутантов. Туман волнами разлетался из-под ног, вился за спинами.

Новые преследователи выскочили из кустов справа. Копья свистнули в воздухе.

— Кёрт! — Изваров отбил пару телекинезом. И понял, что падает. Нога вдруг подкосилась; из бедра торчало древко.

Могучая рука удержала его от падения.

Корявые ринулись со всех сторон, но Гудж рогатиной пырнул одного в грудь, полоснул другого, резким выпадом отпугнул третьего. Одной левой — правая так и поддерживала Костика. Кёрт ушёл от удара дубины. Рассёк напирающего деформа. Дугой брызнула кровь. Батлер до того отвратительно заверещал, что вокруг него словно образовался пузырь, в который не заходили корявые. Копьё с тугим свистом промчалось возле Наумбии, и та наконец вышла из ступора.

Колдунья шагнула вперёд, вскинув руки. Искры вспыхнули в воздухе. Молния хлестнула по набегавшей толпе, как ветвящаяся плеть. Дикарей раскидало в стороны. Они так и остались валяться, подёргиваясь. Остальные порскнули в кусты.

— Констанс?! — строго спросила Наумбия, но голос дрогнул.

— Едва зацепило, я же костяной, — Изваров выдернул копьё и остановил кровь. Нога остро болела, но слушалась. — Бежим!

— Я… сейчас… — выдохнула Наумбия, пошатываясь. Хаотичность долины мешала соизмерять силу, и заклинание выбило её из колеи.

Гудж легко, мимоходом закинул колдунью на плечо, и они побежали. В поле зрения замельтешила трава. Докатились — наследницу чародейского рода Шноррелов тащат по буеракам, как мешок с ворованной репой! Но противиться не было сил. Она примирилась с моментом. Заколдованная долина уже не казалась сказочным местом для отдыха.

Молния отпугнула корявых, и они продолжали преследование на почтительном расстоянии, крича и перещёлкиваясь, как банда свихнувшихся счетоводов. Когда пятеро путников, волоча за собою пожитки, явились к развалинам, там их вновь ожидала эльфийская дева с серебряным луком.

— Идём южными тропами, — напомнила она. — Коль деформы разбушевались, здесь мира не будет.

— Мы думали, ты с ними ладишь, — попенял Костик, ощупывая бедро.

— Тоже думала. Ночью кто-то поджёг их селение, а с рассветом привёл сюда.

— Это Трёхглазый! — вскричал Батлер. — Мерзавец!

— Пошли, — сказал Кэррот, убирая меч в ножны. Ему страсть как не нравилась эта история, в которой всё происходило не так.

К исходу дня они были уже далеко в южной части долины. Скалистые кряжи расступились, местность выровнялась, и теперь впереди за ручьём простирались одни только заросли едких борщей. Высотою в два человеческих роста, с толстенными стеблями и мясистыми листьями, они встали пред путниками сплошною стеной без единого разрыва. Казалось, растения плотоядно шевелятся в ожидании жертв.

Последние пару часов Воины Хаоса шли сквозь зону остаточных аномалий, обходя подозрительные участки. На выжженной солнцем земле не росло ни былинки. Белели кости животных. По растрескавшимся глиняным бугоркам пробегали, как рябь по воде, волны тёплого воздуха. А порой что-то смутное, кружащее, как пылевой смерч, маячило в воздухе, тревожа сознание. Не сговариваясь, они прибавили ходу и теперь отдыхали среди сухой травы на границе долины.

— Это тоже ведь аномалия, что дальше на север борщи не растут, — вслух раздумывал Костик. — Изучить бы, что сдерживает…

Остальные молчали, переводя дух. Наумбия, как умела, врачевала раны товарищей. В скоротечном сражении досталось всем — кто стопу подвернул, кого рассекло прилетевшим копьём — но в случае Кэррота самые болезненные удары пришлись по самолюбию. Он ведь считал себя отважным покорителем безграничного моря возможностей, но по факту лишь плыл по течению мутной реки обстоятельств.

Батлер Броки, скучая, решил прояснить ряд волшебных вопросов.

— Вот скажи мне, Наумбия, — начал он, ковыряя глину носком башмака. — Почему волшебники так забурились в неэффективную стихийную магию? Эти молнии, струи воды, огненные шары… Да, красиво, а толку? Почему бы телекинезом не передавить у врага в башке жилку, чтобы он сразу помер без лишнего грохота?

Волшебница подняла на него грустный и одновременно насмешливый взгляд.

— У живых организмов врождённое сопротивление магии. Его называют «иммуна». Она и мешает орудовать телекинезом в чужой башке, как бы этого ни хотелось. И быстрее, и проще швырнуть огненный шар — от ожогов иммуна не помогает.

— Ну а тёмные чары? — повернулся к ней Кэррот. — Нас вон в Спаде в прошлом году так волною накрыло, до сих пор в себя толком прийти не могу!

— Вся суть «тёмных чар» в том, чтобы как-нибудь обходить иммуну, — ответила Шноррел. — Потому они и запрещены. Чёрная магия и подобные заклинания, необратимо влияющие на нервную систему и психику, волшебным сообществом признаны неконвенционными. Запрещаются игры с тканью реальности, распространение хаоса и призывы существ из других миров. Некромантия, зомбификация, подавление воли… Приличные маги эти методы не используют по этическим соображениям. Потому что ожог тела вылечить можно, а испорченный мозг — уже вряд ли.

— То есть сжечь противника заживо — это хорошая магия, а остановить колдовством ему сердце — плохая? — возмутился Олясин.

— В целом — да. Потому что остановить сердце можно исподтишка, а вот огненный шар ты не скроешь. Останется след, по которому можно найти автора заклинания. Но даже в дозволенном волшебстве полно подлых приёмов. Все колдуют кто во что горазд.

— Очень тёмное дело эта ваша светлая магия! — заявил Батлер, подумав.

— А я и не спорю, — отозвалась Наумбия.

За поросшим осокой бугром виднелось полуразрушенное здание, последнее в цепочке руин заражённой долины. Оно не привлекало внимания, но, когда солнце ушло за деревья на западе, из развалин послышался стон.

Сперва они думали, что показалось, но стенания раздались снова. А потом перешли в монотонный, тоскливый женский плач. Олясин аж встрепенулся.

— Излишне ходить туда, — бросила эльфийка. — Однажды улицезрела, что за бестия издаёт эти звуки… Поверь на слово, твоя помощь ей без надобности.

— Так это приманка для храбрецов? Пойдём и убьём подлую тварь!

— Она в стенах таится. Стрела не возьмёт. И охота тебе узнавать, что ещё на неё не подействует?

