Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения

Глава VIII

Вполне объяснимой, но главной ошибкой правительства Народного единства была, без сомнения, неправильная оценка роли, которую играли вооруженные силы в политической жизни страны. Образ военных, создаваемый правительственными средствами информации, представлял собой совершенно извращенный стереотип: профессиональный и аполитичный корпус, не рассуждающий и полностью подчиняющийся гражданской власти, не вмешивающийся в исторические судьбы страны, за исключением того, что он является гарантом ее территориальной целостности и конституционного порядка. Более того, он якобы и в прошлом никогда не вмешивался в эти судьбы.

Политика Народного единства по отношению к вооруженным силам могла отвечать тактическим целям, но верно также и то, что она в определенной форме повлияла на огромную массу населения, представляя образ военного, который абсолютно не соответствовал действительному. Однако ни военная доктрина, ни идеология, внушаемые империализмом как в процессе подготовки офицеров, так и в процессе подготовки солдат и унтер-офицеров в Чили, не могли быть не известны всем гражданам страны.

Несмотря на это, до самых последних дней перед переворотом значительная часть населения Чили питала иллюзии, что вооруженные силы никогда не нарушат конституцию, которая обязывала их подчиняться гражданской власти. Эти иллюзии имели столь глубокие корни, что смогли стать сильнее реальных фактов, таких, как попытка переворота Вио в октябре 1969 года, целая серия раскрытых заговоров и, наконец, попытка переворота («Танкасо») 29 июня 1973 года. Эти иллюзии исчезли только тогда, когда «Хаукер Хюнтеры» военно-воздушных сил начали бомбить «Ла Монеду».

К слову будет сказано, ракеты, использованные в этой операции, не были обычным для вооруженных сил Чили оружием. Согласно достоверным источникам, оно представлялось военно-воздушными силами Соединенных Штатов при содействии полковника Лоуренса Коркорана, военно-воздушного атташе в Сантьяго-де-Чили, начиная с августа 1972 года. Речь шла о 17 ракетах стоимостью 50 тысяч долларов каждая. Коркоран, кроме своего «дипломатического» поста, являлся также агентом Армейской службы разведки США или разведывательного агентства Пентагона.

В отношении самолетов мы можем напомнить комментарий бывшего сенатора от демохристианской партии Хуана де Диос Кармона: «Я горжусь тем, что, будучи министром обороны в правительстве Фрея, разрешил приобретение самолетов «Хаукер Хюнтер», что бомбили «Ла Монеду»[51].

Бомбардировка положила конец мифу о «нейтральности» вооруженных сил; мифу, в который не верили не только сторонники народного режима, но и многие из его противников.

За год до переворота СЕДОП (Центр по изучению общественного мнения), руководимый социологом — демохристианином Эдуардо Амуйем, провел опрос в Сантьяго, поставив среди прочих и следующие вопросы:

Верите ли вы, что военное правительство будет благом для Чили?

Верите ли вы, что вооруженные силы могут отказаться от своей роли защитника законности?

Тогда, в октябре 1972 года, конгресс одобрил предложенный демохристианами закон о контроле над оружием. Об этом важнейшем инструменте фашистов хорошо сказал после переворота вице-адмирал Патрисио Карвахаль, бывший в то время начальником генштаба вооруженных сил: «План того, как заставить молчать средства массовой информации и связи мы разработали заранее. А потом мы располагали двумя важными инструментами, которые помогли и облегчили наши действия: закон о внутренней безопасности государства, и особенно закон о контроле над оружием, позволившие нам предпринять превентивные меры. На этой основе было очень легко действовать…»[53]

Относительно применения этого закона есть интересное свидетельство одного из офицеров военно-воздушных сил Чили: «Был установлен порядок использования самолетов, вертолетов и ударных частей военно-воздушных сил.

Началось строжайшее применение закона о контроле над оружием как формы боевого обучения людей. Действовали с бессмысленной жестокостью.

Приезжали на фабрику, ломали мебель и все, что попадалось под руку. Брали рабочих, ничего не спрашивая и ничего не объясняя. Приказ был один: «Действовать энергично и показать красным, что с военными не шутят». В этих целях посылали более молодых офицеров, которые проявляли бы в большей степени свою воинственность, а они в свою очередь набирали унтер-офицерский состав из тех, кто считался более решительным, свирепым и способным на все.

По возвращении в казармы они смеялись над испугом на лицах безоружных рабочих, когда над ними стреляли очередями из автоматов, отзывались о них пренебрежительно, называя их трусливыми.

Унтер-офицеры часто менялись, чтобы было больше обстрелянных в «бою» людей[54].

И правда состоит в том, что этот закон никогда не применялся против правых террористов и фашистского движения «Патриа и Либертад», которое хвасталось своим оружием.

И хотя, возможно, значительная часть руководителей Народного единства на деле и не верила в свои хвалебные реверансы в сторону нейтралистских позиций военных, реверансы, которые можно рассматривать именно как выражение недоверия, верно и то, что такое отношение привело к путанице и неясности в низах, оказавшихся неподготовленными к неизбежному столкновению.

Марксистская теория совершенно ясно говорит о том, что не может быть «нейтральности» вооруженных сил.

В конечном счете невозможно отделить власть политическую от экономической; государственный аппарат всегда является инструментом власти господствующего класса. Функция его двоякая: с одной стороны, репрессивная, поскольку он контролирует угнетаемый класс, обеспечивает механизм эксплуатации и противостоит любому успешному действию против господствующей системы, а с другой — объединительная, поскольку этот аппарат действует на основе регламентации, которую сам предоставляет себе господствующий класс в целях смягчения своих внутренних противоречий и поддержания их на таком уровне, который совместим с его классовыми интересами.

Это особенно ясно видно в капиталистическом обществе. Поскольку владельцы капитала находятся в состоянии конкурентной борьбы между собой, преследуя свои личные цели, то они не могут одновременно защищать общие интересы буржуазии как класса. Ей необходимо поэтому установить нечто вроде «высшего авторитета», который издавал бы правила игры и регулировал бы конкуренцию в такой форме, чтобы она не наносила ущерба всей системе в целом.

Эта функция поддержания равновесия внутри господствующего класса (когда в случае надобности применяются даже репрессивные меры против некоторых его членов из числа недисциплинированных), придает буржуазному государству видимость беспристрастного аппарата, поставленного над обществом и над различными противоборствующими группами и действующего на всеобщее благо, тогда как на деле — это институт господствующего класса, чьи интересы он и защищает. Эта видимость беспристрастности вдалбливается в сознание граждан через посредство воспитания и идеологической пропаганды — «все равны перед законом», и т. п. — до такой степени, что объективно невозможно ставить под сомнение законность существующей системы.

Надо иметь также в виду, что в ходе реализации своих репрессивных функций государство использует не только насилие, но и более утонченные методы: уже упомянутую идеологическую обработку, буржуазное законодательство, ограничение материальных и культурных возможностей угнетаемых классов, устрашение, кампании обмана общественного мнения и доносы. Но вслед за всеми этими «мягкими» мерами всегда в конце концов появляется открытое насилие, без которого буржуазное государство не может осуществлять свою репрессивную функцию, необходимую для того, чтобы выжить. Не существует, да и не может существовать классовое государство без насилия. Это обстоятельство в краткой форме отражено на чилийском гербе: «Разумом или силой». В конечном счете, если «разум» терпит провал, всегда остается путь насилия.

В примитивном обществе глава племени или король соединяли в своем лице обе функции— репрессивную и регулирующую. В современном буржуазном государстве, напротив, произошло их разделение: грубое насилие и подавление были переданы специальным государственным органам, объединившим граждан, чья профессия состоит главным образом в том, чтобы осуществлять это насилие над своими согражданами. Буржуазное государство не может обходиться без этого узаконенного насилия, которое выполняют профессиональная армия или полиция. Они различаются только степенью своей автономности, методами и выбором жертв — против кого направляется в конце концов насилие или угроза насилия.

