Много дней «Веселые пескари» шли по малым рекам, заплывали в старицы и затоны, останавливались у лесных опушек, застревали в болотистых протоках, где из камышей, хлопая крыльями, взлетали кряквы, а в густых зарослях ивняка мелькали косули и лоси.
Но вот лесные угодья стали редеть, на реке заплескала большая волна, вдали показались сооружения из камня, и как-то после полудня катер прибился к судам, длинной очередью стоявшим у шлюзовых ворот. Медленно и шумно раздвинулись бетонные створы, суда один за другим вошли в темный мрачный коридор и долго стояли на месте, стиснутые мокрыми стенами, пока бурлящая вода, накачиваемая снизу, поднимала их все выше и выше, словно это был какой-то необыкновенный водяной аттракцион. Когда же раздвинулись передние створы, суда один за другим вышли на вольный простор и разбрелись по разливу воды – такому широкому, что его иначе и нельзя было назвать, как только море. «Веселые пескари» помчались вперед, оставляя за кормой длинные волны – усы.
Данька и Диоген, стоявшие на носу, замерли от восторга, глядя на мир, в котором не было ничего, кроме неба, воды и синеющей на горизонте полоски леса.
Увидев чаек, летевших на катер, Диоген закричал изо всех сил:
– Здравствуйте, птицы! Здравствуйте!
– Ты чего раскричался? – удивился Данька.
– А помнишь Стасика? Стасика Яснова, который с мамой плыл на теплоходе?
Диоген был страшно взволнован. Он живо вспомнил, как весной, сбежав из дому, они с Данькой приехали в речной порт и проникли без билетов на теплоход. И оказались на такой же большой воде, как сейчас. Но Данька, спустившись в кочегарку, не знал, что творилось тогда с Диогеном, а Диоген, спрятавшись с Мурзаем среди рюкзаков и мешков, здорово струхнул, когда поднялась волна. Он то катился куда-то вниз, пока палуба не выравнивалась, то стремительно летел к небу и каждый раз чуть не плакал, прощаясь с жизнью. И так продолжалось бы долго, если бы вдруг он не увидел спокойно стоявших у борта женщину и мальчика на костылях. Это были мать и сын. Мать поддерживала сына сбоку, а он, повиснув на костылях, бесстрашно бросал чайкам кусочки булки и кричал: «Здравствуйте, птицы! Здравствуйте!» А когда булка кончилась и чайки устремились к другому теплоходу, мальчик махал им рукой и кричал: «До свиданья, птицы! Да свиданья!»
Они мало были вместе, Диоген и Стасик, но успели подружиться и полюбить друг друга. А когда прощались, и теплоход уже отходил от причала, Стасик, стоявший у борта, рванулся к Диогену, и худенькое лицо его сморщилось, и он заплакал. И Диоген, толстый, неуклюжий, тоже заплакал как маленький, потому что понял: больше они никогда не встретятся, и, может быть, никогда уже не будет у него такого преданного друга, как Стасик. А ведь могли стать как родные братья!
Вот о ком вспомнил Саша Охапкин, когда катер, пройдя шлюз, выбежал на широкий простор воды, над которой с криком летали чайки…
Вскоре показался вдали большой порт, и, по мере того как «Веселые пескари» приближались к нему, все громче скрипели подъемные краны, все натужнее визжали лебедки, все явственнее слышалась музыка из окон домов. Но среди разных звуков, покрывая все другие, вдруг раздались хриплые и грозные, как морской прибой, повелительные слова:
– Катеру «Веселые пескари»… ри… ри… Подойти к причалу… чалу… чалу… Повторяю… ряю… ряю… «Веселые пескари»… ри… ри… Вы слышите меня… ня… ня?
Из люка высунулась седая голова капитана. Толстые стекла его очков вспыхивали от солнечных зайчиков.
– Кто вызывает?
– Понятия не имею, – ответил Марк из рубки.
– Может, ты нарушил правила движения?
– Я? Да чтоб мне с места не сойти!..
