Волны огня

Глава 5

Они решили пообедать в городе Кос, столице острова, но по дороге им попалась небольшая таверна, из открытых дверей которой раздавалась музыка. Молодые люди заглянули туда; двое мужчин танцевали, остальные же хлопали им в такт.

— Может здесь? — предложил Андреас. — Либо забегаловка, либо отель со всеми удобствами. Выбор за тобой.

— Забегаловка, звучит превосходно!

Он иронично сдвинул брови:

— Не всегда. Удобства тоже вещь приятная.

Они вошли и, стараясь не мешать танцующим, прошли к стеклянному прилавку с плавающей под ним живой рыбой, где выбрали двух больших красных кефалей.

Обед им вынесли на свежий воздух, и они насладились им в тени виноградных лоз, запивая его вином. Довершением всему стал ароматный турецкий кофе, поданный им на десерт. Окружающие посматривали на них и перешептывались, а следующий танец был исполнен специально для них. Он был совершенно не похож на первый. Меланхоличная, наполненная печалью мелодия. Танцор то падал, то снова вставал, его ритмичные и отточенные движения сопровождало грустное пение.

— Я никогда раньше не видела этот танец.

Едва только попав на Кипр, Шани начала посещать уроки греческих танцев в местной гимназии и после упорных занятий стала считаться экспертом в кругу своих друзей. Она знала большинство греческих танцев и сейчас была абсолютно уверена, что об этом на Кипре не слышала ни разу. Повернувшись к мужу, она заметила, с каким странным выражением он наблюдает за ловкими и невероятно пластичными движениями танцора.

— Что он делает?

— Он с Калимноса — соседнего острова. Большинство из них работают ныряльщиками — добывают морских губок. Кроме этого, единственным способом заработать на жизнь является крестьянство. Но ныряльщик — опасная профессия. Иногда людей даже парализует от сильного давления воды. Этот танец родился на Калимносе, песня очень грустная, она выражает печаль и страдания человека, неспособного повторить танец, ранее наполнявший его душу радостью и светом.

— А движения выражают попытки парализованного танцевать так, как он делал это, будучи здоровым?

Андреас кивнул:

— Как видишь, он постоянно падает, но не прекращает попыток подняться и повторить танец с тем же мастерством и блеском, как и прежде.

Танец тем временем закончился, и, когда исполнитель под громкие аплодисменты зрителей уже собирался проследовать на свое место, Андреас подозвал его и предложил ему составить им компанию.

— Что вы будете пить? — мужчина ответил, и, заказав выпивку, Андреас спросил: — Вы, видимо, с Калимноса. Что привело вас сюда?

— Я женился на девушке с этого острова, поэтому живу на Косе. — Мужчина неплохо говорил по-английски, и Андреас не преминул это заметить. — Я учил язык в школе, — пояснил мужчина и покачал головой. — Мое знание английского хуже, чем хотелось бы мне самому; практиковаться мне сложно, поскольку жена и вся ее семья говорят исключительно по-гречески.

— Вы были ныряльщиком?

Собеседник кивнул:

— Я начал заниматься этим делом, когда мне было семнадцать, и нырял шесть лет. — Он сделал короткую паузу. — Если честно, я очень рад, что мой брак оказался таким удачным. У ее отца большой дом и большие земельные угодья. Мы выращиваем много мандаринов, а еще табак. Это достойная жизнь, и я действительно счастлив.

— А где сейчас ваша жена? — в глазах Андреаса мелькнуло что-то озорное, когда он встретил взгляд Шани.

— Работает, — серьезно ответил мужчина. — Она очень много работает с землей. Хорошая девочка.

— Расскажите мне о подводном плавании, — с нетерпением попросила Шани. — Мой муж немного рассказал мне о вашем танце… — она прервалась, пораженная тем, как естественно и просто дались ей эти слова. На щеках ее тут же выступил яркий румянец. Она не взглянула на Андреаса, но почувствовала на себе его обрадованный и не менее удивленный взгляд.

Молодой человек объяснил, что каждый апрель из порта Калимноса отправляются корабли в сторону северного побережья Африки, где водятся особенно качественные губки. Все корабли отплывают вместе, и путешествие это просто изумительное, но с семьей не видишься целых пять месяцев. При этом знаешь, что кто-то вернется домой калекой, а кто-то не вернется вовсе. В таких поездках постоянно кто-то гибнет. Далее он стал рассказывать о церемонии расставания перед отплытием. Муниципалитет устраивает большой ужин, на который приглашаются не только рыбаки, но и все члены их семей от мала до велика. Там собираются все священники Калимноса, а глава местной церкви благословляет корабли, и все молятся об успехе и благополучном возвращении.

