Волк в овечьей шкуре

10. Признание

Я обул туфли и направился в комнату. Выйдя из душа, сразу увидел Веру. Она сидела в кресле и листала журнал. Увидев меня, она отложила журнал и направилась ко мне.

— Ну что, помылась? — задала она глупый вопрос.

— А что, не видно? — вопросом на вопрос ответил я.

— Ну-ну. Смотри, зубы не обломай, — прошептала она.

— Это все? — спросил я уже на ходу и, не дождавшись ответа, побрел в комнату.

— Алина! — Вера полушепотом окрикнула меня. Я остановился, а она, подойдя ко мне вплотную, внимательно посмотрела в мне глаза: — Извини за сегодняшнее, мне это тоже не нравится.

Я посмотрел ей в глаза и поразился: она говорила искренне, и во взгляде читалось сострадании. Но у меня уже не было сил, чтоб еще о чем-то думать, я даже не хотел думать, что меня поимели в две дырки. После этой фразы она круто развернулась и пошла прочь.

«И что это было?» — задал я себе логичный вопрос. Не найдя ответа, да я, собственно, и не искал его, направился в комнату, слыша стук своих каблуков. Войдя в комнату, я увидел, что Марина не спала, а Дашки не было. Интересно, где она? Я снял туфли и залез на кровать. Облокотившись на стенку, я принял сидячее положение и постарался расслабиться. Спать мне не хотелось, и в голове никаких мыслей — одна пустота. Тут я увидел, что из-за журнала выглядывает Марина. Увидев мой взгляд, она мне подмигнула и громко сказала, что хочет спать. Я ее намек понял и, одобрив ее желание, на цыпочках подошел к выключателю и, выключив свет, показал охранникам, что ложусь спать. Когда я лег, то услышал, как зашевелилась Марина. Повернув голову в ее сторону, я заметил, как она потихоньку слезает с кровати и на цыпочках крадется ко мне.

Я невольно улыбнулся и вспомнил, что когда она была маленькой, она притворялась спящей. Только ляжешь, а она подкрадется и хочет напугать. Сейчас я наблюдал, как она крадется, и мне показалось, что мы в далеких девяностых. Когда она прыгала ко мне на кровать, я быстро поднимал руку и, вместо того чтобы меня напугать, она попадала в мои объятья. Сейчас произошло то же самое. Я сделал это машинально, ни о чем не думая. Она так же как в детстве вскрикнула и крепко прижалась ко мне. Сейчас начнет что-нибудь рассказывать, кто и какую конфетку ей подарил, кто какой фантик, и т. д. Но она неожиданно начала о другом:

— Знаешь, — она запнулась, — Алина, я все детство хотела напугать папу, но мне так ни разу и не удалось это сделать. — Она помолчала и посмотрела мне в глаза. В тусклом свете я заметил, что они у нее блестят. — А мне это так хотелось сделать… Хоть один раз… Интересно, как там мама? — продолжила она. — Наверное, место себе не находит.

Она еще сильней прижалась ко мне, и я почувствовал, как моя левая грудь встретилась и прижалась к ее правой груди. Я не знал, что и сказать. Меня уже не беспокоила сложившаяся ситуация, когда мы с дочерью лежим, обнаженные, в одной кровати, прижавшись друг к дружке.

— Алина, я тебе соврала. Мне было очень страшно. Я была в коридоре, когда тебя занесли в комнату. Не знаю почему, но это меня сразу успокоило. Ты даешь мне силы и надежду. Меня сразу к тебе потянуло. Ты понимаешь, Алина? Женщины способны чувствовать сердцем. Вот и я чувствую тебя сердцем. Я не знаю, как и почему. Значит, есть еще на свете какие-то чудеса. Хотя я уже большая девочка, и в них не верю, но я верю сердцу. И это чувство приходит со временем.

Она не говорила конкретно и не называла, какие чудеса. Не говорила также, к кому это чувство должно прийти, но мы оба знали, о чем идет речь.

— Алиночка, не переживай так сильно, ведь ничего страшного не произошло, — она опять запнулась и продолжила: — Ну, я так думаю. Поверь мне, это не так страшно, как ты думаешь. Я буду рядом. Я люблю и горжусь тобой, — Марина расчувствовалась так, что уже не контролировала себя. — И не только я, но и многие девчонки поразились твоей выдержке. Ты ничего не можешь сделать из-за ошейника, но я кое-что придумала, завтра посмотрим, как он устроен. Думаешь, мне приятно делать то, что я делаю, но другого выхода пока нет, они даже тебя сегодня свалили, а что говорить про нас? — она начала плакать, а я все сильней прижимал ее к себе.

Я так был поражен ее откровением, но то, что она сказала дальше, очень меня удивило и, наверное, останется загадкой, как она смогла догадаться…

— Знаешь, как я сегодня за тебя переживала, она замолчала… Папа, — вдруг сказала она тихо, — не ссорься пока с ними, будь послушной девочкой. Я знаю, что ты что-нибудь придумаешь. Но пока не лезь на рожон. Может, дядя Рауль что-нибудь придумает.

Я тяжело вздохнул, прижал ее голову к себе и поцеловал в лобик.

— Прорвемся, Марик! Обещаю!

Марина посмотрела мне в глаза с такой благодарностью и любовью:

— Поцелуй меня еще раз в лобик, — сказала она, немного успокоившись.