В своем качестве «резерва власти» правящих классов вооруженные силы никогда не могут быть аполитичными или нейтральными; они всегда представляют собой явно выраженную и решительную поддержку существующей системы. Иллюзия аполитичности рождается благодаря двум факторам.

Во-первых, в то время когда государство выполняет свои репрессивные функции без применения открытого насилия, военным нет нужды действовать, достаточно факта самого их присутствия. Положение это хорошо проиллюстрировано фашистским адвокатом Серхио Мирандой Каррингтоном, который незадолго до переворота писал: «Правда состоит в том, что 90 % всех тех, кто занят общественными делами, очень прислушиваются и внимательно приглядываются к тому, о чем думают в вооруженных силах, хотя и не хотят признавать этого. Никогда еще за всю историю нашей страны не было столь обильной литературы, периодической печати и книг на военные темы. В той или иной форме все слои стараются угодить вооруженным силам, если не завоевать их на свою сторону»[55]

Эта форма исполнения своей политической роли посредством простого присутствия кажется политическим нейтралитетом со стороны военных и прикрывает таким образом суть их поведения, которое в действительности представляет собой не что иное, как выступление в защиту статуса кво. Конечно, цитата Миранды Каррингтона взята из его работы, в которой этот идеолог фашизма ратует за эффективное приобщение военных к структурам власти; однако вследствие этого совсем не теряет своей ценности замечание о том, что в такой обстановке репрессивный аппарат буржуазии только кажется нейтральным, хотя на деле уже выполняет роль арбитра в политических конфликтах. Этим и объясняется тот факт, что все слои немало труда посвятили ухаживанию за этим аппаратом и его восхвалению.

Мы уже говорили о том, что миф об аполитичности основывается на существовании двух факторов. Один из них заключается в том, что правящий класс не бывает однородным, напротив, он разделен на группы с различными интересами. Правда, эти внутренние противоречия не являются антагонистическими и весят меньше, чем общность их классовых интересов. Вследствие этого было бы абсурдом разрешать такие противоречия насильственным путем. Более приемлемо достичь соглашения о правилах игры, что в обиходе называется «конституция и законы».

Так вот, типичной формой этих правил игры при капитализме является буржуазная демократия, система, которая благодаря принципу сменяемости и участия в управлении также и негегемонистской части буржуазии удовлетворяет и эту ее часть, хотя и не полностью. Речь идет о своего рода пакте о ненападении между различными фракциями господствующего класса; о пакте, который включает в какой-то мере и гарантию того, что ни одна из противоборствующих фракций не будет использовать институт вооруженных сил против остальных фракций при решении своих внутриклассовых притязаний.

Военные же должны защищать интересы господствующего класса в целом, как это и установлено правилами игры, называемыми конституцией. «Конституционность» и «нейтральность» военных предполагает, следовательно, что вооруженные силы должны держаться в стороне от конфронтации различных фракций внутри господствующей в стране буржуазии.

В целом кажущаяся аполитичность, кажущаяся конституционность военных основываются на следующем механизме: 1) отделении и кажущейся беспристрастности государственного аппарата в отношении общества; 2) отделении военных внутри самого государства и нейтральности военного корпуса по отношению к конфликтам между различными фракциями внутри буржуазии; 3) исполнении своей политической роли путем простого присутствия.

Это «невмешательство» имеет свои границы. Когда обострение классовой борьбы угрожает самому существованию капиталистической системы — как это было в Чили — или когда противоречия между различными фракциями господствующего класса обостряются до такой степени, что эти фракции перестают уважать «пакт о ненападении», период «аполитизма» заканчивается и вооруженные силы становятся на защиту господствующего класса или в различной степени участвуют в борьбе конфликтующих сторон. В исторической действительности эти две формы борьбы очень редко проявляются в отдельности. Чаще всего одна из фракций буржуазии сталкивается с обострением классовой борьбы, как это было во время гражданской войны в Испании.

Если мы теперь проанализируем историческую действительность Чили, учитывая все вышеизложенное, то станут ясными как причинность иллюзий в отношении «конституционности» военных, так и мотивы государственного переворота 11 сентября 1973 года.

Не военные, а чилийская буржуазия представляет собой исключение. В отличие от буржуазии многих латиноамериканских стран она сумела относительно давно хорошо сорганизоваться, создав институты, приемлемые в той или иной мере для всех ее фракций. Многочисленные «революции» в других латиноамериканских странах представляют собой симптомы раскола и слабости буржуазии как политической силы.

Этот раскол и слабость являются следствием зависимого развития, в процессе которого каждая новая форма иностранного проникновения создавала новые подчиненные фракции, причем ни одна из них так и не смогла завоевать позиции гегемона по отношению к остальным, хотя и пыталась добиться таких позиций, в результате чего и возникают внутренние распри («революции»).

Чилийская буржуазия, напротив, смогла благодаря большой однородности и вполне определенному гегемонистскому положению стать силой и добиться политического единства, что позволило ей отказаться от политических услуг военных. В этом заключается «особенное» Чили. Исторические причины этой большей сплоченности чилийской буржуазии представляют сами по себе особую тему, которая выходит за рамки данной книги.

Достаточно отметить только, что этот феномен был предопределен факторами различного порядка: отсутствие экономического интереса испанской короны к далекой чилийской колонии, следствием чего явилась относительная малочисленность и экономическая слабость местного индейского населения; сильная европейская иммиграция и одновременно также интенсивность последующего проникновения империализма.

Однако надо совершенно ясно представлять себе, что не всегда чилийские вооруженные силы довольствовались слабым участием в политической жизни страны. Открытое военное вмешательство, подобное тому, что было в сентябре 1973 года, имело место и раньше, в 20-х и 30-х годах нынешнего века, а также в 1891 году. В соответствии с вышеизложенной теоретической постановкой вопроса формы активного участия в политической жизни (равно как и пассивного) не могут быть объяснены только функциями военных вне связи с функциями государства и господствующего класса, которому эти военные служат и чьи интересы защищают.

Другими словами, в этом контексте вмешательство военных можно объяснить как следствие политических кризисов внутри самой буржуазии.

Характерным в политических кризисах в Чили является замена одной формы политического господства, формы, которая уже не соответствует экономическим реальностям, другой политической системой, более отвечающей потребностям новой действительности.

Можно сказать, что эти кризисы объясняются в конечном счете мировыми экономическими изменениями, воздействующими не только на Чили, но и на всю Латинскую Америку.

С завоеванием независимости Чили[56] начинается процесс медленной переориентации экономики страны. В плане экономическом Испания уступает свое место державы-управителя Англии. Этот процесс подчинения английскому империализму ускорился в конце XIX века и качественно изменился после Тихоокеанской войны. Политический кризис 1891 года означает окончательное подчинение Чили британскому империализму.

В XIX веке чилийский господствующий класс состоит главным образом из консервативной латифундистской олигархии и коммерческой буржуазии либерального толка. Конфликты между этими двумя фракциями и предопределяют в самом существенном чилийскую историю прошлого века.

При Порталесе (1829–1841 гг.) и Бульнесе (1841–1851 гг.) господствовала помещичья фракция, которая проводила протекционистскую экономическую политику. В этот период вооруженные силы помогали создавать автократическую республику, не страшась выступать даже против каудильо, появившихся в их собственных рядах в ходе борьбы за независимость.

Виднейшим представителем буржуазной идеологии является министр и торговец Дьего Порталес, которого убили взбунтовавшиеся солдаты. Сейчас он превратился в любимого героя хунты в силу своих авторитарных воззрений. Генерал Мануэль Бульнес вслед за Порталесом окончательно устанавливает систему правления. Военные выполняют свои профессиональные задачи главным образом в лесных пограничных районах[57] на юге страны, ликвидируя сопротивление арауканских племен, которое в течение трех веков не смогли сломить испанские завоеватели. Наследие, полученное от первоначальных обитателей Чили, передается крупным землевладельцам, жадным до захвата и эксплуатации пшеничных полей. Но истинный геноцид по отношению к мапучес не кончается до тех пор, пока не достигается «успокоение араукании»[58] примерно к 1885 году.