— Пасхальная церемония торжественна и грустна, — закончил мужчина. — Зато сентябрьская гораздо веселее.

— Но даже в это время кто-то опечален, потому что их кормилец не вернулся или вернулся инвалидом. — Шани произнесла это задумчиво, ни к кому определенно не обращаясь, а скорее говоря это себе.

— Да, конечно. Это всегда и портило мне настроение. Я просто не мог не думать о погибших или искалеченных друзьях.

— И вам ведь, — продолжала Шани расспросы с ноткой негодования в голосе, — наверняка мало платили за эту жуткую работу?

— Платили неплохо. Обычно мы добывали много тонн, и деньги выплачивались авансом, чтобы семьи могли прожить во время нашего отсутствия.

Андреас задумчиво кивнул.

— Их выплачивал капитан судна?

— Именно так. А он получал их от правительства.

— А когда вы возвращались, губки шли на продажу рыботорговцам, надо думать?

— Да, продавали им на вес. Хотя сначала мы их сушили.

Мужчина опустошил свой стакан, и Андреас заказал ему еще.

— А губка есть везде? Во всем море? — Шани было невероятно интересно. Она хотела знать об этом все и удивлялась, что ни разу не задумывалась над этим в ванной, пользуясь губкой, но и секунды не поразмыслив о том, какими титаническими усилиями ее добывают.

— Нет, только на скалах. Ее приходится отрывать. Иногда она крепко держится на скале, и тогда работа становится гораздо сложнее. — Он печально усмехнулся. — Все нужно делать быстро, особенно когда ныряешь без кислородных баллонов.

— Не может быть! — Шани вытаращилась, не веря в услышанное, но Андреас кивком подтвердил слова островитянина.

— Кое-кто даже не использует костюм для ныряния, хотя большинство все же предпочитают его надевать.

— Да, — согласился мужчина, хоть и неохотно. — Но до сих пор очень многие ныряют, обходясь объемом собственных легких. — Он взглянул на Шани. — А вы знаете, что они делают, чтобы сэкономить время и побыстрее вернуться на борт? — она покачала головой, и он ответил: — Ухватываются руками за большой валун, чтобы при погружении он тянул их ко дну на большой скорости.

Она вздрогнула и подумала, что каждый раз, когда она теперь будет покупать губку, непременно станет вспоминать о нелегкой работе храбрецов с Калимноса.

— Он так интересно рассказывал, — заметила она чуть позже, когда они уже покинули таверну. — Я так рада, что мы встретили его.

— Я тоже. — Андреас чуть помолчал, затем рассмеялся. — Когда он говорил о валуне, мне показалось, что сейчас последует история о человеке, проглоченном акулой.

— Акулой?

— Один человек по привычке ухватился за большой и тяжелый камень, прыгнул в воду и… вместе с камнем устремился прямо в раскрытую пасть большущей акулы. Но удар камня о желудок рыбы вызвал у нее сильнейшую рвоту. Горе-пловец отделался шрамами на руках и немедленно прославился.

— Ну, это уже сказки! — смеясь, все же не поверила Шани. — Такого, просто не может быть.

— Один совет, дитя мое, — попадешь на Калимнос, не произноси этого вслух. Там все в это верят. Как я уже сказал, человек этот стал знаменитостью.

Дитя мое… Шани подняла на него глаза и осознала, что видит в Андреасе только своего мужа. Он был молод, красив и весел и совсем не походил на того мрачного грубияна, что отдавал ей сухие приказы в операционной. Но как он многогранен. Во всем. Сейчас, когда его не отягощало бремя забот о пациентах, это становилось особенно заметно. Все эти годы, когда бы его лицо ни всплывало в ее памяти, она чувствовала к нему лишь отвращение, видя в нем лишь неумолимого, глухого к ее детским, наивным просьбам иностранца, стоящего в ее комнате. Теперь же он предстал перед ней настоящим, и она невольно вспомнила его слова: «Будь со мной этой ночью, и ты никогда не уйдешь». Ее размышления были нарушены их возвращением в цветущую и прекрасную столицу острова, и не успела она опомниться, как он уже вел ее к пункту проката велосипедов.

— Сегодня мы уже опоздали, — предположил Андреас. — Все уже наверняка разобраны. Но мы можем сделать заказ на завтра и взять их утром.

После этого они брали велосипеды почти каждый день и съездили в несколько живописных деревень. Но два дня они решили провести в столице, исследуя памятники старины.

— Я никогда еще не видела столько всего в одном-единственном и таком небольшом месте! — призналась Шани на второй день, когда они ехали по направлению к древней гимназии. К входу ее вела дорожка, по обочинам которой словно стражи стояли невысокие олеандровые деревья. Сады пестрели экзотическими цветами, аромат их, разносимый теплым морским ветерком, витал в воздухе, легко дурманя голову.

