Волны памяти

Глава 26

— Стас звонил, — говорит Игорь, когда мы выходим из аэропорта в Волгограде. — Похоже, нам удалось оторваться от преследователей. По крайней мере, Калина «проводила» Стаса до самого «Прибоя», что в двухстах километрах от Москвы.

— Думаешь, они не догадаются, что их обманули? — наивно интересуюсь я.

— Думаю, что они это уже поняли, а теперь пытаются выяснить, где нас можно найти, — разрушает мои надежды муж. — Не волнуйся, их координаты уже в полиции, поэтому стоит им показаться где-то на камерах или совершить попытку нам навредить, то их тут же арестуют.

— А сейчас нельзя их арестовать, не дожидаясь, пока они что-то сделают? — возмущенно спрашиваю.

— А за что их сейчас арестовывать? — отвечает Игорь. — Они пока ничего не нарушили. Слежка идёт из другой машины, которая не была замечена ни около гостиницы «Каприз», ни у Центра, где убили доктора. В общем, сейчас им нечего вменить в вину…

— Ты прав, — грустно соглашаюсь с Игорем, и мы садимся в машину, которую Кирилл заранее арендовал на ближайшие три дня.

— До Рыбинок два часа езды, поэтому мы успеем немного отдохнуть, — говорит муж, снимая куртку и сворачивая её валиком. — Ложись, поспи немного, — он похлопывает ладошкой по куртке на своих коленях, приглашая меня прилечь.

— Не знаю, смогу ли уснуть, — говорю, принимая его предложение.

Я действительно очень сильно волнуюсь, боюсь, и вместе с тем предвкушаю грядущую встречу с местами, которые могут помочь мне вспомнить своё детство.

Несмотря на ожидание и тревогу уснула я почти сразу, а когда проснулась, то поняла, что машина замедляет ход и останавливается.

— Алён, одъехали к гостинице, — сообщает Игорь, и мы идём размещаться.

— Петропавловских, двухкомнатный номер на троих, — сразу после приветствия говорит Игорь на ресепшене.

Вообще, «ресепшеном» это вряд ли можно назвать. Скорее — комната вахтера. Тут стоит обыкновенный письменный стол, старый шатающийся деревянный стул, на котором мягкое сиденье протерлось и теперь застелено куском какой-то цветастой ткани, на стенах бумажные аляпистые обои и репродукции художников девятнадцатого века в старых, местами поврежденных рамах.

«Хозяйка» всего этого великолепия — женщина лет шестидесяти, в трикотажных брюках и вязаном свитере, несомненно, ручной работы, о чём красноречиво свидетельствуют швы, соединяющие детали изделия, да неумело обвязанные манжеты. Накинутый поверх и без того теплой одежды шерстяной платок поселил во мне сомнения на счёт того, что здесь мы найдём комфортные для жизни условия, а работающий в каморке обогреватель их только подтвердил.

— Отродясь у нас не бывало двухкомнатных нумеров, — заявляет женщина и с вызовом смотрит на нас.

— Как это не было? — удивляется Кирилл, который занимался бронированием. — Вот же, на сайте написано, — он достаёт телефон и что-то там ищет.

— На заборе у Степаныча знаешь, сколько всего написано!? А за ним только дрова хранятся, — не дожидаясь предоставления доказательств нагло отвечает администратор и тут же смеётся, довольная собственной бородатой шуткой.

— Но я ведь предоплату внёс! — не унимается Кирилл. — Верните деньги или селите нас в двухкомнатный номер.

— Деньги не верну, — невозмутимо парирует женщина. — Поселить могу только в два отдельных номера. Мужчин отдельно, женщину отдельно.

— Нам это не подходит, — отрезает Игорь и собирается молча уйти. Он даже берет меня за руку и ведёт к выходу.

— Как хотите, — хмыкает администраторша. — У нас и на лавках в парке ночуют. А что? Гостиниц-то кроме нашей в городе больше нет, — это её звёздный час! Ликование в голосе явно говорит о том, что она не просто ждала этого момента, а скорее всего для того и затеяла весь сыр-бор.

— Селите в соседние, — едва не скрипнув зубами от негодования, говорит Игорь. — Только меня с супругой в один номер.

— Давайте паспорта, — торжествующе произносит победительница и начинает оформление.

Детский дом в Рыбинках находился практически в центре. Трёхэтажное здание, если верить информации из интернета, должно было вместить сто пятьдесят детей. По всему периметру возвышался розовый забор из бетонных панелей с небольшим орнаментом вверху. Глядя на него я поймала внутренне чувство узнавания, как, собственно, и всего того, что видела на всех центральных улицах, которые мы проезжали.

Мне было до боли знакомо всё, что меня окружало. Но самым странным было другое чувство — ностальгия. Я будто скучала по всему, что видела.

— Игорь, мне хочется плакать, — призналась я, когда мы остановились у железных ворот, которые были также выкрашены в розовый, чтобы не диссонировать с остальным забором.

— Ты что-то вспомнила? — взволнованно обращается ко мне муж. — Что-то плохое связано с этим местом?