Наспех одевшись, капитан вышел на палубу.
Он ощупал карман, где хранились документы, посмотрел на причал: там стояла милицейская «Волга» с черным рупором, откуда неслись грозные призывы. Мурзай метался по палубе и лаял. Данька и Диоген загнали его в каюту, велели молчать и на всякий случай прикрыли мешком, как незаконный груз.
Марк подвалил катер к причалу, хотя здесь не предвиделось никакой остановки. Капитан одернул китель, поправил фуражку и спустился на берег.
И тут произошло нечто из ряда вон выходящее. Из милицейской «Волги» выскочил спортивного вида франтоватый майор, стремительно приблизился к капитану, выставил перед собой руки и чуть пригнулся, чтобы захватить, очевидно, мертвым кольцом, но капитан, в прошлом известный борец и самбист, не был застигнут врасплох. Он отступил на шаг, поймал майора за руку и развернул его спиной к себе. Затем схватил его поперек пояса и понес на катер со всей невозмутимостью человека, занятого ответственным делом.
– Полюбуйтесь, – сказал капитан, поставив майора на палубу.
Ребята окружили майора и стали смотреть, как он, не обращая ни на кого внимания, засовывает копну волос под беретку и мизинцем подправляет подведенные тушью ресницы.
Ну конечно же, это был не просто майор милиции, а еще и женщина. Майор одернул китель и огляделся.
– А где же Саша? – спросил он.
И тогда всем стало ясно, что это не просто майор милиции и не просто женщина, а единственная на всем свете Варвара Петровна Охапки-на, ответственный работник ГАИ, гроза всех нарушителей автомобильного движения; иначе говоря, тетя Варя, мама Саши Охапкина.
А между тем Саша куда-то исчез. Вот только что был здесь, вертелся возле Мурзая, а сейчас провалился неизвестно куда. Тетя Варя огляделась вокруг, вопросительно уставилась на капитана, но лицо капитана было бесстрастно, как море в безветренную погоду.
– С ним что-нибудь случилось?
Мальчики переглянулись. Марк сделал сочувственное лицо.
– Разве вы не получили телеграммы? – спросил он.
– Телеграммы?
Румянец сполз с тети Вариных щек. Брови дрогнули, ресницы задрожали. Ребята с недоумением глядели на Марка: что за телеграмма? Откуда?
– Так он же щуку в реке утопил! – заорал Марк. – Сам поймал, а потом утопил! Разве вы не получили телеграммы? А ну-ка, ребята, ведите его на расправу!
Мурзай с громким лаем выскочил из каюты, откуда вскоре вылез Диоген. Он стоял перед Варварой Петровной в клеенчатом фартуке, низко опустив голову. В лице его не было ни радости, ни удивления по случаю встречи с мамашей. Все члены команды были люди как люди, настоящие матросы, все жили сами по себе, без помощи родителей и нянек, и только на него одного свалилась мамочка, чтобы узнать, как живет-поживает ее бесценный сыночек: не болит ли горлышко? не обижает ли кто? не схватил ли насморка? Диоген видеть ее не мог! Эх, сдунуть бы ее сейчас с палубы, чтобы улетела обратно домой!
Но тетя Варя не улетала. Несмотря на майорское звание, увы, она не отличалась от обыкновенных мам. Она обхватила его голову руками и стала целовать. Целовать при всех, как грудного младенца! Диоген готов был провалиться сквозь землю от этих нежностей. Он готов был бухнуться в воду и превратиться в щуку. Хоть сейчас он улетел бы ласточкой куда глаза глядят, только бы не стоять перед ребятами, которые смотрели, как его облизывают, а он не может даже удрать. Но мальчики, кажется, завидовали ему.
– Нахал! – сказал Марк. – Как вам это нравится, он еще недоволен! Он еще нос воротит, негодяй!
Марк подмигнул одному и другому и стал потирать руки. Трудно было устоять, когда он начинал потирать руки, затевая каверзу. Даже Рубик дрожал от охватившего его возбуждения.