— Неохота, — подумав, пробурчал Кёрт. Одно дело — прекрасная дева в беде, другое — неведомое чудовище.

Душераздирающий плач раздражал их ещё больше часа, а потом потемнело достаточно, чтоб идти полем борщей. Они встали, встряхнулись и двинулись к хищным зарослям, покидая запретную долину.

— Отведу вас к реке, — пообещала Фириэль, беспечно шагая в зелёную мглу.

Пару дней они пробирались на северо-восток вдоль извилистой лесной речки. Шли вверх по течению через тальник и бурелом, плутая в старицах, перелезая бобровые завалы. Эльфийка знала эти глухие края, ибо некогда добывала тут пушнину на продажу. Припасы заканчивались. Фириэль обещала подбить какую-нибудь дичь, но пока дичь встречалась лишь в разговорах. На песчаном берегу они видели здоровенные следы босых ног; похоже, здесь обитал огр. А там, где шатаются огры, добыча старательно прячется.

По пути Костик понял, что они так и тащат «силки да тенётки» от Вармазея. Кожаный мешок с цепями, кляпом и петлями забросили в тёмный овраг. Вдруг кому пригодится.

Вечерами они пили дровяной чай и делились потешными историями: это здорово помогало снять напряжение. Гудж разговорился и поведал про орочий жребий. Известное в Оркании племя Пипедокефалов так проводило отбор кандидатов на ответственные задания: брали большой, с голову, камень с дыркой посередине. В дыру продевали плетёную ритуальную верёвку. Орки племени собирались вокруг вождя и орали торжественные песни. Вождь раскручивал камень и швырял вверх. Избранным почитали того, на кого падал жребий.

— А у вас в племени как это… было? — спросил Кэррот, запоздало сообразив, что вопрос может показаться бесцеремонным.

— Мы — не Пипедокефалы, — категорически заявил Гудж. — У нас всё разумно устроено! Есть охапка дубин, и одна из них вдвое длиннее других. Когда вождь бросает их вверх, Избранным становится тот, кому выпадет длинная…

Кэррот рассказал, как в тарбаганской Фесте с помпой открыли целлюлозную мануфактуру. Она производила бумагу в огромных объёмах, но послания тарбаганцы по-прежнему царапали на бересте. Почему? Потому что в отхожем месте бересту не используешь!

Наумбия с недоумением поняла, что не помнит ничего забавного. Она собралась с духом и пересказала часть прочитанной в детстве саги о том, как хитроумный карлик Тирлим переиграл всех врагов и занял престол. Костик слушал и широко улыбался.

— Знатные казусы, — посмеивалась эльфийка — Кубыть, уже слышала… тоже поведаю, — и выдавала очередную историю, произошедшую не пойми с кем в прошлом веке.

Костик ждал до последнего, затем порылся в вещмешке и достал мятую брошюру, отпечатанную военным издательством Сизии. Открыв заложенную страницу, он зачитал особо поразивший его раздел:

— «При штурме крепости категорически запрещается… приходить в нелепой, смешной или пачкающей соратников одежде; поджимать ноги, принимая участие в совместном несении тарана; кататься на осадных башнях без цели осуществления штурма; обмазываться кипящей смолой по собственному умыслу; распространять панику, в горящем виде бегая со страшными криками; загромождать проходы своими и вражескими телами; засовывать посторонние предметы в бойницы (если это не вражеские бойницы). Требуется выломать, или раскрыть и зафиксировать встреченные на пути ворота и двери, опустить подъёмные мосты и поднять подъёмные решётки (не путать!), поднять свои флаги и опустить вражеские (выучить гербы и цвета!), и по возможности оставаться в невредимом виде для обеспечения минимализации затрат на лечение и похороны личного состава».

— Сразу ясно, что эти инструкции написаны кровью, — отметил Батлер.

— Но давайте договоримся! — потребовал Кэррот. — Если нам когда-нибудь предстоит штурмовать крепость, мы всё сделаем по-другому. По-своему!

Говорили о разном. Констанс и Наумбия шептались о чародействе. Батлер развёрнуто излагал обиды на жизнь. Кэррот живописал грандиозные планы. Фириэль расспрашивала о настоящем. Гудж молчал; отсветы пламени играли на грубом лице. Казалось, он думает о возвышенном, но олг попросту наслаждался моментом.

Днём шли быстро. Рельеф поднимался, бугрился увалами. Лиственные леса понемногу сменились сосновыми. На полянах стояли гигантские муравейники. Подойдя к одному из них, Броки случайно увидел торчащую оттуда скелетированную пару ног в лохмотьях полосатых носков. Больше он к муравейникам не подходил.

— А я, кажется, понял, почему Фириэль так разговаривает, — отметил на привале Констанс. — Прошлый раз она вела активную жизнь в Сизии аж полвека назад, при короле Кругомысле, что правил с 248 года по 234-й.

— А не с 234 по 248-й? — удивилась Наумбия.

— В том-то и дело, при нём королевство только назад откатилось! Как мы знаем, прогресс дважды подвёл человечество: технический привёл к Гигаклазму, а магический спровоцировал Затемнение. Ничего хорошего от движения вперёд не ждали, и поэтому Кругомысл принял курс на архаизацию, ретроградство и обскурантизм. В оборот вернулась древняя лексика, и с тех пор многие невозбранно говорят не «отвянь», а «изыди», не «прикол», а «потеха»… Но с годами язык выровнялся, перемешался, часть архаизмов ушла, а вот Фириэль их по-прежнему использует.

— Верно, реку по-старинному, — согласилась эльфийка. — А кто ныне правит… как её… Сизией?

— Да, я тоже забыл, как зовут вашего короля, — проворчал Батлер.

— Ты на людях такое не ляпни, — ухмыльнулся Олясин. — Закон о хуле на государя никто не отменял.

— Да как можно хулить, не зная даже его имени?

— Не знать здравствующего короля Сизии — уже крамола, — погрозил пальцем Костик. — А зовут его Даромир Второй, так и запомните.

— Погоди, второй? — искренне удивился Кёрт. — То есть был ещё первый?..

Эльфийка остановила их на привольной поляне, затерянной в гуще варгольских лесов. Показала рукой на раскрывшиеся среди полевых трав ярко-жёлтые цветы с крупными пятнистыми лепестками.

— Сарана, — сказала она, призадумавшись. — Или даже саранка…

— Эти лилии? — уточнил Констанс.

— Саранками именовали. До конца света.

— Ты девчонкой тогда была, Фириэль?

Охотница подняла взор на Констанса.

— Фириэль? Что за имя… была! — посмотрела на свои руки, руки молодой женщины, покрытые трёхвековой сеткой шрамов. — Девчонкой… Давно.