— Не знаю, — в который раз повторяю одну и ту же фразу. — Мне всё знакомо в этом городе… Но плакать хочется не от чего-то плохого. У меня странное чувство…

— Какое? — трепетно сжав мои ладони, спрашивает Игорь.

— Будто я… дома, — говорю на выдохе и ощущаю жжение в груди, произнося это слово.

— Алён, это неудивительно, — скромно улыбается мужчина, — ты провела в этом городе всё детство и юность, а эти годы считаются самыми счастливыми у человека.

Я молча киваю, соглашаясь с мужем, и мы входим в железную калитку, набрав код и связавшись с охранником. Объяснив, по какому мы вопросу, нас провожают в кабинет директора Людмилы Алексеевны.

— Здравствуйте, — приветствуем сухощавую низенькую женщину лет шестидесяти пяти.

— Здравствуйте, — нехотя отвечает директриса.

— Вы меня не узнаёте? — спрашиваю у неё.

— Как же, не узнаю? Ещё как узнала тебя, Лена, — говорит Людмила Алексеевна, всем видом показывая, что мы отвлекаем её от более важных дел, чем разговор с нами. — С чем пожаловала? — спрашивает она, косясь на Игоря, и у меня создаётся впечатление, что если бы не он, то она сформулировала бы вопрос по-другому, менее деликатно. — Ни за что не поверю, что ты приехала, потому что соскучилась по нам.

— Моя жена потеряла память, — вклинивается Игорь и пытается прояснить ситуацию. — Не могли бы Вы помочь нам?

— Помочь? — саркастично переспрашивает директриса. — Я десять лет помогала тебе, и что я получила взамен?

— Что? — не растерялся муж и тут же задал вопрос.

— Как минимум испорченный праздник…

— А как максимум? — не унимается Игорь.

— Ну, давайте посчитаем, — приподнимается на стуле Людмила Алексеевна и начинает загибать пальцы, неприязненно глядя на меня. — Новый год в компании полицейских — раз, стоптанные ноги и обмороженные пальцы, когда мы обходили все заброшки города, чтобы тебя найти — два, испорченные нервы, когда так и не нашли — три. Ну и под занавес — миллионы звонков, характеристик, протоколов, анкет, которые нужно было предоставить в связи с твоим побегом из детского дома.

— Мне было очень плохо здесь? — спрашиваю я тихо, сильно сомневаясь в положительном ответе.

— Конечно! — язвительно восклицает директриса. — Тебе здесь запрещали курить! Пить! И таскаться по мальчикам. А тебе ой как этого хотелось! Причём всего сразу! И в Новогоднюю ночь перед своим восемнадцатилетием ты оторвалась по полной.

— Простите, — говорю искренне. — Мне ужасно стыдно за своё поведение…

— Знаешь, Лена, я простила тебя, — уже не так раздраженно говорит женщина. — Простила сразу, как только ты покинула эти стены. Я выпустила тебя и наконец выдохнула. Поэтому, если ты приехала успокоить свою совесть…

— Нет, мы не для этого здесь, — прерывает её преждевременные выводы муж. — Мы хотели узнать, кто были родители Алёны? Нам очень важно это…

— Извините, но ничем не могу помочь, — отрезает Людмила Алексеевна, поднимаясь из-за стола. — У меня работа, и сейчас нужно идти в столовую. У детей обед через полчаса, а я не проверила готовность блюд.

— Постойте, — просит Игорь. — Мы с Алёной хотели бы внести благотворительные пожертвования для детей, — многозначительно говорит он, и Людмила Алексеевна замедляется у дверей. — А также хотели бы купить какие-то угощения или игрушки… А может, детскому дому нужно что-то из техники? Или мебели?

— У малышей в группе сломался телевизор, — словно делает заявление директриса, а Игорь одобрительно кивает. — Старшие девочки давно просят стационарный фен в душевую, — Игорь кивает. — А мальчикам компьютер, — подытоживает она.

— Сегодня вечером всё подвезём, — говорит Игорь. — Когда заканчивается Ваш рабочий день?

— Мой рабочий день ненормированный, — отвечает Людмила Алексеевна, — поэтому вот Вам мой номер, как только будете готовы, позвоните, — протянув Игорю скромную картонную визитку, она приглашает нас вместе с ней покинуть кабинет, что мы и делаем.

— Сейчас дам задание Кириллу, — говорит муж, когда мы выходим из детского дома. — Пока он разберётся с «заказом», у нас будет время погулять по городу. Давай пообедаем где-нибудь, заодно, возможно, ты что-то вспомнишь…

Город Рыбинки, как кажется на первый взгляд, получил этот статус с большим авансом. Здания здесь не превышают пяти этажей, а большинство построек конца прошлого столетия и в них еще хранится отголосок нашего советского прошлого, когда архитектура служила исключительно практичности, не заботясь об эстетике. Дороги Рыбинок, очевидно, вообще времен царя Гороха, и чтобы проехать или пройти пешком нужно преодолевать целый квест, выбирая маршрут без ям и луж, коих после вчерашнего дождя тут больше, чем жителей.

