Ингвар Кампрад всегда настаивал на том, чтобы магазины ИКЕА работали в России, несмотря на то, что практически все в его окружении были категорически против. И хотя для этого человека было обычным делом высказывать точку зрения противоположную общему мнению, в случае с этой страной у него были для этого серьезные основания.
Сегодня его аргументы о необходимости выхода на российский рынок приняли почти все. Теперь всем кажется очевидным и совершенно естественным, что ИКЕА работает в России. Сам я, должен признаться, поначалу был одним из ярых противников этой, как тогда казалось, совершенно безумной идеи.
Самым большим рынком ИКЕА сейчас и на многие годы вперед является Европа. Сырье, которое в первую очередь требуется для производства товаров ИКЕА, – это в основном дерево, особенно массив березы и сосны. В производстве большинства товаров также используются металлы, особенно железо и алюминий. Для изготовления изделий из пластика необходима нефть. В Европе есть страна, обладающая самыми богатыми в мире запасами самых необходимых для ИКЕА ресурсов. Это Россия.
Помимо сырья здесь есть огромный производственный потенциал и высококвалифицированный персонал. Таким образом, инвестиции в Россию могли бы стать для ИКЕА гениальным решением ключевой проблемы, с которой мы сталкиваемся повсеместно, – это вопрос логистики и снабжения.
А как же быть с многочисленными трудностями, существующими в этой стране, – неужели Кампрад о них не знал? Конечно, знал, но он всегда считал трудности и препятствия преимуществом.
Большой проблемой была невозможность добиться постоянного уровня качества товаров, произведенных в России. Качество могло быть каким угодно – от безупречного до совершенно неприемлемого. Еще одна сложность: практически полное отсутствие предпринимательского духа. А что с логистикой? Есть неплохо развитая сеть железных дорог, но на большей части страны отсутствуют нормальные автотрассы. Таким образом, фактически приходилось ограничиваться теми территориями, на которых существовала более-менее надежная транспортная инфраструктура. Нежелание российских производителей экспортировать свою продукцию было более чем явным: во-первых, внутренний рынок поглощал все, что производилось, а во-вторых, предъявлял существенно более низкие требования по сравнению с зарубежными. Добавьте к этому морально устаревшую структуру производства на большинстве российских предприятий.
Обо всем этом мы знали не понаслышке. С конца 1980-х годов в Санкт-Петербурге работал закупочный офис ИКЕА, который без особого успеха пытался наладить закупку товаров на российских фабриках. На Россию приходилось менее 1 процента всех закупок нашей группы компаний. А то, что этот неполный процент составлял около 25 процентов всего экспорта российской мебельной продукции, скорее свидетельствовало о незначительных объемах экспорта мебели из России.
Может показаться, что главная задача ИКЕА в России – обеспечить европейский рынок сбыта товарами, произведенными в этой стране. В долгосрочной перспективе уже одно это было бы достаточным основанием для того, чтобы Ингвар Кампрад загорелся этим рискованным проектом. Но была и более глубокая и серьезная причина, которая перевешивала все другие соображении – мечта «человека, обустроившего Швецию» изменить к лучшему и повседневную жизнь россиян.
Безусловно, он понимал, что со временем эта страна станет для нас одним из наиболее перспективных рынков, но он также видел, что на это уйдет уйма времени, денег и ресурсов. Помню, накануне открытия первого нашего магазина в России я поделился с ним своими предположениями о том, что эти инвестиции окупятся через пять, а то и десять лет. «Знаю, Леннарт, знаю… зато потом!» – сказал он, потирая руки.
Две движущие силы – стремление решить наболевшую проблему снабжения магазинов товарами и мечта о том, чтобы обустроить Россию, – тесно взаимосвязаны и дополняют друг друга. По опыту мы знали, что вслед за открытием нашего магазина в той или иной стране объем закупок товаров для ИКЕА в этой стране тоже заметно возрастает за счет того, что активизируются контакты с местными производителями. Так происходило практически везде, где начинала работать наша розничная сеть.
