Замечательные всё-таки таблетки дал мне тайский врач. Вот уже две ночи подряд я сплю сном младенца, не вижу кошмаров, не мучаюсь от бессонницы, и, самое главное, на утро чувствую себя бодро.
Сегодня я встала довольно рано, что было понятно по неяркому свету, робко пробивающемуся через стеклянную стену. Машинально попыталась нащупать под подушкой телефон, чтобы посмотреть время. Телефона там не оказалось. Да его вообще у меня не было. А привычка, видимо, — была! Это открытие стало для меня очень важным, я ведь начинаю знакомиться с собой, и каждая мелочь здесь играет большое значение.
Попыталась проанализировать. Зачем мне смотреть на время с утра? Я где-то работала? Но почему мне никто не сказал об этом?
Почему-то мысль о работе меня воодушевила. Я попыталась представить, кем я могла бы быть по профессии, но в голову приходили только какие-то стандартные специальности: врач, учитель, инженер.
Врач… Могла бы я быть доктором? Пытаюсь представить себя в кабинете, принимающей пациента. Отторжения нет. Пожалуй, это возможно. Только интересно, смогу ли я вспомнить что-то из своей профессии?
Учитель. Множество детишек, кричащих, бегающих и прыгающих вокруг. Эта картина заставила широко улыбнуться. Даже если я не была учителем, то наверное, хотела бы им быть…
Инженер. Звучит страшно. Вряд ли я могла бы связать свою жизнь с цифрами, графиками и техникой.
Похоже, что Елена Максимовна Петропавловских гуманитарий…
В доме тихо, но ощущения, что все спят, нет. Где-то едва слышно льётся вода, с улицы доносится гул голосов, в какой-то из комнат явное движение.
Я спускаюсь со второго этажа, рассматривая всё вокруг. Мне интересно найти хоть какую-то вещь, которую я могла бы вспомнить.
Весь дом обставлен в едином стиле. Здесь минимализм в каждой детали. Даже картины на стенах такие, будто стояла задача изобразить минимум предметов, потратив при этом минимум краски: черный круг, серые параллельные линии. Была даже просто черная рамка с белым фоном.
Я вошла в большую комнату, которая, очевидно, являлась гостиной. Здесь было так же скучно, уныло и до тошноты концептуально и современно. Совершенно неуютный диван, напоминающий лежанку, который только благодаря подушкам, создаёт подобие жилого помещения. Такие же кресла, расставленные вокруг журнального столика в центре, который больше похож на большую коробку из-под обуви. Черную, лаковую коробку, в которой возможно, до сих пор лежат рыбацкие заброды. Но никто из посетителей этой комнаты, наверняка, даже не догадывается об этом, потому что сверху на этом гробике неправильной формы стоит «ваза». Ну, как — ваза… Скорее, урна. В таких хранят прах предков в американских фильмах. Интересно, для чего она здесь?
В этой комнате есть несколько напольных ламп, точь-в-точь таких же, как фонари на участке. Окна во всю стену, без каких-либо штор или занавесок, создают ощущение, будто ты находишься не в доме, а на улице. Хотелось бы сказать «на веранде», но мысленно это слово ассоциируется с чем-то уютным, домашним, а нахождение здесь вызывает прямо противоположные чувства. Я будто попала в какое-то апокалиптическое будущее, которое населяют люди-роботы. Огромный экран на полстены как нельзя лучше вписывается в интерьер — это словно портал в этот «дивный новый мир».
— Хаксли, — слышу голос за спиной, который вырывает меня из мыслей.
— Что? — поворачиваюсь на звук и замираю, увидев мужчину в новом для меня образе.
На Игоре белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, серый строгий костюм и классические туфли в тон. Поза расслабленная, он стоит, привалившись одним плечом к дверному косяку и внимательно меня рассматривает.
— Олдос Хаксли — это автор романа «О, дивный новый мир».
Похоже, что последние слова я всё же произнесла вслух. Но я и понятия не имела, что они значат.
— Не знал, что ты читала его… — будто сам с собой размышляя, говорит мужчина.
— Ты много обо мне не знаешь, — тут же подхватываю эту мысль, чтобы продолжить разговор и, возможно, растопить лед между нами.
— Это уж точно, — ухмыляется Игорь. — Но знаешь… Мне это и не надо.
— Почему ты так говоришь? — делаю к нему шаг и умоляюще произношу. — Что я сделала тебе? Можешь нормально объяснить причины своего отношения?
Какое-то время он молчит и будто решается на что-то, а потом говорит:
— Доктор сказал, что рано или поздно память к тебе вернется. Наберись терпения, дорогая. Я же терпел тебя шесть лет…
Выплюнув мне лицо эти слова, он ни секунды не задержавшись, разворачивается и просто уходит. Спустя несколько мгновений хлопает входная дверь. Игорь ушёл, оставив меня «обтекать». После услышанного возникает одно желание — выйти в это отвратительное панорамное окно. Но во-первых, это первый этаж и, во-вторых, вряд ли такой поступок хоть что-то решит.
Я бреду по этому мерзкому дому, уже не вглядываясь и не разбирая его обстановки. Здесь всё чужое, не моё. Я этого не помню и не хочу вспоминать.
Мне нужно попасть на кухню. Ужасная жажда мучает с самого момента пробуждения. Я заметила, что так всегда после приёма таблеток.