— Аккуратнее, там люк открыт, — говорю Игорю, перепрыгивая очередное грязное озерцо.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает мужчина, останавливаясь и шокированно глядя на меня.

Я понимаю, что знала это, и сейчас память сработала автоматически, подкинув мне это знание. Не найдя, что ответить Игорю, просто развожу руками, но он и без моего ответа всё понял.

— Алён, ты вспомнила это? Но ведь ты была тут несколько лет назад, неужели этот люк не ремонтировали столько времени?

Мне снова нечего сказать, слова вообще застряли в горле. Я прекрасно понимаю, что память возвращается и подкидывает мне всё новые и новые подробности моей жизни, но по-прежнему у меня огромное количество вопросов, ответы на которые я так и не нашла.

Мы пообедали в кафе, потом долго прогуливались и, когда начало темнеть, решили вернуться в гостиницу, чтобы немного отдохнуть и отправиться в детский дом, как и обещали.

За время нашего пешего путешествия по городу моего детства, я вспомнила около десятка разных мест. Все они были мне настолько знакомы, будто вчера только там бывала. Я даже узнала женщину, которая торговала на углу у супермаркета шерстяными вещами ручной работы собственного производства. Женщина меня тоже узнала, она радостно помахала мне рукой, широко улыбаясь, а когда я отходила, то внезапно она меня догнала и всучила мне пушистые варежки со словами:

— Это чтобы ваши добрые ручки никогда не мёрзли.

— Что Вы! — попыталась я не принять подарок. — Давайте я куплю у Вас их…

— Не обижайте меня. Я специально для Вас их вязала, столько ждала, когда Вы вновь придёте… Дай Вам Бог всех благ за Вашу доброту!

Мы с Игорем попытались её задержать и побольше расспросить о том, что она имела в виду, но женщина поспешила вернуться к своему столику, у которого появились покупатели. Я посмотрела на варежки, которые остались в моих руках, и впервые почувствовала тепло, а не отвращение к себе прошлой. Это была пока единственная женщина, которая знала меня до амнезии как хорошего человека.

Когда мы подошли к гостинице, Игорю позвонил незнакомый номер.

— Игорь Эдуардович, еще раз приветствую Вас, — пропела трубка голосом Людмилы Алексеевны. — Ваш помощник привёз от Вас подарки детям, и они просто в восторге. Не оскудеет рука дающего, — соловьём разливался поток благодарностей. — Мы даже подумать не могли, что можно так быстро решить наши проблемы. Я жду Вас завтра у себя в кабинете к девяти часам, Вам удобно будет? — спохватилась она.

— Да, конечно, — Игорь еще немного послушал дифирамбы в свою честь, а потом, попрощавшись с директрисой, отбил звонок. — Выходит, у нас сегодня свободный вечер. Чем займёмся? Ещё погуляем? — спросил он у меня.

— Честно говоря, я уже не чувствую ног, и прогулка сегодня меня совсем не вдохновляет, — говорю, падая на диван и вытягивая уставшие конечности.

— Слава Богу, что ты не согласилась, потому что у меня, кажется, после сегодняшней прогулки подошва стерлась на ботинках. Предлагаю заказать ужин в номер, как тебе идея?

Мы поели прямо в постели, потом включили телевизор и стали выбирать фильм.

— Может, наши любимые советские комедии? — спрашивает Игорь, листая ленту обложек различных фильмов, рекомендуемых платформой.

— Подожди, — вдруг взгляд вырывает из списка одно название. — Немного назад пролистай.

— «Вечное сияние чистого разума», — читает Игорь название старого голливудского фильма. — Ты смотрела его?

— Не помню, — говорю задумчиво. — А ты?

— Я точно нет, — усмехается муж. — Согласно подписи, это мелодрама, а судя по названию и обложке — сопливая мелодрама. Но если хочешь…

— Хочу, — не даю закончить вопрос Игорю.

— «Можно стереть любовь из памяти. Выкинуть из сердца — это уже другая история», — произносит Игорь слоган фильма, когда мы смотрим последние титры. — Знаешь, применительно к нашей истории, я бы перефразировал так: "Можно стереть любовь. Но чтобы она родилась, память вовсе не нужна».

— Интересная мысль, — поворачиваюсь к мужу и вижу его прекрасные глаза, которые смотрят на меня так проникновенно, что под ребрами становится жарко. — Что ты хочешь этим сказать? — решаю задать вопрос, но голос внезапно подводит и слова звучат интимным шепотом.

— Думаю, ты уже догадалась, что я хочу тебе сказать, — Игорь приближается к моему лицу и обнимает одной рукой за талию. — Я тут на днях чуть не проговорился… — на лице мелькает лукавая улыбка. — Но если ты не поняла, то я собираюсь сказать это четко и внятно, чтобы ты наверняка услышала…

Моё сердце готово выпрыгнуть из груди, я даже не моргаю, ловя каждый вдох мужчины, который смотрит на меня так… так…

— Я люблю тебя.