Вольный Флот - Старшина Тарасов против сил зла

3. Старшина Тарасов против посланника

Сентябрь 2001

«Теща приезжает!»- Ротный возник на пороге каптерки столь внезапно, что Старшина чуть не облился чаем. Ротный, тем временем, бухнулся на стул и выжидательно уставился на Тарасова, который пытался откашляться.

— Так, Денис Владимирович… Для начала — выдохни, — посоветовал Старшина, наконец придя в себя, — Я хер знает, что тебе там приснилось, пока ты в канцелярии рожу плющил когда все приличные люди делом заняты, но спешу напомнить: ты еще даже не женат! Какая, к монахам, теща!?

— Потенциальная! Зигаттулина того признали мертвым, наконец, так что мы с Маринкой решили жениться. Она матери отзвонилась и та завтра приезжает.

— Поздравляю. Совет да любовь. Я тут каким боком?

— Ну ты же это: «Друг семьи!» Я просто облажаться боюсь — поддержка нужна. А ты мужик красноречивый, начитанный… — Ротный взял со стола книгу и прочитал надпись на обложке: «Ведьмы и ведьмовство. От Античности до наших дней.» Вот, кстати, как раз мне уже третий человек в селе сказал, что Маринка — ведьма. А теща, значит, и того хлеще. К тому же она из Ставрополя. То есть вы с ней, считай, земляки.

— Четыреста пятьдесят километров по прямой — соседи, считай. Денис — ты совсем в географии плох?

— Да ладно тебе, Иваныч! Посидите, тяпнете, поговорите. Мож она меня не будет, при постороннем человеке, сходу грызть? А там, глядишь, я присмотрюсь, она ко мне приморгается. Помоги! А то яж себя знаю — от волнения точно глупость сморожу и потом иди — доказывай, что тесть у неё не дурачок…

Тарасов вдруг гомерически захохотал. Ротный озадаченно отстранился, глядя как Старшину полощет.

— А вот сейчас обидно было…

— Да не, Денис… Я не про тебя… Я анекдот вспомнил! «Стоит… Ну допустим я. В общем стоит Старшина Второй роты… Нет — лучше Дубко! Стоит Дубко перед зеркалом, ладонями погоны прикрыл: «Вот так — дурак-дураком…» Убирает ладони: «А так — товарищ прапорщик!»»

— Ха! Да — с Дубко лучше получилось…

— Запомни его.

— Зачем?

— Как пример того, чего при теще лучше не рассказывать. Армейский юмор — не для всех. И про политику не надо. По крайней мере, пока не узнаешь, за кого она.

— А про что тогда?

— Какая дочь у неё умная и красивая. Вся в мать.

— Серьезно?

— Да. Даже самые умные женщины бессильны перед самой примитивной лестью.

— Слушай, Иваныч… Че ты не женат до сих пор, раз так хорошо баб знаешь?

— Поэтому и не женат.

— Серьезно?

— Шутка. Я просто насмотрелся, как сослуживцы с семьями по гарнизонам мыкаются и решил, что не надо мне такое счастье. На пенсию выйду — женюсь. А пока — нахер-нахер.

— Да кому ты будешь нужен старый?

— Уж всяко востребованнее молодого, знаешь ли…

— Да ну?!

— Ну да. Молодой ты кто? Буква «Е» ходячая. Нос, кадык и эрекция. Ни мозгов, ни опыта и за душой нихрена. А тут — хочешь постарше, которая уже перебесилась и в башке что-то есть, хочешь — молодуху, которая на сверстниках — нищеебах уже обожглась, а тут ты такой… И опытный и спокойный и при хозяйстве каком-никаком.

— Хочешь сказать, что я тороплюсь?

— Да не. Просто у тебя опытная, спокойная и при хозяйстве Маринка. Такое тоже бывает. А тебе сейчас главное не напортачить… — Тарасов вздохнул, — Ладно — помогу, чем смогу. Когда она прибывает-то?

— Послезавтра. Я тебя отпрошу. Сергеич он в семейных делах навстречу всегда идет.

— Хорошо… Договорились. А теперь прошу простить — дела!

— Да ты-ж чай пьешь?

— В первую очередь, я думаю! А поскольку мозг, в такие моменты, может потреблять до восьмидесяти процентов энергии тела, необходима подпитка глюкозой. То есть сахаром. Сладкий чай и печеньки очень способствуют процессу.

— Ясно… Тогда не отвлекаю.

Ротный, впечатленный познаниями Старшины в физиологии, почесал башку и вышел. Тарасов встал, закрыл дверь на ключ, сладко потянулся и, закинув ноги на табуретку, вернулся к прерванному чтению.

***

Судя по затравленному виду бомбилы, который, выкинув из багажника объемистые баулы, так торопился скрыться, что чуть не забыл про деньги, потенциальная теща была женщиной резкой. Ротный поспешил сделать вид, что занят дровами, поглядывая из-за поленницы как будущая родственница, подбоченясь, оглядывает Ташлу словно Кортес Теночтитлан. Тарасов, делавший вид, что поправляет забор, приветливо кивнул ей и немедленно стал объектом пристального внимания.

— Ты шоль жених-то?

— Нет — я так. Помочь…

— В чем?

— Мы дом хотели к твоему приезду в порядок привести, — выдала Марина заготовленное Тарасовым объяснение, — Денис сослуживца пригласил помочь. Не успели немного.

— Ну не успели — теперь всё! Бросай работу… Давай, покажи мне хоть свого Дениса…

— Я Денис, Светлана Анатольевна! — поняв, что отсидеться не удастся, Ротный реши явится во все красе, — Рад знакомству!

— Ну допустим… — Светлана Анатольевна смерила будущего зятя взглядом, — Пьешь?

— Дак… Ну не то, чтобы сильно увлекаюсь…

Повисла зловещая тишина, которая разрешилась совершенно неожиданно. Повернувшись к Марине, будущая теща, театральным жестом указав на Ротного, мотнула химзавивкой словно кобыла гривой.

— ВОТ! Вот доча! Есть же нормальные мужики! А то с этим твоим Маратиком, царствие ему небесное, ни посидеть, ни поговорить по людски было!

— Ну мам… — смутилась от такого Марина.

— Не мамкай… Там вон, во второй сумке, две трешечки самогона закатанных. И сало. Давайте, хлопцы, волоките в хату. Давай быстрее, а то сейчас учуют — набегут…

— Тут татарская деревня.

— На халяву, шо татары, шо евреи и пьют, и сало жрут так, шо за уши не оттянешь. Знаем уже…

Вдоме, Марина, подозревавшая, что откупорив трехлитровку самогона они вряд ли встанут из-за стола, пока та не опустеет, пыталась предложить начать с её продукции, а банки оставить на свадьбу, но Светлана Анатольевна скривилась так, что стало сразу ясно — мастер не собирается тратить время на жалкие попытки ученика превзойти её в этом искусстве.

— Ты, Маришка, не вибрируй… К свадьбе еще нагоним. Зря я, что-ли, это через полстраны везла? Чай не маленькие — не нажремся. Ну шо? Первую — за встречу?

— За ваш благополучный приезд, — помня совет Старшины, попытался подольстить Ротный.

— Да шо мне сделается… Вот помню, когда Шурик мой жив был, мы с ним иномарку с Польши гнали. Вот то был вестерн. А тут так… — выпив, Светлана Анатольевна смачно закусила копченым салом и огляделась, — Машина-то хоть жива?

— Марат её продал, — Марина виновато потупилась, — Там что-то с мотором было…

— И машину загубил… Вот что за человек? Это ей бабы голову задурили. Мол, если мужик не пьющий, то надо брать. А я всегда говорила, что главное, чтобы человек был хороший! Вот Шурик мой, покойный… Да! Позволял! Но руки не распускал, под забором не валялся, а что выпивал… Как тут не пить, когда в стране такое деется? А у Марата того, едино шо хорошего — не пил. Басурманин кривоногий… Да еще и уголовник… Не хорошо так про мертвых, конечно, но из песни слов не выкинешь. Наливай — помянем дурака грешного…

Все молча выпили не чокаясь, с серьезными лицами, после чего будущая теща просветлела, словно выкинув все это разом из головы и обвела рукой дом.

— Зато, Денис, смотри какое хозяйство тебе достанется! Бог с ней с машиной — в машине жить не будешь. А дом крепкий, ладный. Следить за ним — сто лет простоит. Ты же тут, рядышком, служишь?

— Ага — километра два туда. В гору.

— Ну, считай, ворота в ворота. Мы то, с Шуриком, в Минске познакомились. А его потом херакс! — Светлана Анатольевна шваркнула рукой, словно пытаясь дотянуться до другого конца стола, — И в Владивосток…

— Он тоже военный был?

— Нет. Инженер. Командировки у него туда были. По полгода не виделись. Так что вы еще хорошо устроились.

Закусив еще, Светлана Анатольевнапокосилась на скромно сидевшего Тарасова.

— А ты чего так плохо пьешь?

— Мне много нельзя. Контузия…

— Воевавший?

— Было дело.

— Где угораздило?

— В Грозном.

— Итить, бедлолашный… Ты Маришку попроси — пусть она те травок поищет. Её бабка Аграфена научила. Меня тож учила, только я про один самогон и запомнила. А Аграфена бабка знающая была — сейчас таких уже нету…

— Потомственная ведьма, поди, или как там говорят?

— Ха! Ежли слышишь про «потомство», то это сразу шарлатаны! Ведовство — оно не диабет и не квартира. По наследству не передается. Баба Груша её с музыкой сравнивала. Либо есть слух, либо нету. Вот у Маришки есть. А у меня только на самогон рука легкая. С самогоном-то таланта не надо. Тут рецептуру правильно соблюдай и все. А я на комбинате технологом сорок лет отработала. У меня с рецептурой всегда полный порядок… Я сюда аскорбинку добавляю, чтобы пилось мягше. Только с той аскорбинки всегда на политику тянет. Ты, вот, за кого? За наших или за демократов?

Тарасов молча вытащил из кармана удостоверение, которое, после всего произошедшего, старался всегда держать под рукой, демонстрируя кокарду со звездой. Светлана Анатольевна уважительно кивнула, потом со вздохом махнула рукой.

— Да ну тебя… Единомышленничек… Даже не по лаяться толком…

— А я даже пионером успел побыть! — поспешил обозначить себя Ротный, — До сих пор галстук храню.

— Ай ну вас всех… Вот мне, в купе, один тип попался. Сам как мышь чахотошная, глазки бегают… Сразу видно — либерал. Начал мне про Владимира Ильича погань всякую втирать. Так я его так отебукала… Не заметила, как приехала. Ладно — о хозяйстве, так о хозяйстве. Вы курей заводить будете…

— Ну я, как то, еще не думал.

— Это не вопрос был, Дениска… — умилившись наивности будущего зятя, Светлана Анатольевна потрепала его по щеке, — Будете, как миленькие. И курей и поросей. У тя харя — босиком не обежишь. Тебе белок нужон. А мясо сейчас не укупишь. Не на офицерскую зарплату уже точно. И вот как заведете, смотри, что надо будет сделать…

***

Лежа в кровати, Тарасов бессмысленно таращился в потолок. Как всегда, после возлияний, его мучала мигрень, а уже она вызывала лютую бессонницу. Но были и плюсы. Ему удалось не дать Ротному накидаться до «кондиции», так что акции будущего зятя в глазах Светланы Анатольевны взлетели до небес. Кроме того, Марина дала им с собой, что не допили и этого хватило не только оставить Катюхину на опохмел, но и купить себе на завтра отгул, соблазнив слабых до домашних напитков сослуживцев поменяться дежурствами.

Поэтому, вроде, все идет нормально. Еще бы башка так не раскалывалась. А еще и на свадьбе пить… И дарить что-то надо…

Тарасов, подскочив, сел в жалобно скрипнувшей пружинами кровати. Деньги, которые он нашел в логове Загиттулина! В суматохе произошедшего, он совсем забыл про них и зарыл, вместе с перемазанной формой, под плитой ведущей к части «бетонки»! По хорошему, это были деньги Марины, так что, едва дождавшись утра, смурной и невыспавшийся Старшина рысью рванул к дорогею. Поплутав немного, он нашел нужную плиту, вытащил из под неё неприятно влажную и вонючую хбшку, и с облегчением нащупал её карманах комки сырых купюр.

Дома Старшина, как мог, просушил деньги и пересчитал. Получилось прилично. Неплохой подарок на свадьбу и подспорье молодой семье. Только дарить старыми рублями, да еще и позванивающими плесенью, было как-то неприлично, так что, дождавшись выходных, Тарасов решил съездить в город и обменять все на новые.

До города удалось добраться без приключений. Приключения начались после того, как, замотав деньги в противогазную сумку и накрутив её лямку на руку, чтобы не вырвали, Старшина вышел из сберкассы. Двое коротко стриженных пацанчиков сели ему на хвост почти сразу-же, выбирая момент чтобы «поговорить». По всей видимости, им «маякнул» кто-то из кассиров или посетителей. Жизненный опыт подсказывал, что раз «разговор» неизбежен, то надо самому выбирать время и место, так что Тарасов резко свернул во двор за двумя двенадцатиэтажками. Подъезды у этих домов было проходными и преследователи, подозревая, что жертва решила от них оторваться, прибавили ходу, уже не скрывая свой интерес.

— Кого-то потеряли?

— Это… Мы… — не ожидавшие наткнуться на жертву прямо за углом, пацанчики слегка растерялись, — Деньги где?

— В сумке. Противогазная такая… Зеленая…

— Где она?

— Вам какая печаль? Моя сумка — куда хочу, туда и кладу.