При президентстве Монтта (1851–1861 гг.) к власти приходит либеральная фракция, которая открывает страну для британских капиталов и английского импортера. Доля Чили во внешней торговле Англии поднимается с 38 процентов в 1845 году до 50 процентов в 1875 году. В 1880 году 80 процентов всего чилийского экспорта шло в Великобританию, откуда она везла 45 процентов всех импортируемых товаров.

Главные статьи экспорта — медь, селитра и сельскохозяйственные продукты (особенно пшеница). Монополия Англии включает и транспортировку товаров, перевозимых на судах под английским флагом. Однако само же производство все еще находится в основном в руках национальной буржуазии, составляя основу ее политической власти.

Положение изменилось, когда к концу XIX века английский империализм совершил качественный скачок в мировом масштабе и из капитализма свободной конкуренции перешел в стадию монополистического капитализма, заменив экспорт товаров экспортом капиталов. Поощряемая англичанами и с их помощью во время Тихоокеанской войны (1879–1883 гг.) Чили завоевывает провинции Тарапака и Антофагаста с их богатыми селитряными месторождениями. По прошествии немногих лет английский капитал добивается абсолютного контроля над этими источниками сырья.

В 1884 году после Тихоокеанской войны английский капитал контролировал «только» около 34 процентов добычи селитры в Чили по сравнению с 36 процентами чилийского капитала и 30 процентами капитала из других европейских стран, главным образом Германии и Франции. Шесть лет спустя англичане стали хозяевами и господами «чилийского» нитрата: из 77 рудников 60, включая самые большие и самые продуктивные, принадлежали англичанам. Немцы владели четырьмя, чилийцы — тремя.

Это экономическое вторжение вызывает отпор определенных кругов чилийской буржуазии. Рождающаяся национальная буржуазия ищет пути модернизации страны, обеспечения ее инфраструктурой и средствами транспорта и связи, используя ресурсы, получаемые от добычи селитры, на индустриализацию. И как глашатай этих «националистических» кругов появляется Хосе Мануэль Бальмаседа, избранный в 1886 году президентом. Его программа, ничего общего не имеющая с левыми воззрениями, была направлена на сохранение некоторых остатков экономической и политической независимости Чили, требовала больших налогов на селитряную промышленность, которые шли бы на развитие инфраструктуры, столь необходимой стране.

Бальмаседа планировал также необходимую национализацию, которая не затрагивала собственно рудники, а только часть британских железных дорог, банков и акведуков, связанных с селитряной промышленностью. Английские капиталисты совсем не желали терпеть подобные крайности. Конгресс, в котором защитники империалистических интересов имели большинство (многие члены этого большинства, как стало известно много лет спустя, были куплены на средства «Фонда подкупа и коррупции», созданного заинтересованными английскими фирмами), выступил против президента.

Бальмаседа также вынужден был противостоять открытой оппозиции консервативных кругов. Обеспокоенные латифундисты видели в программе общественных работ (по стране проводились дороги, строились железнодорожные пути и школы в непосредственной близости от их поместий, управляемых до того времени по средневековым законам) «опасность дурного примера». Кроме того, их беспокоило то, что на этих работах строительным рабочим выплачивали относительно высокую заработную плату, что вызывало утечку из деревень дешевой рабочей силы. Их страшил также закон о начальном образовании, по которому безграмотные и сверх всякой нормы эксплуатируемые крестьяне могли научиться читать и понимать происходящее.

Латифундисты находят своего лучшего союзника в лице торговой буржуазии, тесно связанной с импортом и укрепившейся в Вальпараисо — порту вынужденной остановки всех кораблей, направляющихся из Европы через Магелланов пролив. Эта буржузаия, которая в предыдущие десятилетия процветала на продаже продуктов и снастей кораблям, теперь расширила сферу своей экономической деятельности и на добывающую промышленность (добыча золота и серебра), а позднее соединяет свои интересы с английскими капиталистами. Их высший представитель — Агустин Эдвардс Росс, владелец газеты «Эль Меркурио» и основатель семейного клана, который всегда был синонимом тех слоев чилийской буржуазии, что наиболее тесно связаны с империализмом.

Именно здесь, в Вальпараисо, в кругах военно-морского флота, на который англичане оказывали глубокое влияние, проявились первые признаки недовольства Бальмаседой, которого лондонская «Тайм» называла «тираном и коммунистом». В 1891 году мятеж на флоте положил начало гражданской войне: большая часть армии поддерживает президента, но одна фракция военных, называвшая себя «конституционалистской», присоединяется к флоту, открыто поддержанному английскими военными кораблями.

В 1886 году в страну прибывает прусская военная миссия во главе с капитаном-наемником Эмилио Кернером для обучения войск с тем, чтобы окончательно сформировать чилийскую армию. Одновременно в страну завезли значительное количество немецкого оружия крупповского производства. Законтрактованный Бальмаседой для того, чтобы с помощью германского оружия и прусской военной системы создать в армии немецко-националистический противовес флоту, ориентировавшемуся на англичан, Кернер, произведенный в генералы, принял участие в мятежах против самого президента. Это объяснялось тем, что, хотя английский и немецкий империализм и были противниками в борьбе за экономическое завоевание Чили, они объединились против чилийских устремлений к относительной независимости.

Бальмаседа был свергнут и повесился в аргентинской миссии в сентябре 1891 года, когда закончился срок его президентского мандата. Селитра остается в руках англичан; забыта индустриализация, а в стране вводится республиканская парламентская форма правления.

Этот кризис процесса преобразования чилийского капитализма, вызвавший первое в современной истории открытое вмешательство чилийских военных в политическую жизнь, характеризуется в целом следующими моментами:

1. Английский империализм, вытеснив остальные европейские державы, становится для Чили метрополией-у правителем.

2. Медь вытесняется селитрой как основным экспортируемым богатством. В то же время доля участия Чили на мировых рынках снижается. До сего времени как в качественном, так и количественном отношении это участие включает и производственную сферу, которая теперь передана в руки иностранцев.

3. Значительная часть буржуазии воспринимает эти изменения без особых внутренних противоречий, отказавшись таким образом от сохранившейся до сего времени относительной независимости и перейдя на службу британскому империализму. Политический кризис возникает потому, что меньшинство пытается, хотя и безрезультатно, добиться больших выгод от иностранных монополий.

Начиная с 1891 года военные становятся орудием в деле защиты интересов иностранного капитала и его местных союзников. Как флот с его английским стилем, так и армия с ее прусскими порядками соблюдают строгую «нейтральность» перед лицом сложной политической игры в парламенте различных фракций господствующих классов.

После окончания распри между двумя фракциями речь теперь идет о защите приобретенного богатства от посягательств рабочего класса. Каждый раз, когда возмущение трудящихся прорывается где-либо в стране, вооруженные силы используют оружие для охраны «святого права частной собственности».

Между 1911 и 1920 годами армия помогает подавить— а нередко и потопить в крови — в общем 293 забастовки.

Некоторые из наиболее кровавых примеров этой деятельности как выражения «аполитичной силы порядка» будут рассмотрены в следующем параграфе.

1903 год. Крупная забастовка портовых рабочих в Вальпараисо. Это начало организованной социальной борьбы. Движение начинается с английской пароходной компании и быстро распространяется на другие иностранные линии и на государственную пароходную компанию.

11 мая в демонстрации участвует семь тысяч рабочих и служащих. Демонстранты отбивают камнями наступление конной полиции. Один кусок брусчатки ранит комиссара Сальво, который выстрелом убивает рабочего. Возмущение выплескивается на улицы и площади. Закрываются школы и торговые заведения. На следующий день забастовщики занимают набережные с тем, чтобы помешать действиям штрейкбрехеров. Снова вмешивается полиция, и в столкновении снова погибает рабочий. В это время городской голова Браво запросил помощь полка «Найпо», и моряки начали патрулирование улиц. В обстановке растущей напряженности рабочие организуют митинг напротив здания газеты «Эль Меркурио» в самом центре города. Из здания по беззащитной толпе открывают огонь.