— А ты помнишь, как пережила Гигаклазм? — спросил Кэррот.

Она повернулась к нему с печальной улыбкой:

— А ты встретил её, как хотел? Вы добрались до Лангемании? Или умерли? — Олясин аж рот приоткрыл, но эльфийка сморгнула: — Прости, сызнова путаюсь… Как пережила Гигаклазм? Умирать не стремилась, и всё.

Остальные вздохнули. Приступы дереализации Фириэли заставали врасплох. Было неясно, чего от неё ожидать.

Гудж склонился понюхать цветок. Запах сладкий и странный.

— О, саранка! Эти жёлтые лилии… у них вкусные луковицы, — указав на цветы, беззаботно присовокупила эльфийка.

Целый день потом они хрумкали луковицы саранки. Так шагалось бодрее. Только Батлер ворчал, топая позади:

— Никого не смущает, что особа, не помнящая, как её зовут, указывает дорогу?

— Ведаю много дорог, — рассмеялась Фириэль, оборачиваясь на ходу. Бросалась в глаза отточенная десятилетиями лёгкость её движений. — Только не помню, какая где!

Марья Сюрр сдерживала улыбку, воображая их сумасбродные диалоги. Но Олясин отвлёкся. Его звали с улицы — громко и требовательно.

— Вот ведь гады! — выругался он. — Прознали…

— Кто тебя отыскал? Что-то личное? — приподняла бровь журналистка.

— Старое дело, — нахмурился Кёрт. — Подожди, разберусь.

Он достал из буфета небольшой арбалет (Марья узнала милицейский шнеппер), взвёл и вышел на улицу. Отодвинув пыльную штору, журналистка прильнула к окну.

Небо заволокли облака. Над покатыми крышами вились стрижи. На широком проезде у дома стояли в ряд четверо мужчин. Одежда, да и манера держаться красноречиво намекали на криминальный род их занятий. Самым колоритным был мускулистый детина в розовой безрукавке, с зеркальными круглыми очками на пол-лица.

Кэррот вышел к ним с арбалетом подмышкой и приступил к диалогу. Общались негромко. Язык жестов сперва выглядел угрожающим, но потом тяжёлые лица визитёров разгладились. Они с Кэрротом покивали друг другу, и четвёрка ушла восвояси. Олясин постоял на крыльце, провожая их взглядом, а потом возвратился к Марии.

— Что случилось? — невинно полюбопытствовала журналистка.

— Ошибки прошлого, — печально вздохнул искатель приключений, осторожно снимая взвод шнеппера. Закрыл дверь на щеколду и пояснил:

— Однажды воспользовался положением, привёз старым приятелям тюк трынь-травы. Покрасоваться хотел… тупицы злоупотребили моей щедростью, и об этом прослышали профессиональные контрабандисты. Вот до сих пор и оправдываюсь! Ребята прознали, что я в Горке; пришли уточнить, не привёз ли ещё конкуренции.

— Не привёз? — засмеялась Мария.

— С этим я завязал, — убедительно заявил Кэррот.

— Верю. Расскажи мне о Фириэли! Сейчас известно, что она действительно неотеник, родившийся в Старом Мире. Живой свидетель Гигаклазма. Но тогда вы не знали наверняка, что она из себя представляет. Как общались? Каково это, разговаривать с тем, кто застал на своём веку невообразимые вещи?

— Невообразимо! Ну конечно, я поначалу её опасался. Вся долина казалась враждебной и подозрительной… Ждал, что Фириэль обернётся старцем в рейтузах или кем похуже! Наблюдал всю дорогу и понял: нет, она настоящая. К добру или к худу…

Он подпёр подбородок руками и посмотрел на Марию.

— Меня прошлое не особенно интересует, я устремлён в будущее… Но общаться с эльфийкой действительно интересно.

— Не сомневаюсь! Значит, вы вместе выбрались из Варгола?

— Выбрались. Но, конечно, всё снова пошло не по плану.

Они встали под сенью деревьев на берегу речки, изучая прибившийся к отмели мусор: корзину, тележное колесо, пустые бутылки. Верные признаки цивилизации.

— Это Эксть, — предположил Костик. — Если вспомнить карту Варгола, Эксть на юго-востоке. Крупный посёлок на тракте. Значит, рынок есть, можно пополнить запасы.

— А нас там не поймают? — забеспокоился мнительный Батлер.

— Люди Вармазея? Да, могут… Он наверняка отследил, каким путём мы ушли из долины. Как думаешь, Наумбия?

— Я не знаю, на что он способен. Если ему действительно нужна Фириэль, в чём лично я сомневаюсь — мог и отследить. И не забывайте Трёхглазого.

— А его кто-то видел?! — всполошился гном. — Ты видал его, Гудж?

Троллин только развёл ручищами.

— Я не слышал, и Фириэль не заметила слежки, — посмотрел в лес Изваров. — Но давайте на всякий случай учитывать и его…

— Может, не пойдём тогда? А?

Кёрт Олясин устал слушать эти вялые разглагольствования.

— Ставим лагерь, ищите укромное место. За жратвой схожу я с Наумбией.

— Почему именно вы? — не понял Констанс.

— Остальные больно приметные. Троллин, гном, эльфийка, ты… Мы тоже не замухрыжки какие, но всё-таки больше похожи на местную сволочь.

Колдунья не выказала радости, но и перечить не стала. Сполоснула лицо, расчесала волосы, тщательно почистила обувь и комбинезон. Кэррот оставил свой длинный меч, надел вместо яркого дублета безразмерную льняную рубаху Гуджа, взял дерюжный мешок для пожитков. Мелких денег, что оставались, хватало на покупку еды вроде кряпса, зерна или пареной репы. Условились, что остальные ждут до вечера и, если гонцы не вернутся — чешут в сторону Больших Грабель, где немедленно связываются с куратором из Охранки.

По дороге до Эксти они разговорились.

— Сперва было недосуг, а потом я запамятовал… Ты эффектно остановила корявых, Наумбия! Всех спасла.

— Оказалась полезна? — саркастично осведомилась волшебница.

— Да что ты опять! Я…

— Ты стремишься использовать всех, кого встретишь, Олясин. Для тебя люди — лишь инструменты в твоих приключениях, так?

— Ну уж нет! — покрутил головой Кёрт. Слова Наумбии задели его за живое, потому что в них чувствовалась доля правды. — Не совсем. Я стремлюсь всех… узнать. Жаль, ты Ганса не видела, вот он своих людей использует… ещё и прикончит, если что не понравится! А мне нужны друзья, товарищи, соратники. Герои, а не подчинённые…

— Герои вроде Грязной Четвёрки?