Долго бродить в поисках не пришлось, ибо до меня стали доносится сначала запахи готовящейся еды, а приблизившись, я услышала разговор.
— Куда это Игорь Эдуардович так быстро уехал? — узнала я голос Татьяны. — Даже не позавтракал.
— Ему в офис нужно срочно, — этот неприятный тембр я уже слышала. Он принадлежит отцу Игоря. — Я дал ему задание, которое не терпит до завтра. Так что сегодня его не жди раньше ужина. Кстати, ты тоже можешь отдохнуть сегодня. До обеда не появляйся в доме, поняла?
Мне показалось, или последнее слово он произнёс с нажимом? Как же не хочется мне видеть этого типа и тем более оставаться с ним наедине, а последнее неминуемо, если Татьяна покинет дом.
Собираюсь незаметно развернуться и сбежать к себе в комнату, но тут же слышу позади фальшивую радость:
— Эленочка Максимовна, вы уже встали!?
— Доброе утро, Татьяна, — говорю обреченно и переступаю порог кухни.
— Элен! Ну, наконец-то! — восклицает мужчина и вскидывает руки, изображая раскрытые объятия.
— Здравствуйте, Эдуард Викторович, — сдержанно киваю свёкру, всем своим видом показывая нежелание тактильных приветствий.
Но он то ли правда не понимает, то ли прикидывается, то ли плевать хотел на мои сигналы, ибо в следующую секунду решительно кидается в мою сторону, что я даже не успеваю предпринять каких-либо экстренных защитных мер. Мерзкие влажные ладони обхватывают мою спину: одна — в районе талии, а другая — прямиком на… в общем, ниже талии ровно на одну ладонь.
Я вскрикнула и попыталась отскочить, но не тут-то было. Он сжал еще крепче, а я уперлась ладонями в его грудь и начала вертеть головой в поисках Татьяны, которая только что находилась рядом с нами. Но услышала только закрывающуюся на кухню дверь и торопливые удаляющиеся шаги.
Что происходит???
— Эдуард Викторович, — говорю, повышая голос. — Прекратите немедленно! Как Вам не стыдно!?
— Я соскучился, кисунь, — говорит мне шепотом и впивается в шею, так как до губ не смог дотянуться, будучи немного ниже меня ростом.
— Да что вы делаете!? — я уже почти кричу и начинаю с силой пытаться его оттолкнуть, но руки мои зажаты его торсом. — Я буду кричать!
— Не здесь, — похотливо хрипит, усаживая меня на стол. — Здесь сделаем всё по-тихому, а в спальне можно будет и покричать, — он начинает лапать меня и одна рука уже проникает под майку и устремляется к груди, когда я резко освобождаю свою ладонь и силой бью его по лицу.
— Ты чего? — смотрит на меня не понимающе. — Я не буду оставлять следы как в прошлый раз, не волнуйся, кисуня моя, папочка будет осторожен, — пока я ошарашенно перевариваю смысл его слов, понимая, что они могут значить, этот престарелый извращенец возвращается к прерванному моей оплеухой занятию.
Нужно действовать кардинально. В следующую секунду моя коленка попадает точно в цель. Папаша оставляет меня и сгибается пополам, хватаясь за то место, которое у него явно было проблемным.
— Никогда! НИКОГДА больше не смейте так делать!!! — в ярости ору на старикашку. — Еще хоть один подобный намёк — я всё расскажу Игорю!
— Только попробуй, — хрипит вслед.
Не дожидаясь его дальнейшего ответа, я выскакиваю из кухни и в несколько секунд оказываюсь в своей комнате. Запираюсь на все замки и прямиком иду в ванную. Сначала пью воду прямо из-под крана, а потом захожу в душ. Мне необходимо смыть с себя прикосновения этого урода.
Горячие струи обжигают кожу, но не могут её согреть. Меня трясёт, а из глаз потоком текут слёзы.
Что же я за дрянь такая?! Получается, что я спала с отцом собственного мужа! Мне мерзко от этого понимания. Я сама себе противна.
И тут в голове словно складывается паззл: а может, Игорь потому так общается со мной, что узнал о связи своей жены и отца?
Это многое объясняет. Но я не представляю, почему он терпит меня в этом доме, почему сразу не выставил, узнав об этом?
Что-то тут не сходится… Да и папаша угрожал, чтобы я не говорила.
Получается, есть еще что-то. Наверняка не менее отвратительное…
Сколько же еще у меня скелетов в шкафу? Сколько еще грязи я о себе узнаю?
Мне становится не просто плохо, а по-настоящему тошно. Если бы я успела позавтракать, наверняка извергла бы всё в эту же минуту. Голова раскалывается, всё тело трясёт, как лихорадке.
Я выхожу из душа и дрожащими руками достаю из коробки две таблетки. Смотрю на свою ладонь с двумя белыми кружочками на ней. Потом поднимаю глаза на зеркало и рассматриваю то жалкое, существо, которое смотрит на меня. Дорогой интерьер, белоснежный махровый халат будто смеются над той, кого поместили внутрь этой роскоши.
Я не на своём месте. Всё здесь для меня чужое. Я не хочу вспоминать эту жизнь. Я не хочу жить этой жизнью…
Открываю коробку и начинаю одну за другой выколупывать белые кругляшки…