– Капитан, можно взять майора Охапкину на приемчик?
Капитан не шелохнулся, и это было понято как разрешающий знак.
– Братва, налетай!
Однако тетя Варя недаром служила в милиции. И не напрасно ее учили самбо. С капитаном ей было трудно, конечно, но с ребятами совсем другое дело.
Первым с воплем отлетел Марк – к нему был применен болевой прием.
Данька чуть не вылетел за борт.
Рубик уполз на четвереньках.
Мурзаю в общей свалке тоже досталось – ему отдавили лапу.
И лишь когда в борьбу вступил Иван, чаша весов склонилась в пользу ребят.
Вот когда опомнился Диоген! Он стал протискиваться к маме, чтобы спасти ее от полного разгрома, но не тут-то было! Его отпихивали руками и ногами, не давая подступиться. Он схватил мамину беретку, по и беретку у него отняли. От маминого рукава отлетела пуговица, но и пуговица досталась не ему, а Мурзаю.
И не уйти бы тете Варе от позорного поражения, если бы не капитан.
– Как-то неудобно получается, – сказал он, – все на одного!
Капитан растолкал ребят, отобрал тетю Варю и посадил ее рядом с собой:
– Рассказывай!
– Ой, не спрашивайте! Прямо не верится, что все так удачно получилось. Везем ребят на республиканский слет, а у меня своя забота – вас в дороге перехватить и письма передать…
– Давненько не было вестей с Большой земли, – обрадовался капитан.
Мальчики заволновались.
– Только учтите, даром не отдаю. Итак, первый… – Тетя Варя вытащила из планшетки письмо. – Рубик Манукянц!
Рубик залез под койку, достал картонную коробку, извлек оттуда треугольный пакетик с бабочкой.
– Это обыкновенная капустница, – сказал он, вручая свой подарок как великую драгоценность, – у меня их несколько штук. Только, пожалуйста, очень прошу вас, не помещайте ее вместе с другими насекомыми, чтобы не повредить.
– Спасибо, что надоумил, – улыбнулась тетя Варя. – Я как раз собираюсь завести коллекцию насекомых.
Рубик взял письмо и побледнел. На конверте он узнал почерк тетушки Варсэник и подумал, что она потребовала от родителей забрать его из экспедиции и немедленно послать в Армению: как известно, дядя Ашот целый день на работе, детей у них нет, так что тетушке некого воспитывать, и она давно уже просила прислать ей Рубика на воспитание. Хорошенькое дело! Как же он бросит свои коллекции, незаконченные дела и ребят, с которыми успел сдружиться?
Рубик засунул письмо в меховую жилетку и сгорбился, как старичок.
– Вы послушайте, что было! Нет, вы послушайте! – сказала тетя Варя, сочувственно глядя на Рубика. – Его мама под самый наш отъезд приехала к нам в ГАИ и что бы вы думали привезла? Не угадаете! Целую машину ящиков и свертков и стала требовать, чтобы я все это ему, – она указала пальцем на Рубика, – отвезла, а то он, видите ли, бедненький, отощал с голодухи. Ну, пришлось, извините меня, отказать мамаше – не в голодные края уехали!
– А что там в ящиках? – задумчиво спросил Диоген.
– А кто их там знает, не заглядывала…
– Может, ты знаешь, Рубик?
– Наверно, кишмиш, урюк, орехи… Что еще тетя Варсэник может прислать из Армении?
У ребят стали постные лица. Зато у Рубика свалился камень с души – и без кавказских подарков проживут, а что в письме тетушки Варсэник, ему теперь было совсем неинтересно.
Марк выкупил письмо, подарив тете Варе значок с флотского ремня. Иван не ожидал привета от тетки, но все же и он получил свой конверт и вручил тете Варе зеленый камень-глауконит. А Дань-ка преподнес тете Варе старую немецкую гранату с длинной деревяннрй ручкой – одну из самых ценных своих исторических находок. Что касается Диогена, получившего записку от отца, то он угостил Варвару Петровну пирогом с грибами.