— Да, именно! Весёлые искатели приключений, спасшие мир от нашествия хаоса…

— Вот оно как, — посмотрела на небо Наумбия Шноррел. — А ты думал когда-нибудь — их предупреждали, что Замок Хаоса из-за них дезинтегрирует?

Олясин вопросительно повернул к ней лицо.

— Отец сказывал. План волшебников Академии был прост: хаос в Замке должен превысить критические значения и разрушить всё яростной вспышкой… Только Грязной Четвёрке об этом не сообщили. Их послали туда победить воплощение зла, некоего Властелина Хаоса… которого никогда не было. Ну как можно властвовать над хаосом?

— То есть им не сказали, что Замок взорвётся? — нахмурился Кэррот.

— Ты читал материалы их пресс-конференции? В старых газетах, в библиотеке можно достать. Четвёрка была полна грандиозных планов на мирное время! Они не понимали, что их… назначат героями.

— Ну, наверное, лучше всего и не знать… — пробурчал Кёрт. Было видно, что у него прибавилось пищи для размышления. Он молчал целых пять минут, а потом вдруг спросил:

— Почему ты меня невзлюбила, Наумбия? Будто лютое чудище.

— Ты чересчур аморален и безрассуден, Кёрт.

— Я работаю над собой.

— Поверю тебе на слово.

В Эксти — дорожная вывеска подтвердила, что это она — шёл обычный рабочий день. Люди здесь обитали бледные, угрюмые, но деятельные. Над рядами домов и сараев, выстроенных вдоль речки, курились дымки. У замшелой запруды из сизого камня журчала протока, ниже мерно поскрипывала водяная мельница. Где-то звучно пилили дрова; над берегом разносилось мычание булов и простуженный лай заскучавшей собаки. Сельский рынок о нескольких крытых лотках работал без перебоев; они споро приобрели мешок кряпсовых зёрен, охапку моркови и пару бесформенных караваев с угольками на корке.

Шли обратно проулком меж складов, когда их внимание привлёк местный стражник. Долговязый краснорубашечник с алебардой крикнул им задержаться. Кёрт с Наумбией законопослушно остановились, силясь понять, не ловушка ли это.

Но она уже сработала. Из-за угла вынырнули три коренастых фигуры в заляпанных грязью дорожных плащах. Подскочив к путникам, резко прижали к их горлу стилеты. Кэррот в ответ прижал к себе мешок с кряпсом. Не хватало ещё лишиться еды.

— Невообразимо рад встрече, — сообщил капитан Кудоракша, утирая испарину со щетинистой физиономии. — И куда это вы так спешите? Стыд и шлам, сержант Олясин! Пройдёмте-ка в переговорную.

Он кивнул подошедшему стражнику с алебардой, и тройка в плащах повела Кэррота и Наумбию вглубь посёлка. По дороге поимщики скинули капюшоны, и Олясин с неудовольствием узнал человека, что приставил ему лезвие к горлу — видел этого крупного лысого средь рудобоев. Второй, рябой мужичок с педантично выстриженной бородкой, пригрозил волшебнице стилетом:

— Только попробуй наколдовать… почую, кровищей твоею умоюсь! — его бегающие глаза поблескивали синим огнём, и Наумбия поняла: этот сразу почует.

Переулком пришли к тыльной стороне основательного здания под черепичной крышей. По другой стороне тянулись бревенчатые нюшни, густо пахло навозом и сеном.

Кудоракша крикнул кому-то за створку ворот:

— Снарик, фургон подгони!

Задержанных подвели к массивному зданию. Приоткрыли безликую дверцу, обитую жестью, поднялись по скрипучей лестнице в узенький коридор с вереницей облезлых дверей. Кудоракша отпер одну из них, и они вошли в помещение, напоминающее дешёвый гостиничный номер. Окно занавешено тряпкой, под ним столик с запятнанной скатертью, пара хлипеньких стульев, вдоль стен три кровати из досок. Но внимание Шноррел захватил старый шкаф в конце комнаты — угловатый, громоздкий, из тёмного дерева. Плотно закрытый, он тревожно напомнил о доме. О снах. О её странных снах.

Поимщики помогли им присесть, пристегнув руки к ножкам стульев чугунными кандалами. Кудоракша пристально смотрел, хрипло дыша искривившимся ртом.

— Значит, долгоживущая стерва вас всё-таки окрутила! — осуждающе пробасил он. — Ладно, хмырь глазастый хоть раз пригодился… мы поймаем и остальных, волшебный уже наверняка знает, где они. Но вы можете облегчить наши поиски… Гаффер, глаз с неё не спускай, — сурово потребовал он.

— Да знаю я, — огрызнулся мужик с бородкой. — Ей вообще не дано будет жить, если только попробует…

— Вот и лад. Все всё поняли. Где остальные, Олясин?

— Знать не знаю, мы разделились, — ответил Кэррот. Кудоракша кивнул.

— Штым, мизинец.

Приобнявший Олясина сзади Штым засопел и схватил его руку, зажатую кандалами. Отчётливо хрустнуло.

— Ах, дрянь! — выругался Кэррот. Морщась и глубоко дыша, он осведомился:

— Мне соврать, чтобы ты отстал?

— Дело твоё. И тело, — хохотнул Кудоракша. — Хочешь варгаться — будем варгаться. Пальцев много ещё… Давай безымянный!

В этот раз хруст был громче. Кэррот сжался от боли, на глазах выступили слёзы. Капитан с интересом вглядывался в него, почёсывая толстую щёку.

— Не, ты не бесстрашный. Ты непуганый… впрочем, можешь молчать. Нам колдунья подскажет, у ней сердце доброе. Посмотри, как она побледнела… дорогая Наумбия, только не дёргайтесь. Нам герои здесь не нужны, наша история прозаическая. Вам под силу спасти пальцы этого дурачка, лишь поведайте, где скрываются ваши чудные соратники?

Больше всего ей хотелось сейчас оказаться в родной тихой лавке с витражными окнами. Чтобы эта история стала лишь сном. Наумбия ничего не могла. Гаффер, высунув язык от нетерпения, буравил её синим взглядом. Стилет тускло блестел у лица.

— А вы жестоки, — хрипло бросил ей Кудоракша. — Штым, следующий!

В шкафу громыхнуло. Казалось, всё здание вздрогнуло. Стол подпрыгнул, с потолка посыпались мелкие крошки побелки.

— Ты?! — взвизгнул Гаффер. Его острый стилет завяз в воздухе, будто в смоле.

Дверцы шкафа с грохотом распахнулись. Комнату залило фиолетовое мерцание. Оно пахло озоном, сырой грязью и гниющими водорослями. Обернувшиеся Штым и Гаффер успели увидеть тонкие светящиеся щупальца, что опутали их и с неожиданной силой потащили в клокочущую неизвестность.