— Дохуя умный, что ли!? Сумку сюда дал!

— Ну вы, парни, совсем без фантазии работаете. Раньше косяк какой-то перед братвой придумывали, повод… А тут так вот просто: возьми и отдай…

— Слышь ты — служивый..? Здоровья, что ли, дохера?

— Ты, не о моем здоровье беспокойся, а о своем… Оно у тебя, сейчас пошатнется трохи…

Братки хотели было возмутится, возможно даже, что-то возразить, но тут им об голову разбили пару бутылок и начали добивать ногами. Это было немного не куртуазно и противоречило принципам честного поединка, однако потерь среди личного состава Старшине хотелось меньше всего поэтому, перед выходом на задание, сержанту Коростылеву и его сослуживцам была зачитана лекция на тему: «Дураков на свете много, а у мамы ты один…». Те выводы сделали и сработали наверняка. Показав им большой палец, Тарасов демонстративно отвернулся, ища в кустах закинутую туда сумку с деньгами и давая подчиненным время снять с поверженных противников и поделить между собой деньги, сигареты и прочие приятные мелочи.

— Не зря вас с собой взял, дуболомы! Сработано чисто, хвалю! До вечера можете быть свободны. Увольнительные у всех с собой? — Тарасов оглядел довольные рожи бойцов и погрозил пальцем, — Кто нажрется — взъебу невзирая на заслуги! Съебались…

Радостно скалясь, бойцы кивнули и ускакали интересно и с пользой проводить время в увольнении. Проводив их взглядом, Старшина покосился на поверженных противников, охлопал одного и вытащил из кармашка на джинсах модную зажигалку «Зиппо».

— Мародеры доморощеные… Ну кто так ищет?

Тарасов убрал добычу в карман и, склонившись над вторым, принялся стягивать с его пальца массивную серебряную печатку.

— А-а-а, сука, больно! — грабитель, придя в себя от боли в пальце, вяло попытался выдрать руку, — Я-ж тебя найду… Я тебя кончу…

— Ищи… Найдешь — покажешь…

Дав оппоненту в зубы с ноги, чтобы тот еще немного «поспал», Старшина скрутил перстень, прикурил от «трофейной» зажигалки, снова намотал лямку сумки на руку и пошел в сторону остановки ловить попутку до части.

***

Устав топтаться на «тумбочке» дневальный сперва прошелся туда-сюда вокруг. Работающий телевизор в комнате отдыха манил, однако, ответственным сегодня был Старшина, так что оставление поста было чревато всякими интересными казнями. Ротный вот, был мужик простой, так что он бы отлучившегося дневального покарал простым подзатыльником и отправил обратно. Рука у него была, конечно, тяжелая, так что после его оплеухи нерадивый солдат, некоторое время, ходил неровно, слегка забирая вправо и путал фонарный столб с мамой, но, в целом, головы рядовых дуболомов такие кары сносили легко.

Старшина же, с чьей легкой руки всю роту никто, иначе как «деревянные солдаты Урфина Джюса» не звал, знал, что подчиненныеу него цельнотесанные и действовал изощреннее, находя к каждому индивидуальный и, через это, особенно болезненный подход. Так что его боялись куда больше чем старших по званию включая Комбата. Комбат он далеко, а Урфин — тут. Целыми днями.

Но телевизор работал. И, судя по тишине среди зрителей, показывал что-то до безумия интересное… Не выдержав, дневальный воровато оглянулся и встав в проходе заглянул в комнату. На экране самолет влетал в небоскреб, выбивая из него облако пламени.

— Че за фильм? — наклонившись к ближайшему из сидящих поинтересовался он шепотом.

— Это новости…

Дневальный в испуге отскочил, поняв, что его угораздило, из двух десятков человек выбрать для вопроса именно Тарасова. Но у Старшины было такое лицо, что было сразу понятно — о нарушении несения службы тот думает, сейчас, меньше всего.

Зажглось табло над дверью. Оно висело там еще с советских времен и никто не знал, работает эта хреновина, или уже нет. Оказалось — работает. А потом зазвенел звонок. Обычный, похожий на школьный, когда-то крашенный серой молотковой краской, а теперь заляпанный в три слоя побелкой, он сперва противно трещал. Потом молоточек расходился, слупил с стальных чашек известку и залил помещение казармы громким противным звоном.

— «Боевая тревога»!!! — заорал Старшина, подскочив, — Дежурный! Вскрыть оружейку! Посыльные — в ДОС! Оповестить офицеров! Остальные — светомаскировка, затем форма одежды номер четыре ипостроение в центральном проходе! Бегом! Бегом, блять, это уже не шутки нихуя!

Часть буквально вскипела. Из ДОСа, одеваясь на ходу, бежали офицеры, в автопарке с треском, сталкиваясь с жутким грохотом, распахивались ворота боксов. Водители заводили исправные машины, неисправные брали на сцепки. Зампотех, балансируя на бампере, пытался на ходу завести буксируемый «Урал». Рядом бежал Силиверстов причитая: «Да ну его нахуй Руслан Шарипович! Бросьте! Убьетесь же!».

По складам метался, подвывая от ужаса, Дубко, глядя как аккуратно разложенное, посчитанное и надежно запертое имущество летит в кузова. Зампотыл дал команду валить забор, чтобы машины не устраивали пробку в воротах.

Комбат стоял посреди плаца, словно регулировщик направляя всю эту кипучую деятельность. Некомплект личного составав части был семьдесят процентов и это считалось неплохо, так как было время, когда он составлял девяносто. Если они не уложатся в нормативы — это будет вполне объяснимо. Об этом даже, никто не узнает. Но суть боевой тревоги в том, что тут нет сданных и не сданных нормативов. Есть время до вероятного удара. И никто не будет интересоваться, укомплектован ли батальон, исправна ли техника, есть ли горючее? Ты просто не имеешь права не успеть.

И они успевали. С треском жил, с матом, с надсадным ревом моторов и вонью горящих сцеплений, не зная как и каким чудом, обескровленная не боями, а своей, родной, народившейся словно трупные черви в мясе сволочью, часть уходила из под удара. Растворялась с потушенными фарами в темных, сырых, еще не скинувших листву сентябрьских лесах, петляя по раздолбанным грунтовкам, ползла к месту сосредоточения, забрав с собой самое ценное.

— Василий Иванович… — ввиду момента, звания и должности как-то сами собой отошли на второй план, — Остаешься охранять расположение. Основное мы забрали, но все равно многое приходится оставлять. Бойцов выделить могу двоих максимум.

— Я с двумя, Виталий Сергеевич, ничего не укараулю.

— Там еще, на ЖВК, Митрофанов со своими… — Комбат виновато развел руками, — Как-то скооперируйтесь. Позакрывай все, что нараспашку, ключи вот. Вруби освещение. Если лампы надо поменять — у Дубко, оказывается, были запасные. Я ему еще клизму с иголками за это вставлю. Можешь проволокой замотать. Заколотить… Придумай, в общем.

— Понял… Ладно — попробую.

— Пайков себе оставьте сколько надо. Надеюсь, что получится вас сменить… Не знаю, только, когда.

— Не в первой. Наряд мне сами назначите?

— Выбирайте…

— Коростылева тогда… Ну и Вятушкина.

— Сержант Коростылев! Рядовой Вятушкин! Выйти из строя! Остаетесь с прапорщиком Тарасовым. Остальные — по машинам!

Махнув рукой оставшимся грузится, Комбат снова повернулся к Старшине.

— В общем, это… Времена сейчас воровские — узнают, что мы убыли, мало ли кто захочет поживится. Оружие у вас есть — и, считай, я лично команду отдал его применять. Лучше вы, чем вас. С последствиями будем потом разбираться.

— Понял.

— Давайте — не подведите…

Махнув рукой, Комбат забрался в замыкающую машину. Вятушкин, без напоминаний, что характерно, закрыл за ней ворота. Наступила звенящая, особенно режущая ухо после стоявшего минуту назад гвалта, тишина. Тарасов посмотрел сперва на бойцов, потом на ящик с пайками, потом на выданную ему связку ключей от всего. И снова на бойцов.

— Интересно девки пляшут… Ладно — коли шансы на нуле,

Ищут злата и в золе… Коростылев!

— Я!

— Головка от будильника «Заря»… Я, сейчас, пойду, позакрываю все двери и проверю территорию. Вы, пока, относите этот ящик на крышу казармы. Без команды не жрать — там все под счет. Потом, берете в нижней каптерке мешки и оборудуете наверху стрелковые позиции. Одну — чтобы контролировать КПП и въезд. Вторую — в сторону ДОС и складов. Все ясно?

— Так точно! А где песок брать?

— Из пожарных ящиков. Чтобы далеко не таскать.

— Оу! В смысле: «Слушаюсь!»

— Бегом давайте! «Укает» тут мне…

Пожарные ящики были святыней, опустошать которые воспрещалось под любым предлогом и, судя по лицами, Коростылев и Вятушкин только после разрешения их вскрыть поняли, насколько все серьезно. Сам Тарасов, заняв подчиненных, методично обошел всю часть, закрывая и запирая все, что можно, попутно прикидывая наиболее лакомые места и маршрут патрулирования, который бы позволил держать их под контролем.

В принципе, получалось не так безнадежно, как он думал. На КПП брать было особо нечего, кроме стола и пары стульев. В казарме — тоже. Оружейки пустые, а лезть внутрь ради старого телевизора вряд-ли кто будет. Штаб, как ни странно, злоумышленникам интересен еще меньше казарм. Там даже телевизора нет, а всю документацию вынесли.

Автопарк содержит определенное количество ГСМ и запчастей, но в руках их хер утащишь. Много, во всяком случае. Надо загонять машину. Проворонить такое сложно, хоть и возможно, но он постарается этого не допустить. Далее — склады. На продскладе осталось много всего. Забрали только консервы и мешки. Но тут тоже вывезти без грузовика не получится. Остальные — практически пусты. Ни оружия, ни техники. Если кто-то рассчитывал, что недоукомплектованная часть бросит вверенное имущество, то он будет сильно удивлен. В район сосредоточения забрали все подлежащее вывозу и даже немного больше.

Остались склады с инструментом и стройматериалами однако, тут даже одного грузовика будет мало, чтобы окупить налет. Но есть еще склад с старым снаряжением, где, по слухам, лежали чуть ли не сабли времен гражданской, комиссарские «Маузеры» и «буденовки». Сам Тарасов там никогда не был, но видел, как часть бойцов на работах щеголяла в взятых с этого склада галифе и гимнастерках со стоечками. Надо взять его на заметку.

Ну и ДОС. Квартиры офицеров и прапорщиков. Сами военнослужащие отсутствуют. Родственники, тоже понимающие, что с боевой тревогой не шутят, утопали по бетонке в сторону трассы, взяв деньги и паспорта. Но бытовой техники оставили немало. Могут польстится. Значит, имеем две главных точки интереса…

Зафиксировав эти выводы, Тарасов решил прогуляться до ЖВК. Однако, обычно шумное подворье встретило его тишиной. Заглянув в жилое помещение, Старшина увидел трех подсобников, которые сидели потерянные и растерянные.

— Где Митрофанов?

— В овощехранилище…

— А вы что сидите?

— Нам ничего не сказали. Все уехали…

— Понятно… Я сейчас.

Обойдя хлев, Старшина подошел к земляному холму и подёргал ведущую в его нутро ржавую железную дверь. Она оказалась заперта изнутри, что было неожиданно, ибо кому вообще придет в голову запираться в овощехранилище? Еще раз подергав, Тарасов постучал по двери кулаком.

— Петр Евгеньевич!!? Вы там!!? — изнутри никто не ответил, так что пришлось стучать сильнее, — Ваши сказали, вы сюда пошли… С вами все в порядке?

— Вась, ты что ли? — голос Митрофанова был тихий и, даже, казалось, испуганный, — Точно ты?

— А кто еще то?

— Мало ли…

— Откройте — поговорить надо.

— Да я тебя и так слышу… Говори…

— Петр Евгеньевич… — ситуация была довольно глупой и странной, — Вы чего? Что случилось?

— Ничего… Надо так… Ты чего хотел-то?

— Дежурства распределить. Мы с вами тут вдвоем остались расположение караулить. Надо определится с постами, со сменами… Солдат всего — ничего. У меня двое и у вас трое… Ну и мы…

— Не рассчитывай на меня, Вася… Бери моих, если надо скажи, что я приказал, а на меня не рассчитывай.

— Да что с вами такое-то! — Тарасов, в сердцах, бухнул кулаком в дверь, — Давайте не дурите! У нас сейчас каждый человек на счету!

— Нет, Вась… Даже не уговаривай… Я хоть и старый, но жить, уж извини, хочу.

— В смысле? Вы о чем?

Изнутри не ответили. Подолбившись в дверь еще, Старшина сплюнул и пошел обратно. Подсобники сидели все там же, все с тем же видом.

— Так, бойцы, че с Митрофановым? Он пил?

— Нет, вроде…

— А чего его так переклинило? — все трое пожали плечами, — Он хоть говорил что-то?

— Только про знамя… Что его увозят и ему ховаться надо.

— Знамя части?

— Наверное…

— Ничего не понимаю… Ладно — хер с ним. У вас тут как со скотиной? Дел много?

— Ну есть разные…

— Тогда хули сели!?

Старшина вызверился за такие разговоры и хотел начать карать, но вовремя вспомнил, что данных персонажей сюда отправили как раз потому, что солдаты из них как из говна пуля.