— Да это же просто рай археологии! — они слезли с велосипедов, прислонили их к дереву и продолжили свой путь пешком. Плату за посещение участка не брали, поскольку был не сезон. — Как им удалось сотворить такое чудо, Андреас? Весь этот остров буквально окутан древностью.

— Если мне не изменяет память, последнее землетрясение было здесь в 1933 году. И хотя последствия его были катастрофическими, они позволили обнаружить в почве множество древних сооружений и прочих сокровищ. Новый город был возведен в обход всей этой красоты, а археологи продолжили работу над ней, благодаря чему мы и имеем теперь возможность ее созерцать.

Они исследовали здание гимназии и всю ее территорию, посетили храмы Аполлона и Венеры, отдали должное великолепной мозаике, найденной итальянскими археологами, и под конец очутились в амфитеатре, где присели отдохнуть под теплыми лучами солнца и полакомиться сочными плодами граната, которые Андреас сорвал с растущего прямо над ними дерева.

На третий день они отъехали от города на довольно значительное расстояние в поисках ресторанчика, рекомендованного им одним из служащих отеля. Вдруг Шани остановилась и слезла с велосипеда.

— Смотри, опять старинные памятники. Даже здесь, в этой глуши. Как думаешь, нам можно войти туда?

— Здесь нет ни души. Кто нам помешает? — и правда, он не ошибся. Казалось, их окружали мили пустого безмолвия.

Упавшие колонны были практически скрыты от глаз внешнего мира в густой зеленой траве, и лишь головы трех мраморных львов были видны чуть лучше. Сама не зная зачем, Шани наклонилась и начала, с трудом раздвигая густую траву, шарить по земле.

— Помоги мне, — взмолилась она наконец. — Там внизу что-то твердое!

— Тебе известно, что ты нарушаешь закон? — предупредил Андреас, однако просьбу ее выполнил. — Кажется, ты и вправду что-то нашла, — добавил он полминуты спустя.

— Здорово, мы нашли неисследованный участок.

— Нет, дорогая, не совсем так. Ведь об этом месте знаем не только мы.

— Ну ладно, пусть так, но нашли-то именно мы. До сих пор никто не удосужился провести здесь раскопки, что лично меня поражает.

— Недостаток финансирования, я полагаю. Ты вспомни те многочисленные участки на Кипре, что до сих пор не исследованы по той же причине.

Шани была поглощена своим занятием. С осторожностью и трепетом она раздвигала зелень и разгребала довольно рыхлую землю. В конце концов она издала изумленный возглас:

— Какая прекрасная мозаика! Андреас, нужно кому-нибудь рассказать!

Он улыбнулся и счистил с мозаики еще немного земли.

— О ней уже знают.

— Как это? Мы же ее только что нашли.

— А до нас еще куча людей — уверяю тебя, это именно так.

— Но все эти сорняки… мозаика полностью ими заросла.

— И все же нет никаких сомнений в том, что здесь ранее ступала нога человека. Посмотри на колонны — ведь мы не единственные, кто их заметил. — Он весело взглянул на жену и поднялся, отряхивая от земли руки. — Нет, Шани, открытия мы не сделали. Это место ждет своего часа, а пока туристам дозволено проходить мимо и… — он невольно прыснул, глядя на то, как она вдруг сникла, — выдергивать сорняки. Я так думаю, что это даже поощряется. Ладно, давай снова все это прикроем.

— О… — Шани разочарованно посмотрела на разрытое ими изображение цветов и птиц, которое вполне могло быть частью большой, представлявшей огромную ценность мозаики. — И все равно, — снова оживилась она, — это удивительный остров; он просто битком набит сокровищами. Изумительное место!

Неделю спустя она произнесла те же слова. Они прогуливались по саду отеля, наслаждаясь теплым, пропитанным ароматами цветов воздухом. И вдруг Андреас вплотную приблизился к ней и, склонившись, прошептал ей на ухо:

— Ты права, моя Шани, место изумительное… для медового месяца. — Внезапно она почувствовала неловкость и смущенно отстранилась от него. — Прости, — тихо сказал он. — Забудь об этом.

Она подняла голову. Лицо ее пылало. В голове пронеслось: «Не сделай я шаг назад, он поцеловал бы меня».

— Я… Андреас…

— Давай пойдем, поздно уже. И не забивай свою чудную головку всякой чепухой, — добавил он, видя ее растерянность и напряженность. — Я сказал: ничто не испортит нашего отпуска, и я не шутил. — Он взял ее за руку, и они молча пошли ко входу в гостиницу.