Увитый шевелящимися жгутами Кудоракша вцепился в рубаху Олясина. Кёрт вскочил вместе с треснувшим стулом, откинул башку и со всей накопившейся злостью шмякнул лбом в нос капитана. Тот охнул, схватился за лицо. И канул в лиловую темноту, из которой неслись ужасающие далёкие крики. В проёме мелькнули барахтающиеся ноги в казённых сапогах. Дверцы шкафа захлопнулись.

Наумбия, скорчившаяся на своём стуле, только через минуту открыла глаза.

— Это… кончилось?

— Что-то кончилось, — дипломатично ответил Кэррот. Он снял кандалы с ножек стула и стоял в цепях, как привидение. — Остаётся надеяться, что бедняги попали в какую-нибудь волшебную страну… Как ты здорово это со шкафом придумала!

— Это не я, — словно в детстве, пробормотала волшебница. Казалось, она разрыдается. — Если б я попыталась… придумать, этот гад бы мне горло проткнул, он активность ловил… Подсознание, снова… простите меня! Ну простите! Прости!

Кёрт Олясин склонился над ней в полумраке разгромленной комнаты, и из накатившей истерики волшебницу вывело изумление — до чего он был нагло доволен.

— Дорогая Наумбия, — сказал он, изображая басок Кудоракши. — Не извиняйся за то, что ты сильная!

Кёрт обшарил карманы плащей, оставленных поимщиками на вешалке. Там нашлась горсть монет, позолоченный компас, но ключей от оков не было. Стиснув зубы, Наумбия открыла замки телекинезом и осталась сидеть, обессилев, на стуле.

— Этот Гаффер хлестал маниак как водичку… готова поспорить, он утащил свою фляжку с собой, — простонала она.

— Зато у нас есть морковка! — отметил Кэррот, баюкая повреждённую руку. Мешки с продовольствием так невинно стояли в углу, будто и не случилось никакой жути! Но опасность ещё не миновала. Нужно вернуться к товарищам.

Они вышли из пахшей озоном и сыростью комнаты, аккуратно прикрыв скрипучую дверь. В переулке стояла повозка варгольской милиции. Возничий уставился на них с недоумением.

— Снарик, обратно отгоняй! — безапелляционно гаркнул ему Олясин. Они быстро свернули за угол и вышли на широкую улицу. Здесь было людно — здание оказалось постоялым двором с лаконичным названием «Мотыль».

— Заскочим в корчму, — предложил Олясин. — Вряд ли там подают маниак, но выпить не помешает. Особенно за счёт местной милиции!

Наумбия вдруг поняла, что не собирается спорить. Если там повстречаются стражники, она что-нибудь да придумает.

Постоялый двор принадлежал всё той же Груне: помпезный портрет хозяйки украшал и это заведение. В корчме собралось много народу, но никому не было дела до парочки путников: посетители громко судачили, что теперь будет с родимым Варголом.

— Эй, а чего стряслось, уважаемые? — спросил Кэррот, ожидая, когда им нальют.

— Ты не слышал? Вестовой давеча сообщил… — повернулся к нему седовласый старик с мутным взором. — Не стало кормильца-то нашего! Губернатор Флорк умер.

Они возвратились к лагерю на лесном холме в самое подходящее время: Костик дожаривал на вертеле подстреленного Фириэлью жирного зайца.

— Видали, как я придумал? — Батлер похвастал продвинутой системой костровых рогулек. — Вы чего такие растрёпанные?

— Они знали, что мы рядом, и встретили, — отвечал Олясин, осторожно стаскивая помятую льняную рубаху. — Просто не подготовились.

— Нас отслеживают? — встревожился Костик.

— Упоминали глазастого… — устало вздохнула волшебница, потирая синяки на запястьях. — Значит, и Вармазей где-то рядом. Мог за нами следить через реку или зрением птиц… волшебник он многоопытный.

— В любом случае надо смываться, — подытожил Кэррот. Потрясая перемотанной платком ладонью, он поведал товарищам, что произошло в селении.

— То есть вы там без нас в кабаке выпивали за здравие губернатора? — вычленил из рассказа главное Броки, жадно чавкая жареным зайцем.

— Меня больше впечатлила сила Наумбии, — признал Костик без тени улыбки. — Открыть ворота в иной мир, мгновенно, без сигнала… На что ещё способно подсознание?

Наследница рода Шноррел скривилась в гримасе отчаяния и отвращения.

— Не знаю. И больше не хочу узнавать…

— Ой, всё, — Кэррот отмахнулся огрызком моркови. — Твоя страшная магия нас спасла! Ты волшебница. Относись к этому проще!

— Проще… спасла… а вас не коробит, что мы, обладая огромными талантами, используем их ради насилия? Забиваем микроскопами гвозди в чужие головы…

— Не знаю, что такое микроскоп, но гвоздь в голову — это надёжно! Я вот думаю: губернатор Флорк умер. Понимаете, что это значит?

— Что гомеопатия не работает?

— Да нет, Батлер! Я о том, что у мудрого Вармазея, возможно, забот полон рот и теперь он от нас отстанет…

— Я не стал бы на это рассчитывать, — с сомнением выдал Изваров. — Давай руку твою зафиксируем и пойдём себе лесом отсюда.

Броки при содействии Фириэли изготовил из прочной коры и пучка ивововых прутьев лубки для поломанных пальцев. Вышло на диво прилично. Только меч не схватить, а левой рукой Кэррот фехтовал ещё хуже, чем правой.

— Фириэль, — смущённо позвал Костик. Эльфийка вскинула голову. Тонкое лицо в сетке шрамов. Золотисто-соломенные волосы и такого же цвета глаза. — Ты нас вывела, и теперь можешь спокойно идти дальше…

— Куда?

— Куда вздумаешь. Понимаешь, мы явились в долину, чтобы… забрать тебя оттуда. Но узнав, кто ты на самом деле, передумали.

— Почто же? Нет уж, забирайте! — она озорно улыбнулась. Остальные молчали. Изваров потёр костяные виски:

— Просто с нами идти тебе будет рискованно…

— Потому и пойду.

Костик зыркнул на Олясина. Тот пожал плечами:

— Лишний лук нам, э-э… лишним не будет. Согласны?

Никто не был против. Они быстро поели, собрались и двинулись в путь лесными косогорами. День на исходе, пройти предстояло немало, а сосновый бор, разрежённый и светлый, ощущался теперь ненадёжным укрытием. Ныли мышцы, саднили недавние раны. В мыслях билась тревога. Воины Хаоса знали, что враг рядом, и это порядком изматывало.

