Глава 2 О ПИРАТАХ, МИКРОБАХ И БЕССМЕРТИИ

После завтрака Диоген куда-то исчез. Его поискали в ближайших кустах, аукали, свистели, кричали, но Диогена и след простыл. Марк, рассердившись, дал долгий гудок к отправлению. И тогда из лесу как ни в чем не бывало показался Диоген с ведром, набитым какой-то травой. В лице его не было ни капли смущения.

– В чем дело, Охапкин? – спросил Марк. – Почему из-за тебя мы должны терять драгоценное время?

– А вот в чем! – сказал Диоген и протянул ведро с травой. – Сам же сказал, чтобы я собрал ядовитую траву!

Дело в том, что Диоген так расчувствовался от похвалы капитана, что решил исправиться. Это было невероятно. Даже не верилось. Больше всех удивился Марк. Он вытащил из ведра пучок травы и недоверчиво уткнул в нее нос. Глаза у него сделались испуганные. Трава упала на палубу.

– Это что такое?

Ребята сгрудились над ведром.

– Думаю, что это крапива, – сказал Рубик с важным видом.

И он был прав, как всегда. Вместо ядовитых растений, таких, как красавка, белена или дурман, бедняга Диоген и вправду набрал обыкновенной крапивы. Разве может быть что-нибудь ядовитей, рассудил он резонно, если от нее до сих пор горели и чесались руки?

– Я считаю, что такой горе-ботаник нам не нужен, – гневно сказал Марк. – Снимем с него эту нагрузку, пусть занимается основным своим делом – как следует кормит команду…

Из толстого жизнерадостного ребенка Диоген на глазах у команды превратился в жалкого заморыша, словно из него, как из резиновой игрушки, выпустили воздух. Прямо двадцать два несчастья! Мало того, что чуть не уморил команду голодом, так еще крапивой насмешил. Действительно горе-ботаник! У ребят чесались руки поколотить его.

Капитан задумчиво пощипывал свои усы, следил за ребятами и, кажется, не соглашался с ними. Когда страсти не на шутку разгорелись, он вдруг присел на корточки и с глубочайшим интересом стал рассматривать крапиву. Ребята притихли и тоже склонились над ведром. Капитан вытащил стебелек и стал рассматривать его на свет. Ребята стали тесниться, чтобы тоже рассмотреть стебелек. Интересно, что здесь увидел капитан? Но капитан не торопился. Он растер листочек и понюхал. Лицо его выражало необыкновенное удовольствие.

– Пахнет, что ли? – спросил Марк.

– Не то чтобы пахнет, но растение в высшей степени ценное, – сказал капитан и осторожно вставил стебелек обратно в ведро.

– А что в крапиве такого ценного?

Капитан поднялся, отряхнул руки и удивленно уставился на Марка.

– Разве ты не знаешь, что в крапиве много питательных веществ и витаминов?

Марк пожал плечами – он впервые слышал об этом.

– И не знаешь, что из нее получают, волокно для грубых тканей и веревок?

Марк даже слегка отступил – таким осуждающим был тон капитана, словно это был великий грех – не знать таких простых вещей.

– И даже не слыхал, что из крапивы можно приготовить отличные щи?

Марк совсем стушевался. А капитан притянул Диогена к себе и ласково погладил его по голове.

– Я считаю, что мы должны отметить находчивость нашего кормильца. Шутка ли, прокормить такую ораву! А он думает еще и о том, чтобы еда была разнообразной и содержала витамины. Молодец!

Но капитан на этом не остановился. Он стал с увлечением рассказывать про всякие съедобные растения: дикий лук, чеснок, сныть, манник, канадский рис, свербигу, желтую кубышку и многое другое, что годится в пищу. И еще о том, как люди спасались в неурожайные годы. И что вообще человек, хорошо знающий природу, никогда не пропадет. А что это так – доказал Робинзон, превративший необитаемый остров в цветущее хозяйство. Капитан, улыбаясь, все время посматривал на Диогена. И всем стало казаться, что Диоген и есть Робинзон. И человек, который нигде и никогда не пропадет.