Чем больше у нас будет покупателей в России, тем больше средств ИКЕА сможет инвестировать. Чем больше инвестиций, тем больше у нас будет возможностей для сотрудничества с российскими производителями, а это, в свою очередь, станет способствовать росту объема закупок в России и, соответственно, улучшению снабжения магазинов ИКЕА по всему миру. Ингвар Кампрад очень четко это понимал уже тогда, когда никаких планов относительно России не было и в помине.
Итак, Ингвар принял решение уже давно, и сбить с пути его не могли ни совет директоров, ни правление группы компаний ИКЕА, ни трудности, с которыми предстояло столкнуться в России. Это в характере Кампрада: раньше или позже, но он всегда добивается чего, чего хочет. Даже если и не с первой попытки.
Ингвар Кампрад всерьез заинтересовался Восточной Европой в 1950-е годы, когда шведские поставщики объявили ИКЕА бойкот из-за слишком низких цен. Прежде всего, он стал присматриваться к Польше. А в конце 1970-х годов отправился в путешествие по России, чтобы составить собственное впечатление об этой стране и ее возможностях. Эта поездка оставила глубокий след в его душе.
В отличие от Польши, с которой у ИКЕА к 1980-м годам сложилось очень активное и тесное сотрудничество, взаимодействие с огромным и закрытым Советским Союзом развивалось совсем не так интенсивно. Несмотря на это, Кампрад никогда не расставался с идеей о том, что развитие контактов с российскими предприятиями в долгосрочной перспективе окажется для ИКЕА решающим фактором успеха. Изменить его точку зрения было невозможно, даже несмотря на то, что многие в правлении и слышать об этом не хотели.
Когда в середине 1980-х совет директоров принял долгожданное решение о выходе на рынок США, Ингвар предложил «начать не с Америки, а с России». Не думаю, что тогда хоть кто-нибудь воспринял его слова всерьез. Отчасти потому, что все знали о его склонности занимать противоположную точку зрения перед принятием важного решения. Это был его способ заставить всех собраться и аргументированно доказать, что решение принимается верное.
Но Ингвар упорно продолжал твердить о России, и в конце 1980-х годов правление ИКЕА решило открыть свой первый на территории СССР закупочный офис. Никто не ставил перед ним цели добиться успеха – напротив, многие шутили, что расходы на его содержание превосходят объемы закупок. Это не смущало Ингвара, который, не афишируя это в ИКЕА, отправился в Москву на встречу с Николаем Рыжковым, занимавшим в то время пост председателя Совета министров СССР. Не стал Ингвар распространяться и о сенсационных результатах этой встречи (соглашение о скорейшем открытии в СССР восьми магазинов фирмы). Думаю, он не очень хотел предавать свой демарш огласке, поскольку не до конца был уверен в его успехе. Единственным свидетельством того события осталась фотография, которая с тех пор украшает стену кабинета Ингвара в Дании: Кампрад и Рыжков, улыбаясь, обмениваются рукопожатиями.
Попытки Ингвара воплотить в жизнь результаты этой исторической встречи ушли в песок после развала Советского Союза. Непредсказуемо быстрое крушение еще недавно незыблемой громады совершенно спутало наши планы. Во всяком случае, на какое-то время.
Ингвар не был бы Ингваром, если бы бросил свои замыслы. К концу 1980-х в ИКЕА сформировалась очень сильная команда, работающая в Восточной Европе. Этих людей ему удалось быстро увлечь идеей о России.
В начале 1990-х годов группа представителей нашей компании отправилась в эту страну, чтобы определить, где в перспективе можно было бы построить магазины ИКЕА. Предполагалось начать с Санкт-Петербурга, а продолжить в Москве. За неожиданно короткое время и несмотря на многочисленные трудности этой группе удалось достичь больших результатов. Полным ходом шла подготовка к приобретению земельного участка в Петербурге, был подписан протокол о намерениях, касающийся территории к северу от Москвы. Молодой и очень активный мэр подмосковных Химок Юрий Кораблин, своей быстрой карьерой обязанный тому, что за пару лет до этого во время путча поддержал Бориса Ельцина, хорошо понимал все преимущества, которые влечет сотрудничество со всемирно известной компанией. Российский проект стремительно набирал обороты. ИКЕА активизировала работу с местными поставщиками, заметно расширила штат сотрудников и обзавелась офисом в Москве. Начали прорабатывать планы строительства лесозавода в Сибири.