— Руки ноги — жопу в горсть и за работу! Потом, как все закончите, выдвигайтесь в сторону ДОСа. Ночи, нынче, холодные, поэтому возьмите одежду и дрова. Разведете костер с торца и будете бдить, чтобы никто не залез. Топоры тоже возьмите… Ополчение, блять, народное, имени двенадцатого года… На казарме блокпост — если что, они вас прикроют. И я буду всю ночь патрулировать. Давайте — бегом и с песней…

Разогнав подсобников работать, Тарасов вернулся к укреплению на крыше казармы которое он, с большим авансом, назначил «блокпостом». Бойцы, прикинув сколько надо мешков, решили слегка схитрить и включили в конструкцию импровизированного укрепления выступавшие над крышей концы торцевых стен и надстройки вентканалов. Старшина изучил получившийся шедевр армейского зодчества и, в целом, остался удовлетворен — действуя из соображений экономии сил, подчиненные, внезапно, получили очень толковое расположение позиций, которые, находясь по углам здания, позволяли контролировать как подступы к самой казарме, так и идущую мимо дорогу на склады, плац, здание санчасти, кусок территории у ДОСа и приличную часть автопарка.

— Вот! Можете же когда захотите! — достав три пайка, Старшина распределили их между присутствующими, — Сейчас перекусим и будем дальше думать. Вы, пока работали, никого не видели подозрительных?

— Никак нет… Только местные на КПП приезжали…

— Местные? Уже?

— Так точно… Резервисты, вроде…

— Это они так сказали..?

— Они сказали, что видели по телеку, потом часть наша сорвалась. А они за ней. Мол, что толку на сборочный пункт ехать — лучше сразу за войсками.

— И что дальше?

— Поехали догонять.

— Ты смотри — сознательные… — Тарасов задумчиво покивал, — Но могут быть и несознательные… Так что давайте без херни. Сейчас уже не до шуток.

Умученные тасканием мешков бойцы кивнули и принялись меланхолично жевать. Сам Тарасов глотал почти не разбирая вкуса, потому как его мысли были заняты планированием и подготовкой. Делая обход, он все запирал, но надо обойти еще раз, надо проверить освещение, придумать систему паролей, продумать порядок сна и отдыха.

***

Налаживать освещение закончили, когда уже стемнело. Ноги гудели, но Тарасов все равно предпринял еще один обход. Подсобники развели костер и пекли в нем картошку, изредка вставая и делая несколько шагов в одну и в другую сторону, чтобы посмотреть, что творится вокруг ДОСа. Видно их было, в отблесках пламени, за версту, что было одновременно и хорошо и плохо. Хорошо потому, что издалека понятно, что тут кто-то есть и, возможно, сам этот факт отпугнет мародеров. А вот если не отпугнет, то подкрасться к ним, ослепшим от света, в темноте как нефиг делать. Старшина сам убедился в этом подойдя на пять метров и оставшись незамеченным.

Вся надежда на пост на крыше. Прожектора и фонари заливали светом местность вокруг казармы, а вот сама крыша оставалась неосвещенной и с земли было сложно понять, есть там кто-то, сколько и где конкретно. Только на звук. Поднявшись к выходу на крышу Тарасов прислушался. Солдаты, заняв каждый свой пост, лениво переговаривались.

— Как ты думаешь, если война началась, пострелять успеем?

— Не… Ракетой долбанут и все…

— Херово… Хотелось бы пострелять напоследок…

Сказано это было настолько спокойным голосом, что у Старшины внутри екнуло. Сам он думал примерно так же, но у него за спиной и война и жизненного опыта изрядно. А когда двадцатилетние парни с таким спокойствием рассуждают, что, в случае чего, они уже обречены и можно мечтать только о том, чтобы успетьвыстрелить во врага… Надо бы сделать им за это втык, однако, постояв перед лестницей, Тарасов махнул рукой и побрел вниз. Дойдя до курилки перед автопарком, он сел, достал сигарету и, затянувшись, посмотрел в начинавшуюся за стеной из света ночную мглу. Интересный день…

Не то чтобы раньше про такое не думалось. Наоборот, регулярно в курилках, за стаканом и перед отбоем думали, спорили, доказывали как оно все будет, прозвучи боевая тревога вот прям сейчас. Поднимется ли кто по ней, глядя на то, что творится за заборами частей, на развал самих частей, на пустые кошельки, на призывы по три человека? Или плюнут и разбегутся, спасая свое и своих? Не разбежались. Поднялись. Все как один, что характерно. И солдаты, и офицеры, и прапорщики… За Митрофанова, конечно, стыдно… Что на старика нашло?

От размышлений отвлек далекий металлический звон, похожий на… На колючку похожий! Кто-то зацепился за ограждение складов, заставив плохо натянутую проволоку заплясать. До забора было метров триста, но вмертвенной тишине окутывавшей часть звук был отчетливо слышен даже на таком расстоянии. Выругавшись, Тарасов проверил, на месте ли пистолет, и пошелсмотреть. Склады были хорошо освещены — он хорошо над этим поработал, так что, держась в тени за периметром, он принялся просматривать их ряд за рядом. Снова звякнула проволока и всхрип. Замерев и покрутив головой, Старшина двинулся в ту сторону.

— Да твою-ж налево! — возле ограды бродил ЖВКшный конь «Лошарик», — Я же сказал дуракам скотину запереть!

«Лошарик», увидев человека, пряднул ушами, фыркнул и продолжил рвать траву вдоль забора, периодически задевая колючку и заставляя её позвякивать. В детстве Тарасова возили к бабушке в деревню, но этим его знакомство с сельской живностью и ограничивалось, поэтому он минут пять ходил вокруг коня размышляя, как к этой зверюге подступиться.

— Так… Ты, говорят, скотина умная… Почти как ефрейтор по интеллекту? Или, может, даже младший сержант? — конь поднял голову, с интересом глядя на Тарасова, — Чего глядишь? Шагом марш в расположение. Давай… Ну! Пошел!

Снова мотнув головой, «Лошарик» с сожалением покосился на недоеденную траву и побрел в сторону ЖВК. Старшина пошел следом, убедился, что умное животное нашло свое стойло и, заперев его там, потопал к овощехранилищу.

— Петр Евгеньевич! Вы там еще!? Это я! Тарасов! — внутри было тихо, — У вас там лошадь убежал! Конь в смысле! Я его назад привел! Слышите!

— Напуган был!? — Митрофанов ответил настолько внезапно, что Старшина аж отпрыгнул.

— Кто? Конь? Нет… Траву жрал… Вы там еще долго сидеть собрались?

— Он просто так из стойла ночью не уйдет… Почуял кого-то…

— Петр Евгеньевич, ну хорош уже! Если до сих пор не бомбят, значить вряд-ли будут. Выходите…

— Скажешь, когда наши вернуться…

— Петр Евгеньевич…

Судя по звукам, Митрофанов баррикадировал дверь изнутри. Махнув рукой, Тарасоввернулся к казарме, обойдя её и ДОС по кругу, дабы убедиться, что все в порядке, бухнулся на лавку перед штабом и с наслаждением вытянул гудевшие ноги, давая им отдохнуть. Все оказалось куда сложнее, чем он думал. Неизвестно, насколько эта бодяга затянется, а им надо есть, спать, срать, наконец. Что-то из этого уравнения придется исключить, иначе, в таком режиме, долго они не протянут. Но проблема в том, что хер ты чего исключишь. А, значит, надо сокращать что-то другое.

Достав из кармана связки с ключами, Старшина задумчиво их перебрал. В принципе, если в том ангаре со старым снаряжением нет ничего важного, то можно на склады забить, ограничившись редкими обходами. Тогда охраняемая территория резко сузится и есть вероятность, что они смогут не задолбаться насмерть.

***

Большие рассохшиеся ворота открывали настолько редко, что визг заржавевших петель был слышен на всю округу. Света внутри не было, так что Тарасову пришлось довольствоваться слабым светом карманного фонарика. Вдоль стен шли стеллажи, на которых лежали белые полотняные тюки. Про Дубко можно было сказать много нелестного, но в своем деле «Начвош» был профессионал. Каждое место и каждый тюк был подписан. Шинели образца 1911 года, 1917, 1943… Гимнастерки, ботинки, сапоги… Седла?! Не удержавшись, Старшина откинул мешковину, под которой действительно оказалось кавалерийское седло. Кожа уже высохла, но если ее размочить и смазать, то можно оседлать «Лошарика» и в бой. Подсумки под обоймы для винтовки Мосина, холщовые чехлы для магазинов к ППШ и пулемету Дегтярева… Вроде, пока, ничего такого, что надо прям охранять-охранять.

Дойдя до конца склада, Тарасов, задрав голову, оглядел полки в его торце. Тут было сложено все, что не подходило под складские категории и описывалось емким словом «разное». Имелся, даже, пузатый медный самовар, хотя он-то каким боком к военному имуществу?

Педантичный Дубко снабдил полку описанием. «Мемориальный кабинет областного ГубЧК и НКВД». Это многое прояснило. Новых хозяев жизни не очень радовал кабинет посвященный людям, которые гоняли им подобных в первую половину уже прошлого века. Но и выкинуть это трусливые чиновники не посмели и сдали на хранение подальше с глаз своих.

Презрительно хмыкнув, Старшина решил осмотреть полки по подробнее. Вот тут-то, как раз и могут быть наградные шашки, «Маузеры» и тому подобное. Но методичный обыск ничего опасного не выявил. Выдохнув, «Ну вот и ладушки…», Тарасов усмехнулся и шлепнул по давно не чищенному боку самовара, раздумывая, где бы добыть такой себе в каптерку. Четырехлистник… Аккуратно засушенный, словно для гербария, четырехлистник клевера был засунут в щель между трубой и крышкой самовара. Осторожно вытащив его, Старшина покрутил находку в руке. Потом снял крышку, привстав на цыпочки заглянул внутрь и, присвистнув от удивления, вытащил перемотанный тряпками, чтобы не гремело, сверток в котором, судя по весу, было что-то железное. Он, в принципе, уже на ощупь понял, что именно, но все равно развернул тряпки, чтобы проверить свою догадку. Это был «Наган». Потертый старый револьвер системы Нагана, тускло поблескивающий маслом в свете фонарика. На ствол был установлен глушитель. Обычно, на револьверах он бесполезен, так как пороховые газы прорываются между стволом и барабаном, но у «Нагана» барабан перед выстрелом наезжает на ствол, так что это чуть ли не единственная система, где использование глушителя оправдано.

Взвесив оружие в руке, Тарасов снова заглянул в самовар и нашарил на дне две картонных пачки патронов. Барабан откинуть, как в боевиках ему не удалось, — оказалось, что «Наган» заряжается через дверцу сбоку. Ничего не оставалось, кроме как, в нарушение всех инструкций, заглянуть в оружие через ствол убедившись, что оно не охолощенное. Патроны на это намекали, но надо быть уверенным. Оставлять это тут было нельзя. Точнее можно, но придется следить за складом поэтому, раз тут этих «Наганов» не полвагона, проще унести его от греха подальше, а остальное закрыть и забить. Тарасов так и сделал и, сунув находку в за пояс, запер склад и пошел в казарму.

***

Вятушкин спал, как умеют спать только солдаты. Прям на грязном гудроне крыши, завернувшись в бушлат и с подсумком вместо подушки, он умудрялся дрыхнуть так крепко и так сладко, что его можно было записывать на видео и продавать вместо музыки для релаксации, ароматических палочек и прочей дребедени, которую тоннами скупают идиоты, считающие, что бессонница у них из-за того, что они вбухали в свой сон недостаточно денег.

Подменившего его Тарасова самого клонило в сон от одного взгляда на эту идиллию, но он старался держаться. Коростылев, наблюдавший со второй позиции, сидел на ящике с пайками, намеренно приняв такую позу, чтобы, если задремлет, упасть и проснуться. Старшина усмехнулся и, подойдя, хлопнул его по плечу.

— Я не спал! — немедленно встрепенулся боец.

— Не спал. Но и не бодрствовал… Прикинь — я сам был солдатом и все эти приколы знаю.

— Виноват…

— Плевать. Ты просто не понимаешь, что делаешь. Действуешь по законам мирного времени, когда главная твоя задача — не спалиться мне, а главная угроза — быть снятым с наряда. Ну что глазами хлопаешь? Разве я не прав?

— Так точно, правы…

— И вы это в слух не говорите, но думаете, что это все, лишь бы вас заебать. Ты думаешь, что ты не можешь спать, потому что я тебе не даю? Потому что мне так хочется? А хочется мне, потому, что так в уставе написано? Да?

— Никак нет…

— Так точно. Я же говорю — я был на твоем месте и в твоем возрасте. Я знаю как ты думаешь, потому, что сам так думал. А вот ты на моем месте не был. Ты не видел того, что я видел. Потому и не понимаешь. И не поймешь, потому, что моя главная задача, чтобы ты в моей шкуре не оказался. Я за этим здесь. Хочешь спать? Ну честно?

— Ну так…

— Раз так — спи. Серьезно. Слово даю, что никаких санкций не будет. Ты выспишься и проснешься завтра бодрым и отдохнувшим. Возможно. А возможно и нет. Потому, что если я останусь на посту один, снять меня — как нефиг делать. Хлоп… И все. И некому будет вас с Вятушкиным разбудить. Я понимаю, что пока ты молодой, в смерть не верится. Думается, что все обойдется. Что не с тобой будет. Да? Кивни, если «да».

Коростылев медленно, словно нехотя, кивнул.

— Но все равно, если соберешься лечь и закрыть глаза, подумай о вероятности того, что ты не проснешься больше. И это, прикинь, еще не самое страшное. Самое страшное, если ты проснешься. Рука дрогнет у врага или просто повезет выжить. А другие — нет. Сможешь ты жить понимая, что люди, которых ты должен был защитить, которые тебе доверились, погибли из-за того, что ты смалодушничал? Пожалел себя? Не сделал элементарного. От тебя ведь не требуют тут интегралы счислять. Просто смотри, чтобы никто не подкрался.