— Андреас, я не могу… — она хотела объяснить ему причину своей неуверенности, смятения, путаницы в мыслях, но он перебил ее:

— Я же сказал, не забивай себе голову. У нас осталось только четыре дня. Давай не будем их портить. — Он улыбнулся ей, в глазах не было и намека на обиду. — Разве я не говорил, что тебе будет о чем вспомнить?

Она кивнула, но, увидев, что выражение ее лица не изменилось, он посерьезнел и приказал ей немедленно улыбнуться. Она повиновалась, и, не в силах сдержать свой порыв, Андреас наклонился и поцеловал ее в губы.

Но с этого дня его настроение стало куда менее беззаботным и радостным, что сразу бросилось в глаза Шани. Было видно, что ему очень тяжело. Так выглядит человек, который с честью боролся, но проиграл. Несколько раз она пыталась заговорить с ним, рассказать о своих сомнениях, объяснить, что ее отношение к браку с ним стало другим, пока она не может определить, каким именно, но он должен набраться терпения и дать ей еще немного времени, поскольку после всех этих лет она только сейчас по-настоящему начинает узнавать его. Но разговора так и не получилось. Он повел себя недостойно, и его замечание относительно медового месяца вызвало в ней лишь раздражение. Она так и не смогла открыться ему до возвращения на Лоутрес, где, после двух недель совместных ужинов, танцев, купаний, они вернулись к прежним отношениям.

Андреас рассказывал об отпуске своим коллегам; что касается Шани, она в очередной раз побывала у друзей в Карпасе, и те, разумеется, поинтересовались, как она отдохнула. Шани сама не знала, что именно она чувствует к Андреасу, но в памяти ее постоянно всплывали его слова: «Подумай хорошенько, Шани, впереди у нас долгий путь, и путь этот может оказаться нелегким».

Но он вряд ли любил ее, а посему задумываться о возможности того, чтобы жить вместе с ним, она не собиралась. В одном же она была уверена на все сто процентов: при нынешних обстоятельствах ее замужество с Брайаном состояться не может, и чем скорее она ему об этом скажет, тем лучше. Она рассчитывала, что он ее поймет и не примет все слишком близко к сердцу. Да, она надеялась, что все обойдется без сцен, но когда, вернувшись на базу, Брайан позвонил ей, сердце ее взволнованно забилось.

— Милая, я вернулся! Когда мы сможем увидеться? Я подъеду в выходные. Ты будешь свободна?

— Д-да.

Пульс ее участился. Сказать ему все по телефону? Это было бы несправедливо. Трусливый уход от неприятной встречи. С другой стороны, непорядочно было оставлять Брайана в полном неведении. Он ведь будет с нетерпением ждать выходных, надеясь провести их вместе с ней. Наверное, надо намекнуть ему, что кое-что изменилось. Но как это сделать? Должен ведь быть какой-то способ подготовить его к неприятным новостям.

— Да, я свободна в выходные, Брайан, но кое-что произошло…

— Произошло? — резко перебил он. — Развод?

Он первый заговорил о разводе, и она этим воспользовалась.

— Андреас утверждает, что только он может дать мне развод, поскольку я отказалась жить с ним под одной крышей. Возможно, что развода я не получу никогда. Это далеко не все из того, что нам необходимо обсудить, но об остальном мы поговорим при встрече.

— Только… — похоже Брайан и не расслышал последних ее слов. Он повторил будто сам для себя: — Только он может дать тебе развод, да? — последовала долгая пауза, а затем он заговорил, жестко и гневно: — Ты знала об этом до моего отъезда?

— Да, Брайан, знала.

— Так почему ты мне не сказала?

— Не хотела тебя огорчать… не тогда. Но теперь…

— Ты говорила, что он согласен!

— Нет, — торопливо возразила она. — Я сказала, что он немного колеблется. А еще я говорила, что отпускать он меня не хочет.

— Это означает, что у нас возникают трудности? — заключил он, выдержав очередную паузу.

Шани затруднилась ответить. Вместо этого, все еще не желая делать свое признание по телефону, она спокойно повторила:

— Вполне возможно, что развода я не получу. Но, — добавила она, заговорив чуть быстрее, чтобы Брайан не успел перебить ее, — мы обсудим это в выходные…

Он все же прервал ее, гневно воскликнув:

— Предоставь это мне! Похоже пришло время мне подключиться к этому делу. Со мной у него этот номер не пройдет!

— Брайан, нет! — в отчаянии воскликнула она. — Есть еще кое-что, что ты должен знать! Брайан! Брайан! — но он уже повесил трубку.

Она перезвонила ему, но он так и не подошел. Что же он собирается делать? — испуганно размышляла она и старалась убедить себя, что он не решится предпринять ничего прежде, чем они встретятся в выходные. А собственно говоря, что он может предпринять?