Кровь жертв вызывает гнев и возмущение собравшихся, которые подожгли здание английской судоходной компании. Новый митинг вновь подвергается нападению полиции. Растет число убитых и раненых, среди них много и случайных прохожих. К вечеру 12 мая борьба становится всеобщей; число убитых переваливает за 30, раненых — за 500. Новые слои трудящихся (пекари, операторы-железнодорожники, рабочие сахарного завода) присоединяются к забастовке. С наступлением темноты в порт приезжает генерал Хосе Мануэль Ортусар во главе войск, присланных из Сантьяго. Забастовка потоплена в крови. Только через четыре месяца созданная для переговоров с рабочими хунта принимает решение о небольшом повышении зарплаты трудящимся.

В последующие годы кровь рабочих неоднократно проливалась. В 1905 году 200 рабочих Сантьяго становятся жертвами «белых гвардейцев», состоящих из «300 молодых людей из высших классов общества». В феврале 1906 года подразделения полка «Эсмеральда» под командованием лейтенанта Адольфо Миранды стреляют в забастовщиков на площади Колон в Антофагасте. Еще дюжина мертвых пополняет длинный список жертв расстрелов рабочих. В 1907 году жуткие расстрелы в школе «Санта-Мария» в Икике (от 2 до 4 тысяч убитых, точная цифра никогда так и не была установлена) кладут конец голодному маршу, организованному сверхэксплуатируемыми рабочими селитряных копей.

Весьма показательна в этом плане радиограмма, полученная губернатором провинции после начала движения протеста: «Во всех случаях вы должны считать целесообразность открытого подавления силой; общественную силу должно заставить уважать, каковы бы ни были жертвы вследствие этого…»

И раз, и два армия «наводит порядок» всякий раз, когда трудящиеся поднимают свой голос в защиту своих прав. В июле 1920 года два армейских офицера, одетых в гражданское платье, руководят бандой молодых людей из аристократии при нападении и разграблении Федерации студентов Чили. Неделей позже полицейские силы и военные в гражданском подожгли помещение Рабочей федерации в Магеллане, и снова неизвестно точное число жертв, среди которых и многочисленные обуглившиеся трупы внутри здания, и бесчисленное количество рабочих, арестованных, а потом отправленных «измерять глубину» или попросту сброшенных в море со связанными руками и ногами.

В феврале 1921 года более 100 рабочих селитряных копей в округе Сан-Грегорио стали жертвами пулеметных очередей подразделений полка «Эсмеральда», расквартированного в Антофагасте. В 1925 году в округе Корунья подразделения полка «Карампанге» расстреливают из пулеметов рабочих. Сотни трупов сброшены в глубокие шахты.

Именно в Корунье появляется «спортивная игра» под названием «голубинный полет босяка», придуманная в среде военных, расквартированных на севере во время подавления рабочих выступлений. Расстреливаемый рабочий должен был выкопать себе могилу и вытянуться на ее краю в положении военного приветствия, офицер тщательно прицеливается и стреляет таким образом, что «босяк» подпрыгивал в воздухе, поворачивался и падал в яму.

«Голубинный полет босяка» стал вновь практиковаться после переворота 11 сентября 1973 года как проявление любви армии к своим традициям.

Копьяпо и Вальенар, Рабочая федерация Сантьяго (где среди восьми убитых был и ребенок), Альто Био-Био, Ранкиль, Лонкимай… Кровь рабочих, кровь крестьян. В Альто Био-Био реки неделями несли трупы, из 500 арестованных и доставленных в Темуко крестьян только 23 вышли живыми. В Ранкиле карабинеры расстреливают неизвестное количество колонов, чтобы отнять у них землю, которую само правительство передало им, но которую после потребовал ему вернуть один из латифундистов… Год за годом забастовки и выражение протеста топятся в крови. Вооруженные силы полностью выполняют свою миссию «гаранта правил игры», орудия господствующих классов.

С ними сотрудничает и новый корпус карабинеров, моторизованная полиция, созданная в 20-х годах Карлосом Ибаньесом дель Кампо, бывшим военным министром в правительстве Алессандри, в 1927 году сменившего его в качестве глашатая военной буржуазии. Для подавления пролетарского возмущения Ибаньес ликвидирует старую муниципальную и фискальную полицию и из группы армейской кавалерии, предназначенной для борьбы с разбоем в провинциях Мальеко, Каутин, Био-Био и Осорно, создает корпус карабинеров Чили, который становится первой ударной силой в деле подавления народных выступлений. Вооруженные силы начиная с 30-х годов остаются в резерве, освобождаются от полицейских дел как таковых во избежание прямого заражения от жестоких социальных столкновений. Это, однако, не мешает тому, что в трудные моменты военных призывают для «восстановления порядка», но теперь уже на другой теоретической основе: военные, когда они выходят на улицы, делают все, как во время боевой, а не полицейской операции. В 1972 году Аугусто Пиночет письменно резюмирует эту доктрину следующим образом: «Когда армия выходит, она делает это для того, чтобы убивать, так как для того она и обучена».

Уже несколько лет спустя после того, как Чили окончательно превратилась в экономическую колонию Великобритании, эту модель зависимого капитализма начали одолевать новые веяния. Американский капитализм, который до этого времени ограничивался в значительной мере своим «задним двором» в Центральной Америке, начал протягивать щупальца к добыче чилийской меди.

Возрастающие объемы управления и торговли способствовали появлению в 1891–1920 годах среднего класса, который с каждым разом набирал все большую силу, вклиниваясь между крупной буржуазией и трудящимися и требуя своей доли политической власти. Существенным фактором этого явления был быстрый процесс урбанизации, который перенес центр политической власти из села (латифундистская олигархия) в города (средние слои). В 20-х годах городское население по численности превысило сельское население.

В армии после гражданской войны 1891 года под руководством наемника Кернера, поднявшегося между тем до начальника генерального штаба, произошла профессионализация, что создало ясно очерченную военную специализацию и тем самым в окончательной форме закрепило отделение военной власти от власти гражданской. Но вместе с этим исчезла также и скрытая от несведущих монополия, которую сохраняли до того времени семьи олигархии на офицерские должности.

Армия превратилась таким образом в важное средство в руках средних слоев для продвижения по социальной лестнице. Создание в 1907, 1912 и 1919 годах офицерских лоджий, конспиративных кружков и других подобных объединений показывает, что мелкобуржуазные элементы пытаются заполучить гораздо больше влияния в военной среде.

Латифундизм, начиная со второго десятилетия XX века, испытывает кризис. Он уже утерял свои рынки по продаже пшеницы в Австралии и на тихоокеанском побережье Соединенных Штатов, рост внутреннего потребления вызывает постоянный дефицит продуктов. Панамский канал обесценил все значение Магелланова пролива, что содействует медленному умиранию чилийских портов. Начиная с середины десятилетия, появляется городской промышленный пролетариат, сосредоточенный на предприятиях легкой промышленности, заменившей европейский импорт, прекратившийся в связи с первой мировой войной. Пролетариат пополняет свои ряды рабочими-железнодорожниками, трамвайщиками и портовиками. Социалистические идеи проникают на север, в пампу, а в качестве бесспорного лидера рабочего класса выдвигается Луис Эмилио Рекабаррен[59].

Первая мировая война ослабляет Британскую империю и в определенной степени усиливает американский капитал. Английские капиталы вытеснены из селитряных копей, капиталовложения, необходимые меднорудной промышленности, осуществляются американскими монополиями.