Тёмный лес, где косматые ели драпировали пространство ветвями, как занавесом, поредел. Впереди открывался просвет; неприметная тропка вела к обширной низине, поросшей кустарником пойме равнинной реки. Здесь всё пышно цвело в утреннем сиянии. Пищали, носясь над водой, острокрылые крачки. Гулко ухала выпь. Тёмноводная речка ползла по округлым изгибам песчаного русла.

Ночью Наумбии не спалось, и она пребывала в прескверном расположении духа.

— Мне не нравится эта вода, — заявила она, водя взглядом по зарослям поймы.

— До границ региона всего ничего, — напомнил Констанс. — За лесом дорога к Большим Граблям… А раз тут тропа, на реке будет брод или мостик.

— Ага, это важно! — встрял откуда-то снизу гном. — Потому что не все из нас дылды и плавать умеют! Вот я, например…

— О, река! — проявила эльфийскую зоркость Фириэль. — Кстати спросить, Воины Хаоса способны преодолеть текучую воду?

— Мы как раз это обсуждаем, — раздражённо пояснил Кэррот. Сломанные пальцы распухли и отзывались ноющей болью при каждом движении. — Давайте пойдём уже, что зазря тут кряхтеть на пригорке?

Под ногами чавкал густой ил, шевелилась мелкая ряска. Наумбия Шноррел сняла сапоги и смотрела в тёмную глубь, где лениво покачивались космы спутанных водорослей. Остальные переправлялись, с плеском преодолевая течение. Глубина брода оказалась Кэрроту чуть выше колена.

— Помощь, — пробурчал Гудж, протягивая лапищу.

— Нет, спасибо… сама перейду, — смутилась волшебница. Вошла в реку и вскоре была на другом берегу, где ожидали остальные. — Вам не кажется…

Словно ветер прошёл вдоль реки; зелень поймы задвигалась. Из-за порослей тростника и рогоза показались люди в тёмной одежде. Почти три десятка — рослые мужики с милицейскими топорами, мечами, дубинами и арбалетами.

Шестеро путников встали плечом к плечу, сохраняя решительный вид несмотря на подмоченные переправой штаны. Люди в тёмном не двигались с места, лишь один шёл к реке. Он откинул капюшон — разумеется, это был Вармазей.

— Как говорится, пеките голубцы! — неприязненно улыбаясь, начал он. — Вы и вправду задумали упорхнуть восвояси? Что же вы теперь замерли посреди пустоплёса?

— Мы не станем бежать от опасности! Тем более, вы нас окружили, — отвечал ему Кэррот, по привычке пытаясь насмешничать. Страшно не хотелось погибать именно здесь и сейчас. Почти ведь ушли, и на тебе!

Костик глянул назад — вода в речке взбурлила, взметнулась волнами, закрутилась водоворотами. В ней сгустилась враждебная магия. Брод вдруг стал тёмным омутом, а они оказались в безвыходном положении. Что ещё может этот колдун?

— Вы ошиблись. Попутали сокола с цаплей при южном ветре! — гнусаво завёл Вармазей. — Слили наше сотрудничество! Наплевали в священный колодец! И последней каплей стал…

— Хорош воду лить, гомеопат! — не выдержав, крикнул Олясин.

Фириэль одобрительно хмыкнула. Вармазей устремил на неё немигающий взор.

— Я бы выжал из вас сыворотку предательства…

— Но ты первый нас обманул! — Костик встретился с чародеем глазами. — Подписал на паршивое дело. Это вовсе не оборотень!

— Неудобно выйдет, если сейчас она окажется шкуроплясом, — поёжился Броки. От реки пахло тиной. И смертью.

— Да какая вам разница? — спросил Вармазей, хищно водя крючковатым носом. — Сделка есть сделка! У вас то, что мне нужно — отдайте, или на дно ляжете. Поняли?

— Мы-то поняли, — кивнул Олясин. — А вот люди твои понимают, что окажутся вне закона за твои шкурные интересы?

Люди прислушались. Наумбия начала понимать, куда ведёт Кёрт.

— Вармазей! — он возвысил свой голос и взмахнул перемотанной кистью, спеша договорить. — Ты поведал им, что губернатор Флорк мёртв? Что теперь ты не второй человек в регионе, а всего лишь бесчестный волшебник, залечивший правителя?

Чародей занёс было руку, но удержался от гнева. Заметил — отряд смущён речью Олясина, и решил сбавить натиск. Осторожность его раньше не подводила.

— Да, Флорк мёртв, мои пташки, Флорк мёртв… Совет скоро выберет для Варгола нового губернатора, а я лишусь части влияния. Что с того? Как это мне помешает?

Его люди сумрачно переглядывались.

— Ты действительно веришь в сыворотку бессмертия? — прямо спросила Наумбия Шноррел. — Ты и вправду хотел сделать выжимку из несчастной эльфийки?

Фириэль заинтересованно посмотрела сперва на неё, а потом на волшебника.

— Неважно, чего я хотел, хоть чаи с ней гонять! Вы нарушили соглашение…

— Невозможно извлечь из эльфийки бессмертие! — твёрдым голосом прервала его волшебница. — Она много лет с роггардцами работала. Проходила обследования… Как ты думаешь, будь хоть один шанс, разве чернокнижники бы его упустили?

— Да, но… допустим, — неохотно признал Вармазей. — Но… куда, кстати, делся наш капитан Кудоракша? Вас же видели в Эксти…

Кэррот облизал губы, лихорадочно прикидывая, как отбрехаться.

— Заводные фотометры. Флуктуаторы поля. Детекторы квазичастиц, — скучным голосом произнесла Фириэль. Поток странных терминов не понял никто… кроме Вармазея. Он умолк, вскинул голову, недоверчиво ловя каждое слово эльфийки. Она продолжала:

— Квантовые чётки. Алгоритмы на перфоскрижалях. Протоколы исследований. Всё лежит в тайных схронах долины… отвяжись и обрящешь координаты.

Вармазей очень крепко задумался. Ему явно хотелось добраться до перечисленного, но и верить на слово он был не готов.

— Это писано вилами на воде… ты могла посулить хоть Забытые Вещи Драгара, всё равно мне сейчас не проверить твои тайные схроны!

— Зачем врать? — удивилась эльфийка. — Оба знаем: эти штуковины были в долине. Ты искал их. Скажу, где найти.

Волшебник молчал, взвешивая варианты. Его тёмные глаза живо двигались. Интуиция подтверждала, что охотница с луком не врёт.

— Я согласен. Скажи мне, — наконец уступил он.