— Я смотрю…

— Не смотришь. Ты смотришь, как бы не заснуть и от меня по шее не получить. А тебе бояться не меня надо. Я с тобой в одном окопе и на одной стороне. И требую с тебя не для того, чтобы тебе сделать плохо, а потому, что если я не буду требовать — будет хуже. Но ты знаешь — я сегодня наебался на сто дурных… У меня нет сил уже ни требовать, ни заставлять, ни следить. Хуй с тобой, товарищ сержант. Я тебе все как есть объяснил, поговорил как с взрослым… Ты же взрослым уже считаешься? Паспорт тебе выдали, пить разрешили, курить разрешили, детей делать разрешили, даже автомат доверили… В общем, я туда пошел, а ты тут как хочешь. Давай… Решай. Слово я дал — никаких вопросов с моей стороны. Нахуй все это… Заебало… Хуй уже до колена вырос, а все нянчится надо…

Уйдя обратно на свой НП, Тарасов примостился за стенкой, чтобы не было видно огня и, закурив, демонстративно уставился в противоположную от Коростылева сторону. Разумеется, пускать все на самотек он не собирался, но ситуация такова, что один он не вывезет и надо хоть попробовать положится на подчиненных. Глаза слипались. Чтобы хоть чем-то себя занять, он достал «Наган». С револьверами Старшине дел иметь не приходилось, так что он принялся с интересом изучать его. Судя по толстому слою консервационной смазки, прятали оружие не впопыхах. Достав тряпку, в которую тот был завернут, Тарасов принялся стирать засохшее от времени масло, заодно изучая, как тут все устроено. Потом, оттерев, прикинул, как оружие лежит в руке. Тонкая ребристая рукоять сильно отличалась от широкой рукояти служебного «Макарова», да и баланс был непривычный, особенно с глушителем. Ствол с курносой мушкой, фигурный курок, сильно изогнутый спусковой крючок придавали «Нагану» изящный, архаичный вид в сравнении с современными плотными, массивными полуавтоматическими пистолетами. Красивое оружие… Кто его спрятал и зачем? Руки сами распотрошили пачку патронов и начали заталкивать их в каморы. Медитативное занятие. Цилиндрическая гильза шла внутрь легко, но без люфта. Вставил, провернул барабан до щелчка, вставил, провернул барабан до щелчка… Разряжать так же. Интересно, тяжело ли их выколачивать после выстрела?

— Товарищ прапорщик! — голос Коростылева прозвучал над самым ухом.

— Внимательно…

Сам же пенял ему за недостаточную бдительность и сам же расслабился и заигрался! Скрипнув зубами, Тарасов быстро сунул «Наган» за пазуху — с установленным глушителем в карман тот категорически не помещался, и обернулся.

— Чего стряслось?

— Мне кажется, я видел кого-то…

— Кого?

— Не знаю… Там просто под фонарем что-то промелькнуло…

— Где?

— Вон там, возле продсклада… И в сторону ЖВК умчалось.

— Быстро?

— Да.

— Насколько?

— Ну очень быстро. Даже разглядеть не успел.

— Человек, животное?

— Не знаю… Большое. Не кошка точно…

— Разбуди Вятушкина и бдите. Я пойду — гляну…

— Слушаюсь… А если что — стрелять?

— Я же сказал: если что — вали без раздумий. Ну в смысле, посмотри сперва, конечно, вдруг это я или подсобники. Или кто из наших. Но если точно видишь, что чужие с оружием, или прут не реагируя на предупреждение, то вали нахер. Потом разбираться будем. Все. Смотреть в оба…

Дойдя до продсклада, Тарасов огляделся. Замок на месте… Может опять скотина какая с ЖВК сбежала? Решив, на всякий случай проверить, он пошел по дороге в сторону подсобного хозяйства. На обратном пути надо посмотреть, как там пост у ДОСа. Наверняка дрыхнут, дураки… Вот, казалось бы, боевая тревога. Надо быть на чеку, каждого шороха бояться, а ведут себя беззаботно, как…

Фигура на дороге показалась внезапно. Старшина был уверен, что секунду назад там никого не было. Выдернув пистолет из кобуры, Тарасов дослал патрон в патронник.

— Стоять! Это территория военной части!

— А я знаю… — сказано это было странным, почти обиженным тоном, — Я знаю…

Держа его на прицеле, Старшина подошел поближе. Выглядел нарушитель странно. Одежда была явно не для проникновения на продсклад. И, несмотря на мужские пиджак, брюки и туфли, пол точно определить было сложно. Певучий, с хрипотцой голос, лицо с большими глазами и тонкими губами, волосы до плеч — это мог быть как ухоженный мужчинка, вроде полупокеров из телека, так и дамочка с приветом.

— Ну раз знаешь, тогда что здесь забыл?

— Ты меня допрашиваешь? — говорящий словно изумился подобной наглости.

— Да. Я тебя допрашиваю. Что ты тут делаешь, сколько вас и где остальные?

— А зачем мне кто-то еще?

— Ты гашенный что ли?

Старшине подумалось, что судя по внешности и странному поведению, это вполне может быть наркоман, который реально не одупляет, куда он забрел и что происходит. Только откуда этот франт здесь взялся? Торчки, что деревенские, что городские обычно выглядят менее презентабельно, а тут, скорее, мажорчик из столичного бомонда.

— Если да, то предупреждаю — у нас сейчас боевая тревога, так что лучше не шути.

— А ты забавный… Эта штука у тебя в руках. Ты мне ей угрожаешь?

— Бля, ты точно вставленный. Да. Угрожаю. И если попробуешь выкинуть какую-нибудь херню — сделаю в тебе дырку.

— Ты знаешь, кто я?

— Как любит говорить один мой знакомый: «Мама — судья, папа — прокурор, все братья — воры в законе.» Угадал, да?

— Нет.

Тарасов услышал свист, лицо обдало ветром и нарушитель, стоявший метрах в десяти, оказался с ним лицом к лицу, левой рукой перехватив кисть с пистолетом, а правой, без видимого усилия, подняв его за горло в воздух.

— Ты не угадал. И это будет стоить тебе жизни. Но, сперва, мы пойдем туда… — нарушитель кивнул в сторону овощехранилища, — И ты уговоришь его выйти.

— Зачем..? — прохрипел Тарасов, тщетно пытаясь освободится, — Ты же… Сказал… Что… Убьешь… Меня…

— Вопрос не в том, убью ли я тебя. Вопрос в том — убью ли я ТОЛЬКО тебя. У меняотличный слух. Я слышал, как ты говорил на крыше со своими солдатами… Ты хороший человек. Тебе не все равно, умрут они, или нет. А я люблю хороших людей. Вас очень легко заставить делать то, что надо. Понимаешь?

— Слух… Говоришь… Отличный..? А зрение…

Старшина нащупал левой рукой рукоять по прежнему лежавшего за пазухой «Нагана». «Со своими людьми»… — есть вероятность, что эта тварь их слышала, но не видела. А, значит, выстрел в упор будет для неё неприятной неожиданностью. Вопрос в том — насколько?

Хлопок задушенного глушителем выстрела был не таким тихим, как его себе обычно представляют. Нарушитель, разжав пальцы, выпустил мешком осыпавшегося на землю Тарасова и удивленно уставился на дырку в груди из которой, вместо крови, сочились блестящие искры, сгорая воздухе и превращаясь в мелкий черный, похожий на окалину пепел.

— Ты что наделал? — тварь подставила руку под эти искры и удивленно посмотрела на растущую кучку пепла в ладони, — Ты убил меня.

— Я честно предупредил: «Попробуешь выкинуть какую-нибудь херню — дырку сделаю.» Думал я шутки с тобой шутить буду, педрила ебаная?

— Но это неправильно… — в голосе была почти детская обида, — Так не бывает!

— Вот только что про это говорил… Думаешь, что смерть, это с кем угодно, только не с тобой, да?

— Да… — широко распахнув глаза, нарушитель начал медленно оседать на землю, — Вы рождены для смерти, мы — для жизни… Вечной… Жизни…

У Старшины в глазах запрыгали белые мушки. Хер знает, это от того, что его чуть не придушили, или тварь, издохнув, воздух испортила? Проверять желания не было, так что он отполз подальше и некоторое время лежал пытаясь отдышаться. Спать уже не хотелось. Едрить взбодрился, всем советую… Что-ж за дела-то такие? Почему тут всякой сволочи потусторонней словно медом намазано? В Чечне и то безопаснее было — там хоть гадать не надо, убьешь ты эту херню или нет. Сев, Тарасов помотал головой и огляделся. Тело по прежнему лежало на месте. С одной стороны, это радует… Херово было бы, если, пока он валялся, эта штука взяла и уползла. А с другой, Комбат, конечно, сказал, что с проблемами будут разбираться потом, но явно не с такими… Хорошо ребятам в Голливуде. Прибили какого-то брандышмыга и он либо сгорел без остатка, либо просто камера отьехала и все — вроде как само убралось. А ему это сейчас куда девать? И, главное, девать надо быстро. Не то, что бы он Коростылеву и Вятушкину не доверял, но, помня как быстро все разболтал Бухарметов, лучше труп им не показывать. И подсобникам тоже…

Митрофанов! Тварь приходила за ним! Вот от коготот прятался! Но нахера? Месть, как Бухарметову? В любом случае — он решил его проблему, теперь пусть Митрофанов решает проблему с телом. Встав, Тарасов подошел к трупу и попробовал его поднять. Ему приходилось таскать людей. И не только павших в боях с зеленым змием. Обычно, это тяжело, но тварь, будучи выше его на голову, на удивление, весила не больше мешка крупы. Затащив тело в кусты, Старшина еще раз огляделся и решил его обыскать. На удивление, по карманам не оказалось ни денег, ни документов. Часов и колец тоже не было, только на шее, на тонкой цепочке висел темно красный каплевидный камень размером с яблочную семечку. Сняв его, Тарасов сунул добычу в карман и пошел к овощехранилищу.

— Петр Евгеньевич! Выходь! — гаркнул он ботнув в дверь с ноги, — Выходь не бойся…

— Вернулись уже?

— Нет! Лучше! Прибил я эту штуку…

На минуту повисла тишина, потом, из-за двери раздалось робко-удивленное.

— Какую..?

— От которой вы ныкались тут.

— Вася… Нет… Ты не Вася…

— Бля! Я серьезно. Хрен пойми — то ли баба, то ли мужик, волосы до плеч, говорит как нарик и резкий как понос. Душить меня пытался, ну я его и того. А он искрами сифонить начал и кони двинул.

— Я тебе не верю…

— Да еп вашу мать… Ну как вам доказать-то? У него еще цацка была в виде капельки.

— Она у тебя?

— Да. Показать?

— В щель под дверь сунь…

Бурча под нос ругательства, Тарасов просунул трофейное украшение под дверь. Снова повисла тишина.

— Э! Только с возвратом!

Загрохотали отодвигаемые ящики, потом щелкнул засов. Дверь открылась, и на пороге появился белый как мел Митрофанов, держа в руке цепочку с камнем. Глаза у него были круглые как блюдца. Посмотрев на Старшину, он перевел взгляд на камень, потом опять на Старшину.

— Вася… Ты понимаешь, что ты наделал?

— Нет. И хотелось бы подробностей. Потому, что эта херь обещала меня грохнуть без вариантов, а перед этим заставить выманить вас, или она грохнет всех остальных. Не сказать, что бы я был в восторге от этих вариантов и требую объяснений.

— А чем ты её завалил?

— Пристрелил.

— Ты не мог её пристрелить… Пули их не берут! — Митрофанов дернулся было назад, но Старшина перехватил дверь, — Пусти!

— Не пущу. Пошли! Пошли, блять! Вы меня сегодня все, что-ли, заебать решили!?

Практически волоком дотащив отбивающегося Митрофанова до кустов, Тарасов гордо предъявил ему труп.

— Вот! Дохлый как фараон в музее! И дырочка как у того ежика резинового! Теперь веришь!

— Верю Вася… Бля… Это-ж пиздец…

— Нет — пиздец будет, если это найдут. Приходил он за тобой, так что теперь ты и думай, куда его деть. Он, кстати, неожиданно легкий.

— У них кости полые. Как птичьи…

— У кого? Что это за хуйня?

— Это ангел, Вася! Поэтому, пока тут боевое знамя части было, он сюда сунуться не мог. Оно же у нас военное, от Гвардейского Инженерно-Саперного Батальона перешло…

— Охуенно объяснил Петр Евгеньевич! — в сердцах сорвав кепку, Тарасов шарахнул её об землю, — Вот прям по полочкам все разложил! Ясно все как божий, ебаный ты блять по голове, день! Что, блять за ангелы!? Почему они ведут себя как маньячилы поехавшие!? При чем тут знамя!? Подробности, ебаный в рот! Больше подробностей!

— Да не знаю я подробностей! Я только его знаю. Это Даниэль… Ебать! Когда об этом узнают, тут такое начнется!

— Кто узнает? Их много таких?

— Ну да. Типа того… Ох Вася…

— Так, спокойно… — Старшина достал сигарету и закурил, — Ты говоришь, что это ангел? Это, типа, падший ангел?

— Обычный…

— Не понял? Они же добрые быть должны?

— С хуя бы?