В целом десятилетие 1910–1920 годов в различных латиноамериканских странах отмечено ослаблением политической гегемонии старой традиционной олигархии, которая вытесняется растущим средним классом. Процесс этот в некоторых странах (Мексика) весьма показателен и характеризуется насилием, в других, как Аргентина или Чили, он развивается парламентским путем.

В 1920 году ловкий реформист и демагог Артуро Алессандри занимает президентское кресло в Чили под флагом двусмысленной программы конституционного обновления. Но массовые расстрелы рабочих, как мы видели, продолжаются и при нем.

Переход политической власти к средним слоям ведет к обострению напряженности внутри господствующего класса, а это напряжение вызывает новое прямое вмешательство вооруженных сил. В сентябре 1924 года молодые офицеры, сгруппировавшиеся вокруг Карлоса Ибаньеса дель Кампо, появляются на галереях здания парламента и роковым «лязгом своих сабель» заставляют законодателей принять 18 законов, откладываемых на протяжении многих месяцев. Но, не удовлетворившись этой демонстрацией своей силы, военные свергают президента и передают власть консервативной хунте во главе с адмиралом Неффо. Алессандри покидает страну и эмигрирует.

Компромисс между консерваторами и реформистами в рядах военных не мог быть прочным. В 1925 году Неффо свергнут в результате государственного переворота, и вновь призывается Алессандри, который возвращается в страну и становится президентом в ореоле славы и величия. Вводится новая конституция, которая действовала до 11 сентября 1973 года и которая устанавливала сильную исполнительную власть и вводила социальное законодательство, передовое для того времени. Вкупе с проведенными реформами она была направлена на модернизацию капиталистической системы.

Новая «сильная личность», генерал Карлос Ибаньес, ставший сначала военным министром, а начиная с 1927 года президентом, устанавливает диктаторское правительство и проводит политику маятника между репрессиями и реформами.

Окончательный слом действующей модели происходит, только когда мировой экономический кризис сметает правительство Ибаньеса.

Чили больше всех латиноамериканских стран переживает спад в мировой торговле. Спрос на медь в индустриальных странах стремительно катился вниз. За пятилетие 1930–1933 годов объем чилийского экспорта падает на 33 процента по сравнению с периодом 1925–1929 годов, а его стоимость снижается в такой степени, что Чили теряет 58 процентов всей стоимости экспорта. В свою очередь и импорт уменьшается на 60 процентов.

Это резкое нарушение экономического ритма имело, однако, и неожиданный положительный эффект, вынужденное уменьшение импорта подействовало на местную промышленность как своего рода система протекционистских таможенных тарифов. В движение пришел ускоренный процесс индустриализации, которая должна была заменить то, что нельзя было ввозить. В последующие десятилетия доля промышленности в валовом национальном продукте постоянно возрастала, в то время как доля импорта снижалась.

Легкая промышленность росла и развивалась в значительной мере под контролем местного капитала. Ослабление капиталистической метрополии в связи с мировым экономическим кризисом в 1929 году, а позднее и второй мировой войной делает возможным появление еще очень слабой промышленной буржуазии, чьи интересы (наряду со средними слоями и остатками латифундистской олигархии) будут доминировать на политической сцене на протяжении следующей фазы развития.

Иностранное проникновение также меняется и по своему происхождению и по своим целям. Английский капитал теряет свое влияние в силу кризиса. Новая метрополия — Соединенные Штаты. Одновременно меняется и главное содержание экспорта. Синтетические удобрения вытесняют селитру на мировом рынке, а ее место вновь занимает медь.

В 1931 году катастрофическое положение в экономике вызывает уличные манифестации. Ибаньес подает в отставку, президентское кресло занимает вице-президент Монтеро и пытается осуществить «оздоровление экономики» по старому либеральному рецепту: свобода цен, снижение расходов на социальные нужды и замораживание заработной платы. Эта последняя мера затрагивает также и вооруженные силы, покупательная способность их окладов снижается наполовину. В Кокимбо восстают военно-морские части, которые образуют «советы» по образцу русских советов, но на движение обрушиваются репрессии.

Перед тем как покинуть свой пост, Ибаньес для того, чтобы укрепить равновесие между сухопутными войсками и флотом, создал третий род вооруженных сил: авиацию. Именно коммодор авиации Мармадуке Грове Вальехо возглавил мелкобуржуазное офицерство, связанное с высокооплачиваемыми кругами средних слоев, так называемыми людьми «воротничка и галстука». Этот широкий союз привел к власти реформистскую хунту во главе с генералом Пуга. В результате целого ряда последовательно происходивших переворотов и рождается в июне 1932 года эфемерная социалистическая республика. Гражданским лидером этого движения является адвокат Эухенио Матта Уртадо. Грове верит в социалистические идеалы своих товарищей по оружию и отказывается вооружать рабочих. Он свергнут теми же самыми офицерами, республика продолжается каких-то 13 дней.

Второй переворот, возглавляемый Давилой, восстанавливает «порядок». Новая хунта держится у власти 100 дней. Новый переворот организовывает генерал Бланче. Он проводит выборы и передает власть победившему на выборах кандидату Артуро Алессандри, который на этот раз представляет «гражданскую диктатуру». Олигархия в страхе перед новыми брожениями социалистического характера и напуганная восстанием моряков в 1931 году и его народным характером создает свой собственный вооруженный корпус: республиканскую милицию. Укрепляется буржуазная конституционность и усиливается проникновение американского империализма.

В анализе чилийских вооруженных сил, опубликованном в итальянском марксистском теоретическом журнале «Ринашита» 21 декабря 1973 года, об этом периоде говорится: «Но самым важным была выработка в обстановке нового периода легальности настоящей идеологии «гражданственности» для армии, которой определялась, хотя бы и с чисто формальной, юридической точки зрения, политическая борьба. Это в конечном счете идеология господствующего класса, который со всей возможной гибкостью добивается установления реальной стабильности в стране, а поэтому не хочет прибегать к прямому вмешательству военных в целях обеспечения своего господства. Но речь идет, таким образом, об особой «гражданственности».

С этой точки зрения невмешательство армии рассматривается как одна из гарантий стабильности системы (вооруженный гарант), при этом отношения соперничества между отдельными ее звеньями дробятся на части в рамках строгого единства функций государства и его аппарата. Не случайно, что этот период совпадает по времени с наивысшей точкой в процессе технической профессионализации вооруженных сил, их автономии по отношению к политической жизни, но в рамках, которые определяются как «узаконение консерватизма». Эти положения настолько строго выполнялись, что многочисленные попытки осуществить разного толка внутренние «перевороты» в армии (в 1939, 1943 и 1955 гг.) были подавлены самими же военными.

Переворот Бланче в 1932 году станет последним вмешательством военных, вплоть до попытки переворота Вио («такнасо») в 1969 году. Новая модель национально-капиталистической индустриализации охватывает всю чилийскую буржуазию. Все годы до 1970 года характеризуются последовательной сменой все более консервативных, все более реформистских президентов. Политическая консолидация позволяет военным вернуться к выполнению своей функции простого присутствия. Репрессивные функции в этот период выполняются гражданской полицией и карабинерами.

В целом эта вторая критическая фаза развития капитализма в Чили характеризуется следующими моментами:

1. Переход от гегемонии английского капитала к гегемонии капитала американского.

2. Смена главной статьи экспорта селитры на медь.

3. Политическая власть переходит к средним слоям, то же происходит и в вооруженных силах; традиционная олигархия до конца не вытеснена, более того, имеет место устойчивое «урегулирование» между обеими фракциями господствующего класса.

4. В ходе мирового экономического кризиса начинается индустриализация национально-капиталистического характера, замена импорта.

Политические кризисы, соответствующие этим изменениям, происходят (в том, что касается участия в них военных) в два этапа: кризис 1924–1925 годов только заявляет о конце «старинной модели». Очертания «новой модели» проявляются первоначально в ходе мирового экономического кризиса и в плане политическом во время кризиса 1932–1933 годов.