Из жалкого заморыша Диоген снова превратился в толстого и жизнерадостного ребенка, готового на подвиг ради человечества. Теперь он мог бы спасти не только малые реки, но и большие. И еще обсадить берега хоть бамбуковым лесом. Пусть капитан только попросит! Но капитан не стал просить его тут же спасти все реки, а как бы невзначай придвинул к нему складной стульчик и попросил что-нибудь сыграть.

Диоген учился в музыкальной школе и скучал без музыкальных занятий. Часто без всякого смысла он барабанил ладонями по перилам, ложками по кастрюлям или пальцами по зубам. И всем изрядно надоедал. А тут капитан вдруг сам попросил его что-нибудь сыграть.

Диоген не заставил себя упрашивать. Он уселся на ящик, дал по стульчику барабанную дробь и вдруг запел хриплым голосом простуженного рыбака:

На далеком севере

Ходит рыба-кит…

Он оглядел команду, как опытный хормейстер, и все, как один, подхватили:

Кит!

Кит!

Кит!

Диоген одобрительно тряхнул головой и заорал еще громче:

А за ней на сейнере

Ходят рыбаки…

Но…

И команда послушно грянула:

Нет кита!

Нет кита!

Нет, кита не видно!

Вот беда, вот беда –

До чего обидно!

– Талант, талант! – сказал капитан, вытирая платочком глаза. – И кто бы мог подумать! Ну и распотешил ты нас! Тебе за это леденец!

Капитан вытащил из кармана коробку с леденцами, с которой никогда не расставался, чтобы отучить себя от курения, но это пока ему не удавалось. Жестом скупца он отделил один-единственный леденец и торжественно, как большую награду» вручил Диогену. Но Диоген не стал его есть, а спрятал в карман, как золотую олимпийскую медаль. Леденец – это был высший знак капитанского одобрения, и вся команда теперь уже с завистью смотрела на Сашку.

– Ну, кто еще хочет заработать леденец? – спросил капитан.

Никто, конечно, не рассчитывал перещеголять Диогена, в котором открылся такой талант, но леденец от капитана – это что-нибудь да значит! Только вот в чем бы таком отличиться? И тогда Марк, который с трудом переносил чужую славу, задумчиво посмотрел вдаль, как-то странно поежился и сказал, ни к кому не обращаясь:

– А через пятнадцать минут мы подойдем к острову Могила…

Все помолчали: об этом острове никто не слыхал.

– Чья там могила? – спросил Диоген, чувствуя, что о его музыкальной славе все сразу забыли, заинтересованные таинственным островом Могила.

– Чтобы знать, надо читать старинные книги, – сказал Марк, будто он всю жизнь только и делал, что читал старинные книги. – Так вот, когда я сидел в библиотеке, изучая наш будущий маршрут по книгам времен царя Ивана Грозного, – сочинял он без зазрения совести: все хорошо знали, что ни в какие библиотеки он не ходил и никаких особых книг не читал, – я прочел в одной из них, что на острове Могила, который встретится нам через пятнадцать минут, прошу засечь время, жили пираты, которые грабили купеческие суда, а награбленное добро прятали в пещерах. Есть такой слух, что клады там сохранились до сих пор, но пока никто их не нашел. Но главное не в этом, а в том, что… Вы слушаете меня? Главное в том, что на острове Могила живут потомки древних пиратов и до сих пор занимаются своим страшным делом, только у них, как вы сами понимаете, не бердыши и пищали времен Ивана Грозного, а водолазные костюмы и подводные пушки, которыми они пробивают обшивки судов и пускают их на дно…

У мальчиков вытянулись лица.