— Ну, типа, боженька нас любит и все такое? Да, бля… «Хороша ль, плоха ли весть, докладай мне все как есть… Лучше горькая, но правда, чем приятная, но лесть»

Процитировав Филатова, Старшина, смачно затянувшись, выпустил дым через ноздри. Митрофанов в задумчивости бродил вокруг тела. Потом сел и тоже закурил. Некоторое время они молча дымили.

— Слушай, все спросить хотел… — снова встав, Митрофанов потыкал тело, словно не веря, что оно мертвое, — Манька-воровка… Это твоя работа?

— Да.

— А Ташлинский упырь?

— Тоже.

— Ты, типа, оперативник?

— Нет.

— Да ладно ты — я никому не скажу. Никто и не поверит…

— Нет. Я неоперативник. Так… Пришлось заняться — занялся.

— То есть ты просто так, «на молодца», двух упырей упокоил?

— Я, за свою жизнь, каких только упырей не упокаивал. В основном в переносном смысле, конечно, но опыт был. Так куда тело девать будем?

— Покарауль его… Сейчас я Лошарика приведу, закинем на него и сховаем. Есть идея одна.

— Надежно? Их, просто, лучше жечь, как я понял?

— Не ссы, Вася! Как надо все будет.

— Из могилы не выползет?

— Такие не выползают… Тем более, ты с него «Живицу» снять догадался.

— Это тот камушек? Гони-ка его, кстати, на базу. Давай-давай… Ценная вещица, как я понял?

— Ну, смотря для кого…

— Не еби мне мозг! Я видел, как ты её словно от сердца отрываешь.

— Кстати, вдруг чего, если её с ангела сдернуть, он и так помрет. И, по другому, «Живицу» не добыть.

— Ты поэтому поверил, когда я тебе показал?

— Ну я не думаю, что они стали бы ангелом жертвовать, чтобы до меня добраться.

— А че ты тогда назад рванул?

— Подумал: «А вдруг будут?»

— Ты им настолько насолил? — Старшина смерил Митрофанова удивленным взглядом, — Что ты им сделал?

— Ангела убил…

Тарасов открыл рот, потом захлопнул его с деревянным стуком. Сочувственно покивав, Митрофанов развел руками и пошел за конем.

***

Лошарик, на чьей спине покоился труп ангела, нервничал, оглядывался и пытался зацепить ношу зубами. Нервничал и сам Митрофанов, постоянно озираясь и одергивая коня. Увидев спешащего Тарасова, он махнул рукой в сторону топливного склада.

— Туда… ОЗК взял?

— ОЗК тут есть. В кандейке. Нахера оно тебе?

— Вон там, в углу, цистерна ракетного окислителя закопана.

— Нахера?

— Получилось так. Её, в начале 90-х то-ли в Литву, то-ли в Латвию отправили. Как раз когда вся херня началась. Туда она не доехала — часть вывели. Обратно её забирать тоже никто не хочет — все сроки и условия хранения похерили, пока возили. Утилизировать вагон денег стоит. Перекинули её нам, и сказали: «Ебитесь как хотите».

— И что?

— А ничего. Комбат приказал её в землю зарыть, дабы она дураков не соблазняла. Там цистерна алюминиевая. А цветмет сейчас дорого стоит.

— Есть дебилы, которые могут попытаться распилить цистерну с ракетным окислителем?

Митрофанов кинул на Старшину такой взгляд, что тот сразу понял, какую дурь сморозил.

— Хотя че это я, в самом деле? Они тут в очереди будут стоять.

— Ну в очереди — не в очереди, а инциденты были. Два идиота пробовали крышку спереть…

— Подозреваю, неудачно.

— Да. Вскрыли её, один паров хапанул и внутрь свалился. Второй попытался его ухватить и следом.

— Закономерно…

— Да. Но нам интересно не это. А то, что когда их искать начали, то вообще ничего не нашли. Все разъело. Начисто. Комбат её, после этого случая и приказал зарыть.

— Предлагаешь откопать?

— А че её откапывать? Горловина — вон она торчит. В ней надо, периодически, уровень мерять, чтобы знать, что не потекла. Тащи ОЗКшки и противогазы. И ключ гаечный. Сейчас мы этого ангела туда определим и дело с концом.

Кивнув, Тарасов пошел за защитой. Митрофанов скинул тело с коня и, отведя его подальше, привязал у забора. Одевшись в ОЗК, они скинули с горловины прикрывавший её от осадков и любопытных взоров колпак, раскрутили болты и, откинув крышку, полюбовались на поднимающийся химический дымок. На лице мертвого ангела все еще сохранялось удивленно-обиженное выражение. Полюбовавшись на него, Старшина пнул тело ногой отправляя внутрь и отпрянул, чтобы его не забрызгало. Митрофанов захлопнул крышкуобратно и принялся притягивать её сосредоточенно сопя через клапан.

— Уф! Всё! Через пару деньков от него и следа не останется.

— Его этот окислитель точно возьмет? — Тарасов, следом за ним, с наслаждением стянул с потного лица противогаз.

— Точно… Они к едким веществам даже еще чувствительнее чем мы.

— Ты вообще, откуда про все это знаешь?

— Да так же как ты… Пришлось заняться — занялся.

— И что нам теперь делать? Ты сказал, сейчас пиздец начнется?

— Да. Если узнают, что это ты его прикончил, они придут за тобой.

— То есть, они могут еще и не узнать?

— Могут и не узнать. Если повезет.

— А как же боженька, который все видит?

— Херня все это. Ну как я понял.

— Подробнее Евгеньич, я же просил. Если тут такая херня происходит, то любая мелочь важна.

— Вась — у меня сейчас башка кругом, серьезно. Я в таком ахуе, что словами не передать. Завалить ангела — это все равно, что жопой тепловоз остановить.

— Ты же сказал, что тоже завалил?

— Да. Но мне помогли. Я, считай, только «Живицу» с него сдернул.

— Кто помог?

— Специалисты… У КГБ целый отдел был, который всей этой херней занимался. А я просто случайно там оказался. В оцеплении стоял. Это ангел подстреленный, прямо мне под ноги упал… А их боец мне орет: «Цепку с него рви!». Ну я и сорвал…

— И что?

— Ну и все. Они тело увезли, потом вызвали меня к особисту. Тот предложил мне попробовать в тот отдел документы подать. Ну раз уж я один хрен в курсе этих делов. Я подал, только экзамены не потянул. С меня расписку о неразглашении взяли и дальше служить.

— Погоди — то есть ты, после этого, спокойно жил, выходит?

— Да. Пока Союз не развалился.

— А потом что случилось?

— Потом я, дурак, решил, что раз КГБ уже нет и СССР уже нет, можно и рассказать об этом. Тогда же началось всякое: мистика, НЛО, прочее колдунство. Интерес был большой. Я одному сболтнул, второму сболтнул. Приукрасил еще, дурак…

— Что ты ангела сам завалил? Без посторонней помощи?

— Угу… И что я в том отделе служил, а не просто документы подавал… И журналистам из какой-то газетенки об этом рассказывал… — Митрофанов мрачно кивнул, — А потом мне Ваня Кузнецов, с которым мы вместе экзамены в отдел сдавали, приходит и говорит: «Допизделся ты, Петя — идут они за тобой». Ну и я, в общем… Прирос я, в общем, к этой части…

— Понимаю… — Старшина сочувственно кивнул и достал сигареты, — А сюда они, значит, попасть не могут?

— Пока знамя на месте — нет.

— А что ты следом за ним не поехал? Вместе со всеми?

— Сглупил… Знаешь как бывает? Думаешь, сперва: «А пропади оно все пропадом! Будь что будет!». А потом: «Да ну ка его нахуй!»

— Знаю… — кивнув, Тарасов задумчиво посмотрел на дырочку от выстрела в кителе, — То есть красное боевое знамя для них — непреодолимый барьер?

— Не барьер — смерть. Расплещет как мышь кувалдой.

— Почему?

— Да хрен его знает. Ваня так сказал. Он-то, в отличие от меня, экзамены сдал.

— А с ним можно как-то поговорить?

— Не знаю… Он сказал, что постарается помочь, но у них у самих дела не очень. Так что…

— Ну ты попробуй с ним или с кем-то еще связаться. Потому как да — звучит это все паршиво Но ты говоришь, что они могут и не узнать?

— Ну да. Если никто не знает, куда он пошел и зачем…

— Есть такая вероятность?

— Ну… Ангелы достаточно высокомерные гондоны, так что Даниэль мог свалить не объясняя.

— Даже другим ангелам?

— Ну, в городе их вряд ли много. Если вообще есть. Они его не очень любят. Может он, вообще, из Самары сюда прискакал.

— Бегом? Или они летают?

— Нет. Летать они, к счастью, не умеют.

— Зато ногами перебирают шустро.

— Но недолго. Скорее всего, на машине.

— Так хули ты сразу не сказал!? Если он сюда на машине приехал, то, возможно, не один! И вот те, кто с ним, они точно знают, куда эта падла намылилась!

— Бля… И чего теперь делать?

— Снимать штаны и бегать… — Старшина свирепо глянул на Митрофанова, — Дуй к ДОСу. Там твои подсобники на страже. Проверь, как они. Если живы — оставайся с ними. Только закрой все тут перед уходом. Я скоро.

***

Доморощенные диванные тактики его бы обсмеяли. Они-то точно знают, что тот, кто движется по дороге — самоубийца. Ведь сидящий в засаде в зарослях имеет преимущество. Его не видно. Поэтому, мамкин ниндзя, рассуждая на этот счет, обычно скользит параллельно дороге сквозь самуючащу скрытый ветвями. Ни хрустнув ни единой веточкой, ни спугнув ни одну ворону, как и положено настоящему индейцу. Вот только лес, это не ухоженный парк с стриженным газоном. Там никто не обрезает сухостой и не сгребает граблями хворост. Поэтому, в лесу невозможно идти бесшумно. Можно только пытаться это делать. Что не всегда получается даже у мышей и ежей. Что уж говорить о ком-то размером с человека. А еще это медленно. Ты можешь, тщательно выбирая куда ступать, подкрасться к кому-то, кого заметил, нопятьдесят метров в таком режиме выжимают как трехкилометровый кросс и занимают примерно столько же времени.

А вот по мягкому грунту проселка, даже армейские ботинки ступают очень тихо. И это важно. Потому, что глаза в лесу только мешают. Человек очень полагается на зрение, но зрение не для ночи и не для леса. Зрение выхватывает в темноте детали, которые мозг, обученный искать знакомые образы, превращает в силуэты, лица, застывшие перед броском фигуры. Это отвлекает. И отнимает ресурсы у слуха. Слух, в данных условиях, куда важнее. Да, если на дороге устроена засада, ты в опасности. Но только в кино сидящие в ней точно знают, когда ты пройдешь и где.

Тарасову приходилось устраивать засады. Это долго. Мучительно долго. Ты часаминапрягаешь все органы чувств, чтобы вовремя заметить приближение противника и, одновременно, пытаешься не выдать себя. Надо бытьхорошо обученным профессионалом, чтобы просидеть в таком режиме больше суток. У обычного человека крышу сорвет уже через несколько часов. От напряжения пойдутнатуральные галлюцинации. Тебе начнет мерещится всякое. Ты начнешь слышать то, чего нет. У тебя затечет все тело. Ты будешь устраиваться поудобнее, перемещаться, захочется пить, есть и ссать. Перекинуться парой слов с соседом, просто чтобы как-то снять напряжение. И тогда ты спалишься. И превратишься из охотника в жертву.

Да — тот кто двигается, рискует больше, чем тот, кто его поджидает. Всегда опаснее атаковать, чем защищаться. Но сидя в глухой обороне победить невозможно. Поэтому, надо действовать. Старшина надеялся, что ему больше никогда не придется красться через ночь с оружием на изготовку. Всем, кто спрашивал, он честно говорил: «Спасибо — хватило. Больше не надо». Но вишь как все повернулось? Вдобавок, по иронии судьбы, за частью начиналисьпоросшие лесом скалы из песчаника. Ушлые солдатики даже бегали туда фоткаться, чтобы на родине думали, будто он служит где-то в горах. И сейчас Тарасову приходилось постоянно напоминать себе, что вокруг Поволжье, а не окрестности Комсомольского…

Судя по траектории движения ангела, пришел он откуда-то с этой стороны. Конечно, с его скоростью можно было обежать часть за пару минут, однако, другого способа сузить направление поиска Старшина не придумал. Он не знал, что и кого искать, сколько их, кто они такие и что ему делать, когда он их найдет. Но делать что-то было надо… И он делал. Все, что мог и как умел. Как и тогда.

***

Митрофанов сидел у тлеющего костра подкидывая в него веточки. Старшина, устало пошатываясь, подошел к нему и, опустившись на землю, огляделся.

— Твои где? С ними все в порядке?

— Да. Отправил обратно — скоро утро уже, скотину кормить надо, убираться. Нашел?

— Нет… Как иголку в стоге сена. Тут столько проселков, а меня уже ноги не носят.

— И че делать теперь?

— Без понятия. Но есть и хорошие новости. Бойцы сказали, что пока мы тут рысачили, Комбат на связь выходил. Сказал, что тревогу отменили. Типа ошибка какая-то. Кто-то в штабе перебдить решил.

— То есть они возвращаются?

— Да. Он нам на подмогу Мешкова отправил с десятью бойцами. Остальные утром сворачиваются и к обеду, край — к ужину, будут здесь. Думаю, до этого временинаши «друзья» среагировать не успеют, а потом мы уже в домике…

— А если успеют?

— Если успеют, то будем отбиваться.

— Чем?

— Чем попало.

— Я серьезно… — Митрофанов кинул в костер еще одну ветку, — Я, в тихую, поспрашивал — выстрела никто не слышал. И гильзу я тоже не нашел. Хотя искал. Из чего ты его завалил?