Глава IX

Факты, изложенные в предыдущей главе, не оставляют сомнений в том, что военные всегда действовали как группа определенного давления на политическую жизнь Чили. Начиная с первых лет республики и в каждой политической ситуации военные, несмотря на внутренние разногласия и даже столкновения, как это было в 1891 году, всегда играли свою роль орудия защиты интересов господствующего класса.

Именно в этом контексте следует рассматривать мятеж в артиллерийском полку «Такна» в Сантьяго в октябре 1969 года, возглавленный генералом Вио при поддержке большей части молодого офицерства, главным образом капитанов и майоров.

Так называемое «такнасо» было остановлено самими военными как забастовка с экономическими требованиями, «с занятием места работы». Однако за этими видимыми причинами скрывались корни более глубокие, чем простая просьба об общем повышении окладов: мятежники требовали также быстрого обновления военной техники и снаряжения, оказывая таким образом давление с тем, чтобы немедленно были выполнены их неоднократные просьбы, на которые никто не откликался с 1958 года.

Журнал «Бюллетень экономической информации» чилийского сената в своем номере 204 отмечает, что в 1956 году во время второго президентства генерала Ибаньеса доля вооруженных сил в бюджете страны достигает своего самого высокого уровня—26,42 процента. Эта доля постепенно снижается и в 1971 году достигает своего самого низкого уровня — едва ли 7,82 процента. Кроме того, от 60 процентов до 70 процентов бюджета министерства обороны уходит на выплату жалованья, оплату пенсий, на содержание армии.

В 1960 году президент Хорхе Алессандри выдвигает лозунг о разоружении Латинской Америки, лозунг, который не встречает какого-либо отклика, однако он проводит в жизнь одностороннюю политику сокращения военных расходов в целях облегчения больших тягот, легших на государственную казну. В военных кругах назревает быстро растущее недовольство гражданской властью, которая оказывается глухой к нуждам обновления военной техники и снаряжения. В среде военных распространяются настроения о невозможности ввиду отсутствия фондов и соответствующих технических средств получить что-либо от гражданских властей и, наконец, начинает укрепляться растущая внутренняя оппозиция традиционному своему положению «конституционализма и гражданственности», положению иллюзорному, но формально, как мы видели, сохраняемому.

Флот со своей стороны жалуется на «потерю континентального престижа», указывая при этом, что у него нет авианосца, как у других латиноамериканских стран вроде Бразилии и Аргентины. Армия в свою очередь располагает почти только старыми артиллерийскими системами Круппа образца 1914 года или еще более устаревшим артиллерийским снаряжением Шнейдера, ее мотобронетанковый парк состоит в своем большинстве из американских танков М-3, которые еще в 1943 году в Ливии доказали свою невысокую оперативную ценность. Военно-воздушные силы практически сведены к кучке винтовых бомбардировщиков «Дуглас В-26» и нескольким английским реактивным истребителям «Вампир» или американским «Ф-80», принадлежащим к первому поколению этих летательных аппаратов, родившихся после второй мировой войны и отозванных из Кореи как устаревшие.

С точки зрения профессиональной чилийские вооруженные силы были обеспокоены будущей «войной на три фронта» в силу постоянных пограничных конфликтов с Аргентиной в южных районах и якобы реваншистских аппетитов со стороны Перу и Боливии на севере страны. На протяжении 60-х годов молодые офицеры твердят, что с такими совершенно недостаточными техническими средствами мало что можно сделать для обеспечения «внешней безопасности страны». Бще меньше они могут мечтать о том, чтобы влиять на формирование такой политики, которая удовлетворила бы их экспансионистские мечты, подкармливаемые профессорами «геополитики», сторонниками завоевания «жизненного пространства» прусской школы. Наивысшим авторитетом в этой школе и автором текстов, использовавшихся во всех высших военных учебных заведениях, является генерал Аугусто Пиночет.

Одновременно инфляционный процесс снижает реальные оклады военных. К концу 60-х годов недовольство становится всеобщим. 18 сентября 1969 года в день национального праздника майор Артуро Маршалл во главе одного Андского полка с опозданием прибывает на церемонию отдания почестей президенту Эдуарду Фрею, который присутствует на традиционном молебне в городском соборе. Военные договорились не присутствовать на этой обязательной церемонии. Договоренность была достигнута на собрании в офицерском казино в полку «Такна». Остальные заговорщики испугались в последний момент. Только Маршалл выполнил договоренность наполовину, за опоздание его увольняют из части. Но инцидент вызывает брожение; впервые недовольство военных прорывается публично.

Генерал Роберто Вио Марамбио, сын и зять военных, человек старой путчистской закваски, решает направить это брожение на пользу своим личным амбициям. Находясь на командном пункте Первой дивизии, расквартированной в городе Антофагасте, он становится во главе движения. Приезжает в Сантьяго и на рассвете 29 октября закрывается в казармах полка «Такна». На протяжении нескольких часов он знакомится с обстановкой и пытается выбросить лозунг о государственном перевороте по типу бразильского, где военное командование переносит свой аппарат внутреннего управления на правительство страны.

Полуимпровизированный переворот проваливается. Потерявшее свой престиж верховное командование во главе с министром обороны генералом в отставке Тулио Марамбио и главнокомандующим генералом Серхио Кастильо добивается временной и ненадежной поддержки со стороны генералитета. В конце концов приходят к временному соглашению, но до этого имели место случаи неподчинения и отказа выполнить приказ атаковать забаррикадировавшуюся воинскую часть. Марамбио, Кастильо и Вио ушли в отставку, в срочном порядке существенно повышаются оклады офицерам и солдатам, и президент Фрей разрешает приобретение европейского военного снаряжения на сумму 200 миллионов долларов.

Кризис, как казалось, был быстро преодолен, но оставил свои последствия. Они проявились год спустя прежде всего в убийстве нового главнокомандующего сухопутными войсками, конституционалиста Рене Шнейдера Шеро. Внутри армии появляются первые признаки брожения открыто фашистского толка. Его лидеры, генералы Вио и Каналес, полковник Альберто Лаббе и майор Маршалл, в конце концов объединились в той или иной форме с правыми политическими партиями и правыми элементами, находящимися на службе американского империализма.

5 сентября 1970 года адвокат Пабло Родригес Грее объявляет о создании гражданского фашистского движения «Родина и свобода», которое 29 июня 1973 года пытается захватить власть с помощью бронетанкового полка номер 2 под командованием подполковника Роберто Супер Онфрай и при поддержке других офицеров, покинувших своих коллег в последнюю минуту. Провалившееся «танкасо» позволило, однако, генералам, связавшим себя позднее с кровавым переворотом, который свергнет правительство Сальвадора Альенде, выявить офицеров, сторонников «гражданской» власти и противников переворота. Этих офицеров убрали со своих постов различными способами. Среди них в первую очередь был и главнокомандующий сухопутными войсками генерал Карлос Пратс Гонсалес, который вместе со своей женой будет убит в эмиграции 30 сентября 1974 года.

Совершенно очевидно, что «такнасо» 1969 года, далекое от того, чтобы быть простым и малозначащим инцидентом, оказало влияние на создание определенной ситуации для осуществления кровавого переворота в 1973 году. Но корни этого завершающего переворота были, как всегда, весьма сложными: как и в предыдущих случаях вмешательства военных, в его глубинах можно отыскать следы крупных изменений социально-экономического плана.

Вторая мировая война привела к новому перераспределению сфер влияния в мировом масштабе, перераспределению, которое окончательно закрепилось после корейского кризиса. Американский империализм, превратившийся в главного и неоспоримого лидера мирового капитализма, уже не встречает препятствий для своей экономической экспансии. Американские капиталисты устремились в Европу, Канаду, Азию… и в Латинскую Америку.

Оказывается, что если после окончания второй мировой войны, почти два десятилетия спустя после мирового экономического кризиса, американские инвестиции еще не достигли уровня, предшествовавшего этому кризису, то за два следующих десятилетия они утроились.