– Это у них такие пиратские гены в организме, – объяснил Марк и обвел ребят «пиратскими» глазами, словно прикидывал, кому из них, первому придется оказаться на дне. – Вообще-то говоря, нам бы надо на всякий случай подготовиться к встрече. Что ты скажешь, Ваня, если мы воспользуемся твоей геологической коллекцией и забросаем бандитов минералами? Кстати, мы освободимся от балласта и сможем легче уйти… Хотя остров Могила и банда пиратов, пускающая на дно корабли, если здраво поразмыслить, – совершеннейшая дичь, сапоги всмятку, турусы на колесах, явная чепуха и баланда, которую любил травить Марк, все стали задумчиво поглядывать на сыроватые берега, сумрачные от лесных чащоб, где почему бы и в самом деле не могли жить потомки пиратов?

Но вот катер вышел из речной протоки, сжатой черными стенами хвойных лесов, и сразу открылись луга, заросшие желтым лютиком и белоснежной ромашкой, и даже на полном ходу было слышно, как стрекочут в прибрежных травах кузнечики, и видно было, как беспечно порхают стрекозы, а у лесной опушки усердно трудится гусеничный трактор, толкая перед собой зеленую гору из березок, елочек и кустов. И тогда все рассмеялись. Страх, который Марк нагнал на команду, рассеялся как дым.

– Недурно, – похвалил капитан, вытащил из коробки леденец, однако раздумал и спрятал его обратно, видимо решив, что леденец будет слишком большой наградой и что верх остается пока за Диогеном. – Все выглядит весьма правдоподобно, но вот насчет пиратских генов он, по-моему, переборщил, хотя тут и есть над чем подумать. Что на этот счет скажет наш уважаемый Рубик?

Все уставились на Рубика, который был в команде чем-то вроде справочного бюро по научной фантастике, астрологии, букашкологии и другим не менее серьезным наукам, но Рубик в это время перелистывал книгу Фабра о жизни насекомых, с которой не расставался, и был так ею поглощен, что, казалось, ничего не слыхал.

Но, как выяснилось, это было не так.

– Эти ваши банды и гены – просто детские сказки, – сказал он. – Если бы еще что-нибудь про переселение душ, а то про всякие банды-баланды…

– Это какое переселение? – спросил Диоген.

– Самое обыкновенное: я переселяюсь в тебя, а ты в меня…

Ребята переглянулись. «Я в тебя, ты в меня. Ты в меня, а я в тебя» – чего уж проще! Но Рубик не остановился на этом. Он сказал, что люди могут превращаться не только в других людей, но и в разные живые существа, например, в коров, собак или мышей. И даже в мух. В Индии это давно умеют. А скоро люди смогут превращаться даже в микробов.

– Вот до чего может дойти человек, у которого на уме одни только насекомые, – сказал Марк и покрутил пальцем у виска. – Все-таки объясни, что это такое, твое переселение?

Рубик отодвинул книгу Фабра и уставился на Марка: не шутит ли тот? Но Марк как будто не шутил – он и вправду ничего не знал о переселении душ.

– Ты что-нибудь слыхал о раздвоении личности? – спросил Рубик. – Нет? Очень жаль. Об этом давно все знают. Сколько угодно есть людей, которые могут чувствовать себя, как два разных человека. Утром, например, как ребенок, а вечером как старик. И даже говорить на разных языках : скажем, на русском и французском. Неужели не слыхал?

Ребята в растерянности уставились на капитана: может, капитан слыхал что-нибудь о раздвоении и переселении? Но капитан молчал. Тогда не выдержал Диоген:

– А зачем человеку превращаться в микроб? Какая ему польза?

– О, какое мракобесие! – застонал Рубик, хватаясь за голову. – Раньше все мракобесы так рассуждали: зачем микроскопы? Зачем телескопы? Какая от них польза? Разве от этого больше будет еды? Тебе неинтересно про переселение душ, так ты и рассуждаешь, как мракобес!

Диоген сразу же стушевался: не хватало ему еще и мракобеса, достаточно с него того, что его обзывали и Хрум-хрумом, и Пирожком, и Жиртрестом – как кому в голову взбредет! Рубик был страшно обидчивый человек. Лицо его и шея покрылись красными пятнами.