Старшина молча вытащил «Наган», провернул барабан и вынул из каморы стреляную гильзу. Взяв у него оружие, Митрофанов удивленно покрутил его в руках.

— Ты же сказал, что ты не оперативник? Откуда у тебя эта штука?

— Не поверишь — нашел.

— Не поверю.

— Самому не верится. Правда, есть мнение, что это нихрена не совпадение, — Тарасов достал четырехлистник и покрутил его за черешок, — Кто-то хотел, чтобы мне повезло его найти аккурат перед встречей с ангелом.

— Думаешь, что в части есть еще кто-то, кто в курсе всей этой херни?

— Похоже на то…

Выбив из пачки сигарету, Тарасов сунул руку в карман и протянул разочарованное «Бля-я-я… Зажигалку проебал, пока бегал…». Митрофанов покосился на него и, достав веточку с тлеющим концом, протянул, чтобы тот прикурил.

— И это, Вась — синяки на горле замажь… Палево…

Тарасов, глядя в огонь, только молча кивнул.

***

Часть постепенно приходила в себя. Момент, когда они все действовали словно единый организм, был краток, однако влияние, оказанное им оказалось куда больше, чем кто-либо мог предположить.

— Ты думаешь мне так нравится тебя дрочить? Ну скажи? Думаешь же? Да я вижу… Сам так думал. Но ты вот о чем подумай — вон там, в оружейке, в трех метрах от тебя, сотня «стволов». У нас, сейчас, за кроссовки убивают. А за них тебе башку свернут не задумываясь. И мне. И всем остальным. А ты дрыхнешь на «тумбочке». Ну хули ты на меня глазами лупаешь? У меня дембель скоро. Я живой хочу домой вернуться…

Старшина послушал, как Коростылев, стоявший дежурным по роте, отчитывает задремавшего дневального, усмехнулся и вернулся за стол. Приятно, когда ты можешь вложить в чью-то голову верные мысли. Тем более, что у него сейчас не было ни времени, ни желания заниматься воспитанием личного состава. Он перекапывал все имеющиеся у него книги на предмет знаний о новой напасти. Правда, информации было негусто. Литература на эти темы не блистала особыми подробностями и, в лучшем случае, там были мифы. В худшем — автор откровенно высасывал из пальца, либо, вообще, опирался на сюжеты из видеосалонов.

Закрыв очередной томик, Тарасов достал блокнот и начал перечитывать свои записи. Если чего-то не знаешь — ищи, где почитать. Если почитать негде — попробуй додуматься сам. Широкий кругозор и эрудиция для того и нужны, чтобы можно было решить проблему опираясь на логику и имеющиеся знания.

Итак — что он знает об этих «ангелах»? Быстрые, сильные, но легкие. Митрофанов говорит, что у них полые кости. Но они не летают. Тогда зачем? Возможно потому, что это необходимо не только для полета? Между ними было одиннадцать с половиной метров, которые он преодолел где-то за полсекунды. То есть, его скорость — в районе двадцати трех метров в секунду. Это около восьмидесяти километров в час. Ускорился и остановился ангел почти мгновенно. Чем больше масса, тем сложнее такие фокусы проделывать — может для этого.

Пули их не берут. Но это, опять таки, со слов Митрофанова. Который осведомлен, но не то что бы сильно. Пуля из «Нагана» взяла, хотя особенным ни сам «Наган», ни боеприпасы не выглядят. Он разбирал и то и то, но, внешне, это были обычные пули и обычный револьвер. И того ангела, которого Митрофанов видел в молодости, тоже подстрелили. Значит пули их берут. Просто нужны специальные. Или специальное оружие…

Достав «Наган», Старшина еще раз внимательно его изучил. Когда он показал оружиеМитрофанову, тот спросил, откуда у него такая штука если он не «оперативник»? Оперативник, по всей видимости, того самого отдела. Значит, они были вооружены чем-то подобным. Может дело в материалах, из которого он изготовлен? Или…

Знамя! Боевое знамя части плющит этих ангелов в брызги. Почему? Вряд-ли кто-то, в здравом уме, мог делать из знамени оружие. Значит оно плющит их не по этому? Тогда почему? Почему так важно, что оно от Гвардейского Инженерно-Саперного Батальона?

Тогда, в библиотеке, эта странная Ольга сказала, что знаки и ритуалы — просто инструмент. И чтоони меняются по мере того, как меняется мир. Новое время приносит своих героев, своих пророков и свои символы. Возможно, красное боевое знамя действует на ангелов так же, как икона на бесов? А комиссарский наган разит их как священный клинок демонов?

Пометив себе этот момент, Тарасов принялся размышлять дальше. Наган он нашел явно неспроста. Кто-то осведомленный оставил не только его, но и четырехлистник, обеспечивший удачное обнаружение ангелобойного оружия в нужный момент. Мог ли это быть Митрофанов? Вряд-ли. Он был, без дураков, напуган. Имей он такое оружие, он бы взял его с собой. Значит, есть еще кто-то, кто в курсе происходящего. Возможно, этот Иван Кузнецов посоветовал несдержанному на язык Митрофанову схоронится тут не только потому, что знал о знамени и его свойствах, но и потому, что в части было кому за ним приглядеть? И, когда их подняли по тревоге, этот человек, понимая, что когда знамя увезут, Митрофанов будет в опасности, не смог прикрыть его лично, но позаботился о том, чтобы те, кто здесь остался, не оказались беззащитны перед ангелом.

Кто это может быть? Доступ к складам имел Дубко. Старшина с трудом мог представить «начвоша» в роли хладнокровного агента обученного противостоять сверхъестественным угрозам, но кто знает? Может он специально под дурака косит?

Ротный. Доступа к складам не имел, но в той суматохе, это было несложно исполнить. Та история с Загиттулиным не выглядела как работа оперативника, но кто знает? Может это был какой-то хитрый план по выманиванию? Упырь его чуть не придушил, но не придушил же! Потому, что повезло, или потому, что он знал как с этими тварями обращаться? Ему-то упырь ребра одним ударом переломал. Ротный, конечно, здоровее и сильно, но все таки…

Комбат… Был в курсе и про повариху и про Загиттулина, не выглядел сильно удивленным, настаивал на том, чтобы уничтожить улики и замолчать информацию. Двигало ли им только нежелание выносить сор из избы и давать лишние козыри тем, кто пытается расформировать часть, или у него есть и другие мотивы скрывать существование данных тварей?

Хороший вопрос…

Пока трое. Но, возможно, он что-то упускает. Например Марина. Живет тут давно, промышляет колдовством, причем, судя по тому, что она смогла связать своего неупокоенного мужа и, по признанию матери, талант к колдовству имеет. Возможно, она не такая уж неопытная ведьмочка и что-то знает про эти дела. Оружие достать, учитывая, кем был ей муж, для неё не проблема… Загвоздка только с странным выбором места схрона. Чужому туда попасть сложно. Хотя кто знает, на что ведьмы способны?

Ну и, отдельно, «рыжий черт» на черной «Волге». Старый урка назвал её «воронком». А это может быть как фигура речи, так и прямая отсылка к КГБ. В рядах которого, по словам Митрофанова, был целый отдел по борьбе со всяким. И она появляется тут с подозрительной регулярностью. Кстати, странно, что сейчас не объявилась. Или, может, как раз таки объявилась? Зимой она стояла как раз возле складов. Он решил, что это связано со старыми складами, где было логово упыря. А может нет? Может именно тогда «Наган» оказался среди музейного барахла, а нападение упыря — просто совпадение?

Надо больше информации. Сильно больше. А спрашивать некого. Или есть кого? Во первых — попинать Митрофанова. Может выйдет связаться с его другом. Во вторых — Марина. Ну и в третьих — Ольга, кем бы она не была. Интересно — какой радиус безопасной зоны обеспечиваемой знаменем? Если коммунистические реликвии действуют на ангелов убийственно, то в город они вряд-ли сунуться. Там этого добра полно. Собственно, Митрофанов так и сказал. Получится до него безопасно добраться или, выходя на трассу, надо каждый раз оглядываться? Надо уточнить данный момент у Митрофанова. Записав и это, Старшина спрятал блокнот в карман, «Наган» — в тайник из двух кожанных петель прибитых к заднему торцу ящика стола, накинул фуражку и вышел, кинув дневальному: «Я до ЖВК и обратно.».

***

Несмотря на переполох с тревогой, свадьбу переносить не стали. Марина хотела праздновать в доме, но умудренная опытомСветлана Анатольевна в красках описала ей, как все будут пить и как все тут разгромят. Поэтому, накрывать решено было на улице, благо сентябрь — месяц относительно теплый. Натянули брезентовый тент, под ним сколотили столы и лавки, выставили в окно магнитофон для музыки. Родственников со стороны невесты ожидалось немного, так что Марина позвала подруг. Ротный, со своей стороны, пригласил родителей, двух братьев и сослуживцев. Пойти хотели все, но, после беседы с Комбатом, круг сузился до свободных от несения службы. Тем, кому выпал наряд, обещали зацепить пожрать с праздничного стола и налить после того как сменятся.

Начштаб бегал и собирал деньги для молодоженов. Тарасов бегал за ним, раздумывая, как бы подкинуть в общий котел ту сумму, которую он с таким риском добыл. Для доставки гостей в ЗАГС и обратно, Комбат разрешил задействовать дежурку. Плюс личные автомобили гостей и родственников. Старшина от поездки в город отказался, сославшись на то, что он, как друг семьи, должен следить, чтобы к приезду новобрачных все было в лучшем виде. Митрофанов сказал, что Ташлу и окрестности он посещал без проблем, а вот дальше — уже вопрос. Возможно, те кто его искал, просто не успевали среагировать. И не факт, что после исчезновения Даниэля они не выставят посты поближе. Чтобы в этот раз успеть. Нафиг такой риск в такой день?

Светлана Анатольевна хлопотала на кухне. Старшина еще раз проверил стол, чтобы убедится, что все в порядке, шугнул местных алкашей, чтобы не топтались у калитки и встал перед нею сам, чтобы видеть когда все приедут… Да — влипон, конечно, конкретно. Что теперь? Как Митрофанову — жить в части? Не получится. Если тот, под предлогом возраста и хознадобностей мог избегать отлучек, то у него так не выйдет. Как минимум — квартира в городе, за которой надо следить. А каждая поездка — риск. Причем, не только для него одного. Есть, конечно, надежда, что мстительность этих тварей преувеличена. Или что ангел был один… Или что он один такой, а остальные — более вменяемы. Мда… Как будто упырей и прочей чертовщины было мало… Скрипнули тормоза. Тарасов повернул голову и чуть не сделал сальто назад через забор. Прямо перед ним стояла черная двадцать-четвертая «Волга». Потом хлопнула дверь.

— Ну что, Василий Иванович! Вот и окольцевали меня! — раздался над ухом бодрый голос Ротного, — Че у тебя с лицом?

— Да это… — до Старшины наконец доперло, что машина украшена лентами, — Я тут… Приветственные слова придумывал… А как вы подъехали… Все вылетело…

— Бывает! Я там тоже чуть не затупил от волнения… Ладно — пошли. Сча вспомнишь!

Тарасов еще раз оглянулся на украшенную лентами и кольцами машину. Расшатал он себе нервишки с такой жизнью… Расшатал… Гости, тем временем, потянулись к столу. За тамаду отдувался Начштаба, чьи таланты, как выяснилось, были практически безграничны. Сперва молодых осыпали подарками, потом — деньгами. Точнее, вручили им, от имени всей части коробку с прорезью, в которую каждый желающий, в течении предшествующей свадьбе недели, мог сунуть сколько ему не жалко. Ротный поблагодарил, но при всех, дипломатично, вскрывать не стал, так как был в курсе финансового состояния однополчан и на бешеные деньги не рассчитывал.

Дальше празднование пошло по накатанной. Теперь уже законная теща самогона не жалела, закуски тоже хватало, так что гости были довольны. Примерно перед первой дракой, технично свинтил Комбат, зная, что при достижении определенногоградуса, его погоны и должность будут мешать подчиненным развлекаться. Либо не будут. И и то и другое одинаково плохо. Аналогично поступил, видя что всем весело и без него, Начштаба. Алкашам, которые под шумок попытались пролезть за стол, дали в рыло. Потом дали в рыло тем, кто пришел разбираться по поводу разбитых рыл. Потом спели что-то печальное и протяжное. Где-то на этом моменте Старшина понял, что как он не отказывался, его все-таки накачали и сейчас головушка будет бобо, объяснился с Катюхиным, пожелал им еще раз счастья, здоровья и всего-всего-всего и пополз в тихое уединенное место.

***

«Вызывали?» — Начштаба кивнул и указал на стул. Старшина сел, и принялся ожидать вопроса. Геннадий Павлович был человеком, по армейским меркам, интеллигентным и мог казаться мягким. Но Тарасову, сразу как он прибыл в часть, объяснили, что это видимость и с Начштаба считается сам Комбат. Потому, что они вместе не просто прошли через ад, а устраивали его. И если Комбат был вдохновителем, то на плечах Начштаба лежала организационная часть. Так что затянувшееся молчание неправильно было истолковывать как нерешительность. Просто, когда ты долго общаешься с людьми, способными убить за неверное слово, вырабатывается привычка думать, прежде чем говорить.

— Я вас, надеюсь не отвлек?

— Нет, Геннадий Павлович. Я так — текучку потихоньку добиваю.

— У меня просто, не совсем официальный разговор. Так — для успокоения души хочу спросить кое-что.