– А что, очень даже недурно, – похвалила тетя Варя. – Неужели сам испек, сыночек?
Диоген скромно потупил глаза.
– Чем-то он хоть кормит вас, для примера? По книжечке готовит или придумывает?
– Придумывает, – сказал Данька. – На днях угостил нас турнепсом с вареньем…
– В самом деле? Это на него похоже. Он с вареньем что угодно съест!
– А еще угостил нас пирожками из каштанов, – сказал Рубик, и это была чистейшая выдумка, которой от него никто не ожидал, потому что он отличался величайшей правдивостью и не умел шутить. И все оттого, что избавился от ссылки к тетушке на Кавказ!
– Неужто? Представляю, какая гадость…
Ребята стали придумывать блюда одно хитрее другого.
– А еще были еловые шишки с майонезом!
– Что там шишки! Он кекс из опилок испек!
– А шашлык из свеклы? Тоже он!
– А пельмени из лягушек?
Тут уж сам Диоген не вытерпел и тоже включился в конкурс остряков.
– А щи из соломы? Это тоже все я придумал. А вы еще ели и облизывались!
– Боже мой, как вы все съедаете! – смеялась тетя Варя. – Вот отцу расскажу, так он не поверит, что сын у нас такой талантливый!
– Мальчики, вы очень глупо хвалите кока – шашлык, опилки, лягушки! – вмешался Марк. – И не стыдно так унижать человека? А кто придумал бульон из воспоминаний? А коктейль из вздохов? А гоголь-моголь из улыбок?
Тетя Варя захлопала в ладоши.
В это время с неба вдруг загромыхало:
– Майор Охапкина, докладываю обстановку: через пятнадцать минут ребята кончают обедать, пора готовиться к отъезду…
– Слышу, слышу, Егор Кузьмич!
Тетя Варя вскочила с места, схватила под руку Марка, увлекла его в угол и стала о чем-то шептаться. Как ребята ни прислушивались, разобрать ничего не могли. Марк при этом поглядывал на капитана и кивал.
– А почему капитану нет письма? – спросил Данька.
– Ему пишут, – загадочно сказала тетя Варя.
– Как же они пишут? – спросил Диоген.
– Вот пристали! Откуда я знаю? Пишут – и все тут. И капитан скоро получит.
Из желто-синей «Волги» на причал вышел подполковник-усач. Он стал разевать рот, как сом, но его никто не слышал. Тогда он снова залез в машину, и с неба опять загромыхало:
– Напоминаю вам, майор Охапкина, про вашу диспозицию…
– И так вот, поверите, всю дорогу только и знает, что про график движения и диспозицию!
– Товарищ майор, имейте в конце концов совесть!
– Бегу, бегу, Егор Кузьмич! Боже мой, не даст посидеть!
Тетя Варя бросилась рассматривать фотографии на стенах, где были дети возле палаток, с удочками, с рюкзаками, у костра и в лодках.
– А вот и я! – похвасталась она, показывая на белобрысую девчушку. – А вот и Александр! – Тетя Варя ткнула в фотографию, с которой глядел ушастый мальчишка с чуть выпученными, обиженными глазами.
– Майор Охапкина! – донеслось с берега.
– О, Егор Кузьмич, какой же ты зануда, боже мой! – Тетя Варя заткнула уши пальцами, чтобы защититься от грома, а гром, отгрохотав, прекратился, и тогда она отомкнула уши и обняла капитана.
– Ну, до скорого свиданья! – Губы у тети Вари дрогнули, она отвернулась и медленно пошла к «Волге».
Автобусы, увозившие ребят на республиканский слет, давно уже скрылись в далекой загородной дымке, истаяли в воздухе летящие кварталы светлых домов, за горизонт упали подъемные краны и тонкий шпиль речного вокзала, а «пескари» все еще стояли на корме и махали руками. И Диоген – усерднее всех…