– Иван, принеси ему воды, пусть успокоится, – сказал Марк и погладил Рубика по плечу, но Рубик отшвырнул его руку в страшном гневе.

Не избежать бы крупного скандала, если бы не Данька, обладавший гипнотическим талантом. «Рубик, успокойся! – стал внушать ему Данька, телепатическим взглядом проникая в его мозжечок. – А теперь возьми себя в руки! Вот так! Тихо! Еще тише! Порядок!»

Рубик сразу остыл. Он был очень отходчив. И потом, сердился он вовсе не на Марка или Диогена, а только на их взгляды. А против Диогена, имевшего такой выдающийся музыкальный талант, к тому же открывшего ласточек на катере, он вообще ничего не имел.

– Хорошо, – сказал Рубик, поглаживая взъерошенный затылок и совершенно не догадываясь, откуда в него вошло спокойствие. – Я тогда объясню, и вам станет ясно, для чего переселение душ. Представьте, что появилась неизвестная болезнь. И люди умирают от нее, как мухи. И никто не знает, как от нее спастись. И может погибнуть все человечество. Теперь представь, – обратился он к Марку, – что ты министр здравоохранения и от тебя зависит жизнь всех людей, что ты будешь делать?

– Это я министр? – удивился Марк, не ждавший такого почета.

– Да, ты министр. Что ты будешь делать, чтобы спасти людей?

– Может быть, сослать больных на остров, чтобы они не заражали других?

– Хорошо, – согласился Рубик с терпением наставника, знающего, куда он ведет ученика. – А дальше что?

– Дальше надо собрать умных докторов и посоветоваться…

– Но ты же министр! – закричал Рубик, опять выходя из себя. – Ты же самый умный человек! Поэтому тебя и сделали министром!

– Все же надо запросить научные центры, – сказал Марк, несколько сбитый с толку. – Мало ли что – министр!

– О, бюрократ! – застонал Рубик и некоторое время даже молчал, не находя нужных слов. – Но ведь, пока ты будешь запрашивать научные центры, бюрократ ты несчастный, все люди умрут! Все человечество умрет!

Ребята растерялись: а вдруг и в самом деле умрет все человечество? Даже капитан задумался и покачал седой своей головой – положение!

– Вообще зря ты его сделал министром, – сказал капитан и погладил Рубика по взъерошенной макушке. – Надо скорее спасать человечество. Так что лучше сам назначь себя министром и скажи, что делать…

Рубик сразу успокоился. Он пригладил встрепанную макушку и прправил очки. Он не удивился, что его назначили министром.

– Очень просто: я превращусь в микроба, чтобы попасть в организм больного человека, и там все разузнаю!

Мальчики уставились на капитана – все-таки он больше всех жил на этом свете и был единственным человеком, который мог бы сейчас сказать что-то вразумительное. Капитан внимательно вгляделся в Рубика, представляя, наверно, что тот уже превратился в микроба, крохотного такого микроба с взъерошенным хохолком на макушке.

– Но… как же ты расскажешь о том, что узнал? Разве микробы могут рассказывать?

Рубик рассмеялся счастливым смехом хитреца, который все рассчитал наперед.

– Так я бы снова стал человеком! Переселяться можно туда и сюда сколько угодно!

– Это упрощает дело, – сказал капитан. – Если снова стать человеком, тогда – конечно. Тогда и Диоген согласится побывать в шкуре микроба. Согласишься?

Диоген был готов на что угодно ради капитана, готов был реки повернуть в обратную сторону, осушить все болота, переловить всех браконьеров, уничтожающих природу, но стать микробом? Увольте!

– А чего я не видел в шкуре микроба? – обиделся Диоген. – Мне и в своей шкуре не плохо.

– Ну не ты, тогда другой, – усмехнулся капитан, – желающие всегда найдутся. И проблема сразу снимается – истребление микробов силами других микробов не представляет никакого труда. Так я тебя понял?

– Ну конечно! – воскликнул Рубик. обрадованный сообразительностью капитана. – Кому же не ясно?