Я собрал ее волосы и, как обычно, поцеловал в границу между волос. Впервые за эти дни я улыбнулся по-настоящему и от души.

— А знаешь, — сказала Марина, — ты целуешь так же, как и раньше. Только, — она замялась, — только губы у тебя стали больше.

Марина положила голову ко мне на бедра и сразу успокоилась. А я искренне улыбался, глядя на нее. «Ребенок, совсем еще ребенок», — думал я. Мне впервые было хорошо, просто хорошо. Я уже перестал думать о том, что произошло днем, и, вообще, что произошло в последнее время. Даже в такой ситуации можно обрести счастье, ощущая, что рядом находится родной человечек. И не важно, что было, и что будет завтра. Она меня узнала и приняла такого, какой я сейчас есть, моя любимая дочь.

— А скажи, — она снова запнулась, не зная, как меня назвать, — как так произошло? Ну…

Я опять глубоко вздохнул, и с грустью в голосе ответил:

— Не знаю, — я сказал почти правду, т. к. сам действительно ничего не знал, — иди спать. Утром рано вставать, ты прочитала распорядок дня?

Она приподнялась на локтях и удивленно спросила:

— Нет, я про него забыла, а ты? — быстро спросила она.

— Я? — я засмеялся.

— Ну вот, ты уже смеешься, — так же весело подхватила она.

— Слушай, Марин, а где Даша? — вспомнил я о ней.

— Не знаю, — как-то грустно ответила она. — Ее уже после обеда увели, и… — она замолчала.

— Что и…? — не выдержал я. Мне было как-то не привычно говорить с дочерью и слышать свой голос.

— Ничего. Давай спать, — она как-то сразу потухла.

— Марина! — я постарался придать голосу больше строгости, чем только рассмешил ее.

— Слушай, — вдруг весело спросила она меня, — а сколько тебе лет? Правда, женщинам такие вопросы не задают. Ну, все же, — она впилась взглядом мне в глаза. — Насколько ты меня старше? Ну, скажи! — требовала она.

Вопрос поставил меня в тупик.

— Ну, скажи! — не унималась она.

— Не скажу, — этим ответом я еще сильней рассмешил ее.

— А тебе идет кокетничать, — сквозь смех произнесла она.

— Все, отбой в танковых войсках, — я попытался это произнести строго, чем еще сильнее рассмешил ее, и сам засмеялся.

Мы долго не могли успокоиться. Надо было выпустить эмоции.

— Ну, правда, сколько тебе?

— Мне — много, — ответил я.

— Алин, — запинаясь начала она, — можно тебя так называть? — вдруг спросила она.

— Да! Эту девушку звали Алина, и теперь мне по наследству досталось это имя.

— А Анджела? — спросила она, явно заговаривая мне зубы и желая что-то у меня спросить.

— Ты мне зубы не заговаривай! — мягким голосом произнес я.

Она помялась, потом все же ответила:

— Понимаешь, утром будет то же самое, что и сегодня, я боюсь за тебя. Ну, пойми, ничего смертельного тут нет. Да, неприятно, но лучше так, чем то, что было сегодня. Папа, пожалуйста, не сопротивляйся.

Я почему-то сразу почувствовал вкус спермы и то, что у меня очень болит дырочка в попе.

— Марина, ты прекрасно знаешь, что я добровольно ни на что не соглашусь. Только через мой труп.

— Ну, тогда я сама буду делать, а ты сначала будешь это видеть, а потом тебя накажут.

— Если успеют, — зло буркнул я. Так, значит, еще день на подготовку. Интересно, когда мои покупатели приезжают? Времени может и не хватить. Марина села рядом со мной и, обняв за шею, нежно прижалась. — Хорошо, посмотрим. Умеешь ты уговаривать, вся в маму: если что надо, в жизни не слезет.

Марина сразу повеселела:

— Да не парься! Я тебя тоже научу таким приемам. Тебя много чему надо научить. Кстати, ты на шпильках уже классно ходишь, ну немножко еще ножку нужно потянуть, и спинку прямее, чтобы грудь, — она смутилась, — вперед выступала. Да, и покупатель у нас один. Кому какие девушки достанутся, они по цветам различают. Я ответила на твой вопрос? — не унималась она и, засмеявшись, спросила: — Так сколько?

— А как ты думаешь? — в ответ спросил я.

— Ну, лет семнадцать, или около.

— Надо же, как помолодел, — усмехнулся я. — На четыре месяца я тебя младше. Все, удовлетворила свое женское любопытство?

— Да! А почему ты на носочках всегда ходишь?

— Марик! Это уже второй вопрос. Много будешь знать, быстрее старше станешь, — шутливо ответил я.

— Тебя какого, настоящего или прошлого? — не унималась она.

— Я все еще надеюсь вернуться в свое тело, если, конечно, оно уже рыб не кормит. — Я просто тешил себя надеждой, хотя понимал, что назад дороги нет. И уже надо привыкать к тому, что есть.

Так мы и просидели почти до самого утра. Я вспоминаю, как раньше мы могли на берегу реки просидеть весь день и говорить обо всем. Правда, говорила всегда Марина, а я слушал, как и сейчас.

— Знаешь, — вполголоса произнесла Марина, — тебе понравится, вот увидишь.

И, лежа у меня на ногах и еще сильней прижавшись к моему животу, она заснула, а я так и просидел до утра, гладя ее по волосам. Я тогда не понял, что мне может понравиться.