Наконец, в правлении группы компаний ИКЕА появились люди, готовые выслушивать утопические планы Ингвара о том, чтобы обустроить Россию. Все складывалось как нельзя лучше. Но в октябре 1993 года в Москве чуть не началась гражданская война, танки стреляли по Белому дому, в стенах которого укрывалась группа парламентариев, протестующих против действующего курса правительства. Помню, я смотрел по телевизору (в России я к тому времени еще ни разу не был), как по центру Москвы разъезжает бронетехника и как в стене Белого дома образовалась дымящаяся дыра. По официальным данным, в результате этой демонстрации силы погибло 150 человек.
Я до сих пор вспоминаю эти кадры каждый раз, когда прохожу мимо Белого дома, в котором сегодня заседает правительство. Российская команда менеджеров и правление ИКЕА были едины: немедленно сворачивать проект и уезжать! Столь радужные поначалу мечты внезапно оборвались. Пробуждение было горьким, особенно для главного мечтателя – самого Ингвара Кампрада.
В довершение всего возникли непредвиденные последствия. Худшим из них стало то, что лесозаготовительное предприятие в Сибири, в которое мы к тому времени уже довольно легкомысленно вложили крупные средства, так и не было введено в строй, и эти инвестиции растаяли как дым. Прогнозы объемов закупок оказались чрезмерно оптимистичными, а это неизбежно означало, что нам придется серьезно сокращать штат сотрудников. Абсолютное большинство членов правления либо утвердились в своей прежней мысли, либо теперь пришли к стойкому убеждению, что ИКЕА и Россия несовместимы. Никогда!
Я немало поездил по Европе, прежде всего по Германии и Швейцарии, организуя снабжение. Поскольку я непрерывно обращал внимание руководства на неправильно сформированные заказы и невыполненные обязательства, я сначала побывал ответственным за розничную сеть и строительство новых магазинов в нескольких странах, а потом был повышен до руководителя этого направления в целом регионе. Я жил то в Бельгии, то во Франции, то в Швейцарии. Когда меня перевели в центральный офис, находившийся в Дании, моя семья осталась в Швеции. То есть, даже когда я не мотался по всему свету, мне все равно приходилось постоянно ездить из Швеции в Данию и обратно. Проведя двадцать лет в съемных квартирах, я подписал договор, согласно которому должен был выйти на пенсию в 1998 году в возрасте 55 лет.
В 1997 году, за год до предполагаемого ухода, мне поручили найти земельные участки для возможного строительства наших магазинов в России. Конечно, я знал о мечте Кампрада, который возвращался к ней при любом удобном случае. В конце концов, даже президент группы компаний ИКЕА Андерс Моберг проникся его идеями и со временем стал все более оптимистично смотреть на возможность нашего выхода на Россию. Лично я тогда сильно сомневался в этом, но все равно отправился в Санкт-Петербург, где предполагалось открыть наш первый в России магазин.
Через несколько месяцев я присмотрел пару приемлемых участков и начал вести с властями переговоры о возможном их приобретении. Одновременно я решил все-таки съездить в Москву, на разведку. И только там я понял, каким огромным потенциалом в действительности обладает Россия. Москва отличалась от Петербурга так же, как Стокгольм от Авеста note 1 . Мое прохладное отношение к этой стране переросло в живое любопытство.
В Москве я сразу понял, что ИКЕА в России ждет успех. Москва – это жизнь. Москва – это пульс. Москва буквально дышала энергией и жаждой перемен, и я проникся этой энергией. Я начал увлеченно разрабатывать бизнес-планы, чтобы скорее открыть несколько наших магазинов в российской столице, и нашел аргументы, которые показались убедительными даже Мобергу. Тот приехал в Москву, очень быстро заразился моим энтузиазмом, и мы стали единомышленниками. И решили, что начинать надо не с Петербурга, а именно с Москвы.