— И ещё, — выдохнула эльфийка, меняясь в лице. Никто не успел даже ахнуть, как она вскинула лук. Вармазей стремительно утёк в сторону. Но стрела предназначалась не ему.

Один из людей в тёмном с воплем свалился в траву. Остальные вскричали и кинулись в бой, потрясая оружием. В Воинов Хаоса разом устремился десяток арбалетных болтов…

— Хватит! — гневно воскликнула Шноррел. Болты словно столкнулись с невидимым куполом, разлетелись, крутясь, во все стороны. Вармазей изумлённо вздохнул. Резким жестом призвал союзников остановиться. Держа в воздухе перед собой заострённый дымящийся кусок льда, волшебник спросил Фириэль:

— Зачем?

— Привет от деформов… И чтоб больше он нас не преследовал, — миролюбиво объяснила она. Костик с Кэрротом присмотрелись. Человек со стрелою в ноге корчился на земле, капюшон слетел с его головы. Меж бровей блестел чёрный выпуклый глаз.

Остальные роптали. Кэррот предсказуемо узнал среди них давешних рудобоев: всё одна шайка-лейка варгольская.

— Вармазей, — сухо обратилась Наумбия. — Спроси координаты, и разойдёмся.

— Разумно. Так и сделаем, — согласился волшебник. Они отошли на десяток шагов пошептаться с эльфийкой. Фириэль выразительно жестикулировала, объясняя ориентиры.

Через несколько долгих минут Вармазей завершил разговор и собрал свой отряд.

— Я запомню вас, — пообещал он. — Лучше более нам не встречаться.

Воины Хаоса не нашли возражений. Чародей надел капюшон и пошёл прочь по тропинке. Его люди угрюмой толпой двинулись следом, и подстреленный сталкер Трёхглазый хромал вместе с ними. Перья стрел в его колчане были чёрными.

Река успокоилась и текла как обычно. Золотился песок отмели. Над водной гладью опять заметались крикливые крачки. Даже не верилось, что всё закончилось.

— Ты ведь не обманула его? — уточнила Наумбия, бледная и усталая. Её руки дрожали, и она спрятала их в карманы комбинезона. — Там действительно есть тайные схроны?

Фириэль ободряюще улыбнулась.

— Разумеется, есть. Только с местом могу ошибаться.

Спешный ход Воинов Хаоса смог прервать лишь дорожный трактир на границе Варгола. Батлер топнул ногой и капризно потребовал зайти угоститься. Снять стресс после долгих блужданий в дремучих лесах.

— Едем в Грабли первым же рейсом, — заявила Наумбия Шноррел. — Мне срочно нужно в семейную лавку. Да и Кэрроту небось не терпится повидать своих швеюшек…

Олясин лишь ухмыльнулся в ответ. Он уже в подробностях представлял их грядущие, более героические приключения. Костик жевал хлебную корку, размышляя о вероятностях. Фириэль толковала с Гуджем на орочьем, зловредно хихикая.

«Ждать осталось недолго, — благодушно раздумывал Броки, обмякая на лавке. — Уже скоро я покину эти дурные края со счастливой улыбкою на лице. Да! С улыбкой на лице!»

Водка, которую подали им в дорожном трактире, оказалась такой низкопробной, что, когда Воины Хаоса покидали суровый Варгол, на лице Батлера прочно застыла гримаса болезненного отвращения.

Некоторое время спустя Кёрт Олясин беседовал с куратором Ником Силкиным. Жалоба на противоправные деяния Вармазея интереса не вызвала; Силкин лишь рассеянно покивал головой да промямлил, что надо учитывать краевую специфику и человеческий фактор. Зато Фириэль удостоилась самого пристального внимания.

— Эта ваша эльфийка… — говорил, покачиваясь на стуле, лохматый службист. — Она очень опасна и непредсказуема, понимаешь? Настоящая психопатка! Некогда работала наёмной убийцей — в том числе и на нас. Её саму не убили лишь потому, что возни выйдет много, а смысла ноль! В каком-то роде Вармазей прав насчёт монстра в облике девы…

Он вздохнул, вспоминая детали досье.

— Неуправляема и неадекватна! Постоянно всё забывает, нарушает договорённости, действует независимо… Гордо демонстрирует признаки возрастной деменции. И притом обладает богатым боевым опытом, разоплановыми умениями, ловко импровизирует. У неё триста лет практики! Наши однажды загнали её в угол, оцепили в доме заброшенном. Так она за пару минут нейтрализовала семерых оперативников, а потом избежала поимки, укрывшись на дереве! И ни маги, ни егеря её не почуяли…

— Силкин, ты извини: эти истории о хрупких девицах, побеждающих толпы матёрых головорезов — они интересные, но не мне. Чем опасна непредсказуемая Фириэль? Внезапно залезет на дерево? Ну, так это мы как-нибудь переживём.

— Слушай, многие относились к ней легкомысленно и жалели впоследствии!

— Не исключаю такого. Но состав нашей банды — наше личное дело! Мы там все с прибабахом, как ты знаешь… склонные к буффонаде… Фириэль изъявила желание с нами работать, и мне это нравится. Мы же Воины Хаоса — с нами всего не предвидишь и не учтёшь! Так что давай мы с тобой ещё встретимся и узнаем, кто был прав.

— Где мы встретимся, Кёрт?

— В будущем, Ник. В светлом будущем!

За окном вечерело. Стрижи рассекали оранжевое небо над крышами Горки.

— Да, вот это вас закрутило в Варголе, — признала Мария, с улыбкой пригубив отвар из стакана. — Водоворот событий…

— Не уподобляйся, — потребовал Кэррот, — велеречивому Вармазею!

— А известно, что с ним дальше было?

— Говорили, покинул родные края и отправился на поиски сокровищ. С тех пор не появлялся. Так что нам повезло — мы действительно больше не встретились.

— Ты считаешь его врагом Воинов Хаоса?

— Ну, враг — это слишком, — Кёрт Олясин пожал плечами. — Он матёрый волшебник, человек одиозный, и у него есть к нам претензии. Хотя, если он отыскал тайники в заражённой долине, мы точно в расчёте…

— Полагаешь, он в самом деле верил, что можно извлечь из эльфийки бессмертие?

— Да кто его знает? Может, просто хотел препарировать для изучения. Ей ведь триста лет, она не стареет — любопытно же! Или, может, немощному Флорку про эликсир сказки сказывал, бурную деятельность изображал… Вармазей ведь довольно легко отказался от этой затеи в последнюю встречу.

Марья Сюрр покивала, делая мысленные отметки в материале.

— Ещё вот что. Мечи, магия… но, получается, всю эту историю Воины Хаоса удачно избегали каких-либо столкновений? Не считая схватки с корявыми.