– Вот только, – помедлил капитан, – я хотел бы задать тебе один вопрос…

– Пожалуйста, – великодушно разрешил Рубик.

– А это самое переселение, как ты думаешь, скоро можно будет осуществить?

Рубик наморщил лоб и стал шевелить губами, производя какие-то расчеты.

– Думаю, лет через двенадцать-пятнадцать. Пятнадцать – это максимум, – сказал он твердо.

– Ну тогда спасибо. Ты меня очень порадовал. Я надеюсь, что еще доживу.

– Конечно, доживете, – заверил Рубик. – И вообще люди скоро придумают бессмертие, – добавил он, чтобы еще более осчастливить капитана. – Это вопрос не очень далекого будущего…

– Тогда еще один вопрос… А как ты понимаешь бессмертие?

На этот раз Рубик задумался несколько дольше, чем обычно. Вопрос оказался слишком сложным. Рубик потрогал книгу Фабра, но отодвинул ее. Там едва ли можно было найти ответ. Он стал теребить свой нос, пытаясь таким образом помочь процессу мышления. Капитан переводил взгляд с одного на другого: а вы что думаете на этот счет?

Диогену снова не терпелось отличиться, а поскольку своих мыслей о бессмертии у него не было, он уставился на Даньку, настроив свои музыкальные уши на подсказку. Но Данька про бессмертие еще никогда не думал, а только вспомнил, как однажды одна старушка во дворе сказала другой: «Бессмертие в наших детях». И только он об этом вспомнил, как Диоген закричал:

– А вот одна старушка сказала: бессмертие в наших детях!

Данька изумленно поглядел на Диогена: вот это да! Впрочем, удивляться было нечего: однажды Диоген по его телепатической подсказке наизусть читал на уроке большой отрывок из «Мцыри», а тут он стоял почти рядом и специально подслушивал его мысли, чтобы снова заработать леденец!

– Да, да, – сказал капитан задумчиво, – в словах старушки что-то есть.

В это время Рубик оставил в покое свой нос и поднял на капитана сверкающие мыслью глаза.

– Бессмертие – это знаете что?.. – Он сделал паузу. – Это когда человек делает открытие в науке! Если открыть новый закон, тогда не страшно умереть, тогда ты все равно останешься, правда?

– Да, да, – согласился капитан, – в этом тоже что-то, безусловно, есть. А вот как быть людям, которые не открывают новых законов? Или тем, у кого нет детей?

Ребята опять задумались, но в голову ничего путного не приходило.

– Может быть, есть какое-то бессмертие и для них? – спросил капитан, переводя глаза с одного на другого. – Может, для них оно в том, чтобы просто хорошо и честно прожить свою жизнь и оставить о себе добрую память? Ты согласен со мной, Даня?

Данька почувствовал странное беспокойство. Глаза его стали рассеянными и невидящими. Он согласен, конечно, и со старушкой, и с Рубиком, и с капитаном. Но в то же время он догадывался, что есть еще и другое бессмертие, но вот какое именно, пока еще толком не знал. Чувствовал, что есть, но не находил подходящих слов. И капитан понял, что Данька думает о чем-то важном, но не торопится свои мысли облекать в случайные слова. Он вытащил из коробки леденец, сдул с него крошки и вручил Даньке, хотя тот так ничего и не произнес.

– Это тебе аванс, – сказал капитан. – А Рубику, так и быть, выдадим самый большой леденец. За то, что своими микробами навел нас на такую замечательную тему. Об этом, между прочим, скажу вам по секрету, думали и думают лучшие умы человечества. Ну, кто еще в нашем диспуте хочет сказать свое слово?

Все обернулись в сторону рубки, где рядом с Марком сидел Иван. Иван слышал весь разговор о пиратах, генах и бессмертии, но участвовать в нем не собирался. Марк открыл дверь рубки и вытолкнул Ваню «на ринг». Плечистый, сутуловатый от тяготившей его силы, он мог легко расшвырять шайку хулиганов, но говорить был не мастер.

– Тише, Чапай думать будет!