_{¹ Sunkel О., Senghaas D. Imperialismus und strukturella Gewalt. Frankfurt, 1972.}

Но иностранное проникновение изменилось также и качественно. До второй мировой войны американские капиталы вкладывались главным образом в сферу добычи (сельскохозяйственные товары, горнодобывающая промышленность, нефть), позднее инвестиции хлынули в обрабатывающую промышленность. Эта смена особенно заметна с 60-х годов. Участие американского капитала в обрабатывающей промышленности возрастает с 8 процентов в 1940 году до 18 процентов в 1950 году. В абсолютных цифрах американские капиталовложения в обрабатывающую промышленность увеличиваются в 9 раз за период с 1946 года (400 млн. долл.) по 1968 год (3700 млн. долл.).

Это общие цифры для всей Латинской Америки, за которыми скрываются значительные региональные различия в новой инвестиционной стратегии. Капиталы направляются преимущественно в те страны, где процесс индустриализации и замены импорта достиг к концу второй мировой войны большего развития, то есть в Бразилию, Мексику и Аргентину. В этих странах доля американского промышленного капитала в общем объеме инвестиций достигает соответственно 69 процентов, 68 и 64 процентов, в то время как в целом по другим странам она в среднем составляет 14 процентов.

Иными словами, иностранный капитал воспользовался основной инфраструктурой, созданной в ходе начавшейся индустриализации, которая осуществлялась с помощью национального капитала, энергетической базой, сырьем, транспортом, связью и квалифицированной рабочей силой для эксплуатации только что созданного внутреннего рынка. Десятки национальных предприятий, в том числе и многие банки, были приобретены в 60-х годах американским капиталом, или превратились в результате иностранного участия в простые их «чилийские филиалы».

Вместо того чтобы экспортировать сырье, его теперь перерабатывают полностью или до полуфабрикатов на месте на дочерних промышленных предприятиях. Реализация прибыли теперь происходит уже не в метрополии, а в самих зависимых странах. Это позволяет в то же время использовать и местные резервы капиталов для финансирования и для того, чтобы избежать возможных барьеров или таможенных и налоговых ограничений.

Организация иностранного капитала также переходит на новую ступень. Американские частные фирмы с простыми и легко контролируемыми операциями превратились в многонациональные корпорации. Качественно новым элементом в этих корпорациях является интернационализация производства, продажа стала интернациональной еще на предыдущих этапах. Наряду с американскими транснациональными появляются также крупные японские корпорации, равно как и в различных странах Западной Европы, которые выступают серьезными конкурентами на латиноамериканском рынке.

Процесс капиталистической концентрации и централизации достигает гигантского уровня в этих многонациональных корпорациях. Объем операций самых крупных из них далеко превосходит валовой национальный продукт большинства латиноамериканских стран и во много раз превосходит соответствующие национальные бюджеты этих стран. Чили, к примеру, со своим валовым национальным продуктом в 4500 млн. долл. заняла бы в списке этих экономических гигантов едва ли 19-е место. Во главе идет «Дженерал моторе» с 28 млрд. долл., 17-е место занимает крупнейший консорциум из ФРГ «Фольксваген» с 5 млрд. долларов.

Печально известный консорциум ИТТ занимает 11-е место с 7300 млн. долл., что в полтора раза превышает экономический потенциал Чили. Это огромное экономическое могущество, усиленное централизацией управления и широким кругом охваченных стран и отраслей экономики, предоставляет многонациональным корпорациям огромные возможности для осуществления политического влияния в различных государствах, а тем самым и возможность избегать контроля со стороны тех стран, на территории которых они оперируют, и даже со стороны своей собственной метрополии.

Интернационализация внутренних рынков под водительством транснациональных корпораций — вот модель империалистического проникновения, которая пытается усилить и укрепить свое господство в Латинской Америке, вытесняя предыдущую модель. Национальные капиталы оказываются слишком слабыми, чтобы выдержать напор монополий и одновременно привести в движение во внутреннем плане ускоренное накопление капитала, который смог бы подтолкнуть экономическое развитие и противостоять всевозрастающей отсталости по отношению к промышленно развитым странам. В этих условиях мирового рынка реформистские решения оказываются неприемлемыми. Теоретически можно принять только одно из двух крайних «решений»: сверхэксплуатация и безмерный грабеж или социализм.

Политика реформизма, направленная на расширение внутреннего рынка в интересах наиболее бедных слоев населения путем ограниченного перераспределения доходов, неизбежно обречена на провал так же, как и стратегия неолиберального развития, проводимая национальной промышленной буржуазией. Режимы, проповедующие такую экономическую политику, свергаются и заменяются репрессивными военными правительствами, главная задача которых состоит в обеспечении монополиям лучших условий для эксплуатации. Типичными примерами таких правительств являются Бразилия после 1964 года, Аргентина при Онгании (1966–1970 гг.) и Боливия при Баррьентосе и Бансере. Правда, есть некоторые исключения, но они не затрагивают саму тенденцию в целом на континенте.

В Чили процесс индустриализации начался примерно в 1930 году с очень низкого уровня, поэтому, несмотря на довольно высокие темпы роста, она не достигла тех размеров, которые заинтересовали бы иностранный капитал во внутреннем рынке Чили после второй мировой войны.

_{¹ Caputo-Pizarro: Dependencia е inversion extranjera. — “Chile Hoy”, Mexico, 1970, Citado en Krisen des Kapitalismus und militarische Intervention in Chile. — “Chile-Nachrichten”, n° 13, Westberlin, RFA, febrero de 1974.}

Проанализированные выше тенденции можно также наблюдать и в Чили, хотя и в меньших размерах. Вначале Чили пребывает за пределами нового империалистического наступления в своем качестве «маленькой рыбешки». Ее главные связи с мировой экономикой продолжают развиваться по традиционной схеме экспорта сырья, в чилийском случае основным продуктом экспорта остается медь.

Американские капиталовложения в промышленность еще растут и в 1968 году, т. е. спустя десятилетие после первых инвестиций в меднорудное дело, но за 8 предыдущих лет они росли в 3 раза быстрее.

Относительная незаинтересованность многонациональных корпораций в чилийском рынке и исторические особенности страны (политически сильная буржуазия) делают возможным, что этот процесс в Чили приобретает несколько иную форму, чем в других странах Латинской Америки. Когда в других странах континента реформистская модель развития уже провалилась, в Чили, при президенте Эдуардо Фрее, она только подошла к своей вершине. И вместо того, чтобы тотчас перейти в новую схему, она начала развиваться в сторону другой единственно возможной альтернативы: социализма. Под сенью устойчивой буржуазной демократии смогло развиться движение трудящихся классов, которое в 1970 году достигло достаточной зрелости и силы, чтобы возглавить правительство страны легальным путем.

Но интересы мирового капитализма вступили в слишком большое противоречие с этой моделью-альтернативой, и было очевидно, что ее не потерпят слишком долго. Для того, чтобы «навести порядок», мировой капитализм имел в своем распоряжении «вооруженную руку американских корпораций» — чилийские вооруженные силы с их фашиствующими традициями и проведенной идеологической подготовкой их офицерского корпуса, проделанной в корыстных целях на военных базах империалистической метрополии — США.

В целом можно сказать, что чилийский военный переворот является политическим выражением нового структурного кризиса капитализма в Латинской Америке, кризиса, который предопределен следующими характерными моментами:

1. Транснациональные корпорации становятся основными формами империалистического проникновения.

2. Интересы монополий во всевозрастающей степени переносятся в сферу обрабатывающей промышленности и на внутренний рынок.

3. Национальная промышленная буржуазия теряет свою непрочную политическую гегемонию. Создается положение начального равновесия между различными фракциями господствующего класса — ситуация, при которой вооруженные силы, выполняя свою роль хранителя общих интересов капитализма, захватывают власть.