Все закрутилось, и осенью 1997 года руководство ИКЕА созрело достаточно, чтобы предпринять третью попытку выйти на российский рынок. Как-то Андерс между делом спросил меня, не хочу ли я подумать о том, чтобы руководить работой ИКЕА в этой стране. Ни секунды не раздумывая, я ответил: «Ни за что!». Я не намерен был отказываться от планов на будущее, хотя, по правде говоря, предложение было заманчивым. Но представить себе, что я поеду в Россию, буду там жить и работать, опять оставлю семью, – нет, это уж слишком! Кроме того, я был совершенно уверен в том, что родные никогда не захотят вновь покидать Швецию – во всяком случае, уж точно не ради России.
Андерс Моберг, большой друг нашей семьи, сразу понял, что мнение моих домашних будет ключом к решению вопроса, и привлек на свою сторону моих дочерей, Линду и Майю. Он спросил их, что он может сделать, чтобы убедить их переехать вслед за папой. Девочки, одной из которых тогда было пятнадцать, а второй двенадцать лет, не раздумывая ответили, что хотели бы после школы работать в ИКЕА. Надо сказать, эти барышни, которые буквально с колыбели мотались с нами по всему миру, – главные фанаты ИКЕА в нашей семье.
Андерс написал каждой из них именное официальное письмо, в котором обещал, что они получат работу в компании после успешного окончания учебы. Я не знал, злиться мне или восхищаться столь нетривиальным подходом. Очередное подтверждение того, что к ИКЕА как ни к какой другой компании подходит определение «семейное предприятие». В общем, результат известен – Андерс заручился их поддержкой и с этого момента мои девочки стали говорить о России как о большом и увлекательном приключении.
Моя жена, Анна, поняла, что вопрос уже решен. По сути, это означало, что именно ей придется отказаться от всех своих планов на будущее. Она взяла отпуск во французской школе в Стокгольме, где работала преподавателем, а позже вынуждена была и вовсе уволиться.
В январе 1998 года меня назначили руководителем по развитию бизнеса ИКЕА в России. Я никогда не спрашивал Андерса или Ингвара, почему они хотели поручить эту задачу именно мне, но подозреваю, что это как-то связано с тем, что я всегда отличался упорством и непреодолимой жаждой действия. Эти качества иногда создавали напряженность в моих отношениях с руководством, но для выполнения поставленной задачи подходили как нельзя лучше.
Ингвар как-то сказал, что для России ему нужен человек, который сможет войти через дверь после того, как его выкинут в окно, или будет сидеть и спокойно работать, когда этажом ниже бушует пожар. Думаю, эта характеристика скорее подходит для него. Во всяком случае, меня раньше никогда не выкидывали в окно, и мне не доводилось попадать в пекло.
Я согласился участвовать в этом проекте при условии, что ИКЕА в России будет работать в полном объеме: мы будем открывать такие же магазины, как и везде, с полным ассортиментом, низкими ценами, и будем печатать и рассылать наш каталог.
Моберг и Кампрад были полностью со мной согласны. Мы также решили попробовать строить не просто магазины, а огромные торговые центры, в которых ИКЕА будет только частью. Я потребовал также, чтобы ИКЕА в России действовала как проектная организация, руководитель которой будет подчиняться непосредственно президенту группы компаний, а не директору соответствующего региона.
Итак, с января 1998 года я почти все время проводил в Москве. Поначалу я целыми днями ездил по городу на стареньком джипе «Ниссан», управлял которым шофер Владимир. Искать землю через маклера было немыслимо. Я должен был сам изучить город. Мы прочесывали Москву улица за улицей. Мы фотографировали и составляли подробное описание каждой площадки, где хотя бы гипотетически можно было построить магазин ИКЕА. Сначала на моей карте было много таких площадок, но со временем осталось всего несколько. Моя семья, которая тем временем активно готовилась к переезду, должна была приехать в Москву к началу учебного года, то есть в августе.