– Иван, не робей!

Ваня беспомощно улыбался, не зная, чего хотят от него. Он так сконфузился, что Даньке стало его жалко. Ивана надо было выручать. И, набрав воздуха в грудь, Данька уставился в Ванин затылок и послал в мозжечок сильный телепатический сигнал: «Ваня, не тушуйся!»

– А я не тушуюсь, – сказал Ваня, не понимая, откуда в него влетело это слово.

«Молодец, Ваня! Точка!» – молча похвалил его Данька.

– Точка! – повторил за ним Ваня, кивая головой.

– С запятой? – спросил Марк, подмигивая.

«Без всякой запятой, а просто точка!» – подсказывал Данька.

– Просто точка! – повторил послушно Ваня.

– Вот и я говорю: с запятой, – сказал Марк, издеваясь.

«Ваня, спроси его: а щелбана не хочешь?» – подсказывал Данька.

– А щелбана не хочешь? – спросил Ваня сдвигая брови.

– Вас понял! Вас понял! – заюлил Марк, чувствуя, что ему несдобровать.

«Ну теперь все!» – вздохнул Данька.

– Все! – сказал Ваня, успокаиваясь.

– А я что говорю? Конечно, все, – согласился Марк.

Капитан молча наблюдал всю эту сцену и хмурился. Ему не нравилось, что над Ваней смеются.

– Маловато вы еще знаете Ивана…

Ребята в самом деле еще плохо знали друг друга, а Ваню – меньше всех.

Его родители погибли от взрыва в котельной, когда ему не было и десяти лет. Из детского дома, куда его отправили, он сбежал и долго бродяжничал, кочевал по родичам, жил одно время у лесника на кордоне, а когда ему исполнилось четырнадцать лет, вернулся домой. Однако не поладил с теткой, хранившей квартиру, пропадал на улице, пока не попал на учет в детскую комнату милиции. Оттуда-то и взял его к себе капитан и определил механиком на катер «Веселые пескари».

Ваня умел малярить, плотничать, слесарить и вскоре стал на катере незаменимым человеком. К капитану он привязался, как к родному отцу. И капитан жалел его, пожалуй, больше, чем других. Иван, видно, крепко помнил своих погибших родителей и всю свою неистраченную детскую любовь к ним перенес на капитана. Он готов был за него в огонь и воду. Только один капитан знал, какая нежная душа жила в этом рано повзрослевшем подростке.

Данька не удивился тому, что Ваня оказался так восприимчив к телепатическим приказам. Не он один! А вот то, что капитан не разделяет веселья Марка, Данька почувствовал первый. И ему стало неловко и стыдно за Марка, который самодовольно ухмылялся, радуясь, что посадил Ивана в калошу.

Данька теперь нисколько не сомневался в своем телепатическом могуществе. На Диогене, Руби-ке, Иване он испробовал его, теперь оставалось проверить только на Марке. Данька глубоко вздохнул, уставился Марку в затылок и сказал про себя: «Повернись, невежда, к Ване и попроси у него прощения, нахал!»

Марк, стоявший у штурвала, не шелохнулся.

Данька напрягся и проник в самую глубину мозжечка: «Извинись, говорю тебе, а то хуже будет!»

Но Марк и не поежился даже.

Данька устал от напряжения и расслабился. В самом деле, отчего Марк не поддается? Может, он толстокожий и нечувствительный?

Рулевой, помощник капитана, Марк почему-то пользовался особым его расположением. Капитан иногда подолгу не вылезал из берлоги – так он называл каюту, и тогда никто не видел, когда он вставал и когда засыпал. Он уходил в свои блокноты и книги, словно в изолятор с толстыми стенами, в который не проникали никакие звуки. И в эти долгие его «отлучки» всеми делами на катере заправлял Марк. Чем же он заслужил такую честь? Откуда появился здесь? Почему так доверял ему капитан?

Личность Марка заинтриговала Даньку необыкновенно. И это было похоже на жажду, которую нужно немедленно утолить…

Загрузка...