4. Частный национальный капитал вытесняется союзом иностранных монополий и государственного капитала (в чилийском случае это отражено в «Статуте капиталовкладчика» и в декрете-законе № 600, принятом в 1974 году). Частный национальный капитал участвует в этом союзе, но подчиняется ему на правах «младшего партнера». Экономическая база новой модели накопления — это неограниченная сверхэксплуатация рабочей силы, которая ведет к быстрому обнищанию широких масс.

В Бразилии, где модель «новой зависимости» достигла максимального развития, обогащение правящих классов оказалось на столь высоком уровне, что впервые позволяет, несмотря на все мотовство и бегство капитала, передавать маленькую частицу этих богатств «вниз». Уже не кажется невозможным, что модель «ассоциированной индустриализации» может в небольшой сфере давать в какой-то мере прирост капиталистического производства; в то же время из поверхностного процветания исключается огромное большинство населения и аннулируются социальные завоевания путем открытого и узаконенного насилия и репрессий.

Можно, следовательно, сказать, что в Чили переворот восстановил «нормальное» положение, нормальное в общем контексте развития Латинской Америки, введя страну в одинаковые для континента рамки. Не означает ли это, что в Чили нет никаких возможностей для освобождения, что и в континентальном масштабе не произойдет никаких глубоких изменений? Что надо ждать нового цикла в 40 лет, как это случилось в двух предыдущих случаях между двумя кризисами?

Не надо отвергать с закрытыми глазами эту пессимистическую альтернативу. На деле в Чили подошел к концу один этап, а надежда была окончательно утоплена в крови. Каждый предыдущий кризис сотрясал страну до основания, каждое вмешательство военных было надолго.

Однако надо отметить и то, что между предыдущими кризисами есть и существенная разница. Они разрешали конфликты между различными группами буржуазии и устанавливали чью-либо гегемонию, однако побежденная группа не теряла своего права на жизнь, даже в плане политическом. На этот раз, напротив, столкновение имело место на почве классовой борьбы. Рабочий класс, как класс, должен был быть подчинен победителям. Не случайно, что в этом кризисе впервые вооруженные силы действовали как единое целое (за исключением некоторых единичных случаев), в то время как ранее при возникновении враждебности между отдельными группами буржуазии они всегда тоже делились.

Новая модель эксплуатации не оставляет трудящимся другой альтернативы, кроме голода и рабства. Уже по истечении года после переворота степень обнищания населения вызвала первые случаи смерти от голода. Следовательно, трудящиеся не могут смириться с поражением. Каждый из предыдущих кризисов заканчивался расширением формального участия масс в политической жизни, сейчас, наоборот, это участие полностью исключено. В этих условиях полярной конфронтации оказывается немыслимой «нормализация» ситуации в сроки, которые можно было бы предвидеть.

9 октября 1973 года, меньше, чем через месяц после переворота, тогдашний министр иностранных дел хунты вице-адмирал Исмаэль Уэрта цинично заявлял перед Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций: «Чили избрала сейчас иной путь. Новое правительство не сделает и шага назад от завоеванного трудящимися, от своей политики абсолютной национальной независимости. Мы всеми силами будем защищать интересы Чили от посягательств империализма любого рода».

Год спустя медные консорциумы с восторгом отмечали новые соглашения с хунтой. «Анаконда» заявляла, что ее чистые доходы за квартал поднялись на 777 процентов по сравнению с тем же периодом 1973 года — 6,44 доллара на акцию вместо 73 центов. Исключительный скачок обязан щедрости хунты, которая уплатила астрономическую компенсацию за шахты, национализированные в 1971 году по единодушному решению чилийского конгресса, в котором партии, находившиеся в оппозиции правительству Альенде, имели большинство. Законность этой национализации в свое время не подвергалась сомнению даже самими потерпевшими компаниями. Некоторые из них получили компенсацию (Серро Паско и К^° — 18 млн. долларов), а другие, как «Анаконда» и «Кеннектикут», остались должниками чилийской казны, получив в прошлом излишки прибылей. Эти излишки могли высчитываться из сумм, полагавшихся в качестве выкупа, как это устанавливал тот же закон, за который, как уже отмечалось, проголосовал парламент, в большинстве своем состоявший из противников Альенде.

Некоторое время спустя новая скандальная уступка—125 млн. долларов в пользу ИТТ — лишний раз подчеркнула, что хунта была готова еще более увеличить гигантский внешний долг Чили только для того, чтобы продемонстрировать свою добрую волю по отношению к корпорациям, в защиту интересов которых она подняла оружие, затопив страну морем крови, применяя пытки и террор.

Эту акцию чилийских вооруженных сил левые силы должны были предвидеть. Сейчас было бы в высшей степени спекуляцией дискутировать о различных путях, по которым мог бы пойти дальше чилийский опыт, особенно после решительной поддержки, оказанной трудящимися Чили Народному единству в начале 1971 года, когда муниципальные выборы показали, что более 50 процентов населения поддерживало правительство. Реально было в этот момент создание вооруженной народной милиции? А если и не на этом этапе, то позднее можно ли было избежать переворота, вручив оружие рабочим?

Истина состоит в том, что никто не знает ответа. Но еще задолго до чилийских событий были люди, кто предвидел роль, которую обязательно должны были бы сыграть вооруженные силы в том случае, если бы народное движение пришло к власти любым путем, невооруженным путем: «И когда речь идет о завоевании власти путем выборов, наш вопрос остается все тем же: если народное движение придет к власти в стране путем широкой поддержки на выборах и начнет последовательное осуществление крупных социальных преобразований, составляющих его программу, с помощью которой оно победило, не вступит ли оно немедленно в конфликт с реакционными классами страны? Не была ли армия всегда инструментом этих классов в деле подавления народных движений? А если это так, то можно предположить, что армия выступит на стороне своего класса и войдет в конфликт с конституционным правительством. Это правительство может быть свергнуто в результате более или менее бескровного государственного переворота, что вновь приведет к нескончаемой игре. Может в свою очередь быть разгромлена и армия-угнетатель посредством вооруженных народных выступлений в поддержку своего правительства. И что нам кажется практически невозможным, так это то, что вооруженные силы благосклонно воспримут глубокие социальные преобразования и безропотно склонятся перед перспективой быть ликвидированными как каста»[62]

В обстановке нынешней кровавой и эксплуататорской оргии, жертвой которой стал народ Чили, раздаются тем не менее голоса, указывающие будущий путь, — путь, который не отделяет от конечной борьбы и значительный слой чилийских граждан, носящих форму, но тем не менее сознающих необходимость встать на службу широким массам трудящихся. В соответствии с темой этой книги мы предоставим в заключение слово одному из чилийских военных, из тех военных, очень малочисленных, но продемонстрировавших, что, несмотря на все, есть еще честные люди в рядах чилийской армии. Заключительные слова этой книги станут одновременно и последними в жизни генерала Карлоса Пратса, главнокомандующего, оставшегося до конца верным долгу и изгнанного хунтой и подло убитого в эмиграции 30 сентября 1974 года: «У меня только одно огромное желание, чтобы как можно скорее пришел день, когда основная масса моих товарищей по оружию сами убедятся, что были обмануты и что они впали в самую страшную историческую ошибку, превратившись в палачей своего народа и своей страны. Только с этого момента может начаться наш путь к освобождению».

* * *

Редактор A. В. Измайлов

Художник А. Б. Бобров

Художественный редактор B. А. Пузанков

Технический редактор Г. И. Немтинова

Корректор И. М. Лебедева

* * *

_{Сдано в набор 28.12.81 Подписано в печать 1.06.82 Формат 84x108/32 Бумага офсетная Гарнитура школьная Печать офсетная Условн. печ… л. 11,76 Уч. — изд. л. 11,10 Тираж 10 000 экз. Заказ № 508 Цена 50 к. Изд. № 31595}

_{Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Прогресс» Государственного комитета СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Москва, 119021, Зубовский бульвар, 17}

_{Тульская типография Совэполиграфпрома при Государственном комитете СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, г. Тула, проспект Ленина, 109}