— Если по поводу того заявления, то я не знаю ничего. Я уже ушел к тому моменту.

— Да нет — там уже все решили. Ну свадьба, ну погуляли, ну выпили малость. Участковый все понимает. Я про другое… Вы, тогда, когда нас по тревоге подняли… Вы же тут оставались, верно? Вы и Митрофанов?

— Да. А что такое?

— Да ничего, я же говорю — дело неофициальное. Просто тут, недалеко, примерно между нами и карьером, нашли машину.

— Что за машина?

— Иностранная, какая-то. «Гелендваген», кажется.

— Я такой не видел. Я бы запомнил. А как это к нам относится?

— Да ну тут такое дело… Помните в мае, на трассе, не доезжая до Белого Ключа, депутата расстреляли? А с ним чиновника из госимущества и соучередителя самарской строительной фирмы.

— Не особо, — пожал плечами Тарасов, — У меня телевизора нет — только в казарме иногда поглядываю. А они тут каким боком?

— Найденная иномарка принадлежала второму учредителю той же фирмы, который пропал примерно тогда, когда тревога была. И, вместе с ним, пропал протоиерей из отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами.

— А нашли их тут?

— Их, пока, не нашли, но в машине, насколько я знаю, все было кровью залито, так что…Вот такая беда.

— Что-то я ничего не понимаю.

— Не важно. Просто, хотел удостоверится, что к нашей части это никак не относится. Вы же ничего в ту ночь не видели?

— Нет, — не моргнув глазом соврал Старшина, — Все тихо было. Да и, если нашли их на полпути к карьеру, то до туда…

— Да. Далеко. И лес. Ладно — если вас кто будет спрашивать, вы так и скажите. «Все тихо — никого не видели». Митрофанов там как? Я слышал, у него нервный срыв в ту ночь случился?

— Человек в возрасте… А там было полное ощущение, что война началась.

— Ну да, ну да… Но потом-то оклемался?

— Да. Уговорил его выйти, успокоил…

— Ну и хорошо. Ладно — спасибо, что зашли. Не смею вас больше отвлекать.

Поднявшись, Старшина попрощался с Начштаба, вышел и шумно выдохнул. Дела… Дойдя на негнущихся ногах до курилки, он сел и, дымя сигаретой, принялся переваривать услышанное. Что же получается? А получаются интересные вещи. Сказать точно, были этот «Гелендваген» той машиной, которую он безуспешно разыскивал той ночью, нельзя. Но и вряд-ли это совпадение. Сперва кто-то мочит весьма интересный набор персонажей на трассе недалеко отсюда. Комбат тогда же, в мае, упоминал, что какие-то коммерсы положил глаз на хранящееся в их части имущество и технику. А еще он забрал сумку с формой и оружием… «Ликвидировать проблему, что называется, «в корне»». Мог ли Комбат хладнокровно расстрелять трех человек, которые покусились на его вотчину? Судя по тому, что о нем говорили — легко.

А потом второй соучредитель той же фирмы приезжает сюда-же в компании протоиерея, причем не абы какого, а из отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами, в ту же ночь, когда в части появляется ангел. Протоиерей и ангел. Протоиерей и строительная фирма. Строительная фирма и чиновник из госимущества. Строительная фирма и депутат. Не надо быть семи пядей во лбу чтобы уловить связь.

Почему Начштаба беспокоит, не видели ли они чего в ту ночь? Понятно почему. С Комбатом он знаком не первый день. И, даже не зная о сумке с автоматом и формой, мог догадаться, что падеж вышеупомянутых лиц в окрестностях их части — не просто совпадение. А, значит могут догадаться и другие. Он хочет убедится, что никто не видел лишнего. Чего именно? Что Комбат, в суматохе, оторвался от колонны и метнулся сюда, дабы прикончить второго коммерса? Возможно. Но, для этого, ему надо было знать, что он тут появится. Связи у него, конечно есть и доложить ему, по дружбе, могли…

Нет — чушь! Он не с того начинает! Зачем второму коммерсу сюда ехать? Что он тут забыл? Убийцу своего делового партнера? Но ангел пришел за Митрофановым. Митрофанов замешан в убийстве на трассе? Или это было частью соглашения с ангелом? Они ему — убийцу сородича, а тот им — убийцу первого соучредителя? Но Комбата тут не было, а если бы он был, то ангел бесполезен, если конечно, знамя части на них так убойно действует. Улики? Комбат настолько беспечен, что спрятал форму и оружие, а не избавился от них? Зачем бы ему делать такую глупость?

Протоиерей…Допустим, он был нужен чтобы привлечь ангела. И, опять таки, зачем? Зачем им нужна была это тварь? Если они интересовались частью, то знали, что солдат тут дикий некомплект и много людей на охране не оставят. Можно было справится и без него. Или нельзя? Допустим, Комбат, по какой-то причине, не избавился от формы и оружия. И онипро это как-то узнали. Или есть другие улики, изобличающие его причастность. Но они не знают точно, где? И им надо быстро обыскать всю территорию части. Ангел, с его скоростью, может… А что он, собственно, может? Как скорость и сила поможет в поисках? Нанять пяток домушников и они с куда большей вероятностью отыщут спрятанное, чем этот волшебный пидарас. Если, конечно, у ангела нет особого нюха, который может в этом помочь. Потому, как хер знает, что они могут, а что нет…

Информация. Ему катастрофически не хватает информации. Ладно — допустим, ангел может найти что-то и ради этого его могли привлечь, предложив голову Митрофанова в качестве оплаты. Ладно — допустим, у Комбата есть связи, благодаря которым он узнал, что второй соучредитель будет тут. Но «тут» — это где? Ему надо было знать конкретное место, где стоял джип. Это не подкараулить машину на трассе. Вокруг части километры лесов, пронизанных проселками и грунтовками. Вряд-ли те, кто был в том злосчастном джипе, сами знали точное место, где они находятся.

Чтобы найти их, Комбату надо было исчезнуть на несколько часов. Это нереально. Нереально командиру поднятой по тревоге и находящейся на марше части незаметно пропасть на такой срок. А просто взять и свалить на глазах у кучи свидетелей, для того, чтобы совершить убийство… Будь Комбат способен на такое, его бы медкомиссия еще в военкомате завернула, ибо такое исполнять — дебилом надо быть.

— Ты, Василь Иваныч, чегой-то задумчивый, последнее время… — скамейка тяжело скрипнула от опустившейся на неё туши Ротного, — И на свадьбе и сейчас. Случилось чего?

— Да не — я так… Думаю о всяком.

— Я серьезно. Ходишь как сам не свой.

— Просто переосмыслил кое-что после той тревоги.

— А! Понятно… У меня та же херня… Я, сперва, растерялся даже. Вроде все так хорошо шло, Маринка, свадьба… И тут нате! А потом, знаешь, такая злость взяла. Думаю хер вам, а не старший лейтенант Катюхин. Я вам еще покажу. Я еще на ваши могилы нассу в три струи.

— Кому? На чьи могилы?

— Не знаю… Так… Я просто не по адресу злиться не умею. Мне сволочь нужна какая-нибудь перед глазами. Вот и…

— Ясно… А я все думаю о том, что все ведь против нас было? Но мы как-то справились? Как-то выкрутились? Все сделали, все успели. Хотя, даже теоретически не должны были…

— Ну? А кто кроме нас-то? Других дураков нема…

— Вот это ты, сейчас, правильно сказал. Других дураков нема…

— Ладно ты — че все о грустном, да о грустном? Давай о веселом! Ты все на сегодня?

— Да вроде как.

— Ну пошли тогда, до меня дойдем.

— Зачем?

— Ну ты же друг семьи? Может чего умного посоветуешь?

— На тему?

— Да мы как ту коробку вскрыли, тещу чуть инфаркт не хватил, — Ротный радостно хохотнул.

— Ты-ж вроде с тещей поладил?

— Ну да. Светлана Анатольевна — баба мировая. Но все равно теща. Да это я так… В общем, я рассчитывал тыщ на пять новыми. Сам знаешь, как у нас с получкой. А там сто пятьдесят без малого. Семь раз пересчитывали.

— Ну… — придумавший схему с коробкой Старшина ухмыльнулся, — Радуйся.

— Я бы радовался, но слезы одни. Она уже хочет на все деньги скотины купить. А мне роты за глаза. Не хватало еще домой приходить и там еще кого-то пасти. Батя предложил машину взять, но теща уперлась. Может ты её сможешь переубедить?

— Может и смогу… Что касается ума — дубликатов мне нема… — выкинув бычок в урну, Тарасов встал, — Но, если получится, будешь меня на ней в город возить.

— Бля… Если сможешь — буду! Слово офицера. Ты только сделай так, чтобы она зла не держала. А то ну его нахер.

— Попробуем… Давай, пока идем, прикинем все плюсы и минусы машины. Минусы очевидны. Чинить, заправлять, содержать, пьяным за руль не сядешь.

— Да тут село. Кто тут че скажет?

— Денис — не тупи. Ты взрослый и, уже, семейный человек. Не уподобляйся откровенным долбоебам. Пьянство за рулем — прямой путь в могилу. Это раз. Два — это хороший аргумент. Скажем, что с машиной ты будешь застрахован от злоупотребления. Выпить можно, но меру надо знать. Особенно с женой — самогонщицей.

— О! Это, кстати, вот об этом! Маринке сахар нужен, дрожжи, прочее — за ними надо ехать.

— Да. А уже готовый продукт в деревне выменять на продукты животноводства — как нефиг делать. Жидкая валюта. То есть, машина, плюс даруемые её возможности по расширению производства, вполне заменяют домашнюю скотину. Кроме того, можно чаще навещать родню. В том числе и любимую тещу.

— До Ставрополя на машине пилить?

— А чего бы и нет? На заграничные вояжи денег у нас один хер не предвидится, а так хоть страну посмотришь. Не все же вам в Ташле сидеть?

— Тоже верно.

— Кроме того — в тот же город смотаться на выходные, по хозяйству всякое привезти-увезти. На автобусе — охренеешь. Особенно с сумками.

— Или самогон можно в соседние села возить на продажу! Или таксовать!

— Вот! Понимаешь мысль! Давай — еще накидывай…

***

Стоя перед библиотекой, Тарасов еще раз оглянулся. Когда страсти немного улеглись, он еще раз осмыслил случившееся. О том, кто убил Даниэля, знает только Митрофанов. И, похоже, старый прапор эту тайну сохранит. Возможно, конечно, есть какой-то сверхъестественный механизм оповещения об этом, но, учитывая, что за самим Митрофановым начали охотится, только когда тот стал болтать, маловероятно. Если это не совпадение и пассажиры «Гелендвагена» связаны с ангелом, они точно знали, куда тварь пошла, но не могли знать, на кого она там нарвалась. И они, скорее всего, уже никому ничего не расскажут. Знал ли еще кто-то, куда они поехали и с кем? Возможно. Но точно не знал, что случилось, иначе бы машину нашли гораздо раньше. И, даже, если станет ясно, что ангел пошел в часть и там был убит, то внутри есть человек, уже убивавший ангела. Логично думать именно на него. Или на загадочное «осведомленное» лицо. Но уж точно не на случайно и очень вовремя нашедшего «Наган» Старшину.

Успокоив себя таким образом, Тарасов выдохнул и зашел в библиотеку. В читальном зале было все как в тот раз. Студентка уронив, голову, дремала за стойкой, все еще сжимая в руке карандаш. Старшина, уже знавший, как тут все работает, подошел и скомандовал: «Подъем!»

Несколько книгочеев в зале, вскинулись, дабы жестоко испепелить взглядом нарушителя священной тишины, но, увидев форму, немедленно уткнулись обратно в свои конспекты, пытаясь не шевелится и не привлекать внимание.

— Доброе утро, Алиса… Как спалось?

— А? Вы меня знаете? — студентка потерла лицо и прищурилась, пытаясь собрать в кучу расфокусированный взгляд, — Погодите! Вы же тот офицер..! С которым мы про Сашу говорили, да?

— Да. Только я не офицер, а прапорщик.

— Серьезно? Это разное?

— Разное.

— А я читала, что это было первое офицерское звание?

— Давно и при царях. Сейчас дореволюционному «прапорщику» соответствует звание «младший лейтенант». А нынешний прапорщик — это между сержантами и офицерами.

— Как интересно…

— Куда интереснее, почему генерал-лейтенант выше по званию, чем генерал майор? Сам до сих пор голову ломаю, как так вышло.

— Вам почитать что-то? — повернувшись к ящикам, Алиса нашла нужный формуляр, — Опять про мистику? Так — это вы читали, это тоже.

— А ты откуда знаешь? Я, когда летом заходил, тебя тут не было?

— Каникулы! Но карточка-то ваша вот. Тут все книги записаны, которые вы брали.

— Серьезно? А можно задать тебе личный вопрос?

— Прям личный-личный?

— Двусмысленно прозвучало… — Старшина задумчиво огладил усы, — Скажем так: я понимаю, что у вас своя этика и это… Библиотечная тайна…

— Библиотечная тайна?

— Я просто хочу узнать, что другие по этой теме читают. Ну те, кто этим увлекаются. Можно?

Алиса медленно покачала головой из стороны в сторону.

— Ну нельзя, так нельзя. Ладно — давай мне то, что я еще не читал.

***

Тарасов просидел в библиотеке до упора и оторвался от чтения только когда Алиса сказала, что ей уже пора закрываться. Взяв несколько книг с собой, он вышел и закурил. На улице было еще светло, но аллея уже опустела — рядом, на волжском склоне был большой полузаброшенный парк, носивший ироничное название «Парк Дружбы Народов», который всем видом намекал на состояние этой самой дружбы в данный момент и приличные люди избегали подобных мест в ночное время.