— Как говорят в Чангаме, лучшая битва — та, которая не состоялась. Пойми правильно, бой красив в пересказе — в жизни это месиво боли, грязи и страха. Порой лучше удрать или свести всё к переговорам. Сам я никогда не боялся драки, но задеть могут не только меня… А в дальнейшем нам хватило сражений.

— Разумеется. Не будет лишним напомнить читателям, что указом Совета новой губернаторшей Варгола стала та самая Груня! Дама монументальной грации и необъятных амбиций, которая правит там до сих пор…

— Всюду женщины, видишь, — подметил Кэррот. — А ты говорила!

— Да, точно. Значит, после Варгола Наумбия и Фириэль вошли в вашу команду?

— Ага. У нас сложилось впечатление, будто Фириэль в какой-то момент позабыла, что мы с ней знакомы недавно, и вела себя с нами, как со старинными знакомцами. Позднее нашёлся специалист, который помог ей хотя бы немного разобраться с памятью, но к тому времени мы и так стали не разлей вода… ох, опять! А Наумбия долго была то не с нами, то с нами, но в итоге приняла свою участь и сделалась незаменимой соратницей.

— Хочу с ними поговорить, но пока что задам вопрос тебе. Как думаешь, Кёрт: волшебница и эльфийка могут стать образцами для подражания нашим читательницам?

Он озадаченно почесал шрам на лбу.

— Понимаешь, мы — Воины Хаоса — живём ненормальной жизнью, чтоб другие могли жить нормально. Маргиналы, изгои, говорю без кокетства… И Наумбия, и Фириэль… нетипичные женщины. Обе выпали из традиционной схемы «выйди замуж и рожай королю верноподданных», выбрав кое-что совершенно другое. Вряд ли всем читательницам стоит слепо им подражать, у каждой должен быть свой путь. Да и королю нужны верноподданные… Но я много лет знаю и Фириэль, и Наумбию, вместе столько всего натворили… у них есть, чему поучиться. Что мужчинам, что женщинам.

— Какова же тогда мораль приключения?

— Людям нужно общение, даже если они эльфы, гномы и олги. Одиночество ограничивает. Величайшие дела можно делать лишь вместе! Общаясь. Да, мне нравятся разные формы общения…

— О, я заметила! Хорошо. Кстати, где в этой истории происходили события, связанные с загадочным Хаотическим Заговором?

— Вероятно, они происходили в другом месте! — фыркнул Кэррот. — Знаешь, мир не вращается вокруг нас, сколько мы его ни раскручивали… Пока мы прозябали в глуши, «Одна Вторая» штурмовала базу разбойников к югу от Харша — возглавлял их латентный носитель хаоса! А команда «Раздор» тем же летом перебила толпу одержимых возле Задубья.

— Кёрт, но это рутина. Нету признаков заговора.

— А ещё… эпизод на восточной границе! Ну, когда там поймали людоедку безумную, атаманшу разбойников…

— Да, читала. Айна Шригал, она же Резня, она же Сладкоежка… хаоситка, каннибалка, массовая убийца, умела передавать одержимость. Пограничники разгромили её банду, но она убежала на пересылке. Такое бывает.

— Погоди, там сложнее всё! Силкин делился отчётом, чтоб мы были в курсе. Конвоировал Айну целый отряд, в том числе два Ликвидатора — хотели доставить в Азиро да разобраться, откуда у ней такие таланты. Боя не было. Они просто все разом заснули и не проснулись. Незадолго до этого там заметили девочку-побродяжку, сидевшую у дороги — второй раз её видели с Айной, а дальше следы их пропали.

— Про Айну читала: ей вменяют ряд преступлений с тех пор… а теперь ещё девочка-побродяжка! Снова женщины, Кёрт.

— Да, Мария. Женщины, — мечтательно вздохнул искатель приключений. — Я считаю, это ещё одно из зловещей цепочки событий, составляющих Хаотический Заговор. Безусловно, он существует, но кто в нём замешан? Мы не знаем таких мощных чар, чтобы разом остановить сердца нескольким десяткам человек, в том числе защищённым от магии Ликвидаторам… А там эти чары использовали, только чтобы освободить кровожадную хаоситку! Помяни моё слово: однажды ты точно узнаешь, как всё это связано.

— Но чего же, по-твоему, хотят эти тайные хаоситы?

— Перемен, разумеется! Хотят сделать из привычного мира что-то иное.

— И ты думаешь, это плохо? — хитро улыбнулась журналистка.

— Само по себе — нет. Но в том новом мире нам всем может не найтись места.

— Интересно! Но вернёмся к вашему походу. Эта история создала Воинов Хаоса?

— Да, теперь я могу утверждать со всей твёрдостью: после странной, дурацкой поездки в Варгол и сложилась наша команда. Всё там шло не так, как хотелось! Мы искали чудовищ, а нашли новых друзей. И, если спросят, откуда мы вышли, ответь: Воины Хаоса вышли из той заповедной долины, — Кэррот важно выдвинул челюсть.

— А как Воины Хаоса относятся к тому, что многие считают их антигероями? Вы, мол, безответственные авантюристы, ищете приключений ради приключений, и ни с чем не считаетесь, как все хаос-нейтралы. Есть и такие мнения, лично читала письма трудящихся.

— Для однозначных героев вроде Грязной Четвёрки мы пока ещё слишком… живые. Наше дело — бороться с явлениями хаоса, а не быть образцами морали и нравственности. И да, я люблю сам процесс приключений! Ну вот как ты решила стать журналисткой?

Сюрр загадочно улыбнулась.

— Это долгая басня, Кёрт. Потом расскажу. Вот ещё, я подметила закономерность… В твоей первой истории вас с Костиком было двое. Во второй пришли Батлер и Гудж: четверо. В третьей — шестеро. Значит, в следующей истории Воинов Хаоса будет уже восемь?

— Не совсем, — погрозил пальцем Кэррот. — В следующей истории нас едва не стало ноль! Мы попали в серьёзную передрягу, в неистовую и кровавую историю вольного города. Но это уже другая глава нашей повести.

— Буду ждать с нетерпением, — сладко зевнула Мария, прикрывшись рукой. — Ты проводишь меня на дорожную станцию? Завтра нужно работать в редакции, пришли свежие материалы, скандалы, сенсации… а в четверг встретимся для продолжения.

— Всецело поддерживаю твой план, — кивнул Олясин. — Провожу и зайду к братцу Гумберту, хоть пообщаемся… Ещё старый приятель хотел встретиться — Филис, помнишь, с которым мы в Спаду стажёрами ездили.

— Ну конечно же помню, — ответила журналистка, снимая с крючка дорожную сумку. — Идём?

— Движемся!