— Тебя проводить? — предложил Старшина, увидев вышедшую из здания Алису, — А то как-то безлюдно вокруг.

— Мне на остановку. В ту сторону.

— Подойдет. Мне на автовокзал. Доеду на трамвайчике…

От аллеи донесся молодецкий посвист и окрик: «Эй, солдатик! Сюда подошел!». Посмотрев в ту сторону, Тарасов увидел гоповатого вида троицу забравшуюся с ногами на скамейку.

— Не понял… Это что еще за еп твою мать?

— Это «Гусь»… Они вас, наверное, с Сашкой перепутали… Они не знают, что он уехал.

— Что за «Гусь»? Знакомый твой?

— Да ну так… Я встречалась с ним раньше… Никак не отстанет… Сашка его побил, теперь он с друзьями его караулит.

— Киселев? Ты смотри… — окрик повторился в еще более дерзкой форме, — Спокойно. Сейчас урегулируем.

Сунув Алисе пакет с книгами, Старшина решительным шагом двинулся к компании, которая восприняла исполнение их требования как победу и с ходу зарядил сидевшему в центре в лоб, опрокидывая его с лавки. Двое оставшихся попытались вскочить, но, отхватив симметричные подзатыльники ушли следом.

— Вы че, гопота сутулая!? Список проебали, кого бояться!?

— Ты кто такой? — до «Гуся» с сотоварищи наконец дошло, что перед ними не боец их возраста, а кое-кто постарше.

— Я? Прапорщик Тарасов. А вы кто такие? Сколько лет? Размер сапог? Почему не в армии?

— Слышь, дядя, — судя по дрожащему голосу, говоривший скорее брал на понт, чем реально был уверен в своих силах, — Ты чего с ней гуляешь? Это моя баба!

— Поскольку учебник истории ты скурил, информирую: крепостное право у нас упразднено аж в тыща восемьсот шестьдесят первом году. С тех пор никаких «твоих баб» у тебя быть не может. Так что бери подружек и вали отсюда, пока ветер без камней.

— Это моя баба… — приятели дергали его за рукав, но «Гуся», похоже, заклинило.

— Это не «твоя» и не «баба»… — , - Во первых, у неё есть имя, а во вторых, мое терпение не безгранично.

— Это моя баба…

Шагнув вперед, Тарасов схватил упрямца за ухо, вывернув его до треска. «Гусь» попытался махать руками, но быстро понял, что так становится только хуже.

— Мой милый мальчик… Ты еще не в курсе, но в этом злом, жестоком мире есть люди, которых лучше не доебывать. Так вот это я… — голос Старшины превратился в зловещий шипящий шепот, — У меня тут был, недавно, один придурок, который упорно не хотел понимать, что никаких «его баб» не бывает. Понимаешь: «Был»? Пару недель назад сослуживец на его вдове женился. И, если ты думаешь, что я не смогу сделать твою жалкую и короткую жизнь еще более жалкой и короткой..? То ты подумайполучше… Кивни, если понял?

«Гусь» кивнул и, получив свободу, набрал безопасную дистанцию, потирая сильно увеличившиеся в размерах и поменявшее цвет на ярко алый ухо. Друзья, которые во время экзекуции молча топтались поодаль, сопели, виновато глядя на заводилу. Тарасов ткнул в них пальцем.

— Назначаю вас его внешней совестью. Еще раз он к ней подойдет — дефлорирую всех троих неструганным черенком.

— А мы-то чего?

— Это называется — «коллективная ответственность». Все — съебались обгоняя звук собственного визга. Бего-ом! АРШ!

— Я старшакам скажу… — «Гусь» изо всех сил старался не разреветься от обиды, — Они тебя замочат нахуй..!

Старшинасделал выпад вих сторону, топнул и троица галопом исчезла из поля зрения. Довольный произведенным эффектом, он повернулся и подмигнул Алисе.

— Вот так-то лучше… Говоришь Киселев его отлупил? Это он поэтому со «свитой»?

— Да. Остальные, из-за него, боялись со мной встречаться, а Сашка — нет.

— Вы с ним поговорили перед отъездом? Разобрались?

— Да… Вы его сильно тогда наказали?

— Он раздолбай — его что наказывай, что не наказывай… Что решили-то?

— Ну а что мы решим? Я в Читу не хочу, он сюда не хочет. Хорошо было вместе, но, видимо, не настолько.

— Не хочешь родное гнездо покидать?

— Да я просто с таким трудом в универ поступила…

— Перевестись можно.

— Это с бумажками бегать, долги закрывать…

— Ну раз только это остановила, значит невеликая любовь была.

— Вот и мы так подумали…

Алиса замолчала. Некоторое время они шли в тишине.

— Ты на кого учишься? — поинтересовался Тарасов, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

— На учителя. Истории…

— Коллега, значит?

— Коллега?

— Ну… Я, как бы, тоже воспитанием молодежи занимаюсь.

— А! В этом смысле… — снова повисло неловкое молчание, — Вы спрашивали про чужие формуляры. Вы чей-то конкретный имели ввиду?

— Честно говоря — да. Когда я «Справочник Оккультных Символов» брал, ко мне, в читальном зале женщина подошла. В красном платье. Гадалка, или что-то вроде того. Мне показалось, что она в этом разбирается.

— Ольга?

— Ты её знаешь?

— Да… — Алиса замялась, — Понимаете… Это я ей, тогда, позвонила.

— Зачем?

— Она просила сообщать, если кто-то эту книгу берет.

— Ну это я понял. Зачем ей сообщать?

— Я точно не знаю… Она подходит к таким людям, разговаривает с ними…

— Клиентов ищет?

— Скорее — единомышленников.

— Платит за это? За звонки?

— Да.

— Любопытно… Знаешь, как её найти?

— Да. В формуляре есть её адрес. Но только я его не помню. Но она где-то тут, недалеко живет.

— Логично — иначе бы не смогла быстро приезжать по звонку. Запиши мне — зайду сдавать книги, заберу.

— Хорошо. Только вы не говорите, что это я дала.

— Разумеется. Сделаю вид, что случайно наткнулся. И книги, которые берет — тоже.

— А она книги по мистике не берет.

— Серьезно?

— Да. Только по краеведению и истории.

— Все равно запиши, — дойдя до остановки, Тарасов покрутил головой, — Тебе какой трамвай?

— Отсюда до меня только «четверка» ходит. Я на «Первомайке» живу.

— А у меня на Нижней Квартира. Я на этом берегу слабо ориентируюсь.

— Ну это, в общем, туда. «Общага» за Моторным заводом.

— В общежитии живешь? Это ты там с этим «Гусем» пересеклась?

— А вы как догадались?

— Ну… Ты не похожа на девушку, которая может иметь какие-то точки соприкосновения с такими приматами, кроме как по месту жительства. Не думаю, что он зашел в библиотеку, вы, случайно, соприкоснулись томиками Набокова и ваши взгляды встретились…

— Вы думаете, я такая пай-девочка? — Алиса, представив эту картину, рассмеялась.

— Не материшься, что уже показатель.

— Но могу!

— Не стоит.

— Почему?

— Русский мат — это как кунг-фу. Настоящий мастер никогда не использует его без необходимости. Вот твой трамвай.

— А вы?

— Я к рынку спущусь — мне на «десятку» надо.

— Тогда довстречи!

— Про адрес и список не забудь.

— Постараюсь не забыть.

— И, если этот «Гусь» еще появится, скажи, что я его адрес знаю — найду и клюв погну.

— Хорошо… — уже взявшись за поручень Алиса обернулась, — Я так и не спросила, как вас зовут?

— А в формуляре разве не написано?

— Написано, но я не догадалась глянуть…

— Василий Иванович… Как Чапаева…

***

Два маргинала сидели на лавочке возле больницы, отмечая свою выписку дешевым пивом. Допив и выкинув бутылки на газон, они с интересом огляделись вокруг, прикидывая, на что бы продолжить банкет.

— Надо какую-то делюгу намутить, Гашан… Лаве совсем нет.

— А хули тут мутить? — мрачно отозвался второй, — Если по быстрому, то только ларек бомбить, а они тут все под крышей.

— Может в автоматы завалимся?

— И че?

— Посмотрим, кому прёт и шваркнем?

— Автоматы все накручены. Прёт только своим, а за них спросят.

— Да мы без палева.

— А если спалимся?

— Че мы? Первый раз?

— Не. Давай, лучше, бомбилу стопнем и попросим на Верхнюю отвезти. Машину цыганам отгоним и у них же возьмем и разгонимся. А тело по дороге в лесок скинем. Я те говорю, Ромчик — норм тема.

— Думаешь нас возьмут?

— Возьмут… — Гашан оскалился, — Две цены дадим — полюбас жадный фраер найдется. Перед мостом встанем — там лучше берут.

— Перед мостом менты.

— И че? Бомбилы наоборот смелее будут — больше шансов зацепить. А как на тот берег отъедем, уже похуй.

— Ну пошли…

С первыми машинами не повезло. Дед был легкой добычей, но за его раздолбанную «Копейку» даже неприхотливые цыгане дать могли только в морду. Попалась крепкая «Девятка», однако, водитель оказался здоровенным мужиком, так что даже внезапное нападение не гарантировало успеха. Наконец, на поднятую руку среагировала черная ухоженная «Волга». Сперва им показалось, что за рулем сидит молодой парень, но потом, приглядевшись, они решили, что это, скорее всего, всё-такикоротко стриженая девушка. Довольно переглянувшись, Гашан и Ромчик, предвкушая не только прибыль, но и развлечение, поспешили к машине.

***

В дверь постучали. Тарасов, поколебавшись, открыл. Ему самому не понравилась эта заминка. Несмотря на то, что его, вроде, никто не ловит и на выезде из части с топором и носилками не стережет, неприятное ощущение нависшей угрозы давило на нервы. За дверью стоял улыбающийся Ротный. «Медовый месяц» сказался на нем благотворно. Катюхин и до того не производил впечатление заморенного жизнью, а, теперь, расцвел окончательно. Кроме того, он твердо вознамерился переехать жить к Марине и, теперь, собирал вещи.

— На, Иваныч! — в руки слегка удивленного Старшины перекочевала видеодвойка, — Дарю!

— Ты чего это такими вещами раздариваешься? Самому не надо что ли?

— Не. У нас и так два в доме. Маринин старый и тот, что на свадьбу подарили. Видак тоже есть.

— Так в канцелярию отнеси…

— Я же говорю — два в доме. Старый и отнесу. Зачем нам два телека? А тебе без меня тут скучно будет, — Ротный хохотнул, — Считай благодарность, что тещу на машину уломал. Она знаешь что про тебя сказала? «Змей твой Василий Иванович. Чистый змей…»

— Нема за шо. Машину взял уже?

— Разумеется!

— Не сам, надеюсь, выбирал?

— Не — ты че! Я в машинах не бум-бум. С Зампотехом ездили. Там такой цирк с конями был..!

— Я уж подозреваю…

— Ага. Продавец щебечет-щебечет, а Руслан Шарипович ему такой: «Все — я тебя послушал. Теперь машину слушать буду». Заводит, голову, как умная овчарка, на бок склоняет, слушает, потом под капот лезет, щупает, дергает… А потом как на продавца наедет, мол чего ты нам тут пиздишь в глаза собака сутулая? Какие сто тыщ пробега? У тебя тут третий капремонт, клапана стучат, ремень свистит, коробка гудит, а ты за неё такие деньги просишь! Нехороший ты человек — тьху на тебя! И к следующей. От него продавцы уже прятаться начали.

— Ну на то он и Зампотех. Так какую взяли-то в итоге?

— «Пассат В3»! Универсал! Как раз возить всякое. Даже теща заценила! Я её на ней на вокзал отвозил. Вон стоит — Комбат разрешил загнать, чтобы вещи перевезти с квартиры.

— Ты не в курсе, кстати, кому её вместо тебя отдадут? Я слышал, нам, после всего, нового офицера прислали.

— Двух.

— Целых двух?

— Да. «Пиджаки» какие-то после военной кафедры. Так что на отдельную квартиру пока не наслужили. Вдвоем тут жить будут. Ты уж с ними полегче… Не спугни…

Снова довольно хохотнув над собственным остроумием, Ротный махнул рукой и пошел грузить в машину свои нехитрые пожитки.

***

«Клик-клак»… Металлическая крышка зажигалки щелкнула перед глазами Ромчика, который, белый как полотно, вжался в спинку сиденья, глядя то наГашана, разваленого мощным ударом от плеча до паха, то на зажигалку, словно стальные зубы щелкавшую перед его лицом. «Клик-клак»…

— Это твое.

— Не! Не мое! Отвечаю, не мое!

— Это твое, — голос был равнодушно спокойный, — Как она оказалась в лесу под Ташлой?

— Я не при делах! У меня её «сапоги» отработали!

— Какие «сапоги»?

— Солдаты!

— Какие солдаты?

— Я не знаю..! Нам Светка из кассы маякнула, что военный кучу денег меняет! Мы с Гашаном решили его отработать, а он нас за дома завел и там толпой отмудохал с корешами. Сотряс, ребра… Только из больнички выбрались..! Я слово пацана даю, что к ментам не побегу!

— Как он выглядел?

— Кто?

— Военный…

— Да я хуй его знает!? Как военный… Лет тридцать, с меня ростом… Усы у него были! Светлые!

— Ясно…

Ромчик взвизгнул, пытаясь уклониться, вскинул руки, но широкий тяжелый клинок играючи срубил предплечья и снес ему голову, которая, подпрыгивая, покатилась по опавшей листве.